Лесная

      Изуна попросил прийти ближе к обеду. Это значит — где-то в полдень. Я на всякий случай пришла чуть-чуть раньше, побродила вдоль забора, понаблюдала за людьми. Жизнь поселения текла обыденно, ничего особенного не происходило: два человека стояли на воротах, стайка детей бегала по полигону с радостными воплями и палила траву, взрослые были заняты чем-то своим. Я бы сказала, что они казались более обыденными и спокойными, чем обычно.       Мне нравилось за ними наблюдать, это бывает очень интересно. Человеческая жизнь сложная и занятная, хотя и жуткая иногда. Огонь мне всё ещё очень не нравился, а огня в селении Учиха было предостаточно, да и острых металлических вещей тут как будто слишком много. Но домики красивые, крыши у них очень забавные, и лазать по ним удобно. Даже сейчас по крышам бегали дети.       Изуна собирался поговорить с отцом, попробовать убедить его разрешить мне посмотреть эту самую скрижаль. Потому что обманывать Учиха Таджиму может быть чревато страшными последствиями. И просто будет лучше, если мы пойдём смотреть на плиту с его разрешения, потому что если план сработает и я действительно смогу что-то прочитать, надо будет ставить в известность главу клана, так как информация наверняка окажется важной (и мы — это я, Изуна и Мадара — вряд ли сможем оценить её важность). А значит обман вскроется… Мне бы тоже не хотелось обманывать Таджиму. Так что я надеялась, что он согласится попробовать.       Учитывая, что Изуна ещё не пришёл, была вероятность, что всё закончится хорошо. Если бы Таджима отказался, то он бы отказался сразу, и Изуна бы уже пришёл. Место встречи у нас всегда одно и то же — на околице, за пределами селения. Сначала потому что это был секрет, а теперь потому что мне было неприятно ходить по мощёной дороге. А ещё это было хорошее место, отсюда обзор хороший — издалека видно, когда кто-то идёт.       Вот как сейчас. Я увидела их ещё издалека. С Таджимой все здоровались, кланялись, так что отследить его было легче лёгкого. Изуна и Мадара тоже были с ним. Они вышли за ворота, Изуна указал на холмик, где я и сидела. Подождала, пока они подойдут достаточно близко, поднялась на ноги, привычно подала знак.       — Добрый день, — чуть кивнула я, Изуна помахал мне рукой.       — Идём, — коротко велел Таджима. Смотрел на меня внимательно и выжидающе. На то, чтобы поздороваться, он не расщедрился. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на один… предмет.       Мне не очень понравилось, как он сказал, но спорить было бы себе дороже. Похоже, ребята таки смогли его убедить.       Я как всегда держалась поближе к Изуне, а потом и вовсе уцепилась за его рукав. Настроения разговаривать у меня не было совсем, ситуация не располагала. А когда я молчу, люди быстро перестают меня видеть. Сейчас пропасть вдруг будет абсолютно лишним.       Мы направились в отдалённую часть деревни. Я там бывала один-два раза, одна. Делать там нечего, люди туда ходят нечасто. Там кладбище рядом, храм, ещё какие-то постройки, о предназначении которых я понятия не имела. Мне было интересно, что это за участок, но не до такой степени, чтобы спрашивать. Когда Кента показывал тайком поселение, я у него спросила про кладбище. Кента стушевался и скомкано пояснил, что это такое специальное место, чтобы отдавать дань памяти погибшим. Ему никогда не нравилось говорить о смерти.       Зашли в одну из построек, внутри было пусто. Окон нет, вдоль стен полки какие-то, на них — свитки, сосуды какие-то. В самом конце комнаты был спуск вниз, и если бы мне его не показали, я б сама его в жизни не нашла. Мадара достал из корзины какую-то палку, дунул — она загорелась бледно-жёлтым огнём. Немножко неестественный такой огонь, тёплый, но не обжигающий. Так получилось, что я шла рядом с Мадарой и могла почувствовать. А когда я попыталась дотронуться до факела, он хлопнул меня по ладони и предупреждающе посмотрел, мол, не стоит так делать.       Пол был земляной. Очень твёрдый, утрамбованный, холодный. Лежала пыль, на ней виднелись старые, едва заметные следы — сюда явно давненько никто не спускался. А ещё здесь было действительно темно, хоть глаз выколи, факелы горели вяло, освещали слабо. От них по полу и стенам расходились жёлтые, словно бы маслянистые пятна, а тени становились ещё гуще. Темнота, казалось, была достаточно густой, чтобы стать осязаемой.       Здесь было бы легко потеряться. Проще простого. Достаточно остановиться, дождаться, пока все уйдут вперёд, и остаться одному в темноте. Конечно, проход тут только один, и чтобы выбраться — надо просто повернуть назад, но всё равно потеряться — легко.       Особенно мне. Невидимому для человека духу. Можно отпустить руку Изуны и исчезнуть.       Всё осталось позади. Свет, небо, трава — весь мир остался наверху. Так странно… как будто мир перевернулся, словно верх и низ поменялись местами. Корни деревьев были над головой, а под ногами — ничего, мёртвая пустота. И это было так необычно. Потому что… Потому что обычно пустотой я воспринимала небо.       Я немного нервно заправила волосы за уши — лезли в глаза и мешались. Вот он — главный недостаток короткой причёски. Даже просто заплести волосы теперь нельзя. Нельзя заправить чёлку за уши, нельзя зачесать их назад.       Плести косы меня научила Эйко, давно уже. Ну, не только косы, ещё различные пучки, хвосты, узлы. У неё получалось очень красиво и аккуратно, у меня выходило похуже, но тоже неплохо, но времени на волосы приходилось тратить очень много. Она тоже немного расстроилась, когда я попросила отрезать мне волосы.       Сейчас мне это казалось совсем не к месту. Здесь я была чужой, а обрезанные волосы как будто добавляли чуждости. Интересно, что сказал бы дед, если бы увидел меня сейчас?       Здесь было пусто, не было ничего живого: только я и трое людей. И темнота. Даже мне она немного мешала, что уж говорить о людях. Даже их особые глаза помогали слабо.       На самом деле идти было недалеко, хотя в темноте казалось, что бесконечно долго. Остановились на довольно широкой площадке, перед камнем. Камень был не очень большой, гладко обтёсанный и блестящий, с вырезанными символами. Это и есть та самая скрижаль? Видимо, да: ничего другого тут нет, прохода дальше — тоже. Значит, мы уже пришли.       Я покосилась на Таджиму и сделала шаг вперёд, потом ещё один. Смахнула пыль с плиты, огладила символы кончиками пальцев. Кажется, они были не сколько вырезаны, сколько выплавлены — края очень гладкие и ровные. И, что самое плохое, это было записано при помощи кандзи. Читать иероглифы я умела, но знала не то чтобы много слов, хирагану я понимала куда лучше. А записи надо было именно что прочитать.       Слова были сложные, я даже не была уверена в том, что знаю, как их правильно произнести, не говоря уже о точном смысле. А некоторые иероглифы были мне просто незнакомы — устаревшие, наверное. И почему люди не могли придумать язык попроще? Волки вон вообще без письменности прекрасно обходятся. Если так подумать, они вообще лучше людей живут.       — Я не могу это прочитать, — призналась я. У меня уже разболелась голова от сложных иероглифов, а от важности момента начал подрагивать голос. — Я… я не знаю часть символов, правда!       — Тогда попробуй записать, — нетерпеливо предложил Мадара, и я, немного подумав, охотно покивала. Хорошая идея! Переписать это будет проще, чем прочитать. Меньше шансов, что я ошибусь или не так истолкую. Да и так люди смогут сравнить то, что вижу я, с тем, что видят они. И сразу станет понятно, сработало или нет.       Изуна с готовностью достал откуда-то листок тонкой, сероватой бумаги и кусочек угля для рисования, протянул это всё мне. Писать кисточкой у меня не получалось, я вечно кляксы сажала и чиркала не туда. Обычно мы писали палочками или пальцами по пыли, чтобы не тратить бумагу, иногда — углём на камнях или на деревьях. На берёзах особенно удобно писать углём, они белые. К тому же уголь можно затереть, а чернила — нет.       Я правда попыталась перенести иероглифы на лист. Правда старалась выводить ровные и плавные линии, и всё равно получалось криво. Бумага тонкая, стола тут не было, стены все кривые, освещение плохое, и уголь до кучи крошился. В общем, получалось у меня из рук вон плохо.       Изуна заглядывал мне через плечо, корчился и язвительно спрашивал, что я пытаюсь написать и причём тут лошадь. Мадара просто наблюдал за мной и насмешливо ухмылялся. А на Таджиму я вообще не смотрела — и так понятно, что он тоже не сильно доволен моими потугами.       Фыркнув на Изуну, я поступила проще: накрыла плиту бумагой, чтобы закрасить её углём и сделать оттиск. Одного листа не хватило, он накрыл только где-то половину камня, понадобилось ещё два, чтобы полностью накрыть скрижаль. Люди внимательно наблюдали за мной. Похоже, раньше никто не догадался так сделать.       И это сработало! Символы появились на листочке белыми линиями на чёрном фоне. И они такие же, как на самом камушке. Для меня, по крайней мере. Только сейчас я подумала, что, возможно, иллюзия распространится и на оттиски тоже. Всё-таки надо было постараться записать… Ну ничего. Если не получится, то у Изуны осталась ещё бумага.       — Вот, — я протянула лист главе клана. Он забрал его и что-то благодарно пробормотал, сразу же углубившись в чтение. Быстро скользил глазами по столбикам, читал. Ему не потребовалось много времени, чтобы изучить оттиск.       — Кто тебя этому научил? — спросил Таджима. Думаю, то, что я не смогла прочитать камень, его несколько успокоило.       — Никто, — развела я руками. Пальцы были страшно запачканы углём, я даже успела сильно заляпать одежду. — Просто… У меня не получилось записать, и я подумала, что этот способ подойдёт. Я просто знала, что можно сделать так, и всё. Может, видела когда-то давно, как кто-то другой так делал.       Я сцепила руки за спиной, перекатилась с пятки на носки. Стоять тут немного неприятно. Земля была холодная и немного сырая, и пахло тут сыростью, пылью и затхлостью, свежего воздуха нет совсем. Да и неудивительно, секретная пещера же. Даже странно, что тут достаточно воздуха, чтобы горел огонь.       Таджима внимательно изучил листок, и я к своему ужасу заметила, что он уже не читает текст, а смотрит на корявые иероглифы, которые я успела накорябать. Не то луна, не то день. А потом он посмотрел уже на меня с глубокой задумчивостью в глазах.       — Ты упоминала, что Кента учил тебя писать и читать, — сказал он и передал лист Мадаре, который тут же ухватился за него и жадно вчитался. Изуна прижимался к брату плечом и тоже читал, оттягивая уголок листа, чтобы больше видеть.       — Да, учил, — буркнула я. Кента был хорошим и он погиб, и никто не имел права говорить о нём в таком тоне — с пренебрежением, обвинением. Даже глава его собственного клана.       — Стоит продолжить обучение. И добавить каллиграфию, — сказал он. Даже не сколько сказал, сколько подумал вслух. А ещё он думал о том, кого можно заставить заниматься со мной, в какое время и насколько часто, учитывая, что с детьми меня посадить нельзя — не тот уровень. На его лице всё было написано. Я думала о том, что можно сделать, чтобы соскочить. Хотя бы каллиграфией не заниматься. Ну не могу я кисточкой писать, правда!

***

      Изуна не очень хотел рассказывать мне о том, что было написано на скрижали. Снять оттиск получилось, как я поняла. Таджима не заставил меня переделывать, да и вроде его устроило то, что он прочитал. Не понравилось, но устроило. Он задал мне несколько вопросов о том, что я вижу, и всё. Объяснять мне никто ничего не собирался, но я прицепилась к Изуне и всё-таки смогла развести на рассказ.       Какой-то их далёкий предок, который первым смог получить особые глаза, оставил наказ потомкам не стремиться к силе. Хороший наказ, я с ним полностью согласна. Но конкретно Учиха не надо было стремиться к силе потому что это может быть опасно для них самих.       Чтобы глаза стали сильнее, надо накопить достаточно чакры и пережить какой-то неприятный, болезненный и опасный момент, который является катализатором процесса. Это вот как когда тебя кидают в воду, чтобы научить плавать. Опасность и страх иногда даже помогают.       Лучше всего для такого подходит смерть какого-то важного близкого человека, а это очень-очень плохо. От горя… люди сходят с ума. А если при этом ещё и получают большую силу… Это плохо.       И в общем в конце-концов можно было получить такую силу, которая могла бы сравниться даже с Десятихвостым и уничтожить весь мир и владельца заодно. Причём эти самые сильные особенные глаза тоже были как-то связаны с Десятихвостым, Древом и плодом, а значит и с Зецу.       Когда Изуна дошёл до этого момента, он сбился с мысли и признал, что сам не до конца понял, что к чему и как Шаринган может быть настолько могущественным. Сейчас у него было все три тамоэ, он отчётливо помнил, как менялись восприятие, скорость и восприятие. И всё равно — не понимал.       Я тем более ничего не понимала.       Таджима решил, что не стоит всем знать о содержании скрижали, и велел своим детям не распространяться, особенно не говорить никому из Сенджу. Они и помалкивали. Сам глава клана ходил подозрительно задумчивый и молчаливый. Я только надеялась, что ему не взбредёт в голову попробовать продвинуться дальше, стать сильнее и получить Мангекьё Шаринган. А то учитывая условия, записанные на камне…       Тут и так проблем воз и маленькая тележка. Я… Я не хочу, чтобы стало ещё хуже. Я хочу, чтобы осталось как сейчас — перемирие, общая цель. Даже эта несбыточная мечта Хаширамы — общая деревня — хороша, если посмотреть под определённым углом. А дополнительное усиление Учиха… Поможет, конечно, победить Зецу, но доверия определённо не добавит.

***

      Мадара поджёг Хашираме волосы.       Да, отличное начало дня, ничего не скажешь. А потом стало ещё интереснее.       Хаширама, когда с месяц назад впервые увидел меня с остриженными волосами, почти заплакал и окончательно загорелся идеей тоже отрастить шевелюру. Пока что он добился того, что волосы закрывали уши, топорщились во все стороны и абсолютно ему не шли. Серьёзно, даже причёска под горшок была лучше. Так считали вообще все: я, Изуна, Мадара. Даже Тобирама и тот признавал, что его брат выглядит нелепо.       Ну, с другой стороны, надо же с чего-то начинать. Вот сейчас волосы у него немного отрастут, перестанут топорщиться, улягутся немного, и станет нормально. Ну или станет окончательно понятно, что длинные ему не идут, и Хаширама согласится постричься, и все будут довольны.       Учиха хорошо обращаются с огнём, но у них постоянно возникают сложности, когда надо что-то потушить, так что огонь затушил Тобирама, облив их обоих ледяной водой с головы до ног. Тобирама, как выяснилось позже, увидел, как его брат без оружия в одиночестве улизнул в лес, и решил проследить за ним как раз на такой случай. Даже меч прихватил. Успел он как раз вовремя: Хаширама только немного подпалил волосы на макушке.       Хаширама закричал (собственно, на его крики мы и пришли). Он очень громко спросил, почему нельзя было использовать воду хоть немного теплее, на что Тобирама холодно ответил, что тушил тем, что было. Мадара из всех Сенджу терпел только самого старшего из братьев, так что появлению среднего вообще не обрадовался, а после того, как он облил их холодной водой…       Они не успели сцепиться только из-за того, что пришли мы. Мы все пятеро переглянулись, я по очереди посмотрела на мокрых, как лягушек, Мадару и Хашираму, на убийственно спокойного Тобираму, на Изуну — чтобы проверить реакцию. Лица у мальчишек были просто непередаваемые. Особенно у Мадары. Он вообще очень смешной, когда не страшный.       — Нарат! — воскликнул насквозь мокрый Хаширама с опалённой макушкой. С него на землю капала вода, он всё ещё дрожал на ветру, но широко, ослепительно улыбнулся мне и полез обниматься. — Ты вернулась, ура!       Да я ж вернулась уже дней десять назад. Хотя с Хаширамой мы вроде бы ещё не виделись. Да, точно, с ним я ещё не сталкивалась.       — Эй, не трогай её, — тут же вмешался Изуна и встал передо мной.       — А ты кто? — просто спросил старший Сенджу, чем окончательно настроил Изуну против себя.       На самом деле, разумеется, ситуация была далеко не такой мирной. Мадара, понятное дело, готов наброситься на обоих Сенджу, если придётся. Изуна ни за что не оставит брата одного наедине с ними, его теперь даже силком отсюда не увести, только если вперёд ногами, а этого мы с Мадарой не допустим. Я вообще драки не допущу, тут я — голос разума. Тобирама тоже готов к сражению, он даже меч с собой притащил и теперь стоял, якобы небрежно положив ладонь на рукоять. Даже Хаширама — и тот немного напрягся.       Конечно, люди заключили мир, почти всё лето не было боёв — в нашем лесу, по крайней мере. Мальчишки были знакомы, Мадара и Хаширама даже дружили. Так что, полагаю, до смерти драться они бы не стали. И мы достаточно далеко от поселений, чтобы на шум не сбежались вообще все люди. Поэтому, я думаю, они бы максимум немного поколотили друг друга, даже, наверно, особо не пользуясь техниками и оружием.       Ха, надо бы подпалить Тобираму и облить водой Изуну. Ну, для красоты и симметрии, для равновесия вселенной.       … И всё же ситуация была непростой, сейчас бы тихо и мирно разойтись в разные стороны, но настоящие шиноби так не поступают. Настоящие шиноби не поворачиваются спиной к врагам.       — Чего смеёшься? — набросился на меня Мадара; с его волос и одежды на землю натекала вода. — Между прочим, отец хочет тебя видеть.       — Зачем? — мигом насторожилась я. Таджима мне ничего плохого не сделал, это правда, но всё равно когда главе Учиха что-то от меня надо, это обычно не значит ничего хорошего. А учитывая, что недавно он говорил про чтение и каллиграфию…       Кажется, у меня случилось что-то с лицом, потому что Мадара радостно оскалился.       Изначально это была тайная встреча Мадары и Хаширамы, но Тобирама увязался за своим братом, а мы с Изуной просто мимо проходили, услышали вопли и пошли смотреть, что там происходит. Следить за кем-то — невежливо, мне правда не хотелось им мешать, но Изуне было плевать, он уходить не собирался. Но, раз уж мы все так удачно тут собрались, то можно обсудить более насущные вопросы. Зецу, например, объявился наконец-то.       — Зецу показался, — сказала я чтобы перевести разговор в более безопасное русло. — Что-то делать надо.       Я пересказала всё то, что мне рассказал Бурый, и наугад набросала план леса, указала посёлки, дороги, реку, пещеру и место, где видели Зецу. Довольно далеко от реки, примерно на одинаковом расстоянии от поселений Сенджу и Учиха. Поэтому, сказала я, непонятно, чего он там искал. Но Тобирама тут же обрадовал, что именно там проходят патрули Сенджу. Мадара, до этого рассматривавший облака, мигом заинтересовался.       Потом Тобирама рассказал о своём плане избавиться от Зецу, просто запечатав его. Хаширама уже знал и даже успел кое-что передать Мадаре, а Изуне я сама сегодня рассказала, пока мы гуляли по лесу. Но за прошедшие дни к Сенджу опять пришли в гости Узумаки — вот уж с кем будет легко основать одно селение; они и так уже почти живут вместе. Ну и Тобирама воспользовался случаем и расспросил о запечатывании разных штук в свитках.       Печати существовали самые разные: для защиты, для нападения, для слежки, для хранения и ещё для кучи других вещей. Вообще-то печатями пользовались почти все. Не только шиноби, но и простые люди тоже — очень уж удобная вещь. Только вот сделать что-то сложное и многоплановое могли только Узумаки, все остальные либо обходились простенькими печатями, либо покупали уже готовые, как Сенджу. У них в поселении их целая куча, чтобы вражеские лазутчики не проникли. На меня, кстати, они вообще не реагировали, не замечали меня.       Нам было нужно именно запечатывание предметов. Это происходило так, если говорить очень просто: рисовалась печать, которая как бы соединяла наш большой мир с другим маленьким миром, причём в этом мире не должно быть ничего живого, а то вещи могут быть испорчены. Через печать шиноби помещал вещь в этот маленький мир, и потом мог достать её через печать. Очень удобно, когда надо принести очень много еды, например, потому что там время течёт по-другому.       Но живых людей таким образом переносить было нельзя, потому что в маленьких мирах нет воздуха, и человек там задохнётся. А было бы очень удобно. Но конкретно в нашем случае это вообще не принципиально, так что не важно. Но Хаширама всё равно сказал, что мастера печатей работают над этим.       — Это секретные техники Узумаки, — сообщил Тобирама и пнул брата локтем в бок, чтобы не болтал.       — Вы с ними союзники, — добавил Изуна. Не то чтобы раздражённо, но и не равнодушно. С какой-то непонятной интонацией. С завистью, что ли? Вроде бы да. Только бы было чему завидовать.       — Да, но они очень берегут свои секреты, так что я понятия не имею, как можно это воплотить, — ответил Тобирама и поднялся на ноги, отряхнул колени, словно собирался уходить. Не ушёл. Потому что, как оказалось, Итама тоже видел, что его братья куда-то ушли, и рассказал об этом Мито, когда она спросила.       И вот они сюда пришли. Я их не заметила, потому что Мадара огненными фокусами перепугал почти весь лес, и теперь отследить чьи-то передвижения было невозможно. Так что, когда на полянку из кустов выпрыгнули ещё два человека, я удивилась. Почему мальчишки ничего не заметили, я не знаю.       Кажется, так получилось, потому что Мито что-то сделала, уж больно довольной она была, когда смогла напугать Хашираму, возникнув у него за спиной.       — Мито! — возмущённо воскликнул Хаширама и шарахнулся в сторону, чуть не оступившись. — Ты-то тут откуда взялась?       — Что у тебя с волосами случилось? — напрямую спросила она и схватилась за подпаленную мокрую прядь. — А с бровями?       Мито была девчонкой с красными волосами и тёмными глазами, не отличалась высоким ростом, зато обладала шумным и живым характером. Лет ей было, наверное, поменьше, чем Хашираме, но не сильно, она дружила с некоторыми ребятами из Сенджу, поэтому часто приходила со взрослыми в гости. Я видела её несколько раз, но лично мы знакомы не были.       Как выяснилось, Изуна её тоже знал. Потому что печати нужны всем, а деньги не пахнут. Узумаки, конечно, союзники Сенджу, но своих личных клановых врагов у них нет, так что торгуют они со всеми. С Учиха в том числе.       — Идиоты, — фыркнул Изуна, свысока глядя на то, как Хаширама пытался отмахнуться от Мито.       — И не говори, — согласилась я.       — Так это ты — Нарат?! — стремительно обернувшись ко мне, громко спросила девчонка, потеряв интерес к Хашираме и абсолютно не обращая внимания на мальчишек. — А мне про тебя много рассказывали! Меня зовут Узумаки Мито, я буду с тобой дружить!       Я немного опешила от такого напора. Причём не только я.       — Э-э-э… А я Нарат, но ты и так знаешь… Приятно познакомиться? — неуверенно пробормотала я, беспомощно оглянувшись на Изуну, но он так же растеряно смотрел то на меня, то на своего брата. Появление этой Мито вообще было некстати. Или… если посмотреть с другой стороны, это очень удачно! — Ты же из клана Узумаки, да? Ты знаешь о печатях? Отлично! Мы как раз об этом говорили! Правда, Тобирама? Что ты там про запечатывание рассказывал?       Он мигом взбодрился и в двух словах высказал свою идею Мито, что-то начиркал на земле. Спросил, как можно это сделать, и девчонка отвлеклась от меня.       Мито окружили Мадара и Тобирама. Они разложили на земле пустые свитки и вполголоса обсуждали план, возможные схемы печатей. Это было забавно, потому что Мито наотрез отказалась раскрывать тайны своего клана, а Тобирама вообще не хотел, чтобы Мадара узнал хоть что-нибудь о запечатывании, а Мадара наоборот рассчитывал выведать что-то новое.       Я некоторое время наблюдала за ними, подперев щёку ладонью. И так и не поняла, зачем они сейчас так напряжённо придумывали план. Всё равно же Зецу ловить будут взрослые, а нам скорее всего запретят даже смотреть в сторону битвы. А они сидят тут в пыли, деловито написывают что-то. Можно подумать, Мито прямо очень много знает о печатях и запечатывании.       Немного поболтала с Итамой — ему было страшно интересно послушать про Биджу, я и рассказала, потом расспросила о событиях, которые были, пока я ходила в горы. Но потом разговор как-то сам собой закончился, и стало тоскливо. Все чем-то заняты, а я — нет.       Сидеть тут было скучно. Куда интереснее было бы даже просто шататься по лесу в одиночестве.       — Ну, они вроде бы заняты делом и не пытаются друг друга убить, — тихонько заметила я и потянула Изуну за рукав, впрочем, не особо надеясь договориться. — Тут скучно, может, уже пойдём?       — С ума сошла? — шикнул он. — Я не оставлю Мадару тут одного. Ни за что. И ты тоже.       Я тяжело вздохнула.