***
Тзелле взволнованно кралась вдоль стены сарая, надеясь, что мама ее не заметит. Маленькая нага хотела добраться до двери и проникнуть внутрь, чтобы познакомиться с поселившейся там гостьей. Ей было так интересно! Жизнь в деревне тихая и мирная, но, порой, очень скучная. По многу дней не происходит ничего примечательного. А тут вдруг такое приключение! Гостью разместили в дальнем углу сарая, в небольшой клетке. Взрослому человеку не было бы возможности выпрямиться в ней в полный рост, но для человеческой девочки, едва ли старше самой Тзелле, клетка вполне подходила по размеру. Девочка испуганно глянула на нагу, когда та, проскользнув в приоткрытую дверь, подползла ближе. Пленница тяжело задышала, в глазах, до того безучастно смотревших в пол, появился страх. Девочка появилась здесь вчера поздно вечером. Папа и другие охотники привели ее и еще много другой Добычи, пойманной на охоте. Они обычно охотились в разных местах, но в этот раз им повезло наткнуться на путников, следовавших из Датиана в Сибеле по одному из пешеходных трактов. Охотники деревни часто охотились там, узнавая о перемещениях караванов от соседних деревень, с которыми общались и торговали. Иногда они даже объединяли усилия, если ожидалось много Добычи и охранников. Пойманную Добычу распределили между охотниками. Каждому досталось по два-три человека или кролика или нэко — в зависимости от заслуг и от важности работы для деревни. Но никогда больше, чем семья может съесть за раз. Семье Тзелле досталось двое. Папа свою Добычу уже съел, а девочку, которая полагалась маме, поселили в сарае, в клетке. В этой клетке и раньше время от времени держали Добычу, которую потом, в течение двух-трех дней, съедал кто-то из взрослых. Но до этого дня Тзелле никогда не осмеливалась заглядывать в сарай и пробовать разговаривать с ними. Раньше это всегда были взрослые дикари, для которых клетка оказывалась слишком мала. Пленники казались страшными, грязными, постоянно ругались и спорили с охотниками. Но девочка оказалась не такой. Чистенькая и опрятная она только молча сидела, обхватив руками колени, и тихонько плакала. И впервые Тзелле решилась заглянуть в сарай, хотя мама всегда не советовала этого делать — «маленькая еще». Некоторое время малышка нага и пленница смотрели друг на друга и боялись. Тзелле было страшно и неловко. Она никогда раньше не общалась с Добычей, и теперь не знала что говорить. Поборов страх, змейка подползла ближе, почти к самой клетке. Испуганные глаза гостьи настороженно следили за ее перемещением. Деваться было некуда, но гостья инстинктивно чувствовала, что нага здесь не затем, чтобы ее съесть, да и маленькая еще для этого. Тзелле с любопытством рассматривала гостью. На пленнице была надета походная одежда — рубашка и штаны. Ничего такого страшного или опасного — ни брони, которая могла бы спасти ее от когтей и укусов охотников, ни оружия, которым можно было бы защититься. «Потому-то Добычу всегда ловят и потом кушают!» — сделала совершенно логичный вывод маленькая нага. Курточку у гостьи отобрали, а штанишки изорвались, когда охотники волоком тащили ее по лесу, но девочка все равно оставалась относительно чистой и очень симпатичной. У нее были волнистые каштановые волосы и большие светло-карие глаза, неотрывно следившие за нагой. — П-п-привет… — Тзелле первой рискнула нарушить затянувшееся молчание. Рот гостьи приоткрылся от удивления. Она не ожидала, что кто-то придет сюда поговорить с ней. Взрослый страшный наг просто запихнул ее в клетку, не разговаривая и не отвечая на вопросы, запер на навесной замок, да так и оставил. Позже появилась нага, сунула через прутья миску с овощами и поилку с водой, и ушла, тоже ни слова не сказав. Сейчас, разглядывая посетительницу, пленница поняла две вещи — нага немного младше нее, и, судя по тому, как она похожа на взрослых, девочка, скорее всего, дочь этих двух наг. — Эээ… Привет. — Меня зовут Тзелле… А тебя? — А я — Мия. Можно было бы промолчать, но почему-бы и не поговорить? Терять все равно нечего, да и страх в ожидании неизбежного сжигал душу так же верно, как скоро желудок одной из змей будет сжигать ее тело. Мии требовалась разрядка, хотелось с кем-то пообщаться, немного отвлечься перед смертью. Перед ней, как известно, не надышишься. И, однажды начав говорить, Мия уже не могла остановиться. Она отвечала на вопросы любопытной посетительницы, сначала неохотно, потом все подробнее и красочнее рассказывая о себе, о том, как она жила в одном из поселков во владении Датиана. Гостья рассказала про то, как бывала в Датиане вместе с мамой. Она ездила туда на электричке — это когда небольшие сараи на колесиках соединяют вместе, и потом садятся в них и едут по железным палкам. А в самом городе огромные каменные дома, много-много этажей в высоту! По улицам ходит полно народу, ездят машины, всюду яркие огни, от которых светло даже ночью. Полно магазинов, в которых можно купить столько всего нужного и интересного. Однажды они с мамой купили и привезли домой телевизор. И Мия могла смотреть мультики, аж пока ее не отправляли спать. Что такое мультики? Это рисунки, которые движутся так быстро, что кажется, будто они живые! Тзелле вся извивалась и подпрыгивала от волнения. Оказывается, гостья столько всего знала и повидала! Малышка нага пыталась представить себе все эти чудеса, и чуть не плакала от бессилия, потому что получалось не очень. Высокие дома? Она представляла деревенские хаты, поставленные одна на другую, и не понимала, как они не падают, и как вообще в них можно жить. Представляла связанные вместе сараи и не понимала, как они могут куда-то двигаться. Общение налаживалось. Тзелле сначала переживала, что гостья начнет плакать, просить и кричать, как это делали другие до нее. Но Мия постепенно втянулась в общение с шебутной и любопытной нагой. Они были примерно одного возраста, и им было легче находить общий язык. Тзелле рассказывала веселые истории из жизни деревни, и они действительно оказывались смешными, если забыть, что эту деревню целиком населяют хищники, промышляющие охотой на путников на дорогах. С новой подружкой Мия сумела забыться и ненадолго отогнать мысли о собственном конце. Они рассказывали друг другу истории, играли и смеялись. Тзелле хотелось чем-то утешить подругу, помочь ей, поэтому маленькая нага сделала, что могла — поменяла воду в поилке, принесла свежих фруктов, коврик, чтобы не было так холодно лежать на полу клетки. Она метнулась к себе в комнату и притащила оттуда свои игрушки, с гордостью показав их Мие. Тзелле охотно поделилась ими с новой подружкой, сказав, что та может оставить их у себя сколько захочет. При этих словах по лицу Мии пробежала легкая гримаса, в отличие от Тзелле, она хорошо помнила, что она здесь ненадолго. Но девочка промолчала, чтобы не огорчать подружку, ведь беззаботное общение с ней действительно приносило облегчение, помогая забыть о собственной печальной судьбе. С игрушками они тоже поиграли, и не стали убирать обратно, чтобы поскорее продолжить интересную игру в следующий раз. Они держались за руки, клялись друг другу дружить вечно, что бы ни случилось. День пролетел стремительно, солнце скрылось за вершинами деревьев. В сарае стало темно, и Тзелле пришлось уходить, иначе мама будет волноваться и искать. Но девочка обещала новой подруге, что завтра обязательно придет к ней еще. А через полчаса, перед ужином, услышала, как мама сказала папе, что сегодня, вместо обычной живности, собирается съесть их гостью, новую закадычную подругу Тзелле. Вот тут-то и разразился страшный скандал! Обвиваясь хвостом вокруг мамы, чтобы та не пошла в сарай, Тзелле верещала так, словно это ее саму сейчас собираются съесть. Она каталась по полу, и кричала, не реагируя на уговоры и призывы к сдержанности. Отец быстро самоустранился от разборок, отправившись в общий дом, чтобы посидеть, попить травяной настойки, поболтать с друзьями и поиграть с ними в костяшки. А Тзелле продолжала тиранить маму, требуя, чтобы та оставила Мию в покое. «Она ее уже иначе как по имени и не называет!» — поняла женщина. — А когда я вырасту, то сразу же сама ее съем, мамочка! Честно-честно! — в ход пошли самые тяжелые аргументы. Вздохнув, нага поняла, что придется идти на попятную. Через десять минут безостановочного скандала, она была готова пообещать что угодно, только бы эти выматывающие нервы визги прекратились прямо сейчас. С трудом успокоив дочь, мама пообещала, что ни она, ни папа, ни кто-нибудь еще не станут есть их гостью Мию, и что Тзелле можно будет и дальше с ней дружить и играть. Малышка мгновенно просияла, обняла «самую лучшую маму», крепко прижавшись к ней и спрятав лицо в груди. А мама, вздыхая, гладила ее по голове, думая о том дне, когда дочери придется узнать правду и какой у них должен будет состояться разговор. Про Мию она не волновалась. Внимание детей быстро рассеивается, перепрыгивает с одного места на другое. За несколько дней Тзелле наиграется с новой подружкой, услышит все истории, которые та может рассказать, и ей, наконец, станет с ней скучно, и девочка начнет все реже посещать сарай с клеткой. И вот тогда можно будет спокойно съесть человеческую пленницу. Ну, или нет, если Тзелле все же проявит необычное в ее возрасте упорство. Тогда… тогда нужно будет подождать еще несколько дней, а там посмотрим. Овощей у них навалом, а голод можно и потерпеть недельку ради мира и спокойствия в доме. Убедившись, что требуемый результат достигнут, довольная и гордая собой Тзелле соизволила, наконец, покушать пойманных за день грызунов, предложив на всякий случай маме значительную часть своей порции. На что мама сказала, чтобы она не переживала — на кроличьем дворе достаточно кроликов, чтобы никому из них не грозил голод в случае плохой охоты. Под пристальным наблюдением дочери женщине пришлось отправиться за ними, и съесть кроликов у девочки на глазах, чтобы та поверила, что мама не собирается ее обманывать. Наконец, Тзелле отправилась спать, уверенная, что с Мией точно ничего не случится. — Спокойной ночи, мама! Ты… извини меня, пожалуйста, — виновато проговорила девочка, обняв мамочку обеими руками и зарывшись лицом ей в грудь. — Спокойной ночи, солнышко, — со вздохом ответила женщина-змея. — Не волнуйся, ничего страшного не произошло. Такое бывает у многих. И потом обязательно проходит. Тзелле вернулась в свою комнату, и первым делом заглянула под кровать. Нужно было убедиться, что там не прячутся монстры. В отличие от мам других миров, ни одна вменяемая мать на Карвонне не станет рассказывать детям сказки о том, что монстров не существует. Потому, что монстры существуют, и обожают глотать целиком неосторожных мальчиков и девочек. Поэтому всегда нужно быть осторожной, не ходить по темным местам, не верить незнакомцам и еще тысяча правил, которые даже в нежном возрасте должны были знать дети. Вот Тзелле и старалась соблюдать их все. Конечно, сначала она боялась заглядывать под кровать, чтобы убеждаться, что там никого нет. Это приходилось делать маме, и малышка могла заснуть только после того, как мама вылезет из-под кровати и скажет, что, да, все в порядке — ни одного монстра сегодня не обнаружено. Подрастая, Тзелле набралась смелости заглядывать под кровать сама. А еще мама сказала ей, что однажды она станет настолько большой и сильной, что подкроватных монстров можно будет не бояться и не заглядывать туда вообще! Убедившись, что под кроватью в очередной раз никого не оказалось, Тзелле заползла на постель, обернулась кольцами вокруг большой подушки (чтобы теплее было), положила голову на подушку поменьше, и натянула на себя пуховое одеяло. Уже стояла глубокая осень, скоро начнется сезон дождей, ночами очень-очень холодно, поэтому спать приходится под теплым одеялом и в вязаной пижаме. Засыпая, она подумала, как там, в клетке, спится ее новой подруге? Завтра Тзелле обязательно принесет ей одеяло, выпросит у мамы старое, которое не жалко запачкать. А может даже получиться уговорить родителей переселить Мию к ней в комнату? Вот это было бы здорово — они могли бы играть у нее в комнате и после захода солнца, а потом спали бы вместе под одним одеялом. Люди — они теплые… С этими мыслями воодушевленная Тзелле постепенно заснула.***
Среди ночи Тзелле разбудил оглушительный грохот. За окном ее спальни полыхнуло оранжевым, стекла задрожали, а через несколько секунд на крышу что-то посыпалось. Перепуганная девочка подскочила к окну, и выглянула, стараясь увидеть и понять, что там происходит. За домами на другом краю деревни разгоралось зарево пожара, кто-то кричал. Грохот не утихал, превратившись в частые-частые хлопки, словно кто-то открыл коробку с фейерверками. Опомнившись, Тзелле выскочила в общую комнату и столкнулась с матерью, спешившей ей навстречу. Отец пронесся мимо них обеих с мечом в руке, и скрылся за дверью, выскочив туда, где бушевало пламя и тонули в страшном грохоте крики их соседей. Мать бросилась к Тзелле, схватила ее за руку, не обращая внимания на то, что девочка вскрикнула от боли, и потащила к другой двери, которая вела на задний двор. В другой руке женщины было зажато копье. — Скорее, Тзелле! Нужно спрятать тебя! — Мама, что это, мама?! — закричала перепуганная малышка. — Я не знаю, милая. Какие-то монстры… Тзелле охнула. Монстры… Как, почему? Откуда они могли взяться здесь? Вытащив дочь во двор, взрослая нага склонилась над ней, схватив за плечи и внимательно заглядывая девочке в глаза. — Милая, тебе нужно бежать в норку. Помнишь где она? Тзелле кивнула. Конечно, она помнила, где норка. Каждый ребенок в деревне имел такую, чтобы было куда спрятаться, если дела пойдут «плохо». Это «плохо» настало сейчас? Тзелле думала об этом со страхом. — Молодец. Теперь ты должна отправиться туда, спрятаться и ни в коем случае не выходить, пока папа или я за тобой не придем, поняла? Еще один кивок. — Хорошо. Тут совсем рядом — скорее беги! — Мама, а ты?! — Я помогу папе, — нага перехватила копье обеими руками, прижав его к правому боку. — Мама, не уходи! Не надо! Мне страшно, мама! Вдруг монстры тебя заберут?! — Тзелле! Иди в укрытие! Мне некогда спорить! Быстро! Последнюю команду она рявкнула так, что Тзелле вздрогнула еще сильнее. Собрав всю свою смелость, маленькая нага развернулась, и, ревя и размазывая слезы по щекам, кинулась в сторону укрытия. Мать несколько секунд провожала ее взглядом, уперев копье в землю, пока не убедилась, что девочка отправилась по верному пути. Затем, нага развернулась и бросилась обратно в деревню, навстречу пламени. В деревнях, таких как эта, живущих первобытным строем, существовал только один способ защиты — воинское ополчение, в которое входили все, способные держать в руках оружие. А взрослая нага не просто могла его держать — мать Тзелле способна одним ударом проткнуть насквозь любого противника вплоть до своего Оранжевого ранга. И она была полна решимости сделать это.***
А Тзелле бежала туда, куда мама приказала. Ее укрытие было самым хитрым — оно находилось на склоне выгребной ямы, вырытой на окраине деревни, а спуститься в него было очень трудно. Из ямы очень воняло, но это означало, что монстры не учуют ее и абсолютно точно не станут лезть в нечистоты, чтобы проверить, не спрятался ли в них кто-нибудь. Очень осторожно спустившись по склону, изо всех сил стараясь не сорваться в вонючую жижу, Тзелле забилась в крошечную норку, отрытую для нее еще полтора года назад, когда она была на две головы меньше, чем сейчас, свернулась клубком и постаралась успокоиться. Она верила, что папа с мамой скоро придут за ней, как только прогонят монстров. Это должно случиться уже вот-вот, ведь грохот затихал, его раскаты становились реже и менее продолжительными, а это значило, что взрослые уже прогнали монстров. Но вылезать нельзя, пока мама и папа за ней не придут! А вот монстрам ее здесь не найти — норка хорошо укрыта от посторонних взглядов, а вонь нечистот не позволит найти девочку по запаху. Но монстры все равно нашли ее! Тзелле встрепенулась, когда услышала, как они спускаются по склону, переговариваясь жутким хриплым бормотанием. Грохот и шум сражения давно затихли, и в наступившей тишине девочка отчетливо слышала встревоженный стук своего сердца, и приближение неизвестных чудовищ. Она свернулась еще теснее, надеясь стать такой маленькой-маленькой, что ее каким-то чудом не заметят. А через секунду в проеме ее укрытия возникли две фигуры, чернее, чем сама ночь, из которой они пришли. Их глаза зловеще горели красным, рога цеплялись за земляной потолок, но они упрямо тянули к Тзелле свои скрюченные пальцы. Девочка кричала от ужаса и вырывалась, но в крошечной норке некуда спрятаться. Монстры схватили ее и потащили сначала наружу, затем наверх. Она упиралась, как могла, пытаясь зацепиться хвостом хоть за что-нибудь. Но ее дотащили до самого верха, где их ждали еще трое, и поволокли в сторону деревни, дома которой уже были объяты огнем. Завизжав, Тзелле пустила в ход хвост, обвив его вокруг одного из монстров, за кого удалось зацепиться. Ее силенок было бы недостаточно, чтобы причинить бронированному врагу хоть какой-то вред, но тот все же глухо замычал, когда мускулы хвоста резко придавили ему руку к телу. В следующую секунду, он без усилий отвел ее обратно, отрывая Тзелле от себя. Другие монстры пришли ему на помощь, ухватив Тзелле за разные части тела и хвоста, чтобы она не могла выкрутиться. — Прекрати вырываться! — глухо ревели на нее монстры. — Заткнись! Перестань брыкаться, чтоб тебя! Перепуганная малышка все равно сопротивлялась, и тогда ее швырнули на землю и принялись бить. У монстров оказались дубинки, которыми ее пребольно колотили по рукам и хвосту. Один из них ударил ее по голове носком ботинка. Тзелле ревела, заливаясь слезами, прикрыв руками голову, визжа и корчась от боли, а они продолжали делать ей больно, пока девочка не замерла, свернувшись в клубок и не смея шевелиться. Она только выла от боли и страха, пуская слезы и сопли в ладошки. Добившись покорности, черные монстры подхватили ее под руки, грубо подняли и потащили к деревне. Деревню было не узнать. Сквозь слезы шокированная Тзелле смотрела, что стало с ее домом, с ее улицей, где она выросла и провела всю свою короткую жизнь, сколько себя помнила. Посреди улицы стояли «сараи на колесиках», все как рассказывала Мия. Только они были не прикольными, как в ее рассказах. Здесь они оказались черными и страшными, все время рычащими и вращающими головами без шей. Их двери отворялись, словно нутро голодного зверя, и исторгали из себя новых монстров. Дома же, в которых жили и Тзелле и ее друзья из других семей, горели. Монстры нашли всех людей, которых еще не съели поймавшие их охотники, вывели их на улицы и собрали вместе под охраной нескольких своих воинов, а дома — подожгли. Пламя весело пылало, треща и пожирая без остатка маленький мирок Тзелле, в котором она знала каждую доску, каждый угол. Еще здесь были другие дети, такие же, как она. Их сгоняли в кучу, к которой притащили и Тзелле, затем по одному выхватывали из нее, и запихивали в большой сарай на колесах, у которого вместо стен были решетки. Детей набивали в это подобие клетки, невзирая на визги и слезы. Ее друзья и подруги надрывно плакали, у многих на телах виднелись ссадины и кровь — их тоже избивали, как и Тзелле. Но где же взрослые? Тзелле обеспокоенно закрутила головой. И увидела. Взрослые лежали на площади. Когда прогремел первый грохот, они выскочили из домов и помчались собираться на площадь, чтобы организоваться и сообща дать отпор врагам. И тут же они и погибли — маленькая нага начала замечать их тела. Искореженные, в неестественных позах, выгнутые в предсмертной агонии, жители деревни лежали повсюду. С ужасом Тзелле вглядывалась в них, узнавая то одних, то других. Вот лежат староста деревни и его жена, плотник, с чьим сыном Тзелле дралась постоянно, заводчик кроликов, которых держали для употребления в пищу, когда охота была плохая, старший сын плотника и… мама… Завизжав, Тзелле вырвалась из хнычущей толпы детей и бросилась к неподвижно лежавшей наге. — Мама! Мама, мамочка!!! Монстры не сразу поняли, что происходит. Они рычали друг на друга своими странными голосами, нервно и дергано озирались. Но опасности для них не было — всего лишь маленькая нага ревела белугой, обнимая мертвую маму. — Мамочка! Мамочка-а-а!!! Вставай! Пожалуйста!!! Что они сделали с тобой, моя милая мамочка?! А-а-а!!! Опомнившиеся монстры, ругаясь, подбежали к Тзелле, принявшись отдирать ее от матери. Но плачущая девочка обхватила маму руками, зарывшись ей в грудь, как любила делать всегда. Она как можно крепче обвивала хвостом хвост мамы, и монстры, как ни старались, не могли ее оторвать. Это разозлило их, и маленькую нагу снова принялись избивать. Ее колотили куда попало, но она, рыдая, лишь плотнее прижималась к маме, вскрикивая и взвизгивая, когда получала особенно сильные удары. Наконец, ей треснули по затылку с такой силой, что перед глазами потемнело, а в голове зашумело. Ее тельце стало как ватное, руки и хвост перестали слушаться свою хозяйку. Только тогда монстрам удалось оттащить ее обратно к клетке на колесах и зашвырнуть внутрь. Не церемонясь, девочку бросили грудью на холодный пол. Стальное чудовище взревело, задрожало, и тронулось с места. Ее горящая деревня стала проплывать мимо, смещаясь куда-то в сторону. Тзелле попыталась поднять хотя бы голову, но от этого усилия ей только стало еще хуже, и она снова рухнула на пол. Последнее, что девочка увидела, перед тем, как потерять сознание — заплаканные и полные сочувствия глаза Мии, в ужасе прижимавшейся к своей спасенной маме, а позади них — черный силуэт монстра с красными глазами, медленно бредущего на фоне пламени среди мертвых тел жителей родной деревни Тзелле…***
Тзелле очнулась только несколько часов спустя, когда клетка уже подъезжала к месту назначения. Большая часть детей ждали своей участи молча. Уставшие и замерзшие, они больше не могли плакать, только некоторые девочки хныкали и поскуливали, прижимаясь к товарищам постарше и похрабрее. Тзелле лежала на чем-то мягком, но едва она шевельнулась, тихий голос произнес на ухо: — Не спеши. Не пытайся подняться так сразу, а то опять начнет кружиться голова. — Хорошо, — пересохшими и посиневшими от холода губами ответила маленькая нага. Опять? Она уже пыталась встать? Тзелле не помнила. Сейчас ей удалось с трудом открыть глаза и увидеть лицо ухаживающей за ней девушки. — Лилу… — радостно прошептала Тзелле, и рыжая лисичка приветливо улыбнулась в ответ. В клетке она оказалась с одной из немногих детей постарше, от двенадцати до четырнадцати лет. Все, кто был еще старше них, уже состояли в деревенском ополчении и погибли вместе с взрослыми. Дочь деревенской знахарки принадлежала к слабому виду кицуне. У таких, как она, составляющих большинство лисиц на Карвонне, всего один хвост, но даже так Лилу относилась к Оранжевому рангу, и являлась бы очень сильной колдуньей, если бы уже была взрослой. Пока же все, что она могла — немного облегчить травму Тзелле. Лисичка гладила нагу по волосам, и тихонько напевала. Боль чуть-чуть отступила, превратившись в тупое ноющее ощущение в затылке, голова перестала кружиться, и Тзелле смогла немного осмотреться. Повернув голову, она в первую очередь выглянула из клетки наружу, чтобы понять, куда монстры их везут. Уже наступало утро, и рычащие повозки приближались к страшному замку, в котором, без сомнения, и проживали монстры. Он не походил на большой и гордый замок Таронна из рассказов папы, возвышавшийся высоко на холме, и открытый любым взглядам. Этот замок был низким и хмурым сооружением, едва выглядывавшим из-за собственных стен. Стены, сложенные из идеально ровных серых камней, через равные промежутки разделяли невысокие башенки. Верхушки стен и пространство перед ними занимали страшные серые колючие заросли, лианы которых свернулись в спирали, как пружины. С башен по обе стороны стальных ворот ударили лучи света, осветив движущуюся колонну. Ворота, громыхая, расползлись в стороны, пропуская повозки внутрь. Клетка проехала к широким дверям зловещего двухэтажного здания, и остановилась. Двери распахнулись, и на улицу выскочила толпа монстров. Вслед за ними вышла человеческая женщина в зеленой одежде и с дубинкой в руке. Ее лицо оказалось смуглым, длинные прямые черные волосы спускались ниже плеч, а глаза… черные глаза глядели холодно и со злобой. Тзелле глядела на женщину с удивлением. Это люди служат монстрам? Или наоборот? Женщина рявкнула приказ, и монстры отперли дверцу клетки, принявшись вытаскивать детей во двор. Хотя Лилу и другие старшие еще по пути объяснили младшим, что нужно, невзирая на страх, покорно делать то, что говорят монстры, чтобы их не начали снова бить, все это мигом вылетело у малышей из головы. Поднялся гвалт, дети кричали и вырывались, монстры выкрикивали резкие команды, толкали детей строиться в кучу перед дверьми в здание, самых непослушных били дубинками. Тзелле стащили с коленей Лилу и ее хвост больно шлепнулся на гальку двора. Монстр тянул девочку с собой за руку, голова снова закружилась, и чтобы не упасть, она ухватилась второй рукой за его торс. И тут же взвизгнула от боли, получив по руке дубинкой. Их кое-как согнали вместе, и принялись заталкивать внутрь, где оказались еще помещения, в которых их толкали туда-сюда, сдирали одежду, запихивали под струи горячей и соленой воды, тащили в комнату с белыми стенами. Там один из монстров, с красным крестом на белой повязке щупал их руками, светил в глаза фонариком, заглядывал в рот и делал другие непонятные вещи. Большую часть этого времени дети не переставали плакать и вырываться, а монстры ругались и избивали их за малейшее непослушание. Детей били до тех пор, пока те не обессиливали и не прекращали сопротивление. Тзелле не сопротивлялась — не могла. Голова болела и кружилась, напала жуткая апатия, ведь после того, как не стало папы и мамы, не стало ее деревни и всей жизни, зачем еще сопротивляться? Зачем еще жить? И маленькая нага покорно шла за своими мучителями, позволила забрать пижаму, последнее напоминание о потерянном доме, зажмурив глаза и понурившись, стояла под струями лившейся с потолка воды. В белой комнате ей заглянули в рот, сообщили, что она не ядовита (будто Тзелле сама не знала), чья-то ладонь больно ощупала шишку на затылке. Потом ей сделали больно в руку большой иглой, заставили ждать в углу. К этому времени она осталась в комнате одна среди нескольких монстров. Всех других детей увели, и выдержка изменила маленькой наге. Тзелле тихонько расплакалась, испуганно глядя на мучителей, и дрожащим шепотом просила их не делать ей больно, ведь она еще маленькая, ей так страшно… Один из монстров прикрикнул на нее и замахнулся дубинкой. Тзелле съежилась, ожидая удара, но монстр с белыми руками, который осматривал ее, остановил своего товарища, перехватив его руку. Он что-то сказал, и Тзелле не стали бить, а, взяв под локоть, повели в следующую комнату. Там оказался огромный просторный зал, потолок которого скрывался в полумраке, весь заставленный рядами клеток, в которых сидели дети. Редкие лампы в проходах давали совсем немного света, но его было достаточно, чтобы хорошо разглядеть, что клетки тянутся, сколько хватает глаз, что их не меньше нескольких сотен. Здесь тоже царил шум и гвалт — детей из деревни Тзелле пинками и дубинками загоняли в предназначенные им клетки. Тзелле тоже привели к пустой клетке. Дверцу открыли, и она, повинуясь первому же требовательному жесту, шмыгнула внутрь, чтобы не показывать непослушания, чтобы монстры не начали снова ее колотить. Монстры ушли, оставив ее одну. Девочка осмотрелась. Крики вокруг еще продолжались, но в этом углу было потише. Она с ужасом поняла, что не видит знакомых лиц — ни Лилу, ни кого-либо еще из родной деревни, только изможденные лица незнакомых детей, вероятно, из других деревень. И тогда, сломленная всеми пережитыми ужасами, Тзелле упала на пол, свернулась в колечко, спрятав лицо в хвост, и тихо-тихо расплакалась. Почему? Почему это случилось с ней? Разве она была плохой девочкой? Ведь она всегда слушалась маму, так почему же монстры пришли за ней? Она вспоминала маму, папу, их улыбающиеся лица постоянно мелькали перед глазами. Вся ее короткая жизнь, беззаботная и полная счастья, в последний раз проносилась перед глазами, повторяясь снова и снова, словно короткий ролик, поставленный на повтор. И так продолжалось до тех пор, пока маленькая Тзелле не забылась беспокойным сном…***
Потянулись долгие дни в заключении. Первые два дня Тзелле ждала своей судьбы со страхом, зная, что обычно пойманную Добычу незачем держать дольше. Она ожидала, что вот-вот придет большой черный монстр, выберет ее голодным взглядом, откроет дверь клетки, и утащит кричащую и вырывающуюся Тзелле в свое логово, чтобы съесть. Очевидно, многие дети думали так же. И каждый раз, когда монстры приходили, чтобы забрать кого-то из клетки, начинался крик и метания. Тогда монстры долго били тех, кто сопротивлялся, пока он или она не падали без сил, и тогда все равно утаскивали с собой. Монстры вообще любили бить детей за любое непослушание. Крики, громкие разговоры, попытки выбраться из клетки или неподчинение… все заканчивалось тем, что виновника вытаскивали в проход между клетками и избивали долго-долго на глазах у всех остальных детей, тихо давившихся рыданиями. Они старательно выбивали из детей хищников любую мысль о сопротивлении, воспитывая тупую запуганную покорность, показывая, что здесь именно они, монстры, настоящие хозяева, и что дети не могут противопоставить им ничего. И они добивались покорности. Все больше и больше детей послушно выходили из клеток, когда их забирали. Они уходили с монстрами за двери, в окошках которых горел белый свет. Иногда они возвращались, иногда нет. А иногда из-за дверей слышались отчаянные визги и крики, полные муки, и пару раз монстры провозили мимо клеток каталки, накрытые белыми простынями, пропитанными кровью… Человеческая женщина, которую звали Милли, особенно свирепствовала при наказаниях непослушных. Ее дубинка была не такой, как у обычных монстров. Каждый удар ею делал не просто больно — от него все тело горело, словно охваченное огнем. Большая часть пленников боялась Милли пуще смерти, покорно выполняя любой ее приказ. Тзелле не была исключением. Когда ее забирали из клетки, Милли заносила над головой проклятую дубинку, и Тзелле плюхалась на пол, съеживаясь и поскуливая, всем своим видом демонстрируя полную покорность. Тогда удара не происходило, Милли громко и четко произносила приказ, и девочка тут же спешила быстро и молча исполнить требование. Ее водили в белые комнаты, где другие, белые монстры, которые назывались докторами, снова делали ей больно иглами, забирали из пальца капельки крови и совершали другие непонятные вещи. Милли обычно находилась рядом, поэтому Тзелле все так же покорно терпела боль от уколов, сжимая губы и стараясь не издавать ни звука. Она постоянно косилась на надсмотрщицу, стараясь определить в каком та настроении. Когда Милли была спокойна, или улыбалась, разговаривая с докторами, ее лицо было очень-очень милым и красивым, и Тзелле невольно любовалась человеческой женщиной. Но она хорошо помнила, какой злобой оно может искажаться при любом намеке на неповиновение детей, и испуганно отводила глаза, стоило только женщине глянуть в ее сторону. Сердечко девочки испуганно колотилось от страха в такой миг, но Милли обычно не била послушных. Когда процедуры заканчивались, женщина отводила Тзелле обратно в ее клетку. Со временем нага поняла, что за теми дверьми, куда монстры забирают детей, никого на самом деле не едят. Хоть возвращались оттуда не все, но те, кто вернулся, снова оказывались в клетках, перешептывались с соседями, и постепенно по рядам расходились слухи о том, что там просто еще одни комнаты, в которых тоже делают детям больно, только по-другому. Эта новость немного успокоила Тзелле, она перестала бояться и в каждом приходе Милли видеть наступающее съедение. Так продолжалось неопределенно долгое время, несколько дней, которые Тзелле научилась мерять кормежками. Дети обустраивали в клетках свой нехитрый быт, кто как умел. Монстры выдали им постельное белье, матрац с простыней, подушку и одеяло, оранжевую одежду с цифрами, кормили через определенные промежутки времени большими кусками сырого мяса, которое Тзелле с отвращением заставляла себя глотать. Ни разу им не дали живой еды, даже простой крысы. Когда наступала «ночь», Милли обходила ряды, покрикивая на детей, чтобы завершали что они там делают, и не шумели в темноте, не мешали никому спать. Потом лампы, свисавшие из невидимого в темноте высокого потолка, гасли, и все погружалось во тьму. Тзелле никому не мешала спать и не шумела. Она не очень представляла, чем можно заниматься в клетке, когда совершенно нечего делать. Первые несколько «ночей» она просто плакала, вспоминая маму и папу, но потом «перегорела» и равнодушно смотрела на происходящее вокруг. Иногда рутина прерывалась различными событиями. Детей изредка выводили небольшими группами и под присмотром монстров отправляли в комнату, где с потолка лилась вода. Под ее струями полагалось стоять, закрыв глаза, пока все не закончится. Сначала вода была теплой и скользкой, и щипала глаза, если в них попадет. Затем шла обычная горячая вода, которая смывала с детских тел грязь и пот. Под конец поднимался горячий сухой ветер, быстро суша тела и волосы, а монстры давали новую оранжевую одежду с теми же цифрами. Иногда, когда прибывали новые партии пойманных детей, поднимался такой же шум, как и в первый день, когда Тзелле прибыла сюда. Тогда монстры-охранники снова били новичков, вколачивая в них дисциплину. Зал снова наполнялся испуганным плачем, а Милли ходила между клеток, увещевая, убеждая, что нужно подчиняться и вести себя хорошо, и что те, кто подчинится, однажды получат тортик. Но Тзелле знала: тортик — это ложь. Так нацарапал когтем на полу предыдущий обитатель клетки. Малышка страшилась даже представлять, куда он подевался, освободив ей место, и куда предстоит отправиться ей, когда неизбежно настанет ее черед. Один из детей в соседней клетке стал вести себя странно, вернувшись «из-за дверей». Всю ночь он кашлял и извивался, что-то неразборчиво бормотал и звал маму. А к утру затих и больше не шевелился. Так его и обнаружила Милли, при утреннем обходе клеток. На ее зов явились доктора, долго осматривали мальчика, о чем-то совещались, а затем охранники закинули его тело на каталку, накрыли простыней из его же клетки, и увезли. Скоро, поняла Тзелле, его место займет новый ребенок.***
Вот и настал ее черед. Утром вместе с Милли пришли доктора и еще одна незнакомая женщина. Они некоторое время совещались, осматривая Тзелле, заглядывали в какие-то бумаги. Потом они ушли, но позже Милли вернулась. Не одна, а с двумя охранниками. Она отперла дверь клетки, и скрежет замка резанул девочке по натянутым нервам. — Ну, милая, выходи, — сказала Милли почти приветливо. Тзелле несмело посмотрела на нее, нерешительно ползя к выходу, и, заискивающе заглядывая в черные глаза надсмотрщицы, малышка впервые рискнула спросить: — Тетя Милли, а будет очень больно? Женщина удивленно моргнула и, глядя в большие от страха глаза маленькой девятилетней девочки, возможно, впервые увидела перед собой ребенка. Она тепло улыбнулась Тзелле и погладила ее по голове. — Нет, милая, больно не будет. И Тзелле покорно позволила увести себя к дверям, провожаемая взглядами множества пар глаз. За дверями оказался длинный серый коридор, освещенный плафонами в потолке. Шаги Мили и охранников разлетались по нему гулким эхом. Милли вела девочку вперед, а рядом с ними с двух сторон шли молчаливые охранники. И чем ближе становилась еще одна дверь на другом конце коридора, тем страшнее становилось Тзелле, понимавшей, что ее конец, каким бы он ни был, приближается. Они прошли мимо пустой каталки, на которой лежала скомканная простыня, ожидавшая, когда придет пора накрыть очередное тело. Выдержка наконец изменила ребенку. — Тетя Милли, мне страшно! — навзрыд простонала она. — Не бойся, ты же уже большая девочка… — Теперь ты уже большая девочка. Слова, когда-то сказанные мамой, больно резанули Тзелле в самое сердце. Захотелось заплакать и обнять маму, как когда-то, спрятав лицо у нее на груди. Но рядом нет мамы, а обнять Милли никак нельзя — наверняка сразу же обрушатся удары болючей дубинки и ругательства. Идущая рядом женщина ассоциировалась у девочки со страданиями и болью. И она удержалась, и просто продолжала идти, молча глотая слезы и закусывая от волнения губу. Вот и последняя страшная дверь. Милли толкнула ее рукой, и дверь распахнулась, пропуская их внутрь. За ней оказалась комната, в которой находилось несколько докторов, собравшихся вокруг высокого и освещенного большой лампой стола, у стен замерли охранники, а у дальней стены взад-вперед ходила неразличимая в полумраке женщина и отчетливо говорила что-то, словно репетируя речь для выступления. — Эксперимент номер четыре дробь сорок восемь продолжает серию медицинских опытов, направленных на изучение и модификацию генетического материала хищных видов существ карвонийского биома. После получения предварительных результатов предыдущей серии опытов, было решено перейти на новый подопытный материал, в качестве которого выбраны особи детенышей хищников препубертатного возраста, как наиболее подходящего для вживления разработанных имплантатов… Тзелле уложили на стол, и доктора столпились вокруг нее. Началась некоторая суета, приглушенные переговоры шепотом, лязг металлических инструментов. — Линейка экспериментов предполагает радикальное изменение строения пищеварительной системы подопытных, путем вживления дополнительного органа, который индивидуально выращивается из стволовых клеток конкретного подопытного, для минимизации вероятности отторжения организмом. Вживляемый имплантат представляет собой дополнительную железу, предназначенную для выделения особой секреции, служащей для эффективного расщепления растительных белков, видоизменения углеводного обмена, переработку и усвоение организмом реципиента отдельных видов питательных веществ и аминокислот, включая те, которые хищники получают только путем переваривания пищи, происходящей из определённого и ограниченного количества биологических видов добычи, в том числе человека. Прогнозируемая цель экспериментов — изменить способ питания целевой группы организмов с карниворов на омниворов, позволяя расширить рацион питания, обеспечивая широкий выбор пищи, ее разнообразие и продуктовую безопасность, исключения из рациона необходимости обязательного поглощения разумной Добычи, путем ее замещения новыми продуктами. Ввиду сложности и ответственности эксперимента, операции проводит опытный ветеринарный хирург, профессор ксенобиологии… Доктора склонились над Тзелле, а ей было очень-очень страшно. Она тихонько поскуливала, беззвучно плача, но не смела шевелиться или реветь в голос. Вдруг Милли где-то рядом! Она может ударить Тзелле своей дубинкой, от которой будет жечь все тело до самого кончика хвоста. Склонившийся над ней доктор с добрыми серыми глазами и седыми висками, пробивающимися из-под белой шапочки, погладил девочку по щеке, стирая слезу. — Ш-ш-ш, малышка, не бойся, все будет хорошо, — взгляд Тзелле прикипел к нему, в больших розовых глазах светилась робкая надежда. Доктор закрепил у нее на лице прозрачную маску с трубкой. — Тебе повезло, солнышко, ведь ты получила счастливый билет… Веки девочки потяжелели, и она начала соскальзывать в сон. Это ведь хорошо? Если ее съедят во сне, то она не почувствует боли? Тетя Милли правду сказала… — Для послеоперационного восстановления и дальнейшего наблюдения реципиенты будут переведены в лагерь №2. Сбор данных продолжится путем дистанционного наблюдения за подопытными в новых условиях проживания и питания. После завершения серии экспериментов и анализа полученных результатов, состоится совещание для обсуждения и выбора дальнейшего направления исследований, а так же включения в программу взрослых подопытных. Данный отчет составила руководитель и куратор программы, начальник исследовательского отдела специальной оперативной группы «Хищник», полковник Анна Демора…