Время Евы, освещенной красной луной

Руки бездумно перелистывал пожелтевшие страницы какой очень старой энциклопедии про редкие растения-эндемики, время от времени лениво пробегаясь глазами по интерьеру комнаты. Не то, чтобы в ней было что-то особо примечательное или кардинально отличное от того, что он видел в собственном нынешнем особняке или в постройках восемнадцатого века из прошлой жизни. Библиотека была достаточно большой и содержала в себе множество разнообразных книг на всевозможные тематики. Мебель в библиотеке, как и в остальных комнатах, была отделала искуснейшей резьбой и изготовлена из красного дерева. Одни только кресла в этой комнате стояли целое состояния по нынешним людским меркам. Сейчас обращенного не волнует такая мелочь, как деньги, но в прошлой жизни Руки уверен – он заплатил бы любую цену за такую чудесную работу. На столике возле него стояло две чашки и круглый заварочный чайник с блестящими боками. Чудеснейший набор из белого китайского фарфора с ручной росписью. Тонкая удобная ручка и голубая кайма. На вид работа позапрошлого столетия. Руки удовлетворенно вздыхает: вкус основательницы был безупречен. Обращенный прикрыл глаза и поднес чашку к лицу. Медленно, с особым эстетическим наслаждением, вдохнул легкий цветочный аромат и неспешно повернул ее, сделав небольшой глоток. Отставил чашку и перевел сосредоточенный взгляд на дверь. У него был гость. Обращенный перевернул страницу. — Ты что-то хотел, второй сын Беатрис? Секунда и на его горле сжимается широкая изящная ладонь с длинными пальцами, обернутыми белоснежной тканью, полностью перекрывая дыхание мужчины. Будь он человеком, попрощался бы с жизнью уже через минуту. Но он обращенный. А значит сейчас это не более, чем акт доминирования истинного над ним. Циркон встречается с аметистом. Оба камня блестят и сверкают. Вот только свет холодный и жестокий. Эгоистичный. — Губы обращенного не смеют так фривольно произносить имя первой жены короля вампиров. Он нехотя отпускает его и делает шаг назад. Кожа под чокером начинает синеть, но лицо бывшего аристократа остается таким же беспристрастным. Рейджи присаживается на соседнее кресло и быстрым выверенным движением поправляет образовавшуюся складку на брюках. Нога на ногу, руки сцеплены в замок и пристальный прожигающий взгляд из-под тонких линз в металлической оправе – вампир зачищается. Руки лестно: они играют на равных. Или ему позволяют так думать. Второй вариант очень злит, заставляя десна удлинившихся клыков чесаться от жажды крови. — Зачем ты пришёл в этот раз? Разве мы не должны ждать указа основательницы. — Ты сам знаешь, что после того, как мы отправили в прошлое Аято, не появилось ни одной новой записи. Становление Кровавой луны приближается, наши силы слабеют, а мощь основателей растет с каждой секундой все больше – надо искать другое решение. Бездействие сейчас всё равно, что самоубийство. Руки окинул собеседника задумчивым взглядом. Сакамаки выглядел до тошнотворного идеальным. Поэтому даже сейчас, когда он говорил о неопределённых вещах, было ощущение, что он контролирует их. Контролирует всё вокруг с точностью до секунды и миллиметра. Даже его самого. Словно он точно знает, какой вопрос задать, чтобы обращенный ответил ему без утайки, какие слова использовать, чтобы вытянуть нужную принцу вампиров информацию из любого ныне живущего. Руки медленно закрывает книгу. Он искренне недоумевает, почему главой семьи хотят сделать старшего принца, если есть более подходящий кандидат. Раньше именно принцессу Демонов, Корделию Сакамаки, называли Паучихой темной стороны этой жизни. Главным Кукловодом ночного мира, связывающего жертву такими тонкими нитями, что погибающий видит лишь их серебряный отблеск, прежде, чем те перетягивают горло, забирая последний измученный вздох наивной жертвы. Однако аристократ уверен, что сейчас нет никого, кто превзошёл бы второго сына Карл Хайнца в искусстве манипуляции чужими мыслями и душевным спокойствием. Отвратительно, аморально. Но восхищает до дрожи. — У тебя есть идеи? — Хочу предложить нанести визит двоюродным братьям Корделии Сакамаки. Помню, раньше в их главном особняке был восхитительный интерьер в стиле эпохи возрождения итальянских художников пятнадцатого века. Было и несколько картин, выполненных ими на заказ. Но, пожалуй, для меня главным аргументом присутствия на балах десятки лет назад была традиция подавать в середине вечера чудеснейший малиновый чай и шоколадный бисквит, приготовленный в лучших традициях французского королевского дворца. Может быть, нам повезет, и мы сможем его отведать и в этот раз. Руки поднимает притворно смущенный взгляд на собеседника, тихо хмыкает и улыбается самыми уголками губ: — Приглашаешь на интимную встречу, Рейджи Сакамаки? Как неосторожно с вашей стороны ставить нас в такую компрометирующую ситуацию. Рейджи отвечает ему высокомерной улыбкой и снисходительным взмахом левой кисти, которая через секунду сжимает тонкую позолоченную ручку второй чашки. Наследник налил себе сам: какое высокомерие и нарушение манер. Забавно. — К сожалею, вынужден вас огорчить. Нечестивая кровь падшего аристократа не вызывает во мне ни капли возбуждения. Лишь отвращение. – в противовес сказанному, взгляд Рейджи был томным, заинтересованным. Он провел самым кончиком острого языка по клыкам в дразнящем развратном жесте. Секунда, и из прокушенный губы стекает маленькая капелька багряной крови. Он берет чашку собеседника и подносит к своим губам. Голубая каемка окрашивается в красный. Мужчина передает чашу обращенному небрежно, даже не глядя на его лицо. Руки с равнодушием слегка покачивает её в руке, лениво наблюдая, как коричневая жидкость бьется о тонкие белоснежные стенки. Потом поднимает взгляд и, не отрываясь от чужого взора напротив, облизывает багряный край. — Отвратительная безвкусица. – говорит он и проводит языком вновь, после одним глотком допивая остатки благородного напитка. Он смакует эфемерный вкус и вновь возвращает свое внимание собеседнику: — Так что ты хочешь сделать? Секунда и их лица вновь стали серьезными. — Как я уже сказал, хочу навестить родственников младших братьев. Хотел предложить составить мне компанию. Руки оглаживает острый точеный подбородок и переводит взгляд в окно: — Почему именно я? Рейджи понимающе хмыкает и вновь берет в руки свою чашу, но так и не делает ни одного глотка: — На это есть две причины. — Какие? — Я достаточно образован и учтив, чтобы, не смотря на отвращение, признать интеллект оппонента. Я признаю: ты весьма неглуп. И в нынешних обстоятельствах обладаешь большей физической силой, как существо, на которое древнее проклятие влияет значительно меньше. Руки машинально кивнул, а потом скучающе подпер щеку кулаком: — А вторая? — Вторая? — Ты сказал, что я не глуп, но я уверен, ты считаешь, что несмотря ни на что ты лучше разбираешься в ситуации, и пользы от меня ты практически не получишь. Физическая сила – лишь полуправда. Кровавая луна ещё не обернулась полным лунным диском, а значит, хоть разница и есть, она невелика. Сложив половину и половину, ты получаешь единицу. Поэтому я и спрашиваю. Где вторая? Рейджи встал с кресла и подошёл к двери. Не оборачиваясь, он тихо произнёс: — То, что я сказал о наличие второй причины, не значит, что она будет тебе известна. Не думай о себе слишком много. Тот, кто живет лишь гордостью прошлой жизни, меня не интересует. Руки перевёл взгляд в окно: — Ты же помнишь, что у меня тоже есть братья, правда? — И зачем ты сказал это. — Подумай. Вы, вампиры, понятие не имеете, что делать со своими чувствами, кроме как пропустить их через призму жестокости и крови, верно? Голос у двери стал чуть более напряженным: — Через три часа у входа в сад. Секунда, и единственным собеседником обращенного стал маленький сквозняк от захлопнутой двери. Руки ещё раз посмотрел на свою чашку, на которой не осталось и капли крови. Он облизнулся и вернулся к чтению. Ровно через три часа он стоял на условленном месте. Второй принц ждал его у небольшой арки, ведущей в центр сада. Черные брюки, атласная иссиня-черная рубашка и в тон ей лакированный туфли. Непривычно оголенные кисти рук и зачесанные с левой стороны волосы. Если бы Руки любил шутки, возможно, он упомянул бы черную душу жителя ночи, с которой очень выгодно смотрелась бы эта одежда. Но к несчастью, подобные вещи его не интересовали. — Ты вовремя. Что ж, твои манеры заслуживают уважения. Руки ничего не ответил. Рейджи бросил быстрый взгляд на окна особняка. Проследив за ним, Руки увидел в окне силуэт. Высокий и стройный. Расслабленный. Гадать о личности его не было никакой нужды. Сакамаки вывел его из мыслей тихим щелчком пальцев. — Ты – перерожденный, поэтому обращаться животным не можешь. У тебя есть что-то, что поможет тебе не отставать от меня в пути? Муками не ответил – задал встречный вопрос: — Это зависит от тебя. Сможешь ли ты выдержать отвращение от близости обращенного? Он приблизился к нему так, что между их лицами осталось не более десяти сантиметров. Руки огладил острую скулу принца кончиком указательного пальца, наблюдая за реакцией мужчины сквозь полуприкрытые веки. Рейджи не ответил, лишь слегка приподнял брови, намекая: «Попробуй удивить меня». Аристократ сделал несколько шагов назад, к близстоящему дереву. Секунда, и широкие плечи и узкая талия растворяются. Туманная тень быстро прячется за деревом. Сакамаки заинтересованная хмыкает: — Туманная форма… Достаточно редкая, но уязвимая вещь. Весьма занятно, учитывая то, что ты можешь использовать её только в паре с кем-то. Что ж, не будем более медлить. Рейджи последовал за ним. В тени дерева по телу принца, подобно живой лиане, тянущейся к свету, начали расползаться черные жгуты, до так пор, пока полностью не скрыли тело младшего сына Беатрис. Он тихо вздохнул и прикрыл глаза. Минутой позже из-за тени дерева вылетела маленькая летучая мышь, покрытая черными всполохами, надежно спрятанными между перепонками кожаных крыльев. Её видели лишь одни глаза: глубокий янтарь, сверкающий в отражении луны рубиновыми искрами.

***

— Поздравляю. – основательница улыбнулась устало и слабо, но очень искренне. Ведь она, как никто другой, понимает это трепетное волнение и радость от осознания появления в твоей жизни малыша. Нового человечка, твоей частички. Того, чьё сонное личико будет вызывать понимающую родительскую улыбку облачным утром, чья детская непосредственность и наивность будут смешить до ноющих мышц на лице, а маленькие кристаллики слёз закусывать губу от злого бессилия это исправить. Юи лишь рассеянно кивает. Неужели… правда? Неужели она станет мамой? Будет не спать ночами, потому что бойкий малыш будет шевелиться в животе, будет холодными вечерами, сидя у камина, вязать маленькие пинетки, иногда из-за рассеянности пропуская нужную петлю. Пройдёт через множество трудностей и наконец сможет увидеться с ним. Она уверена, что будет мальчик. Он будет маленьким, совсем крохотным, но очень подвижным. Появившись на свет, изо всех сил сожмет своим кулачком её палец, не в силах полностью его обхватить. Будет открывать маленький ротик в поисках маминой груди. А когда найдет сожмет маленькими губками изо всех сил. Наверное, будет больно… Он же вампир, как и… Как и его папа… Комори переводит взгляд на Аято. Молодой вампир смотрит на неё. Смотрит и неосознанно протягивает крупную ладонь к животу. Он немного впадает внутрь, что делает контраст с выпирающими ребрами только сильнее. Вся она – маленькая и хрупкая и нуждается в защите и тепле. А когда появится малыш… Он прижимает её к себе так крепко, как может, но не прикладывает и капли вампирской силы. «Не навредить, не ранить, защитить». Теперь эту мантру он будет повторять себе каждый раз, когда будет касаться нежной кожи пока ещё плоского животика. — Что ж… – основательница тихо кашлянула, заставив перевести свое внимание на неё. Юи смутилась и потупила взгляд, прикрывая кончиками пальцев покрасневшие щёки, а Аято лишь переместил руку с талии девушки на плечо и кивнул. – Раз план наконец перестал иметь только эфемерные очертания, думаю можно ознакомить вас с ним. — Ты могла бы сделать это изначально, просто не похищая… Юи. – человек удивленно вздохнула и улыбнулась уголками губ. Больше никаких обидных и глупых шуток, издевок – Аято и вправду решил измениться. Измениться ради неё и их малыша. Комори положила свою ладонь поверх руки вампира, робко переплетая с ним пальцы. Прародительница слишком хорошо знала своего племянника, поэтому даже спустя столько десятилетий в разлуке могла точно сказать: голос пропитан ни злобой или негодованием – вовсе нет. В голосе старшего сына сестры она четко слышит детскую обиду на близкого человека. Это радует и льстит, заставляя кончики пальцев приятно покалывать – он считает ее родной. Он все ещё её дорогой племянник: и так думает не только она. — Дорогой, если бы я поступила так изначально, сейчас вы все были бы мертвы, а я вновь осталась бы ни с чем и пряталась в темных уголках царства вампиров в надежде спастись от безумного братца, даже не мечтая когда-нибудь вновь надеть корону и сесть на трон своих предков. Атмосфера в комнате быстро переменилась. — Поэтому нет нужды злиться. В данный момент времени самое главное – обеспечить безопасность мисс Юи. На самом деле причин, почему я выбрала именно это место и время для перемещения, две. Первая причина в относительной безопасности возможных изменений будущего. Если у мисс Юи нет причин для волнения, в силу позднего рождения, то со мной дела обстоят иначе: в этом времени мне около ста сорока-пятидесяти лет. А это значит, что вторгшись в жизнь моего воплощения из прошлого, я могу её кардинально поменять. И поверь, ничего хорошего из этого не выйдет. На самом деле это и есть причина, по которой перемещение во времени является запретным заклинанием – возможность повлиять на бытие имеет слишком большой соблазн. Существо, какой бы оно не было расы, меняя прошлое, меняет и будущее. И никто не в состоянии предсказать, как именно. Даже сам виновник происходящего. Несколько тысяч лет назад один из оборотней решил провернуть нечто подобное: он хотел спасти свой род от бедности и отправился в прошлое на несколько сотен лет. Как думаешь, какие последствия появились после его вмешательства? Аято нервно пожимает плечами: голос основательницы будит нехорошее предчувствие, царапающее стенки не бьющегося сердца. — С лица земли исчезла целая раса. Сердца тысячи живых существ… Они не прекратили свой стук – они просто исчезли. Их не было. — Но… Тогда как вы об этом узнали? Если их не стало, не значит ли это, что о них должны были все забыть? – голос Комори был беспокойным, но решительным. Знание того, что в ней зарождается маленькая жизнь, плод их с Аято любви, странным образом вдохновляло человека. Прямо сейчас она чувствовала себя практически непобедимой. — Память о том прошлом сохранилась лишь у нескольких существ – тех, кто мог совершить такое заклятие. Среди них был и мой отец. Он и научил меня этому заклинаю. Но сделал это с оговоркой: «Никогда, ни при каких условиях не встречайся со своим прошлым». В этом времени у меня, на нашу удачу, нет такой возможности. Моё прошлое воплощение проводит время с Шу и Эдгаром, даже не подозревая, что скоро её привычный мир рухнет, и теплые объятия старшего брата сменяться холодными кандалами в одиночной камере, чей замок он будет закрывать собственными руками. Огонь потрескивал слишком громко – так показалось Юи. — А вторая причина? – Сакамаки спросил твердо, но тихо. Он искренне сочувствовал тёте, но был не в силах помочь ей: облегчить груз прошлого «таким» способом слишком чревато. Для всех них. — Кровь первого основателя полукровки. Этот временной отрезок – последнее место, где есть упоминания о ней. Сейчас это могущественный артефакт, который мог бы помочь нам в случае… В случае неудачи с планом «Яблоко Адама». Я… Я безумно рада за вас, но знаете, вероятность того, что человек смог бы забеременеть от вампира, когда душа находилась бы отдельно от тела – невероятно мала. Пусть вас не обманывает чувство реальности происходящего. В данный момент здесь находятся три духовных воплощения. Аято, скажи, кроме тебя в будущем кто-то помнил о нашем нахождении в этом времени? Вампир прикусывает губу и задумчиво смотрит по сторонам, после чего отрицательно мотает головой. — Как думаешь, почему? — Потому что ты наложила заклятие туманной памяти, разве нет? Основательница по-доброму ухмыльнулась и покачала головой в разные стороны: — Вовсе нет. На самом деле всё как раз наоборот. Я буквально создала тебе эти воспоминания. У тебя просто не могло их быть. Потому что ты не можешь помнить духовную энергию. Только чувство, оставленное ею. Аято машинально кивнул сам себе, а Юи подалась ближе к основательнице, заглядывая ей в глаза: — А для чего нам нужна была… Эм, кровь вашего предка? — Чтобы разрушить проклятие. С её помощью ты можешь снять проклятие подчинения вампиров основателям, разрушив клятву Кровавой луны. На самом деле именно это и собирался сделать Карл Хайнц. Вернее, он собирался разрушить эту клятву и использовать эту кровь, чтобы подчинить вампирам остальные расы, получая абсолютное могущество над миром нечисти. Юи в ужасе прикрыла рот ладонью. Если такой страшный человек, как Карл Хайнц, получит абсолютную, ничем не сдерживаемую власть… Сакамаки нахмурился и в раздраженном волнении закусил губу. — Тогда почему этот больной ублюдок до сих пор этого не сделал? Он же знает об этой крови, верно? — Верно. Знает, хоть и не должен был. А причина проста – он не может сделать это в одиночку. Чтобы разрушить клятву с помощью этой крови, ему нужен тот, кто заключал её. Иными словами, тот, в ком течет кровь полукровки-основателя. Как думаешь, стал бы Карла добровольно отказываться от такой власти? Шин полностью подчиняется ему. А я вовсе не горю желанием наблюдать, как король вампиров рушит этот мир. Именно поэтому… — Именно поэтому ему нужна была Юи, которая забеременела бы от одного из нас, да? – изумрудные глаза покраснели от едва сдерживаемой ярости. Основательница кивнула: — Верно. С новым воплощением любви двух рас у него не было нужды в ком-то из нас. Он мог бы просто исполнить заклятие с помощью ребенка. Вот только в этом плане обязательное условие – любовь родителей. Карл Хайнц считал это просто красивой присказкой, поэтому и пытался так много раз создать идеального наследника самостоятельно – у него шесть детей от матерей разных рас. Каждый раз он терпел неудачу, но каждый раз пробовал снова, даже не догадываясь, что он не в состоянии выполнить условия заклятия, потому ч… — Потому что эта тварь не может любить, хах! – это был злобный отчаянный смех. Такой Аято пугал её, но Юи стойко терпела, лишь сильнее сжимая руку возлюбленного. Всё хорошо… Просто он зол… Он изменился… Прародительца осуждающе посмотрела на племянника, но лишь вздохнула и продолжила: — Верно. Что ж… В любом случае, теперь мы можем и не искать артефакт. Будет достаточно немного подождать, пока тело Юи трансформируется для плода, и тогда мы сможем вернуться. — А как… Оно трансформируется? – голос был взволнованный. Воспоминания нахождения Корделии в её собственном теле до сих пор мерзким липким шлейфом преследовали её в ночи полной луны. Снова переживать такое… — Не волнуйся. – впервые сначала этого разговора на лице старшей появилась улыбка. Она взяла ее ладони в свои и поладила кончиками больших пальцев. И Юи ощутила странное тепло. Нежная, мягкая, родная забота – материнская. Щёки девушки вспыхнули, а сердце неприятно заныло. Если бы её мама была жива… Она была бы такой же доброй? — Твой ребенок – самое могущественное существо, поэтому твоё тело сделает все для его защиты. И на это время все твои силы будут уходить к нему. Поэтому, мисс Юи, возможно для вас это будет противно, но… Вы должны питаться кровью. – видя испуг на лице девушки, Кохэку успокаивающе улыбается. – Это не полное обращение вампира. Без вашего на это желания, никто не будет этого делать. Это способ ребенка защитить себя и вас. И лучше всего для этого подойдёт кровь Аято, как отца малыша. Так трансформация пройдет быстрее и будет менее болезненной. Сын Корделии странно улыбается и бездумно говорит: — Да уж, никогда не думал, что будет так. Основательница понимающе кивает, а потом начинает собирать вещи. Комори понимает молчаливую просьбу и тоже начинает складывать травы в корзинку. Через десять минут они стоят на полянке. Аято помогает возлюбленной взобраться на спину к обратившейся основательнице. Юи плотно кутается в плед и хватается на холку. Мужчина отходит на несколько шагов и смотрит женщине прямо в глаза: — Что ты собираешься делать, когда встретишься с ним вновь? Волк грозно рычит и убегает в чащу вместе с взволнованной таким быстрым прощанием девушкой. Сакамаки закусывает губу и быстро возвращается в хижину. Голос основательницы осел в голове туманной дымкой. «Тсукинами Кохэку убьёт Тсукинами Карлу и взойдет на престол основателей по праву перворожденного наследника».