***
От Дакара на север ехали вдоль побережья, так близко, что дорогу от кромки пляжа отделяли только невысокое ограждение и полоска чахлой травы. Со стороны океан казался приветливым и безмятежным - золотой песок и солнечные блики на воде, но Серёжа, поколотый в своё время морскими ежами, знал, что стоит отойти на пару шагов от чистеньких курортных пляжей, и всё, дальше ты сам за себя. До приезда в Дакар Серёжа считал себя отличным сёрфером. В девятнадцать он впервые попал на “Сёрф-Осень” в Адлере, куда потом исправно приезжал каждый октябрь, до тех пор, пока не уехал из России. В Индии, после долгой и утомительной смены в Калькутте махнул на неделю в Арамболь, чтобы потусить с мастерами, где узнал много интересного, как о сёрфинге, так и о том, как правильно мешать индийское пиво с русской водкой, чтобы утром своё имя вспомнить только с третьей попытки. Но в Дакаре, скрепя сердце, пришлось признать, что морские волны не чета океанским. И что когда прыщавый молодняк с непотребно раскрашенными досками уделывает тебя, такого умного и многоопытного - это чертовски обидно. Работа не оставляла много времени на тренировки, но раз в неделю-две удавалось выделить день и вырваться на пляж. Один раз Серёжа, наступив на горло собственной гордости, даже нанял тренера, чтобы тот толково объяснил, что такое дакарский пляж и с чем его едят. Тогда он уже знал про морских ежей. Мальчишка-тренер - Рияд, кажется, - разглядев знакомые следы от иголок, всплеснул руками и на своём потрясающем английском, до которого Серёже, пусть и семь раз полиглоту, было ещё пилить и пилить, принялся объяснять, как именно нужно вытаскивать иголки, чем обрабатывать ранки и кому звонить, если сам не можешь. Серёжа слушал его больше из вежливости - он был уверен, что второй раз не наступит на те же грабли. ...обрабатывая новую ранку уксусом он утешал себя тем, что в этот раз, во всяком случае, знал, откуда прилетело. Так ведь и рождается жизненный опыт - между лечением старого синяка, и получением нового. И иногда даже полезно бывает повторить два раза одну и ту же ошибку, чтобы извлечь из неё наиболее ценный урок. После третьего попадания на колючки он пошёл в магазин и купил себе полный комплект снаряжения, включая очки, которыми никогда не пользовался, и аптечку, которых в квартире и так было три. Новый костюм был из специальной плотной ткани, тапочки тоже были покруче обычных, коралловых. Стоило это всё, конечно, непотребных денег, зато морские ежи больше Серёжу не беспокоили. Урок можно было считать усвоенным.***
- Как остановят - молчи, - сказал Серёжа, на подъезде к мосту, - Говорить буду я. Неулыбчивый пограничник попросил их выйти из машины. Серёжа отвечал за них обоих, передавал документы, предъявлял сумки и открывал багажник. Весь разговор вёлся на арабском - к Серёже, с его неместной рожей, никто бы не обратился на волофе. На мосту их продержали почти час, большую часть которого “их” пограничник уходил куда-то с документами, возвращался, вроде как намереваясь отдать, потом что-то вспоминал и уходил снова. Паша медленно закипал - ему было жарко на солнцепёке, но сесть в машину во время проверки они не могли. - Может он просто денег хочет? - предположил Паша, когда пограничник, ещё раз осмотрев их багажник, неспешно направился к служебным помещениям, - Предложи ему как-нибудь ненавязчиво, сил уже нет! - Когда денег хотят - об этом прямо сообщают, - хмуро сказал Серёжа, - Он просто дурака валяет. Будний день, середина месяца… Текучки никакой. А так хоть можно развлечься за наш счёт. - Он совсем охуел? - прошипел Паша, - Хочет развлекаться - пусть тетрис скачает! Если он нам в следующий раз доки не выдаст, я… - Здесь не нужна причина, чтобы кого-то развернуть. Он просто не поставит нам печатку, и хуй мы чё тогда с этим сделаем. Потерпи. Нам нужно проехать. Паша помолчал немного, нервно теребя пуговицу на рубашке. - Знаешь, я ведь морально готовился к этой поездке, - сказал он наконец, - Думал, что буду умирать от жары и насекомых, из последних сил отбиваться от диких туземцев... “Долбоёб,” ласково подумал Серёжа. - ...но кто же, сука, знал, что разницы никакой, и что в Париже, что здесь, самое страшное - это наёмники и бюрократия! - В Париже? - Я там работаю, - он рефлекторным жестом потёр правую руку, - И знаю, чего бояться. Так вот - вот этого! - Вот отправили бы тебя тем маршрутом, которым хотели изначально, ты бы так не пел. И вообще… Разнылся, как ребёнок маленький. Мне тебе конфетку дать, чтобы ты смирно стоял и не нудел? - У тебя фиговые конфеты, - мрачно заметил Паша, - Терпеть не могу леденцы. - Да? А выглядишь как человек, который любит сосать. Пару мгновений Паша молчал. Серёжа даже испугался, что этот придурок реально обиделся и сейчас устроит сцену, которая, скорее всего, будет стоит им проезда. Но Паша заговорил неожиданно спокойно - даже раздражение и усталость, казалось, отступили для него на второй план. - Я вообще много чего люблю, - сказал он, - Например брать конфеты у малознакомых людей. Только при условии, что малознакомые люди, перед этим, нальют мне чего-нибудь алкогольного и сделают массаж. Его глаза скрывались за тёмными очками, но губы заранее сложились в кривую, самодовольную улыбку. Он, видимо, ни секунды не сомневался в том, что от его предложения - а это было именно оно - не откажутся. Серёжа смотрел на него опытным взглядом, и понимал, что такая ляля где угодно, хоть в русской тайге, хоть в африканской пустыне найдёт того, кто почешет спинку, принесёт виски со льдом и прикроет от пуль. Не ради лобзаний в дёсны или руки и сердца, а ради этого обещания блаженства. Ради невысказанного, но очевидного: “Лучше меня у тебя никогда никого не будет. Смелее. Не каждый день предлагают кусочек рая.” Только вот Серёжа Землю-шарик истоптал вдоль и поперёк. Спал с красавцами, спал с красавицами, спал в гордом, просветлённом одиночестве под хлипким навесом у подножия Кайласа. И никакое снисхождение, никакие подачки с царского стола ему были не нужны. - Бухло в Мавритании под запретом, - сказал он, - А массаж - без проблем. - Ах да, конечно, законы Корана… - Паша страдальчески вздохнул, - На массажное масло мне тоже не надеяться? - Я посмотрю, что можно сделать, - коротко отозвался Серёжа и встал ровнее. “Их” пограничник вернулся, в этот раз, кажется, окончательно. - Всё в порядке, можете проезжать, - сказал он, вручая документы Серёже. - Всё в порядке, можем проезжать, - тихо перевёл Серёжа для Паши. Затем попрощался с пограничником, который уже повернулся к ним спиной и сел в машину. Шлагбаум, за последний час изученный до последней щепочки, наконец поднялся, и вскоре мост остался позади.***
Дорога вдоль реки была вполне зелёной - вокруг высились кусты и деревья, то и дело на глаза попадалась какая-нибудь фауна, будь то речная утка, альбатрос или небольшой кабанчик. Однако в воздухе, ещё густом и свежем, уже чувствовался запах пустыни. Паша, казалось, тоже его чувствовал. Они ненадолго отключили кондиционер и ехали с открытыми окнами, и у Паши было забавное, растерянное лицо человека, оглушённого обилием впечатлений. Несколько раз он тянулся к телефону чтобы что-то сфотографировать, потом, видимо, вспоминал о том, что поездка секретная, и с досадой отдёргивал руку. Кёр-Масан, небольшой городок, где они остановились чтобы заправится и обменять деньги, стоял ровно на границе прибрежной зелени и бледной желтизны пустыни. Дорога, по которой им предстояло ехать до самого Нуакшота, была асфальтированной и по местным меркам вполне приличной, но такой пыльной и запесоченной, что мало выделялась из общего пейзажа. Она начиналась в Кёр-Масане и уходила за горизонт, исчезала в пыли, песке и солнечном мареве. Вид мавританской заправки заставил Пашу сначала скорбно вскинуть брови, а затем и рассмеяться. - “Тоталь”, родимый! Словно и не уезжал никуда… - и, наткнувшись на Серёжин недоумённый взгляд, пояснил, - Ну, “Тоталь”, нефтяная компания. Во Франции их рекламки на каждом углу. Вот уж не думал, что здесь будет то же самое. Серёжа пожал плечами. Ему что Тоталь, что Лукойл, было, в общем, фиолетово - главное, чтобы цены на бензин были адекватные. С этим, конечно, что у того, что у другого было плохо. Он перекинулся парой дежурных арабских фраз с работником заправки, заплатил и вернулся в машину, где Паша, уже растеряв шутливую весёлость, смотрел вперёд потерянным взглядом и теребил пуговицу на рубашке. - Ты чего скис? - Да так, - Паша, словно очнувшись, выпрямил спину и с независимым видом сунул руки в карманы, - Любуюсь видом. Думаю о том, как я, оказывается, далеко забрался от дома… Сколько, говоришь, до Нуакшота? - Часа четыре. Как раз к ночи успеем, - он удержался от того, чтобы похлопать Пашу по спине, - Не ссы, брат. Пока всё по расписанию. - Да, - пробормотал Паша, - По расписанию… Ты закончил? - Да, можем ехать.***
“...небо над головой было где чистое как стекло, где туманное, холодная ночь вокруг напряженно вибрировала. От крыльца загородного клуба тянулись вдаль дороги — темные складки на белом одеяле, и высокие сугробы окаймляли их, словно отмечая путь гигантских кротов. Они постояли на ступеньках, глядя на белую зимнюю луну…” Аудиокнижка, которую Паша включил на своём планшете, мало соответствовала пейзажу за окном, но немного развлекала, особенно когда на смену высокохудожественным, и от того заунывным описаниям приходили бодрые диалоги. - Что это? - поинтересовался Серёжа после первой главы. - Фитцджеральд, - коротко отозвался Паша. Он явно не был настроен вести беседы - губы нервно сжаты, сосредоточенный взгляд в никуда. Серёжа собирался было удовлетвориться ответом и замолчать, но Паша продолжил. - Это его первая книга… Одна из первых. Главного героя писал с себя, поэтому он такой… - Пафосный? - Хорошо прописанный, - обиженно поправил Паша, - Трагичный, увлекающийся мальчик с тонкой душой. И идеалами. И принципами. - Как скажешь, - миролюбиво отозвался Серёжа. Паша выдохнул через нос и демонстративно отвернулся к окну. “...Эмори же, будучи на месте, наклонился и поцеловал Майру в щеку. Он еще никогда не целовал девочки и теперь облизал губы, словно только что попробовал какую-то незнакомую ягоду. Потом их губы легонько соприкоснулись, как полевые цветы на ветру...” Ни цветов, ни ветра за окном не наблюдалось - только песок и знойное марево, докуда хватало глаз. Недостаток девочек в присутствии Паши бросался в глаза чуть меньше. Серёжа бросил взгляд на его щёку, молочно-белую, гладко выбритую, и усмехнулся своим мыслям.***
На первом же полицейском посту, где-то в полусотне километров от Кёр-Масана их продержали добрых двадцать минут. Пока один из стражей порядка старательно записывал в толстую тетрадь их имена, номера виз и паспортов и причину приезда, второй дружелюбно и никуда не торопясь рассказывал о том, что в последние годы мимо ездит всё больше и больше туристов, многие из которых не то, что на арабском, но и на французском не говорят, поэтому они со сменщиком купили себе английский разговорник и учат основную лексику. Серёжа слушал и кивал в нужных местах, время от времени бросая взгляды на скучающего Пашу, но тот дисциплинированно молчал и разглядывал собственные ногти. - Будьте осторожны, - сказал разговорчивый полицейский на прощание, когда Паша и Серёжа сели обратно в машину, - Тут грузовик проезжал из Нуакшота, говорят, в тридцати минутах отсюда яма. - Спасибо, - бодро отозвался Серёжа и завёл машину, - Буду смотреть. Доброго вам дня. Десять минут спустя он выкрутил руль и, не снижая скорости, вылетел с трассы в придорожные колючки. - Это чё щас было? - всё произошло так быстро, что задремавший Паша даже испугаться толком не успел. - Яма, - сказал Серёжа, у которого, по ощущениям, сердце колотилось где-то в носоглотке. Он заглушил двигатель и вылез из машины. Паша последовал за ним. Яма была знатная. Чуть подальше, в густых зарослях колючек валялась пробитая шина, а дальше, метрах в шести, ещё одна - видимо в гневе заброшенная подальше. Серёжа тщательно проверил свои передние колёса и облегчённо выдохнул - вовремя среагировал, а не то валяться бы здесь и его колесу. И хорошо ещё, если только одному. - Чё за Форсаж? - Паша критически осмотрел кривой след шин в придорожной пыли, - Нормально объехать нельзя было? Слава Богу я пристегнулся… - Эту хуепутолу издалека не видно, - отозвался Серёжа, поднимаясь и отряхиваясь, - Пришлось быстро сворачивать. - Ты же сам сказал, что нас на посту предупредили! - Паша скрестил руки на груди. - Они сказали, что через полчаса, а не-... Бля-я-ять, - Серёжа провёл по лицу руками, чувствуя себя последним идиотом, - Им же водитель грузовика сказал, что в получасе… Молодец, Серёжа. Шестой месяц в Африке, десятилетний стаж агента, и не допёр, что грузовики и легковушки по таким дорогам ездят с разной скоростью. Чуть не угробил колесо, а может и вообще машину… Молодец! - Да не расстраивайся ты так, с кем не бывает, - Паша похлопал его по плечу, - Главное, что колёса целы. - Да… - протянул Серёжа и решительно отодвинул самобичевание на задний план, - Да, главное, что всё целое. И у нас ещё даже есть одна запаска, - он помолчал и продолжил, - До следующего поста ещё километров сто-двести… Я бы предложил тебе покемарить на заднем сидении, но хер знает, какие фокусы эта дорога дальше выкинет. Лучше посиди пока пристёгнутым. - Согласен, - Паша бросил красноречивый взгляд на следы шин, - Подожду до кровати, - он со вздохом принялся разминать затёкшую шею, - Ты, кстати, торчишь мне массаж. - С этим, боюсь, тоже придётся подождать до кровати. - Справедливо. Тогда дай я потянусь пять минут, а то затекло всё… Серёжа кивнул и отошёл в сторону, всем своим видом показывая, что не собирается мешать. Паша тянулся хорошо, тщательно, словно спортсмен перед напряжённой тренировкой. Казалось жара совсем ему не мешала - он даже улыбался, явно получая удовольствие от самого себя, своей гибкости, своей способностью находить время для занятий в любых условиях, а Серёжа… Серёжа делал вид, что не пялится, хотя им обоим всё было понятно. Эта часть прелюдии всегда будоражила кровь особенно сильно - когда каждый уже решил для себя, что же именно он хочет, и теперь пытается понять, что же решил второй. Павлины раскрывают хвосты и гордо выступают тонкими лапками, люди улыбаются одними глазами, ерошат волосы и затягивают мимолётные касания. До заката оставался час, до Нуакшота - чуть меньше трёх. До кровати, которую предстояло ещё найти и оплатить - ёбаная бесконечность. Паша взмок от активных упражнений на солнце, но выглядел куда бодрее, чем до этого в машине. Паша - красивый, спесивый Паша, которого Серёжа знал всего семь-восемь часов, а казалось, что уже очень давно. Просто потому, что они с этим длинным, спесивым штатским были одной породы. Не собаки, не кошки даже, а пауки, привыкшие заманивать мух в свою паутину и вытряхивать их обратно наигравшись. Только вот Серёжа уже признал в Паше собрата, а тот всё ещё видел в нём очередную муху. “Я к твоей паутине близко не подойду,” думал Серёжа, “И вообще, резких движений ты от меня не дождёшься. Так что если захочешь познакомиться поближе… Придётся тебе идти ко мне самому. Вот тогда и посмотрим, кто из нас птицеед, а кто - долгоножка ебаная.” - Давай заканчивай, Паш, - сказал он вслух, - Через полчаса всё равно опять остановимся на проверку, там ещё разомнёшься. Паша в последний раз потянулся, нацепил на нос тёмные очки и полез в машину. Серёжа последовал за ним. Забытый на переднем сидении планшет продолжал зачитывать Пашину аудиокнижку. “...Изабелла, взволнованная до глубины души, скомкала платок в тугой комочек и в бледном сумраке не то уронила, не то бросила его на пол. Руки их на мгновение встретились, но ни слова не было сказано. Молчание ширилось, становилось еще слаще…” Серёжа завёл машину и выехал обратно на дорогу.***
17 декабря (вечер) Когда они доехали до города уже совсем стемнело, но это не мешало Паше с тревогой глазеть по сторонам. - Это - Нуакшот? - Ну да. - Столица страны? - Ага. - Какой-то он… - Паша почесал затылок, раздумывая над эпитетом, и наконец выдал, - ...скромный. - Не без того, - протянул Серёжа. Он вспоминал дорогу к нужной гостинице и не мог ответить более развёрнуто, хотя прекрасно понимал Пашины чувства. Нуакшот действительно производил удручающее впечатление. Опытный фотограф, конечно, умер бы от счастья, захлебнувшись колоритом, однако путешественники и просто проезжающие видели перед собой не обложку какого-нибудь Джи Кью или Медузы, а просто грязь и просто бедность. Огромный, но приземистый город утопал в мусоре. Из мусора, казалось, были сделаны целые его части - то тут, то там высились мусорные стены, мусором же заполнялись ямы на дорогах и выбоины в тротуаре, в тех редких местах, где тротуар вообще был. То там, то здесь на ряду с машинами встречались телеги с запряжёнными в них ослами - Паша провожал их охуевшим взглядом европейского туриста, Серёжа матерился и сбавлял скорость, чтобы никого не задавить. Богатый северо-западный район был посимпатичнее - здесь и тротуар был на местах, и на дороге кое-где ещё остались следы разметки. Вокруг домов то тут, то там зеленели кусты и деревья, горели фонари. Словно знакомый туристический квартал в Дакаре, если бы не вездесущий песок и запах, чужой, совсем не сенегальский. Дакар пах просто и узнаваемо - древесной стружкой, бензином и смесью душистых трав, которые женщины хранили в высоких стеклянных банках, чтобы в доме приятно пахло. Нуакшот же пах костром, гнилыми фруктами, каменной пылью и козами. Однажды на вокзале, давно-давно, ещё в России, Серёжа подобрал какой-то бульварный романчик, из тех, которые его мать называла “из жизни англицких милордов”. Главная героиня - как водится, юная, прекрасная и незамужняя, сидела дома и мечтала поскорее уехать ко двору, потому что в её поместье разводили овец, а она ненавидела овечью вонь. Милая девочка явно не знала, как пахнут козы, тем более те, которые пасутся не на склонах Уэльса, а на городской помойке. - Приехали, - Серёжа припарковался и заглушил двигатель. - Знаешь, час назад я только и мечтал, что о кровати, но сейчас как-то сомневаюсь, - Паша неохотно расстегнул ремень безопасности. - Не ссы, гостиница нормальная. Не пять звёзд, но в пять звёзд нам сейчас и не надо. Койки будут, туалет будет… Даже душ, если повезёт. Но главное - место проверенное… На деньги может и наебут, но точно не пристрелят. - Доверюсь твоему экспертному мнению, - отозвался Паша. Он вылез из машины и обвёл тоскливым взглядом окрестности, но быстро взял себя в руки, - И кто-то, кстати, обещал мне массаж. Не вспомнишь кто?***
Из Индии, вместе с порванным сухожилием и богатым опытом, он увёз почти килограмм бесполезных, но забавных ништяков, который ему надарили знакомые. Что-то он выкинул, что-то передарил, но пару дорогих сердцу вещичек оставил. Такими были браслет из цветных бусин, заговорённая резинка для волос и веганская смазка со вкусом персика. Резинку он носил, хотя бы потому что она была удобная и неяркая. Какой там на неё был наложен заговор он уже забыл - вроде что-то про крепкое здоровье и полный кошелёк. Браслет валялся в переднем кармане рюкзака вместе с другой сентиментальной фигнёй, а смазка… Серёжа так и не придумал, что с ней делать. С парнями он в Дакаре ни разу не спал, а смущать порядочных сенегальских проституток заморскими приблудами не хотелось. Текст мелкими буквами на тюбике вызывал слёзы умиления. Смазка была на водной основе с использованием ароматизаторов и масел - веган-френдли, насилие-фри, при изготовлении не пострадал ни один человек и ни одно животное, не открепилась ни одна духовная скрепа. На вкус (конечно Серёжа лизнул это чудо света) она была вообще никакой, хотя знатно благоухала персиком. - Можешь считать, что массажное масло я тебе нашёл, - сказал Серёжа, когда Паша вышел из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем, - Но вот алкашка - без вариантов. - Ну, что поделаешь… - Паша упал на кровать и с наслаждением потянулся, - Придётся пьянеть от густого, как айриш крим, голоса Френка Синатры. Или он здесь тоже под запретом? - Пока нет, - отозвался Серёжа, - Сейчас поставлю.***
Мастером эротического массажа Серёжа себя не считал, но и "рельсы-рельсы, шпалы-шпалы" чертить на худощавой пашиной спине не собирался. Прошёлся ладонями от шеи до поясницы, размазывая персиковую хреновину, которая отлично справлялась с ролью массажного масла, затем ещё раз, с нажимом, чтобы определить, какие мышцы нуждаются во внимании. "...wandering in the night - what were the chances we'd be sharing love before the night was full?" - заливался серёжин телефон. Шея и плечи затекли от долгой дороги - Серёжа несколько раз наблюдал, как Паша, явно непривычный к долгим поездкам, вертит головой и морщится. Серёжа массировал ему шею, разгоняя по мышцам кровь, с грубоватой силой впивался пальцами в плечи. Паша охал и дёргался, но не жаловался - видимо, понимал, что ему это реально нужно. Серёжа дал отдых его плечам и спустился ниже - прошёлся костяшками вдоль позвоночника, промял поясницу, надавил большими пальцами на копчик, вызвав у Паши рваный вздох. - Больно? - спросил он участливо, прекрасно зная, что о боли не идёт и речи. Не дожидаясь ответа он надавил снова, всей ладонью, и Пашу выгнуло под ним словно судорогой. - Б-блять!.. - Какой ты чувствительный, - Серёжа успокаивающе погладил его между лопатками, - С виду и не скажешь. - Не суди книгу, - пробормотал Паша. Он полуосознанно приподнялся на локтях, чтобы было удобнее говорить. - Ляг обратно, я с тобой ещё не закончил, - сказал Серёжа. Паша бросил на него взгляд через плечо и молча послушался. Трогать его было одно удовольствие. Нестареющий голос Фрэнка Синатры, конечно, тоже сделал своё дело, но опьянел Серёжа от ощущения мягкой кожи под пальцами и от звука чужого сбившегося дыхания. - Думаю пока хватит, - сказал он через силу. Паша дождался, пока он слезет и перевернулся на спину. Глаза в свете единственной лампы у него были тёмные и бездонные, бледные щёки заливал румянец, искусанные губы припухли, словно от поцелуев. Он был воплощением секса, образцовой картиной искушения - у Серёжи и до этого стоял, а теперь его хуем, наверное, гвозди можно было забивать. - Массаж - одиннадцать из десяти, - сказал Паша, - У тебя, Серый, золотые руки. А за мной, кажется, должок? Он улыбнулся и Серёжа почти собрался послать к чёрту все принципы, не строить из себя невесть-кого и взять то, что ему так щедро предлагают. Почти. - Я помню, - сказал он со спокойствием, которого не ощущал, - Ты обещал взять у меня конфету, - он сунул руку в карман и достал карамельную тянучку, которую купил на заправке вместе с лишней бутылкой воды, - Держи. Я помню, ты не любишь лимонные.***
Серёжа, вообще, был человеком не вредным. На принцип, кроме особых случаев, не шёл, и в чужих душах предпочитал не копаться. Но Пашу, языкастого, самоуверенного Пашу, хотелось щёлкнуть по носу. Просто потому, что он, такой, сука, красивый и такой охуевший, хотел на серёжином примере ещё раз доказать - небесам, вселенной или даже самому себе, - что его привлекательность откроет любые двери, и что всё будет именно так, как он захочет. Но паук, сам того не зная, заманил в свою сеть другого паука. Несколько мгновений Паша не шевелился, явно пытаясь понять, что сейчас произошло. Затем забрал у Серёжи конфету и, теребя её в руках, откинулся на подушки. "...It's that old devil moon that you stole from the skies, it's that old devil moon in your eyes!" - особенно гладко завернул Фрэнк Синатра в наступившей тишине. - Я же тебе нравлюсь, - сказал Паша, когда куплет закончился, и начался проигрыш перед припевом, - В чём проблема? - Ты мне нравишься, - подтвердил Серёжа, - Но тебе ведь оно не надо. Ты не трахаться хочешь, а самоутвердится. Мол, если я что-то хочу, то получу это, а расплатиться всегда сумею. Думаю, ты это понимаешь. Паша ничего не сказал, но отвёл взгляд. Серёжа еле слышно хмыкнул - он и так знал, что прав, но эта реакция служила подтверждением. - Ты мне ничего не должен, - сказал он веско, - Всё, что ты от меня получишь будет просто потому, что я так захотел, а не в обмен на… Конфеты. - Ебать ты… - Паша растерянным взглядом смотрел на тянучку у себя в руках, - Пиздец. А ты не мог эту телегу всю задвинуть прежде, чем за жопу меня хватать? - Во-первых, за жопу я тебя не хватал. А во-вторых… Должен же я какой-то фан из этого получить. - Да пошёл ты нахер! - вспылил наконец Паша. Серёжа пожал плечами и пошёл в душ.