a turn of the earth

      15 апреля 2002-го года              Чертовски холодно для апреля. Дин одет слишком легко — по крайней мере для ночных прогулок по горам Монтаны. Всё его тело немеет, суставы практически сводит от холода с каждым шагом в сторону охотничьего домика. Глаза Дина болят, слезятся на холодном ветру. Он чихает и его челюсть начинает болезненно пульсировать в том месте, где, Дин уверен, вот-вот появится синяк.              Он поднимает руку, чтобы осторожно помассировать то место, где образуется багровый отёк. Его отец ушёл в лес, чтобы позаботиться о кицунэ самостоятельно, предварительно приказав Дину вернуться на базу, и, конечно же, Дин подчинился, он всегда подчиняется, независимо от того, как сильно ему хочется проявить себя.              Дин мягко прижимает пальцы к ноющему месту на челюсти, его глаза моментально начинают слезиться от прикосновения. Он давит сильнее, наказывая себя, до тех пор, пока нервы вдоль его челюсти, кажется, не атрофируются от боли.              Он идёт по лесу, ругаясь и спотыкаясь, пока полмили спустя не обнаруживает среди деревьев хижину, где они с отцом разбили лагерь на выходные. Приглушённый янтарный свет в окнах внезапно кажется Дину божьим даром после событий этой ночи, и он почти механически бредёт по утоптанной грунтовой дороге к домику, чувствуя, как горят мышцы бёдер.              Оказавшись внутри, он моментально стягивает с себя куртку и направляется в ванную, чтобы проверить своё лицо на наличие дополнительных травм. Он встаёт перед зеркалом, оперевшись руками о мраморную раковину, и с отвращением смотрит на своё отражение. Его челюсть выглядит ужасно — она уже ощутимо распухла и посинела, а на чувствительной коже между бровью и веком виднеется небольшая рваная рана. Глаза слезятся, покрасневшие, усталые.              Дин яростно бьёт по стеклу — не настолько сильно, чтобы разбить, но достаточно сильно, чтобы причинить себе боль. Костяшки пальцев немеют, их моментально начинает колоть.              — Сукин сын, — рычит он, баюкая руку, и в этот момент раздаются два резких стука во входную дверь.              Дин замирает, а затем тянется к пистолету за поясом. Отец ни за что не закончил бы так быстро.              Пульсирующая боль в руке и лице внезапно рассеивается, когда он поднимает пистолет и мягкими шагами крадётся к входной двери. Он прижимает дуло пистолета к косяку, задерживая дыхание на одну, две, три секунды, прежде чем открыть дверь, снять предохранитель и направить ствол на незнакомца.              Ну… не незнакомца. Это Кас, его волосы находятся в таком же жутком состоянии, как и всегда, плечи поникли, щеки розовеют от холода.              — Здравствуй, Дин, — говорит Кастиэль, глядя на пистолет с лёгким безразличием.              — Кас, — так же сердечно выдыхает Дин; со смесью облегчения и удивления он опускает пистолет, чувствуя, как замедляется пульс.              — Позволишь войти?              Дин молча кивает, отступая в сторону, чтобы пропустить Кастиэля внутрь, и его сердцебиение внезапно учащается по другой причине; что-то внутри неприятно сжимается. Прошло… два, почти три месяца с тех пор, как он в последний раз видел Кастиэля, и он не хочет признаваться в этом, но он… вроде как рад видеть его снова. Каждый раз, когда Кас пропадает, Дин всё больше убеждается в том, что он сходит с ума.              — Если честно, мне всё ещё кажется, что у меня галлюцинации, — признаётся Дин, щёлкая предохранителем и убирая пистолет за пояс. — Голоден?              — Нет, я в порядке, — говорит Кастиэль, его руки болтаются по бокам. Тёплый взгляд сосредоточен на Дине. — Рад тебя видеть, Дин.              Дин сглатывает, чувствуя, как жар начинает покалывать его челюсть.              — Да. Я тоже рад тебя видеть. Спустя столько времени.              Глаза Кастиэля устало опускаются, и он спрашивает, уже тише:              — Как долго?              — Около двух месяцев.              Кастиэль закрывает глаза и немного опускает голову так низко, что его подбородок едва не касается груди.              — Мне жаль.              Дин пожимает плечами.              — Это не твоя вина.              — Тем не менее, это причиняет тебе боль.              — Боль? — эхом отзывается Дин.              Кастиэль тупо смотрит на него, а затем на его лице появляется горькое понимание.              — Я всё время забываю, — говорит он с кривой улыбкой. — Мы ещё не друзья. Моë отсутствие не влияет на тебя так, как твоё на меня.              Дин хочет сказать, что это не совсем так — что он тратит больше времени, чем хотел бы признать, гадая, когда же Кас снова бесцеремонно ворвётся в его жизнь, возможно, чтобы посмотреть пару новых выпусков «Своей игры» или украсть ещё немного кофе. А возможно чтобы забрать наконец свой дурацкий плащ и свою дурацкую фотографию, которую Дин взял лишь однажды… и на которую он смотрел ещё не раз с тех пор. Ничего из этого он не скажет вслух — он не хочет давать Кастиэлю рычаг давления на себя.              — Что ты здесь делаешь? — нахмурившись, спрашивает Кастиэль, плавно меняя тему. — Ты на охоте?              — Да, был, — Дин опускает глаза, стыд застревает у него в горле, и на мгновение он оказывается слишком подавлен, чтобы говорить.              — Дин? — Кастиэль делает ещё один шаг вперёд, его брови озабоченно изгибаются, взгляд снова фокусируется на синяке, расцветающем на подбородке Дина, и на его лице появляется странное, пустое выражение.              Подойдя достаточно близко, Кастиэль протягивает руку, чтобы нежно коснуться синяка большим пальцем, возможно забывшись, и Дин вздрагивает от боли и шипит.              — Ты ранен, — говорит Кастиэль, быстро отдергивая руку. — Что произошло?              — Ничего страшного… — начинает Дин, его щёки всё ещё пылают лесным пожаром от небрежной нежности пальцев Кастиэля, так мягко порхнувших по коже.              — Дин, — повторяет Кастиэль своим низким странным голосом, напоминающим Дину о том, что перед ним стоит ангел — ну или, во всяком случае, существо недюжинных способностей.              — Я сплоховал, ясно? — рявкает Дин, чувствуя, как его плечи напрягаются. — Я облажался.              — И монстр ранил тебя?              — Нет, — натянуто отвечает Дин, смущение снова переполняет его, и на мгновение он замолкает. — Отец… я запорол охоту и чуть не убил нас обоих. Я думал, что справлюсь…              Кастиэль выглядит устрашающе. Только так Дин мог бы это описать — теперь он будто бы прозрел и впервые по-настоящему увидел его в этом свете — как порождение Божьего гнева или что-то в этом духе. Плотно сомкнутые челюсти, тёмные грозные глаза, сжатые кулаки, руки напряжены по бокам, и на мгновение Дину кажется, что он мельком видит божественное существо за человеческой маской.              — Твой отец ударил тебя, — говорит Кастиэль ровным голосом, гораздо спокойнее, чем Дин ожидал.              — Это пустяк, — настаивает Дин, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще открыл рот. — Родители же постоянно шлёпают своих детей, когда те делают глупости. Это даже не больно. Чёрт, да я это заслужил, Кас, разве ты не слышал? Я сказал, что чуть не угробил нас обоих.              Кастиэль смотрит на него ещё несколько мгновений, его лицо лишено всякого выражения. Плечи всё ещё напряжены, и Дин вдруг понимает, почему тот выглядит странно — непривычно видеть его без плаща.              Раздаётся ещё один стук в дверь, и Дин вздрагивает — Кастиэль же просто переводит взгляд на дверной проём.              — Я проверю, — говорит Дин, снова вытаскивая пистолет из-за пояса. Он останавливается у входной двери, прижимается ухом к дереву, прислушиваясь к звукам снаружи.              — Дин? — голос отца доносится из-за двери после минутного молчания. — Это я. Пароль Импала67, открывай.              Дин выдыхает с облегчением и открывает дверь. Джон тут же протискивается мимо него, винтовка перекинута через плечо, на его щеке и затылке засохла кровь. Он бросает пиджак в сторону вешалки.              — Всё в норме? — осторожно спрашивает Дин, тщательно пытаясь замаскировать чувство вины в голосе.              — Да, — совершенно безэмоционально отвечает Джон, от чего Дин почему-то чувствует себя ещё хуже, чем прежде. — Проблем больше не возникало.              Кастиэль попадает в поле зрения Дина, и они с Джоном синхронно оборачиваются к нему.              — Отец, — быстро говорит Дин, прежде чем Джон успевает что-либо сказать или вытащить пистолет. — Это Кас. Он мой друг.              — Друг? — скептически переспрашивает Джон, в его голосе отчётливо слышна враждебность, палец дёргается в сторону спускового крючка винтовки.              — Да, он охотник. С юга, — моментально поясняет Дин, бросая на Кастиэля быстрый умоляющий взгляд с просьбой подыгрывать сказанному. — Только что пришёл. Работает над тем же делом, что и мы, но мы его опередили.              — Прикид у него совсем не охотничий, — фыркает Джон, указывая на пиджак и галстук Кастиэля; однако он кажется уже чуть более расслабленным. — Откуда вы двое друг друга знаете?              — Э-э… — Дин теряется.              — Мы работали над делом оборотня несколько месяцев назад, — отвечает Кастиэль с такой прохладой, что у Дина волосы встают дыбом на затылке — его тон кажется достаточно нейтральным, но в нём будто есть какой-то подтекст или оттенок, едва уловимый, словно прилив под гладкой поверхностью воды. Атмосфера в комнате моментально накаляется, будто воздух перед летней грозой.              — Вы — Джон Винчестер? — спрашивает Кастиэль всё тем же ровным, спокойным голосом, делая шаг вперёд.              Джон кивает и протягивает Кастиэлю руку, ожидая рукопожатия. Кастиэль крепко сжимает её, но в следующую секунду отступает и бьёт Джона по лицу с громким треском. Удар такой силы моментально заставляет Джона распластаться на полу.              — Кас! — в ужасе кричит Дин, а Джон, выплевывая проклятия, уже карабкается к своему пистолету, после чего поднимает его и направляет прямо в грудь Кастиэля.              Дин загораживает его и выставляет руки перед собой, обращаясь к отцу:              — Папа, не надо, он не хоте…              — Прочь с дороги, сын, — Джон почти рычит, поднимаясь на ноги с заряженным пистолетом в руках. С его нижней губы на бороду, там, где губа была рассечена, капает кровь.              — Отойди, Дин, — коротко говорит Кастиэль позади него, и Дин чувствует, как тот практически вибрирует от желания вступить в бой. «Эй, — шальная мысль проносится в голове Дина, — кто бы мог подумать, что они хоть в чём-то сойдутся?»              — Дин, с дороги, — голос Джона сквозит едва контролируемым гневом. — Это приказ, ты понял меня?              Рука Дина, всё ещё выставленная вперёд, подрагивает.              — При всем уважении, сэр, — говорит он дрожащим голосом, — вам придётся сначала застрелить меня.              На мгновение возникает стоическое напряжение, никто не шевелится, будто даже не дышит — Дин по-прежнему ощущает ярость, исходящую от Джона густыми волнами, чувствует тёплое, тяжёлое дыхание Кастиэля за спиной. Лицо Джона мрачно, его пистолет всё ещё поднят, снятый с предохранителя. Проходит несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем он наконец опускает оружие. Дин резко и облегчённо выдыхает, будто весь воздух вдруг вышибают у него из груди.              — Пусть проваливает, — говорит Джон, его тёмные глаза всё ещё злобно сверлят Кастиэля.              Дин грубо хватает Кастиэля за лацкан пиджака и тащит его к входной двери.              — О чём, чёрт возьми, ты думал? — кричит он, когда они выходят на улицу, грубо толкая Кастиэля. — Тебе что, жить надоело?!              — Он заслужил это и даже больше, — спокойно говорит Кастиэль, разглаживая рубашку там, где ее помял Дин. — Он ужасно с тобой обращается.              — Ну ни хрена себе! — рявкает Дин. — Он мой отец, и иногда он просто невыносим, конечно, но он всё ещё мой отец. Это не даёт тебе права махать кулаками, Боже мой—              — Тебе не следовало подвергать себя опасности, — говорит Кастиэль, неодобрительно нахмурив брови. — Только не из-за меня.              — Он бы застрелил тебя, Кас, поверь мне.              — Это была бы моя проблема.              — Боже, — снова стонет Дин, бросаясь к лесу, его челюсть всё ещё дико ноет от недавнего удара. Кастиэль раздражённо следует за ним.              — Куда ты собрался, Дин? — голос Кастиэля нагоняет его.              — К Импале, чтобы поскорее отделаться от тебя.              Он слышит, как Кастиэль вздыхает и колеблется, но мгновение спустя звук шагов, мягко шуршащих по гравию и грязи, возобновляется, извещая Дина о том, что Кастиэль по-прежнему следует за ним.              — Отвали от меня, Кас, — бросает Дин через плечо. — Меня уже достали твои скачки во времени, не припомню, чтобы изъявлял желание участвовать в этом цирке.              Звуки шагов за его спиной снова смолкают, и Дин проходит ещё немного, прежде чем поворачивается, чтобы высказать своё недовольство Кастиэлю в лицо, но… того нигде нет.              Дин хмыкает себе под нос. Он внимательно оглядывается, чтобы ещё раз удостовериться в том, что Кастиэль исчез, а затем разворачивается на пятках и продолжает свой путь к Импале, припаркованной на подъездной дорожке у склона небольшого холма.              — Буду счастливчиком, если не получу ещё один нагоняй из-за тебя, — ворчит Дин себе под нос, выуживая из кармана ключи от машины. Когда он добирается до Импалы, Кастиэль, к внезапному удивлению Дина, как ни в чём не бывало сидит на пассажирском сидении, наблюдая за его приближением с раздражающе спокойным выражением лица.              — Так ты не испарился, — раздражённо говорит Дин, огибая машину с другой стороны и открывая дверцу. — Как, чёрт возьми, ты сюда попал?              — У меня ещё остались кое-какие способности, — говорит Кастиэль. — Я могу перемещаться в пространстве, по крайней мере на небольшие расстояния.              Какое-то мгновение Дин просто сидит, не зная, что делать — он хочет, чтобы Кастиэль убрался с его глаз, но чтобы он остался, Дин хочет не меньше. Кас нарушает тишину первым:              — Я могу уйти, если ты правда этого хочешь, — слова звучат искренне. — Я не буду извиняться за то, что сделал с твоим отцом, но я понимаю, как это должно было выглядеть с твоей стороны. Я уже говорил это раньше и повторяю снова: я не хочу доставлять тебе проблем.              — Тебе больше некуда ехать, — бубнит Дин, сжимая руль.              — Я что-нибудь придумаю, — говорит Кастиэль с лёгкой улыбкой, берясь за ручку двери. — Но если я не увижу тебя до того как снова исчезну, я хочу сказать тебе, что—              — Просто… — Дин закрывает глаза, скрипя зубами от разочарования. — Просто… Кас. Останься, ладно? Всё нормально. Я не собираюсь выгонять тебя на мороз.              — Ты уверен?              — Начну сомневаться, если продолжишь спрашивать.              Кастиэль со скрипом захлопывает дверцу машины и откидывается на сиденье, закрыв глаза.              — Спасибо.              — Кстати, в прошлый раз ты оставил свой дурацкий плащ, — говорит Дин, заводя машину. — Он в багажнике.              Глаза Кастиэля медленно открываются, и он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Дина.              — Ты сохранил его?              Дин неловко кладет руки на руль.              — А надо было выбросить?              — Нет, — говорит Кастиэль, снова закрывая глаза. — Спасибо.              — Так поступил бы любой порядочный человек, — говорит Дин, смущённо пожимая плечами. — Не за что меня благодарить.              — Ты больше, чем просто порядочный, — бормочет Кастиэль, так тихо, что Дин задаётся вопросом, не ослышался ли он. В конце концов делает вид, что ослышался.              На мгновение воцаряется тишина, если не считать рокота Импалы на ухабистой грунтовой дороге, прежде чем Дин произносит с лёгкой усмешкой:              — Отец надерёт мне задницу.              Кастиэль обеспокоенно выпрямляется в кресле.              — Почему ты так говоришь?              — Не знаю, может быть, потому что один из моих якобы друзей пытался вырубить его? — говорит Дин, поднимая брови. — Как ты думаешь, Кас, кому придётся отдуваться за это?              — Я убью его, — клянëтся Кастиэль низким, холодным голосом.              — Эй, эй, просто… остынь, ладно? — говорит Дин, бросая встревоженный взгляд в его сторону. — Господи, да что он тебе сделал?              Желваки выступают на челюсти Кастиэля и с каменным выражением лица он отворачивается к тёмному окну.              — Я так понимаю, вы, ребята, не ладите в будущем, — догадывается Дин. — Но в этом времени он ни в чём не виноват. Он ещё ничего тебе не сделал. Так что оставь его в покое.              — Дело не во мне, — сердито отвечает Кастиэль. — Джон… — он замолкает и качает головой. Взяв себя в руки, Кастиэль наконец говорит: — Я уважу твою просьбу не трогать его. Но я хочу, чтобы ты знал, что… — Кастиэль делает глубокий, прерывистый, разочарованный вдох и так же резко выдыхает. — Ни ты, ни Сэм, не заслуживаете того, через что он заставил вас пройти.              — Он просто делает всё, что в его силах, — оправдывается Дин, чувствуя, как в нём вспыхивает ещё одна искра негодования. — Ты ничего о нём не знаешь, понял? Он не такой, как ты думаешь.              Кастиэль открывает рот с намерением возразить, но в итоге молча отворачивается к окну.              — Куда мы едем? — наконец спрашивает он, явно желая сменить тему. Что, кстати, вполне устраивает Дина.              — Ну, у меня полный бак бензина, а в багажнике двенадцать банок пива, — говорит Дин, слегка пожимая плечами. — И никаких конкретных планов.              Дину кажется, что на губах Кастиэля появляется лёгкая улыбка, и он отрывает взгляд от дороги, чтобы убедиться в этом, но Кастиэль тут же отворачивается к окну.              — Если только ты… не против, — неуверенно говорит Дин.              — Дин, — говорит Кастиэль, теперь его голос ласковый. — Я отправлюсь с тобой хоть на край света, только попроси.              Дин прикусывает язык, ошеломлённый преданностью и нежностью небрежных слов, совершенно не зная, как на это ответить.              — Ну, боюсь, до туда у меня бензина не хватит, — слабым голосом произносит он, и Кастиэль улыбается.              Проходит ещё несколько мгновений молчания, прежде чем Дин признаётся:              — Иногда я просто хочу убежать, — слова, кислотой обжигающие горло, тяжело звучат в тишине, они даются нелегко.              Кастиэль не поворачивается полностью, но лёгкий наклон головы даёт Дину понять, что он внимательно слушает.              — Я просто… — Дин сглатывает и что-то в его груди болезненно сжимается. — Знаешь, я не против охоты, нет. Это всё, что у меня есть. И я делаю это, потому что так хочет папа и потому что у меня это хорошо получается, но… — во рту у него пересыхает, потные ладони сжимают руль крепче. Кастиэль внимательно наблюдает за ним. — Я не хочу этого делать только из-за того, что у меня нет другого выбора, понимаешь? Не хочу чувствовать себя в ловушке. Хочу, чтобы когда-нибудь у меня появилась возможность выбраться.              — Дин, — произносит Кастиэль тихо, почти хрипло.              — У Сэма получилось, — говорит Дин порывисто, будто не в силах остановиться. Кастиэль по-прежнему слушает. — Сэмми поселится с девушкой, найдёт настоящую работу. Почему тогда я… почему я должен…              Рука Кастиэля находит его запястье. Прикосновение невесомое, будто пёрышко — просто лёгкий жест утешения, и это можно принять за пустяк, но по какой-то причине Дин не может. Кастиэль всё это уже знает, признаёт. Вполне возможно, у них уже был подобный разговор.              — Чёрт, — говорит Дин, отдёргивая руку. — Чёрт, прости. Обычно я не… Это так глуп—              — Ты не заслуживаешь такой жизни, Дин, — говорит Кастиэль. — Ты заслуживаешь гораздо большего.              — Правда? — шепчет Дин, не отрывая взгляда от рытвин и ям на дороге.              — Ты заслуживаешь…              — Кас, — говорит Дин, не отрывая взгляда от дороги. — У меня получится вырваться?              Кастиэль замолкает, и когда Дин поворачивается, чтобы посмотреть на него, то встречает взгляд, исполненный бесконечной печалью.              — У меня не выйдет, не так ли? — говорит Дин. Он знал, он всегда знал это, но его горло всё равно плотно сжимается в этом ужасном ощущении, когда ты находишься на грани слёз. — Не знаю, чему я удивлён.              — Я ничего не могу тебе сказать, — умоляюще произносит Кастиэль. — Пожалуйста, пойми, что всё, что я скажу, может катастрофически повлиять на события будущего.              — Да какая разница? — огрызается Дин, охваченный внезапной яростью. Он злится на своего отца, на Каса, на всё.              — Потому что всё сказанное и сделанное мной в этом времени может привести к твоей гибели, которую я не смогу предвидеть, — так же яростно отвечает Кастиэль. — Или ещё чему-нибудь ужасному. Я просто не знаю, Дин — я не знаю, как именно всё изменится от моих слов, я не могу так рисковать. Я не могу рисковать тобой.              — А тебе-то какое дело? — говорит Дин сквозь плотно стиснутые зубы. — Ты всё равно уже ходячий мертвец, сам же сказал.              Слова резкие, злые, предназначены для того, чтобы причинить боль. Кастиэль дважды моргает, что, по мнению Дина, сравнимо с ошеломлением, как от пощëчины.              — Возможно ты и прав, — бесстрастно произносит Кастиэль. — Но я беспокоюсь не о себе.              — Я просто хочу сказать, что если тебя сотрёт из мироздания, то… по сути, временна́я шкала всё равно будет испорчена. Поэтому я не понимаю, что в этом плохого.              — Но ты сказал, что не хочешь ничего знать о будущем, — парирует Кастиэль.              Да, сказал.              — Ну, как хочешь, — в конце концов отвечает Дин.              Они молчат ещё несколько минут. Чем больше времени проходит, тем больше Дин чувствует себя первоклассным куском дерьма.              — Прости за то, что я сказал, — наконец бормочет он, избегая встречаться взглядом с Кастиэлем. — Мне следовало подумать прежде чем открывать рот.              — Всё в порядке, — Кастиэль звучит бесстрастно, невозмутимо, и Дин почти язвит: «Да, с тобой в порядке, лучше не бывает, не так ли?». — Я не жду, что тебя будет волновать, что со мной произойдёт. Мы едва знакомы.              — И всё же, — говорит Дин, покусывая нижнюю губу. — Это было глупо с моей стороны. У тебя и так жизнь не сахар.              — Как и у тебя, — говорит Кастиэль.              Машина внезапно подскакивает на дороге, и Дин удивлённо ругается, но, кажется, всё в норме.              — Это был верх безрассудства, — внезапно говорит Кастиэль, — но спасибо за то, что ты вступился за меня перед отцом. Я знаю, что он грозный человек.              — Это я уже уяснил, — бормочет Дин. Внезапно он замечает впереди развилку. От основной дороги отходит ещё одна, кажется, ведущая в поле, и Дин, следуя своей прихоти, сворачивает туда и выжимает педаль газа, заставляя Импалу набрать скорость.              — Ты уверен, что это безопасно? — с сомнением спрашивает Кастиэль, крепко сжимая ручку двери, чтобы не подпрыгивать к потолку на каждом ухабе.              — Не-а, — ухмыляется Дин.              — Тебе разве монстров мало?              — Кас, я оскорблён, — Дин поворачивается, чтобы одарить Кастиэля самоуверенной ухмылкой. — Местные монстры трепещут от одного звука моего имени.              — Справедливо, — невозмутимо замечает Кастиэль. — Ты же само воплощение угрозы.              — Эй, без шуток, я внушаю страх, когда работаю. Серьёзно. Я как джедай.              Дорога постепенно сужается, а затем и вовсе сходит на нет. Длинные пушистые травинки серебрятся в лунном свете полей. Дин притормаживает и выключает двигатель.              — У тебя появился план? — спрашивает Кастиэль, поднимая брови и наблюдая за тем, как Дин выбирается из машины. Ему, как и Кастиэлю, такое изменение атмосферы, кажется, приходится по душе.              — Посмотри наверх, — говорит Дин, направляясь к багажнику. — Я по пальцам могу пересчитать то, что может сравниться с видом звёздного неба.              — Я видел звёзды, — задумчиво произносит Кастиэль, выскальзывая с пассажирского сидения и закрывая за собой дверь. — Землю я нахожу куда более привлекательной. И… тёплой.              Дин протягивает Кастиэлю пиво, тот берёт банку, а затем, последовав примеру Дина, прислоняется к капоту Импалы.              — Когда-то мы делали так с Сэмми, — говорит Дин, поддевая алюминиевое колечко на банке. — Скучаю по этому говнюку.              — Я тоже скучаю по Сэму, — отвечает Кастиэль. Он делает большой глоток и вздыхает. Лёгкое облачко пара от его дыхания клубится в лунном свете.              Дин задерживает на Кастиэле долгий взгляд, уверенный, что тот этого не замечает; он задумчиво оценивает его, прежде чем тихо произнести:              — Значит… ангел.              — Это мы, кажется, уже выяснили.              — И что же происходит там, наверху?              — Бог действительно существует, но он, вроде как, придурок, — признаётся Кастиэль. Дин пожимает плечами и кивает, не удивлённый такой характеристикой. — И инопланетяне.              — Чувак, — говорит Дин, ошеломлённо уставившись на него. — Приятель, не-а. Скажи, что ты блефуешь.              Кастиэль пожимает плечами, и его губы приподнимаются в лёгкой дразнящей улыбке, прежде чем он делает ещё один глоток пива.              — Ты лжёшь. Ты… лжёшь?              — Кто знает…              — Не будь мудаком. Пожалуйста?              — В мире есть тайны, которые я не в праве поведать тебе, Дин, — торжественно произносит Кастиэль, откидываясь назад, чтобы опереться локтем о капот.              — Значит, ты можешь говорить со мной о Боге, но ни слова об инопланетянах? Ну и кто ты после этого?              Кастиэль смеётся, по-настоящему смеётся, и Дин думает, что, возможно, слышит это впервые.              Дин чувствует, как что-то тёплое вспыхивает у него в груди, словно тлеющий уголёк в очаге, и он улыбается за краем своей банки, а затем делает большой глоток, чтобы скрыть это.              — Ангелы, ха, — говорит он себе, и Кастиэль медленно кивает, его взгляд устремлён вверх, далёкий и задумчивый, будто он пытается заглянуть куда-то за пределы тонкого узора облаков. — Они все такие, как ты?              Кастиэль, всё ещё глядя в небо, осторожно улыбается.              — Нет, — говорит он. — Я такой один.              — И сколько вас?              — Были тысячи, — говорит Кастиэль и на его лице появляется печаль, тяжёлая, как у ветеранов, вдов или смертельно больных. Но в разы глубже. Его печаль кажется непостижимо далёкой и древней, как само сердце мира. — Прежде. Произошли события, которые потрясли Небеса, и от гарнизонов практически ничего не осталось.              Кастиэль отводит взгляд в сторону.              — Должно быть, это отстой, — говорит Дин, пытаясь представить себе тысячу Сэмов, за которыми нужно присматривать. — Все они были твоими братьями и сёстрами?              — Да, — тихо отзывается Кастиэль. — Формально они были моей семьёй.              — Формально?              — Для меня ты и Сэм в куда большей степени семья, чем они, — говорит Кастиэль. — Но прежде моим домом были Небеса.              Дин долго молчит, погружённый в свои мысли, а затем говорит:              — Я действительно дал тебе ключи от Импалы, да?              Кастиэль улыбается.              — Да.              — Значит, ты мне правда нравишься.              Кастиэль издает тихий удивлённый смешок.              — Уж надеюсь.              Дин делает глубокий вдох, и нет, он не пьян, но готов поклясться, что ощущает лёгкое головокружение.              — Может быть, это и хорошо. В смысле… видит Бог, мне бы не помешал друг.              — У тебя опасная жизнь, — бормочет Кастиэль, его ресницы опускаются; Дин яростно цепляется за это движение. В Касе есть что-то странно текучее и пленительное, даже если Дин никогда не признается в этом вслух.              Он спешно отгоняет эту мысль, пожимая плечами и сглатывая, а затем переводит мрачный взгляд на небо.              — Да. Но кто-то же должен её жить.              Кастиэль вздыхает рядом с ним.              — Ныне лежит в тяжких оковах, шею сдавивших грубым железом, — тихо произносит он через мгновение, кажется, цитируя что-то, — вынужденный видеть мир безрассудный.              Дин резко поворачивается к нему.              — Приятель, какого чёрта?              — Это слова поэта, с которым я был знаком когда-то, — говорит Кастиэль с отстранённым видом, рассеянно поднося пиво ко рту. Глотка он не делает, просто прикладывает банку к нижней губе и смотрит вверх. — Его звали Боэций. Я приветствовал его в Небесных вратах, когда пришло его время. Он напоминает мне тебя.              Дин смущённо кашляет.              — Э-э, — говорит он. — Не знаю. Тебе, наверное, виднее.              Кастиэль скользит по нему тëплым, почти дразнящим взглядом.              — Я смутил тебя?              — Ты, вроде как, делаешь это на постоянной основе, — говорит Дин и, чтобы скрыть волнение в голосе, поправляет воротник пиджака.              Кастиэль коротко улыбается, но Дину всё равно кажется, что Кастиэль смеётся над ним, что он находит Дина забавным или что-то в этом духе. Он пытается не дуться, ёрзая на капоте и устраиваясь поудобнее — его копчик начинает неметь от продолжительного сидения на одном месте.              Долгое время они находятся в комфортной тишине, просто пьют и смотрят на звёзды — для Дина это спасение от необходимости говорить — он действительно не знает, что сказать, а Кастиэль, кажется, искренне увлечён, будто бегает глазами по страницам старой любимой книги. Время от времени он тихим голосом называет Дину имена созвездий, о которых тот прежде никогда не слышал.              Когда Кастиэль рассказывает ему о созвездии Эдриана, Дин не выдерживает и шутя спрашивает:              — Ты что, сам их настругал?              — Я создал лишь одно созвездие, — задумчиво произносит Кастиэль, явно не распознав в вопросе шутку. Он не сводит глаз с неба. — Но в это время года оно скрыто от глаз.              Что-то в Дине меняется при этих словах — перспектива, с которой он смотрит на Кастиэля — внезапно он снова поражён осознанием того, что это существо, это нечто, сидящее с ним на крыше Импалы и время от времени отхлёбывающее очередной глоток пива, на самом деле более древнее и могущественное, чем он может вообразить, и это… это пугает. Он дружит, по крайней мере в будущем, с силой, способной влиять на целые галактики. Дин потрясён.              — Думаю, пора возвращаться, — говорит он, неловко откашливаясь. Странный зуд под кожей, прежде незнакомый, накаляет его нервы. Он опасается того, что это может означать.              — Ты уверен, что будешь в безопасности? — спрашивает Кастиэль, и Дин подозрительно смотрит на него, но на лице Кастиэля он видит лишь беспокойство, поражающее своей безграничной искренностью.              — Да, всё путём, — оживлённо отвечает Дин, спрыгивая с Импалы и направляясь к водительскому месту. — Отец наверняка напился. Но я буду в порядке. Правда.              — Как скажешь, — говорит Кастиэль, занимая пассажирское сидение. Дин швыряет свою бутылку куда-то в траву, прислушиваясь к звону, который она издаёт, налетев на камень, в то время как Кастиэль держит свою на коленях всю обратную дорогу.              — Просто чтобы ты знал, — предупреждает Дин, когда они подъезжают к дому. — Отец захочет всадить в тебя пулю, если проснётся, так что, может быть, будет лучше, если ты ненадолго уйдёшь.              — Я предпочёл бы проводить тебя до двери, — говорит Кастиэль, не сводя глаз с тёмного склона подъездной дорожки, его челюсть напряжена.              — О, Кас, — польщённо произносит Дин, прижимая руку к сердцу. — Такой джентльмен.              Кастиэль не утруждается отвести глаза от окна и Дин видит, как его взгляд становится всё более хмурым.              — Не льсти себе. Я просто хочу убедиться, что ничего не случится.              — О, я знаю, Кас. Ты — само очарование.              Кастиэль порывисто проводит рукой по затылку, глубоко раздражённый подколами Дина, а затем с не менее раздражённым видом вылезает из машины.              — Эй, Кас, подожди, — окликает его Дин и выбирается из машины следом за ним. Он открывает багажник и какое-то время роется в оружии и различных охотничьих припасах, после чего достаёт оттуда плащ и клинок, который он тоже возил с собой на всякий случай. Кастиэль теперь рядом с ним, его дыхание чуть замедляется, а взгляд с любопытством задерживается на Дине. В конце концов он протягивает руки и принимает свёрток с этим своим мягким, нежным выражением, которое заставляет лицо Дина пылать.              — Подумал, ты захочешь вернуть его, — говорит Дин, указывая на клинок, будто вся эта церемония дарения была исключительно для этого. — Ну, в целях самообороны.              — Спасибо, Дин, — мягко говорит Кастиэль и с довольным видом натягивает на себя пальто, устраиваясь в нём, как в старом знакомом одеяле. Клинок исчезает у него в рукаве, что кажется Дину не самым удобным вариантом хранения. Но каждому своё, верно?              — Не стоит, — говорит Дин, практически подрагивая от холода (или смущения) и Кастиэль, кажется, понимает его дискомфорт, поэтому он просто разворачивается и двигается в сторону охотничьего домика. Дин следует за ним.              К тому времени как Дин поднимается по ступенькам, Кастиэль уже бегает глазами по записке на двери.              — Твою же мать, — выдыхает Дин.              — Он ушёл, — говорит Кастиэль, неодобрительно хмурясь.              — Ладно хоть записку оставил. Дай-ка взгляну.              Кастиэль молча протягивает ему клочок бумаги.              «Дин, — читает он знакомый аккуратный почерк отца, — Наткнулся на новое дело в Неваде. Не пытайся следовать».              — Про вашу перепалку ничего нет, — говорит Дин, жадно глотая слова и игнорируя то, как его желудок сжимается, как это всегда бывает, когда его отец вот так срывается с места и бросает его. — Значит, всё относительно неплохо. Есть даже вероятность, что ты не входишь в топ–10 его охотничьего списка. Или даже топ–25.              — Часто он так делает? — спрашивает Кастиэль, не сводя глаз с Дина и сжимая губы в тонкую линию, будто ответ ему уже известен.              — Ну, у него полно работы, — говорит Дин, пожимая плечами, уже раздражаясь от сочувствия, которое он почти физически ощущает от Кастиэля. — И, прежде чем начнёшь, отстань. Мне не нужна вечеринка жалости.              — Я не собирался ничего говорить, — отвечает Кастиэль, пожимая плечами. — Но он всё равно мудак.              Дин издаёт тихий смешок, дёргает замок входной двери и открывает её. — Крыть нечем. Но эй, я всё ещё люблю старика, пусть иногда он и ведёт себя не лучшим образом.              — Поверь мне, — говорит Кастиэль, когда они входят в темноту хижины. — Я знаю, каково это. Преданность безответственному отцу, я имею в виду.              — Да? — говорит Дин и тут же спохватывается, вспомнив, с кем разговаривает. Он чуть не задыхается от следующих слов. — Кас… пожалуйста, не говори мне, что ты имеешь в виду Бога.              Улыбка Кастиэля едва различима в лунном свете, льющемся сквозь мутные окна.              — Говорю же, он тот ещё придурок.              Дин недоверчиво качает головой. Да, всё ещё чересчур дико для него.              — Я никогда не видел его, — продолжает Кастиэль, направляясь к дивану. — Только слышал истории.              — Отстой, — говорит Дин с искренним сочувствием, следуя за ним. — Но ты… тем не менее уверен, что он существует?              — Ну, я же пришёл в этот мир каким-то образом, — говорит Кастиэль, будто это должно исчерпать вопрос.              — Кас, — говорит Дин с лёгкой самодовольной улыбкой, — позволь мне рассказать тебе кое-что о пестиках и тычинках…              Кастиэль хмуро смотрит в его сторону, но за этим не чувствуется настоящего раздражения — это привязанность, по большей части. Что-то в Дине беспокойно переворачивается, ведь он действительно замечает это. Эту разницу.              Ещё мгновение Кастиэль неотрывно смотрит ему в глаза; почти потусторонняя настойчивость его взгляда исчезает, уступая место привычной сосредоточенности, однако мягкость его выражения по-прежнему здесь, и Дину кажется, что этот взгляд пронизывает его насквозь. Дин смотрит в ответ, чувствуя, как этот легкий щекотливый трепет возвращается с удвоенной силой.              Кастиэль разрывает контакт первым, он опускает глаза и направляется в сторону дивана, больше не глядя в его сторону.              — Приятель, я не позволю тебе спать на диване, — протестует Дин. — Серьёзно, я могу переночевать здесь. В одной из комнат есть кровать.              — Нет, — твёрдо отвечает Кастиэль, окидывая Дина взглядом с головы до ног. — Тебе нужно как следует выспаться. В любом случае утром меня, наверное, уже не будет.              Дин кивает и сглатывает комок разочарования, подступающий к горлу. Не то чтобы его это волновало.              Он слышит мягкое фырканье и тихое «ох» Кастиэля, и когда он поворачивается, тот смотрит на него с тяжёлым выражением, золотой свет уже струится по его ключице, шее, по линии челюсти.              — Прости, — говорит Кастиэль, и свет пробивается даже сквозь его губы, когда он открывает рот. — Дин, я…              — Всё в порядке, — горько отвечает Дин, делая порывистый шаг назад, когда свет освещает корни волос Кастиэля, заставляя тех будто бы искриться. — Я… мы же скоро увидимся, да?              Кастиэль лишь печально смотрит на него, прежде чем кивнуть.              — Скоро.              Дин закрывает глаза, чтобы не видеть, как Кастиэль исчезает.              — Не умеешь ты прощаться, — шепчет он в тишине комнаты, прикрыв глаза, когда Кастиэля уже нет рядом.