Yarichin bitch bu: похождения

Тооно задыхался от бега; воздух вбивался иголками в нос; лёгкие несщадно горели. Все разбегаются, когда у Юри начинается циклон. Он и до этого был неуправляемым, а сейчас он стал совершенно сумасшедшим, так сказать, без тормозов, настолько у него в мозгу желания выебать взыгралось. — ...все, что движется, он ебет, а то, что не движется, он двигает и ебет, — так говорил Тамура, который, собрав чемоданы, улетал отдыхать с родителями. Вот же ж гад. Тамура был один из немногих, кто мог выдержать Юри в любом смысле этого выражения. И так как Акеми тоже захворал и не пришел в учреждение, остаётся отдуваться одному Тооно. Могли бы, конечно, помочь и остальные, но... Но. Аято почему-то выбрал по каким-то неясным критериям и причинам именно Такаши, к чему последний был явно не готов, и, вообще, какой секс, ребята, у него домашняя работа по математике не сделана и двухъярусная кровать в комнате. Слыша за собой топот чьих-то проворных натренированных получше, чем у него, ног, – откуда он мог, блять, знать, что Юри спортсмен с золотой медалью? —, взгляд Тооно незамедлительно метнулся к шкафчикам мужского учреждения, которые безмолвно в ряд стояли в коридоре нижнего этажа. Дрожащие руки заперли дверь изнутри; он задержал дыхание в ту же секунду, как шаги унесли розоволосую бестию от него подальше, ощущая пульс в голове от яростно циркулирующей крови. Сердце выламывало лёгкими; Такаши стало плохо от невозможности вздохнуть, и он судорожно аккуратно вдохнул через нос, настолько тихо, насколько мог себе в данной ситуации позволить. Удар так резко пришелся по шкафчику, что Тооно дернулся, ударяясь спиной о металлическую стену. — На, на, нээ, я тебя нашеол, — припеваючи проговорил Аято. В нос забился чужой, удушающий, тягучий запах прямо, как розовый. То есть, Такаши, конечно, не ебанутый, чтобы ассоциировать запах с цветом, но эта слащавая тягучая хуйня была похожа на клубнику, на розовый – он так тяжело оседал внутри, что кружилась голова и задница начинала сама собой течь. — Бля... — обескровленными губами пробормотал бледный Тооно. — Буля, буля, — передразнил Аято. Все выглядело, как в какой-то жутчайшей ролевой игре или хоррор игре на компьютере, потому что дверь в шкафчике начала ломаться от тяжёлых ударов, — реально, кто бы мог подумать, что Юри настолько хорош в спорте. — Стой, подожди, Юри, мы можем договориться... — пролепетал Такаши, поднимая руки в защитной жесте и в то же мгновение затыкая себе уши от звона металлической двери, которая жалобно скулила под ботами розововолосой кармы. — На, на, нээ..., — Такаши без понятия, что это значит, и он не хочет этого знать. Это было не ощущение, а факт, что Аято тупо его игнорировал. Хотя неужели это так непредсказуемо и неожиданно? Дверь ломается и вылетает. Юри его даже не достает из этого шкафчика, чтобы прижать к ближайшей стене, он просто заходит внутрь к Такаши, не закрывая за собой, — интересно, что? — Юри, пожалуйста..., — пробормотал Тооно уже тише. — Ты пожалеешь... — Бу, бу, бу, — игнор. — Аято Юри, я серьезно. — как, вообще, с этим розовым чудищем можно сохранять трезвый рассудок и речь? — Я тоуже, Тоно-кьюн, — улыбнулся Юри, облизывая его губы языком. Такаши чувствовал горячий язык и на контрасте холодную титановую штангу. Он обомлел, охуев. «А почему, собственно, нет? — эхом прокатилось в мыслях». Все дело всего лишь в его жалких принципах и совести. Все дело в них. Но, если один раз дать маленькую слабину, ничего же не случиться, да ведь? — Ладно, ты меня поймал... Сдаюсь. — он проговорил это быстро, как и также быстро накрыл губами чужой рот. Он приоткрыл его слегка, потом шире, впуская чужой язык с этой ебливой штангой, которая один раз случайно от порыва страсти и адского желания потрахаться, задела его зубы с характерным стуком. Всё-таки целоваться с таким беснующимся и сумасшедшим человеком интересно и на удивление приятно. Но странно. Но Тооно предпочел об этом не задумываться. Горячие ладони прошлись по спине, задирая его школьную белую блузу. Он промычал что-то нечленораздельное Юри в поцелуй, когда руки с крашенными черными ногтями расстегнули ремень и полезли к его заднице, сжимая и раздвигая ягодицы. Такаши чувствовал, что Аято улыбнулся — возможно, он мысленно смеётся, но лично Тооно сейчас не до смеха. Зубы и язык сосредоточились на шее, и парень в руках Юри стонет почти болезненно и сладко. Тооно тоже был гаммой, как и этот розовый, рядом с ним, притиравшейся к нему бедрами и откровенно скулящий, ни капельки не стеснявшийся своего естественного желания. Вместе их запахи мешались во что-то интересное: липкий и тяжелый, ягодный запах, и свежий, как запах весны и ранних цветов, другой, более легкий. Интересное похожее на чуть-чуть с отдушиной лёгкий цветочно-ягодный аромат, сладкий до оскомины, но сохранивший лёгкость. И Такаши задыхается, откровенно говоря. Горячее дыхание опаляет ухо и загривок; ноги дрожат и гудят; чужие руки заставляют прогнуться в пояснице ; его вбивают стоя, заставляя опираться локтями о заднюю стену долбаного, – в самом деле –, шкафчика; он скулит и хнычет, не сдерживаясь, потому что, да, влияние Юри – при нем просто невозможно сдерживаться в позывах, просто невозможно и не рекомендуется. Одновременно влажно и сухо, грубо и нежно: цепляясь пальцами за бока, вгрызаясь болезненно куда угодно в кожу и оставляя сине-красные следы, толкаясь размашисто и совершенно без задней мысли, откровенно похлопывая по бледному бедру – наверное, проверяя жив ли там Тооно. Такаши закатывает глаза, стонет, вскрикивает при каждом глубоком и резком толчке и замирает, сползает вниз вместе с Юри; с члена капает, он кончил, а Аято все ещё продолжает движение. — Стой..., — хрипит он, когда сильные аятовские пальцы вдавили адамово яблоко в горло, придушивая до шума в ушах от собственной прилившей крови. Он кончает второй раз через минуту, и Юри тоже, с грохотом локтями обрушиваясь на заднюю дверцу шкафа, прямо над головой Такаши, зализывая его спину, шею, языком умудрившись коснуться даже чуть-чуть пальцев. Узел внутри набухает и распирает задницу. Тооно почувствовал, что и его узел на члене становится больше. Он охает, когда горячий большой поток спермы заполняет его изнутри, а его струя мерно разлилась по узкому полу шкафчика. Блять, в последние минуты сцепки он думал, что сперма пойдет через нос и уши – настолько его распирало. Его отпускают, и он обессиленно заваливается на бок, а смазка с белой жидкостью плавно начала стекать по ягодице и бёдрам из расслабленных мышц. — Красиво. Впервые ты сказал что-то нормальное, — мысленно подумал Такаши. — Увидимся еще, Тооно-кьюн, — радостно и буднично проговорил Аято, заправляясь в свои пидорские джинсы скинни. — Не, не надо мне больше, — пролепетал Тооно. Юри мог бы и продолжить, но с Такаши уже хватит, и тот это видит, уходя и махая одной рукой с этими короткими лакшери ногтями. Тооно резко проваливается в сон прямо на холодном металле, не задумываясь о чем-либо еще, кроме сна. ∆// Он резко вздрагивает и вскакивает на кровати. Тооно охуевши смотрит и почти что оптимистично и счастливо выдыхает. — Это сон. — он прикладывает холодную вспотелую ладонь к лицу и начинает нервозно смеятся. «Со мной совокупились во сне, и я уснул, будучи уже спавшим. — он поджимает губы, чтобы уже во весь голос не заржать. — Какой же пиздец». О том, что ему приснился Юри, он думать не хочет. Просто, когда начинается циклон и не такое может приснится...