Время Евы, освещенной красной луной

Они неслись с невероятной скоростью. Так быстро, что уши закладывало, а глаза слезились. Но несмотря на это, девушка ощущала невероятное чувство свободы. Словно паришь высоко-высоко в небе… Юи опустила взгляд. Она еще никогда в жизни не видела ничего подобного. Когда они оказались на поляне за пределами особняка, перед ней предстало невероятной красоты существо. Величественная волчица. Стройное гибкое тело с макушки до кончика хвоста покрывала иссиня-черная лоснящаяся шерсть, переливающаяся в лунном свете редкими всполохами серебряных нитей. Острые глаза сверкали ярким рубином, выдавая природу могучего зверя. Юи испустила восхищённый вздох, не в силах оторвать взгляд от невероятного создания. Один только вид черной волчицы вызвал благоговение и трепетный ужас пред мощью подобного существа. Подойдя чуть ближе к ней, Комори невольно вздрогнула: вблизи, основательница была почти одного с ней роста. Горячее дыхание из пасти рядом с лицом вызывало миллион мурашек, бегающих по всему телу. Волчица, прикрыв глаза, пригнулась к земле, чтобы девушка смогла забраться ей на спину. Комори неловко ухватилась за шерсть на холке и, перекинув ногу на другую сторону, села на нее. Основательница, аккуратно пихнув мордой человека между лопатками, подвинула её немного ближе к шее и, убедившись, что девушка крепко схватилась за шерсть, негромко рыкнула, как бы говоря держаться изо всех сил, и побежала вперед. Они бежали по берегу реки, что протекала рядом с особняком братьев Сакамаки. Ночное светило переливалось яркими искрами, отражаясь в лазурной воде. Деревья тихо шелестели сухими листьями, перебиваемые лишь редкими птичьими криками, раздающимися где-то далеко-далеко. Несмотря на холодок, пробирающийся сквозь тонкую ткань ночной сорочки, Юи готова поклясться, прекрасней ночи она не видела с самого своего приезда в поместье вампиров. Девушку, испытавшую столь сильные эмоции, начало клонить в сон от усталости. Блондинка сильнее прижалась к спине волчицы и, зарывшись носиком в мягкую шерсть, уснула, сморенная событиями этого необычного вечера. Основательница, заметив это, сбавила скорость и теперь бежала легкой рысью, иногда останавливаясь, чтобы проверить состояние своей наездницы. Открыв глаза в следующий раз, Юи поняла, что они находятся уже в каком-то доме. Это место не было ей знакомо. Она поспешила осмотреться. Это была просторная гостиная, чуть-чуть уступающая размерами гостиным в домах братьев Сакамаки и Муками. Она была выполнена в темно-зеленых тонах. Мебели было не так много: в центре стояли резные кресла и диван из дуба с мягкой обивкой, в углах комнаты стояло несколько шкафов с книгами, названия на которых девушка не могла разглядеть, а рядом с панорамными окнами располагался камин, чье свечение и звук потрескивающих дров навевали дремоту. Она и дальше бы продолжила осматривать гостиную, если бы её глаза не столкнулись с чужими. На кресле, что стояло напротив дивана, на котором проснулась девушка, сидел маленький мальчик. На вид новый знакомый был не старше семи-восьми лет, но он вампир, Юи была уверенна в этом, а значит сказать его точный возраст она не смогла бы при всем желании. Волосы мальчика пшеничного цвета с легкой рыжинкой на самых концах были собраны в небольшой хвостик, хотя большинство прядей всё равно выбивались из него, попадая в глаза. Они горели синими льдинками, временами становясь совсем прозрачными. Одет был мальчик по-настоящему красиво: его одеяние состояло из недлинных шорт, доходящих ему до колен, рубашки и теплого кардигана. И, хоть они были не слишком вычурны, серебряные нитки, вшитые в лоскуты белоснежной ткани, и позолоченные пуговицы на рукавах не давали усомниться в положении мальчика – аристократ. И, хоть и само положение вещей заставляло Юи задаваться тысячей вопросов, одна мысль не давала девушке покоя. Мальчик был безумно похож на старшего Сакамаки внешне! Словно бы был вторым младшим братом любимца Биатрис. Мальчик же, заметив, что гостья проснулась, мило улыбнувшись, спрыгнул с кресла и, громко топая, в одно мгновение скрылся на лестнице, ведущей на второй этаж. Через несколько секунд он вновь восседал на том кресле, скрестив ноги и мило улыбаясь обескураженной блондинке. На диван же бесшумно опустилась уже знакомая Юи девушка. Вот только выглядела она совсем иначе. Волосы, что до этого красиво струились по плечам, сейчас были небрежно заколоты витиеватым золотым украшением на затылке, чудесное платье, украшенное рюшами и оборками, сменилось на ночное одеяние, прикрытое кружевным шелковым халатом. Незнакомка выглядела по-домашнему тепло и даже тоска и грусть, которые были видны в её глазах в лунном свете, льющемся из окон особняка вампиров, поблекли в золотом свечение искр, мерцающих в камине. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули? Юи кивнула, не задумываясь: она всё ещё была немного сонной. Кохэку улыбнулась. — Позвольте представить вам моего сына – Тсукинами Кацуми. Мальчик улыбнулся шире. Заметив шок на лице девушки, основательница предостерегающе взглянула в глаза блондинки, как бы говоря, что эту тему следует обсуждать без присутствия мальчика. Комори послушно проглотила вопрос, который хотела задать. — Если вы сильно устали, я могу проводить вас в вашу опочивальню. Однако, если это возможно, я бы хотела кое-что обсудить с вами в моём кабинете прямо сейчас. Комори, окончательно проснувшаяся и принявшая удобное положение на диване, кивнула. Основательница склонила голову в ответ, прошептав что-то на ухо маленькому мальчику. Разобрать, что именно сказала девушка своему сыну, было невозможно, однако увидев яркую солнечную улыбку мальчика и его горящие глаза, Юи могла догадаться, что юный вампир был очень рад услышанному. В ту же секунду мальчик исчез. Внимание вампира снова было приковано к ней. Основательница поднялась с дивана и прошла к лестнице, ожидая, когда человек последует за ней. Блондинка тоже спешно покинула своё пристанище и поспешила к вампиру. Они поднимались медленно: основательница словно давала девушке привыкнуть к обстановке и осмотреться получше. Однако, ни один из подсвечников, находившихся в комнате, не горел, а потому рассмотреть что-то детальней казалось непосильной задачей – света, исходившего от тлеющих в камине дров, не хватало. И все же золотой отблеск на стенах заинтересовал девушку. Она решила, что завтра утром обязательно посмотрит на картины, которые обрамляют такие потрясающие рамки – каждая была словно произведение искусства. Юи не заметила, как ступеньки лестницы закончились, и они оказались перед дверью. Сама дверь была весьма непримечательна по сравнению с теми же креслами с резной отделкой, но почему-то девушке она понравилась гораздо больше: словно подходила лучше… Основательница открыла дверь и любезно придержала её для девушки, пропустив человека вперед. Юи было очень неловко: братья обращались с ней как с вещью, и даже Рейджи, манеры которого были безупречны, не считал нужным обращаться с девушкой должным образом. Комната, в которую они зашли, оказалась лабораторией. Юи с удовольствием для себя отметила, что не чувствует того липкого холодка, который появлялся всякий раз, стоило ей переступить порог комнаты младшего сына Биатрис. Как и в зале, мебель была сделана из черного дуба и отделана резьбой – непонятные витиеватые узоры цепляли взгляд. Вдоль стены высились высокие шкафы, полностью заполненные книгами. Комори с восхищением подумала о безграничных знаниях, которые хранят заполненные полки и стеллажи. К самой дальней стене был придвинут стол: широкий, с толстыми ножками – словно главное украшение этой комнаты, он гордо стоял на небольшой сцене. В центе располагались панорамные окна с видом на озеро. Блондинка с какой-то непонятной ей самой нежностью подумала, что комната как некстати подходит её новой знакомой, словно бы являясь её отражением. Основательница указала рукой Юи на одно из кресел и подошла к небольшому столику рядом с книжными шкафами: хозяйка дома хотела заварить чай. Вскоре перед блондинкой оказалась чашка ароматного зеленого чая. Чашка выглядела очень дорого и богато – мельчайшие детали великолепной росписи поражали воображение. Девушка с некой дрожью держала её в руке, вспоминая случившийся не так давно инцидент в лаборатории одного из старших Сакамаки. Несколько минут они молчали. Юи не решалась задать мучающие её вопросы, в то время как вампир, кажется, искренне наслаждалась чаепитием. Тишина не казалась давящей или неловкой, и все же Комори отчаянно хотела знать правду, потому, несколько нервно выдохнув, поспешила сама начать диалог. Но вместо вопроса про основателей из её уст вырвался совсем неожиданный даже для неё самой: — Кохэку-сан, Кацуми – он... Сын Шу? Тсукинами посмотрела на блондинку с нескрываемым удивлением, а после негромко рассмеялась, прикрывая глаза и закрывая рот ладошкой. Это была самая яркая эмоция, которую Юи увидела на лице основательницы, и девушке показалось, что красивее этой улыбки она не видела. — Юи-сан, вам не кажется, что это нетактичный вопрос? Блондинка смутилась и закусила губу. Она судорожно стала перебирать подол своей сорочки. На секунду ей показалось, что сейчас её жизнь в опасности. Но подняв глаза, она увидела лишь добрую улыбку. Лицо основательницы было расслабленно, а в глазах сверкали смешинки. Девушка судорожно выдохнула. Юи вдруг четко поняла одну вещь: ей не навредят. Эта девушка обещала Юи, что поможет ей, сохранит ей жизнь и спасёт братьев. И у человека не было причин ей не верить. — Несколько десятков лет назад, когда я путешествовала по Европе, я наткнулась на одну деревеньку. Она находилась на самом юге Франции, в краю виноделов. Когда-то очень давно «Шато» из той провинции слыл лучшим в мире вином… Хм… Тогда я остановилась в той местности для сбора особых ингредиентов. Одно из экспериментальных зелий, которое было практически необходимо мне в ту пору, имело в своем составе весьма редкий цветок-эндемик, произрастающий только в той местности. По этой причине я не могла покинуть то место, пока не завершился бы мой эксперимент. Жители того поселения относились ко мне с опаской. Незнакомка, появившаяся в ночную пору, сразу стала поводом для сплетен в небольшой деревушке, сроду не видавшей чужих. На самой окраине деревни стоял заброшенный дом. Поселение было наполовину вымершим, и таких домиков насчитывалось немалое количество. Хоть дом и пустовал, бревна из которых он был сложен, были крепкими и сухими – этого хватало. Для моего временного пристанища оно вполне годилось. Местные жители сказали, что в нем раньше жила большая семья, которая несколько лет назад умерла от хвори. Никто не рисковал приближаться к тому дому из-за предрассудков, однако, когда я попросила разрешения остановиться в нем, никто также не был против. Они старались не приближаться ко мне. Мужчины, видевшие меня, сильнее сжимали в руках вилы и грабли, женщины загораживали детей подолами пышных, пестрящих неровными заплатками юбок, а старики, сидящие на завалинках около домов, горбили спину и прятали впалые глаза. Они почти игнорировали моё существование. Лишь один ребенок вел себя иначе. Маленький мальчик всегда улыбался мне издалека, а если выходило так, что мы сталкивались с ним в лесу, когда занимались сбором нужных нам трав, сразу предлагал свою помощь, даже если иногда она была ему не по силам. Юного доброжелателя звали Рауль Жарден. У него были шелковые шоколадные волосы, которые он неумело собирал в пучок, перетягивая их бечёвкой, и насыщенные карие глаза, которые на солнце блестели рыжинкой. Мальчик был сиротой. Одна из собирательниц винограда, которая видела нас вместе, неохотно, но всё же рассказала мне его историю. Знаете, меня не так легко заставить испытывать жалость к кому-то, но этот мальчик… Его отца забил насмерть кабан, когда он и еще несколько мужчин из деревни ходили в лес на зимнюю охоту в разгар сезона миграции свирепых животных. Семья осталась без своего единственного кормильца. Ребёнка приходилось воспитывать больной матери. Хрупкая женщина вместе с совсем еще маленьким мальчиком, едва научившимся крепко стоять на по-детски пухлых ногах, вдвоем занимались всем хозяйством. Они сами чинили прорехи в соломенном настиле крыши ветхого дома, сами собирали поспевший виноград и заботились о скоте: нескольких тощих курицах да старой буренке. На продажу почти ничего не оставалось, так как урожай был слишком маленький, а молоко, которое давала костлявая старая корова, они обменивали на овощи у сердобольных соседей. Часто семья носила старые обноски по несколько сезонов: занашивала одежду практически до дыр. Мальчик надевал обувь только летом: сделать обувку из легкого меха даже для его маленьких ножек им было просто-напросто не по карману. Едва сводя концы с концами, они кое-как переживали холодные зимние месяцы, работая до изнеможения в знойные летние дни. Так продолжалось, пока на седьмой его, мальчонки, весне изможденная болезнью и тяжелым трудом мать не умерла. Туберкулез для тех лет не просто тяжёлая болезнь – неизлечимая. Женщина до последнего своего вздоха боролось с хворью, но костлявое тело, долгими годами истязаемое ужасными нагрузками и не видавшее нормальной пищи, истлело за пару месяцев. Мальчик остался совсем один в этом мире. Сам, будучи совсем малышом, он работал до стертой кожи и сбитых костяшек, только чтобы прокормиться. Молоко он обменивал у доброй старушки по соседству на несколько мешков муки, сочные ягоды, которые он днями напролет собирал на лесной опушке недалеко от деревни, отдавал в обмен на сено для скотины у местного кузнеца. Грузный старик жалел сиротского мальчишку, а потому помогал всем, чем мог, скрывая свой взволнованный взгляд за густыми седыми бровями. Смотря на маленького труженика, я невольно вспоминала Эдгара… Мой лучший друг хоть и не был сиротой, сам со своей семьей еле выживал на те крохи, которые они добывали, работая в поле от рассвета до самого заката, пока солнце не скрывалось за горизонтом. Он очень уставал. Иногда у него не было сил даже, чтобы вернуться обратно в деревню после наших встреч. Но несмотря на это, он всегда улыбался. Улыбался нам так ярко и искренне, что невозможно было не улыбнуться ему в ответ. И этот мальчик улыбался также. Той самой улыбкой, что давала надежду на лучшее даже в беспросветной тьме. Поэтому, когда настала пора уходить, я, не раздумывая, забрала его с собой. Во второй мой год пребывания в деревне лето выдалось поистине жарким. Год ужасного сухостоя. Воздух буквально трещал от сухости. Скот умирал от жажды, а весь урожай засох: ни капли не упало в тот год с неба. Поэтому, когда один из деревянных домиков на окраине деревни загорелся, потушить в миг разбушевавшийся огонь селяне были не в силах. Пламя с жадностью голодного зверя поедало их один за другим, перекидываясь с одной крыши на следующую… Меня вряд ли можно назвать жестокой, но все же мы, жители ночи, редко ценим жизни чужих людей... Я с равнодушием наблюдала, как горят дома, люди в страхе и ужасе бегут от некогда родного дома, и думала о нем. Понимала, что не смогу оставить этого мальчишку. Я бросилась на поиски. Когда нашла его под горящими обломками в небольшом сарае, бывшим его пристанищем, почти половина его лица обгорела, нога покорёженной культяпкой выглядывала из-под порванной штанины, а сам он еле дышал. Я скрылась с ним в лесу. Никогда ещё мне не было так страшно за чужую жизнь. Никогда руки не дрожали так сильно, как в те секунды. Я впервые молилась Богу. Я рассказала ему правду. Поведала о том, кто я и, что я могу помочь ему. Я посмотрела в глаза, из которых медленно уходили последние крохи жизни, и взмолилась разрешить обратить его. А мальчишка, превозмогая ужасную, раздирающую все его крохотное тело боль, улыбнулся и прошептал, что ради янтарных глаз мамочки и её яркой улыбки он готов на все. Мы стали друг для друга самыми родными и любимыми людьми. Теми, кто унял пожирающую сердца боль. Он… Вдруг послышался тихий скрип двери, обращая наше внимание на проход. В комнату зашёл Кацуми. Он был одет в тонкую ночную сорочку, которая доходила ему до щиколоток, а хвостик, который раньше имел хоть какую-то форму, совсем растрепался, оставляя кудрявые прядки щекотать круглые плечики. Мальчик, потирая маленьким кулачком слипающиеся глаза, походил на взъерошенного воробушка. — Мама, почитаешь мне сказку на ночь? Основательница вновь ненадолго повернулась ко мне: — Думаю, нам лучше продолжить беседу завтра. Ваша комната последняя по коридору слева. Спокойной ночи. После этих слов она бережно подхватила засыпающего мальчика на руки и мгновенно растворилась в воздухе. Комната погрузилась в тишину, а я осталась с роем мыслей и вопросов, на которые так и не получила ответов.