* * *
Ремус Я прыгою!Сириус ????
Ремус Люблю прыготь!Сириус Я тоже Наверное
Ремус Ладно. Ты правда хочешь узнать?Сириус Да
Ремус Я нормальный человек.Сириус Обнадёживает
Ремус Что ж, это будет очень долго. Я был тихим и замкнутыми ребёнком, но в 13 лет мама отправила меня к психологу. Я всё ещё не знаю причин. Тогда я не мог спокойно жить: постоянно думал о самоубийстве, но не мог говорить об этом, боялся реакции родителей. Я хотел, чтобы психолог заставила меня рассказать об этом, но на деле мы вечно раскладывали всякие карточки. Это было так бесполезно, и я ушёл через месяц. Когда мне было 16, я решил, что готов к подобным занятиям, что теперь я буду смотреть на наши встречи более зрело. Но нет. В начале я говорил, говорил много, но словно впустую, поэтому спустя девять месяцев я уже сидел молча, отклоняя очередные карточки. Это изматывало, мне хотелось провалиться под землю. Не мог уйти — мне казалось это невежливым. Вообще эта женщина — знакомая мамы, она часто играла со мной в детстве, была моей единственной подругой на тот момент. Думаю, что всё это было одной долгой попыткой вернуть её расположение. Не вышло. Я пришёл к ней, чтобы исключить вероятность повреждения моего ментального здоровья. Мне всегда казалось, что со мной что-то не так, но не хотелось слышать свой приговор. Только вот она его произнесла. Я был шокирован тем, что все мои личностные особенности объясняются одной статьёй про психическое расстройство. Меня это так сильно беспокоило, а она просто меняла тему. Я был в отчаянии. Расстройство не такое серьёзное, не знаю по поводу медикаментов. Потом мы переехали из Бакли в Ливерпуль по работе отца. У меня начал возрастать уровень социофобии, с которой только-только начинало получаться бороться. Мне не жаль было оставлять знакомых, но шокировало различие городов. Я закончил школу без друзей, поступил в университет на филолога, где познакомился с Мэри. В феврале отец умер. В силу расстройства неприятные мелочи расстраивали меня чуть ли не сильнее, чем катастрофы. Например, в лет пятнадцать мама попросила меня нарезать сельдерей, а я совершенно не знал, как правильно его резать. Задача кажется простой, но я не могу нормально функционировать без чёткой инструкции. Я рыдал над этим сельдереем, а потом понял, что не запомнил, в какую миску его нужно положить. У меня чуть не случилась истерика. Когда же я узнал о смерти отца, то не ощутил особой грусти. И не потому, что я был в апатии, а просто... Словно это ничего не значило. К тому же, у меня была привычка представлять смерти своих знакомых, первые пару раз было грустно, а потом всё равно. Я как будто уже пережил это событие. После похорон мама уехала в Бакли, и я остался здесь учиться. Она так думала. А я бросил университет и ушёл в запой. Не от тоски, а от того, что я ничего не чувствую, хотя должен. Удивительно, но Мэри нашла что-то во мне, донимала звонками, узнала адрес. Она вообще была на лингвистическом курсе — иногда просто совпадали лекции. Я благодарен ей, правда. Плохо помню тот период, но в редкий момент трезвости я оглянулся вокруг себя и понял, что в дерьме. Отец любил выпить, и я чувствовал, что превращаюсь в него, повсюду видел его осуждающий взгляд, сожалеющий о сыне-тряпке. Расстройство было связано и с бессилием. Я использовал это для самого себя как оправдание тому, что я не могу делать что-либо. Это правда большая проблема до сих пор, но я стараюсь. Приходится всё контролировать и проверять по сотне раз, всегда быть в напряжении, чтобы не давать волю слабости. Я боюсь облажаться, вечно переживаю — это внушил в меня разочаровавшийся отец. Я не знаю, что ты хотел услышать. Я мог бы уточнить, но решил рассказать всё. Извини.Сириус Нет-нет-нет Всё в порядке А твоя мама? Какая она?
Ремус Она не идеальна. Но она дала мне всё, что могла, всегда была добра и терпелива. Я благодарен ей. Сейчас мы редко видимся, иногда созваниваемся, только почти нет тем для разговора.Сириус Спасибо Спасибо за то, что ты рассказал, я Я очень тебе признателен, мне правда важно было это услышать Я немного в шоке, что ж Но даже ты можешь проявлять слабость, быть сильным всегда невозможно
Ремус Но можно попытаться. Так я вышел из зависимости и вернулся к жизни, смог пересилить себя и оказаться в группе. Тревожность не лечится, но её можно облегчить. Иногда происходит подобие нервных срывов, как было на той вечеринке, поэтому я надеюсь, что однажды наберусь смелости снова обратиться к специалисту.Сириус Ты читал мне Байрона
Ремус Что?Сириус Ты вылез через окно на кухне и начал читать мне Байрона
Ремус Кошмар. Забудь.Сириус Никогда И да, я думаю, что тебе снова стоит записаться к психологу или типа того. Жить с подобным очень трудно
Ремус А ты?Сириус ????
Ремус Тебе будто легко жить со скачущим настроением и депрессивными периодами.Сириус Ахвхахах, чёрт Ладно Тогда пойду с тобой, когда решишься
Ремус О нет, я надеялся, что твоё присутствие в моей жизни ненадолго.Сириус Вообще-то мы д р у з ь я
Ремус Я забыл.Сириус Мне всё ясно. Точка.
Ремус Ахахахвх.Сириус Выглядит жутко
Ремус Я хочу в тепло.Сириус Под одеяло!
Ремус Уже. Хочу в тепло-тепло. Я чувствую себя... не очень. Из-за того, что рассказал. Думаю, что я точно не в силах произнести всё вслух. Я могу писать, но не говорить, это слишком трудно. Проявление эмоций не поощряли в детстве, поэтому теперь я даже не умею выражать привязанность. «Я не умею говорить» (c) Римус, 21 год.Сириус Ты молодец, что смог хотя бы написать Многим и это не удаётся
Ремус Наверное, я правда впервые говорю об этом так целостно. Вообще тут скорее отрывки, но это гораздо больше, чем знает кто-либо другойСириус Боже Я так ценю это, правда «Я тоже не умею говорить, но у меня в груди что-то переворачивается» (c) Сириус, 21 год
Ремус Засчитано.Сириус До сих пор всё перевариваю и не понимаю, почему ты всё рассказал Почему мне??
Ремус Потому что мы д р у з ь я.Сириус На этот ответ я и надеялся, супер
Ремус Ты сам сказал, что всегда быть сильным невозможно. Я просто решил рискнуть и пустить все на самотёк, интересно посмотреть на результат.Сириус Я не подведу вас, сэр Если бы я знал, что ты по ночам мне будешь читать Байрона и рассказывать историю жизни, то и не пытался бы заговорить с тобой днём Только лишний стресс
Ремус Отлично, я спать.Сириус Ээээй Я хочу ещё больше Байрона
Ремус Так в груди моей рдеет, надеждой маня, Жажда славы, грядущими грезя венками. Взмыть бы мне, точно феникс, на крыльях огня, И, как феникс, погибнуть, низвергнутым в пламя!Сириус Мне стоит тут искать сакральный смысл?
Ремус Первое, что вспомнил.Сириус Очень мило
Ремус Я сплю.Сириус Желаю тебе во сне увидеть меня
Ремус Прошу, не надо. Где отменить пожелание.* * *
Сириус Надеюсь, что у тебя отключены уведомления Я всё ещё думаю О рассказанном И о тебе
* * *
Ремус Я предчувствовал, поэтому уведомления правда были отключены. Правда, только на тебя, но не суть.Сириус Ты только проснулся?? Уже четыре Не ожидал, да
Ремус У меня есть причина: я устал. Хотел сказать, что не понимаю, как работают стороны света.Сириус В каком смысле?
Ремус Мне это представляется так, словно стороны света зависят только от меня.Сириус И это ТЫ обвинял меня в эгоцентричности!
Ремус Это серьёзная проблема. Допустим, что я смотрю на север. А потом буду стоять в другом месте точно так же. Буду ли я смотреть на север? Вероятность 25%, но это не потому, что я так встал, а потому, что я в душе не ебу, где находятся стороны света. Но я же всё равно буду стоять так же, так почему бы и сторонам света не сохранить своё положение?Сириус Душераздирающе
Ремус Или когда люди говорят о том, что что-то находится, к примеру, южнее. Портсмут находится на юге, но как он может находиться на юге, если Великобритания на севере?Сириус Потому что мы указываем местоположение относительно чего-либо
Ремус Я знаю. Это нелогично.Сириус Прими тот факт, что земля под твоими ногами словно имеет указатели, тянущиеся по всей планете, а ты просто двигаешься по ним
Ремус С такой точки зрения звучит немного логичнее, правда.Сириус Смотри на Полярную звезду и всё
Ремус ...Сириус Ты не знаешь??
Ремус Она яркая. Всё. Я не пытался её искать, если честно.Сириус Сегодня дождь
Ремус И что?Сириус Совершим побег
Ремус Что?Сириус Я покажу тебе Полярную звезду А потом начнётся дождь
Ремус Чего ты хочешь?Сириус Хоть на мгновение покинуть бренный мир, отвлечься Всё легально
Ремус ...Сириус Нет
Ремус Ты знал, что я спрошу, да?Сириус «У меня нет выбора?» — «Нет, выбора нет»
Ремус Угадал. Вообще мне всегда нравились звёзды. В Бакли на потолке даже приклеены луна и четыре созвездия, которые я выложил по небесному глобусу.Сириус Какие?
Ремус О нет.Сириус Если это будет Живописец или Компас, то я понимаю Но????
Ремус Ты будешь мне часто об этом напоминать. Я заранее пытаюсь избежать.Сириус Ооо, я знаю Дай мне подсказку для третьего
Ремус Это то, о котором я думаю?Сириус Очевидно
Ремус Не мог выбрать, поэтому остановился на сходным со вторым.Сириус Тут два варианта И это весело Четвёртое?
Ремус Зодиак.Сириус Водолей? Близнецы? Стрелец?
Ремус Да.Сириус Близнецы?
Ремус Нет.Сириус Стрелец?
Ремус Да. Как ты угадал?Сириус Чувствую Южная Рыба?
Ремус Да. Ты сука.Сириус Совершенно точно Шансы были пополам Рыбы?
Ремус ОчевидноСириус Ииии Большой Пёс!!!!!
Ремус Да.Сириус Вау Поразительно Я говорил, что это судьба
Ремус Забавно то, что Мэри стрелец.Сириус Поздравляю, ты сам создал своё будущее Поэтому жаловаться глупо, сам виноват
Ремус Я не специально.Сириус Это в тебе говорило твоё внутреннее эго, которое рвалось к встрече с таким прекрасным человеком, как я
Ремус Не-ет.Сириус Да Поэтому Поэтому я зайду за тобой в восемь Ты не сбил меня с толку сменой темы Я гений, прошу не забывать
Ремус Боже. Ладно.* * *
— Что ты тут делаешь? — шипит Ремус, когда выходит из квартиры и видит нахально ухмыляющегося Сириуса. — Стою. — Как ты сюда попал? Не говори, что тебя пропустили, я ни за что не поверю, — Люпин не хотел признавать, что он испугался в самое первое мгновение, а ещё то, что он совсем не был морально готов к встрече прямо в подъезде. — Почему? Я выгляжу очень вежливым, — Блэк в наигранном удивлении вскидывает брови. Он смотрелся таким беззаботным, в то время как Лунатик сгорал от беспокойства. С одной стороны, такая перемена в отношениях и спонтанное решение довериться провоцировали выброс адреналина и сопутствующее этому возбуждённое, ободрённое состояние, которое разбивало сонный ритм жизни; с другой стороны, подавить панику никак не удавалось. Это было необычно и страшно. Ремус не мог понять, чем обусловлена перемена его обычно осторожного поведения; более того, не получалось решить — нравится ему это или нет. Возможность выговориться подарила до того неизвестное облегчение, бессмысленные переписки разбавили день. Солисту Midnight Wolves действительно показалось, что Бродяга — его давний друг. Так странно говорить с кем-то кроме Мэри. Только вот словами он может выразить гораздо меньше. Поток неутешительных мыслей прерывает Сириус, старательно и бережно надевающий на Люпина солнцезащитные очки. Парень опешил, замерев, и только спросил: — Что ты делаешь? — Снимай джинсовку, — скомандовал Блэк, уперев руки в бока. — Что? — Лунатик осоловело моргнул, перестав понимать что-либо. — Ты вечно в них ходишь. — И что? — Это очень узнаваемо. Я буквально не видел тебя без неё. Сколько их вообще? — Штук семь, — пожал плечами Ремус. Он понимал, что это может выглядеть странновато, но... так нужно. — А ты постоянно в кожанке. — Иногда нет, тем более только на улице, — брюнет утомлённо вздохнул. — Снимай! — Зачем? — Люпин действительно начинал переживать. Он не мог снять куртку. — Потому что это твой образ, так яснее? После концерта прошло почти две недели, наш выход всё ещё на слуху. Если нас заметят вместе прямо перед анонсом, то это будет полный провал, — затараторил Бродяга, положив ладонь на плечо Лунатика. — Все поймут, что мы работаем над концертом, — пробормотал Ремус, растерянно смотря куда-то мимо. — Именно так! Все надеются на концерт, раньше это были бы просто предположения, но сейчас — нет, — Сириус быстро стянул куртку и протянул её Люпину. Снова. Лунатик обречённо кивнул и быстро сменил джинсовку, чувствуя себя жутко некомфортно. — Я выгляжу максимально нелепо, — сморщив нос, бурчит Ремус. Ходить в очках непривычно, да и глупо, ведь скоро уже стемнеет. — Нормально ты выглядишь, — утешительно бросил Блэк. — Всем всё равно. — Твои ресницы, — внезапно выдал фронтмен волков, опуская очки, чтобы лучше разглядеть. — Ты не накрасил ресницы. Удивительно. — Но ведь никто не увидит. А ты сожалеешь? — Может быть, — отмахнулся Люпин и начал спускаться по лестнице. — Буду знать, что тебе точно нравятся мои ресницы! — довольно усмехнулся брюнет ему вслед. Когда они вышли на улицу, то волосы Бродяги уже были собраны в небрежный пучок. Лунатик только сглотнул и сразу же отвёл взгляд. Чёрт возьми, Сириусу Блэку вообще могло хоть что-то не идти? — Ты всё равно узнаваем, — страдальчески простонал солист Canis Major и закатил глаза. — Волосы и пирсинг выдают. — Какая разница, пошли уже, — Ремус сделал пару шагов и остановился: — Подожди, а куда мы вообще идём? — В магазин, потому что я голодный, — фыркнул парень и важно пошёл в противоположную сторону. Несколько минут прошло в молчании. Люпин всё ещё ничего не понимал, а Бродяга всё ещё выглядел крайне беззаботным. — Ты поэтому больше не ходил со мной? — очень сильно сомневаясь в правильности своих действий, тихо спросил Лунатик, тревожно перебирая пальцами в карманах чужой куртки. Они живут в разных сторонах, это была исключительная инициатива со стороны солиста псов. — Куда? Когда? — После репетиций, как обычно, — он пожал плечами и ещё более сосредоточенно начал разглядывать асфальт под ногами. — Нет, — Сириус только улыбнулся. — Ты злился на меня, я принял решение не выводить из равновесия, — он склонился, ухмылка стала только шире. — А ты скучал, да? — Вовсе нет, — Ремус уверенно поднял голову и посмотрел прямо в глаза, чуть прищурился и усмехнулся: — Просто спросил. — Знаешь, друзья не врут друг другу, — назидательным тоном проговорил Блэк. — Нежизнеспособное правило. — О, конечно! Они зашли в небольшой магазинчик, где помимо них был только один мужчина среднего возраста и продавец. — Блять, — тихо выругался Люпин, оказавшись у холодильника и увидев бледное отражение в стеклянной дверце. — Я выгляжу ужасно, просто ужасно. — Представь, что ты бандит, — Бродяга появился сзади, тоже пытаясь разглядеть хоть что-то. — Бандиты так не выглядят. — Бандит из нулевых? — брюнет поджал губы и обратил всё внимание на стойку с газировкой. — Прекрасно, всегда об этом мечтал! — саркастично пробормотал Лунатик, с тоской тоже начиная оглядываться. — Не ворчи. На это Ремус лишь хмыкнул. Быть в чужой одежде — странно. И если в образе солиста Midnight Wolves с этим ещё можно смириться, то Сириус выглядел совершенно дико. Нет, это вовсе не значит, что ему не шло, просто... непривычно. Кожанка тяжёлая, большая, пахнет горькой хвоей и две тысячи вторым годом. И теперь, когда Блэк повернулся спиной, можно без зазрения совести пялиться на его пучок. — Ты ведь в курсе, что газировка — это не еда? — Да. — Пизда. До того транслировавший какую-то нудную передачу телевизор, подвешенный в углу, переключился на новости. Строгий голос ведущего прорезал особую атмосферу почти пустого магазина. — Ненавижу новости, — неприязненно морщит нос Бродяга, наконец выбрав одну из бутылок. — Я тоже, — Люпин только печально улыбается и опускает голову. — Тебе жаль их слышать? — Да, — сквозь смех подтверждает Лунатик. Поразительно, как сейчас всё это выглядит правильным. Они словно всегда стояли среди полок, и сейчас им не за двадцать, завтра тащиться в школу, а домашка, как всегда, не сделана. Сириус знаком указывает молчать, идёт к кассе и оплачивает газировку вместе с жвачкой. Они выходят, и брюнет достаёт пачку сигарет. — Мне кажется, что лучше их читать, а не смотреть, — он пожимает плечами и прикуривает. — О, так и вижу тебя с газетой на лавочке в парке воскресным утром, — Ремус скрещивает руки на груди. Это оно, горьковатый запах на куртке — это дым, просто его не так просто распознать. — Ты что, подглядывал за мной? Только честно, — парень смеётся, слабый огонёк пляшет в его пальцах с чёрным облупившимся лаком на ногтях. — У меня плохо получается быть честным, потому что это означает и честность с самим собой, — Люпин внимательно всматривается в лицо напротив, впитывая каждое движение. Почему? почему? почему? почему? — А ты не честен? Молчание. — Тогда бы смог ответить на вопрос, почему стою здесь с тобой. У меня есть причины, но они как будто не очень натуральные, — Блэк молчит, и Лунатик снова перебирает пальцами в карманах. Ему хочется впервые заполнить пустоту собой, открыться полностью, наплевав на эгоизм. — Ненавижу ебучие новости, отец всегда говорил мне замолчать, когда они шли. Это было бы нормально, если бы не повторялось из раза в раз, если бы не произносилось так резко и грубо. — Ты очень умный, и мне это нравится, — спустя пару затяжек выдал фронтмен Canis Major. — Как это связано? — Ремус смутился и хотел опустить взгляд, но не смог. — Никак, я просто говорю то, что думаю, — Бродяга улыбается. Улыбается из-за лёгкого румянца на веснушчатых щеках; за очками в янтарных глазах наверняка промелькнула искра надежды. Эта куртка и правда немного нелепая, потому что сидит мешком, но так только милее. Он улыбается и мыслям о том, что Люпин даже в таком образе выглядит нежно. Правда, дело совсем не в одежде. — Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь. Глупое предложение, но всем нужен дом и место, куда из дома можно сбежать. — В прошлый раз ты был не очень рад меня видеть, — вскидывает брови Лунатик. Блэк прикрывает веки. Сейчас можно было бы спросить про причины неожиданного заявления в гости в четыре утра. Но он не будет. Пусть это останется маленькой и очень легко разрешимой тайной. Потому что Бродяга украдкой смотрит на него. Смотрит на пирсинг и кудри, пытается привыкнуть, но не получается. Потому что Бродяга замирает на одно незаметное мгновение, тоже задаваясь вопросом: почему Ремус так добр к нему? Они шагают по пешеходным дорожкам к парку, Сириус потягивает газировку на пустой желудок, думает, что скоро это добьёт его здоровье. Но зачем обращать на это внимание, когда рядом кто-то очень важный? Брюнету всё равно на странности этого дня, депрессивный период медленно заканчивается, в нём кипит энергия, времени на плоские размышления совсем нет. — Расскажи что-нибудь, — он просит его сжалиться, не надеясь на ответ. — Недавно я понял, что моя мотивация построена на причинении вреда, — Люпин печально качает головой. Получилось! Лунатик так легко соглашается, идёт на контакт, не хмурится и выглядит настолько нормальным, что становится неуютно. Всё повторяется снова и снова, и сны, заставляющие плакать, никуда не уйдут. Раны останутся неразрешёнными, но, может, реже будут напоминать о себе. — У меня проблемы с концентрацией, поэтому я применял систему вознаграждений за выполнение дел, — Ремус почувствовал горечь на кончике языка и сглотнул. — Пока не понял, что вознаграждение — это первые потребности. Переделай кучу всего, а потом только завтракай, даже если голод забрал все силы; прочитай пятьдесят страниц, и сможешь сменить неудобную позу, даже если тебя уже колотит от боли; помой полы, и тогда иди в туалет. Для меня это нормальная практика, только совсем недавно я задумался над этим, что это не очень здорóво. — Да, наверное, — Блэк не хочет говорить о том, что сам зачастую так делает: ему казалось это нормальным. Но, может, Люпин прав? — Можешь заменить всё это на сообщения мне — очень приятно и безболезненно. — А как же моральный ущерб? — Лунатик усмехается, прячась за воротником. — Буду возмещать его шоколадками, — Бродяга встряхивает волосами, как часто делает, совсем забыв о пучке. Каждый раз, когда Ремус смотрит на брюнета, он снова удивляется, первую секунду не понимая, кто этот человек. Удивительно, как три изменённых вещи меняют впечатление. — Я согласен! Только сейчас доходит, что обмен куртками — это довольно интимно. Люпин снова подавляет смущённую улыбку и непрошеные мысли. Он вечно находится в строгом самоанализе, совсем забывая про эмоции и ощущения. Если ему приятен, по крайней мере сейчас, Сириус, то почему обязательно нужно найти этому оправдание? Почему в хорошие периоды всегда преследует чувство неминуемой катастрофы? Почему нужно всегда готовить себя к худшему? Блэк не понимает, как всё так быстро изменилось. Казалось, прошли годы, а на самом деле лишь несколько дней. Словно оба решили вычеркнуть мрачное прошлое, которое их связывало. Ему это нравилось, определённо нравилось. — Смотри! — Бродяга указывает на небо, переминаясь с ноги на ногу от радости. — Полярная звезда, видишь? Только начинает темнеть, а она уже тут. — Где? — Лунатик пытается проследить за указанием и щурится. Небо бледное, сияющая яркая точка просвечивается через него, но пока слабо. — Вот тут, — Сириус встаёт за спиной парня, чтобы наиболее точно указать, он улыбается, улыбка заранее передаётся и Ремусу. Бесконечное почему? остывает раскалённым асфальтом, покидает тревожные головы крайне вежливым жестом. — Да, — слабый выдох и рука на плече. — Я вижу.* * *
— Ты такая милашка, — Доркас бережно взяла рамку с фотографией, чтобы рассмотреть получше. — Сколько вам тут? — Шестнадцать. Джим фотографировал, — Марлин устраивает подбородок на плече девушки и прикрывает глаза. Это их лучшая с Блэком фотография, стоит на прикроватной тумбочке. Интересно, а Доркас может ревновать, как это сделал бы Падс? Она так ничего ему и не сказала. Медоуз ставит рамку на место, осторожно целует блондинку в висок (при встрече она даже этого не сделала) и отстраняется, чтобы продолжить осмотр квартиры. МакКиннон впервые пригласила её к себе. Казалось, что поцелуй всё решит, но Марлин снова окунулась в уныние, собственноручно зашив рот нитью тишины. Она не знала, что делать дальше, в голове между ней и брюнеткой выстроилась прочная стена. Будто теперь просто дружеское отношение недопустимо, но имеет ли она право проявлять к ней романтическую нежность? Судя по всему, может. Но какое значение это будет иметь? И равноценно ли это для них двоих? МакКиннон ощущала себя отставшей от жизни, потерянной и проклятой, и даже лёгкое касание губ не вернуло её к жизни. Ей казалось, что она не любит себя достаточно. А как можно любить других, если не любишь себя? Она боялась своего несуществующего Я, рвущегося к вниманию и комфорту. Она боялась боли, что сама себе причиняла. А вдруг в этом Я нет достаточно места? Может, это не Любовь, а зависимость, стремление найти умиротворение в новом человеке, который быстро наскучит? Любовь — это высшее чувство, тогда откуда в нём страх? Страх жаждал обсуждения, страх и препятствовал ему. С кем можно поговорить? Джеймс шесть лет добивался внимания Эванс, это точно не вариант. Лили? Она очень рассудительная и вообще выглядит довольно опасной. Фрэнк сам стеснительный и слишком спокойный, ему не понять бушующих разбитым морем эмоций. Про Бродягу вообще лучше не вспоминать. Доркас. Она полна сострадания и альтруизма. Что, если она просто жалеет заплутавшую бедняжку Марлин? От этого предположения глаза выжигают убитые слёзы. Ещё хуже: Доркас — выдумка. Вероятно, что многое в её образе слишком идеализированно через призму восприятия МакКиннон, а на деле Доркас — другой человек. И не слишком ли рано? Марлин бесшумно выходит из спальни на кухню, чтобы выпить стакан воды и унять дрожь в руках. Она не готова, она боится, как и всю свою чёртову жизнь. — Ты в порядке? — Медоуз стоит в проходе, её голос больше не звонкий и радостный, а беспокойный. — Да, — блондинка дёрнулась от неожиданности и чуть не пролила воду. Залпом она осушила весь стакан и быстро прошла в зал, садясь на диван. Доркас была такой расслабленной и умиротворённой, а теперь тоже начала нервничать. Блять. — Я сделала что-то не так? — тихо спрашивает Медоуз, устраиваясь рядом. Как она вообще могла предположить, что виновата хоть в чём-то? Все проблемы только в голове МакКиннон, это неправильно. Марлин чуть не задыхается от возмущения, ей так невозможно жаль, что в порыве нежности она обнимает подругу, ища в ней спокойствия и отдыха, как это делают дети. Вот. Она лишь ребёнок с ней. — Мне плевать, — она шепчет это ей в шею, для самой себя. Ей нужен её взгляд. — О чём ты? — тревога. — Мне плевать! — блондинка резко отстраняется и смотрит пристально. Наверное, она сейчас выглядит устрашающе и безумно. Плевать. — Я не могу заглушить свои мысли, но в силах пойти им наперекор. «Вот бы целовать тебя до потери сознания, потому что...» — Я люблю тебя, — МакКинон произносит это на грани слышимости так близко, и лицо Доркас озаряется улыбкой. — Я боялась напугать тебя и думала подождать, — Медоуз счастливо смеётся, прямо как тогда, вынуждая влюбиться только сильнее, — но раз ты решилась, то я с уверенностью могу сказать, что тоже... — Нет! — Марлин в панике машет руками, прежде чем понимает, что ведёт себя ужасно. — Это очень серьёзно, это не про привязанность и дружбу... тем более так нельзя говорить из сожаления... и симпатия — это совсем не то, понимаешь? Не бросайся такими словами, прошу. — Но ты ведь мне сказала, — брюнетка вскидывает брови, крепко сжимая руки подруги. — Это ведь совсем другое! Если не сейчас, то когда? Промолчав, я бы потеряла тебя, и я бы... МакКиннон готова рвать на себе волосы, но внезапно обмякает в порыве усталости — слишком много стресса за один день. Доркас снисходительно улыбается на сбивчивые объяснения: — Я люблю тебя. Медоуз всегда просчитывает наперёд, она не может говорить о том, в чём не уверена, мир так быстро меняется, и приходится молчать. Она уверена только в Марлин МакКиннон и нескольких аксиомах. Доркас целует её второй раз в жизни, на этот раз стремясь выразить все свои сбитые с толку чувства, оплетая два тела тонкой нитью доверия и искренности. Она так любит её инфантильность и беспокойный характер, энергичность и страх, слабость и гордость. У них отличная любовная совместимость по гороскопу, и Медоуз очень понравилось смущение Марлин, вызванное этим фактом. Она никогда не думала, что сможет полюбить, особенно в такой короткий срок, почувствовать себя бессмертной и возвышенной только в чьих-то руках. МакКиннон принимает её, тем самым делая идеальной. И Доркас наконец достигает желаемого, зарываясь в светлые волосы. Медоуз садится на пол и обнимает женские колени, прижимается к ним как к своей последней надежде. Она и раньше думала о любви, о любви к Марлин, но теперь, увидев, как та переживает, наконец поняла. Поняла точно так же, как блондинка осознала свою страсть. — Ты не оставишь меня? — она упирается щекой и закрывает глаза. Одиночество преследовало всю жизнь, и так страшно снова в него вступить. Лишь бы это всё не оказалось ошибкой в пылу спешки, лишь бы глупая ссора или неуверенность не перечеркнула этот момент. — Нет-нет-нет, конечно нет, — МакКиннон наконец улыбается и склоняется, целует лоб и в макушку — снова на грани слёз. — А я не оставлю тебя, — девушка усмехается и тянется к мягким губам. Доркас Медоуз ощущала себя совершенно чужой даже в своей квартире. Для неё она представлялась гигантским — однокомнатно-гигантским — серым городом с плутающими кошками и запутанными переулками. Она не знала, как можно выбраться отсюда, и боялась спросить дорогу. Всегда хотела сбежать и не оборачиваться, чтобы увидеть солнце. Она сбежала и вправду нашла своё солнце на сером диване. Можно выдохнуть свободно. Можно поцеловать её без стеснения и разрешения, можно лечь спать, обняв и прижавшись грудью к узкой спине. Можно найти наконец смысл. Любить очень сложно, и главное — сосредоточить внимание на объекте. — Марлин, — она отрывается от припухших губ, крепче сжимает талию и улыбается. — Что? — Мы будем счастливы, понимаешь? По телу Марлин от прикосновений разливается спокойствие.* * *
Они вышли в безлюдную часть города, ещё не застроенную крадущими пространство домами. За спиной парк, рядом дорога, освещённая фонарями. — Сириус, там темно! — Лунатик хохочет ему вслед. — Пошли домой! Блэк останавливается и оглядывается. Говорят, что мать способна воспитать в ребёнке любовь, только если она сама любит себя. Дитя не любящей себя матери несчастно и безрадостно, не приучено к состраданию, не может правильно социализироваться. Может, Вальбурга была крайне несчастна? Он и раньше думал об этом, но не хотел признавать, потому что тогда пришлось бы быть терпеливым и участливым. Он не в воскресной школе и не хочет стать идеалом всепрощения. Ведь он пытался. Он играл ей самые спокойные и печальные мелодии на фортепиано, он беспрекословно ежедневно мучил скрипку и не задирал нос на светских приёмах, не шумел, пока у неё болела голова; а потом надоело. Она обвиняла его в каждой глупости, замечала только худшее, закрывая глаза на старания и достижения. Бунт не был первой реакцией. Он менял одежду и стрижку, был вежлив и обходителен, а она вытягивала из него всё нужное, оставляя опустошённым и брошенным. И уходила вверх по лестнице, не оборачиваясь, с брезгливостью покидая изуродованное и распавшееся на куски тельце с одним лишь вертящимся в голове вопросом: «Почему ты не любишь меня?». Просто интересно, во что нужно было превратиться, чтобы услышать хоть одно хвалебное слово? Может, в Регулуса? Ему ведь всё всегда сходило с рук. Регулус почти на два года младше. Бродяге в ноябре исполнится двадцать два, а Регулус так и останется семнадцатилетним, вечно юным. У них из общих фотографий только детские. Может, нужно было родиться младшим ребёнком, оборвать отношения с родным братом и утонуть? Может, так бы она смогла его полюбить? Нет, она не способна. Сириус и Ремус до нитки промокли, Люпин даже снял размякшие кеды и шлёпает сейчас босыми ногами по асфальту. Редко проезжающие машины наверняка принимают его за сумасшедшего — в этой части даже не было никакого дождя. У Лунатика волосы влажные и растрёпанные, щёки горят. Блэк идёт теперь спиной вперёд, не в силах оторвать взгляд, и лучезарно улыбается. Бродяга смеётся и разворачивается, шагает быстро и уверенно: — Не бойся темноты, я ведь умею зажигать звёзды! «Потому что я сумел зажечь тебя». Это такая странная процессия из двух человек, великая цель которой ещё не сформулирована полностью. Люпин чувствует себя пьяным, хотя единственное, что ему попало на язык — свежие капли. Уже наплевать на очки и чужой распустившийся пучок из тёмных волос. Лунатик наконец ощутил себя живым и здоровым; Полярная звезда периодически подмигивала, напоминала о своём существовании и требовала внимания за роль великолепного предлога. Сириус такой красивый, чувственный, серьёзный, если того требует ситуация. Ремус изначально ошибся, решив рассмотреть только сторону его внутреннего избалованного ребёнка (но и этого не занимать, конечно же). Сейчас же янтарные глаза горят восхищением и пониманием, желанием свершить что-нибудь великое. Небо такое бездонное, ноги ноют от долгой ходьбы, стопы режутся об асфальт, и футболка липнет к телу. Он никогда в жизни не позволил бы себе этого; но подставленное дождю лицо открыло до того неведомую истину, внушило надежду. Вода смыла тревогу перед анонсом и самим концертом — так приятно хоть на час избавиться от неё. Блэк выглядит менее радостным, скорее печальным, обвисшие под тяжестью воды волосы в беспорядке придают жалостливый вид. И о чём он только думает? Люпин замирает. «Как я мог тебя ненавидеть?»