Lac de la forêt

      Ренар не сумел сдержать восторга, когда они наконец достигли берега моря. Широко улыбаясь, он не мог наглядеться на бескрайнюю водную гладь, пестрящую мириадами крохотных искр, на живописные волны, омывающие пеной неприступный пляж, на красивые изгибы холмов, что тянулись вдоль береговой линии, теряясь в мутной дымке у самого горизонта. Морской бриз, приятно разгоняющий духоту, приносил с собой запах соли, влажного песка, разогретого солнцем, и цветущих трав. Вдалеке истошно голосили чайки, то и дело окунаясь в лазурную бездну. Все вокруг до мельчайшей детали было напитано естественной красотой. Глубоко вздохнув, Ренар беззаботно раскинул руки и словно ощутил, как бархатные лучи и свежий морской воздух впитываются под кожу, глубоко проникают в легкие и ярким впечатлением оседают в груди, чтобы навечно отпечататься в памяти.       Крохотный каменистый пляж усеивали крупные выступы пологих скал, а остальной берег встречал набеги волн отвесными монолитами. Этьен без заминки преодолел крутой спуск к воде и сейчас бродил вдоль узкой кромки моря, выбирая удобное место, чтобы немного перевести дух. Ренар осторожно последовал вслед за ним, проклиная скользкие туфли, внутрь которых забивались мелкие камни. Помучившись, он снял их вовсе и по щиколотку зашел в холодную воду, а затем торопливо омыл лоб и шею, позволив себе ненадолго насладиться прохладой. Обоюдный выбор пал на один из широких камней в тени берега, поверхность которого все еще хранила полуденный жар, мягко согревая кожу. Устроившись, они перекусили яблоками, что взяли с собой в дорогу, и стянули обувь, дав отдых уставшим ногам.       — Я сам родился и жил неподалеку от моря, — сказал Этьен, подставляя лицо теплым солнечным лучам. — Иногда я сильно скучаю по этому ощущению свободы, которое дарят вода и небо, сливаясь в единый бескрайний простор. Хотя мое море было иным, оно выгорало от ярко-палящего солнца, исходило молочной дымкой и поэтому казалось не таким хрустально чистым, как здесь.       — Море каждый день новое, — с улыбкой согласился Ренар, мельком подумав о том, что Этьену впору бы писать стихи. — У меня тоже есть мое море, — признался он, окончательно решив свозить его к своим любимым скалам, где волны порой бились о берег так сильно, что будто бы заглушали любые мысли.       Когда-нибудь они доберутся туда… Если повезет и Этьен не решит позабыть о нем, после того, как вечером проводит до дверей экипажа, а завтра поутру не сморгнет вчерашние воспоминания, как мимолетный приятный сон.       Ясные цвета дня постепенно тускнели, мир вокруг окутал легкий флер синевы сгущающихся сумерек. Холодало. Ренар глубоко вдохнул свежий воздух, что приносил с собой стылый ветер. Такой же резкий и соленый, как горечь близкого расставания. Надвигался закат, хотя солнце только начало клониться к горизонту, подсвечивая морскую гладь косыми оранжевыми лучами. Влажные камни сверкали россыпью жемчужных бликов, тихо перекатываясь под мерный шепот прилива.       Два дня, проведенные вместе, постепенно подходили к концу и были хороши… Нет, неповторимы. Ренару даже на миг захотелось попросить Этьена, чтобы он не забывал его слишком скоро — вспоминал, даже если со временем все это покажется ему лишь простым увлечением, весенней сказкой. Ведь он сам точно знал, что будет думать о нем каждый день, будет помнить наперекор всему, даже если сам прикажет себе позабыть. Эта встреча останется в его сердце. Больше он не сможет лгать себе и окружающим, будто наслаждается одиночеством, будто ему никто не нужен…       Этьен любовался пейзажем, его взгляд блуждал вдоль кромки воды, скользил по хребтам холмов, взлетал к небу, цепляясь за облака, Ренар же с тоской уставился на его выразительный профиль, словно вылепленный умелым скульптором. Мягкий контур губ, широко распахнутые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и острый излом бровей, хищный нос и твердый подбородок. Изящный контраст противоречий. Невзирая на длинный шрам, уродующий щеку, Этьен оставался безумно притягателен. Большая загадка: как он мог сам того не замечать? Почему зарыл глубоко в душе горькую обиду на собственную внешность? Неужели поверил косым взглядам и злым насмешкам тех, кому даже не важно, кому обмывать кости, лишь бы имелся повод посудачить?       Небрежно тряхнув головой, Этьен пропустил сквозь пальцы волнистые пряди темных волос, разметавшиеся от ветра, и запрокинул шею назад, глубоко выдохнув. Ренар сел ближе, решив лишний раз напомнить ему, что он желанен, а еще не собирался отказывать себе в удовольствии, пока они одни, ведь, возможно, это вовсе был их последний шанс побыть рядом. Обняв Этьена со спины, он притянул его за подбородок к себе и выхватил с губ, словно воруя, краткий поцелуй. Затем скользнул ладонями вдоль боков, прошелся по груди и спустился по животу ниже, проследив подушечками пальцев изломанные линии выпуклых рубцов от ожога, скрытые под тонкой тканью рубашки. Ренар понимал: нежных прикосновений совершенно недостаточно, чтобы выразить чувства, но по-прежнему не решался заявить о них вслух. Прямо признаться, что рассчитывает на скорую встречу, — ведь так быстро успел влюбиться, — казалось непозволительной слабостью, чем-то постыдным и неуместным, достойным лишь язвительной иронии.       Прислонившись щекой к спине Этьена, Ренар в очередной раз задумался, почему он заинтересовался им, человеком с отвратительной репутацией, грязным прошлым и паршивой работой? Почему подпустил так близко к себе? Чем же он заслужил такое расположение и как долго оно продлится? Неопределенность угнетала, но было страшно расставить все точки над «и» и получить прямой ответ, который его не устроит: узнать, что чувства на самом деле безответны, а все это — не более чем красивая ширма для мимолетной интрижки, чтобы просто переждать время, пока не отыщется кандидат получше. Если ему и суждено разочароваться, то пусть это случится как можно позже.       Морской прилив отсчитывал ускользавшие минуты, оранжевое светило зависло над горизонтом, мимолетно скрываясь за полосками темных туч, надвигающихся с востока. Этьен стал необычайно молчалив, задумчиво хмурил брови, и Ренаром завладело гнетущее предчувствие. Его столь часто бросали, что все внутри уже, казалось, давно должно было покрыться толстым панцирем безразличия, но, увы…       Крепко сомкнув руки вокруг талии Этьена, Ренар словно бы попытался удержать этот ускользающий миг заката, что они разделили на двоих, как можно дольше растянуть чудесное мгновение, не дать теплу между ними бесследно исчезнуть и вновь выстудить его изнутри. Но остановить упрямое течение времени никому не под силу.       — О чем размышляешь? — вдруг поинтересовался Этьен, невольно нарушив томительное забытье Ренара.       — Ни о чем особенном, — Ренар нехотя разомкнул объятия и спрятал под опущенными ресницами мрачный взгляд, небрежно пожав плечами, а затем потянулся к фляге с водой, которую они прихватили с собой в дорогу. Этьен промолчал в ответ, упорно вглядываясь куда-то за линию горизонта.       — А ты о чем думаешь?.. — с затаенным страхом решился спросить Ренар, проклиная себя за длинный язык, но в то же время чувствовал — он должен знать. Незачем оттягивать неизбежное.       — Я размышлял о том, не предложить ли тебе жить вместе. В одном доме, если точнее.       Ренар как раз имел неосторожность сделать глоток, слушая откровенное признание, поэтому чуть не поперхнулся. С трудом сглотнув внезапно вставшую поперек горла воду, он недоверчиво покосился на Этьена, но тот ни капли не шутил, судя по серьезному выражению лица.       — Ты решил меня разыграть? — хрипло выдавил из себя Ренар, стараясь за шутливым тоном скрыть свое замешательство с толикой страха и надежды. — Думаешь, стоит тратить на меня все свободное время?       — Ты мне скажи, — усмехнулся Этьен. — Я по-прежнему не знаю, стоит ли нам тратить свободное время друг на друга и дальше, — он смерил Ренара внимательным взглядом.       — Просто так я скорее пойму, что ты за человек, как и ты в свою очередь составишь полное мнение обо мне. Вроде бы прозвучало предельно честно, но за столь откровенной практичностью Ренару вдруг почудилась недосказанность.       — Даже не представляю, что тебе ответить. — Он безумно хотел кинуться в этот омут с головой, но также опасался захлебнуться в процессе, не заметив подводные камни. — Разве ты сам бы не посчитал такое предложение… кхм, поспешным?       — К чему оттягивать? Мы же не невинные девы на выданье, нам ведь хорошо вместе, — улыбнулся Этьен. — Хотя ты меня подловил. Я не стал бы торопить события, если бы не особые обстоятельства. Эдит еще в прошлом году загорелась навязчивой идеей меня поженить. Я не сильно сопротивлялся, честно говоря, просто не видел смысла до того, как встретил тебя. Сейчас я понимаю, что после госпиталя утопал в жалости к себе, а Эдит помогла мне. Наверное, поэтому я потакал ей, чувствовал себя обязанным хоть как-то отплатить, но теперь я здоров и, надо признать, излишне злоупотребил гостеприимством ее семьи. Через месяц она вернется из столицы, но наверняка привезет с собой пару-тройку каких-нибудь незамужних подружек, чтобы я присмотрел себе партию. Не хочу участвовать в этом фарсе, мне стоит уехать до того, как она успеет расставить свои сети, и я уже придумал как. Эймери не раз упоминал, что ему нужен доверенный человек, который бы следил за его капиталом, как за своим собственным.       …Его новая верфь находится чуть более, чем в получасе езды от Сен-Жинон, в небольшом порту. Там на окраине есть свободный дом на две комнаты. Простой, без изысков, но чистый и аккуратный, с садом и парой олив во дворе. С моей будущей ставкой я вполне смогу позволить себе снимать в нем жилье, вторая же комната останется тебе. Хозяйка живет по соседству, я щедро доплачу ей за то, чтобы она лишний раз нас не беспокоила. Что ты об этом думаешь?       Ренар нахмурился и нервно сглотнул, задумчиво уставившись в глубину фляги с водой. Казалось бы, глупость, ведь… сейчас он на блюдечке получил то, что хотел, но вместо эйфории отчего-то вдруг стало жутко не по себе. Собственная независимость досталась Ренару слишком высокой ценой, обычно он ревностно оберегал ее и даже в мыслях не терпел над собой понукания и попыток навязать ему условия того, как следует жить. Не хотел идти на уступки и переезжать куда-то из своей уютной и обжитой комнаты, это ущемляло гордость, так он чувствовал себя игрушкой, которую забирают на новое место, какой-то вещью, согласие которой и не требуется…       Глубоко выдохнув, Ренар отмахнулся от лишних мыслей. Он злился, но на самом деле на другого человека, а старые обиды стоило давно оставить в прошлом. Этьен ведь вовсе не хотел оскорбить его своим предложением, а наоборот, пошел на уступки сам и просто озвучил единственный вариант, который смог придумать, как им поддерживать связь в будущем. Не встречаться же и дальше в борделе, по ночам, украдкой, лишь пару раз в месяц, чтобы не привлекать излишнего внимания? Ренар понимал, что если даже так, то рано или поздно его милашки увидят или догадаются, кого именно навещает знатный господин и почему, а потом растреплют своими ядовитыми язычками их секрет на весь город, или пожелают воспользоваться чужой тайной в своих целях, как бывало уже не раз.       Этьен не заслуживал подобного.       Ренар недолго медлил с ответом, ведь очень давно не встречал человека, которому стоило доверять и довериться, которому можно без вреда и лишних опасений уступить, и ради кого можно изменить любимым привычкам и подвинуть удобный график. Поразмыслив лишь с минуту, он понял, что такой шанс попытать счастье нельзя упускать, иначе он будет жалеть до скончания дней и корить себя за трусость.       — Хорошо, я согласен. Только смотри, не пожалей потом, — усмехнувшись, он расслабленно откинулся на спину и улегся на теплые камни, опираясь на локти и вытянув ноги. — Ты увидел меня таким, каким меня не знают другие. Наедине с тобой я позволял себе то, что обычно не позволяю на людях. А еще я привык к одиночеству и слабо представляю свою жизнь иначе. У меня тяжелый характер и много дурных привычек.       — Как и у меня, — смешливо прищурившись, заявил Этьен, отзеркалив его позу. — Могу сказать о себе то же самое.       — Знакомство с хозяином борделя может и на тебе оставить клеймо. Надеюсь, ты понимаешь, что я не откажусь от работы?       — Понимаю, но мне давно плевать на собственную репутацию. Те, чье мнение было для меня важно, так или иначе умерли. Кроме сестры и брата, поэтому если я соглашусь на должность управляющего, то буду стараться не подвести его. Не обижайся, если мне придется пропадать там с утра и до вечера. Но работа ведь не повод отказываться от остального?..       Ренар мельком подумал, что Этьен не бросал свои слова на ветер и, видимо, не намерен был так просто отступать. Но… раз их партия вдруг обрела столь крутой оборот, он решил первым слить плохие карты. Предельно честно. Это был не тот случай, когда стоило блефовать. Ложь непременно ляжет козырем против, а сожаления и разочарования не избежать.       — Я скуп, обидчив, ревнив, часто придираюсь к мелочам и отвратительно стабилен в своих увлечениях и вкусах. Например, читаю перед сном газету в выходные и курю сигары, хотя самому уже опостылел запах дыма, а от нынешних новостей просто тошно, но это помогает мне заснуть.       — На запах табака я не обращаю внимания. Нанюхался им за свою жизнь. А почитать газету в тишине и сам люблю, — отмахнулся Этьен, а затем с многозначительной ухмылкой добавил: — И у меня имеется пара идей, как приятно измотать тебя перед сном. Что-то еще?       — Сходу не вспомню, — Ренар окинул его испытующим взглядом и пошутил: — Пришла твоя очередь каяться. Я хотел бы знать наперед с кем мне предстоит жить во грехе, чтобы не тратить наше общее время зря. Ренар тоже ценил практичность, хотя раньше это не касалось области чувств, но годы неизбежно взращивали цинизм. — Что именно ты хочешь знать? — Этьен растерянно отвел взгляд, вмиг растеряв показную уверенность. Видимо, было что скрывать…       — Расскажи о себе, но будь честен, как на исповеди, сын мой, — Ренар плутовато оскалился. Своим нежданным предложением Этьен поднял ему настроение до отметки, граничащей с умопомешательством, иначе и не объяснить то, что с языка внезапно посыпались столь неприличные шуточки.       — Но ты ведь уже согласился, — Этьен нервно сглотнул, поднялся на ноги и отвернулся. Расчет оказался верный — он явно что-то утаивал. Нечто постыдное.       — Здесь только мы вдвоем. Выкладывай, — жестко настоял Ренар, сгорая от нетерпения выведать чужой секрет, — или я точно передумаю, — поднявшись, он оправил одежду и выжидающе замер, сложив руки на груди. Сознание охватила эйфория и он даже не брал в расчет, что, возможно, излишне перегибает палку. Этьен выдержал паузу, словно собираясь с силами, а потом зло прищурился, но заявил будничным тоном:       — Разве ты сам со мной честен? Ты толком ничего не рассказал о себе и своей жизни. Я даже не знаю твоего настоящего имени!       Совсем не то, что Ренар ожидал услышать в ответ. Неосознанно вскинув брови, он нервно расправил руки, сцепил пальцы в замок за спиной и раздраженно поиграл желваками. Своим прошлым он не привык ни с кем делиться. Годы минувшей юности не оставили ничего особо хорошего в багаже его памяти, да и то были уже никому не нужные ворохи тусклых воспоминаний о потерянных людях и событиях иллюзорной значимости. Сплошная маета. А заводить беседу про рутинные дела, которые занимали его настоящее, казалось чем-то неуместным, чем-то способным испортить хрустальную атмосферу чудесного дня грязным отпечатком обыденности. Ренар и правда мало рассказал о себе, но и ни о чем не соврал. Имя не было намеренной ложью, просто…       — С чего ты взял?       — «Как мне вас называть». Ты спросил это при нашей первой встрече, помнишь? — Этьен на пару секунд замолчал, вглядываясь в лицо Ренара. — Когда ты не явился на ужин, я долго прокручивал в своей голове ту ночь, и каждый раз думал: почему ты задал вопрос именно так? Но разгадка же проста? Раньше ты слышал в ответ первое придуманное имя, клиенты борделя ведь не желают быть узнанными, поэтому ты и сам представился мне псевдонимом. По старой привычке. Я прав?       «Отчасти», — Ренар тяжело сглотнул и невольно потупил взгляд.       — Да, — честно озвучил он, не поднимая глаз. — И нет. Ренар — мое единственное имя уже много лет. А теми, которыми меня при рождении нарекли отец с матерью, я не пользуюсь. Не люблю их вспоминать. Для меня они умерли вместе с ними. Этьен потянулся и взял его руку, крепко сжав пальцы.       — Тогда можешь не говорить, хитрый Лис, — серые глаза его мягко блеснули сочувствием, а затем лукаво заискрились. — Но я буду считать тебя… Паскалем, или… Соломоном, точно!       Ренар беззлобно фыркнул и, ухватив шутника за руки, рывком притянул к себе.       — Мимо. И ты не заслужил знать, капитан. Не увиливай, ответь прямо на мой вопрос, тогда и я расскажу тебе свое полное имя, как и все остальное, что пожелаешь. Когда-нибудь.       — Сержант, — поправил его Этьен. — Хорошо. Ты бы все равно скоро узнал, — его солнечная улыбка постепенно померкла, будто скрывшись за тучей, полной мрачного напряжения. Громко выдохнув, он отошел на пару шагов, устало опустился на камни, а затем полностью лег на спину и прикрыл руками глаза. — Иногда… точнее несколько раз в месяц я вижу кошмары, но не просыпаюсь. Эдит сказала: я кричу во сне так сильно, что могу разбудить и мертвого и совсем себя не контролирую, пока брежу. Но я ничего не помню после пробуждения. Даже не помню, что именно мне снилось. Просыпаюсь и вижу, как обрывки невнятных образов мелькают под веками, в ушах шумит, а в грудь будто напихали пуха, отчего дышать тяжело. И все. Больше ничего, — в низком голосе слышалась неприкрытая боль и нотки отчаяния. Досадливо поморщившись, Этьен взлохматил волосы, зарывшись в волнистые пряди у висков пальцами.       Ренар уселся рядом и погладил его по плечу, но промолчал, ведь догадывался, какие ужасы затаились в тех тяжелых видениях, как догадывался, несомненно, и сам Этьен.       Война. Взрыв пороха. Или плен.       Ренар не знал, каково это, когда вновь и вновь рискуешь своей жизнью, каждый день видишь смерть, чувствуешь бесконечную усталость и боль, слышишь оглушающий звон канонады орудий, кожей ощущаешь осколки, разлетающиеся от нескончаемой череды залпов и яростное дыхание пламени, разом сжирающее многие жизни. Ренар не знал. Не вскакивал с криком во тьме, ощущая липкий ужас от невозможности вдохнуть, как будто легкие вырвали из груди. Не плакал, как дитя, понимая, что ничего уже нельзя изменить, исправить и… забыть. Мог представить только фантом тех событий, но даже блеклый призрак неумолимо сводил с ума, разрастался колючим плющом вокруг сердца, крепко терзая каждый уголок души образами грохочущих взрывов, перемешанных со всполохами огня, бесчисленных истерзанных тел, ярким запахом пороха и гари, а еще бесконечной вонью от долгих мучений в госпитале.       В груди Ренара тягостно заныло от осознания, сколько горя пришлось перенести Этьену. Хотелось забрать себе хоть часть его былых страданий, сделать так, чтобы раны прошлого больше никогда его не тревожили.       Время не всегда лечит, но неизменно подправляет память. Возможно, и Этьен когда-нибудь сумеет довериться ему полностью и позволит разделить на двоих те темные воспоминания, что ночами тревожат его дух и мысли?.. Выпустит старых бесов из клетки, чтобы они наконец перестали сводить его с ума.       Во внезапном порыве нежности Ренар настойчиво потянул его на себя, устроил голову на коленях, а потом ласково пригладил растрепавшиеся от ветра пряди, пропуская их через пальцы.       — На моих руках кровь, которую уже не смыть. Все те, кого я убил, будут терзать меня до самой смерти, хотя я не помню их лиц, не знаю их имен, — отстраненно произнес Этьен. В глухом голосе прозвучали нотки безысходности. — Я сломанный человек.       — Нет, ты сильный, сильнее меня, — возразил Ренар, поглаживая его по лбу вдоль линии бровей. — Мне даже страшно вообразить ад, через который тебе пришлось пройти.       Этьен мог умереть на войне. Если бы не череда случайностей — они могли бы никогда не встретиться. Осознание этого пугало до замирания сердца. Ренар не верил в судьбу, но сейчас не мог не поблагодарить ее за негаданный подарок. Он ведь всегда намеренно избегал общества солдат и заранее вынес свой вердикт каждому обладателю дворянского титула. Да и никогда не увлекался тем, что было интересно Этьену. Не знал, что долгие годы гулял с ним по одним и тем же дорогам, а последние пару лет и вовсе почти не выходил из своего кабинета, лелея разочарования и сожаления…       — Пожалуйста, не смотри на меня так, — Этьен отвернулся. — Ты — единственный, в чьем взгляде я до сих пор не видел жалость, сочувствие или осуждение. Мне тошно от этого…       — Хорошо, — выдохнул Ренар. — Я постараюсь.       — Теперь ты передумал? — глухо спросил Этьен минуту спустя. — Только будь честен, прошу. Любой бы отказался на твоем месте, я пойму и не буду держать зла. В словах прозвучал затаенный страх перед неизбежным расставанием и одновременно обреченное понимание того, что их нежным ночам, украденным у одиночества, больше не суждено повториться. Надежда, опасения и сомнения, хоть и совершенно иные, показались Ренару отражением собственных чувств.       — Нет, я не передумал, если ты хочешь быть со мной.       — Да, — твердо ответил Этьен.       Ренар тепло улыбнулся ему в ответ и вдруг ощутил себя так спокойно, словно точно знал, что ждет их впереди, а неминуемые проблемы — мимолетны и ничтожны. Будущее туманно и зыбко, но пока оно не свершилось — все еще в их руках, а уж он непременно постарается, чтобы их жизнь рядом друг с другом сложилась как можно лучше. Несколько раз за прошедшие два дня, он прислушивался к себе и неизменно удивлялся, обнаружив, как греет в груди ощущение какой-то внутренней легкости, словно он наконец обрел то, что всегда отчаянно искал. Нежданное чувство полнилось, с приятным покалыванием растекалось по венам, будто обволакивая изнутри теплым парным молоком. Хотелось отдать, что угодно, всего себя — лишь бы сохранить его. Он даже боялся лишний раз подумать, предаться надежде и помечтать, чтобы ненароком не спугнуть удивительный миг настоящего. Казалось, от этого оно развеется, потеряет краски и некую неуловимую суть, которую не описать словами.       Любовь — горькое чувство. Она была способна ярко вспыхнуть, а затем бесследно померкнуть, но чаще медленно сгорала, выжигая изнутри, оставляя только боль, отчаяние или досаду. Ренар ненавидел это чувство, но с той же силой к нему тяготел, дорожил возможностью избавиться от тошнотворной пустоты и снова ощущать себя живым, отдаваться другому целиком и без остатка. Но опасался вновь обжечься, а затем чувствовать вместо сердца окаменевший пепел. И одновременно столь же сильно не хотел потерять то неповторимое цветущее ощущение внутри, когда один лишь взгляд заставляет парить, одно касание — наполняет легкие живительным воздухом, а кровь — бурлением жара, когда все мысли туманят мечты и светлые образы, столь далекие от будничной серости окружающего мира.       — Я ведь могу уехать сегодня же, — задумчиво протянул Этьен. — Отправлюсь на том же экипаже, что и ты.       — Не стоит срываться, это вызовет излишние вопросы и никому не нужные толки, — возразил Ренар, мимолетно улыбнувшись. А потом вспомнил, как Этьен глупо ошибся дверью, завернув в его бордель, что при неудачном стечении обстоятельств могло иметь множество негативных последствий, и решил лично заняться вопросом жилья и разговором с хозяйкой. — Напиши мне адрес дома, я…       Заговорившись о важных вещах, они и не заметили, как погода начала стремительно портиться. Темная туча, что черной полосой висела на краю горизонта, уже растянулась на половину неба, полностью скрыв закатное солнце. С моря налетали рваные порывы ветра, волны все сильнее ударялись о берег перекатывая пенные буруны. Вдруг неподалеку ослепительно сверкнула молния — световой разряд на миг окрасил мир в черно-белые тона, а вслед за ним раскатисто громыхнуло. Ударная волна звука словно пронизала до самых костей, прокатившись от ушей вглубь тела. Этьен крупно вздрогнул в руках Ренара и мгновенно побледнел.       — Это всего лишь гром, — Ренар успокаивающе коснулся его щеки, отчего тот шумно выдохнул, будто вернувшись в реальность.       — Да. Да… — проронил он и уставился рассеянным взглядом на серую хмарь, которая быстро надвигалась с моря, обещая в любой момент пролиться ливневым потоком на их головы. Вернуться в поместье сухими им уже не успеть, можно даже не пытаться.       — Я люблю грозу, — признался Ренар, пытаясь отвлечь Этьена от плохих воспоминаний. — Меня всегда завораживала ее особенная красота. Обожаю засыпать, когда за окном моросит дождь, тихо стучит по стеклам и крыше.       — Я тоже любил грозу когда-то, — отстраненно произнес Этьен в ответ. — Мы с Эймери всегда бегали наперегонки, когда собирался дождь. Проигрывал тот, кто не успевал спрятаться в домике на дереве до нового раската грома. Шалаш на самом деле был плохонький и больше похож на груду кривых трухлявых досок, которые лишь молитвой держались на высоте, но мы просиживали в нем круглыми днями и вдоволь наслаждались свободой, пока мама была занята. Убегали, затягивали внутрь нашего убежища веревочную лесенку и не пускали к нам Эдит. Помню, как она тогда жутко злилась. Плакала так, что сопли шли пузырями, и кричала гадости, которых от нашей кухарки наслушалась, а потом швырялась в нас камнями и гнилыми ранетками. Вот такая у меня сестра… а ныне леди де Пруво. О, видел бы это ее виконт! — Этьен весело прыснул, а затем с задумчивой отрешенностью добавил: — Сейчас и дерева того, наверное, уже нет. Давно это было… Теперь я не люблю грозу. Слишком громко. Давай лучше вернемся под крышу?       — Наперегонки или пешком? — пошутил Ренар, поднимаясь на ноги.       — Пешком, — фыркнул Этьен, и одновременно с его словами на кожу упали первые тяжелые капли дождя. — Мы оба уже проиграли.       «Или все же выиграли, — с затаенной надеждой подумал Ренар. — Кто знает?»