ID работы: 10500252

a turn of the earth

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
1241
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
246 страниц, 18 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1241 Нравится 94 Отзывы 474 В сборник Скачать

Глава 4

Настройки текста
      Несколько дерьмовых месяцев спустя              Незаметно подкрадывается июнь, и с Дином всё в порядке. Правда. Он говорит это Сэму, он говорит это Бобби; отец редко справляется о его благополучии, но когда он всё же делает это… да, у Дина всë хорошо. Даже больше, чем хорошо. Просто превосходно. Он всегда любил лето, любил мчаться по тёплым крошечным городкам Миссури, выжимая 75 миль в час и притворяясь, что он — главный герой какого-нибудь старого вестерна, а Импала — его верный скакун, который может умчать его куда он только пожелает.              Одиночество совсем не тяготит его. Время от времени он пересекается со старыми приятелями, чтобы пропустить по стаканчику, когда оказывается в нужных местах, но большинство из них — друзья его отца, либо друзья-охотники, либо трепло, которое слишком много говорит о «старых добрых временах». Если честно, у Дина нет своих друзей, но это не проблема. Всё равно он не задерживается нигде слишком надолго.              В июне не происходит ничего примечательного — лишь простенькие дела а-ля посолить-и-сжечь, настолько незначительные, что даже намётанный глаз Дина упустил бы их из виду, если бы Бобби не мониторил новостные сайты. Его отец тем временем всё ещё хватается за призрачные нити и мечется с каждой сомнительной наводкой на существо, убившее маму, а у Дина по-прежнему не хватает мужества напрямую сказать ему, что эти отчаянные поиски ни к чему не приведут и что всë это — лишь пустая трата времени. Но этот сизифов труд лежит на плечах его отца, а не самого Дина, поэтому Дин просто затыкается и позволяет отцу делать всё, что заблагорассудится.              Для самого Дина это в основном означает, что отец и Бобби будут подкидывать ему мелкие дерьмовые дела то тут то там, но он, в общем-то, не слишком возражает. Хотя это, по большей части, откровенная скука, если не считать того дела с чупакаброй и одним особо агрессивным призраком.              Дин едва не возносит хвалу Богу, когда в его кармане раздаётся звонок от Сэма, пока он отдыхает в каком-то баре жарким безветренным днём во вторник в середине июня. Едва. Но всё же не возносит, потому что Дин не верит в эту религиозную чушь.              Ну, может быть, за исключением Каса. И того, о чём он рассказывал. Но Дин старается больше не думать о Касе и не вспоминать взгляд, которым тот смотрел на него, прежде чем раствориться в воздухе в их последнюю встречу.              — Сэмми, — говорит Дин, снимая трубку и стараясь казаться менее восторженным, когда Сэм отвечает на приветствие. Он прочищает горло и заставляет голос звучать грубее. — Как оно? Держишься подальше от неприятностей?              — Да, — отвечает Сэм, и, возможно, только потому, что они давно не разговаривали, Дину кажется, что голос брата звучит глубже, более зрелым.              Первоначальный восторг и разлившееся в груди Дина тепло от звука голоса Сэма моментально угасают, когда он запоздало улавливает мрачный тон брата. — Полагаю, ты позвонил не для того, чтобы потрепаться со мной за жизнь.              — На самом деле, да, — неуверенно говорит Сэм и замолкает. — Хотя мне стоило бы делать это чаще, а?              «Забей», — хочет ответить Дин, но сглатывает и говорит:              — Не стал бы возражать.              На мгновение воцаряется тишина, которая вдруг начинает казаться целой вечностью.              — У меня есть зацепка по делу Мо Таннера, — говорит Сэм, как раз в тот момент, когда Дин не выдерживает и спрашивает, останется ли брат в Калифорнии на лето.              — Сначала ты, — говорит Сэм после очередной неловкой паузы.              — О, э-э, наверное, я просто… Ну, знаешь. Хотел поинтересоваться, какие у тебя планы на лето, — солнечные блики, танцующие на окнах бара, попадают Дину в глаза и он щурится. Буква «О» на неоновой вывеске «ОТКРЫТО» мигает насыщенным красным, то включаясь, то выключаясь. — У студентов, вроде, к этому времени уже заканчивается семестр?              — Э-э, да, — тянет Сэм после очередной паузы. — Да. Я сдал экзамены пару недель назад.              Дин оживляется, чувствуя, как его плечи распрямляются, когда он навалился на высокий стол. — Мило. Я могу подъехать и захватить тебя. Папа сказал, что у него есть для меня несколько дел на западе…              — Дин, — прерывает Сэм, чувствуя себя неловко, и Дин замолкает. Снова повисает ужасная тишина, и Дин с замиранием сердца понимает, что сейчас произойдет. Хотя какая-то часть него всё равно ждёт, что Сэм примет предложение.              — Этим летом я остаюсь в Калифорнии, — говорит Сэм с глубоким выдохом, словно готовясь к реакции Дина. — Мне жаль. Я бы очень хотел встретиться с тобой, ты же знаешь, но… Я даю здесь уроки, чтобы покрывать кредит на обучение, и мы с Джесс уже оплатили квартиру до декабря…              — О, — произносит Дин глухим голосом, отчаянно стараясь не звучать слишком разочарованно. Он теребит в руках соломенную трубочку и наматывает её на палец, пока не замечает, что тот начинает синеть. — Да нет, это круто. Мне стоило догадаться, что у тебя уже есть… планы.              Сэм понижает голос, хотя Дин уверен, что рядом с ним сейчас никого нет.              — Я… я не охотник, Дин. Я больше в этом не участвую.              Дин чувствует, как его губы кривятся в попытке улыбнуться, но это больше похоже на насмешку.              — Понимаю, ты теперь слишком хорош для нас с папой. Стал выше такой жизни, пробиваешься в большие шишки.              — Прекрати, — резко отвечает Сэм. — Ты прекрасно знаешь, что я совсем не это имел в виду. Я просто… охота — это не моё, понимаешь? И никогда не было. Вам с отцом стоило бы принять и уважить это.              — Ну так и не моё тоже, — огрызается Дин, и Сэм после секундного замешательства спрашивает:              — Что?              — Ничего, — Дин закрывает глаза. — Ничего. Забудь. Ты говорил, что у тебя появилось что-то на Мо Таннера? — с Сэмом всегда лучше придерживаться делового тона. — Ну, если это по нашей части, разумеется, — добавляет он, просто чтобы досадить Сэму.              — Да, — с вызовом отвечает Сэм. — У меня предчувствие.              — О, и откуда же ему взяться, интересно? Я думал, что ты больше таким не занимаешься, завязал с охотой и всё такое.              — Да угомонись же ты наконец, — голос Сэма звучит раздражённо и резко, это вызывает у Дина улыбку. — Знаешь что? Забудь. Не хочешь помочь — прекрасно, я попрошу кого-нибудь другого.              — Это кого, например? — усмехается Дин. — Бобби? Отца? Что ж, дерзай. Они не поверят тебе так, как я, и ты прекрасно это знаешь.              На том конце линии повисает гневное капитулирующее молчание, и Дин позволяет себе удивиться: Сэм и впрямь серьёзно уцепился за это дело, да так серьёзно, что каким-то образом умудрился проглотить свою гордость и не повесить трубку. Хотя обычно всё заканчивалось именно этим.              — Ладно, — говорит Сэм, будто сквозь стиснутые зубы. — Но ты ведёшь себя хуже детсадовца, чисто для протокола.              Дин делает гримасу и насмешливо пародирует тон брата про себя.              — Лицо так и застынет, — угадывает Сэм, и это, очевидно, ложь, но Дин всё равно озадаченно хмурится.              — Отвали. Ты сказал, что у тебя есть зацепка по Таннеру, так выкладывай.              — Ну, на самом деле не совсем по Мо, — говорит Сэм. — Как я уже сказал, этот чувак исчез. Я отправился навестить его жену под каким-то дурацким предлогом насчёт школьного репортажа — раньше Сесилия Таннер, теперь Сесилия Бейкерсфилд. Теперь она замужем за другим парнем. Сказала, они женаты уже двадцать лет.              — Ого, — выдыхает Дин. — А его дети?              — Он часто рассказывал о своём сыне, Генри, — говорит Сэм, давая Дину мгновение на обработку. — Сесилия никогда о нём не слышала.              — Чёрт, — бормочет Дин, чувствуя, как тревога сдавливает его грудь.              — Ага. И это ещё не самое весёлое. В моей группе по биологии есть одна девушка, Лора Йоханссон. Однажды она не пришла на пару. Я по началу думал, что она просто заболела, а потом профессор перестал называть её фамилию на перекличке.              — Твою же мать, — Дин чувствует, как по рукам бегут мурашки. — Чёрт возьми, Сэм, это… серьёзно.              — Да, знаю, — голос в трубке становится тише. — Я заглянул в дело Лоры на всякий случай, но это та же история, что приключилась с Мо — никто никогда о ней не слышал. Ни родители, ни лучшая подруга, никто.              — Это касается только твоего кампуса? — спрашивает Дин, закрывая глаза и прижимая свободную руку ко лбу. — Только Калифорнии? Или это происходит… повсюду?              — Я не знаю, — тихо говорит Сэм. — Но сомневаюсь, что нам удастся это выяснить.              — Да, верно, — говорит Дин и прищуривается. — Как так вышло, что ты — единственный, кто продолжает помнить?              — Без понятия, — отвечает Сэм. — Я задаю себе тот же вопрос уже несколько месяцев, с тех самых пор, как исчез Мо. Может быть, я экстрасенс или что-то в этом роде.              — Ну конечно, — фыркает Дин и слышит, как Сэм смеётся. — Ладно, Чудо-мальчик. Я попробую поискать что-нибудь об этом, но до тех пор будь осторожен, хорошо? Не хочу, чтобы ты проваливался в чёрные дыры.              — Ясное дело, — говорит Сэм, его голос срывается. — И… мы всё ещё не говорим папе?              — Будет лучше попридержать язык ещё какое-то время.              — Хорошо, — соглашается Сэм. — Держи меня в курсе. И… э-э… — Дин ждёт, пока Сэм закончит, — Если ты когда-нибудь захочешь позвонить, просто чтобы… ну, знаешь, наверстать упущенное… Я не против.              — Я тоже, — говорит Дин, отчаянно пытаясь подавить улыбку, которая угрожает появиться на губах. — Пока, Сэмми.              — Да, увидимся.              После этого Дин надолго остаётся сидеть за барной стойкой. Он опрокидывает ещё пару бокалов пива, постукивая мобильником по столу и обдумывая услышанное от Сэма. Если всё это правда, то это чертовски странно, не говоря уже о том, что это выходит далеко за рамки охотничьего опыта Дина, так что он чувствует себя не в своей стихии.              Он возвращается назад чуть более трезвым, чем планировал — до мотеля легко добраться пешком, поэтому Дин просто оставил Импалу на стоянке. Проходя мимо машины, он проводит рукой по её гладкому борту и проникновенно заключает, что этим летом у него, по крайней мере, есть она.              Номер Дина в мотеле пахнет мочой, одеяло на кровати подозрительного жёлтого оттенка, но он не утруждается идти и просить у персонала другой номер. Он бросает ключи на стол и, зевая, направляется в постель, на ходу стягивая ботинки.              Что-то внезапно толкает Дина с силой товарного поезда, и он издает недостойный вопль, падая на пол. С рыком Дин извивается на спине, придавленный к полу, и уже было тянется к ножу за поясом, чтобы отбиться от нападавшего, но моргает, внезапно прекращая брыкаться. Испуганные голубые глаза моргают в ответ.              — Здравствуй, Дин, — говорит Кас, задыхаясь и всё ещё нависая над Дином. Его синий галстук болтается между ними и щекочет подбородок Дина.              — Кас, — хрипло отзывается Дин, его сердце с силой бьётся о рёбра. Для пущего эффекта он сплевывает галстук Каса в сторону. — Знаешь, большинство людей просто здороваются.              Кас отталкивается руками от Дина, сползает с него, прерывисто дыша, и плюхается рядом.              — Мне очень жаль, — говорит Кас. — Я экспериментировал с посадкой, чтобы посмотреть, смогу ли я контролировать, как, где и когда я приземляюсь. Обычно меня выбрасывает из временнóго потока примерно в полумиле от тебя, поэтому я старался целиться поближе.              — Ну, делаешь успехи, — замечает Дин.              — Действительно.              Дин, по-прежнему лёжа, осторожно протягивает руку, чтобы коснуться руки Каса. Она твёрдая и тёплая. Кас с любопытством смотрит на него.              — Всё ещё не уверен, что ты настоящий, — говорит Дин, стараясь, чтобы голос не выдал его робости. Затем он отдёргивает руку.              — Я думал, что, сбив тебя с ног, я уже вполне основательно аргументировал это, — говорит Кас с лёгкой улыбкой, его глаза путешествуют по лицу Дина. — Сколько у тебя веснушек… Неужели уже лето?              — Июнь, — подтверждает Дин.              — Значит…              — Два месяца.              Кас вздыхает, отчаянно ударяя себя по внутренней стороне бедра. Это странно, мило, очень по-человечески.              — Я пытался приземлиться раньше, — говорит он и кладёт руку на живот. — Ты не возражаешь против блинчиков?              — …что? — говорит Дин, совершенно сбитый с толку. — Приятель, уже почти вечер, — и затем он добавляет, вероятно, более приоритетно, — помнится, ты говорил, что ангелы не едят.              — Мы не едим, — поясняет Кас. — Но мой сосуд слабеет от длительного путешествия. Энергия, которая преследует меня, истощает мою благодать — по крайней мере, так мне кажется.              — Блинчики, значит? — недоверчиво спрашивает Дин.              — Думаю, могу назвать это «страстным желанием».              — Ты что, беременный?              — Да, — невозмутимо отвечает Кас.              И вот, в конце концов, Дин оказывается в закусочной в 4:30 пополудни и недоверчиво пялится через стол на небритого бездомного ангела, уминающего пропитанные сиропом блинчики кусками размером с лопату.              — Помедленнее, меня сейчас стошнит.              — Извини, — говорит Кас с набитым ртом, и в его голосе нет ни капли сожаления, когда он кладёт в рот ещё блинчиков. — Они очень вкусные.              Дин закатывает глаза.              — Как ты, Дин? — спрашивает Кас, бросая на него беглый взгляд, прежде чем проглотить полный рот блинчиков и запить молоком.              Дин наблюдает, как Кас слизывает сироп с губ, и машинально отвечает:              — Нормально.              Кас недоверчиво смотрит на него, прежде чем собрать лишний сироп в небольшую лужицу на своей тарелке и взбить его вилкой.              — Правда, — говорит Дин более убедительно. — Мелкие дела, случайные сообщения от папы, Бобби и Сэма. Предоставлен сам себе на лето, и это хорошо, потому что я могу делать всё, что захочу.              — Всё бы отдал, чтобы остаться с тобой, — говорит Кас, всё ещё сосредоточенный на своём сиропе, будто он только что не отымел Дина пятью короткими словами.              Дин подавляет слабый смешок и меняет тему.              — Как бы там ни было… Сегодня моя последняя ночь здесь, завтра я отправляюсь на запад, — запад всегда заставляет его думать о Сэме, и Дину в голову приходит неожиданная мысль. — Знаешь, мы с Сэмом сейчас работаем над большим делом.              — Да? — отзывается Кас; кажется, он слушает лишь вполуха, стряхивая сахарную пудру в сироп и продолжая месить его.              — Да, — говорит Дин, внимательно наблюдая за Касом. — Это странно. Люди исчезают с лица земли без следа, словно их никогда не существовало.              Вилка Каса застывает над блинчиками, плечи напрягаются.              — Ты что-нибудь об этом знаешь? — спрашивает Дин более спокойно. Он не упускает из виду то, как Кас замыкается в себе, будто возводя стены.              Кас снова облизывает губы и ничего не говорит.              — Кас, — настаивает Дин.              Он опускает вилку на стол, по-прежнему избегая смотреть Дину в глаза.              — Да, знаю. То же самое преследует и меня.              По спине Дина пробегает холодок, руки покрываются мурашками.              — Что это за чертовщина?              — Не могу сказать наверняка, — говорит Кас, не поднимая глаз. — Всё, что я знаю — это происходит повсюду, на протяжении всей истории. Оно выходит за рамки человеческого восприятия времени.              — Что? — Дин задыхается, и Кас, наконец, поднимает глаза на его пред-истерический тон. — Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду?              — Мы не знаем точно, что это такое, — повторяет Кас. — И когда мы попытались оказать ему сопротивление, меня выкинуло к тебе на шоссе год назад.              — Кто это — «мы»?              Теперь Кас смотрит на него в упор.              — Ты, Сэм и я.              Мгновение Дин просто пялится на него, слегка приоткрыв рот, а затем сглатывает.              — Вы, ребята… мы… как бы там ни было… начали бороться с чем-то, не разобравшись даже толком, с чем именно имеем дело? — наконец спрашивает он, выбитый из колеи. — И это, по-вашему, план?              — На самом деле у нас не было особых альтернатив, — говорит Кас, сжимая челюсти и глядя в окно. — Люди исчезали, и у нас была серьёзная наводка на эту сущность.              — Так в чём же дело? — требует Дин. Ладони и затылок у него липкие и холодные. — Это чудовище? Она кровоточит? Если она кровоточит, вы можете у—              Кас качает головой, прежде чем Дин заканчивает говорить.              — Не чудовище. Это трансгалактическая сила, путешествующая между вселенными. Когда она… проскользнула в наше измерение, то начала стирать всё на своём пути. Жизни людей, главные мировые события. Расскажи мне об Аполлоне-13?              Дин хмурится.              — О чём?              — Вот именно, — говорит Кас. — Хронология истории человеческой цивилизации уже изменилась, а ты даже не знаешь об этом. Эта сила, эта энергия — она бессознательна, ей неведома мораль. Она просто поглощает всё, к чему прикасается.              Официантка останавливается, чтобы забрать пустую тарелку Каса. Дин заказывает виски.              — Итак, — начинает Дин гораздо спокойнее, чем ожидал — в стоицизме Каса есть что-то успокаивающее; кажется, если бы сейчас на них обрушилась лавина, он и бровью бы не повёл. — Значит, есть шанс, что я следующий на очереди, верно?              Кас хмурится.              — Не очень высокий. У тебя такие же шансы, как и у любого другого в мире.              — Утешает.              — Может быть, даже меньший шанс, — задумчиво произносит Кас. — Учитывая обстоятельства вашего с Сэмом рождения… немного более высокого порядка во временнóй пищевой цепи, чем у среднестатистического Джо-сантехника.              Дин открывает рот, чтобы поправить его по поводу ссылки, прежде чем он отвлекается и говорит:              — Подожди, что ты имеешь в виду под «более высоким порядком»?              — Ничего, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу ещё долгое время, — отвечает Кас, похоже, сожалея о своих словах.              Дин думает, что это начинает раздражать, но просто бормочет: «Как скажешь» и берёт стакан виски, как только тот появляется на столе перед ним.              На мгновение воцаряется тишина, в которой Кас задумчиво смотрит в окно, а Дин смотрит на него из-за своего бокала, прежде чем громко поставить его на стол, чтобы привлечь внимание.              — Ну и что? Нет никакого способа остановить эту штуку?              — У меня есть теория, — говорит Кас, всё ещё не глядя Дину в глаза.              — Выкладывай.              — Это должно было сработать в первый раз, когда мы попытались, но я сделал неожиданный крюк, как ты знаешь, — говорит Кас. — Я думаю — хотя Дин не согласился — что контакта с моей благодатью будет достаточно, чтобы уничтожить эту силу.              Дин делает паузу на середине глотка, моргая и осмысляя сказанное.              — Я здесь уже очень давно, — продолжает Кас, тяжело переводя взгляд на Дина. — Я засвидетельствовал бóльшую часть истории, как ты наверняка понял. Если что-то и способно нейтрализовать такую мощь, как эта, то это явно ангельская благодать.              — То есть, — говорит Дин, ставя стакан, — ты собираешься взорвать себя, чтобы уничтожить эту штуку?              — Я попытался, — выдыхает Кас, — но каким-то образом попал в твою временнýю шкалу. Однако, я думаю, что когда эта штука настигнет меня, проблема разрешится сама собой.              Горло Дина сжимается. Он хочет возразить, но вместо этого говорит:              — А если не решится?              Кас спокойно встречает его взгляд.              — Значит не решится. Вы с Сэмом будете двигаться дальше и найдёте другой выход, как всегда.              — Кас, — говорит Дин. — Ты же не серьёзно. Это не просто глупо, это… самоубийство.              На губах Каса появляется тень улыбки, и он опускает глаза на стол.              — Ты так похож на него.              — На кого? На Дина? Другого Дина?              Кас кивает, не поднимая глаз, на его губах всё ещё виднеется намёк на улыбку.              — Он сказал мне почти то же самое. Кажется, это было целую вечность назад.              — Может, тебя это шокирует, но мы с ним — один и тот же человек, — раздражённо напоминает Дин. То, что Кас предпочитает другого Дина, задевает его. Как будто он ревнует или соперничает, что попросту глупо, потому что он соревнуется сам с собой. — Ты же помнишь это?              — Не так-то просто забыть, — говорит Кас с достаточным количеством сарказма, чтобы убить момент.              — Ладно, если предположить, что твои идиотские заскоки камикадзе провалятся и всё это безнадёжно, — говорит Дин, поднимая руку и опуская её обратно на стол, — то дело Сэма зайдёт в тупик и весь мир канет в небытие. Как насчёт плана Б?              Кас вздыхает.              — Не думаю, что тут может быть план Б.              — И ты действительно не имеешь ни малейшего представления о том, с чем мы имеем дело?              Кас медленно качает головой, как будто колеблется, прежде чем заговорить.              — Оно… у него есть имя.              Дин поднимает бровь.              — И какое же?              Кас открывает рот, чтобы ответить, но движение в периферийном зрении Дина заставляет его рефлекторно обернуться. Мужчина, похожий на индейца, высокий и стройный, идёт прямо к ним с необычной жёсткостью, его тёмные глаза сверлят дыру в Касе. Все внутренние рефлексы Дина бьют тревогу, заставляя его плечи мгновенно напрячься.              — Кас, — предупреждает он, но Кас и без этого оборачивается, словно привлечённый каким-то странным звуком. Его глаза слегка расширяются, будто бы в узнавании или удивлении, когда он видит индейца.              Кас выскальзывает из-за столика, поднимаясь навстречу новому гостю, а Дин остаётся сидеть, тревожный инстинкт подбивает его схватить Каса и убраться подальше отсюда сию же секунду.              — Ханна, — выдыхает Кас, и Дин не может не отметить удивления в его голосе. —Ты не… откуда ты здесь? Ты следила за мной?              — Ты ошибаешься, Кастиэль, — говорит индеец. Лицо у него неестественно каменное, и что-то в желудке Дина сжимается при виде этого. — Мы никогда прежде не встречались.              Кас хмурится и начинает пятиться к столу.              — Во многих сражениях мы бились бок о бок, вместе мы путешествовали к—              — У меня нет воспоминаний об этих вещах, — говорит Ханна с тем же мёртвым, пустым выражением лица, как у говорящего робота. — Я была послана Небесами, чтобы ликвидировать тебя.              — Кто отдал приказ? — требует Кас, ощетиниваясь, и Дин незаметно тянется к пистолету, заткнутому за пояс, каждый мускул в нем готов к атаке. — Почему?              — Ты — аберрация, — отвечает Ханна, скривив губы в первой попытке мимического выражения, которую уловил Дин. — Ты — не тот Кастиэль, который в настоящее время существует на Небесах, но ты явно какая-то его форма. Двое не должны существовать одновременно.              Кас успокаивающе протягивает руку к Ханне, теперь упираясь спиной в край поверхности стола.              — Ханна, я могу всё объяснить…              — Путешествуя в обратном темпоральном потоке и намеренно манипулируя человеческими индивидами с целью изменить исторические события, ты демонстрируешь неповиновение, — продолжает Ханна, словно считывая текст с какой-то душной бумажки. — Это преступление, да будет тебе известно, карается лишением ранга.              — Ханна, — тихо говорит Кас, и Дин оглядывается; люди начинают пялиться, с любопытством поворачиваясь, чтобы понаблюдать за суматохой. — Я не хочу причинять тебе боль.              Ханна делает странный жест запястьем, и клинок скользит ей в ладонь прямо из рукава. Рука Дина сжимается на пистолете.              — Ангелам вообще не положено быть на Земле, — говорит Кас озадаченно, не сводя глаз с оружия. — Я был первым.              — Вот именно, — говорит Ханна. — Ангелам не положено находиться на Земле, во всяком случае, в смертных воплощениях. Мне дарован человеческий сосуд, дабы пресечь твоё вопиющее неповиновение. После этого я отправлюсь домой.              — Эта миссия… — цедит Кас сквозь зубы, его рука с побелевшими костяшками лежит на краю стола. — На кону стоит больше, чем ты можешь вообразить. Убьёшь меня — всё пойдёт прахом.              Ханна быстрым движением заносит клинок, чтобы нанести удар, и Дин моментально поднимает пистолет и щёлкает предохранителем, целясь Ханне прямо в лоб. Люди в ресторане начинают кричать, вопить, рваться к выходу — всё это лишь отдалённый нечёткий белый шум для Дина. Теперь Ханна поворачивается и фиксирует свои пустые глаза на нём.              — Ещё шаг в его сторону и проглотишь пулю, — предупреждает Дин, не обращая внимания на то, как дрожит пистолет в его руке. Остаётся только надеяться, что Ханна этого не замечает.              — Дин, — выдыхает Кас, будто Ханна его не слышит. — Опусти пистолет. Человеческое оружие не причинит вреда, только разозлит.              Ханна наклоняет голову. Происходящее, кажется, начинает её забавлять — взгляд раздражающий, снисходительный. — Человек. Как… любопытно. — Она выпрямляется, жестикулируя ножом между Касом и Дином. — Наша миссия — защищать людей, мальчик. Не причинять вред. Не испытывай меня.              — Ты к нему и пальцем не прикоснёшься, — говорит Кас с низким рычанием, кажется, начиная распаляться. — Тебе известно, кто он.              Ханна поворачивает голову, чтобы снова по-совиному посмотреть на Каса.              — Да. Именно поэтому твоё взаимодействие с ним должно быть упразднено. Этого не должно было случиться, Кастиэль. Этого нет в Плане.              Кас сжимает челюсть, делая агрессивный шаг к Ханне, и встаёт с ней нос к носу.              — К чёрту План.              Ханна замахивается клинком и Кас отскакивает назад, однако лезвие уже задевает его предплечье. Дин, замерев, наблюдает, как Кас шипит и прижимает руку к ране, кровь начинает медленно сочиться из его рукава.              Кас напряжённо смотрит на Ханну; они начинают идти в круг, впиваясь взглядами друг в друга, клинок Ханны окрашен кровью Каса.              — Ханна, — снова пробует Кас сквозь стиснутые зубы. — Ты — мой друг. Пожалуйста, не заставляй меня причинять тебе боль.              — Ангелы не знают дружбы, — говорит Ханна, сузив глаза. — Только верность нашему Отцу и Его миссии.              — Значит, тебе ещё многому предстоит научиться, — отвечает Кас и знакомое серебряное лезвие скользит из рукава ему в ладонь.              С бешено колотящимся сердцем Дин встаёт из-за столика так тихо, как только может, и аккуратно тянется к ножу в заднем кармане.              Выражение лица Каса искажается в нечто болезненное — то ли от полученной травмы, то ли от чего-то ещё — Дин не уверен.              — Не заставляй меня делать это, Ханна. У нас впереди есть история, которую следует прожить.              — Я завершаю миссию, ради которой была послана, — говорит Ханна, по-прежнему обходя Каса и рассматривая его. — Попытки ослабить мою решимость сентиментальностью смехотворны.              Кас находит глаза Дина через плечо Ханны — короткая вспышка признания, но достаточно долгая, чтобы та обернулась с рычанием, и всего на секунду Дин ловит проблеск истинного Небесного гнева в её глазах.              По правде, он едва не наваливает в штаны.              Ханна порывается к Дину быстрым, гибким движением, и он слышит, как Кас что-то кричит, пока он отползает назад и рефлекторно вскидывает руки, чтобы защититься.              — Мальчик, — рычит Ханна, нечеловечески сильной рукой вцепляясь в воротник Дина и поднимая его с пола, как щенка. — Ты получил предупреждение.              — Подавись своими предупреждениями, — шипит Дин, силясь вывернуться из железной хватки.              Внезапно захват ослабевает и Ханна отворачивается в противоположном направлении. Когда звёздочки в глазах Дина исчезают, он видит Каса, держащего клинок у горла Ханны.              — Ты омерзителен, — выплёвывает Ханна под лезвием. — Собратья не проявят к тебе милосердия, вне зависимости от того, убьёшь ты меня или нет.              — Я не хочу убивать тебя, — говорит Кас, издавая рычание от усилия, когда Ханна снова пытается вырваться. — Но я не сомневаюсь, что ты вернёшься за Дином, чтобы завершить миссию, а я этого не потерплю.              Внезапно раздаëтся электрический гул, начинающийся с низкого рокота и нарастающий в децибелах и интенсивности, пока Дин не вскрикивает, зажимая уши руками в попытке заглушить его. Люминесцентная лампа над их столиком лопается, по окнам закусочной ползут трещины.              — Остановись, — раздаётся голос, звенящий по пустому ресторану, и на мгновение Кас и Ханна перестают бороться, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нового гостя.              Кас ругается.              Голова Дина идёт кругом, он почти уверен, что его уши кровоточат — в них стоит звон тысячи церковных колоколов; зрение всё ещё плывет. Он щурится, чтобы разглядеть нового нападающего. Это женщина лет пятидесяти-шестидесяти — седые волосы, пронзительные голубые глаза, мертвенное выражение лица, как у Ханны.              Кас бросает Ханну и отступает, будто пойманный в ловушку.              — Чудненько, — говорит Дин, он едва слышит свой голос сквозь пронзительный звон в ушах. — А ты ещё кто?              Женщина поворачивается, чтобы окинуть его холодным, оценивающим взглядом — совершенно лишённым эмоций, но всё равно до жути знакомым. У Дина мурашки бегут по коже.              — Меня зовут Кастиэль, — говорит она. — Настоящий Кастиэль.              Дин пристально смотрит, затем медленно поворачивается, чтобы посмотреть на Каса, чьи глаза сузились, уставившись на своё воплощение:              — Эта дамочка, Кас, серьёзно?              — Мне было любопытно узреть самозванца, поэтому Захария послал меня в помощь тебе, Ханна, — размеренно говорит Кастиэль, глядя на Каса с отстранённым интересом, почти с презрением. Он фокусируется внимательнее, и его выражение, кажется, меняется на что-то вроде ужаса, хотя ни одна из черт лица на самом деле не двигается. — Ты едва различим — едва ли даже ангел.              Кас вызывающе смотрит на Кастиэля, потрёпанный и окровавленный.              — Ты ещё ничего не знаешь. По-настоящему. Пока не знаешь.              — Я бы никогда не позволил подобному случиться в этой реальности, — говорит Кастиэль, обменявшись взглядами с Ханной, словно в подтверждение своих слов. — Это богохульство.              — Мерзость, — соглашается Ханна, оглядывая Каса с ног до головы с тем, что можно охарактеризовать как ангельское отвращение.              — Эй, отвали, — говорит Дин, привлекая к себе внимание обоих ангелов и почти вздрагивая от сурового осуждения их взглядов. Эй, в школе его отчитывали бессчётное количество раз, и он не собирается смотреть, как Каса словесно пинают какие-то пернатые мудаки.              — Кто это? — спрашивает Кастиэль у Ханны, нахмурив брови.              — Дин Винчестер, — отвечает Ханна, оценивающе глядя на Дина, будто он какой-то новый интересный экземпляр. — Старший брат Сэма Винчестера, сын Джона и Мэри.              Глаза Кастиэля снова фокусируются на нём, теперь с пониманием.              — Да, очевидно, я большая шишка или что-то в этом роде, — говорит Дин с дерзкой ухмылкой — этих двоих слишком легко разозлить.              Кастиэль прищуривается и делает угрожающий шаг вперёд.              — Следи за своим языком, мальчик.              — Ты был таким придурком, — бормочет Дин Касу, тяжело прислонившемуся к столу — со лба у него капает пот, а глаза зажмурены от боли.              — Я и глазом не моргну, если придётся испепелить тебя на месте, независимо от того, какая роль отведена тебе Провидением, Дин Винчестер, — холодно говорит Кастиэль. — Незаменимых нет.              Дин сглатывает, внезапно обескураженный гневом, чистой, нечеловеческой злобой в глазах Кастиэля. Пронзительная синева взгляда ему знакома, бесчувственная апатия — нет.              — Будь ты и впрямь мной, — слабо говорит Кас, и Кастиэль и Ханна поворачиваются к нему почти с удивлением, будто они забыли, что он вообще здесь. — Ты бы знал, что это не так.              Кастиэль озадаченно хмурится.              — Что он для тебя, кроме средства достижения цели?              Кас спокойно смотрит Кастиэлю в глаза, и Дин впервые замечает кровавое пятно, проступающее сквозь ткань его рубашки. Он открывает рот, чтобы что-то крикнуть, но не издает ни звука.              — Я должен позволить тебе разобраться в этом самостоятельно, — говорит Кас и запускает руку под свою пропитанную кровью рубашку, хлопая себя по груди. Всё его тело вдруг вспыхивает, словно бенгальский огонь четвёртого июля, и Дин бросается на пол, готовясь к взрыву. Он слышит удивлённые, сдавленные крики боли Кастиэля и Ханны, а затем свет исчезает, наступает тишина.              Подняв голову, Дин видит, как Кас сгибается, хватаясь за стол двумя окровавленными руками, а затем начинает тяжело оседать на пол.              Дин мгновенно вскакивает на ноги, едва не спотыкаясь, и хватает Каса за руки, не давая ему соскользнуть на кафель.              — Твою мать, Кас, что это было? — спрашивает Дин, отчётливо слыша, как надламывается его голос при виде тёмной крови, всё больше окрашивающей рубашку Каса.              — Непредвиденное неудобство, — бормочет Кас сквозь затруднённое дыхание, его глаза закрыты, а волосы прилипли ко лбу от пота. — Пока я рядом с тобой, Дин, они не остановятся. Ангелы безжалостны — они не оставляют хвостов, это идет вразрез с их природой.              — Эй, хватит болтать, — говорит Дин, подтягивая Каса в сидячее положение. — Я серьёзно, ты теряешь кровь. — Он делает паузу, затем добавляет: — А под «они» ты имеешь в виду «мы»?              — Нет, — бормочет Кас, его голос уже слабеет, — я имею в виду их.              — Снова придётся зашивать, — ворчит Дин себе под нос, скорее от беспокойства, чем от раздражения. — Серьёзно, ты планируешь когда-нибудь перестать умирать на мне?              — Хочешь услышать честный ответ? — спрашивает Кас, не открывая глаз.              — Не особо. По крайней мере, нужно довести тебя до Импалы — у меня в багажнике есть аптечка. Осилишь это, приятель?              Кас слабо кивает, опуская руку на плечо Дина, как бы в подтверждение своих слов.              — А что ты сделал? — снова спрашивает Дин, обхватывая Каса за плечи и сгибая колени, чтобы помочь ему подняться. Он никогда не признает, что трюк, который выкинул Кас, был по-настоящему впечатляющим — в то время как сам Кас, между прочим, истекает кровью у него на плече — но, эй, всё равно это было круто.              — Изгоняющий символ, — говорит Кас сквозь тяжёлый, влажный кашель и подносит руку к груди, чтобы зажать рану. — Однажды научу.              — Звучит неплохо. Нам лучше убраться отсюда, пока не приехали копы, а это случится оч… — отдалённый вой сирены прерывает его слова, — прямо, блядь, сейчас, судя по всему.              Кас спотыкается, едва не сбивая Дина с ног, и Дин слегка встряхивает его, а затем восстанавливает баланс.              — Кас, приятель, попробуй немного помочь мне, иначе мы оба прокатимся на служебной машине.              — Я знаю, — выдыхает Кас, пытаясь выпрямиться. — Я в порядке.              Ложь, очевидно, но у Дина нет сил, чтобы отчитать его за это.              Он практически тащит Каса к Импале, полицейские сирены ревут всё ближе с каждым шагом. Дин практически бросает Каса на заднее сиденье, а затем выезжает с парковки, используя один из задних выездов и выруливая на ближайший въезд на шоссе, ведущее к мотелю.              — Не умирай у меня в машине, понял? — говорит Дин, глядя в зеркало заднего вида на Каса, полулежащего на заднем сиденье. С каждой минутой между его сомкнутых на груди пальцев просачивается всё больше крови.              — Запрос на рассмотрении, — отвечает Кас хриплым голосом, и Дин почти хмыкает.              — Должен сказать, — говорит Дин шутливым голосом, стараясь звучать спокойно, хотя его руки дрожат на руле, — довольно неудобно, что ты всё время падаешь с неба и заливаешь кровью мою обивку.              — Знаю, — виновато говорит Кас. — Мне очень жаль. Я не хотел доставлять тебе столько… я… — Он прерывается влажным, хриплым кашлем, фактически завершая разговор.              — Не разговаривай, ладно? Мы почти на месте.              Дина разрывает от вопросов и беспокойства — в основном от беспокойства, но… да, много вопросов.              Он пытается держать рот на замке, но когда они съезжают с шоссе, он спрашивает:              — Кто эта дама? Та, которая была… тобой?              Кас медлит с ответом, словно собираясь с силами, чтобы произнести слова. — Она принадлежит к моей кровной линии. Её зовут Клара Новак, она — мать человека, которого я избрал своим нынешним сосудом.              — Джеймс, — вспоминает Дин имя из бумажника.              — Джимми, — поправляет Кас тихим, страдальческим голосом, смягчившимся от чего-то, кроме физической боли. — Он был хорошим человеком и хорошим отцом.              — Был? — эхом отзывается Дин, въезжая на стоянку мотеля и занимая первое попавшееся свободное место. — Он мёртв?              — Да, — говорит Кас.              — Что его убило?              — Я, — отвечает Кас, и желудок Дина неуютно сжимается. По какой-то причине ему сложно представить Каса, убивающего кого-то — его колебания перед тем, как напасть на Ханну в закусочной, только подтверждают сомнения Дина. Странно и тревожно думать о Касе как об убийце.              — Уверен, что у тебя была веская причина, — в конце концов мягко говорит Дин, вылезая с переднего сиденья, чтобы открыть заднюю дверь.              С поистине титаническим усилием маневрирования Дину удаётся затащить Каса и аптечку в мотель, не уронив ни того, ни другую. Он пинком захлопывает дверь, как только они оба оказываются внутри.              — Подожди, — говорит Кас, когда Дин начинает подталкивать его к кровати, и, кряхтя от напряжения, он отрывается от Дина, после чего, спотыкаясь, возвращается к закрытой двери, снова запуская руку под рубашку.              — Какого хрена ты делаешь? — недоверчиво спрашивает Дин, когда Кас начинает рисовать какой-то странный символ на двери ладонью, полной свежей крови. — Кас, какого хрена.              — Защитные символы, — поясняет Кас, прерывисто дыша, как будто каждый вдох причиняет ему невыносимую боль. — Они не позволят мне и Ханне обнаружить нас.              Дин наблюдает за Касом, теперь стоящим у окна.              — Разве… ты не знаешь, что… что бы ты сделал, чтобы… чёрт возьми, я пытался.              — Они знают, что мы будем прятаться, и они взбесятся как осиное гнездо, но они ничего не смогут сделать, чтобы найти нас, — говорит Кас, его рука скользит по нижней части окна. Он на мгновение прислоняется лбом к стеклу, чтобы передохнуть, и опускает окровавленную руку на жалюзи. — Эти символы защитят тебя.              — Они охотятся не за мной, — замечает Дин, когда Кас отталкивается от стены и, спотыкаясь, идет к кровати, растягиваясь на спине с болезненным хрипом, как только добирается туда.              — Да, ты — не основная цель, — соглашается Кас. — Но ты перечил им, они не спустят это тебе с рук.              — О, ну конечно, — бормочет себе под нос Дин, стараясь как можно осторожнее убрать изодранные и окровавленные остатки рубашки Каса. — Ты был таким же придурком, когда мы встретились?              — Более или менее, — сонно отвечает Кас, закрывая глаза. — Но к тому времени ты мне уже нравился.              — Кстати, как мы познакомились? Ты никогда не рассказывал.              Кас слишком долго колеблется, и Дин понимает, что ответа не будет.              — В другой раз, — говорит Кас. Ожидаемо.              — Ладно, — Дин тянется за бутылкой виски, стоящей на ночном столике, и Кас вздрагивает, понимая, что сейчас будет. — Стисни зубы, ты знаешь правила.              Кас почти засыпает к тому времени, как Дин заканчивает зашивать его раны, которые, кстати, оказываются грубо вырезанным странным символом — Дин уверен, что не видел такого прежде.              — Так теперь ты у нас соня, да? — Дин дразнится, чтобы скрыть облегчение в голосе — Кас, кажется, поправляется, пусть и гораздо медленнее, чем в прошлый раз. Засохшая кровь Каса забилась Дину под ногти, пока он наносил швы, и он адски устал, но Дин чувствует, что он должен Касу хотя бы это.              — Да, — бормочет Кас так тихо, что Дин едва слышит. Его голова клонится в сторону, глаза уже закрыты. — Сон звучит просто отлично.              — А ведь ты просто хотел блинчиков, — говорит Дин, качая головой и направляясь в ванную, чтобы ополоснуть руки.              — Ни минуты покоя, — соглашается Кас.              Дин выключает кран и вытирает руки о джинсы.              — Прости, — говорит Кас, как только он снова входит в комнату, и когда Дин оглядывается, глаза Каса приоткрыты и пристально смотрят на него. — Я не хотел втягивать тебя во всё это. Я понятия не имел, что…              — Эй, Кас, остынь, — говорит Дин, отмахиваясь. — Всё в порядке. Честно говоря, это лето было чертовски скучным, пока ты не появился сегодня.              — Твоим приоритетом должна быть безопасность, — говорит Кас с тихим усталым вздохом, — а не поиск острых ощущений.              — Эй, каждому своё, — пожимает плечами Дин. — Я молод, моя работа — кошмар, в буквальном смысле, мой отец — отстой, мой брат не хочет иметь со мной ничего общего. Думаю, небольшую встряску я заслужил.              Кас что-то бормочет себе под нос; Дин улавливает пару слов, подозрительно похожих на «Винчестеры» и «самосохранение».              — Думаешь, ты будешь здесь завтра? — спрашивает Дин, снимая рубашку и роясь в сумке в поисках одежды для сна.              — Не знаю, — тихо говорит Кас. — Может быть.              Дин надевает ночную рубашку и благодарно избавляется от джинсов, потягиваясь, чтобы снять напряжение с икр.              — Ну, раз уж ты здесь, — говорит он, вытягивая руки над головой, — нам следует побольше поговорить об этом деле.              Он ждёт ответа, но Кас уже клюёт носом, когда Дин оборачивается. Повинуясь какому-то странному опекающему инстинкту, Дин подходит и осторожно прикладывает ладонь ко лбу Каса. Его глаза распахиваются от прикосновения, и Дин почти отстраняется.              — Что ты делаешь? — спрашивает он, слегка косясь на запястье Дина.              — Проверяю, нет ли температуры, тупица, — говорит Дин, смущённо убирая руку. — Ну, чтобы убедиться, что у тебя нет инфекции.              — Ох, — говорит Кас пересохшим голосом, затем прочищает горло и облизывает губы.              — Не надумывай себе ничего, — бормочет Дин, быстро пожимая плечами. — Просто хочу убедиться, что ты не умрёшь у меня в номере.              — Премного благодарен, — отвечает Кас, и Дин поворачивается к другой кровати, чтобы наконец-то лечь, и тут до него доходит, что он бронировал комнату на одного. Что не удивительно, учитывая, что он уже несколько недель путешествует один. Он явно не предвидел, что Кас свалится ему на голову сегодня ночью.              — Хм, — говорит Дин, и его затылок уже покалывает от дискомфорта. Он ненавидит румянец, заливающий его щёки. — Кас?              — Мм? —полубессознательно спрашивает Кас из-за его спины.              Дин быстро оценивает варианты. Он мог бы спать на полу, а затем страдать больной спиной в течение следующих нескольких дней. Он мог бы снять ещё один номер. Или он мог бы сойти с ума и разделить постель с Касом.              «Это не так уж странно, — твёрдо говорит он себе. — Это просто мужчина, который, технически, даже не мужчина».              Перед глазами Дина всплывает разъярённое лицо отца, его вероятная реакция, если он вдруг войдёт в номер и увидит их с Касом в одной постели, и ему приходится подавить дрожь ужаса при этой мысли. Он закрывает глаза и тянется за дополнительным одеялом с кровати Каса, расстилая его на полу.              — Дин? — спрашивает Кас, и когда Дин поднимает глаза, он смотрит на него из-под полуопущенных век, хмурясь в замешательстве. — Что ты делаешь?              — Ну, — говорит Дин с неловким смешком. — Если ты не заметил, ты занял единственную кровать.              Кас бросает на него пренебрежительный взгляд.              — Ты не будешь спать на полу.              — Серьёзно, я не возражаю…              — Ты не будешь спать на полу, — повторяет Кас. — Не из-за меня. Либо я на полу, либо мы ложимся вместе.              — Я не собираюсь делить с тобой постель, — огрызается Дин, чувствуя, как по шее разливается жар. — Я не сплю с мужчинами.              Кас, вероятно, уже знает ответ, но всё равно спрашивает:              — Почему нет?              — Не знаю, потому что мой отец говорит, что это по-гейски. Отступись, ладно? Мне всё равно, я не развалюсь, если посплю одну ночь на полу.              Кас смотрит на него ещё мгновение, достаточно долго, чтобы Дин почувствовал себя осуждённым, прежде чем снова закрыть глаза.              — Моё предложение остаётся в силе. В конце концов, ты же платишь за комнату.              — Мне всё равно, Кас, — говорит Дин, хватая другую подушку с противоположной стороны кровати. — Серьёзно, я не против.              Он берёт пистолет и будильник с прикроватной тумбочки и кладёт их на пол, а затем гасит свет. После того, как он ложится, Дин засовывает пистолет под подушку и натягивает одеяло на себя, прижимаясь плечами к покрытому ковром бетону, чтобы устроиться поудобнее.              Мгновение он борется со странным, формальным желанием пожелать спокойной ночи — было бы это странно? — но Кас ничего не говорит, и Дин предполагает, что тот уже спит.              Он ворочается с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее на твёрдом полу, и, должно быть, засыпает, потому что следующее, что он осознаёт — это внезапное пробуждение, неоновые красные буквы будильника рядом с ним показывают 3:29.              Он уже почти засыпает снова, оказавшись в зоне полу-бессознательного состояния, когда слышит шорох справа от себя и замирает. В тишине слышен звук откидываемых покрывал и простыней, и Дин задерживает дыхание, закрывая глаза и притворяясь, что снова спит.              Поначалу ничего не происходит, а затем он чувствует тёплые руки, лёгкие, словно сон, скользящие под ним, опускающиеся на широкие плечи и мягко подхватывающие его под коленями. С тихим фырканьем Кас поднимает его с земли вместе с коконом из одеял и простыней, а Дин по-прежнему притворяется спящим, не совсем уверенный, что происходящее — не сон.              Ещё один миг он находится в объятиях Каса, крепко прижатый к его груди, и у Дина возникает странное, тёплое чувство полной безопасности, будто он снова маленький ребёнок. Дин почти утыкается носом глубже в грудь Каса, почти позволяет себе это, оправдывая порыв полусном, а затем ощущает мягкое давление матраса на спину и тепло исчезает. Одеяло покрывает его, опускаясь на плечи. Он держит глаза закрытыми.              На секунду ему кажется, что Кас исчез, и он почти открывает глаза, чтобы проверить, но снова чувствует лёгкое, как пёрышко, прикосновение к голове — просто пальцы, пробегающие по линии волос, мягко касающиеся виска — а затем давление исчезает. Дин ловит себя на том, что он жаждет этих прикосновений.              За закрытыми веками мелькает знакомый оттенок золотистого света и Дин крепко зажмуривается, не обращая внимания на то, как горько сдавливает горло.              Когда он осторожно открывает глаза мгновением позже, тёмная комната уже пуста, только тепло матраса под ним указывает на то, что Кас вообще был здесь. Дин прерывисто выдыхает, а затем делаёт ещё один беспомощный судорожный вдох и закрывает глаза, притворяясь, что всё произошедшее ему просто приснилось.              

***

             Семь месяцев проходит без единого слова или следа от Каса. Вот так вот.              Ха.              Ну и что с того, что Дин купил на гаражной распродаже в Оклахоме экземпляр «Бойни номер пять»? У него формируется что-то вроде пристрастия к Воннегуту. Он заглотил уже три его книги, но твари, появляющиеся на охотничьем радаре и Бобби, лающий на него по телефону, как сержант на строевой подготовке, эффективно убивают свободное время, о наличии которого Дин лгал сам себе.              Остальная часть лета проходит во влажном тумане сухих, пыльных просёлочных дорог и слишком большом количестве выпивки; вишенкой на торте становится особенно жаркий уик-энд с горячей барменшей по имени Джорни. Он проводит с ней все выходные, но подозревает, что для неё он тоже просто способ забыться — Дин замечает у неё медальон с фотографией какого-то парня в военной форме и сразу понимает, что к чему.              Прежде чем уйти, Кас оставил ему несколько символов, нацарапанных на салфетке, и Дин догадывается, что это какая-то дерьмовая попытка прощания, но он тщательно обводит их маркером каждый вечер из чистой паранойи. К счастью для него, ангелам, похоже, на него плевать.              Дин размышляет, стоит ли ему задержаться у Джорни ещё на недельку, хотя бы потому, что она ему действительно нравится, но у неё на носу какой-то барменский съезд, поэтому она нежно чмокает его в щёку и исчезает на ветру. Вот так Дин и живёт.              Сэм не звонит, что с одной — лучшей— стороны означает, что у брата нет новых подробностей о деле, но так же для Дина это означает полное одиночество. Джон звонит время от времени, чтобы узнать, как у него дела, но Дин научился ожидать просьб об одолжении в конце каждого звонка — отец думает, что компенсирует их, делая вид, что заботится о Дине.              По крайней мере, он разговаривает с Бобби. Он даже ездит в Су-Фолс, когда чувствует, что вот-вот сойдёт с ума, и Бобби не расспрашивает его о Сэме или Касе — у него всегда была политика «заткнись и пей» касаемо таких вещей, и сейчас Дин ценит её больше, чем когда-либо прежде.              Лето переходит в прохладную осень, и Дин врёт себе, что он не в депрессии. Он садится за руль и делает музыку погромче, чтобы заглушить собственные мысли, и убивает, что может, там, где может.              Как-то раз в конце сентября, когда он был сильно пьян, он попробовал сделать это — он попробовал молиться, хотя бы для того, чтобы заставить себя почувствовать хоть что-нибудь кроме оцепенения. Дин начинает молиться Богу, но на середине он уже слишком зол, чтобы закончить, и каким-то образом, следующее, что он помнит — он молится Касу. Кас — ангел, рассуждает он, поэтому, конечно, молитвы должны прилетать в его почтовый ящик.              Ничего дельного из этого не выходит — на многое Дин и не рассчитывал, но он всё равно злится. Он разбивает один из бокалов Бобби из чистого отчаяния, а утром делает вид, что это была случайность.              Сэм по-прежнему не выходит на связь. Возможно, его засосало в одну из чёрных дыр, о которых он бредил, но Дин всё ещё помнит его глупое щенячье лицо, так что, скорее всего, нет. И это чертовски больно. Но всё равно.              «Кас не виноват, что его здесь нет», — думает Дин одним холодным октябрьским утром за чашкой кофе, сидя на холодной крыше Импалы, такой холодной, что он чувствует, как холод пробирается сквозь его джинсы и морозит задницу. Есть что-то в восходе солнца, в его пыльных огнях и голубизне неба, что напоминает ему о Касе, как будто ему мог бы понравиться вид или что-то в этом роде.              Не похоже было, что, находясь рядом с ним, Кас когда-либо хотел уйти, и в груди Дина на постоянной основе гнездится странная, ноющая тоска. Он пытается убедить себя, что это — следствие того, что он скучает по отцу и Сэму, учитывая, что технически он едва знаком с Касом, но именно о нём он думает, пока солнце поднимается над остывающей чашкой кофе; свет преломляется в каплях росы, словно осколки битого стекла, и именно с Касом он хочет разделить этот момент.              Отец порой рассказывал, что в детстве Дин всё время говорил о воображаемых друзьях — монстрах, с которыми он играл в шкафу, или «детях его возраста», с которыми он убегал играть часами. Насколько он знает, Кас — одна из этих воображаемых фигур. Чем больше времени проходит, тем больше Дин забывает, как он выглядит, как он звучит, тем больше он начинает сомневаться, был ли Кас вообще реален.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.