Мой акардиальный близнец и его половые проблемы

Максим Гигантские утёсы вырастали из-под земли один за другим, трепетали на ветру, рождая опасения, будто бы они могут сложиться подо мной, подобно карточному домику. Под ногами до боли знакомая, замшелая и каменистая почва. Впереди белеет растерзанное тело горной козочки. За мостом закончились урбанистические виды сырого, грязного поселка с фарфоровыми фабриками и уходящими в небо жерлами печей обжига. Сквозь продольные металлические перекладины виднелись крупные, острые камни, то и дело скрывающиеся под бешеными потоками воды и белёсой пеной. Воздух был настолько влажным, что все вокруг вскоре покрылось мелкими капельками воды. Голуэй? Перед глазами пролетает учёба в Ирландии, быстро приобретённые и так же быстро потерянные друзья, наркотики. — Здесь все употребляют, и это нормально! Всем пофиг! — заверяла меня Ева. Бойкая, весёлая и невыразимо прекрасная. Мы не были одногруппниками и познакомились случайно, и случайность эта была из ряда судьбоносных: более остроумного и интересного собеседника я не встречал. Мы могли с ней болтать часами, гуляя по полупустым ночным улицам Леопардстоуна, любуясь пляской лунной ряби в течении Лиффи с мостика в Шарлемонте… С Шоном Кармайклом, если мне не изменяет память, познакомила меня тоже она. Что поражает: при своём ужасном знании английского она имела, в отличие от меня, толпу друзей, и быстро обзаводилась нужными знакомствами. Они были похожи, как брат и сестра: оба белокожие брюнеты с выразительными глазами в пол-лица. Однако в нём что-то выдавало иностранца. Я бы даже сказал, чужака, хоть это и звучит по-варварски. Я почти влюбился в его английский. С выраженным акцентом, грубый, отрывистый, резкий, как все его движения. И был Шон, естественно, местным быдлом. За ним было интересно наблюдать. Как будто смотришь передачу о жизни диких зверей в естественной среде обитания. Знакомство с ним имело сначала сугубо практические цели: купить у него по дешёвке что-нибудь запрещённое. А потом так случилось, что Ева влилась в его компанию, а где она — там и я. Возникают в памяти смутно знакомые образы: маленькая круглая таблетка, фиолетовое небо, расползающиеся по нему чёрные ветви деревьев, пульсирующая земля, бледное лицо Шона передо мной. Поцелуй. Я осознавал, что целую парня. В этом было что-то пугающе неправильное и естественное одновременно. Я даже на миг ощутил себя Эдичкой в том самом эпизоде с негром. Иностранец, чужак, явный преступник, тот ещё здоровяк, который может просто забить меня до смерти… Чем больше деталей мозг с садомазохистским удовольствием обмусоливает, тем жарче в паху. Шон странно ко мне относился, по правде говоря, если не брать в расчёт вышеописанное. Он вообще был тот ещё… персонаж. Никогда никого ни за что не благодарил, носил с собой охотничий нож с широким лезвием, кидался в драку при любой возможности, презирал слабых и издевался над ними. Я тоже страдал от его подколок — это к слову о странном отношении. Но, поскольку я был другом Евы, меня миновала участь мишени для издевательств и избиений с его стороны. Мы с ним как-то даже вместе убегали от полиции (забавно, их в Ирландии называют GARDA, то есть «the guard», или «стража») в Пауэрскурте, когда перешли железнодорожный мост в неположенном месте. Ну, как убегали… Наши вялые преследователи быстро потеряли энтузиазм, и бегать долго не пришлось. Но проблемы возникнуть могли. А ещё речь у него была хлеще, чем у знаменитой Элизы Дулиттл из «Пигмалиона» Бернарда Шоу. Gee! Diaduit! (Эй! Привет) — кричит призрак, медленно превращающийся в дымку. Nah (нет) Yup (ага) Tobar You betcha (так точно) here's beer for your face bodhar Stuuuuupid sleeeeeaseball (тупая гнида) raicleach (шлюха?) caora (овца?) feckin’ eeeeejit… (ёбаный придурок) Это был последний раз, когда я видел Шона. Вернее, их обоих: Ева хоть и говорила мне, что всё нормально (на кривом английском:"итс олрайт»), но на этом всё было кончено по моей инициативе. Да и я вскоре уехал и выкинул симкарту meteor, на которую кто-то из них мог звонить. Я просыпаюсь, открываю глаза и понимаю, что никакой вокруг меня к чёрту не Дублин. И даже не Голуэй. *** Владимир Арина была, как я говорю, «перезрелая» тёлка. Такой может ещё быть двадцать, а рассуждения уже тянут на побитые жизнью сорок. Обычно перезрелости способствуют серьёзные проблемы в семье. Если мозги есть и рано понимаешь, что всем на тебя похуй, то что поделать, придётся взрослеть. Почему-то всегда меня тянуло именно на таких. Помню, как-то мы с ней сидели во дворе с пивом. Вечерело уже, а местные пацаны отнимали у девок какую-то мелочёвку и бегали от разъярённых малолетних самок. Арина подозвала к себе одну из них: «Слушай, покажи им, что ты не девчонка, а женщина. Понимаешь? Никогда не бегай за ними. Пусть они сами за тобой бегают». Та послушалась, встала столбом, игноря попытки малолетних уебанов её дразнить, и те вскоре сникли, бросив её рюкзачок с потрёпанной «Братц». Девка как будто выросла на глазах. Да уж. Арина знала, о чём говорила. Мне кажется, она и в 14 была не пиздючкой, а женщиной. Перезрелой. Перезрелые фрукты порой самые сладкие. Один раз она хотела меня побесить и намеренно начала краситься, как блядь, усевшись перед зеркалом. Мы тогда посрались, и она решила устроить демонстративный исход евреев из Египта. Так что она ревела и поверх слёзно-сопливой каши малевала себе огромные чёрные круги вокруг глаз и губы цвета подсохшей менстры. Оборвала подол джинсового сарафана, сделала из него блядское мини. Вдохновилась сценой из её любимого фильма «Точка», видать, где шлюха под драматичную музыку пошла прыгать с моста. Я молчу, чтобы не радовать её своей реакцией. И тут только замечаю, насколько она сексуальна. Зарёванная, хуй пойми как одетая, накрашенная, как самая дешёвая блядва с панели, с голыми ногами. Под сарафан она натянула на себя розовый топ, который был ей сильно тесен в боках, и это почему-то только ещё больше возбуждало. Я на неё просто накинулся. Она орала: сука, урод, пидорас, убери от меня руки, тебе вообще на меня похуй, я вот так и пойду, понял, и вообще похуй, что со мной случится, понял?! Потом мы сосались, и она прокусила мне губу. Еблись прямо на грязном полу коридора. И ебалась она тоже, кстати, как безумная. Ебанутые тёлки охуенны в этом.