Коробка с карандашами

Дома застал неприятный сюрприз — входную дверь открыл дядька, которого Ривай ненавидел больше всего. Кенни смерил его насмешливым взглядом, выплюнул зубочистку и кивнул заходить. — Племянник не изменился, — констатировал он и достал из кармана джинсов пачку сигарет. Закурил тут же, в квартире. — Кушель, не могла уже родить высокого мужика, а? Ривай разделся, пошел следом и поставил пакет на табуретку. Мать сидела в черном платье за столом, на шее платок. Кенни всегда говорил ей быть при параде, пока он у нее гостит. Вернее, пока пережидает очередную заварушку со своим участием. И вел себя как хозяин квартиры и жизней Кушель и Ривая. — Я говорил тебе не курить здесь. — Ривай прошел мимо Кенни и вытащил у него из пальцев зажженную сигарету, смял и выкинул в форточку. — Засранец мелкий. Я тебя не воспитывал таким. — Ты меня вообще не воспитывал. — Риваю противно было садиться рядом с Кенни, но он сел рядом с мамой, отгораживая от дяди. — Мам, тебе идет платье. Они обнялись. Она потрепала Ривая по голове, взлохмачивая волосы — жест, который позволялся только ей. — Спасибо, — прошептала она, поправляя шейный платок. — И не спорь с Кенни, ладно? Веди себя хорошо. — Только если он будет вести себя хорошо. — Не дождешься, сосунок. — Кенни откинулся на стену и расставил широко ноги. В пальцах появилась еще одна зажженная сигарета. — Прекращайте оба. — Мама подвинула Риваю свою тарелку с кусочком бутерброда. — Накладывай и ешь, ты ведь голодный. — И вновь взлохматила ему волосы. — Опять постригся? — Да. — Ривай наложил себе салат и взял несколько ложек риса из мультиварки. — И нахрена деньги платил этим неумехам? — вставил Кенни, выпуская дым в лицо Риваю. За это Ривай выхватил сигарету, смял и выкинул в умывальник. — Сволочь. — Купил тебе все, что ты просила. — Ривай сжал мамину руку и успокаивающе погладил. — А мне пива купил? — И новый выдох противного едкого дыма в лицо. — Не заслужил. — Ривай поморщился. Кенни и сигареты — симбиоз, который ничем не разрушить. Этакая избранная пара на всю жизнь до гроба. — И хватит курить в маминой квартире. — А ты заставь, щенок. — И новый выдох в лицо. Ривай дернулся в сторону дядьки, схватил его за грудки, чтобы ударить, но руку с легкостью перехватили. Сигарета, оказавшаяся во рту Кенни, передвинулась из одного уголка в другой шершавым противным языком. — Слабак ты, молокосос. — Ухмылка Кенни стала еще шире. — Даже родную мать не можешь защитить. Весь в папашу вырос — такой же слюнтяй-членосос, который вылизывает ботинки за гроши. — Ну, а ты прячешься за женской юбкой, чуть какой шухер наведешь, — ответил Ривай. — Что в этот раз натворил мальчик-Кенни? — Отпусти, засранец, — ровно сказал Кенни. Ривай разжал пальцы. Кенни шлепнулся на пол. Послышался удар о стену. Жаль, что ему мало этого будет. — Я здесь на день. — Ты был у меня десять лет назад четыре недели, Кенни, — сказала мама. Она налила виски в стакан и протянула брату. — И сегодня заявляешься на день? Почему? Тебя так долго не было. — Потому что в прошлый раз два трупа удалось спихнуть на мальчишку. — Кенни затянулся новой сигаретой и выдохнул в потолок. Небритый подбородок с выступающим кадыком хотелось разукрасить кровавой улыбкой, используя вовсе не карандаши. Ривай сжал кулаки, сдерживаясь. — Его, правда, оправдали, все же несовершеннолетний, но видели бы вы его глазенки, когда он очнулся с ножом в руках и среди поля рядом с машиной. Крутая авария была. Кенни противно засмеялся. — А в этот раз обошлось без трупов? — спросил Ривай, стараясь медленно пережевывать рис. Истории об удачных делишках дяди Кенни были не такими уж веселыми. Вся необходимость заключалось в том, чтобы выговориться, поделиться и отвести душу. Слушайте и молчите, пока вещает Кенни. Чтоб он сдох в мучениях! — Да так, поцарапал одного копа, пока он временно ослеп. Вынюхивал наши каналы поставок вот этой дряни. — Кенни вытащил из кармана прозрачную ампулу, на которой мелкими красными буквами были написаны предупреждения. Ампулу, готовую к использованию, Ривай узнал сразу же. Блокировщик физического проявления меток соулмейтов. Самая дорогая вещь на свете. И самая нужная для него сейчас. — Что, племянничек, хочешь? — Кенни помахал ею в воздухе. — Могу поделиться, если притащишь мне пива и сделаешь массаж ног. Для семьи ничего не жалко. — В задницу себе засунь. — О, пережил любовную драму? — Кенни мерзко засмеялся. Ривай посмотрел на маму. Она вздохнула и прошептала: — Дорогой, я не могла ему не рассказать, он интересовался твоими делами. Ясно. — Пришлось копа как следует припугнуть. Если хочешь, Ривай, оставлю тебе. Не сам воспользуешься, так хоть подгонишь кому-нибудь. Ну, или разбавь и кайфани от души. — Кенни напоследок помахал ампулой и закинул ее в декольте сестры. — Вклад хранится в надежном месте у сиськи матери. В свое время ты же хорошо к ней присасывался. Ривай вытерпел ненужную показуху. — Закончил? — спросил он. — А теперь вали пить в комнату. Телек работает. — Люблю тебя, племянничек, ты такой заботливый. — Кенни поднялся, стряхнул пепел в тарелку Ривая и добавил: — Не забудь про массаж ног. — Я тебе сделаю. — Кушель поднялась, но Ривай схватил ее за руку и усадил на место: — Не надо. — Но… — Я сам все сделаю. Отдыхай. Общение с дядькой всегда проходило под лозунгом лабораторной по химии и вечной загадки смешивания реактивов по незнанию: «ебанет — не ебанет». — Милый, но… — Главное, чтобы он тебя не трогал. — Ривай обнял маму. Он готов терпеть унижения от Кенни, только бы она держалась как можно дальше от этого дерьма. Ривай поднялся и собрал посуду, сгрузил ее в раковину. Пока мыл, мать собрала все остальное со стола и отправила в холодильник. — И еще, ма, избавься от ампулы. Или дай мне, и я выкину где-нибудь подальше от дома. — Он протянул руку в мыльной светлой резиновой перчатке. Мама вздохнула, запустила руку в декольте и отдала ампулу. Ну конечно, надпись не красная, а черная. Он слишком хорошо помнил слова и подсознательно окрасил их в красный. Вытереть отпечатки и закопать в какой заброшке будет идеально. И никакой личной выгоды. — Ты уже пойдешь? Такси вызвать? Точно, он же не хотел оставаться. — Нет, ма, я останусь на выходные. — И посмотрел в коридор, где скрылся Кенни. — Присмотрю, чтобы все было в порядке. — И будешь спать со мной? — Да, лежать рядом и охранять. Ривай вернулся к мытью посуды и почувствовал, как мама целует в затылок: — Люблю тебя, милый. В его десять лет они спали вместе на узкой кровати. Мама обнимала одной рукой, во второй держала нож на случай, если ворвется полиция с облавой или кто похуже. Она всегда готова была бежать. В любой момент подорваться и сберечь самое дорогое, что осталось. Всеми силами. Самое необходимое пряталось в подкладке лифчика — за хэндмейдовым пуш-апом скрывались тысячи долларов, а банковская карточка — на вокзале. Слава богу, все предосторожности были излишни. Но страх за жизнь мамы остался на интуитивном уровне. И не исчез до конца.