* * *
— У нас есть время до конца марта, а потом репетиции будут проходить реже, — заявил Ремус, как только все вернулись. — Да, у нас с ребятами в середине апреля будет выступление в клубе, нам нужно подготовиться, — пояснил Блэк, присоединяясь ко второму солисту. — Также такие частые встречи были направлены на первоначальное сплочение коллектива, в будущем, я надеюсь, они нам не понадобятся, — важно продолжил Люпин, на что Бродяга довольно громко фыркнул, заслужив грозный взгляд говорящего. — Просто говоришь так, словно мы какая-то мировая компания, — парень был уверен в том, что фронтмен Midnight Wolves отрепетировал даже такую короткую речь. Всё у него должно быть под контролем, конечно. Лунатик только нахмурился и решительно проигнорировал эти слова. — Я распечатал аккорды, ноты и тексты в интернете, чтобы нам было удобнее (Сириус за его спиной закатил глаза), но нужно, чтобы группы проверили точность, — и Ремус протянул им стопку листков, пока Блэк перевернул стул, стоящий в углу, и сел на него, вальяжно оперевшись на спинку. — Если есть такая возможность, то я предпочитаю ничего не делать, — прокомментировал брюнет, когда Люпин вновь укоризненно посмотрел на него. — Ты мог бы помочь, — поджав губы, отозвался парень, скрещивая руки на груди. — Они не любят, когда я лезу, думают, что я ничего не умею. — И насколько верны их мысли? — На все сто, — Бродяга улыбнулся, хитро прищурившись на вполне понимающий кивок Лунатика. — Я пошутил, я музыкальный гений. — Неужели? — Рем усмехнулся, неверяще и оценивающе окидывая взглядом брюнета. — Да. Только вот ты сам почему тогда болтаешь, а не рвёшься к товарищам обругать «специалистов» из сети? — Я... — Люпин замялся, в смущённом жесте тут же поправляя чёлку, — я очень плох в этом. — Почему? — Сириус удивлённо вскинул брови, не до конца понимая, как этот человек, звучащий просто потрясающе, может быть «плох» в музыке, да и вообще в целом быть «плох» в чём-либо. — Не знаю, — внезапно с некоторым раздражением ответил парень, слишком резко усаживаясь на стул рядом. — Я учился на филолога. — Что? — Блэк изначально обрадовался тому, что парень сел, ибо ему было некомфортно смотреть снизу вверх, а также это действие подразумевало более длительный диалог. Этот факт заставил улыбнуться. — Мне это нравилось изначально, пока... пока не надоело, а произошло это довольно быстро. Интересно, слово «врёшь» было бы слишком резким? Бродяга не знал, сколько раз за их знакомство Лунатик успел солгать, но тут это было слишком очевидно. Он заволновался, сказав лишнего, голос дрогнул, сам парень отвёл взгляд, а потом просто придумал, что первое пришло в голову. Только вот это «первое» совсем не складывается с картинкой того, каким кажется Ремус Люпин остальным. Он не станет испытывать интерес к чему-либо, а потом бросать это так быстро. Сколько ему? Двадцать один? Просто взять и бросить всё, попробовав проучиться только один год? Это могут сделать многие, но не парень, сидящий рядом с ним. Только вот Сириусу остаётся сделать вид, что он поверил. — В университете я познакомился с Мэри, мы проводили много времени вместе: она пыталась научить меня играть на гитаре, потому что они с друзьями собирали группу — но у меня пальцы не слушались и задевали струны, цеплялись за них. Тогда она уже почти отчаялась, пока не увидела во мне певца, — он усмехнулся, потупив взгляд. — Она очень мне тогда помогла, найдя преподавателя по вокалу. Я не способен на что-то уникальное, но в силах исполнять то, что сейчас исполняю. Многие говорят, что я делаю это на довольно высоком уровне, но я, — Лунатик пожал плечами, улыбнувшись одними уголками губ, — я просто люблю учиться. Вот одно подтверждение тому, что он соврал. Если этот человек ставит цель, то идёт до конца, он любит учиться, но бросает университет, где наверняка занял бюджетное место? Нет, определённо нет. — Но тебе же нравится? Ремус кивает, разглядывая носки своих кроссовок. Он выглядит как ребёнок, опираясь на сидение стула руками и вытянув ноги перед собой, в таком невинном жесте поджимая губы, поддёрнутые улыбкой, пока кудри снова спадают на глаза. Блэк совсем тихо вздыхает, не отводя взгляд. А потом понимает, что выглядит наверняка очень странно со стороны... только вот вообще плевать, ему интересна эта внешность, хочет — смотрит. — Я мог бы постараться научить тебя, — внезапно выдаёт брюнет в порыве благородного чувства. Другой солист непонимающе поднимает на него взгляд, чуть нахмурившись. — Если хочешь, конечно. То, о чём ты сказал, устраняется привычкой, — тут он наконец отводит взгляд, находя светлую макушку Марлин и лениво кивая на неё головой. — Я её учил, а дальше она поняла сама и пошла чисто интуитивно. Она умница и очень способная девочка, только вот превзошла своего наставника, это минус. Люпин тоже посмотрел в её сторону, с пониманием улыбнувшись, а потом открыто посмотрел на своего собеседника, но не со злостью, усталостью или раздражением, как это чаще всего и происходило, а совершенно спокойно, даже с некоторым участливым выражением лица. — Ты играешь только на гитаре? — Нет, я же сказал, что музыкальный гений. Ну почти. Может, немного преувеличиваю. Но я играл на барабанах и фортепиано. А ещё научился по видеоурокам писать биты, но мне это не нравится, и свожу треки, хотя мы зачастую отдаём это в руки студии, где записываем. — Почему? — Лунатик чуть больше расслабился и поправил волосы. — Я слишком ленивый, — Бродяга хрипло и тихо рассмеялся, прикрыв глаза. «Я слишком ленивый» касалось всего, с помощью чего нельзя было совершить побег — Сириус мог только с горечью вспоминать о моментах, когда в темноте, желая избавиться от криков матери, он ложился на кровать и сжимал гриф гитары, прикладывая его к уху, чтобы тихо перебирать струны и чувствовать эту вибрацию всем телом, бить по ним до крови, зарабатывать первые мозоли на подушечках пальцев, а потом зажимать всё рукой, чтобы не шуметь, оставляя только пустой звук, неизменно повторяющий один и тот же ритм. Множество неудавшихся экспериментов, сложившихся в полный провал, который получилось перескочить и обойти, чтобы вырасти и прийти к... К тому как сидеть с Марлин в её комнате, пока родители на работе, как впервые целовать её губы, стараясь наконец избавиться от всего этого, а потом смотреть друг на друга с полным непониманием и жаждать продолжения прошедшего момента. Осознание неправильности затапливало головы пятнадцатилетних подростков, одновременно зажимающих одни и те же аккорды. У неё были самые красивые глаза на планете тогда, они становились дороже всего особняка Блэков разом. И пусть Сириуса называли очень импульсивным и резким, но он не позволил себе зайти дальше, не позволил зайти дальше и ей, просто вглядываясь в омут чужих радужек. И блондинка точно так же заворожённо наблюдала за пульсирующими зрачками, охватывала запястье, чтобы прощупать пульс, чтобы запомнить каждую деталь, зная, что она с этим человеком не сможет разойтись уже просто физически. И Бродяга невольно провёл параллель между его занятиями гитарой с МакКиннон и возможными будущими с Ремусом... — Так как ты на это смотришь? ...испугавшись этого. — Может быть, — с сомнением произнёс Люпин, задумавшись на пару секунд. — Но явно не сейчас. Они молчали. Сириусу удалось даже забыть о том, что вокруг них что-то происходит, поэтому возвращение к внешнему шуму оказалось слишком внезапным, но в то же время приятным. Ему никогда не нравилась тишина, ибо в ней пряталась тревога и вечный страх одиночества, в ней тебе-подростку приходилось каждую минуту оглядываться, если дома никого не было, ведь даже в этом уверенность также исчезает. Но шум тоже раздражал навязчивостью, гомон с детства ассоциировался со светскими старомодными раутами, где множество хорошо выглядящих незнакомцев скользили по толпе взглядом, замирая на тебе, чтобы превратиться в сгусток желчи, полный презрения, а потом снова продолжить своё медленное и бессмысленное изучение, автоматически покачивая бокал в руке. Такие люди тут же забывают, что где-то здесь шастает ребёнок, как и то, что только что были раздражены его появлением, но если ты попадаешься им на глаза второй раз, и не просто так, а конкретно привлекая внимание каким-то неправильным действием, согласно этикету несуществующей страны несуществующего века, то они будут передавать каждому поколению рассказ о том, насколько гнусного мерзавца повстречали однажды. К счастью, подобных семейств на вечерах со временем становилось только меньше, матушка жаловалась на то, что вся интеллигенция дохнет, будто мухи, а ты радостно замечал, что мероприятия сходят на нет. — Я не такое дерьмо, как кажется, правда? — спрашивает Блэк, прикрывая глаза. Лунатик не похож на напыщенного придурка, умирающего в сорок лет стариком, поэтому у него можно спросить. При нём даже можно использовать «грязную брань». Поразительно. — А вот тут ты уже переоценил свои качества, — насмешливо выдал Ремус, качая головой. — Неужели всё настолько плохо? — Нет, ты просто хорошо притворяешься. Только не могу понять, как именно: дерьмо ты на самом деле или хочешь им казаться? — Думаю, что первое, — Бродяга подумал несколько мгновений, чтобы проанализировать источник своего поведения. Вальбурга говорила ему, что он гнилой по своей сути. Гниль идёт изнутри, верно? — Значит — второе. С тобой можно общаться, но не слишком долго, если собираешься продолжать жить спокойно. Иначе ты начинаешь задавать глупые вопросы или рассказывать одни и те же истории. — Хей, — Сириус сделал обиженный тон, но тут же мягко рассмеялся. Ему нравится та новая сторона, с которой на него смотрит Люпин, — я не повторил ещё ни одной истории, с чего такие выводы? — Не знаю, но ты похож на тот тип людей, у которых будет деменция в старости. — Ужасная, ты просто ужасная гадалка, верни мои деньги, — Блэк сквозь смех постарался натурально возмутиться, но у него не вышло, потому что Лунатик тоже засмеялся вместе с ним. Точнее, смехом это назвать можно было с натяжкой, скорее просто затянувшаяся и не злая усмешка. Но даже эта совсем-не-злая-усмешка выглядела чудесно. Бродяга ощущал себя влюблённым героем-романтиком в мелодраме. При том он не был персонажем фильма, но, вероятно, всё же романтиком, хоть и не влюблённым. Он просто был и находил эстетическое наслаждение в наблюдении Ремуса, потому что у того внешность граничит с типичностью, но при том цепляет, заставляет смотреть всё больше и больше, затягивая. — Химическая завивка? — отрываясь от созерцания чего-то прекрасного, Сириус задаёт вопрос, волнующий его с того момента, как он увидел выступление Midnight Wolves на сцене впервые. Люпин кивает, механически запуская руку в волосы. — Тебе идёт. И правда — представить Лунатика без волнистых прядей уже не получается, хотя в целом лицо Ремуса, волнующее и красивое, не отпечатывается в памяти чётко, оставляя только расплывчатый образ, позволяющий восстановить что-то примерное, но точно не полноценную картину. Его личность состоит из вечно меняющихся деталей: веснушки, которые, кажется, меняют своё расположение, янтарные глаза с кофейными прожилками, словно плавающими в радужке, губы, всегда по-особенному складывающиеся в улыбку, брови, то выразительные, то нахмуренные, то расслабленные. — Спасибо, — спустя секунду молчания отвечает Люпин, снова потупив взгляд в пол. Это замечание стёрло все его эмоции, оставив только растерянность. Обычно такие люди пытаются возразить, отнекиваться, отшутиться, но он принял с благодарностью скорее формальной, чем искренней, но всё же принял. — Сириус! — позвала Лили, что-то высматривая в одном из листов. Видимо, все потихоньку начали заканчивать проверку. — На месте это делать легче, обговаривать с живыми людьми, — пояснил Лунатик, предвидя неозвученный вопрос Блэка о том, почему они отнимают время от репетиции, если могли сделать то же самое дома. Тот кивает и нехотя встаёт, чтобы подойти к Эванс, которая сомневалась по поводу одной партии.* * *
— Блэк! — Ремусу несвойственна злость. Ремусу вообще несвойственны эмоции, когда вокруг несколько людей, тем более не входящих в число самого близкого круга друзей. Только вот сейчас он злится. Но этот чёртов придурок, который вёл себя вполне достойно полтора часа назад, когда они разговаривали, сейчас закинул ноги на спинку дивана, наблюдая за всем происходящим вниз головой, а на просьбы встать и вернуться к репетиции только ныл, что устал. И Сириус его раздражает. Поправочка: даже не переставал это делать, потому что они, кажется, слишком быстро раскусили друг друга, поняли, что оба никогда не будут стабильны. Следовательно, каждое действие имеет свой противовес, который проявится в будущем или уже показал себя в прошлом. Никакой здравомыслящий человек, взглянув на Бродягу, не скажет, что тот адекватен, и именно сейчас он это и доказывал. Градус неприязни Люпина к нему начал возрастать, поэтому для него единственной мотивацией к такому поведению послужила попытка привлечь внимание. Рем ненавидел подобное. А ещё МакКиннон возится с ним, как с ребёнком, усаживаясь рядом с ним на пол и что-то тихо шепча на ухо. — Ла-адно, — недовольно протянул брюнет, медленно вставая. Это было маленькое испытание на прочность. Возможно, данный эксперимент только увеличил количество претензий, но был проведён из чистого любопытства учёного, испытывающего солиста волков, с которым предстоит ещё долго работать вместе, что подразумевает стрессоустойчивость. Метод и суть ужасны, учитывая, что Лунатик пережил больше, чем говорит, но наука требует жертв. — Я не бью детей, но иногда мечтаю об этом, — процедил сквозь зубы Ремус, зло выдыхая и сжимая кулаки, очевидно для того, чтобы просто сдержаться и не дать подзатыльник, хотя очень хотелось. А Сириус безнаказанно улыбался, на протяжении всей репетиции старательно выводя из себя вокалиста Midnight Wolves. Одна его сторона жаждала гнева, который бы продемонстрировал белого и пушистого Люпина с совершенно новой стороны, а вторая... вторая хотела видеть только его смущённую улыбку и застенчиво заправлять за ухо кудрявую прядь волос. И как только Блэк об этом задумался, то вторая сторона мгновенно уложила первую на лопатки, объявляя о своё безоговорочном выигрыше. Парень тут же притих, снова чувствуя вину.* * *
— Расскажи о Доркас, — прямо начал Бродяга, когда в конце репетиции все ушли, а он намеренно замешкался, пока Люпин проверял, всё ли в порядке в студии. — Зачем? — Лунатик недоволен. Всё ещё. Но вслух приносить извинения брюнет пока совершенно не готов, да и вообще не хотел их подавать в какой-либо форме. — Она не очень разговорчива, но ей это скорее прибавляет... стиля? Просто мы не пересекались с ней, — Сириус невинно пожал плечами, разглядывая помещение так, будто видел его впервые. — Так пересекись, — раздражённо выдохнул Ремус, распутывая провода от электрогитар. — Зачем, если я могу спросить тебя? — А зачем мне отвечать, если ты сам всё можешь разузнать? — Потому что первый вариант проще. — Но второй интереснее. — С ней хорошо начала общаться Марлин, как я понял, — быстро оборвал бессмысленный спор Блэк, чуть нахмурившись. — Хочешь узнать адрес Доркас, чтобы задушить её подушкой? Она может за себя постоять, поэтому не советую, — Бродяга был уверен, что при произнесении этой реплики Люпин закатил глаза, вот только тот сидел к нему спиной, что внезапно стало большим упущением. — С чего такие выводы? — Как я понял, Марлин единственная, кто тебя терпит целиком и полностью, а тут она переключается на другого человека. Ужасно, правда? — Лунатик усмехнулся, только эта усмешка резанула по ушам саркастичным и неприязненным тоном. — Может быть, но это пока не доходит до такой крайности, — Сириус сморщил нос, закусив губу, уже собираясь что-то сказать, но его внезапно перебил Ремус, закончивший возиться с проводами. — Если тебе так интересно, то спроси Марлин. — Она не скажет. Она вообще что-то хочет сказать, но словно не может себе этого позволить, зреет, готовясь к чему-то. Меня это пугает, — лицо Люпина блеснуло некоторым пониманием, после чего Блэк понял, что сболтнул лишнего: его ничего не должно пугать, он самый бесстрашный человек на планете. Осталось только убедить себя в этом. — Марлин дорога мне на самом деле, и хоть ей и остальным я не показываю, что переживаю, это не значит, что всё не так. Лунатик, сдавшись, садится на один край дивана, чтобы Бродяга тут же устроился на противоположном, и смотрит на собеседника уставшим взглядом, тяжело выдыхая. Под его глазами сейчас как-то слишком чётко прорисовались залёгшие тени, которых раньше не было заметно. Брюнет сглотнул комок в горле от такого изменения в лице. Неужели сейчас ему открылось что-то, не предназначенное для взгляда толпы? — Доркас, — Ремус чуть задумался, посмотрев вверх, — не хочу её оскорбить, но она чем-то похожа на тебя. Сириус слегка улыбнулся. Конечно, МакКиннон никогда не ищет лёгких путей и знакомств. — Только она тщательно это скрывает. Я уже говорил, что из меня пытались сделать гитариста, но не вышло, поэтому это место заняла Доркас, придя буквально по объявлению. Мы тогда посмотрели на её самую очевидную сторону — весёлая девушка, учащаяся на дизайнера, на год старше нас всех, но когда замолкает, то выглядит довольно угрожающе. А молчала она гораздо чаще, чем говорила. То есть у нас была неугомонная Алиса, скрытная Доркас и Мэри где-то посередине, хотя всегда на первый взгляд кажется, что последние две меняются местами. Мы с Питером смотрели на всё это и не знали, что делать и как себя вести, а потом привыкли. Люпин обронил тихий смешок, связанный с какими-то воспоминаниями. Выглядит очаровательно. — Она оказалась готовой на самые сумасбродные поступки, но в то же время довольно рассудительной. Но главное: чертовски сообразительной. Поэтому я и сказал, что похожа только чем-то, явно не уровнем интеллекта. Доркас... Доркас не такая простая, как кажется на первый взгляд, она способна на всё сразу и в то же время ленива, она влезает в споры, злится, а потом сразу смеётся, она не заботится о мнении окружающих, отлично поддерживает и знает очень многое, потому что вечно сидит в интернете, а ещё, кажется, пересмотрела все фильмы, о которых ты когда-либо хотя бы просто слышал, — Лунатик всё это время смотрел на свои пальцы, будто представляя перед собой образ Медоуз, чтобы более чётко её описать. И эта характеристика скорее состояла из подмеченных случайных деталей, нежели из фактов, лежащих на поверхности. — Она наблюдатель. Присматривается, чтобы сразу выявить для себя неприятных людей и отгородиться от них; понять: говорить о музыке шестидесятых годов или же сразу переходить к делу, то есть обсуждать ту потерю, которую понёс мир, когда сгорел Нотр-Дам, — Ремус повторил про себя итог, выбирая наиболее подходящую формулировку, наконец завершая: — Она человек, которого очень легко изобразить абстракционисту. А абстракционисты, как ты знаешь, остаются непоняты. Блэк усваивал информацию как можно внимательнее, параллельно сопоставляя образы МакКиннон и Медоуз. Конечно, Доркас была лучше Бродяги по мнению Люпина, и брюнет искренне надеялся, что у Лунатика и Марлин совершенно полярные взгляды. Да, гитаристка из Midnight Wolves очевидно — интересная личность, но... парню казалось это неправильным. Девушка, о которой он ничего не знает, так быстро завладевает вниманием его лучшей подруги, на деле оказываясь неоднозначной личностью, от которой можно ожидать чего угодно. Она не представляет опасности, но душу задевает укол ревности. «Чем-то похожа на тебя». Что ж, ну и ладно. Он только усерднее начинает внушать себе, вспомнив эту фразу, что блондинка останется с ним в любой жизненной ситуации, что она никогда не бросит и не променяет его, ибо за все годы их дружбы подобного не случалось ни разу. — Как думаешь, что их объединяет с Марлин? — спрашивает Блэк, не собираясь задавать подобные вопросы. Это скорее были размышления, когда одна мысль из многоуровневого потока случайно вырвалась вслух. — Я ничего о ней не знаю, — довольно простодушно отрезал Ремус, вставая. И они вышли на улицу вместе, Люпин закрывал студию, пока Бродяга лихорадочно соображал, быстро вынашивая в голове только что родившийся план. — Почему ты рвёшься к контролю? — выпаливает он, почти не думая. — Прости? — Лунатик вскидывает брови и поднимает голову, выглядя удивлённым тем, что этот парень всё ещё здесь. Вторым вариантом было сказать, что что-то забыл, получить осуждающий взгляд и пообещать закрыть студию самостоятельно, сфотографировать это и отправить ему, а также прийти за четыре часа до назначенного времени следующей репетиции, чтобы всё было открыто и готово к работе. Главное — задержаться и не вызвать подозрений. Но всё уже заранее, видимо, обречено на провал. — Ты сидел и распутывал чёртовы провода, хотя это вообще не твоя проблема, ты арендовал помещение и никому не дал дубликаты ключей, ты выступаешь лидером, но скорее вынужденно, чем по собственной воле. Сам же наверняка в курсе, что на командира вообще никак не похож, — Сириус засунул руки в карманы тёмных джинс, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо. Благо, он всегда задавал вопросы, что помогало убедиться в совершенной детской невинности его намерений. Кажется, Ремус на пару секунд встал в ступор, также впервые задумавшись об этом и лихорадочно придумывая ответ. — Не знаю, — парень чуть расслабился, но это скорее было напускное. — Меня просто раздражают методы остальных, поэтому приходится брать всё в свои руки. Бродяга отметил все автоматические телодвижения Лунатика, после того, как тот спрятал ключ в карман, определяя направление. — Думаешь, я хороший фронтмен для своей группы? — он спрашивает, делая медленный шаг в необходимую сторону. И Ремус, не задумываясь, следует за ним, что позволяет выровнять темп и идти нормально. — Твоя группа разрозненна, вы скорее как семья, которая не работает слажено, но прекрасно понимает друг друга. У вас нет ярко выраженного лидера, формально им являешься ты, но на деле все равны. У тебя продающее лицо. В Canis Major если один участник уйдёт, то распадётся вся группа, потому что вы взаимосвязаны и не можете существовать по отдельности, но это явно не твоя заслуга, — Люпин рассеянно обхватил лямку сумки через плечо, рассуждая об этом. — Тебе нравится топить моё самолюбие? — Возможно. — Топить самолюбие и язвить! — торжественно заявил Сириус, поднимая один палец вверх. Конечно, он мог бы просто идти за Лунатиком в нескольких метрах, но это показалось уже чем-то излишним и... пугающим. Его целью был не сталкинг, а время, проведённое в компании. Небольшие манипуляции, вызванные только искренним чувством, ничего плохого из себя не представляли. Ремусу нужно привыкнуть, чтобы раскрыться полностью, а привычка образуется гораздо быстрее, если провожать человека до дома. Это правило только что вывел сам Блэк, решив твёрдо ему следовать. Он определился совершенно случайно, даже не спрашивая, а притворяясь, что всё так и должно быть, даже больше — всегда так и было. — Я не язвлю, — нахмурился Люпин. — Огрызаешься? — Нет. Стараюсь объяснить тебе, как нужно вести себя в обществе. — Понимаю, — серьёзно покачал головой парень, опустив уголки рта вниз. — Не выходит, кстати. — Я заметил. — «Продающее лицо»... значит, ты считаешь меня симпатичным? — брюнет лучезарно и горделиво улыбнулся, сразу же приосанившись. — Скорее думаю, что многие считают твою внешность привлекательной, — подметил Лунатик, взглянув на время на экране телефона. — Всё же считаешь, — довольно произнёс Бродяга, словно промурлыкав. — Не беспокойся, ты не один такой, я тоже так думаю. — Я надеюсь только на то, что ты один такой в природе, и я никогда в жизни не повстречаю людей, похожих на тебя, — снова устало ответил солист Midnight Wolves. — Можешь считать, что тебе повезло, ибо подобных мне не существует, — подметил Сириус, тряхнув волосами. Ремус замолчал, что было плохим знаком, поэтому нужно срочно продолжить диалог: — Я понял, что хреновый лидер, но что ты скажешь про себя? — Я хотел донести немного не то, но так тоже понятно. Мы более организованы, чем вы, настроены конкретно на работу, а не на посиделки. Просто заметил, что вы собираетесь на репетиции для самого процесса, когда можно пообщаться, обсудить последние новости, послушать вместе музыку, а между делом и свои песни отрепетировать. Мы же работаем на результат, — Люпин важно кивнул сам себе, испытывая уважение к волкам и их системе, вынуждая и всех вокруг думать то же самое. — Зато мы находимся вместе и у нас не бывает разногласий, — Блэк прикрыл веки, наслаждаясь ранним весенним солнцем, которое решило показываться только в последние несколько дней. — Стой, где ты живёшь? — Лунатик спрашивает словно невзначай, но это немного выбивает Бродягу из колеи. Этого вопроса стоило ожидать с самого начала, именно поэтому разговоры были необходимы как инструмент переключения внимания, чтобы изначально не была ясна главная цель. — Там, дальше. Хожу пешком, потому что дома не способен встать с кровати, — оправдался Сириус, неопределённо махнув рукой куда-то вперёд. Ремус насторожился, что и понятно, но решил не устраивать допрос, иначе это стало бы высшей степенью недоверия, которое, хоть и существовало в большом количестве, но не должно было всплывать наружу. — Ладно, пока тогда, — быстро попрощался парень, чтобы скрыться в одном из дворов. Действительно скрыться, буквально растаять за ближайшим поворотом, да так быстро, чтобы даже не услышать ответа. Блэк поджал губы, вздохнув, провожая тонкий силуэт невидящим взглядом.* * *
Сириус Я мерзкий?
Ремус Скорее навязчивый. Очень.Сириус Но я вёл себя мерзко сегодня Именно во время репетиции Я понял, что это было неправильно Но ты наверняка заметил, что я не особо способен к извинениям Особенному к тому типу, которые происходят Ну В реальности
Ремус В любви ты тоже признавался через сообщения?Сириус Я не признавался никому в любви Никогда Чёрт А почему?
Ремус Действительно ужасно.Сириус Мне начать с тебя?
Ремус Не думал, что ты настолько меня ненавидишь.Сириус Шутка Ты меня ненавидишь больше, чем я тебя
Ремус Я тебя не ненавижу.Сириус Потрясающее заявление! Постепенно ты становишься моим кумиром Или это тоже плохо скажется на твоей психике
Ремус Боюсь, что да.Сириус Не бойся, если тебя никто не любит
Люпин просто проигнорировал. Видимо, парень слишком высокого мнения о себе, раз не утруждает себя мыслями о том, как можно продолжить диалог, либо же врёт в серьёзном заявлении о том, что не ненавидит Блэка. Если честно, именно это сомнительное признание имело большое значение, потому что главным страхом брюнета с самого детства осталась ненависть. Ненависть к нему как к позорному существу, портящему всё. И тут вечно язвящий тебе человек признаётся в том, что... что он, оказывается, тебя не ненавидит! И разговаривает нормально, с интересом, пусть и ужасно переписывается, словно у него за каждый символ (кроме точек, естественно) снимают по доллару, но может же отпускать фразы, в которых нет намёка на желчь. Очень редко, но всё равно может.* * *
— Не могу поверить, что в марте ударили такие морозы! — недовольно протянула Макдональд, кутаясь в тонкую кофту. И Лунатик достаёт из рюкзака сложенный свитер, протягивая его подруге, которая с благодарностью принимает. Принимает свитер Ремуса. Так, словно это типичное дело для них. Так, словно она и сказала это ради того, чтобы заполучить горчичный свитер крупной вязки, который тут же надела, стянув бесполезный кашемировый кардиган. Милая, когда ты начнёшь играть, то станет жарко, нет? Если честно, Сириуса порой раздражала Мэри. Она не была говорливой или молчаливой, не была вялой или очень активной, не была тихой или громкой, она... просто была. В том и проблема: вся её личность застряла где-то посередине, по некоторым параметрам уходя больше в правую сторону. Люпин часто невзначай упоминает её, всегда позиционируя девушку как замечательную подругу. Наверняка она ещё единственная оказалась рядом в какой-то самый тяжёлый период жизни, что должно прибавить ей очков уважения. Но нет. Нет. Блэк не хотел испытывать к ней негатива, но иначе не получалось, потому что... потому что она была лучше него в глазах Лунатика. Гораздо лучше, гораздо роднее и гораздо любимее. Бродяга со страхом начинал понимать, что всё это превращается в некоторую одержимость, заставляющую винить Мэри, заставляющую невзлюбить её. Может, ему тоже хотелось оказаться в этом чёртовом безразмерном свитере? Может, ему тоже хотелось, чтобы Ремус улыбался его сообщениям, а не закатывал глаза? Может, ему тоже хотелось, чтобы Люпин упоминал его в разговоре в положительном ключе? Может, ему... нужно сходить к врачу с такими мыслями, да. И если сначала это было совершенно понятным и логичным импульсом — новый загадочный человек в окружении, который, к тому же, не любит тебя —, то сейчас это превратилось в погоню за невозможным. Ремус смотрит на него в ответ, замечая настолько пристальный и тяжёлый взгляд. Он быстро выходит из студии, пользуясь тем, что репетиция ещё не началась, явно напуганный чем-то. Сириус выжидает пару минут, прежде чем достать пачку сигарет и лениво пройти к выходу. — Я уже правда начинаю задумываться о том, что ты собираешься меня убить, — тут же выдаёт Люпин, опирающийся двумя руками на перила, огораживающие бетонный блок, от которого идут ступеньки. Кажется, их шесть. Да, ровно шесть ступенек. — Вот как, — хмыкает Блэк, щёлкая колёсиком зажигалки. — Звучит ещё более угрожающе, — в голосе чётко прослеживается неуверенность и тревога, что значительно беспокоит Сириуса, но тот не подаёт вида. — Спасибо. Что-то случилось? — Нет, просто кое-что вспомнил, — Лунатик закусывает губу, всё ещё не поднимая головы. — И поэтому срочно нужно было уйти? — Да. Забей. Вокалист Midnight Wolves улавливает в словах собеседника иронию, злую иронию, но не раздражается от этого, а только словно становится меньше, осунувшись. Его плечи как будто опустились, а взгляд, которого даже и не видно за чёлкой, наверняка потух. — Я просто задумался и смотрел в одну точку, а там оказался ты, — внезапно оправдывается брюнет. Ремус расстроен, а в груди снова поднимается липкое чувство вины. Даже если виноват не он, то всё равно нужно уничтожить хоть малейший намёк на какой-либо проступок со своей стороны. Пусть это и ложь. Люпин просто кивает. — Кажется, теперь у нас двоих есть, что рассказать друг другу, — усмехается Блэк, на что другой парень наконец вскидывает голову, не понимая, о чём речь. На его лице застыло то же самое выражение усталости, как и на прошлой репетиции, только теперь к нему присоединился отпечаток старого и давно забытого страха, уже сошедший, но оставивший какое-то неприятное послевкусие. Это заставило Бродягу замолчать на мгновение, хотя он тут же собирался всё пояснить. Лунатик заметил, конечно Лунатик заметил, ещё больше нахмурившись. — Я обещал тебе рассказать про источник «Don’t Go». А ты мне расскажешь про всё вот это? — наивный вопрос, но Сириус обводит тлеющей сигаретой круг, словно охватывая в него необходимую череду событий, которые требовали пояснения. — Не планирую, — отрезал парень, сморщив нос. Брюнет вздохнул и сделал последнюю затяжку, самую сильную, чтобы глаза защипало от терпкого табака. — Если вдруг внепланово захочешь, то я готов слушать. Советчик из меня ужасный, да и поддержку я оказывать не умею, но иногда бываю слишком любопытным, — Блэк делает несколько шагов и обхватывает ручку двери, заталкивая обратно в карман пачку сигарет. — Чересчур. — Что? — парень обращает к нему голову, внимательно наблюдая. — Чересчур любопытным, — Ремус поворачивается к нему, чуть вскидывая подбородок. — Ты бываешь чересчур любопытным, что уже начинает напрягать. — Знаю, — улыбается Бродяга, заходя в студию, но как только дверь закрывается, то на его лице застывает потерянное выражение. Да, он привык слышать от людей, что только мешает им, раздражает и бесит, но всегда это было простой привычкой, они не думали так на постоянной основе, а только когда он творил что-то неясное или был слишком навязчивым. Но в таких маленьких фразах Люпин обрисовывает его, словно пытаясь уничтожить, закопать в могилу как можно скорее. Сириус взял для себя за правило никому не мешать, если это действительно важно. Человеку стоит только серьёзно попросить отстать от него или забыть навсегда, и если Блэк посмотрит и поймёт, что просящий об этом уверен в своих словах, то сделает. Сделает всё, о чём ему скажут, даже больше. Но в случае с Лунатиком это просто тонна пассивной агрессии, иногда сменяющейся на милость, на мимолётную улыбку, наслаждение от получения которой возмещается его резкостью. У них двоих природный талант противоречить, и как известно, подобное третирует подобное: Ремус не соглашается, а Бродяга не способен сделать всё так, как от него требуют. — Лили, — резко подсаживается брюнет на диван к рыжеволосой, чем чуть пугает её, пока Джеймс в стороне разговаривает с Питером. — Да? — девушка тут же улыбается, выпрямившись, чтобы всем своим видом показать, что она внимательно слушает. Вот то, за что он просто обожает Эванс — она слушает. Она действительно слушает и кажется, что отлично помогает в любой, даже самой непонятной, ситуации. И ещё до того, как ты начинаешь говорить, она уже всё знает, быстро анализирует ситуацию и придумывает решение проблемы. Она умна, чертовски умна и эмпатична, но слишком тактична, чтобы прямо заявлять об этом. — Помешательство. Не то, с которым ты загремишь в госпиталь, а... увлечение, возможно? — Сириус тут же засомневался в том, что стоило начинать этот разговор. — Увлечение человеком? То есть, не маниакальные признаки, а стремление проводить с ним время, узнавать о нём больше? — Лили с первого раза попала в самую точку, уже хитро прищурившись, догадываясь о чём-то своём. — Да, думаю, что примерно так. — У людей это обычно называется влюблённостью. Не обязательно романтической, потому что человек любит как и своего партнёра, так и друзей, семью, просто в двух последних случаях подобный период протекает незаметно, быстро перерастая в любовь, которая никак себя не проявляет, — она важно кивнула головой, будто выступала перед толпой студентов. — Со второй половинкой же это чувство обостряется. И наверняка увлечение зачастую определяется тем, насколько был одинок человек в прошлом. — То есть... ты уверена? Это не может быть ничего другого? — Блэка внезапно замутило, потому что его пугала перспектива влюблённости, особенно в того человека, о котором он думает. — Конечно же нет! Это просто наиболее часто возникающая проблема, иногда заменяемая чувством ложной влюблённости. Например, когда тебе нравится внешность, но ты толком ничего о нём не знаешь о её обладателе, — Эванс снова угадывает. Хотя... может, она и не угадывает вовсе, а просто понимает всё лучше остальных, уже заранее зная о цели их разговора, которую Бродяга изначально даже и не ставил, просто решив прояснить одну деталь у девушки, которая в чувствах разбирается лучше, чем он. — А что такое для тебя любовь? Рыжеволосая улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. — Это пережитая влюблённость, это открытие и что-то очень активное. Любовь — это помощь, Сириус.