Love me gently

Новый год стремительно приближался. Улицы были притрушены снегом, словно сахарной пудрой, – к Новому году обещали снегопад – мало-помалу снег срывался с тяжёлых нависающих над городом туч, темнеть стало раньше и быстрее, температура воздуха опускалась всё ниже и ниже. Зима вступила в свои права, отпустив серую, мрачную, дождливую осень почивать до следующего года. Город понемногу обретал особенный зимний облик перед праздниками: витрины магазинов украшали искусственным снегом, декоративными ёлками и украшениями, заведения под стать своему интерьеру декорировали всё уютно и со вкусом. Свои дома люди украшали гирляндами и всякой мишурой: на хотя бы одном окне обязательно должна была висеть сетка гирлянд, включающаяся как только стемнеет и работающая до самой ночи; украшали окна искусственным снегом, то сами придумывали узор, то наносили узор по шаблону – достаточно приложить картонку с узором и заполнить снегом из баллончика. В самих квартирах ставили ёлки: у кого – искусственная, у кого – «живая», ароматная и колючая, каждый по желанию украшал своё жильё. Днём, из-за отражающего свет снега на улице казалось было светлее, не так серо и угрюмо, как обычно чувствуется в холодное время года. На детских площадках гуляли дети, шаря в снегу ботинками, – им хотелось бы поваляться в снегу, слепить снеговика, поиграть в снежки, но пока столько снега не выпало. Впрочем, малыша Сони никак не останавливало то, что снега мало, – он так и норовил сжать снег в ручке, чтобы потом зачарованно смотреть на комок снега. Первая для него зима была чудом; он каждый раз с восторгом и удивлением смотрел в окно на падающий снег. А когда Тэн вышел погулять с Джисоном и Куньханом в первый раз, когда только выпал снег, Джисон широкими глазками смотрел на белое покрывало на земле. Тэн тогда за одну прогулку наделал много фото и видео, скинул их Юкхэю, а на следующий день они гуляли все вместе (Юкхэй выпросил один выходной, специально, чтобы воочию увидеть как его сын реагирует на снег). За эти пару недель, что лежит снег, Джисон так и изучает зимние осадки, сминая в руках в варежках грудки снега. В выходные дни Джехён и Тэён становились няньками для детей, исполняя таким образом задание от психолога: общаться с детьми, как со своими собственными. На выходных они буквально по очереди брали то Джисона с Куньханем, то Шотаро. Это играло на руку и Тэну с Юкхэем, что могли отдохнуть, уделить внимание друг другу, и Доёну с Ютой, что могли на несколько часов отнести Шотаро Чонам, а сами поспать и отдохнуть – всё-таки забота о ребёнке выматывает. Тэён, когда взял на руки Шотаро, почти плакал от страха. Ребёнок такой маленький, хрупкий, и вес почти не ощущался, когда его держали на руках. Но это прошло, стоило только Шотаро посмотреть заинтересовано на Тэёна, улыбнуться дёснами и запищать – сердце Тэёна затрепетало, растаяло и слёзы снова вернулись на глаза, когда он представил, что будет так же держать своего ребёнка. С того дня Джехён и Тэён снова начали попытки зачать ребёнка после небольшого перерыва, хотя все их надежды были возложены на будущий гон Джехёна, который уже не за горами, – к этому они тоже готовятся. Общение с психотерапевтом шло на пользу: Тэён больше не винил себя, не ненавидел своё прошлое, и почти был уверен, что сможет стать хорошим папой; Джехён же ходил с Тэёном как поддержка, так как он выговорился ещё за первый сеанс, и внимательно слушал каждое слово Тэёна, каждую его мысль и понимал в чём его страх. Он боялся потерять ребёнка снова, он боялся не справиться, он боялся, что Джехён его оставит, боялся, что останется без поддержки. Люди сходятся и расходятся, так бывает, но Тэён… Он слишком любит Джехёна, не может себе представить жизнь без него, не хочет снова чувствовать разбитое сердце. Тэён не стеснялся открываться доктору Мун при Джехёне – альфа сам держал Тэёна за руку и посматривал в его сторону, слушая о себе очень много приятного, будто Тэён никогда ему ничего не говорил такого. Также, у психотерапевта они поинтересовались на счёт истинности – им казалось, что они обрели истинность, и хотели подтвердить или опровергнуть свои догадки. «Приобретённая истинность» - то, что наука пока не может доказать, но это действительно существует. Изначально неистинные пары со временем чувствуют друг друга так, как если бы были истинными. Это всё на уровне эмоций, чувств, что подстраиваются под чувства своего партнёра, их организмы также подстраиваются друг под друга, потому что приняли свои отношения, приняли друг друга и безумно сильно полюбили. Но только в том случае, если их не приняли их истинные. Джисон абсолютно не был против проводить время не с родителями; малыш уже привык к вниманию ото всех взрослых, поэтому с кем гулять, с кем играться, на ком кататься на спине – ему так же было всё равно. К тому же, Джехён и Тэён могли лишний раз побаловать сладким печеньем или конфетой, наплевав на то, что Тэн им перечислял сколько и когда кормить Джисона, и в каких количествах ему можно сладкое. Чтобы тесно проводить время с ребёнком, Тэён озадачился занятиями с Джисоном на моторику рук: пришлось скупать крупную крупу, которая только есть на полках магазина, чтобы разбирать с ребёнком крупинки так, как надо, а после этой «игры» ещё убирать с ковра потерявшиеся. Джехён катал на спине Джисона, что радостно ему смеялся на ухо, слюнявил футболку на плечах и почти душил в своём по-детски крепком захвате. Ещё ребёнок любил, когда его подкидывали его до потолка, кружили «самолётиком», и любил бегать от старших по квартире. Всё это они промышляли после того, как Джисон начал ходить и стал крепчать, – ребёнку нравилось и он веселился. Сейчас же Джисон был рад ещё нянькам, кроме Джено и Сончана, на которых можно кататься хоть целый день, и кроме Донхёка и Джемина, что тоже любили поиграться с ребёнком. И сейчас Джехён и Тэён, после сеанса у доктора Мун, взяли Джисона на прогулку в парк, где ребёнок и познавал мир и природу вокруг, трогая каждое дерево, снег под ногами, наблюдал за каждой пролетевшей птичкой. Так и не сказать с виду, что Джисону только будет два года – детское любопытство у него на все лет пять. Тэён только и успевает закрывать глаза, когда Сони вместе со снегом берёт и пыль с земли, оставляя на рукавичке пятно. Он себя осаждает, понимая, что это ребёнок, ему свойственно пачкаться даже в снегу. Джехён же ходит «хвостиком» за малышом, чтобы вдруг чего придержать, когда тот заваливается в сторону – из-за тёплого комбинезона, что создавал из ребёнка размером снежного человека, Джисон был неустойчив, но упрямо сам ходил и умудрялся ещё убегать, когда ему наскучивает компания дяди Джехёна. Когда Джисон в очередной раз убегает от Джехёна к лавочке в нескольких метрах от них, Тэён громко хохочет, хватаясь за подошедшего альфу. – Чего ты смеешься? - бубнит Джехён, смотря на Джисона. Ребёнок что-то щебечет в шарф, повязанный на шее, и ходит вокруг лавочки. – Разве я виноват, что он убегает? – Слишком давишь на ребёнка своим присутствием, вот и убегает. Нужно чуть больше пространства и свободы, - Тэён держится за локоть Джехёна и они наконец выбираются на плиточную дорожку парка. Джехён возмущённо пыхтит, принимая камень в свой огород от Тэёна, но всё это не серьёзно, конечно. Ни один, ни другой не восприняли это серьёзно – подкалывают друг друга забавы ради, да и только. – Но он же может упасть! – Ничего страшного, поднимется, не переживай так. Ты ж мой заботливый персик, - милашничает Тэён, целуя Джехёна в покрасневшую то ли от ветра, то ли от внезапного смущения щеку: ранее Тэён не замечал, чтобы у Джехёна краснели щёки от ветра или холода, так что вывод только один. – Персик? Уже усиливается запах? - неверяще спрашивает альфа. – Так и январь приближается. И, судя по срокам, - «таинственно» шепчет Тэён, оглядываясь вокруг и, убеждаясь что поблизости никого нет, продолжает: – твой гон и моя течка совпадают. Джехён задумчиво кивает, снова обращает свой взор к Джисону, что уже залез на лавочку и улёгся спиной на неё, как на кровати: очевидно, ребёнок устал. Конечно же, они гуляют уже не первый час – пора уже идти домой, греться и отдыхать, поэтому Джехён берёт на руки Джисона, заботливо поправляет на нём шарфик и расстёгивает свой пуховик, чтобы Джисон лёг на его тёплое плечо, спрятав личико от холодного воздуха. Тэён улыбается, помогает сонному ребёнку устроиться на руках Джехёна, поправляет воротник куртки так, чтобы он не мешал Джисону и чтобы не мёрз Джехён, и они наконец идут из парка домой. С каждым днём, проведённым с ребёнком – с детьми – Тэён перестаёт сомневаться, что они с Джехёном не справятся со своим чадом, что они не готовы. Они готовы, они хотят, они справятся. А наблюдать за тем, как Джехён нянчиться с детьми – одно загляденье, по мнению Тэёна; с Джисоном альфа игривый, с Куньханем – милый, с Шотаро – осторожный, а с каждым из детей – внимательный и заботливый, как и всегда. Возможно, со своим ребёнком у них не будет всё так гладко, – потому что, чуть что, нельзя будет отнести детей их родителям, так как они сами будут родителями, – помощь и поддержку они будут получать друг от друга. Но теперь им не страшно быть родителями – в этом уверен и Тэён, и Джехён. Они закрепят свою уверенность ещё на нескольких сеансах у доктора Мун, а там наступит период гона и течки и, кто знает, может, у них всё наконец получится и они станут полноценной семьёй. В квартире Тэён снимает с Джисона ботиночки и комбинезон, пока ребёнок вроде как дремлет на руках Джехёна, уткнувшись носиком в чужую шею. Затем Джисон неожиданно ободряется, почувствовав свободу от тёплой одежды, просится на пол и, оказавшись на своих двоих, убегает куда-то в комнаты, – у ребёнка включилось второе дыхание перед обедом и сном. Тэён и Джехён тоже снимают верхнюю одежду; Джехён ухаживает за омегой, помогая ему снять пуховик, и вешает его в шкаф. Вся эта забота так привычна, что Тэён уже не теряется, когда чувствует, что куртка будто сама покидает его тело; это привычно, но менее приятно не становится. – Надо помыть руки и будем кушать, - говорит Тэён, направляясь в ванную. – Помоешь ручки Сони, пока я накрою на стол? – Конечно, - отзывается Джехён, стоя у входа в ванную и наблюдая за Тэёном через зеркало. Тэён ловит его взгляд, улыбается и вытирает руки, а затем, проходя мимо, целует альфу в уголок губ и удаляется на кухню. Пока Джехён с зазываниями и улюлюканиями ловит Джисона в спальне и несёт в ванную комнату мыть руки, Тэён подготавливает им обед. Перед прогулкой Джисону он сварил овощной суп с курицей, а им с Джехёном – малатан. Еда чуть остыла, насытилась приправами и теперь, с поднятием крышек кастрюль, вызывающие ещё больший аппетит ароматы распространялись по всей кухне, если не по квартире. Джехён вернулся с Джисоном на руках; рукава свитера альфы были мокрые, а ребёнок довольно хихикал. Тэён усаживает Джисона за стол на импровизационный детский стул (обычный стул, только с двумя подушками на сидении) – сам он сядет рядом и будет придерживать ребёнка. Джисон уже держит ложку на готове, ждёт пока ему пододвинут тарелку с его едой и – Тэён уверяется, что Джисон усидчиво сидит, – когда ему пододвигают тарелку, приступает кушать. Джехён возвращается снова уже в футболке, со взъерошенными волосами, и садится за стол, нахваливая Тэёна и запах еды. Джехён тоже участвовал в готовке, но больше он следил и играл с Джисоном, поэтому считает, что заслуга за приготовленный обед полностью принадлежит Тэёну. Тэён улыбается, проводит пятернёй по тёмным шелковистым волосам Джехёна, а затем и сам садится за стол. Почти-семейная-атмосфера царит на кухне, от чего становится уютно и тепло внутри, где-то возле сердца. После обеда Джисон, съев всё, что было у него в тарелке, спокойно идёт на диван, где лежали его игрушки, а Джехён помогает Тэёну мыть посуду. – Ты такой молодец, - он пристраивается сзади к Тэёну, обнимает его за талию и целует за ушком. – И обед приготовил, и Сони уделяешь время. Самый лучший папочка. – Во-первых, тебе внимание я тоже уделял, - как бы между прочим говорит Тэён, ополаскивая тарелку. – Во-вторых, пока ещё не папочка, не наговаривай наперёд. – Но будешь, обязательно будешь. Как бы мне не было страшно за тебя, но этот гон я собираюсь провести с пользой, - осознанно или нет, Джехён понижает голос, тихо говорит прямо в ухо Тэёна, обдавая кожу горячим дыханием. Тэён еле сдерживается, чтобы не вздрогнуть от приятного ощущения. – Почему страшно? - Тэён поворачивает голову в сторону, чтобы посмотреть на Джехёна. – Если мы оба будем немного не в себе, то всё будет только на руку. Не беспокойся, всё будет хорошо. Может, тебе в гон наоборот надо было давать своему внутреннему «зверю» волю? А ты сдерживался, закрывался… Нет, я не поучаю тебя, это был твой выбор и, если всё происходит так, как ты рассказывал, то я понимаю тебя. И, наверное, я бы тоже боялся… – На всякий случай, можешь меня чем-то вырубить, если ты захочешь остановиться, а я не послушаюсь. – Тогда это будет физическое насилие, - Тэёна забавляет одна мысль о том, что он вырубит Джехёна, чего у него точно не получится. Он просто не сможет ударить своего мужа, не поднимется рука. Поэтому мысль об этом только веселит, несмотря на серьёзный голос Джехёна. – Это будет самозащита от насилия. И вообще, не упоминай больше слово «насилие», пожалуйста, - Джехён возмущается, но руки его ведут по бокам и бёдрам Тэёна, расслабляя и себя, и омегу. Такой себе антистресс, который не каждому – только Джехёну, на самом деле, – позволено ощутить. – Ладно, ладно. Давай я домою посуду, а ты уложишь Джисон-и спать? - в ответ Тэёну тишина, только к его ягодицам Джехён прижимается сильнее, и отчётливее чувствуется твердеющая плоть. – У нас в квартире ребёнок, сейчас не время приставать, Чон Джехён. – Прости, не знаю, что на меня нашло, - бормочет Джехён и, поцеловав Тэёна ещё раз за ушком, отстраняется, уходя к Джисону. – Подступающий гон, видимо, - хмыкает себе под нос Тэён, но его уже никто не слышит.

♡♡♡

На оживлённых вечером улицах, как и всегда, стояли палатки с уличной едой, только теперь добавились палатки с мишурой и другой атрибутикой и украшениями для декораций, а в воздухе пахло горячим глинтвейном, пряниками и мандаринами. Всё напоминало ярмарку, пестрящую разной всячиной, но это всё ещё были просто торговые улицы, переходящие в магазины, торговые центры и жилые дома. С неба срывался редкий снег, будто предупреждая, что движется снегопад, но людям было всё равно – все были очарованы атмосферой, запахами и озадачены своими делами, ради которых пришлось покинуть тёплый дом. Такими были Донхёк, Джемин, Джено и Сончан; они гуляли уже несколько часов, неспешно блуждая по улицам и заходя в магазины, где выбирали каждому из их семьи подарки и докупали то, что может пригодиться им в путешествии. Через три дня Новый год, а через пять дней – они улетают. Предвкушение от поездки только возросло за прошедший месяц. Им хотелось уже быстрее оказаться в чужой стране, впервые полетев на самолёте, заселиться в забронированную комнату в хостеле на четверых – как они и планировали, – и гулять по городу по намеченному пути. Наверняка там будет так же красиво, будут улицы украшены к праздникам – всё будет сверкать, блистать и восхищать, как детей, впервые видевших нечто волшебное. Они неделю как закрыли сессию, сдали экзамены, и теперь ускоряли ход времени вот такими вылазками из дома, чтобы погулять и зайти куда-нибудь в кафе, проводили время с семьёй и собирали чемоданы. Им невтерпёж было отправиться в своё путешествие, провести время, создать общие воспоминания, однако было грустно, что они едут только вчетвером. Но они наобещали привезти сувенир каждому, присылать фотографии и созваниваться по мере возможностей – на последнем Джехён особенно настоял, – так что, их отпускают и обещают вовсе не скучать. Соскучишься тут, когда у всех свои заботы, дела и обязанности. – А что можно подарить месячному ребёнку? - проходя мимо магазинов в торговом центре задался вопросом Донхёк. Он привык рассуждать в слух, но тут ему действительно было непонятно и хотелось бы услышать предложения от друзей и Сончана. – Памперсы, - предлагает Джено. На него тут же устремляются три взгляда: недоумённый от Сончана, уважающий от Донхёка и скептичный от Джемина. – Ну а что, это всегда пригодится ребёнку… – Ну и мозг у тебя! - восторженно прозвучал снова Донхёк и, крутанувшись вокруг себя, через несколько секунд затерялся в одном из детских магазинов. – Мог бы и предложить что-то из одежды, - бормочет Джемин. – Например, носочки. Тёплые, милые носочки. Как мы Джисон-и купили: махровые, с оленятами. Или пледик, как Куньхану. – Надо найти Донхёка, пока он действительно не нашёл памперсы, - Сончан отправился в сторону, куда пошёл Донхёк, а за ним и Джено с Джемином. – И правда, там же размер нужен – как он будет подбирать… А какой размер у Шотаро? - Джено со всей серьёзностью ждёт ответа Джемина, но тот хихикает и легонько толкает локтём в ребро. – Джено-я, никаких размеров и памперсов. Сейчас мы что-нибудь посмотрим. Джемин потянул Джено за собой, направляясь туда же, куда пошли и Донхёк с Сончаном, чтобы, в случае чего, помочь Чану отговорить Донхёка от такого подарка ребёнку. Нашлись Чоны у полок между игрушек и одежды, но памперсов поблизости не наблюдалось. Донхёк был увлечён рассматриванием игрушек, а Сончан поглядывал на одежду для самых маленьких: ползунки и костюмчики, и что-то говорил Донхёку, на что тот угукал и изредка кивал. – А что, если мы купим? Ну, просто заранее, - услышали Джено и Джемин от Сончана, когда подошли ближе. – Что вы купите? - интересуется Джемин, игнорируя непонимание и удивление на лице Донхёка, который медленно повернулся к Сончану. – Этот альфа предложил купить костюм ребёнку, - едва не тыча пальцем, говорит Донхёк. – Куда заранее, у нас планы на десять лет вперёд и ребёнок не вписывается – ты сам это говорил. Ты! - Донхёк всё же тычет пальцем, но его руку опускает Джемин. – Давайте без сцен в детском магазине, ладно? Может, он хотел Шотаро подарить, чтобы позже, когда малыш подрастёт, на него этот костюмчик был бы как раз? – Нет, он сказал именно про нас, не упоминал ни Шотаро, ни Куньхана, ни тем более Джисона. Сончан, это будет пустая трата денег, а костюмы позже – и тем более через десять лет – будут другие и не менее красивые. Сончан молча кивает, разворачивается и уходит, забирая все покупки, которые они таскали с собой. Донхёк пару раз зовёт Сончана, даже ногой топает от возмущения, но в конечном итоге растерянно смотрит на Джемина и Джено – таких же растерянных и откровенно непонимающих что произошло только что. – Я что-то не правильно сказал? Почему он ушёл? - Донхёк надул губы. Ему не нравилось, когда Сончан молчал и уходил, вместо того, чтобы поговорить и разобраться. Это у них с Джехёном семейное, как заметил Донхёк за все года, что живёт с этими братьями: так они избегают конфликта и собственной злости. – Всё правильно, Хёкки, не расстраивайся, далеко всё равно не уйдёт, - Джемин тянет Донхёка к себе, чтобы крепко обнять. – На его месте я бы тоже ушёл, чтобы одному всё обдумать, - Джено обнимает Донхёка с другой стороны, и неторопливо продолжает: – Желание купить вещь, которая не пригодится в ближайшем будущем, – это не просто так. И, скорее всего, Сончан сам не знает откуда и с чего у него появилось это внезапное желание. Не накручивай себя, вы потом поговорите об этом без криков и споров, ладно? – Хорошо. Спасибо вам, дорогие мои, - Донхёк шмыгает носом, находится в объятиях друзей ещё с минуту, а затем мягко вырывается. – Давайте посмотрим погремушки? Смотрите, есть мишка! Джемин присоединяется к Донхёку, а Джено пишет Сончану, спрашивая куда тот направился. Ответ ему приходит через полминуты: «Жду вас на улице». Джено понимает, что Сончану нужно подумать и остыть, поэтому ничего не отвечает и убирает телефон. Затем они втроём выбирают подарок Шотаро, лично проверяя как звучат погремушки и берут те, которые мягче звучат. Они покинули здание торгового центра через полчаса. Подарок малышу Таро не обошёлся одними погремушками – они взяли ещё тёплые носочки и шапочку примерно на возраст два-три месяца. С шапочкой они рисковали, но если она окажется больше, чем надо, то будет хорошо, а если угадали с размером, то тоже хорошо. Сончан ждал их у входа, переминаясь с ноги на ногу; когда заметил Донхёка, Джемина и Джено, то тут же подошёл к ним. – Замёрз? - с лёту спрашивает Донхёк и в нём неожиданно появляется желание побить Сончана пакетом, что держит в руке. Но рядом Джемин и Джено, а ещё люди, поэтому он подавляет свои желания. Кроме одного: обогреть своего альфу, как бы тот не играл ему по нервам. – Если скажу что нет, то ты мне не поверишь. – И надо было стоять на улице в холод, дурачина? - Донхёк снимает с себя шарф и обматывает им Сончана, не слушая его отказы от шарфа. – Теперь надо такси. – Вон там, стоит свободное, вроде, - Джемин указывает на машину, стоящую чуть вдали, и они отправляются туда. Они могли бы и пешком дойти, но в руках у каждого по два пакета, Сончан замёрз, все устали, и с неба начал сильнее сыпать снег, поэтому такси – отличный вариант быстро и в тепле добраться домой. В такси Сончан и Донхёк попросили друг у друга прощения, сами не поняли за что, но они чувствовали что были не правы, скрепили своё примирение лёгким поцелуем, на что Джемин, сидящий рядом, довольно хмыкнул и едва сдержал закатывающиеся глаза: и стоило им разыгрывать драму. Дома они оставили пакеты в квартире Джено и Джемина, так как к Донхёку с Сончаном часто приходит Доён и может что-то увидеть заранее… Просто Донхёк мог бы что-то забыть спрятать, после того как украсит подарок лентой или бантом, и это может увидеть кто угодно, в принципе. А Джено и Джемин более внимательны, чем Чоны. Вот и вся причина. Сбор купленных вместе с Донхёком аптечных средств, которые могут пригодиться во время и после перелёта – акклиматизацию никто не отменял – Джемин взял на себя. Медикаментов купили они много, поэтому что-то нужно оставить дома, как считает Джемин. Там было основное от простуды, температуры, расстройств ЖКТ, лёгкие сердечные и успокоительные на травах; хоть ни у кого нет проблем с сердцем и нервной системой, но кто знает как организм поведёт себя, когда окажется в непривычной среде обитания. Они заморочились, но так было нужно, так правильно и необходимо – заботиться о здоровье своём и других. Сончан и Донхёк вернулись в свою квартиру и устало устроились на диване в гостиной – они немного вымотались за весь день беготни то туда, то сюда, поэтому хотелось недолгой передышки. Они молчали, кажется, даже начали засыпать, но на диване им вдвоём было бы достаточно не удобно, так как привыкли к тому, что на их большой кровати можно разлечься, как тебе нравится, и особо не мешать друг другу. Донхёк лежит практически на Сончане, уткнувшись носом ему в изгиб шеи, и мерно дышит, расслабляясь. Впрочем, Сончан так же расслаблялся и выдыхал, приобнимая омегу на себе. Хоть день был и не трудный, но они отчего-то устали и теперь нуждались в отдыхе. – Что будем делать? Спать ещё рано, - говорит Сончан, про себя осознавая, что звучало это так, будто им уже далеко за шестьдесят и занятий других, кроме сна, нет. Но Донхёк, кажется, на это не обратил внимания. – Давай закажем пиццу и посмотрим фильм? - садясь на диване, а точнее на бедро Сончана, предлагает Донхёк после недолгих раздумий. Сончан соглашается, вытаскивает из кармана телефон, открывает приложение с доставкой и заказывает их любимую пиццу и колу (а заодно заказывает и Джено с Джемином, чтобы тоже отдохнули и вкусно поели). У них есть как минимум полчаса, пока привезут заказ, – они решают их потратить на душ. Донхёк приложил усилия, чтобы затянуть Сончана с собой в душ, чтобы они вместе помылись, а Сончан просто не хотел мешать, потому что однажды – совсем недавно – из-за него Донхёк чуть не упал, проехавшись по поверхности дна душевой кабины. И плевать, что они тогда были мокрые и мыльные, – должно быть не удивительно, что кто-то из них подскользнётся, – Сончан до сих пор чувствовал вину. Пока они мокнут под душем, Донхёк ластится, обнимая своего альфу, целует его грудь и за пару поцелуев поднимается выше, к плечу. Он совершенно ни на что не намекает, просто соскучился и хочет в этот момент урвать немного ласки и нежности. Сончан чуть наклоняет голову, кладёт руку на щеку Донхёка и целует его губы. Нежно сминает губы, ненавязчиво проходится языком по нижней губе, отчего Донхёк приоткрывает рот и отвечает. Вся ненавязчивость и нежность медленно сходили на «нет», а страсть пробуждалась в телах, проявляя себя в резковатых движениях, глубоких поцелуях и объятиях вплотную. Но на этом всё и закончилось – они не хотели пропустить курьера или, если они продолжат, отвлекаться на курьера же, поэтому нехотя отстранились друг от друга и спокойно приняли душ. Когда привозят пиццу, Сончан идёт забирать её, попутно читая в смс одновременно благодарности и возмущения Джено и Джемина, а Донхёк – на кухню за стаканами. Они устраиваются в гостиной, где выключен свет и уже включен фильм, выбранный Донхёком. Внезапно они будто попадают в, вроде как, недавнее прошлое, когда они только начинали встречаться, – Сончан несколько раз устраивал их свидания дома: тоже заказывал пиццу, попкорн, напитки, другие всякие закуски, вредности и сладости, узнавал у Донхёка какой фильм он хотел бы посмотреть. Устраивал домашний кинотеатр, только пришедший с работы Джехён прерывал их от просмотра и от друг друга, но не надолго – поздоровавшись и обменявшись парой слов, Донхёк и Сончан снова оставались одни и возвращались к фильму и своим милованиям. Донхёк решает сделать этот вечер ещё более романтичным: ему просто хочется кормить Сончана с рук, лёгким касанием целовать его губы, пока у них во рту пицца, ему хочется слизать с губ колу или оставшийся соус. Он считает это романтичным и интимным, и никто его не переубедит, что это может быть пошло; им с Сончаном можно всё – они в браке, они любят друг друга в любом виде и состоянии – им открыты многие, если не все, двери. Сончан сперва не понял почему ему в губы тычут куском пиццы, но он быстренько понял мотивы своего омеги и совершенно не против кормить друг друга. Они смотрят фильм, поворачиваются друг к другу только чтоб покормить друг друга, а затем возвращаются к просмотру. Донхёк, как и хотел, бегло целует своего альфу в губы, пока тот жуёт, и не сдерживает игривой улыбки, когда Сончан удивлённо на него смотрит, – оказывается, его ещё может что-то удивить в их отношениях. Тем не менее, когда это повторилось раз, второй, и ещё, Сончан вошёл во вкус и повторял за Донхёком: тоже оставлял поцелуи на его губах, а не просто принимал их. Это казалось им какой-то игрой, дразнилкой, учитывая что они любят целоваться; если бы не занятой пиццей рот, то они бы ещё с первых поцелуев углубили бы его, снова испортили бы всю атмосферу романтики своей страстью. Но они продолжают свою игру, кушают, наслаждаются временем и смотрят фильм. – Так есть намного вкуснее, - говорит Донхёк, убирая пальцем крошку с губ Сончана и затем кладёт палец себе в рот. Он совсем немного включил свою соблазнительность и строил глазки Сончану, который временами засматривался на Донхёка, будто первый раз его видит. Провокации Донхёка работали, Сончан без сомнений шёл у него на поводу, внимая каждому движению, вздоху, взгляду, слову, касанию омеги. Хёк с лёгким чмоком выпускает изо рта свой палец, напоследок касаясь языком кончика пальца, и лукаво улыбается. У него уже есть планы на вечер. Однако они ничего начинают и ничего не делают с возникшим напряжением между ними; их совсем не вовремя отвлекает фильм какими-то громкими криками. Они возвращаются к кормлению друг друга пиццей и так у них уходит ещё по несколько кусков пиццы и по стакану колы – больше ничего не хочется. Сончан откидывается на спинку дивана, а Донхёк ложится на плечо Сончана, обнимает его за талию, чувствуя тёплую руку на своём плече. Половина фильма уже прошла, сейчас интерес растягивается так же, как и сюжет, – Донхёку становится всё меньше интересно, в отличии от Сончана, к удивлению вошедшему во вкус. Донхёк-то думал, что он сейчас будет интересовать Сончана, а не какой-то фильм. Но он не унывает – вскоре он отыграется, вернёт внимание Сончана к себе и вдоволь насытиться своим мужем. Донхёк ещё минут пять бездумно смотрит на экран телевизора, уже потеряв нить сюжета фильма. Так же бездумно он перекладывает руку со своего бедра на колено Сончана, легонько поглаживая. И это вызывает у Донхёка грешные мысли о том, что он правильно поступает: что ещё им – молодым, горячим, страстным – делать за просмотром фильма в закрытой квартире? Донхёк действует настойчивее, ведя ладонь от колена по бедру мужа, чувствуя как тот почти сразу напрягается, но ничего больше не делает и не говорит. Ладонь спускается обратно к колену, а Донхёк поворачивает голову к Сончану и нежно касается губами к шее. – Хёкки? - аккуратно, чтобы не спугнуть, позвал Сончан, едва поворачиваясь к омеге. – Да, дорогой? - шепнул Донхёк у уха Сончана. – А как же фильм? Ты ведь хотел его посмотреть. – Я уже минут двадцать не понимаю что там происходит. А тут, - Донхёк указывает взглядом вниз, на бёдра Сончана, – я всё прекрасно понимаю. Смотри фильм и не обращай на меня внимание, ладно? – Легко сказать, - хмыкает Сончан и всё-таки продолжает смотреть фильм, позволяя себя возбуждать. Хотя Донхёку особо и стараться не надо, он соблазнительный от макушки и до пальцев ног, его запах пьянит, как крепкий выдержанный алкоголь, каждое его движение пробирает внутренней дрожью. Донхёк удобнее поворачивается корпусом к Сончану и останавливает руку рядом с пахом альфы. Он будто нерешительно накрывает рукой твердеющий член через два слоя ткани, поглаживает ладонью вверх-вниз, горячо выдыхая куда-то в шею Сончана. Средний и безымянный палец слегка давят на мошонку, рука продолжает наглаживать чужой пах, а губы целуют шею то тут, то там, оставляя чуть влажный след, игриво прихватывают мочку уха. Донхёку нравится чувствовать, как под его рукой твердеет орган альфы, нравится слышать его сбивающееся, неровное дыхание. Сончан расставляет ноги шире и пытается податься бёдрами вверх, к руке Донхёка, но тот убирает руку и гаденько улыбается: дразнит и совсем немного издевается, прекрасно зная что так Сончан выйдет из себя. Хотя играться с огнём не хотелось, особенно когда Сончан надрывисто вздохнул, будто предупреждал чем все эти дразнилки закончатся. Исправляя ситуацию, Донхёк поднимается ладонью по торсу альфы, задирая футболку, затем он поглаживает кончиками пальцев низ живота, аккурат над резинкой трусов и штанов. Нырнув рукой под одежду, чуть спустив штаны и бельё, он тут же обхватывает ладонью член, аккуратно двигая вверх-вниз, обнажая влажную красную головку. Взгляд он не отводил от действий, которые промышляет с телом мужа, его это так же возбуждало, как и Сончана, почти в полной готовности к близости. Однако, Сончан всё это время послушно смотрел в экран телевизора, давая Донхёку делать то, что он задумал. – Как же мне нравится, когда ты делаешь вид, что тебе всё равно, - шепчет Донхёк, целует мочку уха, обхватывает её губами, чуть засасывает и оттягивает. – Это так заводит, милый. – Да, заводит, - вторит Сончан, он будто теряется в пространстве, смотрит сквозь экран, не отводя взгляд от одной точки и почти не моргает. – Я хочу попросить у тебя прощения за то, что наехал на тебя. Ну, тогда, в магазине, - проронил Донхёк, медленно сползая на пол и перемещаясь на коленях, чтобы встать между ног Сончана. Сончан глубоко вдохнул, приподнялся на руках, опираясь в диван, и уже смотрел неотрывно на своего супруга. Омега сразу приступил к делу: спустил одежду с бёдер, подразнил головку члена пальцем, погладил влажную щёлочку и распределил по стволу выделившуюся предсеменную жидкость. Сончан не торопил и никогда бы себе этого не позволил, так как знает, что это не совсем плёвое дело – делать минет; он наслаждался этой неторопливостью Донхёка, его взглядами снизу, его касаниями. А когда он накрыл головку губами, а затем взял её в полость рта, то Чан не сдержал стона – даже не старался сдерживать: Донхёку нравится и важно слышать, что он всё делает приятно, что Сончану нравится. Донхёк водил языком по головке, прижимал её к верхнему нёбу, обводил языком каждую венку и медленно насаживался дальше. Слюна с уголков рта стекала по подбородку и стволу члена, что позволяло двигать головой и ртом плавно. Постепенно омега ускорялся, придерживая ладонью основание члена, и мычал, пуская вибрации по органу. Звуки исходили характерные, помимо стонов пары. Более Сончан не выдержал бы, ему не хотелось одному получать физическое удовольствие, поэтому отстраняет Донхёка, что разочарованно вздохнул: только вошёл во вкус – буквально, – а его уже остановили. – Иди ко мне, - шепчет Сончан, поднимая Донхёка вверх и притягивая к себе, когда тот не сопротивляясь встал с колен. Донхёк уселся на бёдра Сончана, на своё законное и любимое место, его сразу крепко схватили за ягодицы, прижав их живот к животу, и утянули в глубокий и чувственный поцелуй, касаясь языком к языку, обводя кончиком языка по рельефу десны и задевая плоть щеки. Донхёка кинуло в жар, а затем пробило дрожью – так приятно стало от поцелуя Сончана, от его языка, орудующем в его рту. Захотелось раздеться, прижаться к горячему телу своего альфы, почувствовать его внутри – не только во рту, но и в заднице, где было влажно, как в течку, анус пульсировал, желая почувствовать в себе нечто горячее и твёрдое. Он нетерпеливо ёрзал, сдвигал коленки ближе к спинке дивана, придвигаясь ещё ближе к Сончану. Он нечаянно тронул бедром член альфы, вызвав резкий вдох через нос, и сам недовольно захныкал. – Раздень меня, трахни меня, Сончан, хочу, хочу, хочу, - капризно хныкая, шептал Донхёк, потеревшись щекой об щеку альфы и чувствуя как в его горле высохло. Сончан лёгкими похлопываниями по заднице указывает Донхёку встать, а затем снимает с него штаны с бельём, оставляя их на полу, и снова возвращает омегу к себе на колени. Донхёк не ждёт, пока его разработают – он готов для своего альфы в любое время дня и ночи, к тому же, на этой неделе всё свободное время дома они только то и делали, что занимались сексом, – пристраивается промежностью к чужому члену, слепо насаживается, проводя головкой члена по мокрой промежности. А затем помогает себе, направляя член в себя, и расслабленно вздыхает, чувствуя наполненность. Донхёк устанавливает зрительный контакт с Сончаном и начинает двигаться, держась за его плечи. Фильм всё так и продолжает идти – уже заканчивается, если быть точнее, – но никому нет дела до этого: Донхёк и Сончан заняты друг другом и своими ощущениями. Донхёк почти прыгает, приземляется с влажным шлепком на бёдра Сончана, громко вздыхает, сдерживая пока стоны, закусывает губу, когда чувствует головку у своей простаты и ожидает, что его проберёт током, когда произойдёт стимуляция. А Сончан не даёт себе забыться: ему нужно будет проконтролировать и не допустить сцепку. Но он наслаждается Донхёком, что снова начинает хныкать и сильнее сжимает пальцы на плече. – Поцелуй меня, - просит Донхёк, облизывая губы. Сончан приостанавливает прыжки Донхёка, сам съезжает по дивану чуть ниже, начиная самостоятельно двигаться, удерживая бёдра Донхёка, и наклоняет его к себе – целует, как тот и просил. Медленно погружается языком в открытый рот, тут же касаясь с языком Донхёка и, изловчившись, обхватывает губами его язык, движется до самого кончика и снова засасывает. Он играется с Донхёком, дразнит и испытывает его терпение: много времени не пройдёт, прежде чем Донхёк попросит его не играться или сам всё прекратит и сделает так, как ему хочется. Так и происходит, Донхёк чуть отстраняется, сглатывает вязкую слюну и снова приближается к Сончану, сам целует и не дразнит, якобы показывает как надо целоваться. Его прыть стихает, как только Сончан вскидывает бёдра вверх и двигается резче. Они отстраняются, облизывая свои покрасневшие губы, Донхёк ложится головой на плечо Сончана и тихо стонет от каждого движения в нём – ему хорошо. Донхёк шепчет о том, как ему хорошо, горячо выдыхает стоны в шею и просит быстрее; от Сончана он получает беспрекословное послушание, так как альфа понимает, что они уже подходят к концу. Ещё с десяток толчков и стонов – и Донхёк кончает, впиваясь зубами в плечо Сончана; Сончан же успевает выйти прежде чем его бы зажал в себе Донхёк и изливается на бёдра омеги, на свои бёдра и, вероятно, на обивку дивана. Они восстанавливают дыхание и обнимаются, прижавшись друг к другу в плотную. Их «ссоры» будто и не было, они лежат на диване, признаются друг другу в любви и целуются, улыбаясь друг другу в губы.