Напрасное далёко

      Учёба, сочетавшая в себе сразу несколько его любимых предметов, заставила Лаврентия на некоторое время позабыть о происходящих странностях. Вдобавок Галя Погребняк, первая красавица класса, внезапно обратилась к Бесфамильному за помощью с заданием по английскому. Сказать, что парень выпал в осадок — ничего не сказать. Не то чтобы им никогда не интересовались девчонки — интересовались, конечно, но чтоб вдруг столь популярная особа, практически принцесса школьных масштабов — ни разу. Ко всему прочему, Галя не производила впечатление высокомерной неженки, вопреки распространённым стереотипам о красотках, что Лаврентия подкупило и он, недолго думая, договорился прийти в гости к девушке на следующий день. Домой юноша возвращался в приподнятом настроении и, возможно бы и не вспомнил о вчерашних событиях, если бы не резкий звонок телефона.       Наскоро сбросив кеды, Бесфамильный добрался до аппарата и снял трубку. — Здравствуйте, это квартира Дёминых. Кто спрашивает? — по деловому, так, как научила его приёмная мать, отрапартовал молодой человек. — Лаврентий, ты что ли? — на другом конце провода оказался не кто иной, как Март Кальниченко. — А я не сразу твой голос узнал — богатым будешь. Слушай, к тебе милиция не приходила? — весёлые иннтонации моментально сменились небывалой серьёзностью. — Нет, а что, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Бесфамильный. — Случилось. Виноградова вчера мёртвым нашли в парке. И не просто мёртвым — убили его. Говорят, что обломком шпаги, — ввёл товарища в курс событий Кальниченко. — Тренера нашего вчера допрашивали, сегодня с девчонками беседовали, с моей сестрой тоже, ну и к нам в гости наведывались. Вот звоню поинтересоваться, ну и проинформировать, если ты не знаешь. Что-то мне подсказывает, что нас завтра вместо тренировки ждёт общий допрос, хотя никто ничего такого не говорил. — Пиздец, — лаконично прокомментировал ситуацию Лаврентий, ощущая как ноги стремительно становятся ватными. — А это… есть подозрения какие-то? — Да тут подозреваемых не один десяток насчитывается — Виноградова никто не любил, сам знаешь, — отозвался Март. — Но из-за того, что убили его достаточно необычным способом, следователь склонен считать, что сделал это кто-то из наших. — Хорошо, а орудие убийства нашли? — чувствуя, как начинает дрожать голос, поинтересовался Бесфамильный. — В том-то и дело, что нет, — вздохнул Кальниченко. — И сразу скажу: я здесь ни при чём — разобраться с этим уёбком за то, что он с тобой сделал я намеревался совершенно другим способом. И шпаги у меня все целые. — Я вообще-то ни в чём тебя и не подозревал, — как можно спокойнее попытался сказать Лаврентий, при этом сумев вовремя ухватиться за стену свободной рукой — ещё бы чуть-чуть, и он загремел в обморок под влиянием нахлынувших на него флешбеков. — Спасибо, что проинформировал, до завтра. — До завтра, — собеседник, к счастью, не собирался растягивать разговор и положил трубку. — Слава богу, — прошептал Бесфамильный, услышав гудки, и медленно сполз по стенке на пол, после чего дал волю слезам.       Сколько времени он провёл в рыданиях, парень не помнил, однако, когда он успокоился, квартира тонула в сизых сумерках. Тяжело вздохнув, молодой человек вытер с щёк солёные дорожки и тут же явственно услышал властный голос над самым ухом. От неожиданности Лаврентий подскочил и увидел его — того самого незнакомца из зеркала, представившегося Яном. — Возьми себя в руки, — холодно приказал он. — Прошлое не изменишь, зато Виноградов получил по заслугам. — Получил, — не мог не согласиться Бесфамильный, хотя от известия о смерти насильника не испытал никакого облегчения. — Но мне-то от этого не легче. — Не легче, потому что ты тряпка безвольная! — внезапно взорвался Ян. — Меньше ныть нужно, больше радоваться! Или ты предпочёл бы рассказать правду матери, а потом пойти в милицию? От одних только мыслей об этом Лаврентию сделалось дурно, и он отрицательно покачал головой. — Ну вот и славно, — зазеркальный пришелец моментально сменил гнев на милость. — Мерзавец наконец-то наказан, а тебе бы я рекомендовал сосредоточиться на грядущих соревнованиях, если, конечно, хочешь показать такой же результат, как на последней тренировке, — Ян усмехнулся и медленно зашагал по направлению к балкону, тонувшему в вечернем тумане. — Стой! — Бесфамильный содрогнулся от пришедшей в голову мысли, но озвучить её так и не успел: Ян буквально исчез так же внезапно, как и появился.       Тренировка вечером следующего дня и в самом деле куда больше походила на допрос: невысокий опероуполномоченный с пышными, практически гусарскими, усами и эффектно выделяющимися тёмными бакенбардами представился фехтовальщикам как капитан милиции Сергей Николаевич Власенко, а своего коллегу — худощавого белобрысого парня почти двухметрового роста — как сержанта Алексея Васильева. Двое милиционеров вызывали каждого, кто присутствовал на предшествующей убийству тренировке, на беседу в раздевалку, а также успели осмотреть оружие каждого, включая девочек — обломков шпаги не нашлось ни у кого. Марта, сестра-близнец Кальниченко, вспомнила, что накануне происшествия у неё сломался клинок, однако к моменту совершения преступления она его выбросила. Михаил Иванович, тренер ребят, также добавил, что у погибшего Виноградова имелась поломанная шпага, правда, какая участь её постигла было неизвестно. В итоге выяснилось, что абсолютно у всех фехтовальщиков и фехтовальщиц имеется железобетонное алиби. Неопрошенными оставались только Март и Лаврентий. Последний, надо сказать, сильно нервничал, и на то имелась веская причина — юноша буквально не помнил, где он провёл вечер убийства и что тогда делал. Не помнил вообще, даже смутно и приблизительно, а, учитывая, очередной разговор с Яном, спонтанный провал в памяти выглядел едва ли не зловеще. — Бесфамильный есть? — заглянув в зал капитан Власенко, только-только опросивший Игоря Гришина. От неожиданности Лаврентий едва не выронил шпагу, но удержал её в руке, снял маску и утвердительно кивнул. — Пройдёмте со мной, молодой человек, — фраза милиционера прозвучала пугающе, а угрюмый взгляд исподлобья, которым одарил фехтовальщика сержант Васильев и вовсе заставил вздрогнуть. Чувствуя себя приговорённым к смерти, которого ведут на расстрел, Бесфамильный обречённо проследовал в полутёмную раздевалку. Что было дальше он снова не помнил. Память вернулась к нему только по возвращению к товарищам, но, судя по выражению их лиц и по тому, как Власенко будничым тоном позвал побеседовать Марта, ничего ужасного не произошло. Однако Лаврентий этому был почему-то не рад. — Ну что, ребят, как думаете, кто Виноградова грохнул? — спросил Илья Белов, с удовольствием стягивая с себя пропитавшуюся потом форму. — А хрен его знает, — пожал плечами Кальниченко, — недоброжелателей он себе нажил вагон и маленькую тележку, так что, боюсь, товарищам милиционерам предстоит тяжёлая работа. Но вряд ли это кто-то из наших. — А то, что убили его обломком клинка? Вряд ли это простая случайность, — возразил Игорь. — Так у него же при себе была сломанная шпага, вот ею и убили, — предположил Март. — Хорошо, но ведь для этого надо было знать, что она у него есть, — сказал Бесфамильный, до этого внимательно слушавший версии товарищей. — Почему нельзя было просто зарезать, а не доставать из сумки тот злосчастный обломок? Мне кажется, что здесь присутствует некий символизм. — Символизм не символизм, а Тоха получил по заслугам, — сказал Богдан, самый низкий из фехтовальщиков, часто страдавший от нападок Виноградова. — Знаю, что нехорошо так говорить, но «горбатого могила выпрямит» это про него. Если бы кто-то его не остановил, он бы продолжил кошмарить местных и, уж будьте уверены, когда-нибудь перешёл бы от мелкого хулиганства и вымогательств к чему-то посерьёзнее. — То есть, ты хочешь сказать, что преступник, совершив убийство, предотвратил целую череду преступлений в будущем? — Кальниченко наконец-то разыскал среди беспорядка, царившего в его шкафчике, расчёску и теперь приводил в порядок спутанную тёмно-каштановую шевелюру, сниспадавшую до плеч. — Где-то так, — подтвердил Богдан. — Я, конечно, убийцу не оправдываю, но Виноградова мне ни капельки не жалко — этот уебан на днях отжал деньги у моей сестрёнки, ещё и напугал её до полусмерти, сука, — парень судорожно сжал кулаки и лицо его исказилось гримасой отвращения. А Лаврентий только сейчас заметил на его щеке крупную, но уже начавшую подживать, ссадину. — Получил по заслугам и точка. — Говоришь так, будто сам его и грохнул, — резонно отметил Илья, застёгивая молнию на брюках. — Кстати, царапина-то откуда? — В драке получил, — угрюмо ответил товарищ по команде. — Когда пошёл объяснять Тохе, что маленьких девочек трогать нельзя. Да и вообще никого нельзя. Я этому следователю, Сергею Николевичу, и его помощнику всё как было рассказал. Я, конечно, Виноградову прописал животворящих пиздюлей, но убить — нет, ни за что… На этом обсуждение убийства закончилось и парни потихоньку разошлись. В раздевалке остались только Кальниченко и Бесфамильный, к которым, если бы не очень кстати представившаяся тема для разговора, несомненно пристали с вопросами о том, почему они не переодеваются вместе со всеми. — Пойдёшь сегодня домой вместе со мной? — спросил Март, избавляясь от почти прилипшей к коже формы. — С удовольствием, но я обещал помочь однокласснице с английским, — Лаврентий бросил беглый взгляд на настенные часы и поспешил последовать примеру товарища. — Чёрт, ты опять порезался, да? — вопрос оказался риторическим — свежие раны на ногах Кальниченко говорили сами за себя. Тот лишь невозмутимо пожал плечами — мол, да, бывает, ничего страшного. Бесфамильный вполголоса выругался и полез в шкафчик за перекисью и ватой. Крови на этот раз было больше, чем раньше — хоть царапины и успели покрыться корочкой из запёкшейся крови, однако соприкосновение с тканью униформы сделало своё дело и теперь порезы сильно кровоточили. Март морщился, стиснув зубы, пока друг заботливо обрабатывал раны, и внезапно подумал о том, что Лаврентий с его выдающейся внешностью, которая в большинстве случаев скорее пугала, чем вызывала восторг — всё-таки не пристало порядочному советскому юноше так сильно выделяться, пусть даже и не по своей воле, чертовски красив. Как греческий бог. От таких странных мыслей Кальниченко поморщился ещё раз, а Бесфамильный уже успел остановить кровь. — Если ты не пойдёшь в душ, то предлагаю замазать порезы зелёнкой, — рассматривая покалеченную ногу товарища, предложил Лаврентий. — Валяй, всё равно мыться дома планирую, — вальяжно махнул рукой Март на мгновение встретившись с приятелем взглядами. Этот миг продлился какую-то долю секунды, но оба отчётливо ощутили, как по коже пробежало нечто, похожее на слабый разряд тока. Рыжеволосый фехтовальщик замешкался, ища нужный пузырёк среди своей аптечки, которую он носил с собой также часто, как и бритвенное лезвие, а обнаружив ёмкость с надписью «бриллиантовый зелёный», быстрым движением вымочил в изумрудном растворе кусочек ваты и принялся за дело.       Галя была недовольна его опозданием, несмотря на то, что покидая тренировочную базу, Лаврентий заскочил в ближайший автомат и позвонил девушке, дабы предупредить, что задерживается. С порога первая красавица 10-б прочитала однокласснику крайне неприятную лекцию, из-за чего тому пришлось виновато оправдываться. Правда, девушка быстро сменила гнев на милость, едва дошло до самих занятий — у Бесфамильного явно имелся ещё и педагогический талант. Нельзя сказать, что Погребняк не блистала интеллектом, однако с иностранными языками у неё никогда не складывалось, а тут, благодаря терпению и вниманию своего учителя она начала понимать то, что раньше казалось ей совершенно неведомым. Закончили они уже ближе к ночи — до закрытия метро оставалось десять минут. В знак благодарности Галя предложила Лаврентию остаться на ночь — благо, дома не было никого, кроме старшей сестры, уже давно видевшей десятый сон. Фехтовальщик мялся — с одной стороны, никто, в особенности девушки, никогда не делал ему подобных предложений, с другой стороны, положение было весьма двусмысленным, да и мать не обрадовалась бы. После недолгой внутренней борьбы, Бесфамильный наконец согласился, но попросил предварительно позвонить матери. Дёмина была не в восторге, но устраивать сыну скандал не стала, взяв лишь обещание, что в ближайший месяц ничего подобного не повторится. А затем… затем начало происходить то, что Лаврентий не мог представить себе даже во сне — едва он положил трубку, как Галя, с виду казавшаяся такой хрупкой, буквально прижала его к стене. Горячее дыхание жгло обнажённую шею, словно ветер в пустыне Сахара, накрашенные алой помадой губы так и манили к себе, в серых глазах девушки плясали хищные огоньки — вероятно, подобные тем, что освещали болота в легендах, заманивая беспечных путников в трясину. Бесфамильный нервно сглотнул, чувствуя, как кружится голова и подкашиваются ноги. Девушка, стоявшая перед ним, казалась русалкой, сиреной, от которой невозможно было отвести взгляд, чей шёпот походил на заклинание, заставляющее повиноваться древним инстинктам. «Что же было в том чае, который мы пили?» — это была последняя адекватная мысль, пришедшая на ум Лаврентию перед тем, как одноклассница, прижавшись к нему всем телом, вознаградила его опьяняюще жгучим поцелуем. Дальше — туман, провал, пропасть. Где-то на краю сознания проскочил страх от того, что к его обнажённому телу вновь прикоснутся чужие руки, что Галя увидит его таким, какой он есть — отвратительным, неправильным, ошибкой природы, но состояние экстаза было сильнее страха, сильнее здравого смысла, и Бесфамильный позволил очаровательной сирене утащить его в бездну своих глаз-океанов.       Проснулся он на рассвете, едва успело взойти солнце. Постель была смята, рядом блаженным сном младенца спала девушка — её длинные светло-русые волосы спадали на мраморные плечи и высокую грудь с чуть затвердевшими от холода сосками, под тонкой тканью пододеяльника угадывались контуры широких бёдер и очертания длинных ног. Пытаясь осознать, что случилось и где он вообще находится, Лаврентий молча смотрел на совершенное женское тело, словно на произведение искусства, и почему-то, совсем некстати, подумал о Марте Кальниченко. Пытаясь отделаться от столь странной мысли, Бесфамильный потянулся к идеальному овалу лица Гали, желая поцеловать губы, сохранившие ещё следы вчерашней помады, как вдруг в комнату ворвался незнакомец. — Ах ты ж потаскуха! — взревел он, моментально разбудив спящую красавицу. — Ваня? — испуганно вскрикнула девушка. — Ваня, ты не так понял, я всё тебе объясню! Ваня! Но Ваня, который своими габаритами мог легко дать фору греческому Геркулесу уже всецело переключил своё внимание на Лаврентия. При чём переключил молча, без единого слова отправив соперника на пол мощным ударом в нос. Брызнула кровь, раздался девичий визг, но оскорблённый молодой человек ничего не слышал — с яростью дикого зверя он набросился на Бесфамильного, чья робкая попытка защититься лишь разозлила его ещё больше. — Получи, сука, получи, гнида! — выкрикивал побагровевший от бешенства великан, нанося удары, по силе сравнимые, пожалуй, с ударами молота. Последнее, о чём подумал незадачливый любовник прежде, чем отправиться в нокаут, было то, что так сильно его не бил даже Виноградов, и что на ближайшие соревнования он точно не поедет. Собственно, так и случилось.       Очнулся Лаврентий в больнице с переломами нескольких рёбер, сотрясением мозга и множественными гематомами и кровоподтёками. Дёмина была подобна разъярённой тигрице, но удержалась от того, чтобы сорваться на приёмном сыне, узнав, что ночевал тот отнюдь не у друга, как говорил, а у одноклассницы. О том, кем же оказался столь некстати появившийся Ваня, стало ясно очень быстро: Галя Погребняк, считавшая ровесников глупыми и недостойными её внимания, начала встречаться со студентом одного из техникумов — неким Иваном Потаповым, парнем вроде неглупым, но ужасно ревнивым, из-за чего у пары частенько случались скандалы. В конце концов Галя, раздосадованная бесконечными подозрениями в неверности, решила насолить своему кавалеру и действительно изменить ему, а заодно заключить пари с лучшей подругой Тонькой о том, что ей удастся соблазнить «загадочного зубрилу» Бесфамильного. В итоге цель была достигнута, вот только Тонька, никогда не славившаяся умением держать язык за зубами, да при этом с детства завидовавшая более красивой подруге, рассказала обо всём Ивану и тот крайне не вовремя застукал любовников прямо в постели. Но вишенкой на торте стали оправдания Гали: та кричала, что никакой измены не было и что одноклассник её на самом деле опоил и изнасиловал. Опасаясь разрыва отношений, девушка готова была даже написать заявление в милицию, но быстренько оказалась от своих слов, едва на пороге квартиры семейства Погребняк появилась разъярённая Дёмина. — Слушай меня сюда, сучка ты крашеная, — горкомовская дама ухватила Мессалину местного разлива за косу и с силой дёрнула на себя, отчего та сдавленно пискнула, — я прекрасно знаю, что мой сын тебя и пальцем не тронул, и доказать это будет легко и просто, если ты всё-таки захочешь написать на него заявление, но лучше тебе этого всё-таки не делать — целее будешь. Поняла? — По-поняла. Пу-пустите, — образ собланительной гейши, значительно повлиявший на здравомыслие Лаврентия прошлой ночью, испарился без следа, уступив место затравленному подростку. — Я папе пожалуюсь, — Галя истерически всхлипнула, едва Елена Вячеславовна ослабила стальную хватку. — Вы мне у-угрожали… — Да жалуйся куда хочешь, хоть в небесную канцелярию, — Дёмина презрительно усмехнулась, поправив меховой воротник заграничного пальто. — Но чтоб заявления твоего в милиции не было, а ты сама завтра придёшь в палату к Лавре и извинишься как миленькая, ясно? — Я-ясно, — Погребняк снова всхлипнула, проклиная судьбу за то, что на момент визита приёмной матери её жертвы в квартире не было никого, кроме неё самой. «Дура, надо было не открывать», — выругала саму себя Галя, дрожащими руками закрывая дверь за незваной гостью. — Умничка, — услышала она напоследок презрительную фразу Дёминой, затем раздался цокот каблуков, больше похожий на автоматную очередь, и всё стихло…