Лесная

      Птица опустилась мне на предплечье и быстро-быстро защебетала, едва переведя дух. Сердце у неё билось, как бешеное, она была взволнована, даже, наверное, испугана. Устала, бедная. Видимо: чуть что — и птичка полетела искать меня. Наверное, ещё и не сразу смогла найти. Я осторожно погладила её по спинке, чтобы как-то выразить благодарность.       — Зецу заметили недалеко от урочища, — сказала я. Урочище — это сухое русло реки, где раньше мальчишки-Сенджу украшали куст. Только выше по течению, недалеко от того места, где склон обрушился, и обнажилась скальная груда. Там ещё на противоположном берегу старые норки ласточек, и недалеко проходит граница территории стаи Ветра, и начинается территории стаи Мха. Да-а, не повезло им. То убежище Чёрного оказалась у них почти под боком — хорошо хоть он на волков внимания не обращал. То теперь вот он ошивается на самой границе, а люди, только услыхав, что Зецу прямо сейчас где-то находится на поверхности, сразу оживились.       Я растеряно смотрела, как Таджима раздавал указания, как засуетились и забегали люди, и не понимала, что происходит. Ну, понимала, конечно. План давно разработан, они уже продумали, что будут делать в разных местах леса, рассмотрели разные пути, продумали нападение и отступление. Но… Так скоро?       — Что, прямо сейчас? — растеряно, вполголоса спросила я. Мне никто не ответил, разумеется: все люди мигом засуетились, разошлись по делам. Понятно, зачем ждать и усугублять ситуацию ещё сильнее, раздражать друг друга постоянным присутствием, нежеланным сотрудничеством…       Собрались они очень быстро, почти мгновенно: мы только успели перекинуться парой слов с Изуной. Он почти больно сжал мою руку и пожелал удачи, попросил серьёзно быть осторожнее, а не как в «прошлый раз». Вроде бы хотел что-то ещё добавить, но в итоге промолчал, похлопал по плечу и убежал к отцу.       Прилетела ещё одна птица. Потом ещё и ещё. Кому-то из птиц люди не нравились, и они улетели; другим было интересно посмотреть, что будет дальше, они оставались посмотреть, рассевшись у меня на плечах и голове. Ну да, верно, я же сама просила (потому что таков был план людей) рассказывать о перемещениях Чёрного. Когда прилетала новая птица, я шла искать занятого делами Таджиму, чтобы сообщить новости.       — Всё ещё там же; что-то делает. Восточнее, около старой лисьей норы. Теперь идёт по руслу, довольно медленно. Как будто что-то ищет.       Таджиме не очень нравилось засилье птиц, призывные кошки тоже излишне плотоядно на них смотрели, но никто ничего не говорил, так что я и не думала прогонять их. Пусть сидят. Всё же, если так посмотреть, прямо сейчас именно поселение людей безопаснее леса.       Они собрались очень быстро. Я повторила, где Зецу заметили в последний раз, и они сорвались с места. Я — следом. Обогнала их. Нашла Чёрного, двинулась следом, держась на некотором расстоянии. Я невидимка, и хожу тихо-тихо. Он не заметил.       А потом на него налетели шиноби, и я убралась подальше. В битве я, разумеется, не участвовала — меня и не звали, я и сама не особо хотела, мне страшно не хотелось видеть, как люди проливают кровь. С меня требовалось лишь забрать свиток с печатью, унести его в чащу и спрятать, а для этого надо было держаться поблизости, но на достаточном расстоянии, и ждать условного сигнала — свиста. Вот я и сидела в овраге, прижавшись затылком к шершавому холодному камню и прикрыв глаза.       Мне не верилось, что это реально. Просто — не верилось. Я не могла принять это, понять и смириться. Как вообще может происходить что-то такое? Так странно, так непонятно. Так резко всё изменилось, чуть ли не в один момент.       А лес был неспокоен, взволнован — он всё чувствовал, всё понимал. Боялся. За себя, за меня, даже за людей — всё-таки они тоже жили здесь, тоже были своего рода частью леса.       — Всё будет хорошо, — тихо повторяла я, как мантру. Для себя и для леса. Как будто это могло помочь.       До меня доходили только грохот битвы и крики, громкие приказы, распоряжения. Звуки подхватывало эхо и разносило по всему лесу, некоторые особенно громкие отзвуки возвращались обратно. А кроме этого было тихо-тихо — ни шороха, ни шелеста листвы. Словно бы всё вымерло.       Нет, разумеется нет. Камень покрывал мох, вокруг были деревья, а ещё где-то далеко-далеко в самой чаще был мой дед, на севере пережидали беду волки, на южных редколесьях — олени. В горы, где спал девятихвостый Курама, поднялись птицы. А ещё совсем рядом были люди — бились не на жизнь, а на смерть. По воздуху плыл запах гари, крови и взрытой земли.       Надо просто немного подождать. Ещё чуть-чуть, и всё закончится. Скоро всё кончится, и это будет просто воспоминание. Ну нет, если честно, я вообще забуду, как сидела тут, у холодного, поросшего мхом камня — потому что прислонись я к дереву, переняла бы чужие ощущения и запаниковала бы, а мне и так не по себе. Потом и не вспомню, о чём думала. Битва же не длится долго, тут и запоминать нечего, особенно мне.       А вот что будет потом… Это наверняка запомнится.       Запомнилось, да.       Мне сначала казалось, что свист в качестве сигнала — это глупо. В лесу полно всяких звуков, птичьих голосов, шорохов и шелеста, свиста ветра. Сигнал можно запросто пропустить. На деле оказалось, что сигнал мог быть вообще любой, и я бы его в любом случае заметила: в лесу стояла гробовая тишина, здесь не было никого — кроме меня и сражающихся людей. Я так и поняла, что всё кончилось — звуки битвы затихли, наступила тишина.       Я встала на ноги, чуть прошлась, чтобы размяться. Повернулась. Люди столкнулись с Зецу немногим южнее отсюда. Можно заранее подойти, ну, как вариант. А если всё прошло плохо? А если битва кончилась потому, что Чёрный победил, люди все умерли или ранены, а Чёрный сейчас ходит и добивает…       И тут прозвучал сигнал — свист — ровный и громкий, который при всём желании нельзя перепутать со свистом ветра или щебетом птиц.       Я встрепенулась, быстро зачесала пальцами волосы назад и бросилась бежать, откинув все мысли на потом. Съехала вниз по склону яра, осмотрелась.       Снежно-белые, даже сероватые лица людей, красные глаза, красная-красная кровь, сожжённая трава — рыжеватые тлеющие угли и чёрная сажа. На земле лежали выкорчеванные деревья, какие-то обломки. Земля была вся взрыта, покрыта ямками, рытвинами и буграми, бурунами. Страшно. Но не непоправимо. Пройдёт несколько лет, и дожди и ветра разравняют землю и вымоют лужи крови, трава отрастёт, вырастут деревья…       — Нарат, — повторил Таджима. В общем-то он был цел, но рукав весь пропитался кровью, она капала на землю. В здоровой руке человек держал свиток с печатью — большой, пожелтевший, немножко обгоревший с одной стороны и намокший с другой, с налипшими комьями земли. — Готово.       Я кивнула, потому что сначала надо закончить с делом, а потом уже можно постоять и посмотреть. С ранами люди сами справятся, и уж всяко получше, чем я. Я вот раны зашивать не умею, вывихи вправлять не умею…       Осторожно забрала свиток — тяжёлый! — и растворилась среди деревьев. Расчёт был прост — спрятать свиток рядом с сосной, чтобы я всегда могла узнать, если кто-нибудь окажется рядом, могла перенести свиток в другое место или предупредить людей в случае чего. Проживу я долго, куда дольше людей. Технически, я могла вообще погрузить свиток в себя, в дерево, и тогда бы до него тем более никто не смог бы добраться, но…       У духов нет чакры, и неизвестно, что будет, если мне придётся с ней напрямую соприкоснуться, особенно с чем-то столь необычным, как печать или сам Зецу. Может, печать со временем просто разрушится — и это был бы идеальный вариант, потому что в таком случае никто и никогда не смог бы выпустить Зецу. А может, дерево бы загнило, тогда бы я умерла. Не ушла бы, как дед, а умерла. И тогда бы некому было бы охранять свиток. Люди… люди не хотели рисковать.       Надо будет ещё раз поговорить с Курамой. Рассказать о людях, расспросить про духов. Ну и передать новость, что Зецу — всё, вот он, в тяжёлом тёплом свитке.       Меня не отпускала мысль, подозрение, что, возможно, Зецу нас провёл. Специально всё так подстроил, чтобы мы были уверены, что он попался. И теперь, когда все успокоились, когда никто не ждёт подвоха… У него будут развязаны руки, чтобы выкинуть какую-нибудь гадость. Мы же не знаем, какие у него цели, зачем ему хвостатые сдались? Зачем ему война между человеческими кланами? Были ли у него помощники?       … Место для свитка я подготовила заранее: выкопала ямку под ближайшей рябиной, принесла металлическую коробочку с плотной крышкой, подобрала подходящий поросший мхом камушек, чтобы прикрыть и замаскировать яму, чтобы свиток уж точно не нашли.       Сосна стояла почти в противоположном краю леса от высохшего русла, люди бы добирались досюда целый день, а то и больше. Время только перевалило за полдень, а я уже была на месте. Здесь, в самой чаще, всегда была приятная полутень, земля, устланная прошлогодней листвой и хвоей, оставалась чуть влажной. После меня оставались грязные чёрные следы — сажа. И на свитке остались чёрные смазанные отпечатки от пальцев.       Я вытерла ноги, отряхнула грязь, пнула труху на следы, чтобы прикрыть их. Сунула свиток в закопанную коробочку, он не помещался, пришлось немного согнуть концы. Печать находилась посередине, согнутые краешки не должны ни на что повлиять. Да и я ни сколько сгибала, сколько подогнула слегка. Ничего плохого произойти не должно, верно?       Закрыла крышку, плотно, пока она тихонько не щёлкнула. Поставила сверху мшистый округлый камень. Ну, если что-то и пойдёт не так, то Чёрный выберется из свитка в маленькой коробочке с камнем наверху. Наверное, это будет как минимум неприятно. Я ещё раз осмотрелась, убедилась, что следов не осталось. А раньше-то мне было всё равно на какие-то там следы, помятую траву, сдвинутые ветки. Даже специально что-то оставляла, чтобы волки и рысь могли понять, куда я подевалась. Как же всё поменялось…       Глубоко вдохнула. Мне было как будто даже больно в груди от того, как всё поменялось. Потёрла лицо, заправила волосы за уши — они отрастали, медленно, но верно. Их уже можно было убирать в хвостик, но они всё равно всё время выбивались и лезли в глаза.       Что ж, тут я закончила. По плану теперь мне надо сразу идти в поселение Учиха с новостями, и не блуждать по лесу и разыскивать людей. Скорее всего я приду куда раньше отрядов, ну или примерно одновременно с ними, и тогда взрослые будут заняты. Так что мне надо было разыскать Мадару (которому отец велел ждать дома) и рассказать всё ему, чтобы уже он всё передал.       Напоследок я мимолётно провела пальцами по коре сосны, прощаясь.       … Мадару искать не пришлось, он ждал у ворот, скрестив руки на груди. Изуна сидел тут же, прислонившись спиной к забору, и рассматривал полог леса. И ещё человек пятнадцать. И ещё все остальные Учиха, но уже за забором. Все ждали новостей.       Я, недолго думая, ткнула Изуну в бок, потому что они все, разумеется, не заметили меня.       — Свиток спрятала, — сказала я быстро. — Ваш отец жив и вроде бы не сильно пострадал, насчёт остального не знаю — он меня сразу отправил свиток прятать. Сейчас схожу к Сенджу.       С ними особого договора не было, и вроде бы их глава должен был как-то сам сообщить своим об итогах столкновения, но мне казалось неправильным просто уйти домой, когда там Итама и Тобирама сидят и ждут новостей, места себе не находят. Они, возможно, даже не знали, что сегодня произошло. И Мито тоже — её пытались отправить домой, но она упёрлась рогом и наотрез отказалась уходить, вроде даже кого-то укусила. Вот её и оставили.       Было бы очень нечестно ничего им не сказать. Мне же несложно.       Так как никакой договорённости не было, меня никто не ждал — знакомых предстояло поискать.       Жизнь в поселении не замирала ни на мгновение, все чем-то заняты — бегали, работали, тренировались, готовили еду, стояли на дозоре. Но во всём сквозила какая-то нервозность, надрывность.       И так уж получилось, что первой мне попалась именно красноволосая Узумаки Мито. Узумаки — спираль, но мне больше нравится другое значение — водоворот. Потому звучит лучше. И потому что они все как водоворот — вечно устраивают какой-то кипеш и затягивают всех вокруг. Мито именно такая.       С девчонками мне общаться не доводилось. Просто так получилось, что я была знакома только с мальчишками. Люди… Всё же дед был прав, они от меня отличаются. Жизнь в посёлке была слишком быстрой, а люди — слишком шумными, их тут было слишком много.       Потом так получилось, что я познакомилась с Айко, а она уже почти взрослая. Куноичи. Она учила малышню метать кунаи, присматривала за ними, примерно два раза в месяц уходила на миссии, потому что была сильной. Хорошо общалась с Кентой; мы с ней тоже подружились, Айко помогала мне с волосами.       И Мито оказалась неплохой. Шумной и шебутной, немного навязчивой, но точно не плохой. Она была интересной, поговорить с ней можно было о многом. Но слушать она определённо не умела. И именно она сидела на самом видном месте на крыше и смотрела в лес.       Подкрадываться к шиноби чревато последствиями, поэтому я подобрала шишку с травы и кинула в неё, а Мито оказалась достаточно рассеянной, чтобы не заметить её — шишка прилетела ей прямо в голову, отскочила и шумно покатилась по черепице. Мито крупно вздрогнула и чуть не упала, быстро повернула голову в мою сторону. Я помахала рукой и криво улыбнулась. Она спрыгнула вниз, приземлилась точно на ноги, быстро отряхнулась и подскочила ко мне.       — О, привет! Что-то случилось? Как всё прошло? Ты же не ранена, нет? Крови вроде бы нет… А у тебя вообще кровь есть? А кости? Кости есть?       — Крови точно нет, а вот про кости я не знаю, — ответила я, растерявшись. Но быстро взяла себя в руки и отчиталась: — Мы закончили, свиток я спрятала. Хаширама почти всё время отсиделся в стороне, но главу Сенджу я не видела. Передай Итаме и Тобираме, ладно?       — Ты что, уже уходишь? — мигом стушевалась она. Правда, совсем ненадолго: — А хочешь есть? У нас персики есть, очень сладкие. И Теруко-сан приготовила дораяки, очень вкусно получилось. Пошли, ты пока возьмёшь, а я мальчишек приведу, и ты им лично всё расскажешь, а?       Я не согласилась. И всё равно через считанные минуты оказалась внутри дома, сидя перед столом, а Мито убежала, громко пообещав вернуться как можно быстрее. На столе стояла глубокая тарелка с лапшой удон, потому что Теруко показалось, что я голодная. Она хотела добавить ещё и что-то, похожее на мясо и пахнущее мясом, но я быстро предупредила, что мяса не ем (отказаться от еды вообще у меня не получилось). Человек спорить не стала — здесь все уже знали, кто я такая — и добавила к лапше овощей и грибов. Обещанные персики и дораяки тоже были. И дыня, люблю дыню. И чай — Теруко очень вкусно заваривала чай.       Что ж, с палочками я управляюсь получше, чем с кистью. В пище я не нуждалась, как правило, но есть могла. Я обещала Изуне и Мадаре вернуться, но нельзя же обижать Теруко. День сегодня был очень длинный — и он даже ещё не закончился, и только-только перевалил за середину! Дел ещё много.       Я покосилась на Теруко, поблагодарила её и осторожно взяла палочки. День тяжёлый, надо его как-то разбавить. Почему бы не вкусной едой? Лапша была немного слишком солёной, но это оттеняется пресными жареными овощами.       А потом вернулась Мито с Тобирамой и Итамой, все они были запыхавшимися. Но их тоже усадили обедать, а за столом разговаривать нельзя, а то подавишься.       Мальчишки оказались удивительно терпеливыми. Ну, или им достаточно того, что план сработал, не было никаких взрывов и пожара, потопа и так далее. А я только что подумала, что понятия не имею, чем занимались люди после того, как я ушла со свитком. Ну мало ли что… Перемирие было заключено до тех пор, пока они не разберутся с Зецу. Вот, они разобрались. И что теперь? Всё вернётся… Всё будет как раньше?       Может, они уже поубивали друг друга, мало ли что. А я ничего и не знаю, меня там уже не было.       Но, с другой стороны, Таджима был ранен, у него вся рука была в крови, да и вообще, там всем досталось, все устали. Логичнее разойтись, зализать раны и уже потом сцепиться. Проблема в том, что люди далеко не всегда поступают логично.       Мне стало совсем тоскливо, у сладостей как будто пропал вкус, я отставила стакан с чаем.       Итама поднял тарелку и в два глотка выпил весь бульон, лапшу он уже съел. Не по этикету вытер рот рукой и уставился на меня горящими глазами, ожидая рассказа.       — Ну давай, Нарат, рассказывай, — велел Тобирама. Он сидел, подперев голову ладонью и чуть прикрыв глаза. Интересный он. Глаза красные, волосы и брови белые. И ресницы тоже белые. Я посмотрела на Итаму: у него белой была половина головы и одна бровь, но глаза и ресницы — чёрные.       — Да что рассказывать? Я в стороне стояла. Примерно через два часа после рассвета Зецу появился около засохшего русла…       — Откуда узнали?       — Ну я попросила птиц и животных сказать, если он объявится; птица увидела его, прилетела и рассказала уже мне, а я — главам кланов. Не перебивай, ладно? Они решили, что можно начать сейчас. Отряд собрался быстро, меньше чем за полчаса. Я сказала, где Зецу видели в последний раз, и мы пошли. Я осталась там, где мне сказали, и ждала сигнала. Хашираму тоже оставили в стороне, он же как медик был, а не как шиноби. Но я не знаю, как всё вышло. Вполне возможно, что ему тоже пришлось вступить в бой. Вашего отца я не видела. Когда всё кончилось, я забрала свиток с печатью и ушла его прятать. И всё. Больше ничего не знаю.       Я глубоко вдохнула и глотнула воды — горло пересохло, потому что говорила слишком долго. Чай действительно вкусный. А ещё мне нужен был перерыв, чтобы собраться с мыслями. Потому что был вопрос, который не давал мне покоя уже несколько часов. Хотя я думала об этом вот уже несколько дней. Слышала, как люди обсуждают планы, и задумывалась, а как…?       — А есть какой-то способ проверить, ну, действительно ли в свитке что-то есть? — спросила я.       — Да, запросто, — пожал плечами Тобирама. — Активируешь печать и сразу становится понятно, есть там что-то или нет. А что? Боишься, что Зецу сбежал? Или что тебе подсунули фальшивый свиток, а настоящий, с тварью, теперь в руках у кого-то?       — Боюсь, что это была ловушка. Что Зецу всё подстроил. И он, например, всех убил, принял облик Таджимы, отдал свиток мне и спокойно смылся, потому что сейчас, когда я всем рассказала, что всё закончено, все будут спокойны. А потом, когда никто не вернётся домой, кланы пойдут искать своих, найдут трупы… Тогда война вспыхнет снова, в неё окажутся втянуты ещё и другие кланы, а ещё вы точно перестанете мне верить.       Люди крепко задумались. Из них только Тобирама его видел — тогда, на реке, когда меня ранило. Он не мог, разумеется, объективно оценить силы и способности Зецу, то один только тот факт, что никто из них его не заметил, хотя Чёрный следил за ними десятилетиями.       — Тогда бы он тебя убил на месте, — покачал головой Тобирама. — Сама подумай, зачем ему отпускать свидетеля? Особенного такого, как ты.       — А зачем ему меня убивать, если вы посчитаете меня предателем или и вовсе сообщником Чёрного?       — А вдруг это было в его планах? — предположил Итама. — Ну, перемирие. Ты же видела, как он следил за Хаширамой и Учиха Мадарой, когда они встречались на берегу реки. Зецу мог запросто их убить, и тогда бы точно война бы продолжилась.       — Если и так, то быть запечатанным этот явно не хотел, — фыркнула Мито и отпила чая. — И вообще, чего такие похоронные настроения? Давайте веселее. Всё хорошо будет. Нарат, почему ты думаешь, что Зецу всё подстроил?       — Просто… Как будто всё произошло слишком просто и быстро.       — Так может, дело в том, что в отряде были самые лучшие шиноби? Вот они и справились. Не обязательно же, чтобы всё было сложно, через кровь и боль? Если за дело берётся профессионал, то всё так и бывает — просто и быстро. К тому же отряду надо было не убить и не победить Зецу, а просто заманить его в ловушку. Это всё-таки проще.       Я признала, что да, может быть и так. Действительно, может, они просто справились хорошо? В отряде были только самые сильные и опытные, даже довольно-таки сильного Мадару с собой не взяли. Только самых лучших. Самых-самых лучших, вот они и справились быстро и легко.       Да и не сказать, что так уж и легко. Таджима точно был ранен, и другие тоже.       — Но вообще всё действительно хорошо, — признался Тобирама и довольно улыбнулся. — Отец жив, хотя и довольно серьёзно ранен, они спокойно разошлись с Учиха и скоро прибудут в поселение. К нам пришла призывная жаба с запиской от брата.       — Ты… ты… подлый! — поражённо выдохнула я и вскочила на ноги. — И злой! Почему раньше сказать не мог?! Я тут места себе найти не могу, а ты молчишь! Совесть вообще нет! И вообще, я ухожу!       — Иди, — кивнул Тобирама.       — Пока-пока, — помахала рукой Мито.       — Приходи завтра, — попросил Итама.       У меня дёрнулся глаз. Да, Учиха мне больше нравятся, определённо. Они хотя бы сразу прямо говорят, если что-то произошло или если от меня что-то надо. Поэтому я, промаявшись всю ночь в лесу, потому что никак не могла успокоиться, с утра пораньше направилась к ним, в старое поселение.       А там всё как будто было как и всегда. Разве что трудовой день начался ещё затемно, раньше обычного. На самом деле, конечно же, это было не так. Для людей вчерашний день ещё не закончился. Надо было разобраться с ранеными, с испорченными вещами, с бумагами — Таджима сидел у себя в кабинете и что-то строчил. Мне даже как-то на душе легче стало, когда я увидела его за столом с кистью.       Он оказался ранен куда серьёзнее, чем мне показалось изначально. Порез был глубокий, прямо до кости. Ирьенины не смогли за раз заживить рану, пришлось накладывать швы, перевязывать руку и вешать её на повязку. И тут выяснилось интересное — оказалось, что глава умел писать и левой рукой тоже. Невероятно. А потом выяснилось, что Изуна тоже так может. И Мадара. И Хаширама. И вообще все шиноби с детства учатся одинаково хорошо владеть обеими руками, в том числе и писать тоже.       У людей были ожоги, порезы, переломы. Но несмотря на раны, они были довольны — план удался. Даже несмотря на то, что некоторые шиноби лежали в тяжёлом состоянии, кто-то не приходил в чувства. Два человека умерли к ночи, ещё одного было решено добить к утру, потому что он был очень плох и только мучился, медики не видели возможности помочь ему: даже если бы он выжил каким-то чудом, то остался бы калекой. Остальные… Не знаю. Айко была во вспомогательном отряде, но тоже получила — у неё теперь будет широкий шрам на шее.       Сенджу, естественно, после миссии ушли к себе, не прощаясь и не отчитываясь, так что никто не знал, что у них и как. Надо было сходить и разведать всё самой.       — Доброе утро, — сказала я, пнув ножку стола, чтобы Таджима смог меня увидеть. Он от работы отвлёкся и поздоровался кивком. — Я это… Просто убедиться, что всё хорошо. Извините, что мешаю.       Рассказала о своих мыслях и переживаниях, о подозрениях. Глава честно меня выслушал, указал на несостоятельность некоторых моментов (например, что Зецу смог бы каким-то образом обмануть Узумаки, которые на печатях собаку съели), сообщил, что перемирие перемирием, но бдительность они ослаблять не будут, разумеется. У Учиха были враги и кроме Зецу и клана Сенджу.       Да, не лишено логики. И всё же спокойнее мне не становилось.       Что ж, надо ещё сходить и узнать, как там у Сенджу дела. Хьюга вот в порядке, они всё ещё тут. К себе вернутся через день-другой, когда немного придут в себя. Их присутствие, как я поняла, и не пригодилось, потому что Зецу не особо и пытался сбежать, но свой вклад они внесли.       — Я пойду, посмотрю, как там дела у Сенджу… Скажите Изуне и Мадаре, что я приходила, пожалуйста.       — Передавай привет, — не то всерьёз, не то в шутку сказал Таджима.       К Сенджу я пришла сильно позже рассвета, ближе к полудню.       Мне почти сразу попался Тобирама с вёдрами воды, повезло. Не пришлось бегать и искать. О, и Хаширама тоже тут, я заметила его в окне. Отлично.       Я ткнула Тобираму в локоть, он почти подпрыгнул на месте, с грохотом уронил ведро (облив водой ноги) и почти залепил мне в лоб, но уворачиваться я научилась хорошо. На грохот прибежал Хаширама, увидел картину маслом и вымученно улыбнулся.       А я нахмурилась.       У Хаширамы были глубокие тени под глазами, словно он давно не отдыхал. После того, как Мадара подпалил ему волосы, его немного неровно остригли, а теперь на голове было вообще воронье гнездо. С листочком. Одежда была неопрятной, измятой, с подсохшими бурыми пятнами.       Нет, сам-то он был в порядке, разве что только локти ободрал. Сенджу в общем получили примерно так же, как Учиха: раненых много, но раны по большей части не страшные, всё заживёт. Но погибшие тоже были, были и действительно серьёзно раненные. Хаширама — ирьенин, вот видимо и работает, пока есть силы.       — Тебе бы поспать немного и поесть, — сказала я, придирчиво осмотрев его, и вытащила из волос Хаширамы листок. — Люди без этого жить не могут, ты знаешь?       — Вот, я то же самое говорю, — кивнул Тобирама. Но сам он тоже был далеко не бодр и свеж. Вообще могло быть сто причин, почему они такие усталые и грустные. Могло произойти считай что угодно. Но… Дело в Буцуме, разумеется. Он был сильно ранен.       — Он выздоровеет, — убеждённо говорил Хаширама, но смотрел странно так — он и сам не до конца верил в свои слова. Хотел верить, но не мог. Это… нехорошо… Он же разбирается в медицине, он должен был лучше понимать серьёзность положения, чем его братья или я. Нехорошо, что смотрит так… И говорит, будто хочет убедить и успокоить себя, а не нас. Нехорошо.       Я осторожно похлопала его по плечу, потому что не знала, как ещё выразить сочувствие и поддержку. Можно было попробовать обнять, но мне показалось, что это будет неуместно.       Буцума умер через несколько дней, так и не придя в сознание.