a turn of the earth

      На следующей неделе Дин чувствует, что сходит с ума. Сильнее, чем обычно. Время от времени Сэм нехотя спрашивает, в чём дело, не желая, однако, мириться с ним после недавней ссоры — но поведение Дина, похоже, кажется ему странным настолько, что он с беспокойством продолжает расспросы. Разумеется, Дин не может сказать ему, он просто не в состоянии объяснить, поэтому он беспокойно вышагивает по комнатам мотелей и вздрагивает за рулём Импалы, бережно храня в мыслях каждую деталь лица Каса.              Он ничего не забыл, ничего из этого — помнит каждый миг поцелуя, и это ещё одна причина, по которой он чувствует, что теряет рассудок. Он не в силах перестать раз за разом проигрывать этот момент в памяти, и это худшая из возможных пыток. Он помнит ночь, когда Кас врезался в его машину, помнит, как лунный свет играл на его лице, обращённом к звёздам, когда они сидели на вершине горы. И тот факт, что он помнит это, означает, что Кас либо ошибся насчёт временно́го вихря, либо… что он всё ещё где-то там.              Ответы приходят к нему посреди ночи, примерно шесть дней спустя. Сэм снова уходит на ночь, оставив после себя лишь складки на мятых простынях соседней кровати, а Дин всё ворочается и ворочается, не в силах уснуть, его мысли витают где-то между Адом и снами о Касе.              Атмосфера в комнате знакомо меняется, и Дин тут же подскакивает в кровати, едва не ударившись лицом об изголовье.              Кас стоит в углу комнаты, скрестив руки и прислонившись плечом к стене, его глаза едва видны в темноте.              — Ты… — Дин пытается заговорить, но во рту у него пересыхает. Он сглатывает, ожидая, что скажет Кас.              — Время вышло, — голос Каса мягок. — К завтрашнему утру я… меня не станет.              Дин принимает на себя всю боль этих слов, ощущая, будто его ударили в живот, и глубоко, болезненно вдыхает. Не проронив ни слова, он осторожно откидывает одеяло, приглашая.              Без малейшего колебания Кас пересекает комнату, стягивает ботинки и сворачивается калачиком рядом с Дином.              Несколько долгих минут они молчат, привыкая к темноте, моргая в попытке выхватить из тени силуэты друг друга, тишина прерывается лишь тихим звуком их дыхания.              — Твоя последняя ночь на земле, да? — Дину кажется, что, произнеся эти слова, он избавится от тяжести, сковавшей его грудь.              — Моя последняя последняя ночь на земле, — поправляет Кас с печальной улыбкой. — Прежде у меня уже была парочка.              Что-то в том, как Кас смотрит на него, что-то в его глазах, в мрачном изгибе его рта, толкает Дина на глупость.              — Кас, — говорит он, а затем тихо прочищает горло. — Могу я спросить тебя кое о чём?              — Конечно, — отвечает Кас, не сводя с него пристального взгляда. Будто знает, что последует дальше.              На следующих словах голос Дина падает до шёпота, внезапный страх перед ответом заставляет его звучать тише.              — Ты влюблён в меня? В будущем?              Дыхание Каса вдруг перехватывает, после чего он отвечает, так же тихо:              — Да.              Дину требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями. Он зарывается пальцами в простыни, крепко сжимая, а затем задаёт ещё один вопрос.              — Ты влюблён в меня сейчас?              Ресницы Каса трепещут, в его глазах усталость самого мира. Слова, следующие мгновениями после, звучат с такой отчаянной искренностью, какую Дину не доводилось слышать никогда прежде.              — Всегда, Дин.              Следующего вопроса Дин боится больше всего, но это последний шанс задать его, поэтому он спрашивает:              — Я тоже влюблён в тебя? В будущем?              — Я не знаю, — шёпотом признаётся Кас, держа глаза закрытыми, возможно, боясь посмотреть Дину в лицо. — Это… трудно понять. Я причинил тебе много боли, так что я не знаю, возможно ли…              — Я скажу тебе, что думаю, — прерывает Дин, побуждая Каса открыть глаза. — Зная меня, так оно и есть, я влюбился в тебя сильно, стремительно, и я… думаю, я не оглядываюсь назад.              Кас наклоняется вниз, зарываясь носом в подушку, и хмурит брови; на его лице появляется болезненное выражение. Дин ждёт ответа, его сердце стучит отчаянно и быстро, будто вот-вот вырвется из груди.              — Больше всего на свете мне хотелось бы верить, что это так, — Кас медленно закрывает глаза. — Потому что я эгоист. Но сомневаюсь, что могу.              — Ладно, — упрямая потребность заставить Каса поверить ему берёт верх над нервным трепетом. — Я говорю тебе об этом сейчас, и я знаю себя лучше, чем кто-либо другой. Поэтому, хоть Дин, которого ты знаешь, наверняка та ещё заноза в заднице, он хочет тебя так сильно, что… — при этих словах Дин замолкает, выловив отсутствующее выражение лица Каса в темноте комнаты.              — Это не имеет значения, — Кас приподнимает голову с подушки, чтобы его слова были хорошо слышны. — Всё это — что я чувствую, что ты чувствуешь… Когда наступит завтра, окажется, что этого никогда не случалось, всё будет…              Дин не хочет слышать конец этого предложения, поэтому он обращается к лучшему способу заткнуть Каса — целует его. Это работает; голос Каса мгновенно срывается, его рука взлетает, чтобы коснуться лица Дина, его рот раскрывается, мягко захватывая нижнюю губу Дина между своими.              Дин отстраняется и глубже зарывается в простыни, переплетая их ноги.              — Мне плевать на Вселенную, — наконец говорит он. — Я чувствую это сейчас. Вот что имеет значение.              — Хорошо, — выдыхает Кас, глядя на него широко распахнутыми глазами, и Дин снова притягивает его к себе, поражаясь тому, как же с ним чертовски легко.              Они не делают ничего, лишь долго целуются с негласным пониманием, что разговоры сделают только хуже. Это гипнотизирует — ритм их губ, мягко скользящих вместе, и в какой-то момент руки Каса смещают Дина так, что он оказывается над ним, будто вовсе ничего не весит; пальцы Каса мягкими, танцующими движениями скользят по его бёдрам, по эластичному поясу штанов. Член Дина болезненно твердеет в боксёрах, и он уверен, что Кас чувствует его давление на своё бедро, но если Кас не захочет заходить дальше, то ничего…              …Пальцы Каса скользят вниз, к поясу штанов Дина, внезапная смена темпа моментально стирает мысль «ничего страшного, если между нами ничего не произойдёт», которую Дин старательно культивировал моментом ранее.              Дин хотел Каса ещё в прошлый раз, это не новость, но он не знает, чего именно хочет Кас, поэтому действует мучительно медленно, плавно подаваясь навстречу его крепкому, подтянутому бедру; в ответ руки Каса проскальзывают за пояс штанов, сжимая задницу Дина, и… чёрт, он в деле.              Дин отстраняется, сосредотачиваясь на расстёгивании рубашки Каса, но его глупые беспокойные руки дрожат и не попадают в прорези пуговиц. Мгновение спустя Кас присоединяется к нему, помогая, и Дин издаёт дрожащий, смущённый смешок.              — Клянусь, я хорош в этом, — говорит он в жалкой попытке отстоять свою гордость, а Кас тихо и тепло смеётся в ответ:              — Дин, я знаю.              Дин не понимает, почему ведёт себя как застенчивая невеста в постели с Касом — это же просто секс, чёрт возьми. Он спал с кучей девушек и даже с несколькими парнями прежде, но никогда раньше это не было… так. Никогда это не ощущалось так значительно, так всепоглощающе, как чувства, от которых он готов захлебнуться сейчас, будто всё его существо выходит из-под контроля и каждый фибр души отчаянно стремится к гармонии и единству с Касом.              Рубашка Каса летит на пол рядом с кроватью, и Дин берёт секунду, чтобы провести руками по открытому загорелому участку кожи на его торсе, задевает соски, которые моментально твердеют под любопытными пальцами, проводит ладонями по его татуировке — пентаграмме, которую Дин позже набил и себе, — по енохианским символам на его бедре, резко контрастирующим с гладкой кожей. В этом не должно быть ничего особенного, ведь Дин уже видел Каса голым прежде, мельком, конечно, но…              Кас наблюдает за ним с самым потрясённым, благоговейным выражением лица, будто это у него сносит крышу, будто для Дина это не ошеломительно — существо, способное создавать созвездия, смотрит на него так, словно он зажёг звёзды на небе. И Дин не в силах унять трепет.              — Ты уверен, что хочешь?.. — спрашивает Дин на дрожащем выдохе, и Кас решительно, будто цитируя Писание, отвечает:              — Да.              — Хорошо, — говорит Дин, — хорошо, — и руки Каса встречаются с его на подоле его собственной футболки, помогая стянуть её через голову и сбросить прочь. Дин наклоняется вперёд, мгновение нависая над Касом, позволяя их носам соприкоснуться, прежде чем Кас нетерпеливо набрасывается на него с поцелуем, что, в общем-то, забавно — Кас, всегда такой терпеливый и непоколебимый, в постели жаждет сиюминутных удовольствий. Кто бы мог подумать.              — Тише, — бормочет Дин в поцелуй после нескольких жарких мгновений, успокаивающе ведя рукой по боку Каса. — Не спеши.              — У нас нет времени, — отвечает Кас на сбившемся выдохе, а затем снова впивается в нижнюю губу Дина.              — У нас есть всё время мира, — шепчет Дин, и они знают, что это ложь, но оба отчаянно верят в неë в эти мгновения.              Член Дина уже практически выпрыгивает из боксёров, требуя внимания, поэтому Дин идёт на решительный шаг — устойчивее располагается на коленях Каса и начинает стягивать с себя штаны; Кас следует его примеру, расстёгивая свои джинсы, а затем у них наступает момент, который Дин мысленно именует короткой и очень настороженной игрой в Gay chicken — они просто замирают, уставившись на стояки друг друга, и ждут, кто сдастся первым.              Кас выигрывает, сжульничав, потому что в следующее мгновение Дин осознаёт, что большие пальцы Каса цепляются за резинку его боксёров и тянут их вниз. Затем Кас устраивается поудобнее, медленно обхватывая руками шею Дина и втягивая его в новый умопомрачительный поцелуй, возможно, пытаясь призвать его перестать стесняться, хотя Дин не то чтобы стесняется, это просто… много. Это Кас. Это очень много.              Не разрывая поцелуя, Кас начинает возиться, стягивая свои простые, скучные боксёры, и, как только они исчезают, Дин берёт оба их члена в руку и делает экспериментальное, нерешительное движение. Оба стонут в унисон, их лбы почти сталкиваются, и Дину требуются немалые усилия, чтобы не растерять остатки самообладания в объятиях Каса. Он прижимается своим лбом к его, с благоговением глядя на их члены, зажатые вместе в его руке; ладонь и пальцы уже липкие от естественной смазки, а Кас издаёт тихие, сводящие с ума звуки в волосы Дина.              По всему телу Каса бежит симпатичный румянец, и Дин целует точку пульса у его горла, заворожённый тем, как часто стучит его сердце.              — Подожди, — тихо говорит Кас, его голос неровный и дрожащий, и Дин замирает, внезапно испугавшись, что сделал что-то не так. Кас тихонько смеётся над выражением лица Дина и целует его в лоб. — Ничего такого. Я просто хочу кое-что попробовать.              — Типа, что-то извращённое?              Кас закатывает глаза и стремительно переворачивает их так, что Дин оказывается на спине, а Кас нависает над ним, его зрачки до невозможного расширены, волосы в полном беспорядке.              — Не совсем, но, думаю, тебе понравится, — отвечает Кас, и Дин беззвучно кивает, чувствуя дикое биение собственного сердца.              Кас гладит руками грудь Дина, а затем опускает голову и прижимается к ней губами. Дин отчаянно пытается сдержать норовящую прокатиться по всему телу дрожь; он откидывает голову назад и закрывает глаза, осторожно опуская руку, чтобы запутаться пальцами в волосах Каса.              — Я воссоздал это тело с нуля, когда спас тебя, — бормочет Кас, оставляя поцелуй на бедре Дина. — Я отметил каждую веснушку, выточил каждый изгиб скелета, оперил каждую ресницу.              — Господи, — шепчет Дин, закрывая глаза рукой; горячая волна проходит сквозь всё его тело при этих словах.              Дину требуется секунда, чтобы понять, что их свободные руки переплетены, и это — само определение нелепости, истерически думает Дин, — держаться за руки, пока Кас спускается по нему с поцелуями, но Дин просто не в силах притворяться, что ему это не нравится.              Он вздрагивает всем телом, когда Кас смыкает губы вокруг головки его члена, втягивая щёки и сразу принимая всю его длину — Дин выкрикивает что-то бессвязное, путаясь между ругательством и невнятным вскриком; его бёдра, тисками сомкнувшиеся на плечах Каса, дрожат, пальцы ног поджимаются, зарываясь в складки простыней.              — В таком состоянии ты — чистое совершенство, — говорит Кас, отстраняясь и поражённо глядя на Дина, а затем снова наклоняется к его члену.              — Молчи, — стонет Дин, зажмурившись от смущения и продолжая покачивать бёдрами навстречу влажному теплу рта Каса. — Заткнись, заткнись.              — Это правда, — отвечает Кас с тихим смехом, похоже, получая настоящее удовольствие от того, что Дин извивается в его руках. — Ты, несомненно, самое прекрасное из всего, что мне когда-либо доводилось видеть, а я видел тысячи рассветов…              — О Боже, прекрати, — скулит Дин, и Кас смеётся, осторожно обхватывая руками его колени и разводя ноги ещё шире.              Мысли Дина на мгновение превращаются в гигантский вопросительный знак, и он гадает, что именно планирует делать Кас, а затем чувствует влажное, настойчивое движение языка на своей дырочке, и его мозг взрывается ярким беспорядком восклицательных знаков.              — Кас! — кричит он, достаточно громко, чтобы наверняка разбудить соседей, и чувствует, как Кас тихо смеётся, после чего его язык проникает глубже, толкаясь в колечко мышц.              Это… непристойность, вот что это такое, не может не думать Дин, когда он кричит, бесстыдно вращая бёдрами в такт усердным движениям языка Каса. Кто, чёрт возьми, вот так берëт и засовывает свой язык в чью-то задницу? И кто, блядь, знал, что это может быть так умопомрачительно горячо?              — Кас, — выдыхает Дин, его голос срывается на хныканье. — Кас, я хочу, чтобы ты…              Кас замирает, выныривая на мгновение, чтобы посмотреть на Дина, его зрачки расширены настолько, что глаза кажутся чёрными. Тело Дина всё ещё вибрирует, будто оголённый электрический провод, и он с трудом сглатывает, едва сохраняя самообладание.              — Скажи это.              — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — шепчет Дин, чувствуя, как пылают его щёки. — Я хочу… хочу чувствовать тебя.              Кас не разрывает зрительного контакта ни на секунду, поднимаясь вверх по телу Дина, чтобы поцеловать его, и это неправильно, думает Дин, пробуя себя на губах Каса, но ему, вроде как не тайно, нравится это.              Отстранившись, Кас касается двумя пальцами нижней губы Дина, требуя приоткрыть рот.              — Соси, — его голос мягкий, но властный, и, Боже, Дин так и делает, просто берёт пальцы Каса в рот, не сводя с него глаз.              — В моей сумке есть смазка, — говорит Дин, когда Кас вынимает пальцы, едва веря, что эти слова слетают с его губ, что они адресованы Касу, но тот встаёт ещё до того, как Дин успевает закончить фразу. И Дин просто ошеломлённо смотрит в потолок в полном неверии, чувствуя, как его член пульсирует от отсутствия внимания, а затем Кас возвращается, матрас слегка прогибается под его весом. Дин двигает бёдрами, готовясь, зажмуривает глаза и ждёт, когда Кас начнёт представление. Он чувствует, что его нагота сейчас выходит за пределы простого отсутствия одежды, будто в эти мгновения он обнажён перед Касом в тысячах других смыслов вне рамок физического. Он поднимает взгляд на Каса — тот, замерев, смотрит на него широко распахнутыми глазами, и Дин чувствует новую волну жара, захлестнувшую его с головой.              — Кас, пожалуйста, — шепчет он, задыхаясь и чувствуя себя уязвимее, чем когда-либо. Кас, кажется, понимает это, потому что в следующее мгновение он наклоняется вперёд, ближе, чтобы оставить поцелуй на подбородке Дина; за этим не стоит ни капли похоти — прикосновение его губ ласковое, утешающее, интимное. И в эти самые мгновения, в дерьмовом номере Шайеннского мотеля, Дин чувствует себя в безопасности, более защищённым, чем когда-либо прежде. Он чувствует себя любимым. Дин проводит рукой по волосам Каса, теряя дар речи, когда тот опускается ниже, прижимаясь мягкими губами к его животу.              Кас вопросительно смотрит на него, и Дин кивает, прикрывая глаза и упираясь пальцами ног в матрас.              Мгновение Кас колеблется, а затем его палец, скользкий от слюны Дина, обводит колечко мышц и входит внутрь до первой фаланги. Дин зажмуривает глаза и расслабляется, впуская его, и вот уже два длинных пальца Каса расходятся ножницами внутри него, а затем добавляется третий и смазка.              Конечно, Дин пробовал разрабатывать себя и раньше, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, чтобы отдаться на милость уверенным и нежным рукам Каса; он просто лежит на спине и пытается не слишком сильно дёргать бёдрами, издавая тихие вздохи, борясь с тем, чтобы не дойти до финиша прежде, чем Кас успеет перейти к самому желанному.              — Тебе больно? — спрашивает Кас мягким, обеспокоенным голосом, его свободная рука покоится на бедре Дина, и Дин качает головой, слишком ошеломлённый, чтобы произнести хоть слово.              — Нет, — шепчет он, на пробу вращая бёдрами. — Мне хорошо.              Палец Каса скользит глубже, внезапно упираясь прямо в простату, и Дин с хриплым криком вздрагивает всем телом, пульсация в его члене многократно усиливается.              — Любопытно, — Кас массирует точку двумя пальцами, отчего Дин судорожно сжимает его руку и давится собственным всхлипом.              — Клянусь Богом, Кас, если ты не… — Дин из последних сил старается сформулировать связное предложение, но попытка с треском проваливается. — Если ты сейчас же не… то я…              — Хорошо, — говорит Кас и оставляет поцелуй на внутренней стороне его бедра. — Хорошо, Дин.              На мгновение из комнаты будто исчезает всё кроме смущения Дина и его сбитого дыхания, заполняющего тишину. Кажется, Кас колеблется.              — Нам не обязательно… — начинает Дин, хотя его член предательски протестует при этих словах.              — Нет, я хочу, — тут же перебивает Кас, не поднимая головы. Его голос звучит по-другому, приглушённо и как-то сдавленно. — Я… я просто…              О Боже, Кас на эмоциях. Если это произойдёт, Дин, блядь, потеряет всякое самообладание, поэтому он начинает говорить, и ему кажется, что собственный голос звучит почти испуганно:              — Эй, всё в порядке, всё хорошо, — и Кас быстро кивает.              — Я в порядке, — говорит он более уверенно. — Я просто… я хочу запомнить этот момент.              У Дина перехватывает дыхание. У него нет ответа.              — Мы в порядке, — вот что бесполезно подсказывает его мозг, и он протягивает руку, чтобы сжать руку Каса.              Кас кивает, коротко сглатывая, и открывает смазку. Свободной рукой он распределяет её по своему члену, а Дин жадно ловит каждое мгновение и чувствует себя вуайеристом, наблюдая за тем, как Кас откидывает голову, открывая взгляду свою шею и медленно поглаживая собственный член.              Дин был бы счастлив кончить прямо сейчас от одного этого вида, однако у Каса другие планы — он осторожно наклоняется вперёд, и всё тело Дина дёргается, когда он чувствует головку члена Каса, прижимающуюся к дырочке.              — Ты в порядке? — спрашивает Кас, всё ещё крепко сжимая его руку.              — Да, всё хорошо, — выдыхает Дин, зажмурив глаза. — Не останавливайся, пожалуйста, только не останавливайся…              Кас издаёт смешок, удивлённый и мягкий, а затем делает небольшую паузу, прежде чем протолкнуться внутрь; Дин расслабляется, как может, стараясь не хныкать от ощущения заполненности и жара. Кас продолжает медленно входить, сжимая руку Дина, и, когда он заполняет Дина до конца, тот уже просто не в состоянии издавать звуки. Дин открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, что угодно, например, «вау» или какую-нибудь остроумную шутку, но он совершенно безмолвен.              — Дин? — в голосе Каса беспокойство, и он проводит рукой по боку Дина, будто успокаивая норовистую лошадь.              — Я в порядке, — отвечает Дин сдавленным голосом, и он ненавидит слёзы, собирающиеся в уголках глаз. Дайте ему поплакать, как ребёнку, во время ванильного секса, ага.              Кас удивлённо смотрит на него, глаза остекленевшие, зрачки расширены, и следующую его фразу Дин готов возвести на пьедестал самых впечатляющих самопожертвований в истории:              — Я могу остановиться…              — Нет, — протестует Дин, покачивая бёдрами в подтверждение своих слов. От неожиданности у Каса перехватывает дыхание, глаза закрываются от этого ощущения. Следующие слова Дина едва слышны. — Я просто… Я не знал, что это будет так.              Кас подаётся вперёд, колени Дина практически упираются в его собственную грудь, и Дин определённо не должен так сгибаться, но сейчас его не волнует ничего кроме губ Каса, тёплых и настойчивых, увлекающих его в поцелуй, и Дин хнычет, нетерпеливо покачивая бёдрами, насколько это возможно в его положении, побуждая Каса двигаться, менять угол. Жар и давление внутри него сводит Дина с ума на всех возможных уровнях, и если Кас и обладает какой-то древней космической волей и терпением, то Дин — нет.              Кас начинает двигаться, его бёдра работают мягко, он входит неглубоко, а затем, наконец, погружается глубже. В первые несколько толчков он не задевает простату, но попадание в точку с четвёртой попытки выбивает из Дина стон и заставляет его отчаянно вцепиться пальцами в спину Каса. С такого близкого расстояния, когда их губы практически соприкасаются, Дин слышит притягательные хныкающие выдохи, которые Кас издаёт с каждым новым толчком, мягкие и прерывистые, и он собирает каждый звук, каждый оттенок ощущений — капельки пота, собирающиеся в ямочках на спине Каса, настойчивый, влажный жар его рта, его взгляд, будто он видит перед собой грёбаный Священный Грааль. Дин не позволит себе забыть это.              Уже через несколько минут Дин едва осознаëт себя от возбуждения — с каждым новым толчком Каса волны желания прокатываются по его телу, тяжело налившийся член пульсирует на животе, и он не в силах справиться с интенсивностью ощущений. Он забывается в руках Каса, отдаётся его прикосновениям без остатка, издаёт тихие стоны и позволяет какой-то бессмыслице срываться с собственных губ, смакует на языке имя Каса, позволяя ощущениям поглотить его, наполнить до предела.              Затем Кас начинает шептать его имя, тихо, прерывисто, на выдохах, и в ответ Дин вдыхает его имя прямо ему в рот, иногда выкрикивая его, когда Кас попадает в точку. По сбившемуся ритму он может определить, что Кас уже близок, поэтому Дин нетерпеливо сжимается вокруг него, заставляя Каса содрогнуться, захлебнувшись низким стоном.              — Давай, Кас, — шепчет Дин, принимая его так глубоко, как только может. — Я хочу видеть тебя.              Кас подавляет этот низкий, прерывистый всхлип, его бёдра всё ещё двигаются, и Дин чувствует это, чувствует, как член Каса начинает пульсировать у него внутри, и этого достаточно, чтобы толкнуть Дина за грань; прогнувшись в спине, он кончает на члене Каса, стремительно и мощно, и ощущения потрясают его, заставляя кричать. Он ещё не в себе, когда Кас выходит из него несколько ошеломительных мгновений спустя; бëдра и руки Дина дрожат, он закрывает глаза и чувствует, как несколько капелек спермы Каса вытекают наружу.              Кас наклоняется и целует его долго и медленно, и Дин отвечает в том же темпе, их поцелуй сладкий и томный. Некоторое время они остаются в таком положении — Кас устраивается на Дине, как гигантский ленивый кот, а затем Дин осторожно перекатывается, ложась на бок, чтобы они могли смотреть друг на друга. Кас, всё ещё без сил, позволяет делать это с собой, что мило, думает Дин. Никогда прежде он не видел Каса таким мягким, ласковым и сверхчувствительным.              Кас протягивает руку, чтобы очертить пальцем профиль Дина, задерживаясь на впадинке над верхней губой; Дин сонно моргает и позволяет Касу изучать своё лицо, слишком уставший, чтобы делать что-либо, кроме как нежиться под его прикосновениями.              — Так, э-э, насчёт тех «человеческих желаний», — говорит Дин, когда его дыхание наконец восстанавливается, и играет бровями в ответ на озадаченный взгляд. — Помнишь? Когда ты рассказал мне о своём списке?              Лёгкая улыбка медленно появляется на губах Каса.              — Значит, можно с уверенностью сказать, что этот пункт, э-э, выполнен?              — Более чем, — отвечает Кас хриплым голосом и закрывает глаза; Дин улыбается, довольный собой. — Но это был не просто секс. Эти… желания.              Дин хмурится, придвигаясь ближе к Касу, не обращая внимания на то, что они оба всё ещё липкие от подсыхающей спермы.              — Что тогда?              — Я хотел, — голос Каса мягок, и часть его посткоитального дзена, кажется, рассеивается, когда он использует прошедшее время, — этого, с тобой.              — Ну, ты получил…              — …каждый день, — шепчет Кас с закрытыми глазами, чтобы Дин не смог прочесть его эмоции. — Я хотел просыпаться с тобой каждый день, осесть где-нибудь, бросить охоту и миссии, бросить Рай и Ад, состариться вместе. Это… этого никогда бы не произошло, не с нашими жизнями, не с тем, через что нам пришлось пройти, но я хотел этой жизни с тобой.              Дин немеет. Что-то тяжёлое застревает у него в груди, давит на него свинцовой наковальней, лишает возможности сделать вдох.              — Я хочу этого с тобой, — шепчет он, наконец, в ответ. — И знаю, что тот, другой я, тоже.              — Я в этом не уверен, — Кас печально поджимает губы. — Но, даже окажись ты прав, нам всё равно было бы не суждено обрести это. Мне не суждено. В другой жизни, может быть, но в этой, которую я мог бы прожить с тобой, всё закончилось, не успев начаться.              Глаза Дина начинает опасно покалывать, комок болезненно сжимается в горле, и он слышит, как ломается его голос при следующих словах:              — Прекрати, Кас.              — Я хочу, чтобы ты помнил кое-что, когда меня не станет, — продолжает Кас, игнорируя просьбу Дина и не сводя с него глаз, в которых застыли слёзы. — Я хочу, чтобы ты всегда чувствовал себя достойным любви, потому что ты заслуживаешь её, как никто другой. Ты заслуживаешь этого с… с кем-то. Не соглашайся на меньшее, пока не обретёшь это.              Дин чувствует, как горячая слеза скатывается по переносице. Его голос дрожит.              — Прекрати болтать, Кас, просто прекрати.              Голос Каса тоже дрожит.              — Я люблю тебя, Дин Винчестер, сильнее, чем ты можешь себе представить. Даже когда меня не станет, я не позволю Вселенной отнять это у нас.              Дин открывает рот, он хочет ответить ему, хочет вернуть слова с тем же пылом, но всё, что он может произнести, это сломанное:              — Я не смогу жить в реальности, где тебя не существует.              — Сможешь, — бормочет Кас, наклоняясь вперёд и оставляя поцелуй в волосах Дина, а затем начинает сцеловывать слёзы с его щёк. Дин закрывает глаза. — Ты справишься без меня, Дин, я обещаю.              Дин качает головой, но слова застревают в горле — в его голове крутится миллион вещей, шанс сказать которые вскоре будет упущен, но он не способен озвучить ни единой и ненавидит себя за это.              Он не способен выразить всё словами, но может сделать это через прикосновения, поэтому Дин прижимается поцелуем к ямке над ключицей Каса, откидывая одеяло, чтобы получить полный доступ к нему.              Кас прерывисто вздыхает и спрашивает:              — Что ты делаешь?              Дин не отвечает, просто наклоняется вперёд и обводит языком ореол сначала одного его соска, затем другого. Дыхание Каса сбивается, его торс напрягается, мышцы становятся чувствительными под лаской Дина, но Дин не позволяет этому остановить его; он переключает внимание на татуировку в виде пентаграммы на левой груди Каса и проводит языком по её очертаниям.              — Дин, — если тон Каса и планировался как протестный, то стратегия с треском проваливается; звук выходит напряжённым, развратным, его руки сжимают плечи Дина.              Дин гладит изгибы бёдер Каса, целует его рёбра, обводит языком пупок. Мышцы Каса подрагивают под его губами, и теперь Дин увлечён енохианскими надписями на коже Каса: осторожно, с искусной точностью, он обводит каждый символ кончиком своего языка — бёдра Каса дёргаются, и он почти хнычет, требуя внимания.              Постепенно Кас снова твердеет — Дин чувствует головку его члена у своей груди, но продолжает выцеловывать тело Каса, кажется, уже распухшими от трения о кожу губами; это стоит того, ведь в ответ он слышит мягкие, отчаянные звуки, которые издаёт Кас, чувствует вкус соли на его коже.              — Дин, — голос Каса звучит гораздо слабее и тише, чем прежде.              — Тс-с, я с тобой, — шепчет Дин во внутреннюю сторону бёдер Каса. Он чувствует, как Кас подрагивает в его руках, поэтому продолжает осторожно выцеловывать свой путь до тёмной дорожки волос. Наконец, после непродолжительного ух ты, это член, настоящий член момента, он набирается решимости и с любопытством проводит языком по головке. Он не отводит глаз, чтобы увидеть, как рот Каса открывается, а голова откидывается назад.              Воодушевлённый тем, что он делает что-то правильное, Дин обхватывает рукой основание члена Каса и заглатывает глубже, позволяя головке задеть заднюю стенку горла, а Кас сжимает простыни, изо всех сил стараясь сдерживать рефлекторные толчки своих бёдер, скорее всего, чтобы не причинить Дину вреда.              Дин продолжает двигаться всё увереннее, то и дело поднимая глаза на Каса, который кусает губы в попытке не издавать слишком громких звуков и смотрит на Дина в ответ со смесью изумления и печали. Медленно, Кас протягивает руку, чтобы коснуться выпуклости на щеке Дина, и зачарованно смотрит на то, как Дин начинает быстрее двигать головой.              — Дин, — шепчет Кас, начиная дрожать сильнее, и Дин отстраняется всего на секунду, чтобы заставить его замолчать: оставив попытки расцеловать тело Каса, он, наконец, проскальзывает языком ему в рот. В ответ Кас вылизывает рот Дина так, словно ему жизненно необходимо попробовать то, что пробовал Дин — и Дин снова твёрд, как камень, от одного вида того, насколько Кас близок.              — Эй, — бормочет Дин, когда дыхание Каса начинает переходить в прерывистые стоны. Он продолжает поглаживать член Каса, достаточно быстро, чтобы поддерживать темп. — Ты в порядке, я с тобой, Кас, я здесь, всё хорошо.              Рука Каса мечется где-то у талии Дина, и до него запоздало доходит, что Кас пытается ему подрочить.              — Ты тоже. Вместе, — задыхаясь, говорит Кас, глядя на Дина остекленевшими, но решительными глазами. Он берет член Дина в руку, и тот кивает, со стоном толкаясь в кулак Каса.              Дину требуется всего несколько секунд — второй оргазм обрушивается на него яростным, ярким всплеском ощущений, а когда его рот открывается, Кас осторожно прикусывает его нижнюю губу. Дин распахивает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть выражение лица кончающего Каса, его нахмуренные брови, то, как отчаянно он глотает воздух, и следующие несколько мгновений Дин не позволяет себе дышать, целуя Каса до тех пор, пока не закружится голова.              Отстранившись, чтобы перевести дух, он роняет голову на грудь Каса, висок липнет к его потной коже. Он слушает, как успокаивается его дыхание, и закрывает глаза от удовольствия, чувствуя руку Каса в своих влажных волосах.              — Кас, — бормочет Дин, сонно целуя его ключицу. — Я люблю тебя.              Кас обводит линию его челюсти большим пальцем, а затем скользит к шее Дина, к тому месту, где прослеживается его постепенно замедляющийся пульс.              — И я тебя, Дин.              Дин чувствует, как тяжелеют его конечности, как тело постепенно наливается сонливостью — выброс эндорфинов делает своё дело, и он изо всех сил сопротивляется сну.              — Эй, — снова говорит он, стараясь скрыть тревогу в голосе. — Не дай мне заснуть, ладно?              В ответ Кас лишь запускает руку в волосы Дина, перебирая спутавшиеся пряди, и Дин медленно растворяется в этом ощущении, его веки опускаются.              — Тебе нужно поспать, — слышит он тихий шёпот. — Завтра вам с Сэмом предстоит долгий путь.              — Кас, — шепчет Дин, уткнувшись носом ему в ключицу.              — Засыпай, Дин, — отвечает Кас, и Дин, наконец, сдаётся и медленно закрывает глаза.              

***

             Когда Дин просыпается, всё кажется… неправильным. Сэм лежит в постели, где ему и положено быть, тихо храпит, приоткрыв рот. Дин хмурится и садится, пытаясь избавиться от странного остаточного беспокойства, будто он заснул, переживая из-за чего-то, но он ведь одной ногой в Аду, так что смутный стресс в преддверии этого вряд ли должен его удивлять.              — Эй, — Дин хватает с пола ботинок и запускает им в спящего Сэма.              — Твою мать, Дин, — огрызается брат, вскакивая с кровати.              — Уже почти десять, соня, может, будем пошевеливаться?              — Отвали, — ворчит Сэм, снова зарываясь головой в подушку.              Дин встаёт, чистит зубы, одевается, готовится отправиться в путь.              Всё нормально. Всё по-прежнему.              Но он не может избавиться от странного чувства, укоренившегося где-то глубоко внутри — Дину кажется, что произошло что-то ужасное.