Лесная

      Этого паренька зовут Изуна. Он был несколько младше Кенты, а так же был сын главы клана и изначально был пятым ребёнком в семье, теперь же их только двое. И мамы у него нету, только старший брат и отец. Мне об этом страшным шёпотом поведал Кента, когда я всё-таки упала с дерева чуть ли не прямо на него. А ещё он сказал, что мне следует помалкивать и отвечать только на поставленный вопрос, не влезая со своим мнением. Такой расклад меня полностью устраивал, ведь я и так не очень хотела разговаривать даже с более-менее знакомым Кентой, не говоря уже об этом мальчике, которого я видела в третий или четвёртый раз в жизни, а он меня — вообще впервые.       Я безразлично пожала плечами и осталась стоять в сторонке, уныло топчась на месте, в пол уха слушая разговор Кенты с Изуной, больше похожий на допрос и поток оправданий. Кента вкратце старательно пересказывал ему то, как мы познакомились. Потом рассказал о том, как я не так давно приходила сюда. Потом доказывал, что я не из клана Сенджу и что Изуне не надо прямо сейчас бежать к отцу и рассказывать обо мне.       — Да клянусь, с ней что-то не так, она вообще не человек! — под конец воскликнул Кента, схватившись за волосы, и указал рукой в ту сторону, где стояла я. — Сам посмотри! Видишь? А она тут стоит, я ручаюсь!       Изуна недоверчиво прищурился и покосился на меня. Не увидел, естественно. Уже успело стемнеть, поэтому люди «включили» своё особое зрение. Глаза у него выпучились от изумления, почти выпадая из орбит, лицо смешно вытянулось, я прикусила губы, чтобы не захихикать. Правда, мальчик вскоре подозрительно нахмурился, посмотрел на землю под моими ногами, на кусты за мной и резко сказал: — Твоя подружка сбежала, пока ты меня отвлекал.       Да, отличная идея. Надо было сразу уходить, а не стоять и греть уши из-за глупого нежелания бросать Кенту одного разбираться. Теперь вот я об этом пожалела. Я очень устала, сегодня слишком много всего произошло. Мне уже было всё равно. У меня не хватало сил даже для простейших чувств, не говоря уже о том, чтобы ровно стоять и что-то делать.       Но надо было, поэтому я подошла, встала перед ними, протянула вперёд руки и тронула мальчишек за плечи. Кента, более-менее привыкший к подобному, только вздрогнул, но быстро взял себя в руки и подмигнул мне, легко улыбнувшись. Изуна отскочил назад на приличное расстояние, смотря на меня с настоящим ужасом в глазах.       Ну, его можно понять. Сложно не удивиться и не испугаться, когда перед тобой вдруг появляется другой человек буквально из пустоты. Особенно когда ты ши-но-би, а твой клан враждует с соседним и дело дошло чуть ли не до полномасштабной войны.       — Т-ты… — придушенно выдавил он, не отрывая от меня взгляда, словно опасаясь, что я коварно исчезну в любом момент. Собственно, я так и хотела сделать, вот только мне бы совесть не позволила просто так сбежать. Сначала надо хоть как-то объясниться. Особенно учитывая, что мальчишка, просверлив во мне взглядом дырку, уже успел предположить вслух, что я призрак. — Нет, я не призрак, — покачала я головой и заметила, что меня начало мутить. — Он прав, я не такая, как вы. Не человек. Вы уж извините, мне как-то не сильно хорошо. День сегодня какой-то странный, так много всего случилось… Я пойду, ладно? Кента тебе объяснит всё. Пока! Приятно познакомиться, кстати.       Не дожидаясь ответа, я развернулась на пятках и поспешила уйти, сорвавшись на неровный бег. Далеко, как хотела сначала, не убежала, потому что вскоре выдохлась и почти упала от усталости. Надо ложиться спать, пока я прямо тут не вырубилась. Оставаться на земле не рискнула, а идти к волкам слишком долго. Как никогда отчётливо понимала, что не смогу. Только залезла повыше на дерево, устроилась так, чтобы не рухнуть вниз, и почти сразу же вырубилась.

***

      Зима подкралась незаметно. Просто в какой-то момент я вдруг обнаружила, что все деревья стоят голые, многие мои знакомые куда-то девались, волки заволновались. Вьюга переживала за Бурю, потому что она осталась совсем маленькой на фоне своих братьев и сестры, которые за лето и осень здорово так подросли. И за Снега, потому что он стал совсем старым. Люди стали одеваться по-другому.       Я хорошо общалась с Кентой и с Изуной, который сначала крайне подозрительно отнесся ко мне и требовал от Кенты, чтобы тот разговаривал со мной только в его присутствии, иначе Изуна расскажет обо всём своему отцу. Мне было немного неловко, но и побороть любопытство у меня никак не получалось. Так что приходилось терпеть. Так что то, что в их облике что-то изменилось, я заметила почти сразу.       Я сама находила Кенту раз в несколько дней, иногда приходила за ним в деревню, иногда находила на полигоне, реже встречала в лесу. В большинстве случаев рядом с ним оказывался Изуна. Кента сказал как-то, что раньше они не особо общались, потому что он был далеко не самым сильным шиноби клана, в то время как мальчишка подавал большие надежды, да и был сыном главы клана. Какие именно надежды подавал Изуна, я не поняла и спрашивать не стала, потому что у нас было какое-то молчаливое правило не говорить о войне между кланами, о смерти и о Сенджу.       Изуна щурился, хмурился и мгновенно влезал в разговор, если ему казалось, что Кента раскрывал какие-то секреты клана. Сам он по большей части молчал и вообще делал вид, что находится тут один, но глаз от меня не отрывал ни на мгновение.       В начале я разговаривала только с Кентой и не подходила к Изуне, когда он был в одиночестве. Не обращалась к нему, когда мы втроём сидели где-нибудь под деревом и старалась устроиться так, чтобы он не мог прожигать меня горящими красными глазами. Ша-рин-ган мне казался жутким. Да и то, что Кента сам признавал, что ребёнок, который заметно младше него, сильнее, несколько отворачивало меня от него. Страшновато как-то было, если честно.       Но потом это прошло. После того, как я один раз случайно, спутавшись, подошла к нему, а не к Кенте. Как оказалось, младший Учиха не такой уж и жуткий, а довольно общительный и забавный человек. Хотя мне судить сложно, я и знаю-то только двух людей.       Иногда я захаживала и к клану Сенджу, только чтобы посмотреть и сравнить с тем, что видела в клане Учиха. Столько-нибудь заметных отличий не было, и там, и там кипела, в общем-то, схожая жизнь. Люди сновали туда-сюда, тренировались, отрабатывали тех-ни-ки. Разве что они не были похожи друг на друга так сильно, как Учихи. Хотя бы цветом волос сильно различались.       О тех-ни-ках мне рассказал сам Изуна, слишком увлёкшись. Кента прислушивался и ехидно улыбался, но молчал. Потом, правда, в шутку упрекнул мальчика за то, что тот постоянно дёргал его, перебивал, не давал договорить, а в итоге сам всё и растрепал. Видимо, его убедило то, что я вообще ничего не знала, даже самого простого. О таком явлении, как ша-рин-ган, мальчишки рассказывали мне уже вместе, поправляя друг друга и уточняя. Мне было немного неудобно, что они мне такие тайны раскрывают, но ничего особо поведать в ответ так и не рискнула. Только в двух словах рассказала, кто я такая и как жила до этого.       Чёрное существо часто мелькало то тут, то там. Оно иногда следило за нами, но вскоре отстало, решив, видимо, что мы ничего интересного не делали. От испуга долгое время я видела его буквально в каждой тени, была страшно дёрганной. Кента обратил внимания на это, но полагал, что это из-за того, что я до этого никогда не водилась с людьми, а тут аж двое нарисовались. Ну, в некотором роде это тоже имело место быть.       Сначала я старалась если и встречаться с ними, то только в открытых местах, вроде того же полигона, чтобы чёрный не мог подкрасться незаметно. Потом заметила, что он всё равно крутился рядом. Позже я поняла, что существо всегда было рядом с людьми, а не конкретно рядом с нами. Если оно и шло в лес, то только для того, чтобы дойти до другого посёлка. Всегда около клана Учиха или Сенджу. Смотри или там, или там, не ошибёшься. Оно не умело передвигаться по лесу, не ориентировалось толком в нём, не заходило глубоко.       В чаще я была в безопасности. Лес был моим домом, я знала его от и до, я была его духом. Чёрный не мог мне ничего сделать. Только моему дереву, а до него надо было ещё дойти, надо было знать, куда идти. Тогда, когда мне необходимо было сходить к сосне, я старательно путала следы, ходила кругами, шла самой дальней дорогой, через болото. Лягушки смеялись до слёз, наблюдая за тем, как я старательно перелазаю с кочки на кочку. Мне же оставалось лишь надеяться, что чёрный не проследил за мной раньше, и следить за своими перемещениями. Так, на всякий случай.       В кланы иногда приходили люди с какими-то штуками. Вообще-то люди часто ходят со штуками, но эти меня заинтересовали ещё и потому, что их приносили не только люди, но и птицы, только им их к лапкам привязывали. Я один раз подгадала момент и подошла к одной такой птице спросить, что это за штуки.       — Это бумага, — чистя перья, ответила она. Мы разговаривали через окошко в доме, где сидели птицы; мне для этого потребовалось залезть на крушу соседнего дома и сесть на краешке, вытянувшись. Стопы у меня болели, но я надеялась, что это было не зря.       — А-а-а, — протянула я и наклонила голову к плечу. — А зачем она нужна?       — Нужна, — отрезала птица таким тоном, что стало понятно, что она и сама не очень хорошо знала, зачем. Я решила потом спросить Кенту или Изуну. — Люди что-то на ней царапают и передают друг другу. Иногда сами, но чаще с помощью почтовых птиц, потому что мы надёжнее, — распушив перья на груди, отозвалась моя собеседница.       — А почему вы тогда не улетите? Если вы всё время летаете туда сюда с этой бу-ма-гой, то как вам хватает времени искать еду?       — А нам и не надо, люди сами нас кормят.       Я подумала и решила, что это имеет смысл. Это как сделка. Птицы относят эту бу-ма-гу и люди за это дают им мяса, вполне честно, обе стороны в выигрыше, наверное. В лесу такое встречается редко. Только вот почему люди смогли договориться со своенравными птицами, которые ещё и не говорят на их языке, но вот друг с другом договориться никак не могут?       А зачем людям вообще эта бу-ма-га? Зачем её друг другу передавать? Птица сказала, что они на ней что-то царапают. Рысь иногда деревья царапает, когда точит когти… Только вряд ли людям это нужно. У них и когтей-то нет. Что вообще такое — бу-ма-га?       — А ты не знаешь, где можно на эту бу-ма-гу посмотреть? — спорила я, посильнее вытянувшись вперёд и почти заглядывая в тёмную комнату через окно.       Птица несколько растеряно переступила на ветке, передёрнула крыльями, словно собираясь взлететь, и коротко осмотрелась, повертев головой с острым клювом из стороны в сторону. Немного подумав, она сказала: — Если хочешь, иди сюда, тут на столе лежит. Только давай быстрее, человек ушёл, но может скоро вернуться.       Я, обрадовавшись, подобралась и легко перепрыгнула с крыши в окно, благо они находились рядом примерно на одной высоте. Села на подоконник и перекинула через него ноги, держась за края окна и не рискуя ступить на пол. Жадно смотрела на всё, что было вокруг, почти мгновенно привыкнув к полумраку после яркого дня. Тут не было ничего особенного, что-то я уже видела в других домах, что-то нет. Но вот чего-то, похожего на те штуки, что носили люди, не было, я повернулась к птице и приподняла брови — она закатила глаза и кивком указала на вещь, которую назвала столом.       Неуверенно подошла к нему быстрым шагом, стараясь не стоять на одном месте. Ноги тут жгло ещё сильнее, чем от камней. На столе были перья с заострёнными кончиками, какая-то маленькая тара с тёмной, пахучей жидкостью и кусок чего-то плоского, светлого, желтовато-серого цвета. Запрыгнув на стул, сначала я проверила, насколько остры перья, потом обмакнула палец в жидкость и приблизила его к лицу. Попробовала на вкус — резкий и горький, фу. Я сдавленно захрипела и попробовала вытереть язык зубами и руками, потом догадалась сделать это тканью, что позволило сколько-нибудь заглушить мерзкий вкус. Ну и гадость! Зачем она вообще нужна!       Бездумно вытерев испачканную руку о платье, я взялась за плоское. Осторожно потрогала кончиками пальцев. Видимо, это и есть бу-ма-га. Шершавенькая на ощупь, но достаточно приятная. И цвет хороший, чем-то похожий на цвет моей одежды, только она темнее. И на ней действительно что-то было нацарапано. Наверное, теми острыми перьями. А чтобы было лучше видно, на царапины налили мерзкой жижи.       Красиво-о-о… Линии очень красивые. Ровные такие, затейливые. Похожи чем-то на ползущую змею, которая вся изогнулась. Я даже брать в руки бу-ма-гу не стала, испугавшись что-нибудь испортить, смотрела только с расстояния, опираясь руками и наклонившись к столу. Как долго это продолжалось, я не знала, но в один момент птица встрепенулась и заклокотала, велев мне срочно уходить. Я с некоторым трудом оторвалась от бу-ма-ги и торопливо скользнула к окну, обернувшись напоследок: — Можно ещё спросить?       — Спрашивай быстрее, — шикнула на меня птица, беспокойно оглядываясь.       — А относить бу-ма-гу не опасно? — поинтересовалась я, застыв в пол оборота на подоконнике.       — Бывает, — подумав, ответила она. — Иногда почтовых птиц могут попытаться сбить или поймать и отобрать письмо, но это куда реже. Но знаешь, есть одна вещь… Весь чёрный человек. Он очень хорошо ловит, но никогда не ранит. Только забирает письмо на некоторое время, но потом привязывает обратно и отпускает.       Я благодарно кивнула и выпрыгнула. Оказавшись внизу, сразу же припустила в лес, решив поспрашивать человеческих друзей завтра, а сегодня постараться уложить в голове то, что я узнала. Весь вечер пыталась повторить узор, выводя его грязью на камнях. Волчата всё время крутились вокруг меня и наперебой спрашивали, что я делаю. Я отмахивалась от них, потому что сама не до конца понимала, что именно делала.       Вскоре я спросила о бу-ма-ге Кенту. Изуна тогда рассмеялся, но я не обратила на него внимание. Как оказалось, бу-ма-га нужна для того, чтобы на ней пи-сать и ри-со-вать. То, что я видела, было иероглифом, нечто подобное изобразил Кента на пыли палочкой. Он сказал, что это значит «дерево», и написал ещё несколько слов: «солнце», «небо», «облако», после чего я попросила научить и меня тоже так делать. Так что я уже несколько месяцев училась писать и читать.       Читать у меня получалось лучше. Кента приносил из клана свит-ки и мы читали их вместе. В основном там было про травы, потому что только трак-та-ты о ме-ди-ци-не он мог взять, не вызвав никаких подозрений, и вынести за пределы деревни. Кента пояснял мне всякие непонятные слова, а я показывала ему места, где росли лекарственные травы. Для правдивости легенды Кента в самом деле учился лечить и собирал растения, правда, сейчас их уже почти не осталось.       Изуна понаблюдал некоторое время за тем, как я, нахмурившись, по слогам пыталась прочитать сложные длинные слова. Потом сам начал приносить какие-то рассказы, сказки и говорил, что Кента специально надо мной издевается, заставляя читать такую тягомотину. Тот всё отрицал и отвечал, что он уже слишком взрослый для сказок и это как-то не по-взрослому. Мальчишки иногда ссорились, в большинстве случаев из-за меня, но не в серьёз.       Когда мои бусы просохли до конца, я отдала по одной штуке им. Изуна несколько дней ожерелье не снимал, ходил довольный и радостно щурился, а потом он съел все ягоды, а носить просто нитку было бессмысленно. Что сделал с бусами Кента, я не знала. Свои носила, дважды обернув вокруг шеи, и тоже потихонечку ела ягоды.       Наверное, мы были друзьями.       Изуна пару раз приносил разную человеческую еду и заставлял меня её пробовать, чтобы посмотреть на реакцию, хотя я много раз говорила, что мне есть не надо. В итоге пока мы спорили и что-то друг другу доказывали, Кента всё съедал и делал вид, что не при чём. Они вели себя так же, как играющие волчата. Но всё-таки люди были очень непохожи на моих приятелей-зверей. Мне было сложно с ними общаться, хотя со временем я привыкла к ним. Но мы до сих пор иногда с трудом понимали друг друга.       — Почему ты до сих пор ходишь в таком виде? — спросил как-то раз Изуна, приподняв брови. Я растеряно посмотрела вниз, на свою одежду и босые ноги. А что не так-то? У меня и нет другой одежды. Покосилась на людей и отметила, что вот их одежда изменилась.       — А что не так? — поинтересовалась я в ответ, наклонив голову к плечу. Кента, изучавший толстую кипу бумаги, поднял на нас глаза, оценил внешний вид сначала младшего Учихи, потом меня и решил, что ему будет интересно это послушать. А я наконец-то задала вопрос, не дававший мне покоя чуть ли не с тех пор, как я впервые увидела представителей этого клана: — А чего это у вас воротники подняты чуть ли не до носа? Вам это не мешает? Странная у вас одежда какая-то…       — Да нет наверное… — неуверенно протянули они чуть ли не в один голос, переглянувшись. Видимо, люди до этого момента и не обращали внимания на это. Изуна задумчиво отогнул воротник своей тёмной одежды, который обычно закрывал весь подбородок до рта, и попытался его как-нибудь подогнуть. Не очень удачно, стоит отметить. Его это несколько расстроило, и мальчик буркнул себе под нос: — На себя посмотри!       — Нет, не мешает, — отрезал Кента, отложив бумаги в сторону и подавшись вперёд. Он довольно быстро понял, о чём именно спрашивал Изуна, и чего именно не поняла я. — Он имел в виду, что уже похолодало, а ты одета так же, как летом. Тебе не холодно в таком виде ходить, к тому же босой? Зима же уже почти наступила, похолодало уже.       — Да нет, я же дух, — отозвалась, рассеяно поправляя одежду. — Я не чувствую холода. И заболеть тоже не могу. Да и ничего другого у меня нету…       Кента предложил мне принести что-нибудь из одежды из клана, но я, вытаращившись от удивления, категорично отказалась. Мне не нравился их прикид, он казался странным и слишком тёмным. Так ещё и от всего, сделанного людьми, пахнет соответствующе. Волки и рысь сразу всё поймут, а придумать правдоподобное оправдание у меня вряд ли выйдет. Да и смысла в этом никакого — я же всё-таки не человек, а дух дерева.       В ответ Кента сказал, что если я всё-таки простыну, то он лечить меня не будет. У него это весьма неплохо получалось, стоит заметить, он на самом деле учился быть лекарем, а не просто помогал мне со чтением. Как оказалось, люди не всё знают о травах; я радовалась, когда находился такой пробел, и спешила рассказать другу всё, что знала сама. Поэтому Кенту в клане считали весьма посредственным воином, но подающим надежды, чуть ли не гениальным ме-ди-ком. Эти двое почему-то никому не рассказывали обо мне, так что и внятно объяснить, откуда взялись знания о травах, они не могли, вот и приходилось говорить, что узнали сами.       Снег говорил, что это из-за приятного ощущения тайны. Что владеть каким-то секретом, о котором никто не знает, — приятно. У меня не было тайн, а о людях я не говорила, потому что волкам это не понравилось бы. Они людей не любят, считают их жестокими. Нельзя сказать, что они не правы. Хотя Снег, кажется, всё понял, но ничего о моих человеческих друзьях не сказал. Только заметил, что надеется, что я знаю, что делаю.       Снег был прав, но мне казалось, что не до конца. Просто я видела, какие Изуна и Кента в клане и тут, в лесу, со мной. Там на них как будто давили ожидания окружающих и необходимость соответствовать каким-то нормам. Изуна был более тихим и собранным, во всём равнялся на брата и отца. Кента просто старался стоять в стороне и помалкивал, если к нему не обращались напрямую, и выглядел он изнурённым, уставшим. И если первый ещё мог спокойно поговорить по душам с братом, то вот второму не так повезло. Он вообще практически ни с кем из клана близко не общался.       Сначала Кента и к Изуне не обращался на прямую, когда они были в посёлке или на миссии среди своих сородичей, и даже когда получалось так, что они оставались наедине. Мальчишка сам порывался пару раз подойти к нему и заговорить, но Кента его избегал. В начале. Но потом это как-то прошло, и они начали общаться, хоть и несколько холоднее, чем тут       Мне казалось, что они просто устали от этого всего и сбегали в лес отдохнуть. Ну и хорошо.       Если мне попадались в лесу раненые люди, то я отводила к ним Кенту или Изуну, который тоже немного выучился лечить, чтобы те им помогли. Иногда, правда, раненые сильно истекали кровью, и тогда первую помощь мне приходилось оказывать лично. Из-за этого в клане Учиха начали ходить слухи о том, что в лесу живёт призрак, который приходит к умирающим. С кланом Сенджу такое, к сожалению, не проходило, хотя я искренне пыталась помочь им тоже.       Самые интересные легенды мне пересказывал Изуна, старательно изображая события в лицах и пытаясь говорить разными голосами, а потом выпытывал, как всё было на самом деле. В большинстве случаев мальчишка придумывал подробности сам, чем смешил Кенту, который потом шёпотом пересказывал, каким был рассказ в самом начале. Их версии разительно отличались.       Я показала им некоторые интересные места в лесу. Не все, конечно, а только самые ближайшие к деревне. И к своему дереву тоже не водила. Во-первых, до сосны очень далеко, а люди не умели ходить по лесу, как я. Во-вторых, чёрный всегда был где-то недалеко, хотя — как я заметила — его больше интересовал брат Изуны, а не наша компания.       Младший человек иногда рассказывал весёлые истории о своём старшем брате. Я знала, что у него были ещё братья, но они все погибли. Изуна тосковал по ним, это было хорошо видно, хотя мальчик старался никак этого не выдавать. Он, наверное, хотел бы позвать Мадару к нам, но никогда не предлагал, а Кента, если и думал о такой возможности, предпочитал помалкивать. У него-то вообще никого не осталось. У нас было негласное правило — не поднимать серьёзных тем.       Но я не могла удержаться. И рассказывала о старике, о волках. Мне было очень любопытно, из-за чего всё-таки вспыхнула вражда между кланами Учиха и Сенджу, знают ли они о чёрном, но спрашивать напрямую не решалась. Так, старалась ненавязчиво расспрашивать, но ничего толком узнать не получалось.       Чёрный пугал. Тем, что он был жутким. Тем, что он был недалеко от людей. Чего он вертится вокруг людей? Чего ему от них надо? Меня сильно смущало, что чёрный влезал в переписку. Как оказалось, с помощью бумаги люди общались. Кента, когда я спросила, нахмурился, но пояснил, что переписки очень важны. Они обычно секретные и зашифрованное, и нужно, чтобы никто не мог прочитать, потому что иногда таким образом передают важные данные. Выдав это всё, паренёк подозрительно посмотрел на меня. Я сначала не поняла, чего это с ним. Потом дошло, и я поспешила сказать, что я письма никогда не трогала, только разговаривала с птицами, которые их разносят.       Как оказалось, я никогда не говорила им, что могу разговаривать с птицами.       Чёрный человек… Он никак не уходил из моих мыслей. Я раздумывала, не мог ли он… Ну не знаю, менять настоящее письмо на ненастоящее? В одной истории, которую принёс как-то Изуна, чтобы я прочитала, было такое, что два друга поругались из-за того, что их враги подделывали письма. Не мог ли чёрный делать что-то похожее? Наверное, я глупила, когда не рассказывала своим друзьям о нём.       Дни становились всё короче. Волки ушли в тот день, когда выпал первый снег. Я их проводила, встретилась с другими стаями, немного поболтала с Мхом и Тенью. Раньше Вьюга настаивала, чтобы я проводила всю зиму с ними, но теперь она разрешала жить одной. Волчата, уже выросшие в молодых волков, очень расстроились предстоящим расставанием, так что мы пообещали друг другу обязательно повидаться весной. Снег раздумывал, стоит ли ему идти в большую стаю или нет. Он был стар, смотрел на мир спокойными и немного грустными глазами. В итоге решил всё же идти, повидаться со своими детьми, которые жили в других стаях.       Рысь тоже стал реже захаживать ко мне, чаще я сама его находила. Он стал более пушистым и смешным и очень обижался, когда я начинала хихикать. Олени тоже сбились в одно большое стадо. Бурого, с которым я иногда разговаривала, теперь стало вообще невозможно найти среди кучи почти одинаковых оленей. Зима наступала.       Зима мне нравилась, нравилась тишина и покой. Но иногда… иногда бывало очень-очень пусто и грустно.       Снега в этом краю леса выпадало совсем немного, зима была даже мягкой, в сравнении с более северными частями. Я только надеялась, что Кента и Изуна будут приходить как обычно. А вот чёрному существу лучше бы залечь в спячку или уйти на юг.       Изуна показывал мне, как драться, потому что я попросила его и Кенту об этом. Второй наотрез отказался, но вот первый, немного подумав, всё же согласился. Он не применял техник или оружия, просто рукопашный бой. Кажется, ему нравилось быть учителем, правда, учить меня драться ему определённо не нравилось. Он так и сказал, что если я буду в опасности, то они с Кентой мне помогут. Я ответила, что это просто на всякий случай.       Кента со стороны наблюдал, как меня валяют в замёрзшей пыли, а потом отрабатывал свои лечебные штуки. Как выяснилось, эта их чак-ра могла не только калечить. А ещё он один раз в качестве тренировки накладывал на Изуну повязку и намертво привязал ему руку к туловищу. Мальчишка страшно ругался и, вертясь на месте, пытался дотянуться свободной рукой до завязок, которые находились у него на спине. Я смеялась до колик, согнувшись пополам и уткнувшись лбом в землю, а Кента просто невероятно долго смог держать серьёзное лицо, прежде чем тоже рассмеяться.       Зачастую я слонялась в деревне кланов по ночам без особой цели. Меня особенно интересовали разного рода книги, свитки. Читать оказалось очень увлекательно, и бывало такое, что, найдя что-нибудь интересное, я сидела до рассвета и читала, читала, читала… Правда, мне немного не хватало аккуратности и я иногда случайно роняла вещи на пол, забывала, что откуда взяла, чем только плодила слухи о призраке.       Людское оружие, в отличие от когтей и клыков, можно было легко испортить, сделать не таким острым, что я пару раз и провернула, ведь в бою чаще применялись всё же острые, а не техники. В обоих кланах провернула, ради справедливости. Чтобы и у Сенджу были слухи о призраке, а то Учихи из-за меня уже несколько ночей уснуть не могли, наверное. Глаза у некоторых из них стали красными вне зависимости от того, использовали они ша-рин-ган или нет.       Я очень смеялась, когда подслушала, как два Сенджу отзывались о них, как о «Красноглазых дьяволах». Они даже не представляли, как близки к правде! Не знаю, кто такие «дьяволы», но судя по названию — это кто-то страшный, что вполне подходит не выспавшемуся, а потому очень раздражённому и взбешённому Учихе.       Да… Это было прекрасное время и мне очень не хотелось, чтобы оно заканчивалось.