Hope It Gives You Hell

День у Геральта не задался с самого утра: Цири проснулась на два часа раньше обычного, от страшного сна, и продолжала пребывать в отвратительном настроении до тех пор, пока он не отвез ее в детский сад. Ее грустный взгляд преследуют Геральта весь день, потому что он все ещё не научился абстрагироваться и мириться с тем, что иногда его ребёнку может быть грустно, и он никак не может помочь. По этой причине Геральт уходит с работы немного раньше, чтобы забрать Цири. Но это оказывается еще одной ошибкой, потому что Йеннифэр выбирает лучший день, чтобы, спустя столько лет, объявиться в их жизни. Геральта это нисколько не удивляет. Он с Цири выходит из нового кафе-мороженного, которое она уговорила его посетить, потому что ее лучшая подруга из детского сада сказала, что там самое вкусное мороженое, хотя им совершенно не по пути, когда его телефон звонит. И, конечно же, в этот самый момент Цири замечает качели на детской площадке спрашивая, могут ли они пойти на них. В одной руке Геральт держит недоеденный замороженный йогурт Цири, а в другой — ее липкую ладошку. Просить дочь подержать собственное угощение сейчас вряд ли сработает, поэтому он отпускает её руку, строго наказывая, чтобы она оставалась на месте. — Я отвечу на звонок, а потом мы пойдем на качели, хорошо? Цири без энтузиазма кивает, но у Геральта нет сил с этим разбираться. Он надеется на лучшее. — Йен, сейчас не самое подходящее время, — рычит он в трубку. — Я тебе перезвоню. — Папа, ну пойдём уже? - громко требует Цири. — Это Цирилла? Могу я с ней поговорить? — Вопрос Йеннифэр больше похож на требование. — Нет, Цири, подожди минуту, - упрекает Геральт, - И нет, ты абсолютно точно не можешь с ней поговорить. Геральт не рассматривает даже возможности позволить женщине, которая оставила ему ребенка и полную опеку над ним, не сказав ни слова, поговорить с его капризничающей дочкой. И ему все равно, ведёт ли он себя неправильно — Йеннефэр повела себя неправильно, позвонив ему в такой... стоп, почему Цири вдруг притихла? И с этого момента все идет ещё дерьмовее, чем раньше. Двадцать минут чистой паники спустя Геральт подходит к столику в каком-то хипстерском баре, где его дочь с легкой улыбкой на лице что-то раскрашивает. Мужчина, сидящий перед ней, наклоняется, и шепчет ей на ухо, и его движение привлекает внимание Геральта. Его вдруг охватывает знакомое ощущение: грудная клетка кажется слишком тесной, но в то же время безумно легкой, как будто вдохнул целый галлон гелия. Цири оказывается рядом с ним через несколько секунд, и что-то внутри него успокаивается. Его дочь в безопасности и снова в его объятиях. Но это не все. Новое, или, если быть честным, до боли старое чувство заставляет Геральта перестать дышать. То чувство, что не раз в своё время изменило его жизнь. То, которое он все это время боялся отпустить. То, которому он все ещё боится дать определение. Геральт крепко прижимает Цири к груди и смотрит, как Лютик неуверенно встает. Какая бы надежда не теплилась в его груди, Лютик разрушает её, скрываясь за дверью на другом конце зала. Геральт зовёт его по имени внезапно охрипшим голосом. Ответная тишина отдаётся болью где-то в области сердца. А потом Геральт вспоминает взгляд Лютика в момент, когда с его губ сорвалось уверенное «Нам надо расстаться». Так что да, он думает, что полностью заслужил этот немой побег. ••• Проходит довольно много времени после ухода Геральта и Цири, прежде чем Лютик наконец выходит из кухни. Его присутствие там заставляет персонал нервничать - никому не нравится быть под присмотром начальника во время работы. Лютик медленно входит в зал, словно ожидая, что Геральт все еще будет где-то в углу, ждать его. Но его нигде нет и это немного расслабляет. — Итак, — начинает Ренфри. Ее тон слишком дружелюбный, что точно не является хорошим знаком. — Что это было, черт возьми? — Это, ммм, это было…— Лютик заикается и замирает на полуслове, но быстро берет себя в руки. Он, блять, взрослый. Он может говорить о бывших, не устраивая сцен. — Это был Геральт. Мой бывший. — Что?! — Трисс реагирует так рьяно, что пиво, которое она наливала, выплескивается из стакана. — Как вы вообще могли встречаться?—спрашивает Ренфри, в ее голосе звучит недоверие. — Он говорит односложными предложениями, а ты, блять, ни на секунду не заткнешься. — Он не всегда такой, — к своему собственному удивлению отвечает Лютик. — Он, наверное, просто волновался за свою дочь, и... блять! — Что еще? — Трисс не выглядит сочувствующей, но, по крайней мере, она протягивает ему яркий, несомненно крепкий, коктейль, который он принимает с благодарностью. — У него есть дочь! — Лютик, конечно, понял это гораздо раньше, но только сейчас по-настоящему смог осознать, из-за чего его голос звучит тонко и с ноткой паники. Внезапно, ему невероятно важно знать, сколько именно девочке лет. — Ну, я почти уверена, что она не от тебя. — Эй, заткнись, Ренфри! Я не об этом! — Лютик допивает коктейль с рекордной скоростью и с умоляющим взглядом передает пустой стакан обратно. Хотя, вообще-то, это его бар и его алкоголь, он может пить столько, сколько захочет, ни у кого не спрашивая. — Я о том, что у него есть дочь, которой... как думаете, сколько ей лет? —Шесть, — отвечает Трисс, в ту же секунду как Ренфри говорит: «Два». И это совершенно бесполезно, большое спасибо. Лютик говорит об этом подругам, приступая ко второму коктейлю. — Ей не может быть шесть лет, Трисс, шесть лет назад мы все еще были вместе, и Геральт никогда не поступил бы так со мной, — Лютик искренне на это надеется. Но когда-то он был уверен и в том, что Геральт не бросит его, и вот как это закончилось. — И ей не может быть два, Ренфри, ты когда-нибудь вообще имела дело с детьми? Ренфри просто пожимает плечами, а Лютик изо всех сил старается провести вычисления в уме, приходя к выводу, что Цири должно быть четыре, если Геральт был ему верен. Ему очень хочется верить в это. Этой ночь Лютик поет с горечью в голосе и пьет больше, чем следовало бы. Он позволяет себе ровно одну ночь тоски и скорби, и клянётся забыть обо всем этом завтра. Конечно же, забыть не получается.