Штуша-Кутуша

Разглядывая свое отражение в стекле напротив, Паша тяжело вздохнул, расстегивая верхнюю пуговицу у рубашки и немного ослабляя галстук. Мобильный сел, даже музыку не включить, поэтому наслаждался привычным шумом метро. Середина дня, вагон полупустой. Лениво изучая пассажиров, Паша прижимал к себе рюкзак и пытался спрятаться от собственных мыслей. Получалось хреново. Съездил сегодня на первое собеседование: какие-то крупные инвесторы планировали запилить в центре города новый клубешник. В принципе, все прошло более чем удачно: хотя сразу Паше ничего не ответили, пообещали перезвонить, сработала все равно особая чуйка. Он нисколько не сомневался, что возьмут именно его, так карты сошлись: и прошлый опыт работы, и удачный разговор с мужиком, который его принимал. Поймали общую волну, такое сложно было не заметить. Радоваться было немного рановато, но место отличное, хрен найдешь лучше. Набирали коллектив с нуля — молодых и современных, никаких старых пней, которые бы обустраивали все под себя. Паша знал, что ему там будет хорошо. Только мысли эти ничего не значили, не вызывали почти никакого отклика, оставляя после себя одно только эхо. Прошла всего неделя после расставания с Юрой, проще не стало. Не получалось принять, больно было от одной мысли. Его страдания по бывшей в начале лета и рядом поставить нельзя — детская ерунда. Никогда в жизни Паша такого не испытывал, наверное, расставание с Анечкой было максимально близким. Только они шли к этому долго, постепенно, принимая в итоге взвешенное и взрослое решение, которое позволило сохранить дружбу. Названивать Юра начал через два дня, трубку Паша принципиально не брал. Заблочил во всех мессенджерах, удалял сообщения не читая. Знал, как Юрка мог красочно и красиво пиздеть, вообще не хотелось иметь с ним больше ничего общего. Тот, впрочем, все равно упорствовал: набирал пару раз с незнакомых номеров. Паша был в поиске работы, сбрасывать не мог, но только слышал Юрин голос, сразу вырубал и блочил к хренам. Потом посреди ночи ему пришел перевод: Юрка закинул на карточку деньги, которые просил в долг, не оставив никакого комментария. Очевидно, с переездом в Москву не срослось. Паша не смог уснуть до утра, бесконечно прокручивая в голове их последний разговор, невольно вспоминая о том дерьме, что сам устроил. Выйдя из метро, он завис перед серьезным выбором: Макдак или Теремок. Тянуло, конечно, просто в какой-нибудь баревич завалиться и навернуть пивка под бургер, но этого Паша себе не разрешал. Всю неделю откровенно злоупотреблял, причем как последний алкаш бухал дома один. Видеться с друзьями не особо хотелось, они наверняка начали бы расспрашивать, сложно было не заметить, как ему хреново сейчас. Анечка бы точно доебалась, и как бы хорошо к ней Паша не относился, пока был не готов признавать то, что она оказалась права. Пожрал в итоге гречки в Теремке, запил блины горячим чаем. Подумал, что все-таки надо вечером куда-нибудь выбраться, пока не поехал головушкой от своих нелепых страданий. Поскорее забыть их историю как страшный сон, выбросить из своей жизни навсегда. Завернув в свой двор, Паша сразу заметил, что на скамейке его поджидают. Сердце самым предательским образом удар пропустило, Паша дернул нервно головой, отгоняя все мысли. Юрка сгорбился, лица не видно, сидел, копаясь в телефоне. — Ну и давно ты тут торчишь? — хмуро поинтересовался Паша, подойдя ближе. — Часа полтора, — Юра глянул быстро на мобильный, вскочил резко на ноги. — Послушай, Паш… — А если бы я не пришел, ты бы до ночи сидел? — перебил он, не желая слушать никакое говно. Ему неделю назад вполне хватило. — Нет, у меня был план, — заулыбавшись неуверенно, Юра добыл из кармана заточенный белый мелок. — Хотел тебе романтическое послание оставить. Пририсовал бы снизу здоровенный елдак, чтоб ты сразу догадался, от кого и… — Тогда не стану тебя отвлекать, развлекайся, хули там. Паша не сомневался, что если еще минуту послушает это дерьмо, то точно заедет ему по морде, поэтому поджал губы и почесал в парадную. Хорошо, конечно, что хоть кому-то тут было весело, но он от бесконечных шуточек никакого удовольствия не получал. — Погоди ты, Паш, — Юра перехватил его за локоть, потянув на себя. — Да чего тебе от меня надо? — моментом вспыхнул Паша, вырывая руку и разворачиваясь. — Давай поговорим? Просто поговорим, пожалуйста. — Ну давай, говори. — Здесь, что ли? — Юра нахмурился, кинув взгляд на детскую площадку, где несколько спиногрызов носились в сопровождении своих мамаш. — Может поднимемся? — Хер с тобой, давай поднимемся, — очень хотелось послать его в жопу, но Паша не стал. Улыбнулся только криво, снова отворачиваясь, достал ключи из кармана. — Вещи заодно свои заберешь. Последнее показалось таким взрослым и правильным, будто бы вытянул нужную карту из колоды. Просто отдать этому долбоебу его шмотье, чтобы не мозолило глаза, а потом выставить за дверь. Не беситься, не ругаться, вести себя разумно, чтобы тот еще большим мудаком себя ощутил. Зайдя в квартиру, Паша принялся носиться по комнате, скидывая в пакет все подряд. Из-за Юриной близости спокойным быть вообще не получалось, мозг отключался, боялся полезть ни с хуя рожу ему бить. Одежда, трусы с носками: они постоянно оставляли друг у друга грязное, чтобы не тащить в стирку домой, а потом забывали забрать. Солнечные очки, которые Пашка утащил у него поносить и не вернул. Всякая мелочевка типа зубной щетки и флэшки. Ничего не хотелось оставлять. — Ты можешь сесть? — осторожно попросил его Юра. — Бля, пожалуйста, можем мы все обсудить? — Что, например? — насмешливо фыркнул Паша, задвигая с шумом ящик у комода. Развернулся, скрестив руки на груди, изучил Юру внимательным взглядом. Волосы грязные, футболка несвежая, но вроде трезвый, помятый только немного. Смотрел хмуро, кривил виновато губы. В этот момент Паша понял, как сильно ему хочется услышать его оправдания. Вот сколько себе не ври, что они не нужны, нет, это казалось безумно важным. Как часть терапии, чтобы избавиться от говенного чувства внутри навсегда. — О том, что я сотворил какую-то херню, — тихо начал Юра, скрепив пальцы в замок и дергая себя за коленку. — Почему херню? Все ты правильно сделал, — Паша старательно глотал сарказм, напоминая себе о взрослом и разумном разговоре. — Поехал за семьей, хотел как лучше… — Я испугался, — почти грубо перебил Юра. — Тупо, согласен, но больше ничего в голову не пришло. — Испугался? Ты, сука, решил уехать от меня, еще и бабла попросил, чтобы там уютно обустроиться! — все-таки взорвался Паша, не в силах больше сдерживать свои эмоции. — Потому что все стало слишком серьезно! Я думал, что мы потрахаемся и разбежимся, а прошло уже два месяца, мы, блять, разве что съехаться не успели. — Ну тогда-то понятно, конечно, заебись повод, чтобы меня кинуть… — Я просто понял, что без тебя уже вообще не могу, капец мне без тебя хуево. Они заговорили одновременно, замолчали резко оба. У Паши пальцы мелко подрагивали, он сжимал кулаки, с трудом останавливая себя, чтобы не податься вперед и не дать ему по роже за всю херню. Но видел, что Юра говорил искренне, хорошо научился считывать его ложь. От этого становилось еще гаже на душе. — Я себе вообще запретил всю эту херню, — Юра говорил тихо, но уверенно. Поднялся с дивана, подбираясь мелкими шагами. — После того, как Аня меня бросила, я твердо решил: к хуям отношения, к хуям чувства, ничего мне не надо больше. Страшно, знаешь ли, очень было, не хотелось снова это дерьмо переживать. — А мне, значит, хотелось? Тебе было хреново, и пусть я нахер пойду, так, что ли? — Не так, — резко закачал головой Юра. — Мне очень жаль, прости, блять, пожалуйста, я правда хер знает, что с этим делать. Я без тебя не вывожу, не хочется ничего, влюбился как пацан и… — И твоя любовь всего-то двадцать косарей стоит, Юрочка. Как-то больно дешево, не находишь? С твоим-то самомнением мог бы и подороже себя продавать. Юра дернулся как от удара, у него на лице столько эмоций одновременно прочитать можно было. Только Паше вообще было его не жаль, ему сейчас эти нелепые признания ни в какое место не всрались, для них было уже поздновато. Зачесав нервно волосы назад, Юра потянул его неожиданно на себя, вжимаясь нежным, но настойчивым поцелуем. Паша отвечал пару секунд рефлекторно, но одумавшись, оттолкнул грубо, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Забирай свое шмотье и пиздуй отсюда, — выдохнул он зло, всучив в руки растерянному Юре пакет. — Прости, — с трудом выдавил из себя Юра. — Как я понимаю, на выступлении в субботу тебя можно не ждать? — Обойдетесь как-нибудь без меня, Стефану позвони или кому-то другому, вообще насрать. — Он не сможет, а найти за два дня никого не успеем. Плохо, девочки расстроятся, там по деньгам… — Юра осекся, поймав его злой взгляд. — Я расстроюсь и не только из-за денег. Так все хуево получилось, Пашуль, мне очень жаль. Подумай, пожалуйста, позвони если что. Паша, наверное, впервые в жизни увидел его настолько усталым и несчастным. Даже та сцена на кухне, которая все еще в памяти отдавалась чем-то болезненным, уже не казалась страшной. Потому что Юрка стоял перед ним, такой простой и уставший мужик, сейчас не очень даже красивый. Растерявший разом все свое обаяние, энергию и харизму, будто бы ничего на свете у него не осталось. Посмотрел еще разок напоследок, дернул нелепо плечом и вышел из комнаты. Провожать его Паша не стал, застыл на месте, пытаясь переварить происходящее. Вздрогнул, когда дверь в коридоре хлопнула, поперся курить на балкон. Ощущал себя куклой, которую за ниточки дергают, сам вообще ни на что на свете был не способен. Злился невероятно: Юрка был полностью уверен, что стоит завести этот никому не нужный разговор о чувствах, как Паша тут же посыплется, поддастся как обычно. Надавить, поцеловать и все — можно снова счастливо идти ебаться, будто ничего и не произошло. И самое тупое — то, что это почти сработало. Забыть о своих обидках он пока не мог, болело внутри, но задумался: Юркино внимание и признания ему льстили. Паша видел, как тяжело ему было говорить обо всем этом дерьме, как тяжело было уходить. Может быть, немного другие слова, может… он дернул головой резко, запрещая себе об этом думать. Закончили так закончили, достаточно говна друг другу сделали. Вспоминать о том, что в тот вечер сам учудил, Паша себе все еще не разрешал. *** Две недели назад друг звал его на праздник: выпустил клип для какой-то рок-группы, в честь премьеры решил организовать нескромную тусовочку. Скинул вчера адрес и фотки: арендовал нормальный такой домик за городом, шикарный; видать, с баблом у него все было в порядке, не нищий артист, как некоторые. Отказаться сразу Паша не успел, планировал извиниться после и оправдаться работой. Сегодня нажраться в малознакомой компании показалось отличной идеей. Можно даже девочку снять и расслабиться. Или мальчика — кто ж ему запретит. После этого мысли вполне ожидаемо свернули к Юре, Паша вспоминал его расстроенное и хмурое лицо. Выругавшись под нос, он пошел в душ. Тусовка обещала быть шикарной, не стоило приезжать страдающим бомжом. Когда приехал на место, праздник был в самом разгаре. Паша нашел изрядно подбуханного друга, долго его поздравлял: успел глянуть клип в машине, для России работа реально была огонь. В тренды вряд ли попадет, неформат, но шарящие люди наверняка оценят. Тот ему обрадовался как родному, уговаривая выпить пару штрафных шотов за опоздание; дальше все само собой понеслось. Первое время было зашибись: под различные алкогольные конкурсы и болтовню получилось расслабиться. Дать себе немного свободы от плохих мыслей, перестать наконец ныть. Паша еще неожиданно встретил мужика, у которого утром собеседование проходил: тесная Питерская рок-тусовка. Поговорили свободнее, а под конец тот с бухой уверенностью заявил, что место сто процентов за Пашей, надо только утрясти несколько проволочек. Тут настроение вообще до небес подскочило, так хорошо стало. Потом в домик подтянулись другие опоздавшие, среди которых были до боли знакомые лица. Паша вспомнил, что его друг когда-то с КликКлаком работал, снимал для них видео. Не было ничего неожиданного в том, чтобы ребят оттуда увидеть, Паша все равно разозлился. В первую очередь на самого себя: потому что все мысли были снова об одном, а как с этим справиться он не знал. Посидев полчасика в компании, Паша плюнул и сбежал в мансарду. Там было тихо и спокойно; чудо, что еще никто не занял комнатку для поебаться. Он выбрался на балкон и облокотился на перила, изучая открывшиеся перед ним лесные пейзажи. Закурил, пожалев мигом, что не взял с собой какой-нибудь алкашки. Уже был изрядно пьян, немного не хватало, чтобы догнаться: довести себя до кондиции и вырубиться сразу. В голове по кругу ходил дневной разговор, Юрино тупое «испугался» и нелепая попытка в признание. Двадцать косарей — так Паша оценил его слова, даже сейчас за это было не стыдно. Он подозревал, что уехать у Юрочки не получилось не по каким-то разумным причинам, а из-за совсем другого дерьма. Иначе бы тот все равно перебрался в столицу и вряд ли расщедрился на извинения и возврат долга. За спиной раздались громкие голоса, Паша поморщился едва заметно. Тесную мансарду забил народ, можно было только порадоваться, что там уже разливали бухлишко. На балкончик тоже высыпало несколько человек, которые что-то шумно обсуждали. Паша отмахнулся от их расспросов, но к нему особо и не приставали, видать, подумали, что перебрал и пытается очухаться на свежем воздухе. Перекурив, компания завалилась обратно в комнату. Задержался один Кикир, добывая зубами из пачки еще одну сигарету. — Слушай, а не с тобой мы два года назад музыку писать пытались? — осторожно спросил Саша, зарываясь пальцами в отросшие кудри. — Со мной, — кивнул Паша, выдавливая из себя какое-то подобие улыбки. — Паша, да? — обрадовался Кикир, протягивая ему раскрытую ладонь. — Бля, я же говорил Старенькому, что это ты, а он спорил, козлина упертая. Капец тебя не узнать с этой прической! Чего сам не подошел поздороваться? — Ну так времени-то сколько прошло, чего мне надо было, автограф просить? — хмыкнул Паша, пожимая руку в ответ. — Бля, давай еще понамекай мне тут, что я старого братана не узнаю? Такой охуенчик раньше делали. Су-ука, я тогда почти тачку продал, чтоб себе заказать здоровенную балалайку вместо басухи. — И слава богу, что не заказал, проебал бы только бабло, жалко же. Улыбаться искренне в ответ очевидно стало сложнее: с Юрой они большую часть времени игнорировали то, что происходило в прошлом. Молчаливый договор: не вспоминай старое и не будет плохо. Сейчас всплывали в голове подробности: все вечера и ночи, когда писали песни вдвоем в закрытой студии. Попытки придумать название, найти барабанщика, нелепая цыганщина, которой Юрка горел. — Да не, бабло не жалко, мне больше за музыку обидно. Прикинь, вышло бы все тогда, уже бы готовились стадионы собирать. — Бляха, ну со стадионами ты помелочился, мы уже в тур по Америке укатить могли. Рассмеялись одновременно, стало немного проще. Тянуло, конечно, на душе, но Паша скрывал свои чувства старательно. — Как там Юрка, интересно, живой? Сто лет о нем ничего не слышал, — сказал неожиданно Саша, развернувшись и опираясь спиной на перила. — Живой, что с ним будет? — поймав вопросительный взгляд Кикира, Паша решил пояснить. — Мы работали вместе летом, выступали по кабакам и корпоративам. — Чего, бухает еще или подзавязал? Когда я его в последний раз видел, он вообще не просыхал. — Не, зашился, прям убежденный трезвенник, — соврал Паша, не желая и здесь Юрку палить. — Вот это он молодец, бля, мне б тоже надо, а то пиздец… — Саша осекся, видимо, не планировал выдавать слишком личное почти незнакомому человеку, растер докуренную сигарету в пепельнице. — Ты когда его увидишь в следующий раз, скажи, чтоб написал мне. Вряд ли захочет, конечно, но я б посидел и попиздел. Он собрался уходить и, наверное, этому надо было обрадоваться: Пашу и так погребло под ворохом воспоминаний. — Сань, слушай, а можно вопрос? — не удержался Паша, хоть и знал, что лучше промолчать. — Если не про то, как тщательно я мою булку с Ильичом, то хуячь, — кивнул Кикир. — Что за история ходит, что Юрка вас на бабло кинул? Правда или вброс? — Паша проигнорировал шутку, смотрел очень внимательно и серьезно. Решил пояснить, чтобы тот точно ответил. — Просто я с ним работаю и… — Да хуйня эта история, я не знаю, кто ее придумал, — перебил его Саша, недовольно поморщившись. — Ну, может, занял разок косарь и не вернул. Так и насрать, я б ему и больше дал, лишь бы в чувство пришел. Мы все тогда его поддерживать пытались, но сложно помочь человеку, который не хочет, чтобы ему помогали. — Извини, меня просто так отговаривали с ним снова работать, пиздец пугали. — Херня. Его, конечно, сильно после развода переебало, но с кем не бывало? Все мы через это проходили. Съемки срывал и залупался на всех, но это ж не повод кидать братана. Только Юрка решение жены посчитал предательством и вообще больше никому не верил, закрылся пиздец. Думал, что теперь все его бросят и хер ты переубедишь этого барана. Ванька с ним даже подрался тогда, пытаясь доказать, какие охуенные они друзья. — В этом он ни капли не изменился. — Не сомневаюсь. Я Музыченко всей душой люблю, но гнида он редкостная. В хорошем плане, но какая к херам разница. Пошли давай бухать дальше, я слишком трезвый для таких разговоров. — Не, я пока тут еще позалипаю немного. — Как хочешь. Не забудь этому мудлу сказать, чтобы написал мне. И вздумаете снова музыку писать, чтоб меня позвали, понял? — Понял, Сань, но тут без вариантов, никакой больше музыки. Улыбнувшись широко напоследок, Кикир исчез в комнате; судя по воплям, его там уговаривали на алкогольную лесенку. Паша понимал, что делал это абсолютно незнающий человек: Саша всегда мог перебухать кого угодно. Вспоминал опять несчастные двадцать тысяч, которые Юрка в долг попросил. Паша так остро среагировал как раз из-за чужих рассказов, сейчас стало стыдно. Достав телефон из кармана, Паша провел пальцем по экрану, но тут же заблокировал обратно. Он был пьяный, но не настолько, чтобы творить всякую херню. Не хотел делать ничего такого, чтобы жалеть на утро: надо было еще немного выпить и завалиться спать. На трезвую голову не потянет ни на какое дерьмо. Прикусив губу с силой, он думал о словах Кикира. Два года назад Юрочка окончательно сдался, когда Серговна его бросила, потерял веру в людей. Да и в чувства, он же говорил сегодня, что запретил себе все это именно после развода. Паше совсем не улыбалось быть тем человеком, который кинет его в самый важный момент. Надо было находиться рядом, даже без тупых отношений, просто поддержать дорогого человека. Не дать снова упасть в алкогольную пропасть, помочь пережить это дерьмо. Дальше думать себе Паша не разрешил, разблокировал его номер, нажал на кнопку вызова. — Да? — прохрипел в трубку Юра через два гудка. — Привет, — тихо сказал Паша. Понимал, что делает капец какое неправильное дерьмо, но улыбался как дурак. — Я подумал, что не надо девочек расстраивать, приду я на последний корпорат. — Охуеть, счастье-то какое, — Юра по ту сторону провода звучал вообще не радостно. — Тебя так просветлением накрыло, что решил даже посреди ночи позвонить? Не пойти ли тебе нахуй, Пашенька? — Да чего ты начинаешь? — растерялся Паша, ожидая совсем другой реакции, днем-то его прямо умоляли. — Я ведь правда хочу помочь. — Ох ты ж ебаный ты в рот, помощник, блять, — рассмеялся Юра в трубку. — Ты уже достаточно мне помог, спасибо большое. И сегодня еще выебывался, обвинял меня в чем-то, сука ты такая. А что именно из-за тебя мне теперь с дочерью больше общаться нельзя тебе насрать, об этом ты упомянуть забыл. — Юрочка, я не хотел, я… — Завали ебало, просто нахуй закройся. Без тебя обойдемся, к херам, я лучше деньги верну, чем еще раз твою рожу увижу. Паша не смог бы ответить, даже если бы знал, что сказать: Юра сбросил звонок, прошипев под конец злобное «сука».