Штуша-Кутуша

Длинные гудки раздражали. Паша колотил нервно пальцами по рулю, готовый выскочить из машины и начать названивать в домофон. — Да хули тебе надо, иду я уже, — забухтел недовольно в трубку Юра. — Ты мне пятнадцать минут назад то же самое говорил! — гаркнул Паша. — Я понять не могу, ты на поезд опоздать хочешь или чего? — Заебал, успеем мы. Слова было разобрать сложно, на фоне вода шумела, но этот издевательский тон ни с чем нельзя перепутать. Паша втянул носом воздух и выпрямил спину — успел не на шутку разозлиться. — Слушай меня, блять, если ты сейчас не спустишься, то мы уедем к херам без тебя, и… — тихо, но весьма сурово начал он, реально готовый осуществить свою угрозу. — Две минуты, Паш, кончай гундеть, — перебил Юра и сбросил вызов. Выдохнув возмущенно, Паша с трудом удержался от того, чтобы не швырнуть телефон на приборную доску. Сжал с силой, перевел взгляд на Анечку, которая занимала пассажирское кресло рядом. — Все, он одевается, — сказал спокойнее Паша, выдавив из себя подобие улыбки. — Ага, пятнадцать минут назад он тоже был готов и выходил, — хмыкнула Аня, глянув выразительно. — Да насрать, не успеет — на такси поедет, мне надоело, — он стойко выдержал ее взгляд и отстегнул ремень безопасности. — Пойду перекурю. Подымить можно было и в салоне: Аня, как правило, не особо ворчала на эту его привычку, но захотелось размять ноги. Они уже двадцать минут торчали перед Юркиным домом, дожидаясь, пока эта принцесса соберется. И шутки шутками, но реально ведь до поезда всего полтора часа оставалось. Вокзал находился не особо далеко, но мало ли какие пробки, всегда лучше заранее приезжать. На улице накрапывал мелкий дождик, Паша его игнорировал, неторопливо закурив, гипнотизировал взглядом дверь парадной. Юрка в этот раз не обманул, выскочил через две минуты. Взъерошенный и помятый, даже не успел застегнуть свою легкую курточку. Смотрел взглядом побитой собаки; злиться на него не получалось. — Погоди, я багажник открою, — Паша отщелкнул окурок на газон и обошел машину сзади. Необходимости в этом не было, из вещей Юра нес только объемный рюкзак и футляр со скрипкой, которые вполне поместились бы и в салоне. Но хотелось переговорить по-быстрому, пока Анечка их не слышала. — Ну и какого хуя, Юр? — тихо спросил Паша, поворачивая ключ и поднимая крышку. — Не ты ли мне месяц заливал, насколько это важный фестиваль? — Прости, Пашка, я проспал, — виновато отозвался Юра, смотрел печально. Уголки губ опустились вниз, хлопал длинными ресницами. — Будильник поставить забыл. Даже пожрать не успел, рожу побрил и сразу к тебе. — А на месте нельзя было это сделать, что ли? — Да я еще в душ сбегал, от меня воняло, как от бомжа. Слушай, Пашуль, давай заедем за шавухой? Сейчас сдохну от голода. — Обойдешься, потерпишь до поезда. Хмыкнув в ответ обиженно, Юра прижал к себе футляр со скрипкой и поперся в машину, демонстративно виляя жопой. Его здоровенный рюкзак никак не хотел помещаться рядом с Аниным чемоданом; Паша наклонился, пытаясь устроить вещи нормально. — О, бляха, Ань, привет, — раздался хриплый Юркин голос. Паша резко дернулся вверх, чуть не ударившись башкой о крышку багажника, успел зацепить округлившиеся от удивления Юрины глаза. Тот полез по привычке на переднее сиденье, видать, так и не проснулся до конца. — Привет, Юр, — отозвалась насмешливо Анечка. — Ты прости, но на коленки ты ко мне вряд ли поместишься. — А жаль, — ответил он, захлопывая дверь и усаживаясь назад. Сожалением в его голосе даже не пахло, Паша с удивлением распознал какую-то злость. Он сам забрался на водительское сиденье, пристегнулся, стараясь ни на кого не смотреть. Они с Аней уже прошли серьезный разговор на тему того, что пидорские отношения с запойным алкашом — это плохая идея, но все равно стало неловко. Тем более, Паша лишь неделю назад убеждал ее, что пить Юра бросил раз и навсегда, ради дочери был готов на все на свете и никогда больше никого не подведет. Выезжая со двора, он бросил взгляд в зеркало заднего вида; Юрка закинул голову назад и бессовестно задрых, стекло рядом с ним успело запотеть. Хотя и так было понятно: стойкий аромат перегара в салоне не перебивала даже вонючая «елочка», которую Паша обновил неделю назад. Он перехватил вопросительный Анин взгляд, покачал в ответ головой, поджав губы. Говорить об этом сейчас совершенно не хотелось, сосредоточился на дороге, пропадая в своих мыслях. С Юриной развязки прошло две недели. И он, в принципе, выполнял свое обещание: в тот ужасный вечер, когда Паша приехал к нему домой, они напились в хлам, но на этом остановились. Много времени проводили вместе, постоянно ночевали друг у друга, Паша поддерживал как мог. Но этого все равно оказалось недостаточно. Вчера репетиции не было, поэтому Юра с самого утра забрал Лизу, придумал для нее какую-то развлекательную программу. Паша писал ему вечером, пытаясь выяснить, как все прошло, ничего не получил в ответ и быстро понял причину. Даже не удивился особо, знал, что так будет. Напомнил сообщением, что завтра на фестиваль они едут не одни, но Юрка, видать, на это предупреждение насрал или просто забыл. Анечка еще две недели назад позвонила с привычной просьбой последить пару дней за Мухой. Он сразу отказал, и в календарь смотреть не надо было: сам прекрасно помнил, что его в это время в городе не будет: уедет в область на «тот самый» фестиваль. И тут не надо быть гением, они быстро сложили два и два, выяснив, что собираются в одно и то же место. О коте поручили заботиться какой-то подруге, Анечка слезно выпросила, чтобы до вокзала они поехали вместе, и Паша согласился, скрипя зубами. Учитывая цену платной стоянки, на такси было бы добраться удобнее, но спорить с ней не стал. Договорились они до Юриного срыва, поэтому такой подлянки с его стороны Паша никак не ожидал. Даже тешил себя какими-то надеждами, что поболтают нормально в машине, растопят лед. Он не особо верил в возможность появления дружбы между его нынешним мужиком и бывшей девушкой, но хотел бы показать Анечке, что Юра смог исправиться. Получилась вместо этого какая-то херня. Повезло добраться без пробок, хоть на светофоре и стукнулись два дурака прямо перед ними. Удачно объехали аварию еще до возникновения затора, но на вокзал все равно прибыли впритык по времени. — Помочь тебе? — спросил Паша, достав из багажника чемодан и по привычке поднимая у него ручку. — Сама справлюсь, — Аня чмокнула мимолетно в щеку, забирая чемодан. — Буди лучше своего трезвенника. — Не надо, Ань, пожалуйста. И не рассказывай никому, сто пудов до Серговны слухи дойдут. — Я-то не скажу, да они сами догадаются. Проводив взглядом ее стройную фигуру, Паша вздохнул тяжело и достал рюкзаки. Будить Юру не пришлось: тот уже сам очухался, вылез на улицу, растирая заспанные глаза пальцами. Заворчал, что у него сушняк, Паша мигом разозлился. Поругаться не получилось: Юрка матерился, но ластился при этом умело, пытаясь все-таки развести на шаверму. Паша и рад был сломаться, сам хотел жрать, но стоило зайти на вокзал, объявили посадку на их поезд. Юра надулся и начал говнить, а после и вовсе обиженно замолчал, когда Паша заставил его съесть жвачку, чтобы не палиться перед девочками. Две недели назад, когда Юрка пропустил репетицию, получилось отовраться. Паша вечером позвонил Ольге, отчитался, что никаким алкоголем даже не пахнет. Рассказывал уверенно и ровно, она вроде поверила. Первое время еще кидала подозрительные взгляды, но Юра больше не срывался, вел себя прилично, поэтому она успокоилась и особо не лезла. В вагон загрузились без проблем, девочки уже были внутри. Предупреждая вопросы об опухшей Юриной роже, Паша с ходу начал заливать, как неудачно они вчера жрачку заказали, траванулись несвежей едой. Юрка даже не пытался поддакивать, продолжая показательно обижаться. И сразу после того, как проводница проверила билеты и раздала белье, застелил полку и завалился наверх, резко забыв о том, что умирает с голода. Сомнений в том, что поездка будет веселой, у Паши никаких не осталось: Юрка всегда говнил старательно. Сейчас сам был виноват в происходящем дерьме, но говорить ему об этом бесполезно, только еще сильнее разозлить можно. Паша тоже забрался на верхнюю полку, повертел в руках книжку в мягкой обложке, которую прихватил с собой, сунул ее в сетку. Лег на живот, укладывая голову на руки и заткнул уши музыкой, старался не коситься на ссутулившуюся Юркину спину. За окном проносились смазанные пейзажи: стемнело и сложно было разглядеть что-то конкретное. Размеренный перестук колес убаюкивал, глаза начали слипаться, хоть он и не помнил, когда в последний раз ложился спать так рано. — Да етить твою налево, — испуганно выругался Паша, когда его внезапно схватили за ногу. Обернулся, разглядев огненную копну волос Анечки. Совсем не ожидал ее увидеть — ехала она через три вагона в уютных купе. Непонятно, как ее занесло в плебейское царство плацкарта. — Ты чего, Ань? — Ты мне обещал, что чемодан посмотришь. Там с застежкой что-то и ручка плохо выдвигается, — уверенно соврала она. Он мог бы поклясться, что не помнит такого разговора, но все равно сполз послушно с верхней полки. Чуть не расшиб при этом ногу: с его ростом в настолько ограниченном пространстве было неудобно; спать в поездах вообще ненавидел, вечно спина болела и колени ныли. Только успел засунуть ноги в разношенные шлепки, как Аня переплела их пальцы крепко и потащила за собой. Паша ждал, что сейчас будет долгий и нудный переход по вагонам, но Анечка затормозила у титана, где они могли стоять рядом и никому не мешать. — Ну и зачем ты мне соврал? — немного раздраженно спросила Аня, тыкая больно тонким пальчиком ему в грудь. — Слушай, на расстоянии я вряд ли смогу твой чемодан посмотреть… — попытался сменить тему Паша, хоть и догадался, что крупно попал. — Нормально все с моим чемоданом, — фыркнула Аня, не давая соскочить. — Ты мне объяснишь или как? — Я правду говорил, — поморщился Паша, отвернувшись к окну. — Он не пил, недавно сорвался. — Просто так, что ли? — Нет, узнал, что Серговна в Москву переезжает. — Почему только сейчас? Давно же известно. Паша посмотрел выразительно на пожилую женщину, которая подошла набрать кипятка. Его совсем не перло обсуждать эту ситуацию, прекрасно понимал, как Анечка может все извратить. Она была не в восторге от их отношений, хоть и старалась не лезть, но Юркин срыв явно восприняла как свою личную проблему. — И чего, началось уже? — тихо спросила она, когда женщина наконец отошла. — Репетиции просирает, перед выступлениями нажирается? — Ничего не началось, — раздраженно прошипел Паша, недобро прищурив глаза. — Ему просто хуево, потому что он теперь дочь редко видеть будет. — Да какая разница почему? Все равно скоро будет как в прошлый раз, когда он спектакли поганил. — Анечка не отступала, смотрела заботливо, от этого только хуже было. — А сколько рассказов ходило, что он на бабки кинул бывших друзей? Вспомни, как Серговна настрадалась, ты думаешь, с тобой иначе будет? — Причем здесь она вообще? — Паша разозлился не на шутку и говорил куда громче, чем следовало. — Какого черта ты снова в мою личную жизнь лезешь? Я, блять, вроде не ребенок, сам могу со всем разобраться. Анечка после расставания проявляла ненужную гиперопеку, лезла куда не просят. Заботилась вроде, но такие неприятные комментарии временами отвешивала. Паша не был дураком, вполне мог признать, что обычно говорила она чистую правду. Только с Юрой же у него было совершенно другое, тут он в чужих откровениях совсем не нуждался. — Потому что именно так ведут себя друзья? — спокойно пояснила Аня, проигнорировав этот взрыв. Подошла еще ближе, расчесала ногтями его взъерошенные волосы, от чего по коже мурашки пробежали. — Заботятся, оберегают. Скажешь, ты бы не читал мне нотации если бы я связалась с каким-нибудь пьющим мудаком? — Прости, я заебался. Вообще не знаю, чего делать, — Паша ссутулился и опустил голову, прекрасно понимая, что она на во многом права. Год назад и правда была похожая ситуация: Аня залипла на какого-то ублюдка. Сколько Паша тогда нервов потратил, чтобы объяснить, что ничего хорошего из этих отношений не получится. Злился, что она не слушала его аргументы и искренне обрадовался, когда они наконец-то расстались. Сразу же стало стыдно, Паша обвил ее руками, крепко прижимая к себе, устроил подбородок на макушке. Уже почти созрел на нормальные полноценные извинения, но увидел в проходе сутулую Юрину фигуру: тот перся с картонным стаканом лапши в руках. Голод оказался сильнее пустых обидок и он решил пожрать. — Ты мне-то взял? — спросил Паша, когда он подошел ближе. Расплылся в тупой улыбочке, переключая все внимание на Юру. — Мы же договаривались, — буркнул Юра, заливая лапшу кипятком; сразу такой аромат пошел, у Паши слюна выделилась. На днях Юрка специально гонял в какой-то магазин на окраине, где торговали ядреной корейской лапшой. Забросал фоточками со смешными этикетками: огонь из жопы крокодила, сумоисты с красными рожами. Рекламировал так вдохновенно, что Паша купился и попросил взять себе в поезд пару коробочек. Острое он всегда любил, пусть оно жгло не только на входе, но и на выходе. Теперь же вообще нечего бояться: его жопа и не такое веселье перенесла, никаким крыльям из КФС больше не пробить. — Ты достань, я подойду сейчас, — попросил Паша, получив в ответ лишь короткий презрительный взгляд. Юра прошаркал обратно на свое место, аккуратно держа в руках стакан, чтобы не облиться кипятком. Залипнув ему вслед, Паша поморщился, когда Анечка вцепилась больно ногтями в его плечо. — Ты прям серьезно вмазался, да? — спросила она, нахмурив тонкие брови. — Он хороший, Ань, правда хороший, — ответил Паша, съежившись как нашкодивший щенок. — Не справляется просто с этим дерьмом, тяжело ему. Сейчас Серговна уедет и все в норму придет. — Сам-то в это веришь? Кивнув, Паша поцеловал ее быстро в висок, чтобы лицо спрятать. Он все еще надеялся на чудо, но уже давно себе не верил. Аня хотела выяснить побольше, но Паша отбрехался, пообещав встретиться с ней завтра на фестивале. Вернувшись на свое место, он ловко увернулся от расспросов девочек о том, что за красотка приходила у него о помощи просить. Они сидели на одной полке, просматривая что-то на ноуте, Юрка напротив гипнотизировал усталым взглядом свою лапшу, накрытую фольгой. Второй стакан все-таки достал; Паша кивнул ему благодарно, ни хрена не получив в ответ. Пошел заваривать заморскую отраву; когда вернулся, тот уже сидел с набитым ртом. Попытался разговорить и разузнать про фестиваль, но Юра почти не отвечал, ковыряясь уныло пластиковой вилкой в лапше. Как доел, полез наверх, снова демонстративно разворачиваясь жопой. Они остановились в каком-то небольшом городке, наконец-то появилась сеть. Паша проверил входящие на телефоне, прочитал ободряющее сообщение от Анечки. Никаких неожиданных новостей их разговор не принес, но хреново от него стало. Потому что Паша реально влюбился и не замечал ничего вокруг себя. И, что самое дерьмовое, не знал, как с этим бороться. Пытаясь развеяться, Паша подсел к девочкам, глянул вместе с ними несколько видюшек, где Олины подопечные готовились к какому-то выступлению. Пары все, как на подбор, состояли из пожилых людей, но танцевали красиво. Не чувственно, но изящно, Паша даже позавидовал энергии старичков. Оля несколько курсов вела, занятия были разноплановые по жанрам и по возрасту, все ради бабла, но об этой группе она с особенной теплотой говорила. Через полчаса они снова затормозили на полупустой станции: никаких бойких торговцев с пирожками не бегало, похоже, ночью бизнес не особо процветал. Паша перекурил на улице по-быстрому и решил завалиться отдыхать. Не думал, что уснет, но можно было хоть музыку послушать. Забравшись на свою полку, Паша включил в наушниках какую-то электронщину, попытался расслабиться. Завис на спокойном Юрином лице: тот наконец-то повернулся на другой бок, дрых, крепко обнимая подушку. Одеяло на нем перекрутилось, так и тянуло поправить, аж руки чесались, но Паша не решился. Девочки бы не сказали ничего на этот акт заботы, но самому за себя было стыдно. Он раз за разом прокручивал в голове разговор с Анечкой. В чем-то она была права, но многого не знала. В театре с Юрой почти не пересекалась, ориентировалась на то, что видела и слышала мельком. Два года назад о Юриных выходках в Лицедеях много говорили: актерская среда всегда полнилась слухами, а тут еще такая вкусная история. Тогда происходило много дерьма, Паша активно участвовал в разных событиях, поэтому не мог адекватно оценить со стороны. Попытался вспомнить, когда сам понял, что все пошло по пизде, переломный момент сразу всплыл в голове. Зависали в Юркиной тату-студии, бухать начали прямо с обеда. Понятное дело, что к вечеру ни о какой музыке речи не шло. Юра привязался к одному из тату-мастеров, разругались из-за ерунды. Выставил в итоге мужика на улицу с голой жопой: наотрез отказался отдавать остатки зарплаты. Потом подъехал еще народ, подвезли бухлишка, Паша сразу забыл об этом случае. Только вот на следующий день стало понятно, что история еще не окончена. Утром на студию ворвалась Серговна, полезла в документы, чтобы выяснить, какого хуя Юра кого-то увольняет без оплаты. От ее воплей Паша тогда и проснулся. Аня обнаружила, что по деньгам все было капец как плохо, нашла какие-то кредитные договоры, о которых Юра ей даже не рассказывал. В него полетели пустые бутылки, Паша незаметно слился. Голова была пиздец тяжелая, выжрал намного больше нормы, но слова ее все еще помнил. На следующий день Юра красовался с фингалом под глазом, бровь тоже была пластырем заклеена. Об этой истории ничего не говорил, но уже в обед поддал пивка. После этого никакую музыку они больше не писали. Если раньше употребляли только для того, чтобы поймать вдохновение, то теперь Юра остановиться не мог. Бухал до отключки, просыпался и снова пил. Под уютное чух-чух Паша провалился в невнятную полудрему и не смог заставить себя открыть глаза, услышав снизу негромкий разговор девочек. За шумом получалось разгадать только некоторые слова, но почему-то казалось, что там что-то безумно важное. Реальность ускользала вперед по гладким рельсам железной дороги, Паша провалился в глубокий сон, наутро об этом даже не вспомнил. Юля растолкала его в шесть утра: через час должны были приехать, пора вставать. Лег рано, но все равно первое время шарахался, плохо соображая. Дополз до туалета, почистил зубы и умылся, принес чай на всех. Юрка кивнул в благодарность, снова утыкаясь в свой телефон. После сна он вроде ожил, но продолжал дуться на одну ему понятную срань. Показательно всех игнорил, но, когда выходили из вагона, подхватил Юлин чемодан и потащил по перрону, пусть и с кислой рожей. Очень хотелось, но Паша старался к нему не лезть — мог на грубость нарваться. Два года прошло, но капризы похмельного Юры совсем не изменились: продолжал говнить без повода, виня в своих ошибках всех вокруг. Раньше хуже было, тогда он себя считал охренеть какой звездой, это сейчас спеси немного поубавилось. Сидя в машине, которая везла их на фестиваль, Паша отвернулся к окну с невидящим взглядом. Пытался понять, зачем терпел тогда и почему снова ничего не может сказать. Самому тошно было от своих чувств, впервые возникло желание от них избавиться, выкинуть Юру к хренам из головы и не вспоминать никогда. Начало июля, им еще работать и работать, а Пашу пронзила тупая мысль, что не так много времени у них осталось. Скоро с больничного должен выйти Стефан, занять свое место в группе. Паше пора искать нормальную работу и забыть обо всех солнечных днях, которые они с Юрой делили пополам. Никаких больше репетиций, никаких выступлений по кабакам и корпоративам. И у него не получалось представить, во что превратятся их отношения. Останутся ли они вообще. Фестиваль проходил в каком-то парке почти в центре города. На берегу реки — красиво, светло. Народ суетился вокруг, расставляя яркие тенты и палатки. Мальчик, который подвозил их с вокзала, увлеченно рассказывал о городе, годовщине и новом мэре, но его никто не слушал. В гримерке все расселись по разным углам: Юрка продолжал дуться, Паша париться из-за ерунды. Девочки пытались их развеселить, но без особого энтузиазма. Паша был уверен, что они перемывают им косточки за спиной и спорят о том, почему голубки поссорились. Напрямую об никогда не говорили: все обо всем знали, но предпочитали игнорировать, лишь проскальзывали иногда непонятные намеки. Ему и этого хватало. Расшевелились только к полудню, когда пришло время готовиться к выходу на сцену. Паша переоделся в привычную рубаху с огненными всполохами, подсел за столик к Юле, чтобы его накрасили. Даже не морщился, терпел все стойко, хоть и чувствовал, что с макияжем она сегодня разошлась: после подводки провела щекотно по векам какой-то кисточкой. — Тебе надо — ты и иди к организаторам, — гаркнул сзади Юра. Паша распахнул глаза удивленно, получил от Юли по носу и улыбнулся виновато. Она крепко держала его лицо, поправляя размазавшиеся линии ватной палочкой. Юру с Олей было почти не видно боковым зрением, зато отлично слышно: ругались они громко, ни капли себя не сдерживая. — И с какого перепугу я должна идти, если ты всегда эти вопросы решал? — возмутилась Оленька. — Потому что я не хочу, — нагло заявил Юра. — Все договоры на тебя оформлены — вот ты этим и занимайся. Юля завершила макияж и убрала пальцы от Пашиного лица, посмотрев растерянно на сцену, которая разворачивалась перед ними. Крутанувшись на кресле, Паша тоже уставился на эту картину и неожиданно для себя разозлился. — Ты прекрасно знаешь, что я… — начала раздраженно Оля. — В чем проблема? — Паша влез бесцеремонно, подходя к ним. — Юра должен идти решать бумажные вопросы, но завыделывался с какого-то перепугу, — Оля скрестила руки на груди и поджала губы. — Какого хуя я вечно должен заниматься этим говном… — Юрка вскочил со стула, встал напротив них. Даже не начинал готовиться к выступлению: волосы дыбом, еще в джинсах и растянутой темной майке. — Ну не хочет и не надо, я схожу, — перебил его Паша, не давая закончить. — Сбегаю перекурить и введешь меня в курс дела, лады? Посмотрел на Олечку, улыбающуюся в ответ: явно сразу поняла, что он пытается сделать; перевел взгляд на Юру, который хмурился и разглаживал пальцами усы. Паша подмигнул ему быстро, и без зеркала отлично представляя, как это выглядит с темной подводкой, подхватил со стола сигареты и выбрался на улицу. По коридору туда-сюда сновали люди, гримерок было много и народу набилось достаточно: программа у фестиваля довольно плотная. Больших звезд не позвали, зато малых коллективов пригласили от души, мальчик, который их сюда вез, рассказывал о второй сцене, где выступали местные группы. На улице у служебного выхода тоже была толпа, но Паша нашел укромный уголок за деревом, где у скамейки стояла забитая урна. Он присел аккуратно на край, боялся испачкать концертные штаны, и нисколько не удивился, когда через минуту перед ним нарисовался Юрка. — Ну и нахрена ты к ней подлизываешься? — недовольно спросил он, подкуривая сигарету. Колотил пальцами свободной руки по бедру, даже не пытаясь скрыть, как сильно разозлился. — Не понимаю, о чем ты, Юр, — бессовестно соврал Паша, улыбаясь ему прямо в лицо. — О том, что ты лезешь куда не просят, — выдохнул дым Юра, впиваясь раздраженным взглядом. — Я уже заебался за нее всю работу делать, она только командовать и умеет. А чуть что случится сразу «Юра, разберись, я не хочу к ним идти, мужик ты или говно» и далее в этом духе. Вот на кой хер ты суешься, а? — Заебало вашу ругань слушать. — Охренеть, заебало его. Что ты сделать сможешь? Ты хоть раз с чем-то похожим сталкивался? Тебя этот организатор перегнет через коленку и отшлепает, не ной потом, что жопа болит. Нихуя мне тебя будет не жалко, Пашенька, сам напросился и полез, сам все и засрешь. — Я так-то год в театральном агентстве отработал, ты не забыл, Юр? И посерьезнее говно решал, что мне там ваши бумажки. Юра мгновенно растерял всю свою злость, видать, и правда упустил из виду этот факт; у него всего на секунду реальные эмоции проступили, но Паша сразу отследил. Он уже наловчился его читать, замечал переключения как по щелчку. От настоящего к актерству, от актерства к переигрыванию. Юрочка почти всегда перед ним был искренним, но сейчас, после срыва, спрятался за миллионом своих масок. Причем сам не замечал, что все они были полупрозрачные и треснутые. — Ну зашибись. Я вообще теперь не нужен тут, да? Ты быстро все вопросы порешаешь, — Юра вроде подсобрался, но голос у него звучал не особо уверенно. — А потом упиздуешь к своей Анечке и все у тебя будет заебись. Положив ногу на ногу, Паша стряхнул пепел с сигареты на землю. Намеренно тянул с ответом, хоть и видел, как Юрке неймется, как он хочет продолжить говорить, но сдерживает себя, понимая, что и так спизданул лишнее. У Паши и мысли не было идти к организаторам, он просто пытался заставить Юрку перестать капризничать и заняться привычными делами. У Юры в словах просочилась ревность и Паша, неожиданно для себя, тащился от этого как последний мудак. Впервые чувствуя, что управляет ситуацией: раньше он сам смотрел обиженно, как Юра на концертах флиртовал с незнакомыми девочками и ничего не мог сказать на это, тут же они поменялись местами. — Если ты продолжишь в том же духе, то уйду, — пожал плечами Паша, даже не пытаясь смягчить свои слова. — Сколько ты еще говнить-то с нихуя собираешься? Набрав воздуха в грудь, Юра явно хотел спиздануть какую-то гадость. Но передумал резко, сел на скамейку рядом, прижимаясь бедром; сгорбился, свесил руки, вертя в пальцах почти докуренную сигарету. — Прости, мне чего-то хуево, — выдавил из себя он не поднимая головы. — Так ждал этот фестиваль, а в итоге срань какая-то получается. — А нехуй пить было, Юр, — беззлобно отозвался Паша, положив руку ему на спину. Провел ладонью вниз, до ремня на джинсах. Оглянулся украдкой, убедившись в том, что никто на них не смотрит, поддел край майки и погладил голую кожу под ней. Не испытывал стыда за свои слова, но почувствовал какой-то прилив нежности. — Херово мне вчера было очень, Пашенька. Такая жопа, вообще ни о чем не подумал. — Ко мне бы приехал, нахрена нажираться-то? Проще тебе от этого стало? — Не стало. Я просто… бля. Раньше не понимал, сколько всего важного я проебал. Полгода назад, когда Анька мне только поставила условие о завязке, я нажрался в хламину. Вообще без повода, потому что не мог иначе справиться. Утром проснулся, хотел пойти за добавкой, а потом как щелкнуло — жизнь я просрал, но дочь-то у меня есть, никуда не денется, и я должен для нее что-то делать. А сейчас мне зачем просыпаться? Вздохнув тяжело, Паша убрал руку с его спины и раздавил сигарету об урну. Вроде и понимал, о чем Юра говорит, но казалось, что не до конца. — Юрка, ты дохуя драматизируешь, — попытался ободрить он. — Не в другую же страну уезжают, далеко ли до Москвы? — Туда-обратно на Сапсане почти весь день займет. И денег на этот блядский Сапсан найти надо, — печально ответил Юра, глубоко затягиваясь и выпуская дым. — Я просто думал… ладно, нахер, забей. — Слушай, ну я вроде пытаюсь понять и помочь хочу. Только сложно это делать, когда ты начинаешь выделываться из-за ерунды и губы дуешь как ребенок. — Да сам ты губы дуешь… бля, прости, Паш. Спасибо, правда спасибо. Юра встал со скамейки, улыбаясь широко, хоть и немного наигранно. Протянул руку, помогая подняться, смотрел прямо в глаза. Паша был не особо уверен в том, что тому хоть сколько-то полегчало. Говнить перестал и извинился — уже это можно считать прогрессом. — Пойдем, мне еще с организатором общаться и переодеться надо успеть, — Юра держал его руку намного дольше приличного, погладил ладонь большим пальцем. — Не хочу потом сразу в гостиницу, давай погуляем по фестивалю? Или ты серьезно к Ане своей лыжи намылил? — Погуляем, — улыбнулся в ответ Паша, одергивая рубашку. В груди снова потеплело: спрашивал Юра вроде бы шутливо, но легко можно было заметить, что вопрос его действительно волновал. — Перед Олей извинись только. — С хуев конфет! — возмутился Юра, у него даже лицо вытянулось удивленно. — Она заколебала со своими претензиями… Закатив глаза, Паша двинулся обратно к гримеркам, не собираясь выслушивать очередную тонну говна. И очень удивился, когда Юра действительно попросил прощения. В своеобразной манере, конечно, но это однозначно прогресс. Приятно видеть, что он, хоть и пустил свою жизнь по пизде, все-таки повзрослел за прошедшие годы. Выступление прошло незаметно. Зрители, несмотря на раннее время, были хорошо разогреты алкоголем, принимали их вполне благожелательно. Паша подозревал, что им бы сейчас что угодно зашло, но все равно старался: организатор был крупной шишкой в Питере, если сегодня все пройдет хорошо, то есть большая вероятность и дальше сверкать на таких мероприятиях. Уже без него, конечно, его-то время заканчивалось, но Паша не хотел об этом думать. Девочки уехали потом в гостиницу, проклиная утренний поезд: им прямо сейчас хотелось вернуться в Питер. У Юли младший сын разболелся, она оставила его на мать и названивала постоянно, беспокоилась. Оля пропускала несколько своих репетиций с танцевальным классом, ей не нравилось, что людей подводит. У Паши на самом деле не было сил гулять, но он смыл грим с лица и поперся за Юрой. Время близилось к вечеру, на улице было не жарко. Они выпили по стакану кваса, перекусили шавермой из палатки, болтая ни о чем. Хорошо было, приятно, Юрка ожил наконец и все травил какие-то пошлые байки, приставая к нему незаметно. Паша и сам не понял, как они вырулили к сцене, удивился, чего это Юрка резко замолчал. Потом увидел, что там как раз «Лицедеи» выступали; не основной состав, всего человек семь. Носились в клоунских нарядах, он издалека разглядел рыжую копну волос Анечки, лицо под гримом узнать невозможно. Юра смотрел на них с кривой улыбкой, сжал в руках пустой стакан. И уходить напрочь отказался, хоть Паша и пытался его утащить. Легко можно было понять, что творилось у него на душе, но говорить об этом Юра не хотел. Продолжил шутить, разговоры о прошлом обрывал на корню, делал вид, что его не задело. Наверное, больше пытался самого себя обмануть, а не Пашу. В гостиницу пришли, когда уже стемнело — ноги гудели, голова от шума начала побаливать. Пока он переодевался, Юрка закряхтел недовольно и полез сдвигать односпальные кровати, бухтя о том, что потрахаться в удобстве не получится. Как трахаться в гостинице с картонными стенами, если в соседнем номере жили девочки, Паша вообще не очень хорошо представлял, но комментировать не стал. Завалился молча на постель, даже не стянув покрывало, и зажмурился. — Как на счет немного расслабиться? — игриво спросил его Юра с другого конца комнаты. — Надеюсь, ты про массаж, спина болит пиздец, — заворчал Паша, приоткрывая неохотно глаза. Юрка держал в руках бутылку красного винища и выглядел при этом пиздец каким довольным. — Ты это серьезно? — Да ладно тебе, одна на двоих, даже не захмелеем, — свинтив проворно крышку, Юра приложился прямо из горла. — Можно же отпраздновать? — И что за праздник? — спросил Паша, помрачнев. — Суббота? — У меня так-то день рождение через два часа, — он посмотрел на телефон, продолжая улыбаться. — Это считается? — Бля, а чего ты не сказал? — А нахрена? Хочешь чего подарить, снимай шорты и разворачивайся, меня твоя жопа вполне устроит. — Ну, знаешь, мог бы и предупредить. — Извини. Не люблю в последнее время праздновать. Было там одно говно и… бляха, просто не люблю. Паша приподнялся на кровати, нахмурился расстроенно. Он помнил смутно, что у Юры был день рождения в начале июля, но число напрочь вылетело из головы. В социальных сетях даты нигде не стояло, девочки походу тоже ни о чем не подозревали. Вина все равно не очень хотелось, в принципе не было желания смотреть, как Юра пьет, но после таких аргументов спорить было сложно. В конце концов, одна бутылка на двоих, это и правда как слону дробина. Лишь бы Юра потом разгоряченный за добавкой не побежал. Ему всегда достаточно самой малости, чтобы мозги напрочь отключились. Передав вино, Юра лег поперек кроватей, устроившись у него на животе. Повернул голову на бок, буравил темным взглядом. — Как ты думаешь, у нас бы получилось что-то тогда с музыкой? — неожиданно спросил он, улыбку с лица как будто бы смыло. — Не знаю, Юр, — честно ответил Паша, прикладываясь к бутылке и делая несколько больших глотков. — Может и нет, но… тогда мне казалось, что мы создаем что-то особенное. Что оно сто процентов заработает и выстрелит. — Еще одна вещь, которую я проебал. Хоть список составляй, — невесело рассмеялся он в ответ, больно заерзав затылком и уставившись в потолок. — Не придумывай. Там не только твоя вина была. — А чья еще? Бля, я так смутно помню. Просто полгода слилось в один день, вообще ни хера не разобрать. Вроде понимаю, что это все я творил, но как-то отстраненно, как по телику фильм увидел. Передав бутылку, Паша зарылся пальцами в его волосы, массируя кожу на голове. Не понимал, готов он или нет к этой теме. Раньше получалось игнорировать ее несколько месяцев, казалось, что так намного проще. Ворошить прошлое было отвратительной идеей, куда легче жить в их комфортном настоящем, без неоправданных надежд. — Как ты меня нахуй послал и музыку нашу говном назвал тоже не помнишь? — неожиданно спросил Паша, вообще не подумав, тут же отругал себя мысленно за длинный язык. — Нет, — Юра снова нахмурился, почесал нервно предплечье. — Когда это было? — Когда ты приперся пьяный к Ане в театр, а я тебя на улицу вытаскивал. Глотнув вина, Юра зажмурился, сжимая горлышко с такой силой, что даже пальцы побелели. Паша, конечно, знал, что тот тогда был бухой в хлам, но не думал, что он мог обо всем забыть. И с одной стороны стало стыдно, зря заговорил об этом, а с другой как-то полегчало. Вывалил наконец-то наболевшее, не держал больше в себе. И Юру задело, это легко по лицу можно было считать. Паша его жалел, но потом смотрел на вино и от этого чувства резко ничего не оставалось. Потому что учитывая прошлое и миллион ошибок он снова наступал на те же самые грабли. И вряд ли его от этого дерьма можно было спасти одной только силой любви. — Извини, — сухо сказал Юра, поджав губы. — Зашибись ты пополнил мой список. — Да забей, я же знаю, что ты просто задеть меня пытался, — Паша отмахнулся и соврал уверенно. Потому что понять-то он тогда понял, но херово от этих слов было пиздец. Поднявшись рывком, Юра скрестил ноги и сел на кровати по-турецки. Устроил ладони на коленках, теребил нервно пальцами кромку шорт. В глаза не смотрел, гипнотизировал какую-то дешевую картинку с пейзажем на стене. — Я не могу забить, оно постоянно в голове по кругу ходит. Говно, что я делал, все те вещи, что я проебал, — телефон у него в кармане засигналил сообщениями, но он его выключил, не читая, и сунул под подушку. — Знаешь, о чем я больше всего жалею? Что однозначно занимает первое место в списке. — О чем? — растерянно спросил Паша, тоже приподнимаясь и опираясь на деревянную спинку кровати. — Когда мы с Анькой разошлись, я какое-то время у друзей жил, но быстро их заебал: деньги у меня закончились, в долг тоже никто не давал. Уехал к родителям в Гатчину, мать пыталась взяться за мое исправление. Такое себе, конечно: я ей что-то постоянно обещал, но забывал об этом под вечер, снова находил, где набухаться. А папа у меня болел тогда. Он уже в возрасте был, здоровье шалило, ну и я нервяка отлично подбрасывал. Его отправили в больницу, вроде ничего серьезного, плановая операция, обещали выписать через пару дней. Мама нервничала, но батя все время ее успокаивал, типа херня и скоро дома окажется как ни в чем не бывало. Я не бухал целую неделю, пиздец прогресс для того времени, сам его на такси отвез, вещи помог донести. А когда домой вернулся, деньги у матери с кошелька стянул, бля, как тупая малолетка, и ушел пить. Неделю не просыхал, только через три дня узнал, что он умер в больнице. Замолчав резко, Юра отобрал у него бутылку сделал жадно несколько больших глотков. — Юра… — осторожно начал Паша, потянувшись к нему. — И знаешь, что я сделал после этого? Снова забухал, — Юра отбросил его руку недовольно, прикладываясь к вину. — Мне брат на похоронах чуть по роже не съездил, его мамуля оттащила, хотя я откровенно нарывался. Езжу теперь каждую зиму на кладбище извиняться, но толку-то. Все слова в пустоту, не стоят ничего. Очень хотелось как-то приободрить, но Паша не представлял, что люди говорят в ответ на такие признания и как реагируют. Любить его Паша из-за этого, конечно, меньше не стал, но шевельнулось в душе что-то неприятное и плотно смешанное с жалостью. — Тогда зачем ты сейчас пьешь? — тихо спросил Паша, сдвинувшись по кровати вперед, их голые коленки соприкасались. — Знаешь же к какой жопе это приводит. — Да сейчас это ерунда, — отмахнулся Юра, шмыгнув носом. — Я могу остановиться, не сорвусь больше. Звучало как оправдание типичного алкоголика, причем Паша был уверен, что тот и сам это понимал. — Нет, Юрочка, прости, но у тебя ни хера не получается, — сказал Паша, положив руку на шею и притягивая к себе. Прижался лбом к его лбу, смотрел прямо в глаза, хоть с такого расстояния все расплывалось. — Я тебя люблю, но врать не буду: ты опять себя в жопу загоняешь. Замер тут же, осознавая, что спизданул лишнее. Понятно, что это уже было очевидной для обоих херней, но не думал, что так легко сорвется с языка. Звучало искренне и естественно, Юра не спешил смеяться над его откровенностью, в груди все равно закрутился непонятный узел презрения к себе. — Тогда все иначе было, сейчас я справлюсь, мы с тобой… — зашептал Юра, но осекся неожиданно, ткнувшись в рот быстрым поцелуем. Тут же спускаясь губами ниже — проходясь вдоль линии челюсти и переключаясь на шею, очевидно, лицо спрятать хотел. — Мы с тобой вместе справимся. Я без тебя вообще ничего не смогу, помоги мне только, Пашуль. Закинув голову назад, Паша почти не чувствовал его прикосновений. Шарил беспорядочно руками по спине, прокручивая в мыслях слова, не поверил в них ни на секунду. Даже не пытался понять, что именно Юра на самом деле хотел сказать и какую ложь снова проглотил. Знал, что кроется за очередным его «вместе», зачем и для чего все это повторяется бесконечно. Другое дело, что и вранье Пашу вполне устраивало, а на большее он никогда и не рассчитывал.