a turn of the earth

      Конец июля — начало августа 2006-го года              Его отец умирает в среду, как будто это, блядь, обычное дело, будто он не непобедимый Джон Винчестер, каким Дин всегда его считал. Дин едва может припомнить события того дня — может сказать только, что это был один из худших дней в его жизни, вошедших в топ-3 наряду с днём, когда погибла его мать, и когда Сэм уехал в колледж. Он ничего не помнит о больнице, об автокатастрофе; всё это — лишь болезненная бело-красная дымка в его памяти, смешанная со звуками рыданий Сэма в больничной ванной и ощущением, что в его груди растëт огромная, разрушительная воронка, угрожающая поглотить его целиком.              Чтобы хоть как-то отвлечься, они с Сэмом берут дело, следуя наводке со старой голосовой почты на мобильнике отца, после того, как гостят у Бобби около недели. Это прямо-таки идеальная подкормка для кошмаров Сэма, учитывая, что дело связано с клоунами, но Дин с удовольствием разбирался бы с жуткими размалёванными ублюдками хоть днями напролёт — всё лучше, чем воспоминание о затуманенном взгляде отца и их последнем разговоре. Будто отец знал, что его ждёт. Будто он прощался.              Дин отчаянно пытается не складывать два и два — своë чудесное выздоровление вопреки всем прогнозам врачей и внезапную смерть отца менее чем через сутки.              Поэтому он пришивает одного или двух клоунов. И флиртует с милой девушкой по имени Джо. Немного выпивает. С ним всё в порядке.              Весь обратный путь от придорожной закусочной Харвеллов Сэм занимается самобичеванием на пассажирском сидении, и Дин не готов с этим справляться. Он не готов к тому, что Сэм начнёт раскаиваться в том, как относился к отцу, сейчас, когда это уже не имеет никакого значения. Он так и говорит брату, но Сэм воспринимает это не очень-то хорошо, поэтому Дин просто затыкается. Если таким способом Сэм пытается справиться с горем — что ж, он не хочет иметь с этим ничего общего.              — Однажды тебе придётся поговорить об этом, Дин, — говорит Сэм на полпути к Бобби, нарушая тяжёлую, удушливую тишину, вязкой патокой окутавшую машину — Дин сжимает челюсти и ни черта не отвечает.              После аварии Импала превратилась в груду металлолома, поэтому всё свободное время Дин уделяет её ремонту. «Детка выдерживала и не такое», — говорит он себе. На протяжении всего дела о клоунах он чувствует зуд в ладонях, отчаянно нуждающихся в гаечном ключе, он хочет снова забраться под капот Импалы, восстанавливая её шаг за шагом, терпеливо, медленно, основательно. По возвращении от Харвеллов он тут же направляется на автомобильную свалку, не потрудившись поздороваться с Бобби. Ему не нужны жалостливые взгляды, хоть Бобби никогда и не был большим фанатом Джона.              В какой-то момент к нему подходит Сэм; он наблюдает за работой Дина с таким видом, будто набирается смелости что-то сказать. Дин не настроен на болтовню, он хочет сосредоточиться только на машине, поэтому игнорирует брата и старается не обращать внимания на то, как тот следит за каждым его движением.              — Ты прав, — наконец говорит Сэм.              — О чём ты? — спрашивает Дин, обходя Сэма, чтобы взглянуть на машину сзади.              — Обо мне с отцом, — отвечает Сэм хриплым голосом. Мгновение он колеблется, а затем продолжает. — Мне так жаль, что в последний день я затеял с ним ссору. Жаль, что почти всю жизнь злился на него — он умер, наверное, думая, что я ненавижу его. И ты прав. Хоть я и стараюсь сейчас, но… уже слишком поздно.              Губы Сэма предательски подрагивают, и в этот момент горло Дина сжимается так сильно, что у него перехватывает дыхание. Он чувствует, что находится на краю пропасти, и хочет, чтобы Сэм заткнулся, но тот продолжает.              — Мне не хватает его, — признаëтся Сэм, понизив голос. — И это чувство вины… я не в порядке. Мне плохо, — он делает глубокий вдох, смотрит в землю, а затем продолжает. — Но и тебе не лучше. Я же вижу.              Плечи Дина неподвижны, он ничего не говорит.              Какое-то мгновение Сэм ждёт ответа, но его не следует.              — Ладно, не буду мешать, — наконец тихо говорит Сэм и, разворачиваясь, уходит, гравий хрустит под подошвами его ботинок. Дин смотрит ему вслед и чувствует, чувствует, как воронка в его груди болезненно расширяется и затягивает его лёгкие — он не может дышать.              На мгновение он отпускает себя — позволяет себе шагнуть с края пропасти и оказаться в свободном падении — он поднимает лом, лежащий под рукой, и разбивает вдребезги стекло соседней машины. Его зрение застилает красная пелена, а рыдания опасно близко подступают к горлу — тогда он почти вслепую разворачивается к Импале и заносит лом над багажником.              Но не успевает он опустить лом, как его касаются чьи-то уверенные, сильные руки — одна из них опускается на его плечо, другая легко перехватывает траекторию лома; Дин оборачивается, готовый к схватке, но видит перед собой лишь Каса — тот стоит здесь, на расстоянии шага, со своими дурацкими растрёпанными волосами и глупым, грустным, сочувственным выражением лица, и Дин просто ломается. Он с лязгом роняет лом.              — Всё в порядке, — шепчет Кас едва слышно, и, прежде чем Дин до конца осознаёт это, он хватается за Каса внезапно и крепко, отчаянно нуждаясь в прикосновении, а Кас позволяет ему это — он прижимает Дина к себе, пока тот задыхается от рыданий. Дин смутно чувствует руки Каса на своих плечах, и ему кажется, будто Кас раз или два запускает пальцы в его волосы — но, по большей части, тот лишь стоит, позволяя Дину прижиматься к себе, и крепко держит его в своих объятиях.              

***

             Как только Дин приходит в себя после унизительного эпизода с плачем, они отправляются в ближайший бар; Кас, кажется, понимает, что Дин сейчас не в состоянии разговаривать, поэтому молчит всю дорогу. В баре они занимают первый попавшийся столик, и Дин заказывает себе виски в высоком стакане. Он быстро осушает его и хватается руками за голову — виски́ всё ещё пульсируют после нервного срыва.              — Извини, — бормочет Дин, шмыгая носом. Он чувствует пристальный взгляд Каса на себе, и его кожа покрывается мурашками. Он ненавидит, просто ненавидит плакать у кого-то на виду.              Кас мягко задевает ботинок Дина под столом.              — Всё в порядке. Ты перенëс ужасную потерю и имеешь право на горе.              Официантка приносит новый стакан. Дин хватает его и делает большой глоток.              — Значит, ты знал, что так будет, да? — говорит Дин, опуская ви́ски обратно на стол. Он спокойно смотрит Касу в глаза, а Кас так же спокойно смотрит на него в ответ. Дин кивает сам себе, получив немое подтверждение своим словам. — Ты знал, что отца не станет, и ни слова мне не сказал.              — Я не мог, Дин, — тихо говорит Кас. — Расскажи я тебе обо всём, это обернулось бы катастрофой.              Рационально, в глубине души, Дин понимает, что Кас прав, но в эту секунду ему хочется обвинить его во всём.              — Если бы ты сказал мне, ничего бы не произошло, я мог бы предотвратить это, — огрызается Дин, наклоняясь вперёд. — Я поехал бы другой дорогой, или… или… сделал бы что-то ещё, я не знаю. Ты мог бы мне рассказать.              Кас устало трëт глаз костяшками пальцев.              — Мои слова не предотвратили бы этого, Дин, но, если тебе будет легче от того, что кто-то возьмëт вину…              — …нет, — Дин закрывает глаза, всё ещё чувствуя пульсацию в висках. — Это моя грёбаная вина. Это нечестно… я просто… мне нужно принять это—              — Это не твоя вина, — твёрдо говорит Кас. — Твой отец сам несёт ответственность за свои решения.              — Я до сих пор не понимаю, что произошло, — отвечает Дин из-под опущенных век. — Но я уверен, что там был какой-то компромисс, который включал в себя моё выздоровление. Таких совпадений просто не бывает.              Кас молчит.              — Это был ты? — спрашивает Дин, приоткрывая глаза.              В глазах Каса появляется искреннее удивление.              — Что?              — Док, он… — Дин неловко сглатывает и обводит край стакана подушечкой большого пальца. — Он сказал, что меня спасло чудо. Как будто за мной присматривал ангел. Ты имеешь какое-то отношение к моему… возвращению?              Кас задумчиво хмурится.              — Нет, это был не я, хотя я сделал бы всё, что в моих силах, чтобы предотвратить случившееся.              — Я ни черта не помню, — говорит Дин, качая головой. — Помню фары грузовика, помню момент столкновения, а потом… — он щёлкает пальцами, —…ничего. Я очнулся в больнице.              — Чем бы это ни было, — отвечает Кас мрачным тоном, — у меня ощущение, что это было нечто гораздо более зловещее, чем ангел, или, по крайней мере, что-то столь же могущественное.              — Чёрт, — бормочет Дин. — Я надеялся, что это был ты. Это бы многое… — он с трудом сглатывает, — упростило.              — Я сожалею о твоей потере, Дин, — мягко говорит Кас. Он скользит руками по столу, будто намереваясь взять руки Дина в свои, но, кажется, в последнюю секунду одёргивает себя и убирает руки назад. — Я знаю, как сильно ты любил своего отца. Вам с Сэмом сейчас очень нелегко.              Дин коротко кивает и отводит взгляд, ненавидя свои до сих пор горящие от недавних слёз щёки, свои опухшие, уставшие глаза.              — Всё нормально.              — Дин.              — Серьёзно, Кас, со мной всё будет в порядке, — в качестве аргумента он делает очередной большой глоток виски — Кас не осуждает его, но печально смотрит на стакан.              — Итак, — говорит Дин, отчаянно желая сменить тему. Последнее, о чем он сейчас хочет думать — это отец. — Ты к нам надолго?              — Не знаю, — отвечает Кас, положив руки на стол. — Я уже некоторое время пытаюсь приземлиться, но, к сожалению, безрезультатно. Бежать становится всё труднее.              Дин с трудом сглатывает. Об этом говорить ему тоже не хочется.              — Да, мне казалось, я это замечаю, — говорит он. — В смысле, я думал, что вижу тебя. Вспышками, то тут, то там. Полагал, что схожу с ума.              — Это и правда был я, — подтверждает Кас. — А что с делом Сэма? Есть новости?              Дин качает головой.              — Нет. Как я уже говорил, мы ничего не можем сделать. Если люди и продолжают исчезать, разницу заметить невозможно.              Мобильник Дина, лежащий на краю стола, загорается, на ярком экране появляется имя Бобби. Дин смотрит на дисплей краем глаза, не двигаясь с места.              — Стоит ответить, — тихо советует Кас.              Дин вздыхает, ещё мгновение колеблясь, а затем снимает трубку прежде, чем оператор переводит вызов на голосовую почту.              — Да?              — Где ты, чёрт возьми? — голос Бобби резок, но Дин ясно, как день, слышит в нём беспокойство. — Мы с Сэмом тут с ума сходим.              — Просто вытащил Каса на траурную попойку, — отвечает Дин как можно более легкомысленно, хотя его голос всё ещё хриплый и сухой от слёз. Он встречает взгляд Каса и выдерживает его, не дрогнув. — Я в порядке.              — Ты не в том состоянии, чтобы гулять и напиваться в одиночестве, Дин, — говорит Бобби, и Дин сдерживает резкие слова, которые хочет высказать — что Бобби не его чёртов отец и должен перестать пытаться им быть. — Возвращайся домой.              — Сказал же, всё в норме, — говорит Дин.              — Ну, я хочу увидеть тебя до того, как уеду, так что, будь добр, оторви свою задницу от…              — Уедешь? — перебивает Дин, хмурясь. Он чувствует, что Кас всё ещё наблюдает за ним. — Куда?              — Руфус звонил. Сказал, что в Ред-Лодже, штат Монтана, нужно зачистить гнездо вампиров. У меня, конечно, своих дел по горло, но…              — Мы с Сэмом всё сделаем, — не задумываясь выпаливает Дин, мгновенно оживляясь. Сейчас мысль об охоте, особенно включающей в себя чьё-то обезглавливание, кажется как никогда привлекательной.              Бобби ощутимо колеблется на другом конце.              — Сомневаюсь, что это хорошая идея, — говорит он.              — С чего бы?              — Ты прекрасно знаешь, с чего. Никаких суицидальных миссий в ближайшее время.              — Мы с Сэмом только что прикончили психованного клоуна, если ты не заметил, — раздражённо отвечает Дин. — Отдашь дело — и я тут же примчу домой.              — Ты не в том положении, чтобы торговаться, — огрызается Бобби.              — Либо так, либо никак.              Разъярённое молчание. Бобби выдаёт неразборчивый поток ругательств, прежде чем его речь снова становится связной.              — Чёрт с тобой, но если не явишься через пятнадцать минут, я выезжаю разбираться с этими тварями сам.              Дин ухмыляется, и ему кажется, что от этого его рот вот-вот разойдётся по швам. Выражение лица Каса меняется с нейтрального на обеспокоенное за полсекунды, и это сигнализирует Дину, что выглядит он, наверное, всё же не очень.              — Чудненько. Я пулей.              — Возможно, Бобби прав, — подаёт голос Кас, стоит Дину повесить трубку. — Я не уверен, что ты в форме для охоты.              Дин хмурится, раздражённый.              — Да иди ты, Кас. Сказал же, всё в порядке.              — Я ценю твою убеждённость в моей глупости, — раздражённо отвечает Кас, его плечи напрягаются. — Но, к несчастью для тебя, я не вчера родился.              — Да, помню, ты отметил миллионный юбилей. Паспорт уже пора менять, а, Кас?              Кас и бровью не ведёт на его остроты.              — Серьёзно, отступись, — говорит Дин. — Без обид, но я без тебя разберусь, что для меня лучше, а охота позволит мне быстрее прийти в себя.              — Дин, — челюсть Каса напрягается.              — Не смей, — поднимаясь из-за стола, Дин смотрит на Каса, в этот момент ощущая себя жестоким, сильным, практически неуязвимым. Ему это нравится. Дину не нужно ни сострадание Каса, ни его забота. Он этого попросту не заслуживает — а потому и не хочет; не хочет мягкости, не хочет тепла, которые сейчас, кажется, причиняют только боль.              Он разворачивается в сторону двери, швыряя на столик десять баксов, но рука Каса останавливает его, мягко обхватив запястье.              — Береги себя, — просит Кас, глядя на него снизу вверх, его глаза похожи на тёмную воду, спокойную и непостижимую.              Дин вырывает руку и, не оглядываясь, шагает к двери бара.              

***

             Сэм и Дин продолжают работать. И это мягко сказано. Хотя, на самом деле, ничем, кроме охоты, они заниматься и не могут, особенно после смерти их отца. Сейчас Дин ходит с заряженной бомбой в голове, готовой разорваться в любой момент — обещание за неимением другого выбора убить Сэма поражает его мозг, будто опухоль. Он хочет рассказать об этом брату — хотя бы для того, чтобы не справляться с этой открытой, заражённой, гноящейся раной в одиночку — но он представляет, как это повлияет на Сэма, а потому держит рот на замке.              Он знает, что так думать неправильно, но всё чаще ловит себя на мысли, что это несправедливо — несправедливо, что отец взвалил всё это на его плечи, а потом просто ушёл, покончил с собой, чтобы скрепить сделку — это не работа Дина, чёрт возьми, усыплять Сэма, как больную собаку. И не чья-либо другая; Дин, не моргнув, вступил бы в схватку даже с собственным отцом, если бы тот уронил с головы Сэма хоть волосок.              Дин понимает, что тоскует по Касу всё отчаяннее, он жалеет, что его нет рядом посреди всего этого безумия — вируса, демонов, адских псов и жутких кукол — просто чтобы быть надёжной опорой в нужный момент. В присутствии Каса было что-то успокаивающее, заземляющее, ведь он всегда точно знает, что нужно сделать или сказать, чтобы вернуть контроль над ситуацией. Месяцы летят один за другим с момента их последнего разговора, и с каждым днём Дин чувствует себя всё более виноватым — да, возможно, Касу и не следовало указывать Дину, что говорить и что делать, но, в конце концов, он ведь просто пытался помочь… Он заслуживал лучшего, а Дин ни черта не может сделать, чтобы извиниться, особенно сейчас, когда Каса нет рядом.              Время от времени, как в старые добрые времена, Дину кажется, что он замечает вспышки Каса то тут, то там. Однажды, когда они с Сэмом работают над делом ангела в Провиденсе, штат Род-Айленд (которое, конечно, в итоге не имеет с ангелами ничего общего), Дин молится о помощи, надеясь, что молитва, как почтовый голубь, привлёчет к нему Каса. Естественно, это не работает, и Дин заканчивает тем, что ощущает себя круглым идиотом, маясь подобными вещами — тогда они Сэмом по старинке управляются огнём и солью. Ничего святого, ничего праведного, ничего ангельского.              Дин старается не думать о Касе. Изо всех сил. Но, по мере того, как следы Желтоглазого теплеют с каждым днём, Дин всё чаще чувствует горечь одиночества, ведь рядом с ним нет никого, способного быть опорой, подарить ему спокойствие и поддержку.