***
— Ага. Так и думал, — говорит Ирвинг, входя в незапертые двери. Тайрелл безнадежно плачет на коленях у пустой кроватки сына, прижимая полог к щеке. — На хрен из моего дома, — говорит он, увидав незванного гостя. — Ты же заодно со всеми этими из Темной Армии? — Ого! Я сейчас уйду, если захочешь, — примирительно отвечает Ирвинг. — Но сначала кое-что выслушай. Тай никак не может перестать всхлипывать. Ирвинг стремительно идет в другую комнату и возвращается с каким-то покрывалом. Он укутывает в него сидящего Тайрелла, и сам опускается на пол рядом. Тяжелое покрывало охватывает тело, словно сжимает в объятиях. — Не стоит опять связываться с Эллиотом, — говорит Ирвинг. — Уж поверь мне. Он не беспокоится о тебе. А с нами сможешь получить все, что хотел. Я знаю, вскоре тебя ждет еще одно повышение. Станешь генеральным директором корпорации «E». Разве не об этом ты мечтал? Твое дело — как можно быстрее переправить один заводик в Конго. И после этого тебя оставят в покое. Вот здесь все указания, — он кладет папку рядом. — Прочтешь — сожги. — Я устал выполнять указания, — измученно говорит Уэллик. — Понимаю. Но делать это все равно приходится. Нам всем приходится. Рука Ирвинга скользит под покрывало, по спине Тая. Поглаживает, растирает, ходит кругами. — Эллиот ведь тоже диктует тебе, что делать. Так какая разница? Тайрелл молчит. Он выглядит так, будто у него нет сил шевелиться. — Ну, ок. Теперь я могу идти. Смотри-ка, у тебя есть два сценария вечера. Я ухожу. А ты… гм, сидишь здесь, в пустой квартире, думая о том, что потерял. Или я остаюсь и иду на кухню готовить нам пасту с лисичками. А после мы ужинаем, и обсуждаем способы вернуть твоего сына из Дании. Что выбираешь? — Почему все так?! — говорит Тайрелл не Ирвингу, а куда-то в пространство. — Я делал все абсолютно правильно! Красивый дом, красивая семья, красивая карьера. Они не свалились с неба, как некоторым, все давалось неимоверными усилиями. И вот ничего нет… Жена мертва, да еще и убита ее любовником, а сын… а сын… Ирвинг думает: когда он уйдет, вокруг Тайрелла сомкнется равнодушная тишина. И тянет время, спрашивает: — Ребенок в приюте? — Нет, оттуда его уже отдали родителям жены, в Данию. Я думал: буду отличным отцом. Когда Джоанна держала на руках малыша, казалось, будто я сам родился заново! Будто сын — часть меня, лучшая часть, продолжение души и тела. Как без него? — Почему ты его не заберешь? — Не твое дело! — Так мне уйти или нет? Тай молчит. Ирвинг встает, хлопает его по плечу и направляется к выходу. — Останься, — Тайрелл не приказывает, не просит, скорее шепчет без выражения, словно читает текст. Но Ирвинг слышит и разворачивается. — Займемся ужином, — говорит он, как ни в чем не бывало. — Пойдем на кухню. Главный секрет этой пасты — конечно, в небольшом количестве коньяка в соусе. И в том, чтобы грибы были не слишком мягкими и не слишком упругими, иначе их текстура не станет дополнять спагетти аль денте. К счастью, у меня с собой все продукты. Собирался приготовить дома. Идем! Хозяин дома не шевелится. — Тай, я же не говорю: встань и иди, когда внутри все болит, — тихо объясняет Ирвинг. — Я понимаю, что такое потеря. Но когда у тебя грипп, ты же все равно пытаешься что-то есть, что-то смотреть или слушать, может быть, умываешься. Сейчас надо двигаться понемножку. Беречь себя, будто температуришь, баловать. Ну, знаешь, там, как наши матери в детстве: морс возле кровати, малиновое варенье, новые книжки. Тайрелл смотрит пустыми недоумевающими глазами. — Не знаешь? А, ладно! Идем, натрешь пармезан, пока я буду возиться с грибами. Давай, давай. Тай нехотя встает и идет на кухню за фиксером. Ирвинг почти одновременно варит спагетти, ставит сковородку, промывает в дуршлаге грибы. — Угу, молоденькие, шляпки не раскрылись еще — прекрасно, не будут горчить, — мужчина принюхивается к сырым грибам и оглядывается на Тайрелла. — Запах правильный, абрикосовый. Знаешь, в чем прелесть лисичек? В них не бывает червоточин. В них есть что-то такое, особое вещество, отчего им не страшны никакие вредители. Тайрелл отрешенно наблюдает, как Ирвинг острым ножом с большой скоростью крошит грибы на четвертинки. Внезапно фиксер спохватывается, достает сыр, терку, тарелку и все это расставляет перед хозяином дома. — Действуй! — легко говорит Ирвинг, и Тай почему-то начинает тереть, хотя все происходящее кажется абсурдом. Грибы шипят на сковородке. — Хочешь поговорить о сыне? — спрашивает Ирвинг, надевая голубую силиконовую прихватку. — Не о чем говорить, — мрачно отвечает швед. Его красивые губы обиженно кривятся. Ирвинг косится на него, хватает сковородку и двигает ею так, что грибы подпрыгивают, проворачиваются в воздухе. — Есть причины унывать? Пусть ребенок и в Дании, тебе ведь ничего не мешает потребовать над ним опеку. Тай качает головой. — Хочешь, чтобы он переждал эту возню в безопасности? Допустим. Но тогда быстрее заканчивай дела — и сможешь его забрать. — Не смей рассуждать об этом! — вдруг взрывается Тайрелл. — Ты не знаешь! Ты не сможешь понять! Я потерял ребенка. И это не твоё дело! Ирвинг неодобрительно покачивает головой и молчит. Он вливает сливки, немного коньяка и посыпает соус какими-то травами. — Я говорил уже, в чем секрет этого блюда? — спрашивает Ирвинг и, не ожидая реакции, продолжает: — Розмарин и базилик — это, конечно, мило. Но ничто не сравнится с этим розовым порошочком — толченым корнем калгана. В этой стране такого качества не найдешь! Но его надо чуть-чуть. Совсем немного. Это как ярость в человеке, понимаешь? Если ее нет, блюдо становится пресным. Но если переборщить, есть будет невозможно. Ярости и калгана должно быть в самый раз. Ирвинг перемешивает деревянной ложкой, нюхает, говорит свое излюбленное «Ага», тщательно дует и подносит соус Таю: — Попробуй. Тот отшатывается с таким презрительным выражением лица, словно ему предлагают отбросы. — Что такое? Привык видеть пищу на фарфоровых тарелках? — поднимает Ирвинг бровь. Блондин остается все таким же безучастным, пока Ирвинг заправляет блюдо пармезаном, достает вино, оливки, зелень, хлеб, накрывает на стол, хозяйничая в шкафчиках на чужой кухне. И только когда он садится за стол и все выглядит почти как в ресторане, Тайрелл машинально принимается за еду. Ирвинг какое-то время ест с аппетитом, молча. Потом начинает рассказывать смешную историю об одном странном покупателе авто, из тех, с кем недавно имел дело. Тай не улыбается, вряд ли слушает, сосредоточенно крутит на вилке макаронины, поддерживая аккуратные клубочки ложкой. Ест он красиво, как в рекламном ролике. — Ты вообще-то любишь спагетти? — спрашивает фиксер. Тайрелл пожимает плечами. После ужина Ирвинг советует Таю как следует выспаться, чтобы быть готовым к дальнейшим свершениям. Фиксеру кажется, что хозяин дома едва переносит его присутствие и стремится поскорее остаться один. Или, наоборот, он тревожно ждет: когда за гостем закроются двери, когда дом затопят одиночество, тьма и тишина. — Уже очень поздно. Ты можешь остаться… лечь внизу на диване, — нерешительно предлагает он. — Такси работают круглосуточно, — отмахивается Ирвинг, недовольно изучая сообщения в телефоне. Но потом внимательно всматривается в Тайрелла и добавляет: — Просто не хочется тебя беспокоить. У меня, конечно, завтра встреча с утра в этом районе. Было бы крайне любезно с твоей стороны… — Оставайся, — машет рукой Тай. Так, будто его долго об этом упрашивали.***
Среди ночи, возвращаясь из туалета, Ирвинг слышит странные булькающие звуки из комнаты Тайрелла. Все взвесив, фиксер решительно стучится в его комнату, а затем заглядывает туда. — Всего лишь кошмар, — улыбается Тайрелл самой натянутой из возможных улыбок. Моргая покрасневшими глазами. То ли не спал и плакал, то ли и вправду дал волю чувствам во сне. — Слушай… я же вижу, как тебя это мучает… расскажи о ребенке. Я решаю разные ситуации. А вдруг все не так страшно, как кажется? Он присаживается на край кровати Тайрелла. Тот лежит на спине, закинув руки под голову, и напряженно рассматривает потолок, на котором играют тени от ночника. — Знаешь… все сложно… — очень тихо говорит он. — Джоанна, пока меня не было, не только подала на развод, но и хотела лишить меня родительских прав. Заседание назначили уже после ее смерти, но она передала все документы о том, что это не мой ребенок. Отрицательный тест на отцовство. Поэтому его и отдали не мне, а родителям Джоанны, в Данию. Ирвинг, присвистнув, качает головой. — Да нет, этого быть не может! — вскидывается Тайрелл. — Это все ложь! Ребенок, конечно, мой. Я понимаю жену. Я был тогда объявлен на всю страну террористом. Она хотела безопасности для нашего сына. Нормального будущего. Репутации. Я ее понимаю! — Если ты уверен, что это твой сын, можно договориться, сделать повторный тест и добиться опеки. Ты пока что невыездной, но я, например, мог бы заехать в Данию. Толкнуть дело с мертвой точки. — Ее отец ненавидит меня, — недоверчиво качает головой Тайрелл. — И он… он очень обеспеченный человек. — Об этом не волнуйся. Я умею находить подход к людям. Видишь, все, оказывается, не так уж безнадежно. — Но я не хочу делать ДНК-тест… — шепчет Тайрелл, опуская голову. — А вдруг это все же не мой ребенок… Не хочу знать! Ирвинг усмехается его наивности. — Слушай, разве ты не знаешь, как это делается? Попросим нужных людей, и тест гарантированно будет в твою пользу. — Ребенка, правда, могут мне вернуть? — Тайрелл смотрит широко распахнутыми глазами. — А что тут нереального? Все будет хорошо. Надо просто действовать. Расскажи-ка мне об этом ее отце все, что ты только знаешь. И вообще о всех родственниках Джоанны. Живых и мертвых — без разницы. Ирвинг готовится слушать, запоминать и не очень отдает себе отчет в том, что устраивается поудобнее на кровати Тайрелла. Фиксер понимает, что лежит рядом с ним, лишь по изумлению в глазах блондина. Кажется, это не очень то вежливо. Кажется, усталый Ирвинг привычно продолжил разговор в постели, как у себя дома со случайным партнером из ночного клуба или мальчиком из эскорт-услуг. Маленький совет: если обошелся с человеком, не подумав, никогда не отыгрывай назад. Ищи объяснения. — Давай, давай, рассказывай, — уверенно повторяет Ирвинг, и Тайрелл начинает перечислять все, что знает. Он замирает и слегка морщится, лишь когда рука фиксера ложится ему на плечо. Ирвинг заинтересованно кивает, подталкивая его продолжать, будто ничего не происходит. Рука соскальзывает на спину, мягко поглаживает. Тай опять напрягается, кажется, перестает дышать. Коситься в полутьме на руку Ирвинга, не поворачивая головы. Костяшки пальцев фиксера начинают тщательно разминать его мышцы. — Это все о Джоанне? — невозмутимо спрашивает Ирвинг. — Все, — соглашается Тай. Ирвинг привстает, разворачивает его на живот. Тайрелл чуть вздрагивает. Две грубоватые ладони ловко растирают его спину, чуть сдвигая кожу. Пока Тай чутко прислушивается к происходящему, Ирвинг собранными вместе пальцами проходится по спирали, устраняя зажимы, прорабатывая точки напряжения. Он замечает, как Тай заметно расслабляется, опознав прикосновения как массаж. Уффф… не близость. Всего лишь… обслуживание. Всего лишь знак, что его, бога-хакера, ценят и берегут, воздают заслуженные почести и приводят в оптимальное состояние. Несомненно, Тайрелл думает именно так. Ирвинг для него — нечто вроде элемента соц.пакета от Темной армии. — Как люди спят на этой скользкой дряни? — колени неудобно ерзают по черным блестящим простыням из натурального шелка. — Это не дрянь, — сонно бормочет Тай. — Комплект стоит тысячу долларов. — Ага. Ясненько. Дорогая скользкая дрянь. Ребра ладоней «пилят» уже расслабленное, обмякшее туловище. Большие пальцы фиксера, покинув спину, массируют ключицы, распространяя ласковое тепло по телу. Ирвинг усмехается. Он не может отказать себе в удовольствии разрушить чьи-либо ожидания. Именно поэтому он оставляет на шее Тайрелла несколько влажных поцелуев. А вовсе не потому, что возбужден так, как давно не бывало. Тай вжимается в кровать, в прохладу шелка, затихает. Делает вид, что уснул? Не знает, как реагировать? Ирвинг ни на секунду не верит, что тот на самом деле отошел в царство Морфея. Ему нравится думать, что Тайрелл сейчас весьма озадачен. Фиксеру приходится взять себя в руки и даже сделать несколько дыхательных упражнений, чтобы обнять Тая и уснуть рядом с этим холеным белым согретым им самим телом.***
И вот теперь все эти воспоминания только вредят делу. Так поверхностно, как Тайрелл, живут тысячи и тысячи. Но они умирают со спазмами животного страха, без малейшей осознанности. А Тай цепляется, как утопающий, с жаждой жить, а не только выжить. Невольно думаешь: как бы он повел себя, если бы получил шанс? Его сердце похоже на семечко, брошенное на камни, которое просто надо посадить в хорошую почву? Или это бонсай, который, как ни старайся, больше не вырастет? Так, надо сосредоточиться. Только ничего не чувствовать! Закончить здесь — и отправиться дописывать детектив. Просто Ирвинг немного поможет бедному парню достойно принять смерть.