Ссоры не стихали уже несколько дней. Казалось, что в таком напряжении ведьмовское семейство не находилось ещё никогда, даже тогда, когда Джон одним только взглядом готов был уничтожить Брайана, никто из них не ощущал такой нервозности и свалившейся ответственности.
Конечно, основными источниками ссор и скандалов становились Брайан и Роджер, которых Фреду и Джону приходилось растаскивать по углам, чтобы те не поубивали друг друга. Мэй, как правило, угрожал Роджеру выкинуть его коллекцию виниловых пластинок, которую он никак не мог разобрать, и совсем немного усмирял свой пыл, когда Роджер предупреждающе сверкал глазами и обещал превратить его в жабу. Обычно в такой ситуации Брайан не знал, радоваться ему тому факту, что Роджер снова обладает магией, или нет.
Ритуал на кровавую луну, о котором с горящими глазами Джон болтал без умолку, был проведён почти неделю назад. По правде говоря, Роджер не особо верил, что какой-то ритуал (пусть и в одну из самых мистических ночей в году) способен вновь даровать ему магическую энергию. Однако, как оказалось, в успешный исход верили все, кроме него. Даже Брайан не остался в стороне, пытаясь всячески вселить в своего парня уверенность в том, что у них всё получится, хотя Роджер был уверен в обратном. Тейлор абсолютно серьёзно считал, что не достоин прощения своих названных братьев, потому что бросил их, потому что предал их, потому что оставил их одних, несмотря на связывающую их кровную клятву. И поверил он лишь тогда, когда вновь почувствовал искру магии в сердце после «исцеляющего прощенного» купания и кровопролития над семейной Святыней — высеченного из алмаза знака «силы трёх», которую Джон хранил как зеницу ока.
Сейчас Роджер, сверкая будто начищенный шестипенсовик, привыкал к своей силе, без которой учился жить почти полгода. И, конечно же, не упускал возможности продемонстрировать Брайану бирюзовое свечение в собственных глазах, которые снова приобрели ярко-голубую окраску, в гневе отливающей иссиня-чёрным.
Вообще-то они не смогли бы объяснить, из-за чего постоянно вступали в перепалки, хотя для Джона с Фредом всё было яснее некуда. Роджер, понятное дело (хотя понятное, очевидно, не для всех), волновался за Брайана, поскольку он не имел никакой возможности защитить себя от различного рода опасностей, с которыми им придётся столкнуться. И, конечно, будучи чересчур эмоциональным он не мог высказывать своё беспокойство, не повышая голос, что Брайан, конечно, воспринимал как личное оскорбление. Мэй же в свою очередь будучи чересчур любопытным, не мог оставаться в стороне, о чём его настоятельно просили все три ведьмы, к тому же, он совершенно не был согласен с тем, что друзья могут обойтись без него, поскольку знает: больше мозгов, больше толку (дословно: одна голова — хорошо, а две лучше, но Брайан не акцентировал на этом внимания, считая, что и без того ясно озвучил свою позицию).
— Если они начнут бить посуду, нам придётся купить им новый сервиз. — Осторожно заметил Фредди во время очередной словесной перепалки Роджера и Брайана.
— Почему именно мы? — Также тихо спросил его Джон, искренне жалея, что не прихватил с собой попкорна.
— Потому что в этот раз они ссорятся из-за нас. — Закатил глаза Фредди, не понимая, как ч
удным образом он всё-таки влюбился в Джона много-много лет назад, ведь если хорошенько подумать, то Джон та ещё заноза в заднице.
— Никто не просил принимать их всё так близко к сердцу. — Меланхолично отозвался Дикон, продолжая глазеть на Мэйлоров (он придумал это пару часов назад и очень долго смеялся, пока Роджер крутил пальцем у виска и называл его придурком) между которыми разве что воздух не искрился. Джон поморщился, когда Тейлор в очередной слишком сильно повысил голос.
— Я, блядь, сказал тебе, что ты никуда не поедешь! — В очередной раз заявил Роджер, сурово глядя на своего парня и сдувая со лба непослушную чёлку. — Это не курорт и не приключение, это ёбаное логово трёх древних ведьм, мы даже не уверены, что они знают о существовании цивилизации, а ты хочешь заявиться к ним с голой жопой и сказать, что так и было?!
— Господи, никто не планирует заявляться к ним с голой жопой, — пародируя голос Роджера заметил Брайан, — что это вообще значит?
— Блядство! — Ведьма плюхнулась в кресло и одарила Мэя таким взглядом, что тому стоило бы провалиться сквозь землю самостоятельно, а не ждать, пока ему помогут. — Объясняю ещё раз для слишком долгих, три древние ведьмы это не Джон и Фред, и не кто-то, похожий на них. Три древние ведьмы — зло во плоти, они три прародительницы всего ведьмовского рода, сгустки самой тёмной и мощной силы, которая когда-либо существовала. Они ненавидят человеческий род, потому что человечество пыталось уничтожить нам подобных не одно столетие, а теперь представь, что будет с тобой, если ты заявишься к ним домой? — На губах Роджера расцвела почти маньяческая улыбка, от которой даже встречавшемуся с одной из прародительниц Джону стало не по себе.
— Но я ведь буду не один, а с вами. — Попытался в очередной раз доказать свою правоту Мэй, хотя и понимал отдалённо, что сейчас он не прав на все сто процентов. И только Роджер собрался было открыть рот, чтобы излить на него очередную тонну негодования, жестом попросил того замолчать, из-за чего Тейлор так и замер с открытым ртом, беспомощно распахнув тёмные глаза. — Я понял, если я буду с вами, будет ещё хуже, но неужели нельзя обойтись без их помощи? К тому же, это ведь они считаются основателями вашего рода или кем-то вроде того, почему они сами не справятся с этим сошедшим с ума кем-то?
— Полагаю, что это не в их компетенции. — Подал голос Джон, пока Роджер вновь учился оформлять слова в предложения без использования матерных конструкций.
— Почему? — Игнорируя изображающего рыбу Роджера, обратился Брайан к Джону.
— Очевидно, потому что их это не волнует, — пожала плечами Верховная, — в противном случае они бы уже вмешались.
— Но ведь они должны понимать, что это касается всего ведьмовского рода?
— Они своё уже отжили, им может быть просто всё равно. — Взял на себя смелость озвучить мысль, возникшую в головах у всех, Фредди.
— Типа, я тебя породил, я тебя и убью?
Брайан обвёл всех трёх ведьм взглядом, те молчаливо кивнули.
— Быть может, эта затея вообще их рук дело. — Сказал Роджер, усаживаясь в кресле поудобнее и одним взглядом подзывая Мэя к себе, потому что не смотря ни на что рядом с ним он чувствовал себя увереннее. Брайан послушно опустился на подлокотник кресла, позволяя руке Роджера расположиться на своём бедре и глядя на Фредди, спросил:
— Но вы всё равно хотите навестить их? — Кивок. — Даже зная, что они могут планировать уничтожение всех тех, кто когда-то появился благодаря им? — Снова кивок. — Самоубийственно. — Вздохнул Брайан, опуская взгляд в пол, и провёл большим пальцем по Роджерову запястью, ловя на себе нечитаемый взгляд, в котором смешались гнев, отчаяние и нежность, которую Мэй видел в каждом тейлоровском взгляде, обращённом к нему.
— У нас нет другого выбора, Брайан. — Роджер коснулся его ладони своей и сжал пальцы, то ли борясь с неуверенностью, то ли ища поддержки. — Если они не смогут помочь нам, то уже никто не сможет. — В его голосе было столько смирения, что у Мэя сжалось не только сердце, но и горло, мешая его нормальному дыханию.
— Вы не можете так спокойно говорить, это ведь…
— Можем, Брайан, — перебил его Меркьюри, подходя к Джону и обнимая его за плечи, — мы, к сожалению, не всесильны, как бы сильно нам не хотелось верить в обратное. Роджер прав, первородные наша последняя надежда.
Осознание неизбежного накрыло всех четырёх друзей с головой, как будто они разом осознали, что они всего-навсего люди, которым не подвластны законы природы и секреты мироздания. Они были мелкими букашками, ничего не значащими жучками в сравнении с целым миром, который мог рухнуть для сотен тысяч людей в ближайшее время.
Джон уверен, что смирился. В конце концов, он знал, что ничто и никогда не может длиться бесконечно, однако, он и предположить не мог, что всё может закончиться так. Для него Фред целым миром стал, он будто бы и не жил до той нелепой случайной встречи, после которой вся фреддина семья жила в его доме целый месяц. И как бы он не любил Фредди, этот месяц был одним из самых сумасшедших и мозговыносящих периодов в его жизни, о чём Джон, будучи главной сучкой в их семье, постоянно напоминал Меркьюри. И не то чтобы Дикон так сильно не любил родственников своего не менее сумасбродного избранника, но семья у него и правда была немного не от мира сего (конечно, не в самом лучшем значении), они были громкими, странными (по-другому и быть не могло) и немного сумасбродными. Так что, пожалуй, фраза: «я готов видеть твою семью в своём доме хоть каждый день, если это будет наш дом» звучала романтичнее и искреннее любого признания в любви, какими Джон одаривал Фредди со второго месяца их знакомства. Фредди тогда громко и искренне смеялся, потому образ хмурого серьёзного и холодного Джона, каким Меркьюри нарисовал его в своей голове, никак не вязался с ласковым Джоном, способным мурчать подобно коту и топить его в любви и нежности. И Фредди всегда знал, что не прогадал, когда в ответ в Джона влюбился, именно поэтому сейчас ладони на острых плечах сжимал с такой силой, будто кости проломить хотел, клеймо своё оставить, чтобы ни одно живое существо во всей бесконечной вселенной не смогло следы его на теле Джона оставленные уничтожить. И Джон доверчиво жался к этим пальцам каменным, от которых синяки обязательно расцветут и будут служить напоминанием о том, кому Дикон сердце своё отдал, за кого жизнь отдаст, не задумываясь. И больнее всего становилось от того, что дни их счастливой жизни могли быть сочтены, больше вечностью не определяясь. Фредди не знал, сможет он это выдержать или нет.
Комок в горле Брайана будто бы увеличился до размеров Юпитера, ничем другим он не мог оправдать невозможность вздохнуть, он не мог объяснить скопившиеся в уголках глаз слёзы, грозящиеся покатиться по впалым щекам и острым скулам. В его голове не укладывалась мысль о том, что он может лишиться Роджера раз и навсегда. В прошлый раз, когда он думал о чём-то подобном, Роджер боролся с лихорадкой и отказывался принимать какую-либо помощь, а до этого Брайан думал, что потерял Тейлора навсегда, когда готовился уехать из Бейквелла, даже не лелея в душе надежду, что Роджер, его, чёрт дери, Роджер ради него может решиться на побег, не боясь потерять всё. И после всего пережитого Брайан был невероятно счастлив просыпаться по утрам и видеть Роджерово заспанное лицо на соседней подушке, был счастлив готовить им завтраки и проводить вечера перед телевизором, закутавшись в мягкие пледы с кисточками. Сейчас же осознание накрыло его с головой — он ведь, действительно, имел возможность больше никогда не увидеть Роджера, никогда больше не коснуться его руки своей, не почувствовать его губы на своих и не услышать заботу в его словах, когда он в очередной раз будет ругаться, что он не носит дурацкую шапку с помпоном. И всё это было не где-то в далёком будущем, это не просто абстрактные картинки их старости, это вполне реальное будущее, которое может наступить уже завтра.
Поцелуи с каждой секундой всё неистовее становились, прикосновения обжигали, и кожа огнём адским горела в тех местах, где её пальцы музыкальные касались. И мало было всего: прикосновений, поцелуев, с укусами смешанными, и признаний в любви, с губ до крови искусанных слетавших. Всего было мало, потому что хотелось больше, сильнее, яростнее. И синяки, которыми вся шея и ключицы усыпаны, будто дорога, жёлтым кирпичом вымощенная, к своему городу исполнения желаний вела, потому что Роджер невозможный, потому что Брайан — космический, а вдвоём они чёртова гремучая смесь, конец света предвещающая, особенно, когда для многих этот самый конец уже через десять дней наступит. Оттого и насытиться хочется, напиться до исступления, поглотить и больше никогда свету белому не явить.
Роджер плавился, тонкими пальцами в чужие плечи впиваясь и носом в кудри утыкаясь, растворялся в ощущениях и чувствах, потому что не верил, что сможет смириться, потому что Брайан для него своя персональная вселенная, и только с ним (или под ним, ему плевать, если честно) он готов умирать хоть каждую ночь из той вечности, что была им двоим отпущена. И, ласково в висок целуя, чёлку ко лбу прилипшую сдувая, Брайан позволял Роджеру самым любимым себя чувствовать, на атомы распадаться и заново в любимых руках собираться. Мэю и луну не нужно перепрыгивать*, чтобы счастливым себя ощущать, потому что чувствовать Роджера — высшее наслаждение, губы его, в немом вскрике распахнутые, наблюдать и каждой клеточкой тела блаженство ощущать, когда каждый нерв обнажается, как и их души перед друг другом. Потому что все чувства и эмоции накалены до предела, как будто это последняя возможность быть настолько близкими, как будто это их последняя ночь на Земле.
Этой ночью они не разговаривали, потому что лишнее, они и без этого знали, что это не попытка сказать «люблю тебя», а потребность живыми себя почувствовать. Невысказанное «всё ещё живыми» в воздухе виснет, но озвучить значит признать, что они сдались, потому что Роджер избежать последствий не сможет, а Брайан без Роджера не сможет. Сроднились. Слиплись, как макароны в кастрюле, так что ничем их друг друга не оторвать. В единое целое слились, потому что только вдвоём они живут. Иначе никак, таков закон природы.
***
Когда двумя днями позже Брайан копался в библиотеке своих родителей, куда его сплавил Роджер под предлогом того, что ему нужно больше времени проводить с семьёй (Брайан ему не поверил, но благоразумно решил не спорить, подумав, что самому Тейлору нужно время, какое бы он мог провести с семьёй без лишних глаз; а ещё он был уверен в том, что им нужно было пошептаться о неминуемом), он совсем не ожидал, что на самой дальней полке на стеллаже, освещаемом лишь одной лампочкой, найдёт возможное решение проблемы вселенского масштаба.
Уже порядка пятнадцати минут он вглядывался в потрёпанную книгу, пытаясь разобрать хоть слово в рукописном тексте, каким были исчерчены все листы. Некоторые страницы выцвели и пожелтели, из-за чего прочитать хоть что-то становилось практически невозможно, но, датированная вторым веком, эта книжка внушала какую-никакую надежду, потому что, Брайан уверен, бестолковую рукопись не называют «Книга Мёртвых», на бестолковых рукописях не пишут «не для любопытных смертных». И Мэй, мягко говоря, прибывает в шоковом состоянии, потому что в доме родителей, где он провёл восемнадцать лет своей жизни, куда он каждый год приезжает на Рождество, увидеть нечто подобное он ожидал в последнюю очередь.
— Мам! — Крикнул Брайан, неловко покачиваясь на ступеньках и ударяясь головой о потолок, потому что он — дурачина, которая не догадалась спуститься на пол.
Потирая ушибленную макушку, он направился на поиски горячо любимой матери, по счастливой случайности протиравшую пыль в гостиной, прилегающей к библиотеке.
— Мам, а откуда у нас это? — Брайан указал на книгу в своих руках, наблюдая, как брови Рут стремительно ползут вверх.
— Ух ты, я её сто лет не видела, — добродушно улыбнулась женщина, чем ввела Брайана в состояние полного шока, — где ты её нашёл? — Она взяла книгу в руки и внимательно посмотрела на сына, безвольно открывающего и закрывающего рот.
— На верхней полке. — Кое-как выдавил он из себя, пытаясь собрать полную картину происходящего в голове.
— Наверняка, Гарольд её туда кинул, — пожала плечами миссис Мэй и буквально всунула несчастную книжицу в руки не менее несчастного Брайана.
— А при чём здесь папа? — Осторожно поинтересовался он.
— Ну, так эта девчонка, что книгу эту притащила, сказала, чтобы мы её надёжно спрятали, чтобы ни одна живая душа не знала, что она у нас. Мы, конечно, пытались разобраться, что с этой книгой не так, но у нас ничего не получилось. — Беззаботно отозвалась Рут, смахивая пыль с картин.
— А что за девчонка?
— Вот этого я не знаю, если интересно, спроси у отца, — она хмыкнула, — он любит всякие истории рассказывать.
— А где он? — Брайан надеялся, что не звучал слишком взволнованно и любопытно, хотя бы потому что всё происходящее было очень подозрительным.
— Моет полы в нашей спальне. — Снова улыбнулась Рут, вроде бы не обращая внимания на волнение, которое Брайан отчаянно, но безуспешно, пытался скрыть.
***
Дома царило спокойствие, которого так не хватало последние дни, если не недели, поэтому Брайан мог бы назвать себя почти счастливым. Роджер назвал его грёбанным счастливчиком, потому что только он, по мнению Роджера, умудрялся откопать что-то такое, что могло одновременно спасти вселенную и уничтожить её.
Джон с любопытством изучали привезённый Мэем «талмуд», а не отлипающий от него ни на секунду Фредди вился рядом, постоянно касаясь Дикона то ладонью, то коленом. Как выяснилось, книга, написанная на одном из уже давно мёртвых языков (Джон определил его как древневедьмовской, посредством которого ведьмы общались на заре веков), была настоящим сокровищем, о котором в ведьмовском обществе постоянно ходили легенды, но на самом деле никто этой книгой не сталкивался, из-за чего большинство считало её существование не более, чем слухом. Однако книга в кожаном переплёте с тонкими ломкими страницами (некоторые из них были сделаны из человеческой кожи и исписаны кровью) всё-таки попала в руки смертных, когда тридцать лет назад «Книгу Мёртвых» в дом семьи Мэев принесла миловидная блондинка, сверкающая ярко-голубыми глазами и внушающая иррациональный страх, и сказала, что однажды вернётся за этой книгой, а пока просит присмотреть за неё и проследить, чтобы о ней никто не прознал. По словам Гарольда Мэя, он так и не понял, как согласился принять книгу от таинственной незнакомки, которая будто по волшебству исчезла, и он хранил книгу все эти годы, даже не вспоминая про её существование, пока сам Брайан не напомнил, найдя её.
— То есть твой отец назвал это наваждением? — Уточнил Джон, глядя на Брайана поверх очков для чтения и пытаясь разобрать очередную страницу, пользуясь случайно привезённым переводчиком (а он внушал не меньший ужас, чем «Книга Мёртвых») с древневедьмовского.
— Да, как будто он себя не контролировал, — согласно кивнул Брайан, привычным движением поглаживая Роджера, устроившегося с ним в одном кресле, по руке, — сказал, что снова почувствовал себя собой, когда девушка пропала, но книгу выбросить так и не решился.
— Подозрительно, — потёрся носом о Брайанову щёку Роджер, — она сто процентов связана с колдовством, и дело не только в том, что она притащила эту книженцию твоему отцу.
— Меня сейчас стошнит, — фыркнул Фредди, строя презрительную рожицу, обращённую Тейлору, — давно не видел вас такими приторными, фу.
— Заткнись, Фред. — Роджер бросил в него подушкой и прижался поближе к тёплому боку Мэя, всё-таки они слишком много ругались в последнее время, и он успел соскучиться по их семейным вечерам и небольшим нежностям. — Лучше скажи, как много голубоглазых блондинок, обладающих магией, ты знаешь.
— Она здесь сидит. — С усмешкой посмотрел на него Фредди.
— Ой, иди в жопу. — Надулся Тейлор. — Я серьёзно, Фред.
— Голубоглазых блондинок пруд пруди, Родж, — подал голос Джон, отрываясь от книги и будто возвращаясь в реальность, — такая внешность не редкость.
— Да, но обладающие магией голубоглазые и светловолосые англичанки. Она англичанка? — Роджер вопросительно посмотрел на Брайана, тот согласно кивнул:
— Отец не заметил акцента, но, вероятно, он был под действием чар или чего-то подобного, поэтому может ошибаться.
— Не густо. — Печально вздохнул Фредди, утыкаясь взглядом в потолок.
— Угу, но мне совсем не нравится, что по описанию она похожа на нашу старую добрую знакомую. — Заметил Джон, глаза и брови которого в ту же секунду полезли на лоб. — Быть не может.
— Это не доказывает… Что такое? — Тут же напрягся Фредди, внимательно следя за сменой эмоций на Диконовом лице.
Роджер весь обратился в слух, сжимая ладонь Брайана, который неожиданно побелел, как лист бумаги, в своей.
— Как же мы сразу не догадались, — сокрушаясь, вскинул руки к небу Джон, — всё же сходится. Надо было всего лишь быть внимательнее к деталям!
— Да что случилось-то? — Не выдержав, Тейлор поднялся со своего места и в мгновение ока оказался рядом с Джоном, распахивая рот от изумления. — Я думал, это выдумка, не более, чем сказка.
— О чём вы? — С каждой проведённой в неведении Брайан начинал нервничать всё сильнее, он буквально ощущал, как сердце бьётся о рёбра, как ладошки становятся мокрыми.
Смятение и дикий ужас, написанные на лицах трёх ведьм, заставляли самые страшные картинки оживать перед его глазами. Ему казалось, ещё немного, и пол под его ногами разверзнется, и он провалится прямиком в ад, чтобы больше не ощущать этого дикого волнения за друзей, за Роджера, за целый мир.
Он, наконец, набрался решимости взглянуть на то, что заставило ведьм буквально потерять контроль над своими эмоциями, но так и не смог ничего понять, потому что листе бумаги острым почерком Джона было выведено всего одно слово: «Хранитель», которое, к сожалению или к счастью, ему ни о чём не говорило.
— И что это значит? — Поинтересовался он, оглядывая друзей.
— Чистейшее зло… — Почти благоговейным шёпотом ответил ему Джон, — три прародительницы в сравнении с ним слепые котята.
— И что нам делать?
— Молиться. — Вздохнул Роджер, переводя взгляд на видневшийся из гостиной кусок холла, откуда через секунду донеслась трель дверного звонка.
Гостей они не ждали, поэтому произошедшее стало ещё большей неожиданностью, будто свидетельствующей о скором конце.
— Зловеще. — Криво усмехнулся Фредди, на всякий случай закрывая «Книгу Мёртвых» и пряча её между диванных подушек. Ненадёжно, зато в глаза не сразу бросается. — Кто пойдёт открывать?
Но идти открывать дверь не пришлось никому, поскольку уже в следующую секунду она распахнулась, являя четырём друзьям их старую знакомую, выглядевшую так, будто она собиралась как минимум захватить мир.
— Мэри?!
— Привет, мальчики, — улыбнулась блондинка, — вы кое-что у меня забрали.
