Бордовое золото

Взгляд Сириуса был устремлён на прекрасный портрет его дочери, в точности повторяющий её внешность: высокие острые скулы, надменный взгляд, волосы были будто растрёпанные ветром, на голове — жемчужная корона, на одном запястье золотой браслет охотника, в другой руке она держит свою кедровую палочку с сердечной жилой дракона — да, этого не видно, но сила этой палочки определенно чувствуется — вокруг лиловое пламя, ледяные голубые глаза обрамлены фиолетовой дужкой, вновь и вновь напоминая, насколько велико её могущество. На ней было чёрное платье с прямым вырезом, на шее сверкало золотое украшение солнца и серебряная цепь; Сириус отметил, что это ужаснейшие сочетание, но она выглядела прекрасно. Также, он заметил кольцо, подаренное Уизли. Сердце противно сжалось, выдавливая из себя кровь, но потом снова вернулось в свой рабочий цикл, когда Сириус вспомнил о свадьбе дочери. В её взгляде читалась жестокость, рассудительность, сила, отвага, преданность. Блэки — люди, за которых говорят глаза. Тот самый Блэковский стержень не просто окреп в ней, она стала им. Стала тем стержнем, которым должен был стать любой Блэк. Сириус признал, что его дочь истинная Королева рода, которая могла не просто править их семьёй, но и если бы сейчас, в эту секунду воскресли бы все когда-либо живущие Блэки, то один взгляд Катрины заставит их склониться. И это было самым страшным. До Катрины ни Нарцисса, ни Андромеда, ни Беллатриса и никто не мог превзойти её по силе, могуществу и властолюбию, но… Но Вальбурга была такой. Кровь Катрины была куда чернее её фамилии. Он сделал пару шагов по коридору, спустился на цокольный этаж и встал перед занавешенной покрывалом картиной. Он сдернул ткань и перед ним красовалась величественная Вальбурга: в глазах её горел яростный огонь, а на руках капли крови, от того, что пару часов до момента прихода художника, она избивала Сириуса и Регулуса голыми руками за неповиновение. Вот она — жизнь Блэка в полной красе. Тебя не любят. Тебя не уважают. Благослови Мерлин, если тебя хотя бы не презирают. Конечно, новому поколению повезло больше, но какого быть ребенком, в голову которого забились духи проклятого дома? Какого быть невинной девочкой, которая обречена на вечные муки, лишь потому, что её семья была жестока? Не она, а те, кто ей предшествовали. Лишь Катрине это было известно, а Сириус жил своими травмами, надеясь, что сделал достаточно для счастья своей дочери. Его преследовало чувство, что из прекрасного, яркого солнца, она превратилась в мрачную, таинственную луну, в которую и влюбился Фред. Конечно, Сириус надеялся, что невиновен в такой резкой перемене, но сердце всё равно билось в болезненной конвульсии, когда он проходил мимо портрета Катрины. Он чувствовал вину за то, что привёл дочь в этот мир, когда люди были не достойны её.

***

Фред вернулся с работы, беззаботно бросил ключи на барную стойку; он посмотрел на кухонный элемент интерьера и тепло улыбнулся, вспомнив один из вечеров с теперь-уже-женой. Ему так нравилось постоянно вспоминать про тот факт, что спустя всю жизнь, что он испытывал к ней симпатию, после двенадцати лет влюблённости и спустя четыре года отношений они наконец стали одной семьёй и доказательством тому является детский смех, который слышит Фред, возвращаясь домой. Он поднялся по лестнице, зашёл в комнату Альфарда, сложил руки на груди и стал тихо наблюдать, как платиновый блондин позволяет младшему Блэку-Уизли играться с его палочкой.       — Привет, Драко.       — О, рыжий. Я забрал Альфарда у Андромеды. Ты же не против?       — Нет. — Он улыбнулся. Неестественно теплые отношения для Уизли и Малфоев, но они были именно такими.        — Где Катрина?       — В Академии. Она приезжает на выходных.       — Так, ты отец-одиночка?       — Твоя сестра — сильная и независимая женщина, которая никогда не привязывается к людям и местам, и находится там, где хочет. Я просто с этим смирился. Драко понимающе хмыкнул, уложил Альфарда в кровать и вышел из комнаты; Фред услышал за дверью хлопок от трансгрессии. Фред смотрел на сына и пытался представить его будущее. На данный момент он мог видеть лишь волнистые чёрные волосы, голубые сапфировые глаза с сияющей бирюзовой радужкой, его бледная-бледная кожа, утонченные формы лица, которыми Фред никогда не обладал, зато они были у Катрины. Были у Сириуса. Вот кого он видел — Сириус. Альфард был безумно похож на своего деда и Фред понимал, что пусть этот ребенок будет копией, отражением семьи Блэк, — даже его имя — но любить его Фред не перестанет. Это его сын, он знает. Он видел в его глазах отвагу. Отвагу, какую не видел во многих Гриффиндорцах! А ведь этот ребенок появился не так давно. Фред боялся, что Альфарда ожидает то, чего он не заслужил: враги, боль, страдания, потери. У него было чувство, будто он бессилен перед жизнью, которая дала ребенку испытание, подарив проклятье родомага. Он был в ужасе. Не представляя, как Катрина справлялась со всем сама, он боялся представить, что будет с Альфардом. Сердце замедлялось, а потом и вовсе замирало, как у мертвеца. Он чувствовал вину за то, что привёл сына в этот мир, когда люди были не достойны его.