Коробка с карандашами

Дядя уехал через три дня. Тихо собрался и свалил в пять утра, грохнув дверью. Ривай подскочил, выставляя канцелярский нож, который держал наготове. Телефон упал на ковер, а книга шмякнулась на стакан. Вода пролилась, намочив носки. Бля. Если бы это случилось пятнадцать лет назад в стрип-клубе, их бы уже повязали или перерезали горло. Ривай зажмурился, прогоняя сонливость. Поднял телефон. 5:47 утра. Мама заворочалась, и Ривай накрыл ее одеялом. Он старался передвигаться как можно тише. Закрыл за Кенни дверь на все замки. Вернулся в зал и начал убирать. Окна приоткрыл, чтобы выветрить пропитавший вещи запах сигаретного дыма. Выкинул пустые бутылки из-под пива. Собрал и рассортировал мусор. Взял из ванной порошок, хлорку, хозяйственное мыло, налил воды в ведро и со шваброй пошел вычищать ночлежку Кенни. Иначе это назвать нельзя. За три неполных дня он умудрился засрать комнату до неузнаваемости. Так что Риваю пришлось все вычищать до того, как проснется мама, и успеть до начала работы. Вчерашний отгул придется отработать. Да и Ханджи тоже не была в восторге от прогула Ривая. Ничего, он справится. Пока не забыл, Ривай поставил напоминание на вечер избавиться от ампулы. Чем раньше он разберется с незаконным меченым товаром, тем лучше. + — Ривай, наконец-то! — Ханджи обрадовалась и помогла снять пальто. Очень подозрительно. — Мы по тебе скучали. И в подтверждение отовсюду послышался нестройный хор: — Привет. — Здравствуйте. — Добрый вечер. Ривай равнодушно осмотрел присутствующих. Ничего интересного. И пошел в подсобку. — Кто я сегодня? — Идеальная анатомическая модель. — Ясно. До трусов? — уточнил Ривай, снимая рубашку. Пуговица отлетела и попала в покрытый желтым налетом слив раковины. С трудом отведя взгляд, он посмотрел на Ханджи в дверях. Она тщательно за ним следила, осматривая каждый сантиметр кожи. — Или вообще голым? — Обнаженным, Ривай. Ну, или нагим. Голый — ужасное слово. — Плевать. А твои желторотики хоть готовы к обнаженке? — Более чем. — И это ты пустишь на выставку? — Дополнительная группа. — Ханджи протянула халат. — Они не участвуют. Ривай снял штаны и трусы, накинул халат и вышел в зал. Никто не повернулся в его сторону. Он занял привычное место на возвышении, скинул халат, который упал под ноги, и стал. Все взгляды устремились к телу. Зашуршали грифели по бумаге точными движениями. Ривай глянул в окно — заклеено бумагой, чтоб никто не подсматривал с улицы и домов напротив. И закрыл глаза, вслушиваясь в звуки вокруг. Время прошло незаметно. Ривай раздумывал над ампулой в кармане пальто, над оставшейся мамой в квартире на другом конце города, над дядей Кенни, которого хотелось прирезать, и… снова вернулся к ампуле. Самая дорогая вещь, которую он когда-либо держал в руках. И если Кенни сказал, что дарит ее, то стоит ли использовать? Достанься она ему год назад, как только Петра ушла — Ривай бы не задумался… наверное. Сложно. Наверное, он бы не использовал, потому что это вещь дяди. А дядю он ненавидел. — На сегодня хватит. — Ханджи хлопнула в ладони, привлекая внимание. — Ривай, спасибо, а вы, дорогие мои, заканчивайте… О, Ривай, кто-то тебе явно льстит. — Я всего лишь вдохновилась! — девушка уткнулась в ладони и боялась поднимать голову. — Мне нравится. — Ханджи показала Риваю большой палец. — Твои фанаты полнятся. Ривай закатил глаза и накинул на плечи халат, завязал пояс. Поработали и хватит. Когда все ушли, Ханджи все еще ходила между мольбертами и коротко комментировала рисунки. — Ривай, тебе надо это видеть! — воскликнула она. — Твой член в боевой готовности впечатляет в фантазиях Марии. — Даже видеть не хочу их бумагомарание. — Не скажи. Есть отличные экземпляры. Я даже могу одну показать. Тебе понравится. — Валяй. Ханджи улыбнулась и подошла к стеллажу с холстами. Пока она там рылась, Ривай успел переодеться, помыть руки и вернуться в зал. — Нашла! Вот, смотри! Ханджи раскрыла альбом, и Ривай невольно прошептал: — Что это за хуйня? Работа не была плохой. Она была лучшей, что Ривай видел. Это был его бесподобно прорисованный торс. И все мышцы тщательно переданы в карандаше — Ривай бы лучше не смог. Объемные, как живые, с правильным направлением волокон, перетянутых кожей. — Да ладно тебе, это очень здорово. — Только торс, — сказал Ривай равнодушно. — Меня обезглавили. — Ну и пусть. Это же обучение, а не выставочный лот. Ривай вздохнул и бросил взгляд на руку, на которой, как наручник, чернел след от метки. Идеальная передача. Вплоть до выступающих вен. — Неплохо, — сказал он. — А я тебе о чем! — И кто автор? — Самая лучшая работа. — Ханджи завертелась, подняв альбом над головой. Сумасшедшая. — Я же говорила, что понравится. Так. — Она остановилась. — Пять минут, и я буду готова. Мне было скучно без тебя в выходные, так что я позвала моего друга Эрвина, и мы втроем затусим в баре. Ханджи расщедрилась на такси. Она терпеливо дожидалась, пока Ривай разомнется после позирования, оденется, вымоет руки и лицо. В пути, слушая рассказы Ханджи из жизни ее групп художников, Ривай отвечал на рабочие сообщения. — Кстати, на выходных у меня две группы. Сможешь вырваться на восемь часов? Парное позирование будет. С девушкой ты не знаком, но она тебе понравится обязательно. — Мне с ней не надо болтать. — Ривай отключил телефон. — Делай как знаешь. — Отлично! Люблю твою сговорчивость. — Только на завтра. Опять обнаженка? — Нет. Но она будет, сам понимаешь. — Да. По традициям натурщицы всегда раздевались полностью. Это мужчинам позволялось быть в плавках, а вот для женщин приветствовалась полная нагота. Ривай не любил рисовать людей и с трудом вспоминал, как учился в академии искусств и как долго сидел и рисовал женщин, стариков, атлетов. Чем больше и разнообразнее фигуры, тем лучше. Чем уродливее по нынешним меркам красоты человек, тем больше он нарасхват среди художников. Они вышли из такси под неоновую вывеску с перегоревшей буквой. Надпись моргала, отпечатываясь на сетчатке глаза. Ривай прикрыл глаза. Они вошли в бар, и музыка их оглушила. Сегодня с танцами, что ли? Эрвин ждал их за столиком на втором этаже. Ривай скинул пальто и сел на стул. Напитки уже принесли. — Давно ждешь? — Ханджи с ним обнялась. — Нет. — Около получаса. — Ривай протянул руку, и они поздоровались. На столе лежал телефон. Экран померк, но цифры легко читались. Надо же, Эрвин боится набрать чужой номер, вот так неожиданность. — Ну да. — Эрвин не отнекивался. На его запястье появился напульсник. — У тебя что-то появилось?! — Ханджи среагировала первой. Схватила руку и дернула к себе. Запястье опоясывал рисунок мелких переплетенных листиков с завитушками. — О, мне жаль. Эрвин помотал головой. — Не страшно. — Он натянуто улыбнулся, бросил на Ривая извиняющийся взгляд и скрыл узор за одеждой. — Все в порядке. Я не хочу его беспокоить. Армин был не в восторге, когда открылось, что мы связаны. А я хотел с ним поговорить и побыть рядом, может, остаться друзьями. Вот, даже билеты на лекцию по соулмейтам давно взял и… Армин. Не знаю. — Он младше тебя на… сколько? Семь лет? — Ханджи попыталась посчитать и вспомнить давний разговор. Получалось у нее плохо. — Или восемь? — На одиннадцать. — Эрвин взял открытую бутылку пива и глотнул три раза. Ривай заинтересованно смотрел на его выступающий кадык. — А теперь он режет себе руки. Не понимаю. — А ты спрашивал у него? Звонил? Виделся с ним? Вы вообще говорили на эту тему? — Ханджи подняла руку и подозвала официанта. — В последний раз мы разговаривали в библиотеке две недели назад. Он готовился к лекции и искал информацию по военным стратегиям для студентов. — И теперь режет себе руки? — Ханджи ударила по шатавшемуся столу, и поставленный бокал пива подскочил и опрокинулся. Ривай его вовремя поймал и наградил Ханджи предупреждением. — Не сходится. Может, его семья против отношений с тобой и приготовила ему более выгодную партию? Не у всех родители соглашаются с предпочтениями организма и соулмейтами, а некоторые и вовсе ненавидят однополые пары предназначенных друг другу. — И с нажимом закончила: — Да, Ривай? — Не понимаю, о чем ты. Ривай плевать хотел на однополые пары избранных, если это не касалось лично его. Когда к нему подошла Петра и попросила ручку, то начиркала на розовом стикере что-то. На вопрос Ривая ответила: «Пишу», а потом отдала стикер и ушла. На нем был номер телефона. И в тот момент все звезды сошлись. Ривай благодарил, что его соулмейт девушка. Хотя дядя и так критиковал каждое его движение, но на Кенни было плевать, а вот мама… Ривай попросту не знал, что с ней было бы, окажись его парой парень. Или мужик, как в случае Эрвина. Этот Армин похож на ангелочка из церковного хора с невинными глазищами, поэтому Ривай поступил бы как Армин — выпилился из жизни, а не встречался с сомнительным мужиком. — Ривай, — протянула Ханджи, — не тебе же встречаться с Армином. К тому же быть избранными или предназначенными, еще не значит заиметь в паспорте штамп и спать в одной кровати и друг с другом. В этом нет ничего плохого. — Хорошего тоже мало. — Ривай допил бокал и поднялся. — И утешай Эрвина, это ему пацан не дает… — Ривай! — Согласие. Не дает согласие, Ханджи. И сделал вид, что не слышит. Он пошел к барной стойке, где заказал бутылку пива. Мысли о Петре и их совместной жизни были совсем некстати и грозили мутировать в депрессию и бессонницу. Она все еще оставалась рядом и отравляла жизнь. Ривай старался ее забыть, но любая мелочь напоминала о близости с ней. Во внутреннем кармане хранилась ампула. Как никогда хотелось запереться в туалете и вколоть себе, чтоб забыться. А еще лучше не просыпаться. Чтоб навсегда вычеркнуть себя из ее жизни, вытравить одну отраву другой. Химиотерапия для кинутых соулмейтов. — Хер тебе. — Ривай фыркнул, сгреб две бутылки, развернулся и с кем-то столкнулся. — Глаза разуй. Глаза пришлось «разуть» Риваю. Перед ним стоял Эрен в длинной широкой байке, с растрепанными больше обычного немытыми волосами и гладким подбородком. На шее вместо бинтов широкий ошейник, впивающийся в горло. Яркий кулон с буквой «А» подрагивал в такт движениям, а тонкая цепь уходила вниз и скрывалась в складках кармана. Они оба замерли. Ривай опомнился первым: — Пьешь? — и протянул бутылку. — Пью. И развлекаюсь. Здесь очень весело с друзьями, не правда ли? — Эрен прошел мимо. Ривай посмотрел вслед, и его вновь скрутил сухой кашель, царапающий горло изнутри. Что-то рвалось наружу, но никак не могло выбраться. Бутылка выскользнула из ослабевших пальцев и разбилась. Ривай сжал рубашку на груди, унимая боль. Кашель не прекращался. Ривая обходили, как прокаженного, никто не хотел помогать. Рядом оказалась Ханджи. Эрвин подхватил под руку, обнял, и они отошли на диван. — Приболел? — Ханджи коснулась рукой лба, Ривай ее стряхнул. Потом проверила глаза, взяла лицо в обе руки, заставляя смотреть в ответ. — Кашель не появляется на пустом месте. — Сегодня ты больше не пьешь, — добавил Эрвин. — Идите в задницу. Что хочу, то и делаю. — Ривай вырвался из рук Ханджи, скинул с плеча руку Эрвина и сел. Взгляд метнулся в зал. — Покашлял и хватит. Со мной все нормально. — В следующий раз не буду проветривать, пока ты позируешь. — Ханджи еще раз приложила руку к его лбу и получила по пальцам. — Прекрати. Я сказал, что в порядке. — Ханджи, хватит, — добавил Эрвин. — Ривай сам справится, как справлялся до этого. Он специалист в этой области. Камень в огород состояния после расставания с Петрой? От Эрвина? — Спасибо, Эрвин. Он улыбнулся, и они поднялись. Ханджи все же поглядывала настороженно на Ривая и готовилась поймать в любой момент, если вдруг оступится и упадет. Больше всего было жаль разбитой бутылки пива. Или встречи с Эреном?