«Одному Богу известно, что скрывают эти слабые, опьянённые сердца. Кажется, одиночество уже стучится в мою дверь. Никому не хочется быть одиноким…
О, спаси меня!» (♪ Birdy — «People help the people»)
───── ℘ ─────
«Случайности не случайны» — так ведь только можно объяснить некоторые странные или неожиданные события, происходящие в нашей жизни. Столкновение с незнакомцем, гоняющим на байке, сломанная машина, пролитый нечаянно стакан, опоздание на автобус и тому подобное. Иногда не знаем, что нам преподнесёт очередной день и куда приведёт нас тот или иной поворот на жизненном пути. И как бы мы ни сопротивлялись, судьба не терпит возражений: она просто и ловко сводит людей вместе, гоняет на резвом байке, ломает наши хорошие машины, подписывает ненужные договоры, проливает стаканы, торопит автобусы.───── ℘ ─────
Полтора года назад.
Квартира Итана Ли
— С днём рождения, соня! Сегодня твой день, и я не хочу, чтобы ты пропустил хотя бы минуту этого замечательного дня. Наоми садится на бёдра ещё спящего Итана, пытаясь отодвинуть одеяло с его сонного и расслабленного тела. Тот морщится от лёгкой прохлады, открывает глаза и пытается привстать, облокачиваясь о подушку. — Дуй, солнце моё! — она приближает к лицу парня совсем небольшой торт с тремя жёлтыми зажжёнными свечами. Итан выпрямляется, мечтательно смотря в глаза Наоми и, не отрывая взгляд, задувает все свечи. — Я загадал, чтобы… — Нет, не говори. Не сбудется, — Наоми торопится перебить парня и ставит указательный палец на его губы, а другой рукой придерживает десерт. — Не говори… Пожалуйста… Я и так знаю, чего ты хочешь, — шепчет девушка, а её голос предательски отдаёт страхом. Страхом, понятным лишь ей и Итану. Она смотрит на то, как Итан берёт её маленькую ладонь в свою и нежно целует: пальчик за пальчиком, а потом и саму ладонь. Невесомо, трепетно, мягко. Словно это самое драгоценное, что у него есть. И она понимает — то, что между ними, пожалуй, одно из того, что стоит беречь всеми силами. Наоми смотрит на действия своего любимого и закрывает в блаженстве глаза. Парень поднимается дорожкой из поцелуев по её предплечью, останавливаясь ненадолго у локтевого изгиба, на что она, всё ещё с закрытыми глазами, слегка запрокидывает голову назад и немного приоткрывает губы. Это её слабое место, и об этом знает только её возлюбленный. Наоми, ощущая тёплые, чуть суховатые губы Итана, блуждающие по её коже и доходящие до маленькой родинки на правой груди, всё ещё придерживает одной рукой торт и не замечает, как другой рукой он берёт немного крема с торта и, коварно улыбаясь уголком губ, пачкает её нос, направленный в потолок. — Что? Итан! Ну-у-у! — Наоми пытается протереть нос ладонью. Парень успевает ещё раз оставить на ней кремовый след, на сей раз, на щеке. — Ну, всё! — и между ними развязывается воистину сладкая баталия. — Кайфуша! Кайфуша! Даже не заметила! Ловко я, да? — заливается смехом Итан, а в его подбородок прилетает и размазывается смачный такой кусок торта от Наоми, которая сразу же встаёт с кровати и убегает, хихикая, словно ребёнок. — Не убежишь далеко! Я ж догоню! Наоми в лиловой хлопковой пижаме бегает по квартире от разгорячённого Итана, заигрывая с ним. В Итана летит то подушка, то полотенце, то какая-то футболка, лежащая на диване. Его футболка. — О, спасибо, но надену я её позже, милая! — улыбаясь, парень швыряет футболку на пол и ловким ходом догоняет Наоми. Слегка приседая, он обнимает её двумя руками за бёдра и поднимает над землёй. — Я же говорил тебе — не убежишь от меня! — он смотрит прямо ей в глаза, которые, уже не по-детски разглядывают его лицо. Девушка обвивает бёдрами его талию. Дыхание Итана учащается, и вовсе не от бега по комнате, а у Наоми сердце колотится от этого горячего дыхания в её шею. Она берёт ладонями лицо Итана и лёгким касанием пухлых губ собирает остатки торта с его подбородка. Его привычная трёхдневная щетина никак не раздражает, лишь дополняет спектр ощущений. — Я и не убегу никогда от тебя. — Наоми закрывает глаза и, зарываясь пальцами в волосы Итана, целует его страстно посередине гостиной с разбросанными повсюду вещами, полностью утопая в этом прекрасном мгновении. Миг, когда ничто не имеет значения, и есть лишь единство душ и тел, любящих и верных друг другу. Наоми целует единственного и истинного избранника её сердца. И пускай мир говорит иначе. Пускай весь мир пойдёт против этого… «Я загадала, чтобы это наше безумие не кончалось». «Я загадал нам с тобой целую Вечность».
Наши дни
♪ UNSECRET feat. Young Summer — Can You Hear Me Но очередным, одиноким утром Наоми совершает в автоматическом режиме все должные «ритуалы». Она желает «доброго утра» отцу, матери, прислуге, но только не самой себе — не заслужила. Улыбается всем: сотрудникам, партнёрам, курьеру с цветами, всем, но не себе — не заслужила. Наоми ест и пьёт то, вкус чего мечтает прочувствовать каждый из простых смертных, но сама грезит выпить как минимум яда — ибо заслужила. Сегодня, на работе, принимая очередные поздравления с днём рождения от партнёров и коллег, чьи слова до тошноты приторные и льстивые, Наоми вспоминает его: его искренний смех и то, как он ворчал по утрам от недосыпа; его вечно непослушные волосы, его увлечение комиксами и нездоровую любовь к кофе. Она вспоминает свежий альпийский запах, исходящий от его одежды, который она так любила вдыхать, обнимая его перед сном. А ещё вспоминается его привычка открывать рот, когда он сосредотачивается над чем-либо. Ах, эта привычка казалась Наоми настолько забавной, что заставляло её вечно дразнить Итана. Правда, самого парня это никак не раздражало. Если тот и принимался за какую-то работу, то весь был погружён в неё, на что его девушка демонстративно дула губы, признавая лёгкое поражение. Однако, Наоми всегда была в приоритете перед всякой работой, поэтому Итан отвлекался на мгновение-две от своих статей и одаривал Наоми лёгким поцелуем в лоб и обещанием: «Ещё пару минут, и я весь твой, родная». «Был моим… Но остался таким же родным…» — думает про себя Наоми, засматриваясь на шикарные букеты из самых разных, экзотических цветов, стоящие на небольшом журнальном столике в её кабинете. Редкие пятнистые орхидеи, пышные гортензии, слишком пахучие фрезии и нежнейшие эустомы: такие прекрасные, но такие не родные её сердцу. И красота этих цветов не радует, как мог бы обрадовать один, самый обычный цветок полевой ромашки, подаренный её любимым. Ей не нужны все богатства мира, не нужны ей все эти признания, комплименты, эти лживые улыбки и слова, вся эта суета вокруг и этот чёртов бизнес. Может, кто-то и мечтает о такой жизни, но только не Наоми. Ей нужен он. Ей нужен Итан, с его вечно непослушной шевелюрой и бормочущий по утрам. Ей нужна простота и уют. То, что мог ей дарить лишь Итан и никто другой. Ох, если бы она смогла вернуть время назад и не допустить всего того, что было. Продолжать бороться. Не уходить. Никогда и ни на шаг. Разделить всё с ним, абсолютно всё, до последнего свободного вздоха. Если бы… — Ненавижу журналистов! Вечно суют свой нос, куда не нужно! Лишний раз убеждаюсь, что ты хорошо поступила, разорвав отношения с этим Ли. Ты только посмотри, что он пишет, чёртов сукин сын! Ему суету навести охота? — вошедший в кабинет Маркус возмущается по поводу новой статьи в газете. Но его дочь почти не реагирует на слова отца. Лишь фамилия Ли как-то эхом отзывается в её памяти и отдаёт сожалением и лёгким страхом за него. — Мистер Росс, все уже собрались в конференц-зале. Вы готовы? — спрашивает главный секретарь, заглянув в кабинет, и, получая утвердительный кивок от директора, удаляется. — Наоми, хватит любоваться этими метёлками, — строгий голос Маркуса вырывает девушку из глубоких раздумий. — Ты приготовила свою речь? — отец с вечно суровым лицом смотрит на дочь, у которой настроение и так было не на высоте, а сейчас и вовсе падает ниже плинтуса. — Да, отец. Вот проект. Можем идти, — взяв флэшку и чёрную папку со своего стола, Наоми направляется к выходу из кабинета. — И сделай лицо приветливее, дочь! Ты сегодня должна добиться хорошей инвестиции со стороны! У нас важные гости, и от их расположения зависит и успех твоего проекта, сама понимаешь, — с раздутой серьёзностью говорит Маркус, позже указывая на выход. — Пошли. — И девушка демонстративно показывает отцу свою приветливую улыбку. Наоми гордо идёт рядом с отцом по коридору, поправляя по пути воротник приталенного серого пиджака, надетого поверх белой блузки. На ней слегка зауженные классические чёрные брюки и лакированные туфли, акцентирующие ритмичным звуком каблуков её уверенный шаг. Несмотря на её хрупкую женскую фигуру и мягкий характер, знакомый лишь узкому кругу людей, Наоми вынужденно научилась показывать остальным сильную, независимую бизнес-леди, включая, когда нужно, сумасшедшую харизму и строгость. Школа отца — не иначе. Маркус никогда не был в восторге от того, что природа «наградила» его дочерью. И только после череды мучительных выкидышей Аманды, Маркус решил, что он сам воспитает из своей дочери некое подобие «сына», которым он сможет гордиться. Наоми прекрасно чувствует, что отец в глубине души ненавидит её за мягкую девичью натуру, но, будучи единственной наследницей его компании, девушка никак не может противостоять этому. Ей остаётся лишь подчиниться воле отца, ради репутации их семьи и процветания их семейного бизнеса. И, уже год как, ради самого Итана. — Филипп, рад видеть тебя! — Маркус протягивает в знак приветствия руку старшему из двух мужчин, ожидающих у лифта. Филипп Уайт, гордо выпрямляясь, пожимает в ответ его руку, выпячивая свой небольшой круглый живот, отчего пуговицы его светло-серого пиджака чуть не расходятся. От него несёт дорогим мужским парфюмом, запах которого буквально заставляет Наоми чуть не задохнуться, словно туго затянутый полосатый галстук на широкой шее Филиппа. — Маркус, моё почтение! Давненько не виделись. Это мой сын, Эрик Уайт. Ты его ещё подростком видел, — Филипп указывает жестом на сына — высокого шатена, с аккуратной укладкой, который также почтительно жмёт руку Маркусу. Наоми отмечает, что Эрик немного скромнее ведёт себя, по сравнению с отцом. Интересно, природная сдержанность или такая же вынужденная подача этикета? — Вырос мальчик! Настоящий мужчина! — Маркус похлопывает Эрика по плечу. — Это Наоми, моя маленькая бизнес-леди, — указывает на свою дочь, которая приветствует их, коротко отвечая лишь фразой: «Рада знакомству», и старается избегать взгляда молодого мужчины. Эрик явно очарован образом статной девушки и не скрывает этого, мягко наблюдая за ней, лишь пару раз отводя взгляд на их отцов во время короткой беседы по пути к залу для совещаний. Зайдя в зал, Наоми с отцом приближаются к кафедре, а Уайты присаживаются за длинным овальным столом посередине, вместе с несколькими представителями этой же компании и других крупных фирм по недвижимости. — Добрый день! Рад всех вас приветствовать на данном совещании. Сегодня у нас знаменательный день — моя дочь выступит перед вами со своим проектом, от которого вы не сможете отказаться. Уверен, он вас здорово заинтересует, — уступая место дочери, Маркус присаживается за столом напротив Уайтов, фальшиво улыбаясь. Наоми слегка волнуется, хоть и не показывает этого ни одному из присутствующих. Не хочется ей играть по отцовским правилам, однако, вынуждена. Также она волнуется не из-за того, что это её первый собственный и столь масштабный проект, а из-за того, что едва приблизившись к кафедре, она ощущает на себе двуличные взгляды присутствующих мужчин в зале. Кто-то едва не давится слюнями, потому что Наоми держится весьма уверенно и эффектно, представляя свой проект, да и выглядит она, как всегда, сногсшибательно. Кто-то завидует и готов разгромить эту самоуверенную девицу, которой всё достанется от отца по чистому везению, просто потому что она — единственный ребёнок в семье, да ещё и дочь! Где это видано, чтобы женщина смогла управлять столь крупным и сильным бизнесом по недвижимости? Ведь в стереотипном представлении многих мужчин женщины — слабый пол, и странно или даже непозволительно им занимать столь высокие должности и вести за собой людей. В глубине души Наоми хочет снять с себя этот дурацкий деловой костюм. И вместо того, чтобы не облажаться перед отцом, лучше бы ухаживала за цветами в любимой маминой оранжерее. Но, увы, дочерний долг обязывает её закончить блистательную, умасленную обещаниями, речь перед аудиторией и заставить своего отца хотя бы на пару минут «гордиться» ею. — Итак, господа! Как видите, проект долгосрочный. И нам нужны сильные партнёры, готовые, отчасти, на риск. Кто из вас желает нас поддержать? — обращается к присутствующим Маркус, заранее понимая, что после слова «риск» мало кто откликнется. Поэтому, он ожидает больше всего положительного ответа лишь от одной стороны. — Я и мой сын — мы готовы подписать с вами договор. Я думаю, у нас выйдет отличное сотрудничество, — говорит Филипп Уайт за себя и своего сына, который кивает в знак согласия, но глаз не сводит c Наоми, стоящей у кафедры. Девушка слегка тушуется от его взгляда. — Замечательно! Тогда мы можем приступить к соглашению. Если у остальных присутствующих нет больше вопросов или пожеланий, можем объявить совещание закрытым. — Получив отрицательный ответ от большинства, Маркус благодарит всех за участие и провожает их к выходу. — А вас обоих прошу пройти вместе с нами в мой кабинет. — Он мягко берёт Наоми за талию, направляя её вперёд. Наоми это ощущается, словно её подталкивают к краю обрыва. Зайдя в кабинет, они рассматривают все нужные документы и приступают к соглашению. Проходит всего полчаса с момента, как они начали обсуждать детали договора, но Наоми уже душит присутствие этих мужчин рядом. И почему Наоми становится так волнительно и … страшно? Ей хочется отступить, щёлкнуть пальцем и исчезнуть и не принимать очередную порцию желчи и яда из рук собственного отца. Её сердце не слушается, стучит бешено, но неслышно, как у маленького воробья у ног грифа. И этот падальщик — её отец. В руках лёгкий тремор, а Наоми мотает головой из стороны в сторону в отрицании происходящего. Ей не верится в то, что она слышит собственными ушами. Очередное предательство. Она надеялась, что отец всё же не опустится до такого решения, что он не растерял окончательно всю свою человечность и благоразумие. Она так надеялась, что отец забудет свою дурацкую идеологию «чистой и достойной крови», но, увы, здесь и сейчас с его уст звучит: — Естественно! Это условие договора, конечно же, остаётся в силе, как мы и договаривались. Мы с Амандой согласны выдать Наоми замуж за Эрика. Это будет отличным союзом двух сильных семей и принесёт немало плодов. Эрик просто замечательная партия для неё. Не так ли, моя дорогая? — Маркус обращается к дочери, в ожидании согласия — будто у неё есть другой выбор и не он только что огласил сей безапелляционный вердикт. Но девушка смотрит на отца в полном ступоре, даже не моргая. Она, конечно, привыкла к такому потребительскому отношению отца к себе, привыкла к его жестокости, лицемерию, алчности… Но она до последнего надеялась, что отец не поступит так подло: повторно вмешается в её личную жизнь, решит вновь за неё, как стоит жить и ещё раз искромсает беспощадно её сердце. Наоми для него всё тот же простой инструмент для достижения своих целей — ничего не изменилось после разлуки с Итаном. Она всё ещё простая марионетка, за нити которой можно дёрнуть, когда вздумается, и плевать, что кукловод мучает собственное творение. У каждой семьи — своя норма. В семье Росс норма — расчётливость, а Наоми устала с ней бороться: её голос — это писк цыплёнка в огромной пустыне. После разрыва с Итаном девушка думала, что отец остепенится. Наоми была готова закрыть глаза и на его прошлое, забыть всё, что тот натворил из-за его мании величия, обо всех угрозах. Была готова вычеркнуть Итана и те два прекрасных года с ним, не появляться больше в его жизни ради его же собственной безопасности. Наоми была готова работать круглосуточно и до изнеможения на своего отца и быть примерным ребёнком, достойным своего отца, матери и не подводить свою семью, просто потому, что она полюбила «не того». Она была готова жить не своей жизнью и терпеть ненависть других людей в свой адрес. Но никогда не думала, что после всего этого её заставят, да, именно заставят, принять эту «замену». Нет, Наоми никогда не сможет отдать сердце другому. Никогда. Об этом она кричит сейчас в глубине своего сердца, словно со дна заброшенного бункера. Ничего не сказав в ответ и еле сдержав свои слёзы, Наоми слишком резко встаёт с кресла, выходит из кабинета отца и направляется в свой. Это приводит Маркуса в бешенство, но вида не подаёт. — Ничего, это всего лишь женские чувства. Пройдут! — Маркус наигранно улыбается будущим родственникам, пытаясь замять нелепость ситуации. — «Ну, Наоми, мы с тобой это ещё обсудим!» — возмущается он мысленно. Эрик, попросив разрешения у старших, выходит из кабинета следом за девушкой. Подойдя к кабинету Наоми, он слышит её отчаянный крик и звук разбитого стекла. Зайдя внутрь, молодой человек замечает на полу разбитые вазы, пролитую воду, все подаренные цветы и Наоми… со слезами на глазах, швыряющую на пол всё, что можно швырнуть. Будь её воля, швырнула бы она и себя с этого самого многоэтажного бизнес-центра прямо под ноги прохожих, расстилаясь перед ними бесформенной массой, тряпкой, о которой не жаль вытереть подошвы лакированных оксфордов и туфель. Да только мать жаль — не хочется Наоми разбивать это любящее, единственно любящее её сердце. Такого Аманда точно не выдержит. Эрик подходит к ней и аккуратно пытается успокоить, взяв крепко за плечи и разворачивая к себе. — Не трогай меня!!! Не трогай меня, я сказала! — Наоми пытается вырваться из хватки мужчины, задыхаясь от ярости и обиды. — Не трогай… — и плачет навзрыд, сдаваясь, сама не зная, почему. Она падает на пол, среди тех самых цветов. — За что он так со мной? За что мне это всё? Чем я провинилась перед ним? — Эти вопросы адресуются вовсе не Эрику, а скорее самой себе, как нескончаемый монолог в пустоту. Мужчина присаживается на корточки и пытается отодвинуть рукой спадающую на лоб девушки прядь волос. От уверенности Наоми осталось… ничего. Перед Эриком предстала другая Наоми: невинная, уставшая, сломленная. — Посмотри на меня, — Эрик просит мягко, пытаясь поймать столь ускользающий от него взгляд девушки. — Я могу понять, что ты чувствуешь сейчас, и поверь, я примерно в том же положении, что и ты, Наоми, — с долей сочувствия говорит мужчина, не прекращая смотреть на заплаканное лицо напротив, что опущено вниз и всячески пытается избежать визуального контакта с ним. — Ни черта ты не понимаешь, Эрик… Ни грамма, — отвечает она, тихим и хриплым от плача голосом. — Возможно. Я не знаю твоего отца настолько, как знаешь его ты, — Эрик понимает, что, на самом деле, он видел лишь верхушку айсберга, а сломленная Наоми — это сам айсберг под водой. — Но раз мы с тобой теперь в одной лодке, может, лучше не усугублять и без того сложную для нас обоих ситуацию и попытаться если не полюбить, то хотя бы не возненавидеть друг друга и не враждовать, м? — он всё ещё пытается уловить от Наоми хоть малейший прямой взгляд. — Да, мы не можем ничего изменить сейчас, так как это на благо наших семей. Нам нужно либо принять это, либо отказаться от всего, что нам дорого и что станет дорогим в будущем. Они всё ещё наши родители и, наверно, хотят для нас лучшего будущего. Они прошли уже этот путь, и им виднее, как правильнее поступить… — в голосе Эрика, однако, звучит лёгкая нота сомнения. — На благо наших семей, Эрик? Им виднее, как правильнее? — Наоми злится и срывает голос, пытаясь будто вразумить Эрика. — Ты полный дурак, если ты так считаешь! И единственный, кто останется в плюсе, так это не ты, не твой отец, и даже не моя семья. Великий Маркус Росс, что б его! — Наоми театрально называет имя отца и сразу же яростно швыряет в дверь под руку попавший пластиковый органайзер для ручек, отчего тот разбивается на осколки. — Маркус Росс. Вот кто всегда остаётся на плаву, пока он топит остальных… — Выплеснув очередную эмоцию, Наоми смотрит Эрику в глаза, бегая взглядом и немного теряясь. Эрик всё же поймал её взгляд — такой отчаянный, будто просящий его уйти от этого всего подальше; убедить Филиппа расторгнуть контракт; убежать, пока не поздно. Уберечь… — Я знаю… — Эрик касается Наоми. — В конце концов, если я тебе совсем уж буду тошен, ты сможешь смело подать на развод. Спустя некоторое время, правда. И я не буду этому препятствовать, поверь, если ты после окончания срока договора решишься на это, — он дотрагивается до щеки девушки, стирая пальцем слезу. — Но я всё же постараюсь позаботиться о тебе, Наоми, пока я, пусть и формально, буду твоим мужем, и ни за что не обижу тебя. — Эрик мягко заканчивает свою речь, протягивая Наоми руку, чтобы помочь ей встать. Она же, немного успокоившись и обдумав слова Эрика, отвечает: — Ты должен знать, Эрик. При всём уважении, но… Ты никогда не сможешь заменить мне Итана, а я никогда не смогу полюбить тебя по-настоящему, — взяв Эрика за руку, девушка встаёт с пола, отряхивается и выпрямляется, как ни в чём не бывало. И лишь её покрасневшие глаза и потёкшая тушь говорят о другом. — Я ничего и не прошу взамен от тебя, Наоми, — коротко отвечает Эрик, поняв, о чём намекает ему его будущая жена. Как с этим всем справится ей? Насколько её ещё хватит? Сможет ли она жить так дальше? Да, возможно. Смогла раньше, сможет и сейчас. Ну а пока, Наоми вновь залижет свои вечно кровоточащие раны, попытается забыть прошлое и заново научится дышать через привычное «не могу».───── ℘ ─────
Наступление вечера для большинства жителей этого процветающего города означает, что наступила пора поставить всё на небольшую паузу и отдохнуть. Некоторые возвращаются домой к семье, дружно собираясь для просмотра комедии. Иные решаются прогуляться часик-два по парку, подышать свежим воздухом и забыть о прошедшем дне, слушая любимую музыку в наушниках. А кто-то, будучи любительницей всего весёлого, шумного и яркого, неторопливо собирается перед зеркалом, перед тем как сразить наповал всех дышащих и не дышащих своей красотой. Ребекка сегодня опять решила устроить себе выходной — ну, любит она хорошо отдохнуть после «хорошо поработали!». Пока она одна, без пары, может себе позволить отдохнуть сполна, так как ей нравится. Да и если бы была у неё вторая половина, то девушка смело бы затянула и того в жизнь в режиме «турбо». Хороший отдых для неё всегда активный и обязательно в шумной компании, тем более она очень любит своих друзей, всегда старается уделить им внимание и отлично проводить с ними время. Работа никогда не заканчивается, а жить надо уметь здесь, сейчас и желательно на полную катушку! Девушка предвкушает веселье этого вечера и направляется на такси в клуб к Тейлору. Да, она погуляет на славу этим вечером, ведь у их дружной компашки есть повод громко пошуметь и посплетничать. Такси мчится в сторону клуба, а довольный Итан Ли уже входит внутрь и сразу же ищет глазами знакомые лица. Он находит на привычном месте бармена и, слегка подтанцовывая, подходит к нему. Видимо, повод действительно хороший, раз Ли в таком приподнятом настроении. Бармен здоровается с ним и после короткой беседы указывает тому на столик вблизи танцпола, уже давным-давно зарезервированный для их шумной компании. Пока Итан ожидает остальных, он успевает выпить немного шотландского виски и поднять себе ещё немного настроение. Сегодняшний вечер обещает стать просто отличным. Иначе и быть не может. А если Итану повезёт, возможно, он даже познакомится с какой-нибудь девушкой и перестанет раздражать всех своим затянувшимся статусом «холостяка-ворчуна». Так уж и быть, послушался Ли и своего личного стилиста — Ребекку Грей. Поэтому Итан надел новую чёрную рубашку и светло-коричневые штаны с классическим ремнём. Он даже как-то причесал свои вечно непослушные волосы, чему очень радуется уже подошедшая к нему Ребекка. — Ауф, а кто у нас тут такой горячий?! — заигрывает она с Итаном, тем самым пытаясь показать своё удовлетворение внешним видом парня. — Выглядишь просто бомбически, Тан! Боюсь получить эстетический оргазм. Сейчас, сейчас, — девушка делает вид, мол, ещё немного и достигнет тот самый пик наслаждения, на что Итан дико начинает смеяться, не удержавшись. — Вот так чтобы сходили с ума от тебя все цыпочки. И только попробуй провалить задание. Морально изнасилую! — Ребекка присаживается рядом с Ли и на короткий кивок от него отвечает, слегка тиская за щеку. — Хороший мальчик! — О, вот и Тейлор подошёл. Привет, старина, — Итан пожимает руку другу и отмечает, что тот слегка не в духе. — Какие-то проблемы? — Да нет, не обращайте внимания. Так, рабочие мелочи… — Тейлор никогда не умел врать, однако, пытается не выдать себя и продолжает воодушевлённо: — Ну что, сегодня у нас есть повод гульнуть как в старые времена? — хлопая раз ладонями, Тейлор показывает жестом официантке, чтобы та принесла им напитки и приготовленные закуски. — Да, ребят. Наконец-то я утёр нос моему боссу, и он дал мне повышение. Меня ждёт новый кабинет, команда из десяти редакторов, и пусть это будет звучать странно, но я действительно рад новой суете и более сложным обязанностям. Вы же знаете — люблю я работать. — Ты любишь пострадать, Итан! Пахарь ты наш! Доска почёта по тебе плачет уже, — Бекки вставляет свои пару копеек, пока смакует кубик «бри» с только что поданного им сырного плато. — Да, спасибо за уточнение, Бекки. Ну, так, продолжу. После последних статей, этот карлик — он же мой босс, — просто молча принял тот факт, что я лучше многих из его шарашкиной конторы. Ещё я не постеснялся ему просто в лоб сказать: «Либо повышение, либо я увольняюсь сам, по собственному желанию, и варите сами ваши солянки без меня». Ну и, понятное дело, что он не хочет терять такого сотрудника, вот и закрыл свою пищалку. Конечно, я бы не добился этого без помощи нашей очаровашки, — обнимает за талию Бекки. — Да, хотели сенсации — они её и получили. Чую, у кое-кого задница будет знатно гореть в ближайшее время, — намекает на семью Росс Ребекка. — Чем не повод выпить, правда? По делам ему, — гордо заявляет Итан, взяв один из напитков стоящих на их столике. По совету Джейкоба, Итан остановил свой выбор на классическом «ржавом гвозде» — долгоиграющий и не столь вырубающий, как та же Хиросима. Итан хоть и не против уплыть на воспламеняющихся волнах, но спать в обнимку с унитазом всё же не горит желанием. Такие себе страсти, знаете ли… Поэтому, сегодня в его олд-фешн смешались ликёр «Драмбуи» и шотландский виски. Джейкоб «плохого» не посоветует для своих друзей, зная их вкусы, текущее настроение и их планы на вечер. Джейкоб очень внимателен к людям, и сейчас, видя улыбающиеся лица своих друзей, он сам невольно поднимает уголки своих губ, пока подходит к ним, чтобы разделить хоть на пару своих свободных минут их общую радость встречи. — Ой шумихи-то будет, ребят… — Джейкоб ликует. — Только чур никому ни слова о том, что Бекки автор этих самых фотографий. Не будем её подставлять, ладно? И если что, я сам с ним разберусь как-нибудь. Проходили… — Итан просит своих друзей об одолжении, а те понимают сразу же и тихо кивают, соглашаясь. Кроме Тейлора, что отвлёкся на сообщение в телефоне, но позже также коротко, почти безэмоционально отвечает согласием. — Ты проделал, хоть и слегка грязную, но чертовски смелую работу, Итан. Поэтому давайте действительно сегодня оторвёмся, и будь, что будет. Будем решать проблемы по мере их поступления. Мы всё равно всегда будем рядом с тобой и поддержим, — Бекки берёт свой бокал любимой «Маргариты» и вытягивает руку над центром столика, к остальным. — Первая до дна, ребята! За правду! — За неё родимую! — первым бодрячком присоединяется Итан. — За неё, — говорит Тейлор, поджав губы, и смотрит как-то виновато на Итана, но тот этого не замечает, пока чокается с Джейкобом. — За правду… — еле слышно добавляет в конце Джейкоб, шустро осушив свой шот. Все допивают до дна свои напитки, закусывают вкусными тарталетками и канапе, смеются чуть ли не до потери пульса с очередной шутки Итана и Джейкоба. Не остаются без внимания и всякие почти забытые истории, воспоминания прошлых лет, и ребята не замечают, как стремительно повышается градус в их крови. Но Ребекку вовсе не вставляет её «Маргарита», и она решает всё же довести себя до кондиции, убедив Итана подойти с ней к бару. Заказав два фирменных «убийственных шота» от бармена, Бекки ловит его довольную улыбку. Джейкобу нравится, когда люди расслабляются, отдыхают, открываются, раскрепощаются и забывают обо всём. Ну, а что?! Вот она психология бармена: «Лёгкого безумия никогда и никому не помешает». Хватит и так всей той удушающей суеты, там, за дверьми клуба. Всегда должно найтись время для снятия тех самых оков: физических, ментальных, душевных. Стоит лишь захотеть и открыться. Выпив залпом свой шот, Итан решается пойти потанцевать, точнее — на так называемую, долго откладываемую «охоту», на что Бекки одобрительно реагирует, обещая чуть позже присоединиться к танцулькам. Общаясь о том и о сём с барменом, девушка ощущает чей-то пристальный взгляд слева, а в нос бьёт некий знакомый запах. Еле уловимый, но ей-богу, очень знакомый. Так пахнет самоуверенность, дерзость и драйв. — Интересно, я кого-то спас в прошлой жизни, раз я вновь встречаю тебя на своем пути? — обращается слегка громким, но достаточно притягательным голосом рядом присевший парень к Ребекке, тем самым перебив их разговор с Джейкобом. Девушка поворачивается к незнакомцу и слегка одурманенными, но блестящими глазами, всматривается в его лицо. Поняв всё же, кто сидит неподалёку от неё, девушка сразу же выпаливает колко: — А я, видимо, кого-то убила в прошлой жизни, при том жестоко, раз мне карма посылает такое наказание в виде тебя? — Бекки удивлена неожиданной встрече. — О, ты знаком с нашей Ребеккой, Алекс? — спрашивает Джейкоб, делая вид, что он вообще не причём и это не он организовал повторную встречу Алекса с Ребеккой. — Так вот как зовут тебя, дорогуша? А я вот после той встречи понял, что так и не узнал твоего имени. И, о, боги! Кто бы мог подумать, что мне улыбнётся удача встретить тебя вновь и наверстать упущенное? — Алекс тоже прикидывается чайником и теперь смотрит на Ребекку цепким взглядом, отмечая про себя, что у него в горле явно стало суше, чем в Сахаре, то ли от вида девушки, то ли от своих смелых фантазий. — Ты мог бы узнать моё имя и тогда, если бы держал себя в рамках приличия, а не подкатывал наглым образом, — девушка фыркает, взяв шпажку с тремя вишенками как закуску к шоту, и съедает одну за другой, смачно причмокивая. — Кисленько… Бодрит! — Значит, ничто ещё не потеряно? У меня же есть ещё шанс узнать тебя получше, Ребекка? — Алекс смело пересаживается на стул ещё ближе к ней, упираясь одной рукой о барную стойку, и ожидает ответа, который, на удивление даже для самой Бекки, прозвучал очень быстро, почти не раздумывая. — Так уж и быть, научу я тебя манерам! Но для начала угости меня чем-нибудь, будь добр. У нас сегодня такой хороший вечер, а я ещё не пьяна, — коварно улыбается она Джейкобу, мол «Ну, давай посмотрим, чем же ты дышишь, Алекс!», и позже смотрит на самого Алекса, который оживлённо просит Джейкоба сварганить что-нибудь приятное для них обоих. Ребекка соврёт, если скажет, что Алекс её не зацепил, ещё тогда, в автосервисе. Что-то есть в этом, на первый взгляд, самоуверенном плохише. Всё дело в его энергетике и в его глубоких глазах. Наверно… Ну, не зря же говорят: «Глаза — зеркало души». И что-то ей подсказывает, что в этом зеркале отражается мягкая, любящая душа, сокрытая за занавесом брутальности — стоит лишь присмотреться. Хотя, девушка не раз убеждалась в том, что иллюзии остаются иллюзиями, и никаких «овечек в волчьей шкуре» нет. Однако, будучи сама той, которая немного боится разочарований в людях и приросла со своим образом «я тебе не по зубам», Ребекка всё же допускает вариант, что люди могут оказаться теми самыми овцами в кольчуге. Что касается Алекса, Ребекка не чувствовала давно такого притяжения и, будучи достаточно чувствительной к людям, она решает всё же подпустить этого парня ближе, на свой страх и риск. Сама ведь тоже не сахар, но люди-то общаются с ней. Она не ожидает, что из их дальнейшего общения выйдет что-то долговечное, страстное, тёплое, что принято назвать той самой «любовью». Всё потому, что сама девушка не особо верит в столь высокие чувства. По крайней мере, она их ещё не испытала ни разу. Но она надеется, что Алекс послан ей не зря, и она получит из этого, если не счастье, так хотя бы хороший опыт. Вот её жизненное кредо, когда она решается на какие-то риски. Это её закаляет, и ей это нравится. ♪ Chasing Jonah — War Paint Тем временем, пока Мистер «потенциальный бараш в кольчуге» и Мисс «я тебе не по зубам» общаются друг с другом за барной стойкой, Джейкоб украдкой наблюдает за двумя силуэтами в VIP зоне на втором этаже. К Наоми, сидящей за этим столом уже как минимум пару часов, с явно обеспокоенным выражением лица подходит Тейлор. Девушка сегодня на удивление одета вполне себе скромно — никакого лоска: тёмные джинсы, обычные мокасины, тонкий трикотажный джемпер под простым пиджаком. Волосы больше не струятся крупными локонами, а собраны в низкий хвост. Макияж больше не скрывает усталый вид и лёгкую припухлость под глазами. Будто и не она вовсе сидит и выслушивает Тейлора, а самая обычная горожанка, каких тысячи. Простая. Невзрачная. Земная. Тейлор сегодня узнал от девушки ту самую новость о замужестве. Наоми больше не знала, к кому прийти и выплакаться, как только сюда, к Тейлору. Из всех присутствующих здесь, он больше всех знает её семью, её ситуацию, и лишь малую часть из прошлого — Итана. Пусть она и не может дать этому парню шанса быть с ней, но лучшего друга ей сейчас не найти. Подруг у неё нет — запрещено отцом, да и не любит она общество светских львиц, у которых личных фотографий на телефоне больше чем мозгов в голове. А матери она не покажет сегодня своих слёз, отцу тем более — довольно! Поэтому она сейчас перед Тейлором допивает ещё один снифтер коньяка, совсем не подходящего её мягкому образу, злясь на весь окружающий мир и на саму себя — из-за своей слабости? Или, наоборот, из-за слишком огромной внутренней силы? Джейкоба пробивает на сквозь отвращение, пока наблюдая за этими двумя с бара замечает, что Тейлор вырывает снифтер из рук блондинки и, поставив резко его на стол, что-то громко говорит ей. Злится… Наоми на это реагирует также бурно, пытаясь встать, что-то доказать ему, но явно уже перебрав с выпивкой и потеряв равновесие и силу в ногах, падает обратно на диван. — Хватит, Наоми, прекрати немедленно! Ты уже перебарщиваешь на сегодня. — Хватит! Ставить! Мне! Запреты! — твёрдо, почти по слогам. — Ты не имеешь права! Никто… — она не договаривает: воздух, словно горсть лезвий, режет её горло. — Ну, вот чего ты добиваешься этим, скажи? — уже более мягким, полным заботы тоном обращается Тейлор к ней. Парень понимает состояние Наоми, но и боится за неё не меньше. Но, действительно, кто он для неё, чтобы ей что-либо запрещать? — Забыться, Тейлор. И забыть… Да, в конце концов, отпраздновать свой день рождения так, как я сама этого хочу, первый и в последний раз. И ни ты, ни мой отец мне этого не запретите! — девушка встаёт всё-таки с дивана и, обойдя стол, пытается дойти до лестницы, но её останавливают, взяв мягко за руку. — Ты сейчас ведёшь себя, как малое дитя. Таким образом, ты отпразднуешь только поездку в больницу. Прекрати столько пить, на сегодня хватит. Ты передоза хочешь? Это не шутки, Наоми! Возьми себя в руки. Жизнь не кончается на этих событиях, какими бы они неприятными ни были! Парень пытается взять её за обе руки и вразумить, хоть ему самому также тяжело от этого всего. Его руки тёплые, мягкие, а его взгляд окружает заботой. На Наоми так смотрел разве что Итан. Он решается её обнять… вот так, скромно, хоть на минуту. — Мне больно смотреть на тебя такую, слышишь? Остановись, пожалуйста… хотя бы ради меня, или ради матери, прошу, — голос Тейлора звучит тихо, с мольбой, будто пытается дойти до самых глубин её израненной души. И доходит. Наоми ощущает боль, да такую, что она солёными слезами тут же обжигает кожу, сердце, душу. Она всегда ждала именно такой теплоты, но она для неё недосягаема. Близкая, но настолько недосягаемая. Она чувствует такую слабость, безнадежность, что хочется провалиться здесь и сейчас во тьму, так и не познав того самого светлого будущего. Она теряет себя с самого рождения. Пришедшая в этот мир не вовремя, нежданно, она последние частицы себя еле-еле склеивает меж собой каждый божий день, но понимает, что это лишь ходьба по кругу. Это не то что счастья не даёт — это воздух перекрывает, руки связывает окончательно. И вроде людям может показаться, что стоит лишь набраться смелости, и ситуация вполне себе разрешится, если выпрямить спину и дать достойный отпор. Но люди не видят всей глубины, не хотят копать глубже. Люди видят лишь то, что им хочется видеть, и считают это своей истиной. Людям всегда будет видеться решение чужой проблемы на «раз-два». И люди дают советы, держат тебя за руку, как сейчас Тейлор крепко пытается удержать на плаву свои чувства к Наоми, но никак не понимают, почему ты её добровольно отпускаешь, решая упасть тут же в бездну. Людям не понять того, что тебе самому предельно ясно… И Наоми вновь надевает эту непроницаемую маску, которая скрывает её израненную душу, возвращаясь в свой привычный образ. Образ для других. Всё ещё смотрит на Тейлора, который сам того не ожидая, влюбился также нежданно когда-то в этого дивного, сильного ангела со сломанными крыльями. Наоми Росс не хочет повторять своё прошлое… Она не хочет заставлять себя и другого человека проходить опять тот же горький и весьма опасный путь, как раньше. Её усталые глаза смотрят на Тейлора, а тот своим руками перебирает серебряный браслет на её запястье — его сегодняшний подарок ей. Серебро не самое дорогое на свете, но память бесконечна. Тейлор смотрит и просто молчит… Ему нечего говорить больше. У него нет больше сил. Он слабее Итана. — Ненавижу отца. Ненавижу тебя… Ты такой же трус и слабак, — слишком холодно этот голос звучит для Тейлора. Так нужно. Так ее научили. Пусть уж лучше он возненавидит её. Сейчас ей кажется это вполне правильным. Девушка вдыхает глубоко, пытаясь вновь собраться, выпрямиться стрункой. Достоинство? Честь? Гордость? Ничего, кроме отчаянной заботы. — А теперь… отпусти меня, Тейлор. Я хочу танцевать, — коротко заканчивает Наоми, словно отдала никому ненужный приказ, и разрывает с Тейлором зрительный контакт. Стыдно? Нет. Просто больно. Просто усталость. — Мои двери для тебя всегда открыты, знай это. Я буду помнить о тебе… Помни и ты, если сможешь, — Тейлор всё понял и медленно отпускает совсем слегка дрожащие руки Наоми. Она отстраняется и уходит к лестнице, ведущей на первый этаж, и даже ни разу не оглядывается, а Тейлор не провожает её больше взглядом. Он понял. Понял всё по её глазам и словам. Тейлору кажется, что он видит Наоми в последний раз здесь, в его клубе. Может быть, так было бы легче для всех? ♪ Birdy — Strange Birds А внизу, на танцевальной площадке вовсе дикими танцами раскрепощается народ. Вокруг полнейший хаос. Все теряются в музыке, а кто-то пытается исчезнуть среди этого безумия, стать невидимыми. Одинокая в шумной толпе, словно проживая свой последний день, Наоми двигается вообще не в ритм музыки, а её танец больше похож на движения какой-то неваляшки. Нет опоры в ногах, разум размывается, словно краски на холсте. Никчёмные наброски. Искажённые образы. Противные иллюзии. Её слёзы перемешиваются с истерическим смехом — дикая кислотная смесь, не позволяющая ни дышать, ни задохнуться. Разрывающая и давящая одновременно. На Наоми уже не смотрит Тейлор — и не хочет даже. Спустившись к бару, он попросит у Джейкоба целую бутылку бурбона, со злостью открывая её непослушными руками. Он обычно не пьёт много. Но обычно и не приходится отпускать окончательно ту, к которой тянется твоё сердце. Безуспешно. На Наоми смотрит уже сам Джейкоб, и он всем сердцем возненавидел её. Джейкоб понимает чувства Тейлора как никто другой, разделяет их с ним всегда. Он его «брат», его товарищ. Они вместе разделяют их общую боль, их страхи, обиды. И Джейкоб надеется, что он сможет вновь подарить Тейлору счастье всеми возможными способами и заставит забыть обо всём, как страшный сон… как всегда. Он был и остаётся рядом с ним. Рядом, словно тень. Тем временем, вырвав нагло у какого-то пьяного незнакомца бокал с каким-то пойлом, Наоми пытается достаточно неуклюже поднести его к губам. Кто-то сзади толкает её, и она слишком резко сталкивается с рядом танцующей женщиной, которая в свою очередь, чуть не упав вперёд, сталкивается с Итаном и проливает тому на рубашку свой собственный коктейль. — Блять! А аккуратнее нельзя там, нет? — Итан разводит руки в стороны от неожиданности и отскакивает, будто ошпаренный. Он заглядывает за спину женщине, пытаясь выяснить, кто там такой бурный танцор. Но перед ним, глупо хихикая и сряхивая со своего пиджака пролитую выпивку, стоит Наоми. Итан не верит своим глазам. Весь шум вокруг становится вдруг сплошной тишиной. Кажется, что громкие басы, идущие из колонок, не могут приглушить звук дикого сердцебиения… обоих. Наоми приподнимает свой взгляд, пытаясь виновато попросить прощения у человека перед собой. Но она сталкивается взглядом с ним — с тем, кто надеялся больше никогда не сталкиваться с ней. С тем, который опять так внезапно врывается в её жизнь и тревожит и так неспокойную душу. С тем, чей взгляд ломает, обжигает и снова оживляет и лечит — его взгляд. — Наоми? — словно отрицая, говорит Ли. — И-Итан… — роняя бокал, дрожащими губами шепчет еле слышно Наоми. Недолго думая, словно выйдя из глубокого сна, Итан разворачивается и слишком быстрым шагом уходит в сторону выхода. Хочет быстрее уйти из этого места, не оглядываясь. Куда угодно. Только не оставаться здесь ни секунды больше. Он отодвигает со своего пути людей, чуть не спотыкаясь, и даже не оглядывается, боясь увидеть вновь этот мираж, как ему кажется. Но нет, ему не кажется. Громкий голос позади будто пощечина, возвращающая в реальность. — Итан! — хрипло кричит ему вслед Наоми. — Итан, постой! — кричит ещё громче в тот момент, когда парень добегает через начинающийся дождь до рядом находящейся остановки, так и не успев сесть в только что уехавший поздний автобус. Этот дождь так не вовремя. Итана, в принципе, не особо волнует, что он вышел без пальто, в одной рубашке. Но на душе и так мрачно и сыро стало в один момент, а ещё и этот чёртов дождь — как по заказу, как в самых сопливых мелодрамах. Парень стоит на месте, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть вдалеке хотя бы такси. Он полностью игнорирует добежавшую до него и запыхавшуюся Наоми. — Итан, постой… Остановись. Прошу. Я… Мне. Мне нужно тебе… — она не знает, с чего начать разговор, растерявшись. То ли дождь, то ли её чувства отрезвляют ей разум, и она продолжает: — Я рада увидеть тебя, Итан, — глупое, очень глупое начало. Парень смотрит куда-то вдаль на дорогу, всё ещё делая вид, что не замечает её. О чём им ещё говорить после всего, что было? О том, чего не будет больше никогда? — Итан, прости меня. Это единственное, что я не успела и что хочу сказать тебе ещё с тех пор, — дрожа от холода, тихим голосом говорит Наоми, подойдя чуть ближе к Итану. Тот, замечая приближение девушки, всё ещё остаётся на месте, но всё же решается спокойно взглянуть ей в глаза. — Прости меня, Итан, прошу… — Ты ушла тогда, Наоми. Просто ушла, ничего не объяснив. И это после всего того, через что мы прошли. Вместе. Ушла, оставив лишь… — вздох и молчание. — Зачем? — Я должна была… Я… Я не могла иначе поступить, пойми. — И это твоё оправдание? Просто не могла иначе? А я? Как я тогда должен поступить сейчас? Тоже уйти, не дав тебе ни малейшего шанса? Ведь ты этого хочешь — шанса начать заново. Я вижу это по тебе. А как на это посмотрит твой отец?! А, постой, может, у него поменялось отношение к таким «отбросам», как я? — Итану больно говорить это, вспоминать все прежние слова и смотреть в столь любимые глаза напротив. Всё ещё горячо любимые. Такие же родные… — Я всего лишь хочу, чтоб ты был счастлив. Это единственное, о чём я мечтаю каждый день и о чём я молю небеса по сей день… — Тогда вернись ко мне, Наоми. Начнём жизнь с нуля, словно ничего того и не было, — очень мягко говорит парень, приближаясь на шаг к ней. Взяв её лицо ладонями, Итан смотрит, будто в душу. Спустя столько времени без неё, он будто и не верит, что вновь касается её, как прежде. Капли дождя стекают по лбу, глазам, щекам, очерчивая столь дорогие сердцу черты. — Будь смелее, каким я пытался быть для тебя тогда. Ну же, Наоми! Я не боюсь ничего уже, ни его, ни его угроз, ничего! Ну же! — слегка трясёт девушку, будто пытаясь достучаться до неё, на что она моргает растерянно своими уставшими глазами. — Я не могу, солнце моё. Я не могу, — Наоми ставит ладонь на грудь парня, в области сердца. Итан чувствует, что его солнечное тату полыхает огнём, будто ещё глубже проникая. — Я хочу только, чтобы ты был счастлив, запомни это. Больше ничего. — Ясно… — отпускает лицо Наоми, отойдя на шаг и больше ничего не добавляя. Итан замечает приближающееся такси и вытягивает руку, останавливая его. Он ещё раз смотрит в любимые и любящие глаза. Он знает, чувствует — Наоми, возможно, всё ещё любит его. Не любила бы — не догнала, не просила бы прощения. И Итан злится на судьбу. Злится, потому что у неё игры слишком жестокие. И она всегда идёт по своему плану, не спрашивая разрешения ни у кого. Но и Итан не может идти против неё. Её слово — закон. Он лишь в последний раз протягивает ей руку, но, увы, её не покрывает любимая чужая ладонь. Итан поворачивается к подъехавшему такси, дотрагивается до дверцы машины и замирает на секунду. И всё же он упрям… Не уйдёт, не убедившись. Он поворачивается и только успевает сказать: — Наоми… я те… — Итан, я выхожу замуж! — Наоми вдогонку, с горькими слезами и болезненно кричит чуть не ушедшему Итану. Парень, не успев сказать до конца своё признание, опускает глаза на секунду и закрывает их. Ему больно слышать этот вердикт. И зачем судьба вот так опять сводит их, чтобы заново кромсать их, ковырять старые раны, дать надежду и по щелчку пальцев отнять её? Зачем? Проверяет опять на стойкость духа? Или хочет уничтожить их окончательно? Что ж, кажется, ей это удастся на сей раз. Поднимая заново свой взгляд на девушку, Итан со смиренной улыбкой отвечает: — Я желаю тебе счастья, Нами, — последний раз он позволяет себе к ней так обратиться. — Прощай… — открывает дверцу машины и садится, захлопнув резко дверью. Наоми стоит под холодным октябрьским дождём и смотрит на такси, что исчезает сквозь дождевую пелену. Наоми получила свой ответ. И она получила долгожданное прощение. Более того, она получила его благословение. Вовсе не нужное ей благословение. Наоми ненавидит. Не Тейлора, не Итана, не своего отца. Сейчас она карает себя… Кто слабак, так это она сама. И с этой бедой она должна справиться теперь сама, никого не подставляя больше под удар, как прежде.───── ℘ ─────
♪ Alan Brug — Joker (not OST) — запись в дневнике Флориста — «Город снова просыпается, оживает утром. Он видит в этом смысл — начать всё с начала. А я умираю. Моя душа умирает с каждым днём, мам. Когда этот город встречает свой рассвет, я встречаю свой закат, в каждый раз. Не хочу сейчас засыпать. Мне страшно. И никакие успокоительные меня не избавляют от моих кошмаров. Когда засыпаю, я, словно теряю себя, теряю связь с тем, что меня ещё держит в этом мире — жажда восстановить тот нарушенный баланс в моей никчёмной жизни после того, как ты ушла и оставила меня одного. Одного, среди стольких звёзд, свет которых меня уже давным-давно не радует и не греет. Не хочу засыпать, потому что я боюсь не вернуться обратно и оставить всё так, как есть. А так не должно быть, ты же знаешь. Меня часто одолевает бессонница, потому что, мной овладевает страх в очередной раз столкнуться с призрачным прошлым. Я так и не разобрался в нём, мне было всего-навсего шесть… Голос. Он шепчет мне на ухо мерзкие слова, мучает меня. И мне не спрятаться от него, не выдержать мне его давления, не вернуть мне прежнего меня. Я не хочу это всё слышать, не хочу! Но в этом шёпоте я также нахожу смысл… Грубый, но справедливый смысл. И я его слушаю, опять и опять. Я питаюсь им, осознавая, что себе же делаю хуже. Но, как не парадоксально, я ещё дышу также благодаря ему. Это как чёртов симбиоз… очень плохой симбиоз, понимаешь? Доколе это всё будет продолжаться? Я не знаю… Может, до тех пор, пока я не исчерпаю всего себя до крупицы? Может, пока моя боль не уйдёт окончательно, забирая с собой всё, о чём я, возможно, сожалею, всё, о чём я мечтал, и что когда-то не успел сделать? Этот голос не уходит… Не могу его не слушать. Я барахтаюсь в этих липких нитях, потому что так нужно. Так правильно. Спросишь, в чём же смысл? Потому что ты была и есть мой смысл. А отец… он отнял тебя у меня. Просто отнял! А я хочу тебя вернуть, но не могу. Не могу!!! Он столько боли оставляет после себя, мам, столько боли и слёз. И я не могу на это смотреть спокойно. Знать, что он спокойно спит, когда я не могу уснуть, боясь вновь увидеть тебя во сне. Знать, что он и его тупая семейка, все эти мерзкие жополизы вокруг него, все они свободно дышат в то время, когда ты захлебнулась чёрной, влажной землёй от его рук, а я потерял свой покой навсегда. Ты, возможно, против этого всего, что я делаю. Не таким ты меня хотела видеть, знаю. Но… тогда останови меня!!! Забери меня с собой, пока я не сорвался вновь! Молчишь… опять… не можешь меня остановить… — смех сквозь боль. — Я тоже… Значит ли это то, что я должен всё-таки это сделать? Да, должен…». Резкий нервный штрих ручкой оставляет уродливую вмятину на листе блокнота. Закончив писать, парень докуривает свою сигарету и тушит её в пепельнице. Он не спеша глотает остаток простой чистой воды из своей огромной кружки и закрывает блокнот. Подойдя к кровати с этим блокнотом, он достаёт из-под неё небольшой деревянный сундучок и открывает его. В нём несколько фотографий, порванная белая майка с застаревшими кровавыми пятнами — аккуратно сложенная, небольшая книга со сказками, видеокассета и куча всяких мелочей. Он смотрит на первую фотографию и мягко улыбается, будто изображение сохраняет ещё тепло прошлого и всё ещё делится им спустя годы. Парень берёт майку, раскрывает её, словно душу нараспашку, и подносит к лицу. Всего лишь раз вдыхает запах прошлого, исходящий от неё, а его глаза обретают моментально животный блеск. Блеск, полный гнева, обиды и ненависти. Всё то, что с таким трудом скрывается повседневно в его душе, высвобождается мигом одним выдохом и криком. Он часто дышит, а мягкая улыбка превращается в нечто подобное оскалу. Этот запах, словно допинг. Смертельно опасный допинг. Он в спешке запихивает майку и рядом стоящий блокнот в сундук и громким хлопком закрывает его. Парень суетливо прячет сундук под кровать, встаёт и снимает с себя верхнюю одежду, оставаясь в одних домашних штанах, будто избавляясь от чего-то противного, раздражающего. Смотрит в своё нечёткое отражение в окне пару минут. Мерзость… Он ничем не лучше своего отца. Но об этом знает только он сам и тот самый призрак прошлого… За окном уже виден в полной своей красоте рассвет. Молодой человек, встречающий свой закат, аккуратно ложится в чистую постель, повернувшись спиной к окну. Отвернувшись от света, засыпает, смотря в темноту. Он погружается в свой личный кошмар, где вновь борется со своим изуродованным призраком — с собой.