a turn of the earth

      Некоторое время Дин путешествует по стране. Он не следит за датами, а потому точно не может сказать, сколько недель или месяцев пролетело — он перестаёт спать, различать день и ночь становится всё труднее. Каждый миг для Дина — потенциальное время в пути, сон — часы, потраченные впустую, время, которое он мог бы вложить в поиски Сэма и Каса.              За направлением он тоже едва следит. Он ведёт Импалу на север, юг, восток, запад — от Атлантического океана до Тихого, а затем повторяет по новой. Через некоторое время все дороги начинают выглядеть одинаково, машины мелькают на периферии его зрения, как кадры из старых фильмов, и он не может сказать, где он был, или когда, или сколько раз. Единственные остановки — только самые необходимые: автозаправки, чтобы наполнить бак Импалы, и проверка наводок на Каса и Тьму, которые он собрал в аккуратный маркированный список перед тем, как отправиться в путь. Двадцать одно имя, двадцать один адрес медиумов, разбросанных по всей территории США, спрятаны в бардачок.              Он позволяет бороде отрасти; на самом деле, он не планировал этого, но следующее, что происходит — однажды он едет по дороге, и, рассеянно протягивая руку, чтобы провести ей по лицу, захватывает целую ладонь щетины. «Странно», — думает он и через час сворачивает к мотелю на обочине шоссе. Отделка здания облупилась, неоново-красная вывеска «VACANCY» то зажигается, то гаснет, так что Дин не уверен, есть ли в мотеле свободные места, но, учитывая, что парковка совершенно пуста, он полагает, что ему повезёт.              Он заселяется в одноместный номер, и это первая кровать за многие недели, если он правильно помнит. Обычно он спит на заднем сидении Импалы. Он не знает, как это возможно, но сейчас его кости, кажется, отталкивают холод, будто у него выработался иммунитет к низким температурам. Но на самом деле он не спит; не ест. Как будто он — некогда живая туша человека, зомби с пульсом. По любым другим меркам это было бы неестественно, но Дин думает, что это, быть может, всего лишь горе, простое и понятное — горе и мания, бросающие его туда-сюда по всем уголкам страны, будто он — человеческий автомат для игры в пинбол.              Он кидает сумку на пол у изголовья кровати и подходит к зеркалу в ванной — стекло в верхнем углу разбито, словно кто-то угодил в него битой. Рукой он стирает грязь с поверхности и смотрит на своё отражение, ошеломлённо моргая в пустоту несколько долгих секунд. Он медленно поднимает руку, чтобы проверить, повторит ли отражение этот жест, не в силах поверить, что это действительно он.              Он проводит рукой по лицу. Его щёки исхудали и впали — почти как у скелета. Он не может вспомнить, когда в последний раз что-то ел, но смутно предполагает, что это мог быть пакетик чипсов с заправки. Впадины на щеках заполняет борода, на шее — растрёпанная, неухоженная щетина. Его глаза ревматические, покрасневшие и измученные, будто он болен. Возможно, так оно и есть, только не в физическом смысле. Его волосы сильно отросли и теперь спадают сальными прядями на лоб и шею. Тёмные синяки под глазами делают его похожим на инопланетянина.              Он выглядит как человек, сошедший со страниц Священного Писания — проклятый на долгие годы скиталец, мятущийся в пустыне не в силах найти покоя и пропитания.              Дин отворачивается от зеркала, в груди нарастает тошнота.              Он не помнит, как лёг в постель, но осознаёт себя, резко просыпаясь от ночного кошмара, который тут же начал рассеиваться в памяти, оставляя после себя лишь призрачный след впечатлений — в его ушах стоит звон, словно рядом взорвался фейерверк или кто-то кричал прямо внутри его головы. Он болезненно щурится и моргает в слабом солнечном свете, проникающем через окна.              Он встаёт и впервые за несколько недель раздевается, и что-то в нём слабо отшатывается при виде собственных рёбер, теперь отчётливо проступающих сквозь кожу. Любые признаки пивного живота, над которыми раньше любил подтрунивать Сэм, давно исчезли без следа.              Дин принимает душ. Он позволяет влаге впитаться в волосы, закрывает глаза, чувствуя, как потоки воды шпарят голую кожу. Он смотрит на грязь и соринки, стекающие в водосток и закручивающиеся маленьким водоворотом вокруг слива; тщательно вычищает грязь из-под каждого ногтя, втирает мыло в бороду, за ушами, между пальцами ног. Каждый квадратный дюйм тела кажется ему запятнанным, грязным и мерзким, поэтому он прикладывает все усилия, чтобы не пропустить ни единого участка.              Из душа он выходит с ощущением, будто с него слой за слоем содрали всю кожу, а каждый нерв был обнажён, теперь повреждённый и чувствительный. В сумке находится бритва, крем для бритья и старые парикмахерские ножницы, в лучшем случае тупые, но для дела сгодятся. Он сбривает бороду участок за участком, слегка постукивая бритвой о край раковины, чтобы клоки волос исчезали в стоке. Раньше они с Сэмом стригли друг друга, но теперь Дин практически эксперт в самостоятельной стрижке. Он стрижёт себя сам, и влажные пушистые локоны падают на пожелтевший кафельный пол.              На этот раз при взгляде в зеркало он начинает хотя бы отдалённо узнавать себя, однако затравленный звериный взгляд никуда не уходит; он снова Дин, просто Дин.              Он одевается, запихивая грязную одежду на самое дно сумки. Новая, конечно, пахнет далеко не сахарной ватой и розами, она немного затхлая и несвежая, но он подозревает, что его старая одежда уже провоняла насквозь, а он не хотел бы привлекать тучи мух, куда бы он ни пошёл.              Уснуть ему больше не удаётся; время в маленькой комнате будто замирает, а когда он снова открывает глаза, за окном светло; сложно сказать, открыл он глаза до заката, или же проспал до наступления следующего дня, но ему на это глубоко плевать; в любом случае, это не имеет значения.              Он собирает вещи и выписывается из мотеля. Газета на стойке регистрации гласит, что сегодня 14 апреля 2011 года — в последний раз он заглядывал в календарь где-то в конце января; Дин старается не думать о том, что это значит. Он выходит на улицу к Импале, покрывшейся слоем грязи из-за продолжительного отсутствия ухода. Он забирается на переднее сидение, захлопывает за собой дверцу и снова отправляется в путь.