Развенчанные боги

Из-за одного особо коварного компьютерного вируса Тайрелл не спит сегодня с четырех утра. Надо разобраться. Ирвинг пару раз заглядывает к нему, неодобрительно качает головой, зябко ежится — его всегда знобит спросонья. Заваривает чай так, как умеет и любит. Делает бутерброд. Подсовывает все это Таю. И, зевнув, отправляется досыпать. Тайреллу спать даже не хочется. Его партнер по бизнесу — чертов гений. Человек, которому, к счастью, не тянет завидовать, но справиться с проблемой раньше, чем тот, — дело чести. Их агентство набирает обороты. Обычный частный бизнес, но крайне интересный продукт — безопасность данных, защита в соцсетях от незаконного сбора данных. Даже кофе Тай пьет на бегу — в прямом смысле. Хватает чашку со стола, не присаживаясь. Ирвинг достает горячие тосты. Лиза докармливает Арвида пюре с ложки. — А не пора ли ему есть самому? — интересуется Тайрелл, чмокая сына в лоб. Лиза подкатывает глаза и отдает ложку малышу. — Я хочу серьезно поговорить, — Тай чувствует, что начинает заводиться, потому что не выносит, когда к его указаниям относятся легкомысленно. — Мистер Джеймс, логопед, написал мне, что вас с ребенком вчера не было на занятии. В чем дело? — Вчера дождь был, — чуть не зевая, отвечает рыжая гувернантка. Рыжая и однозначно бесстыжая. — Чего ж маленького по лужам таскать? У него чуть что — насморк. — И что?! — Тай так резко ставит недопитый кофе на стол, что немного коричневой жидкости выплескивается. — Вы поставили меня в известность?! Или, может быть, Ирвинга?! — он переводит взгляд на мужа, но тот отрицательно покачивает головой. — Кто Вам позволил принимать самой такие важные решения?! — Важные? — удивляется Лиза. — Да ладно! Что там важного? Деньги на другой раз перенесли. Время назначили. Никуда не денется этот ваш логопед. И так — сплошная трата времени. Арвид говорит получше нас с вами! — Арвид не выговаривает много звуков, — Тай бледнеет. — Он должен говорить красиво. И это мой ребенок. Наш, — поправляется он, метнув быстрый взгляд на Ирвинга. — Не Вам решать, что для него хорошо, а что плохо! Мы платим Вам деньги, между прочим! Чтобы Вы! Делали! То, что сказано! Он втягивает воздух и замечает неодобрительный взгляд Ирвинга. Тот вроде бы спокойно ест тост с джемом. Но Тайрелл знает: стоит перейти грань, муж вмешается. А это всегда неприятно заканчивается. И потому торопливо говорит: — Я помню Ваши заслуги, Лиза, и как Вы любите Арвида, но потрудитесь — без самодеятельности. — Ну, хорошо, — вздыхает гувернантка. Тайрелл натягивает на ходу серый худи и уходи на работу не в духе. Ирвинг, наверное, скажет сейчас Лизе что-то типа «Не обращай внимания». Лучше бы Тая поддержал! Тайрелл знает, что со стороны главой семьи выглядит именно он. При посторонних, в любых инстанциях именно Тай первым бросается в бой. Все решает, командует, действует. Но Ирвинг — тот еще «серый кардинал». И на самом деле Тайрелл ничего не делает, не сверившись с его мнением. Внутренне он даже согласен с тем, что любимый фиксер (и это уже давно не должность, а стиль жизни) пытается все в доме держать под контролем. Бархатная такая, тихая деспотия. Но пусть все будет именно так: незаметно. Когда Тай открыто подчиняется, позволяет Ирвингу рулить, он не чувствует себя полноценным мужчиной. Стадия щенячьей преданности миновала. Прошли времена, когда Тайрелл так сказать, впадал в детство, когда с Ирвингом и с отцом исцелялись давние раны, когда хотелось прям отеческой заботы и тепла. Теперь они давно на равных. Двое мужчин, которым хорошо друг с другом. Вернее — хорошо только друг с другом и с сыном. Тай знает, что Ирвингу тоже требуется поддержка. Иногда тот бывает занудой. Иногда не в духе. Ирвингу тоже выпадает опираться на плечо Тайрелла. И это не сложно. Это естественно. Не вызывает желания сравнивать мужа с другими. Ирвинг у него просто есть. Как Арвид. Как есть сам у себя Тай. Хороший ли, плохой ли, оценивать нечего. Мы же не боги. Мы не идеальны, и это — весело.

***

Сегодня определенно не его день. С работы Тайрелл возвращается еще в худшем настроении, чем было утром. И немного пьяным. Ирвинг, очевидно, слышит, что что-то не так по хлопнувшей двери и грохоте, который следует за Тайреллом. — Что случилось? — Кто ему дал право?! — почти кричит Тайрелл. — Этому жалкому, мерзкому ублюдку кто дал право судить обо мне?! Тай кружит по комнате. Но обида душит его. Этого мало. Тайрелл чувствует себя бомбой, которая вот-вот взорвется. — Расскажи мне, зайчонок. — Hata! Knulla! Sällsynt idiot! Тайрелл вымещает злость на окружающих вещах. Он и сам не понимает, что швыряет об стенку, что колотит. И какую часть случившегося удается донести до спокойно наблюдающего Ирвинга. Тай говорит отрывисто, чуть не с пеной на губах. Слова никак не складываются в предложения и не передают довольно простую проблему. Крупный «жирный» заказ сорвался, хотя все шло как по маслу, потому что надутый от осознания собственной важности клиент оказался гомофобом. И когда узнал о семье Тая, сделку отменил. Тайрелл сам не знает, успокаивает его молчаливое присутствие Ирвинга или бесит. Если бы попытался останавливать или успокаивать, это точно свело бы с ума. И все же как он может быть таким спокойным, будто его это не касается?! Истерика минует кульминацию, все вокруг уже опрокинуто и разбито, когда срываются злобные слова: — И нечего на меня так смотреть! Это ты виноват, что я стал открытым геем! Ирвинг меняется в лице, мрачнеет. И Тай тут же замирает в ужасе. Даже останавливается. — Прости, погорячился, — быстро говорит он. — На самом деле я так не думаю. — Надеюсь, — с сомнением качает головой Ирвинг. — Бывает. Сегодня у тебя трудный день. — Пошли ужинать? — примирительно предлагает Тай. — Я подожду на кухне, пока ты тут уберешь, — говорит Ирвинг. — Давай потом, — устало выдыхает Тайрелл. — Нет, Арвид может сюда притопать, — Ирвинг говорит по-прежнему тихо, но его передняя челюсть слегка выезжает вперед. Так бывает, когда спорить совершенно бесполезно. — Будешь ужинать, когда уберешь. — Тогда можешь не ждать! Нечего мне указывать! Сам знаю, что делать. Когда Ирвинг уходит, Тай садится на диван. Неприятно. Да, он и так бы прибрал за собой. Ну, или Лиза. Или сам Ирвинг мог помочь. Зачем же давить?! Что он — мальчишка, который разбросал свои вещи?! Подумаешь, погорячился! Да, у Тайрелла сложный характер, который не меняется. Но ведь Ирвингу он и таким нужен? Когда Тай все же берет себя в руки и приводит в порядок комнату, проходит чуть ли не час. Из столовой доносятся подозрительные звуки. Позвякивание, бульканье чайника. И даже приятная музыка. Ирвинг, наверное, поужинал в свое удовольствие и допивает чай. Тайрелл же ясно сказал: не ждать. А так хочется именно сейчас, после всплеска эмоций, посидеть рядом с Ирвингом. Почувствовать, как хорошо дома. Поболтать о какой-то чепухе. Посмотреть кино. Да и просто есть хочется, как назло. Подождать, пока Ирвинг уйдет? Или идти в столовую сейчас, как побитой собачонке? Тайрелла передергивает, когда он представляет торжествующую усмешку фиксера. Конечно, никуда Тай не денется! Все сделал, как сказали, и за ужином пришел. Послушный мальчик. Браво — бравушки! Тайрелл осторожно подходит к столовой, будто в ней притаился тигр. В крайнем случае, можно сделать вид, что заглянул всего лишь выпить воды. Через приоткрытую дверь видно, что стол красиво накрыт на двоих, а ужин не тронут. Аппетитно пахнет лазанья, а в центре — бутылка вина. Ирвинг читает что-то в смартфоне. Он не ужинал. Он терпеливо ждет. Он хорошо знает, чего ожидать от Тая, и принимает это так же спокойно, как плохую погоду. Тайрелл заходит — и его встречает улыбка Ирвинга. Вовсе не торжествующая. Теплая и довольная. И они больше ни слова не говорят о неприятном. — Что-то жизнь закрутила, — вздыхает Ирвинг, разливая вино по бокалам. — Пройдемся в выходные по smultronställe? Фиксер в восторге от чисто шведского понятия: земляничные места — это там, где тебе хорошо. Любимая скамейка, особо красивое дерево в лесу, уединенный уголок парка. Тайрелл кивает. У них набралось за эти годы немало общих уютных уголков природы, куда они отправляются, чтобы расслабиться. Но Тай знает: лично его smultronställe — их общий дом.

***

В постель Тай приходит поздно ночью. После ужина опять сидел над проклятым вирусом. Ирвинг уже спит на боку. Тайрелл укладывается, натыкается на голую спину мужа, проводит по ней ладонью. От одних мыслей и воспоминаний жар начинает медленно разгораться в теле. Что поделать, такой он горячий парень. Ирвинг, не открывая глаз, во сне нащупывает его рукой, что-то ворчит и заграбастывает в объятия. — Спи! Тайрелл закрывает глаза и старается расслабиться. Но внезапно слышит еще сонный, но полный желания голос: — Или давай сейчас? Да? Таю не надо объяснять, что имеется в виду. Ирвинг садится в кровати, еще не совсем бодрый. — Иди-ка сюда, — шепчет он заговорщическим тоном. Тела прижимаются друг к другу. Одно неисправимо ухоженное, бритое, белокожее. Другое смуглое, словно поджаренный тост, волосатое, мускулистое. Кожа к коже. Тай не видит, а ощущает, как шершавая ладонь Ирвинга скользит по его бедру и привычно охватывает член. До поцелуев сейчас доходит редко. И не то, чтобы они остыли, потому что давно вместе, наоборот, все так естественно, будто прикасаешься к самому себе. Близость Ирвинга не вызывает сердцебиения и всех тех страстей, которые были поначалу. Зато когда его нет рядом, кажется, что-то ампутировали. Сейчас стоит начать — и хочется сразу проникнуть, соединиться. Раньше Тай и подумать не мог, что возбуждение может быть… таким уютным. За окном — холодная тьма и желтый кружок луны. А у Тая здесь мягкая кровать, теплое тяжелое одеяло и руки Ирвинга — умелые, ласковые. Так касается его члена, будто это самая драгоценная вещь на свете. Жар в теле не заставляет суетиться и ускорятся, а греет, словно огонь камина. Хочется растягивать знакомое удовольствие до бесконечности, растворятся в сонной неге. И само присутствие Ирвинга — будто мягкий теплый кокон, в котором можно полностью расслабиться. — Я? — спрашивает фиксер. Тай отрицательно качает головой, и сам устраивается снизу. Они часто меняются. И этот вариант с первой пробы стал для Тайрелла не позой подчинения, а возможностью побыть на месте Ирвинга. А сейчас даже этой привязки нет. Они просто делают так, как хочется, как приятнее именно сейчас. Ирвинг старательно до занудства разрабатывает его каждый раз, хотя давно можно так не усердствовать. Зато Таю не возбраняется замереть в предвкушении, закрыть глаза, почти задремать — и погрузиться в свои ощущения от растяжки: от тянуще-беспокоящих до пронзительно-сладких, когда задета нужная точка. Сейчас, когда он почти не двигается, а местами затаивает дыхание, Тайрелл чувствует себя куда более живым, настоящим, чем во времена, когда активно делал в постели все, что полагается, и весьма гордился собой. Когда Ирвинг входит в него наконец, уже не до неги. Общий опыт помогает тому попадать с каждым толчком, куда надо, поджаривая Тайрелла на огне ощущений. А руки опять гуляют по всему телу, знакомо и успокаивающе. Тай и мычит, и кусает губы, резко выдыхает, жмурится. Почему он раньше отказывал себе в удовольствии? Кроме тоже отличного, плотного, скручивающего и освобождающего оргазма, когда ты сверху, теперь у него есть и другой — пронзительный, захлестывающий, разливающийся откуда-то изнутри. Только надо не сдаваться-отдаваться, как Тай раньше думал, пока сам не попробовал. Не просто расслабить тело и терпеть, не позволять насаживать себя, как безвольную тряпку. Надо всей душой открыться, принять того, кого рядом. Раньше Тайрелл считал: он прекрасно занимается сексом. Сейчас они с Ирвингом занимаются любовью. И это невозможно оценивать ни по каким шкалам! Движения становятся резче, толчки сильнее, Ирвинг тяжело дышит, и вот уже Тайрелл стонет, почти не сдерживаясь, и кончает. Пока волны удовольствия затихают, его догоняет муж. Он падает рядом на кровати в сладком изнеможении, закрыв глаза, и все равно не забывает о Тае — дотягивается до него рукой. И тут же обступает прежнее ощущение укутанности. Тай укутывает одеялом Ирвинга. Два человека засыпают в объятиях. За окнами — холодная тьма и желтый кружок луны.