ID работы: 10503412

PHANTOM

Джен
NC-17
В процессе
211
Горячая работа! 146
автор
PopKillerOK бета
Katherine_Sh. бета
Размер:
планируется Макси, написано 225 страниц, 16 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
211 Нравится 146 Отзывы 105 В сборник Скачать

Глава 9. Доверие — пикирующая птица

Настройки текста

«Так пронеси же мою боль, и ты разгадаешь чувство,

В глубине которого я слаб.

Или погаси все огни и мы исчезнем».

(♪ Poets Of The Fall — «No end, No beginning»)

──── ℘ ────

Selena Gomez — Perfect       «Быть верным, как собака» — ничего похвальнее и одновременно унизительнее нет. Для кого-то верность и преданность являются истинными добродетелями. Они прививаются с малых лет, словно солдату — чувство патриотизма и долга перед Родиной.       Но с каких пор для некоторых преданность и верность обрели кривые образы, искажённые, болезненные? Почему для одного это радость и честь, а для другого — холодные, ржавые кандалы на руках и ногах? Как так получается, что мягкие нити крепких уз превращаются в звенья металлической цепи, которую всё тяжелее разорвать с каждым днём и почти невозможно без посторонней помощи? Эта цепь при каждом вдохе звенит противным лязгом, шумит, всё не позволяя забыть, что человек прикован: обещанием, долгом, воспитанием, возможным осуждением, стыдом и клеймом?       Толк от этой верности, когда после очередного «боя» нет возможности вернуться к себе на Родину, к родному человеку и успокоить свои страдания, стереть из памяти всё, что виделось, слышалось, чувствовалось?       Верность… для кого-то это отрада. Но не для тех, для которых та самая «родина» стала пленом. И этим людям остаётся либо, отрубив себе руки, вылезти вон из этого плена, либо терпеливо ждать помощи извне, в надежде дожить до своего спасения.       Что, если пленник и вовсе не желает спасаться? Или же не считает нужным? Вы скажете — слабохарактерность? Аманда Росс сказала бы, что это всего-навсего жизненный принцип.       — Ну, что ж, миссис Росс, — частный психиатр заходит в свой кабинет, бегло просматривая бумаги в своих руках. Вскоре он присаживается за стол, у которого свой вердикт ожидает Аманда. — Я изучил ваши анализы, — указывает на папку, закрывая её, — и исходя из нашего с вами общения, я вынужден сообщить, что у вас присутствуют выраженные признаки аффективного расстройства. Также вы склонны к психозу и к паранойе. Ваше состояние опасно тем, что оно нестабильно и нуждается в тщательном контроле через медикаментозное лечение и сеансы психотерапии, — врач немного опускает очки и смотрит как можно убедительнее на женщину, которая вовсе не глядит в его сторону и безинтересно катает шариковую ручку по столу.       — И чем чревато отсутствие этого… контроля? — весьма спокойным тоном задаёт этот вопрос Аманда, уже более уверенно держа в руке ручку. Она пару раз клацает стержнем, видя, как врач долго собирается с ответом. — Я не больна, доктор. У меня наверняка простое переутомление или лёгкая нервозность. Выпишите мне что-нибудь успокаивающее, как и в прошлые разы, и на этом хватит. Ничего страшного со мной до сих пор не было, как видите… — Клацанье ручки учащается и раздражает врача, на что тот, поджав губы, тактично останавливает Аманду, накрыв её ладонью своей и используя этот момент для убеждения:       — Вы больны, Аманда. Две попытки суицида — это не шутки. Ни для вас, ни для ваших близких, которые вас, между прочим, любят. — На это Аманда еле уловимо выражает сомнение. — Да, я в курсе об этих попытках… И, поверьте, чем раньше мы приступим к лечению, тем быстрее вы вернётесь к прежней жизни, и тем более лёгкими будут последствия для вас.       — Это его диагноз? — Аманда, хмыкая, мягко вырывает руку из-под ладони врача и кивает в сторону двери. — Это Маркус вам рассказал о моих попытках свести счёты с жизнью? Может, он вас ещё убедил в том, насколько «сильно» он переживает за меня и наши отношения? Уверена, с его уст красочно слетало то, как я бесконтрольно брежу и истерю часами напролёт, веду себя, словно съехавшая с катушек, угрожаю ему и его окружению смертью, а потом замыкаюсь и не хочу его видеть неделями, чувствуя огромное чувство вины? Этим он вас убедил? Или чем-то более… увесистым? — и той же рукой она показывает жест, намекающие на денежное вознаграждение за услугу.       — При всём уважении, дорогая Аманда, но я — человек, давший клятву Гиппократа! Пойти против медицины, да ещё и во вред живому человеку — это табу для меня. Мне крайне неприятно осознавать, что вы посмели даже подумать обо мне в таком ключе. Упаси Господь, мне идти по такому пути! — Врач хмурит брови, выказывая своё недовольство гипотезами Аманды.       Аманда же, спокойно выслушав его красноречие, так же старается делать вид, что она осознаёт происходящее и смиряется со своим положением.       — Прошу простить меня, доктор. Я действительно погорячилась, — она тяжело выдыхает и опускает голову. — Видимо, мне и правда нужен тот самый контроль, о котором вы говорили ранее. Меня действительно мотает из крайности в крайность. Что ж, вы меня убедили… Я приму ваше лечение, — на это врач одобряюще кивает, выказывая понимание и прощая Аманде резкие слова.       — Отлично. Тогда я выпишу Вам направление в диспансер. Там вы пробудете в спокойной обстановке под наблюдением врачей некоторое время, до исчезновения симптоматики. Возможно для этого понадобится около полугода или даже больше... — звучит так, будто врач использует некий метод "тыка" в прогнозировании лечения.       — Диспансер?! Пх... Я не поеду в диспансер, — Аманда отвечает всё так же спокойно, коротко и утвердительно, как минуту ранее.       — То есть? Вы же только что дали согласие на лечение, — врач собирается что-то записать в личную карту Аманды, но не успевает, будучи прерванный мягким протестом с её стороны:       — Если вы хотите "вылечить" меня, я готова, но лишь на амбулаторное лечение. И точка. Я не лягу в больницу, ни под какие условия, даже не рассчитывайте на это — имею право. Выпишите мне рецепты на нужные препараты, которые я смогу принимать вне стационара, и на этом закончим, — на эти слова врач приподнимает бровь в недоверии. — Обещаю, я буду хорошим пациентом, — и Аманда протягивает из своей маленькой сумочки банковскую карту.       — Вы… Да вы издеваетесь, — не спрашивает, а утверждает психиатр, по инерции посмотрев коротко в сторону двери. Они оба над ним издеваются: что Маркус, что Аманда. — Заберите это. Я выпишу вам рецепт, — расстроенный, врач принимается за дело. По его тяжёлому дыханию и пунцовым щекам понятно: он слишком переволновался. И врать он точно не умеет.       — Вы хороший человек, мистер Сальваторе, — льстит Аманда, тем самым ещё больше вызывая у мужчины чувство стыда.       — Я вам их выписал пока что на месяц. Принимайте по одной таблетке, один раз в день, утром. Не больше… — врач как-то странно уточняет этот момент, а Аманда понимает: это предупреждение о передозировке. — И обязательно исключите спиртное на время приёма препарата. Это может дать побочку несовместимой с жизнью в долгосрочной перспективе. Спустя месяц я вызову вас к себе для повторной консультации. Если что, у вас есть мой номер...       — Благодарю, доктор. Вы воистину врач от самого Бога, — Аманда вставляет ещё больше колкости в свой тон.       — Вы свободны. Карту я сам отнесу вниз. Всего доброго вам… — врач с еле скрываемым напряжением в лице открывает перед Амандой дверь.       Выйдя из кабинета, Аманда вручает Маркусу, ожидающему её в коридоре, рецепт, и шагает скорым шагом в сторону лифта, оставляя его позади. Как хочется вообще оставить позади всё то, что связано с Маркусом и что привело к нему. Но сейчас остаётся лишь скорее сесть в машину и умчаться домой.       Маркус, задержавшись на пару секунд, напоследок кивает коротко врачу, в ответ на такой же скромный его кивок. «Спасибо»… или «Молодец». Ещё одно дело сделано. Ещё одна кегля сбита с игровой дорожки…       Аманда — верная жена и любящая мать. С малых лет её учили быть хранительницей очага, хорошей спутницей на всю жизнь, почитать и уважать мужа словно Бога, любить и заботиться о семье. Юная Аманда познала любовь — такую волнующую, трепетную, ворвавшуюся в её жизнь фейерверком. Эта любовь окружила иллюзиями, одурманила, закружила в танце под чарующие ритмы страстного танго — их первого танца. Встретив Маркуса, Аманда влюбилась в него без памяти. Образованная, изящная, вежливая, молодая девушка из богатой семьи нашла себе человека под стать, обрадовав тем самым своих родителей. Свидание за свиданием, их сближала всё больше безудержная страсть. У Аманды — страсть к Маркусу; у Маркуса — страсть к власти и деньгам. Но кто мы такие, чтобы противиться своему сердцу, когда оно диктует свои правила?       И вот музыка утихла, их страстный танец остановился, мираж превратился в реальность. Аманда в который раз ощущает на своих губах чужую помаду. В который раз их с Маркусом спальню окутывает шлейф чужих женских духов. В который раз лязг цепей от её рук не даёт ей забыть — она верна… как собака. Объятия мужа больше не любят, губы не манят, поцелуи не волнуют, взгляд не распаляет желание. Для неё Маркус был и остаётся её мужем, её Богом, несмотря ни на что — это её принцип, привитый с детства. Это её выбор. А на выбор, говорят, не жалуются. Всё потому, что это твой выбор: осознанный и взвешенный.              «Чем другая лучше, чем я?» — мысль подкрадывается тихо, словно тень за спиной Аманды, шепчет всё ещё ревностно, пока слеза незаметно от Маркуса стекает по её щеке.       «Прости, дорогая. Я сегодня останусь на работе. Дел невпроворот» — вот объяснение очередного отсутствия Маркуса этим вечером. Возможно, он и ночью не придёт домой. Не в первый раз…              Бунтовать? А смысл? Развод? Маркус не даст развода, впрочем, как и житья в случае согласия. Он не так легко отпустит то, что держит его на плаву. Глупо пилить ветку, на которой сидишь сам. А вот держать под контролем нужно... Маркус прекрасно знает Аманду и на что она способна будучи в здравом уме. И вот, уже который год "любящий" в тайне ото всех лечит свою "любимую сумасшедшую".       Верность… Со стороны, всегда чужая семья будет идеальной, не обременённой бедами и скандалами. И это и есть тот самый имидж. С самых малых лет женщин учат покорности этому идеалу, имиджу, видимости. «Ты же девочка! Ты же девушка! Женщина! Мать!».       И Аманда не была исключением. Аманда Росс — верная жена и человек, со своими, возможно, для кого-то странными, принципами. И она всегда будет добровольно заковывать себя в кандалы. Всё ради имиджа. Всё ради безупречной репутации семьи в глазах других. Всё для дочери, чтобы на ту не указывали пальцем, что она бедная дочь несчастной, сумасшедшей женщины и тирана отца. Эта женщина — птица, которая принимает на себя стрелы, чтобы её птенчик смог свободно взлететь.       — Тебе пора принять лекарства, — очередным утром Маркус протягивает своей жене стакан воды и кивком указывает на пузырёк на прикроватной тумбочке с жирной надписью: «Пациент: Аманда Росс. Препарат: Olanzapine / 5mg. Врач: Элиот Сальваторе».       — Спасибо, чуть позже выпью, после того, как пойду в ванну для начала и почищу зубы после завтрака, — Аманда пытается потянуть время, ожидая уход Маркуса в офис.       — Я хочу, чтобы ты приняла это сейчас. Не хочу, чтобы ты пропустила дозу, как раньше. Мы же не хотим усугублять твоё состояние, так? — Маркус, отдав жене стакан с водой, протягивает руку вниз к тумбочке. Ловким движением он берёт и открывает пузырёк, и одна жёлтая таблетка аккуратно и заботливо ложится в правую ладонь Аманды.       Та, понимая, что Маркус не уйдёт, пока не увидит её, выпивающую таблетку, не отрывая взгляда от мужа, кладёт себе таблетку в рот и запивает большими глотками воды, словно страдает жаждой.       — Умница моя. Увидишь, тебе станет легче, и в наш дом вновь придёт покой, — Маркус притягивает Аманду за затылок и целует её в лоб. — Всё будет как прежде.       Стакан опустел и смог бы принять в себя не раз невыплаканные слёзы Аманды. Но стакан всё ещё пустует. Аманда больше не плачет. Аманде становится слишком спокойно. Непривычно спокойно. Нежеланно.

──── ℘ ────

♪ NF — Got You On My Mind       Бывают дни, когда с самого их начала, кажется, что что-то не так. И вроде бы всё более-менее нормально, ничего не случилось, никто не обидел, не расстроил, не испортил намеренно твоё настроение. Но в душе что-то да царапает и не даёт покоя. Твоя улыбка спадает вниз, как провисающий транспарант протестующего, взгляд смотрит куда-то в пустоту, из рук всё валится, ноги не слушаются, голова ватная. Никакой сосредоточенности. Бывают дни, которые просто не задались. И проблема вовсе не во внешних причинах, а в самом тебе. Твоя душа, словно капризный ребёнок, всё не может понять, что именно ей нужно, и почему ты вдруг решаешься отреагировать, так или иначе, на сегодняшние, уже привычные для тебя события и слова. Последняя капля?       Бывают дни, как и этот вполне обычный, санитарный день, когда хочется просто остановиться протирать до дыр этот дурацкий снифтер в руках, и тупо уйти домой. Бросить всё к чертям, не держать себя и других за дураков. Перестать безнадёжно проваливаться в эти ореховые глаза напротив, которые читают столь внимательно очередной договор с поставщиком. Всё же в конце этого месяца намечается благотворительная новогодняя вечеринка в клубе, а Тейлор всегда за качество. В этом они с Джейкобом очень похожи — скрупулёзные до мозга костей.       «Только, увы, не следишь ты, Тейлор, за качеством людей вокруг тебя самого».       В такие дни, да и во все остальные, хочется просто перестать залипать украдкой на эти руки и их длинные пальцы, сжимающие белую ручку, перед тем как подписать листы документов. И наплевать, что эти самые пальцы так быстро клацают по стержню этой самой ручки — это вообще не раздражает, когда собственное сердце отбивает само бешеный ритм, похлеще ди-джея в разгар вечеринки. И это оглушает, заставляет закрыть глаза, погрузиться в себя и не видеть. Не видеть, как те же руки поправляют воротник тёмно-синей рубашки, а позже ныряют в густые каштановые волосы, пытаясь их как-то уложить. До чего же хочется гладить эти волосы перед сном, найдя покой в мягких взаимных объятиях, других объятиях. Уже до тошноты приелись эти «дружеские» похлопывания по спине, сжимая «по-братски» руки у сердца. Так и хочется взять эту же руку, выдернуть ею же своё сердце и отдать его, такое пульсирующее и горячо-любящее, тому, кто слеп. Слеп и не видит, как смотрят на него. Глух и не слышит всю заботу в голосе, адресованную лишь ему одному. Тому, кто так близко и одновременно, так далеко. Кто сумел стать больше, чем друг, без спроса вошёл в неправильную жизнь и крепко-намертво впился где-то там, за грудиной. И как жаль, что этому глупому сердцу не прикажешь отойти назад, не привязываться, не любить.       «Но во всём этом виноват лишь ты один… один лишь ты, Джейкоб, и твоё молчание. Ты слаб перед этими чувствами и боишься. Тебе следует прекратить всё это. Немедленно!»       — Вот и всё! Договор о поставке спиртного для новогодней вечеринки подписан. Ох, надеюсь, наши гости будут довольны. Особенно хочется угодить мистеру Россу в благодарность за его поддержку, — Тейлор машет довольно бумагами, словно веером, и проходит внутрь бара, где Джейкоб слишком тщательно протирает только что промытые им снифтеры.       Джейкоб очень аккуратен в своём деле, настолько скрупулёзен, что ему бы следовало работать врачом микро-хирургом. Всё у него стоит на своём месте, нигде не найдётся и пятнышка. Всё идеально у него, но только не в его мыслях. Всё у него схвачено, только не собственная душа и всё, что в ней творится. Он грациозно и мастерски орудует шейкерами, огнеопасными жидкостями, хрупким стеклом, но никак не может справиться со своей хрупкой, единственной любовью, которая наверняка никому и не нужна. Он не боится крутых дрифтов на высоких скоростях, но он так боится быть отвергнутым, брошенным и лишённым теплоты.       — Дружище, ты не видел ту синюю папку с нашими документами? Я в прошлый раз вроде ставил её где-то здесь, — Тейлор всматривается в каждый ящик, но не находит нужной вещи.       — Посмотри на самой верхней полке, возле журавлей, — Джейкоб даже не смотрит в его сторону, а лишь коротко указывает рукой за спину.       — Ах, да, точно. Журавли, — Тейлор изображает «фейспалм» и направляется к шёлковому полотну, висящему на стене, рядом с небольшим шкафчиком. Он вытаскивает синюю папку и перелистывает файлы в ней, найдя нужный раздел. Положив все документы на место, Тейлор остаётся прикованный взглядом к бордовому полотну с двумя журавлями, кружащими по замкнутому золотому кругу.       — Что бы я без тебя делал, дружище?! Пропал бы, ей-богу! — констатирует Тейлор, вспоминая все пройденные времена, от самого начала до сего дня, вместе. Их знакомство, скорую стажировку Джейкоба, все домашние тусовки и работу бок о бок — столько лет. Они честно, терпеливо и молчаливо делили между собой всё: грусть и радость, болезнь и здравие. Искренно… Искреннее даже, чем самые громкие клятвы верности у алтаря. Любовь молчалива.       «А я уже пропал, Тэй… Ещё тогда, когда ты мне подарил этих журавлей. Ты ещё боялся, что я тебя посчитаю за идиота, потому что питаешь страсть к китайской культуре, в особенности, к таким полотнам. Как иронично — два прекрасных журавля кружащие в замкнутом, бесконечном круге. И кто из нас идиот, так это я сам, потому что я пикирую, и мне кажется, уже без возможности взлететь обратно».       Это позолоченное полотно Тейлор и вправду подарил Джейкобу, в знак годовщины их дружбы. На тот момент, Джейкоб уже год как проработал барменом в клубе, а их дружба с Тейлором всё набирала обороты. Сам Тейлор и не ожидал, что он получит вариант «два в одном» — профессионала своего дела и отличного товарища. Когда Джейкоб впервые пришёл на собеседование, а Тейлор узнал, что тот также закончил экономический колледж, как и он сам, они и не могли поверить в это воистину необычное совпадение. Два недоделанных экономиста, желающие работать с людьми и дарить им радость. «Да какие из вас, блин, экономисты? Вам до экономики, как верблюду до Китая! Вы тупо профессиональные тусовщики, и всё! Вы нашли своё место!» — так как-то раз выразилась Ребекка, когда Джейкоб вслух сказал, что возможно, из него и Тейлора вышли бы неплохие бизнесмены.       — Профессиональные тусовщики, да, Джейки?! — Тейлор спрашивает улыбчиво бармена, в то же время, чувствуя его присутствие рядом и положенную тёплую ладонь на плечо. Парень поворачивается к нему всем корпусом, а ладонь на плече слегка смещается к шее. На него смотрит пара глубоких, как бездна, глаз. Они не моргают, будто боятся упустить любое микро-движение на лице напротив. Пальцы слегка неуверенно поднимаются по шее, слегка касаясь уха — нечаянно…       «Здесь и сейчас. Ну же, не трусь, Джейкоб… сделай это! И будь, что будет».       — Джей? Что ты делаешь? — Тейлор издаёт лёгкий смешок, не понимая действия своего друга. — Что-то не так?       — Эм… да… У тебя воротник вывернут, — выйдя из прострации, отвечает бармен. — Я поправлю… — мягкие пальцы заходят за воротник, который вовсе не нуждается в поправке, чувствуют чужие мурашки и теплоту кожи под ними. Они поправляют неторопливо тёмно-синий материал, позже поглаживая широкие плечи напротив, будто одобряя свои действия, или просто потому что хочется их так трогать. — Вот и всё! Ты прекрасен, Тэй! — мягко, а руки опускаются, в буквальном и в переносном смысле. Он слаб перед ним… Тейлор его слабость.       — Ой, хорош обзываться! На себя посмотри! — по-дружески хлопает бармена по груди и уходит прочь, громко смеясь. Джейкоб остаётся с правой рукой у сердца — место, где до сих пор теплилась надежда на взаимность… До сих пор, потому что именно сейчас, Джейкоб слышит за своей спиной удивлённый, но тихий возглас Тейлора: — Наоми?! — и тот обходит бар и выходит к девушке навстречу, останавливаясь где-то на краю пустого танцпола.       — Здравствуй, Тейлор… Как поживаешь? Я ненадолго. Пришла по поручению отца. Ну как, по его поручению… — слегка запинается Наоми и касается кончика носа от волнения. — Он хотел послать к тебе своего водителя, чтобы передать копию кое-каких бумаг, связанных с налоговой. Но я сказала, что хочу поехать по магазинам — прибарахлиться, — поехала с водителем, и вот… Я здесь, а он там, ждёт меня снаружи, — указывает на дверь. — К слову, вот… Это тебе, — девушка протягивает небольшую папку с бумагами.       — Спасибо, Наоми… — парень не теряет шанса вновь коснуться руки той, кто ещё волнует его сердце. И что-то в Наоми изменилось, и Тейлору трудно это уловить. Её энергетика стала чуточку…мягче? Податливее? — Могу тебя угостить чем-то? Посиди немного со мной… — тихо, словно просьба, исходит от парня, смотря в глаза Наоми, которая замечает на себе взгляд исподлобья за спиной Тейлора.       — Нет, я не могу… Точнее, мне нельзя, уже нельзя, — игнорируя взгляд бармена, также тихо отвечает девушка.       — Я могу тебя поздравить? Всё не так плохо, как ты ожидала? — не отпуская её руку, слегка улыбается Тейлор. Как бы то ни было, он рад этим, возможно положительным, изменениям в жизни девушки. Но Наоми ничего на это не отвечает, словно и не слышала вопроса, а лишь коротко протягивает браслет, подаренный Тейлором ей на недавний день рождения.       — Я думаю, в твоей жизни появится человек, достойный этого больше, чем я… — Наоми отпускает браслет в раскрытую ладонь парня. — И да, прости меня за последнюю встречу. Я была слегка груба с тобой, — сожалеет она. — Я всё помню, всё здесь… — указывает пальцем на своё сердце. — Я буду помнить тебя и я благодарна тебе за всё. Но у нас, увы, разные пути, и я уже давно смирилась с этим. Смирись и ты, и будь счастлив, прошу тебя. Лишь так вы с Итаном сможете меня осчастливить по-настоящему. Найдите своё счастье, ладно? Я уверена — оно вас ждёт, каждого из вас и даже достойнее меня, — между ними слегка уменьшается расстояние, а девушка смотрит на свои же руки, которые неуверенно сжимает перед собой, и крутит обручальное кольцо.       — Но, Наоми, это мой подарок тебе. Я не могу… — Тейлор словно не хочет принимать обратно эту мелочь, слишком важную для него мелочь.       — Услышь меня, Тэй… Отпусти всё, и живи дальше, как будто ничего и не было, — словно благословляя, Наоми ставит свои ладони на плечи парня, на которых несколько минут назад теплились другие, любящие ладони. — Я бы хотела остаться для тебя другом, но… это для тебя будет, наверно, слишком сложно, я знаю. Поэтому я не буду настаивать на…       — Нет, что ты! Я… Я буду счастлив быть твоим другом. Я, правда, не против, — словно боясь упустить момент, торопливо отвечает парень и ловит удивлённый взгляд Наоми. — «Лишь бы постоянно видеть тебя, слышать, видеть, что ты в порядке…» — остаётся не озвученным.       — Ну, ладно… Тогда, дружеские объятия?! — девушка растягивает широкую улыбку, словно не они пару секунд назад обсуждали болезненную для них тему, и раскрывает руки для объятия — уже дружеского.       «Прекрати думать об этом всём. Прекрати смотреть на них. Перестань… сейчас же!»       Наоми уходит, не позабыв лёгким кивком попрощаться так же и с барменом. Тот одаривает её еле заметной улыбкой в ответ и взмахом руки. Трудно. Уж слишком тяжела его ноша.       Как только силуэт девушки исчезает за дверью, Тейлор кладёт папку на столешницу и перекатывает в руках браслет. Улыбается.       — Так нравится тебе быть в дураках? — эти слова выходят слегка холодновато из уст Джейкоба.       — То есть?! — непонимающе вскидывает бровь Тейлор и смотрит на сосредоточенного, но хмурого бармена. Что-то ему не нравится в его тоне. Парень впервые видит такое в поведении своего друга. Нет, он видел его и злым, и расстроенным, видел его даже дерущимся, но… в его голосе никогда не слышались стальные нотки, тем более по отношению к нему.       — То есть, тебе нравится то, как она с тобой играет, так?! Это ты любишь?! Игры?! — тон слегка повышается, будто ставя жёсткие акценты на каждом сказанном слове.       — Какие игры, Джейкоб?! Она просто передала документы от имени Маркуса, и… — не успевает договорить, как бармен рычит в протесте и слишком резко ставит на стол нержавеющий шейкер, от чего по пустому залу разносится звонкое, противное эхо. Тейлор явно удивлён такой реакции Джейкоба.       — Не держи меня за идиота, Тэй!!! Я видел, как вы обнялись, чёрт возьми!!! Блять, да я заебался тебя столько вытаскивать из твоих же соплей по ней! Хочешь страдать дальше — страдай! Я умываю руки! Достало! — голос срывается на крик, чем-то похожий даже на рык зверя. Джейкоб очень злится. Злится от тупости, от их обоюдной тупости. Оба мазохисты, только вот у каждого свой собственный садист.       — Да мы с Наоми просто остались друзьями, Джейк! Вот и всё! Чего ты так беси… — опять не успевает закончить свою мысль, когда напротив новой волной нападают:       — То-то ты так лыбишься, как довольная принцесса?! Друзьями остались, говоришь?! Может, ты и феей крестной станешь для её будущего ребёнка?! Да! Валяй, Тейлор! Вперёд! Я в этом больше не участвую!       Джейкоб кидает демонстративно вафельное полотенце на столешницу, прямо перед носом Тейлора. Тот шарахается от неожиданности. Бармен отдаляется громким шагом от него, в сторону небольшого коридора, ведущего в служебные помещения. Тейлор бросает браслет на столе и направляется вслед, ускоряя также свой шаг. Что-то ему подсказывает, что это всё добром не кончится. Он никогда не видел своего друга…таким. Тейлор и сам не знает, в принципе, как это состояние-то и описать, потому что это что-то новое для него, не вписывающееся в рамки их дружеских отношений. На секунду ему кажется, что это всё же ревность. Ревность?! Нет, не дружеская, а из-за…любви?! Что за бред?! Как?       Тейлор догоняет своего бармена, пока тот не скрылся за дверью раздевалки. Джейкоб в спешке заходит внутрь комнаты и открывает свой шкаф, откуда вытаскивает куртку и рюкзак.       «Хочется уйти прочь из этого места, не видеть, раствориться, исчезнуть!»       Джейкоб осмелел? Нет, скорее сорвался. Очень глупая и неудачная попытка доказать свои чувства. Его останавливают у дверного проёма, сразу же как он пытается выйти из раздевалки.       — Отойди, Тэй. Я иду домой. Иначе натворю глупостей, — смотрит не в глаза, а куда-то в подбородок. Не хочется.       — Давай поговорим… — спокойный тон пытается угомонить вихрь напротив.       — О чём? О Наоми? Хватит! Отойди, говорю! — Джейк смотрит уже прямо в глаза.       — Обычно ты меня утешаешь, так позволь мне сейчас тебя выслушать! Давай поговорим, Джейки… спокойно, ладно? — ещё одна попытка успокоить и приручить сорвавшегося с цепи зверя.       — Я ещё раз тебя спрашиваю, Тэй, о чём нам с тобой говорить?! О том, как тебе тяжело с твоей любовью?! Давай, страдалец, поведай мне свои страдания! Ведь я о них ни черта не знаю! — Джейкоб делает два резких шага назад и кидает на пол свой рюкзак и куртку. Его руки слишком быстро поднимаются к горловине его чёрной футболки и рывком рвут её на две части. — Тогда, может, ты мне поведаешь, что мне делать с этим, Тейлор!!! Скажи!!! Как мне с этим быть?! — кричит он отчаянно.       Тейлор опускает взгляд на оголённую татуированную, вздымающуюся от интенсивного дыхания, грудь Джейкоба. Тот же смотрит, изучает лицо напротив, в ожидании уловить хоть малейшую реакцию или ответ на свой вопрос. Но Тейлор молчит. Его сердце молчит, не откликается. Тейлор и не знает даже, что ему ответить в эту секунду. Он не знает, как реагировать на этих двух чёрных журавлей, так похожих на тех с позолоченного полотна. Единственное отличие между ними лишь в том, что эти нагрудные журавли нашли покой на земле и укрывают друг друга своими крыльями, словно в объятиях.       — Молчишь… и не удивительно, — ухмыляется. — Я такой идиот… — Джейкоб поправляет порванную футболку, надевает быстро куртку поверх этих лохмотьев и накидывает на плечо рюкзак. Он грубо отталкивает Тейлора, сдвигая его с пути, и выходит наружу, громко гремя берцами по узкому коридору.       — Джейк, — слышится спокойный голос вслед. Джейкоб оборачивается, в надежде, что его остановили, чтобы сказать: — Шлем… Ты забыл свой шлем.       Джейкоб, огорчённо хмыкнув, вырывает из рук Тейлора свой шлем и уносится из клуба, оставив за собой, впервые за столько лет, лишь эхо от резко захлопнутой двери.

──── ℘ ────

♪ lubetsky — victory       Рёв двигателя, резкий газ, впереди мокрая дорога. На спидометре все 120. Опасно, но он не останавливается. Джейкоб всегда гонит на своём байке, когда на душе хреново. С такой скоростью да на такой дороге он запросто может разбиться насмерть. Но это его не останавливает — он обгоняет машину за машиной, игнорирует красный на перекрёстках. Джейкоб рискует. Он всегда идёт в ногу с риском, всю свою жизнь.       Единственное желание сейчас — это уйти, раствориться в этом потоке машин, в этой скорости, стать невидимым для всех. Адреналин зашкаливает, да что уж говорить, он зашкаливал ещё там, в клубе. Что только стоило ему не впиться в желанные губы напротив, когда он буквально стоял и смотрел в глаза Тейлора, а между ними была всего лишь пара сантиметров. Они никогда не дышали так близко, так отчетливо никогда не слышалось их дыхание. Чёрт… А теперь расстояние и трещина между ними размером с Марианскую впадину. И во всём виноват он сам. Сам умолчал, извергнулся как вулкан и уничтожил всё, вплоть до той самой надежды.       Поворот за поворотом, полоса за полосой, его дорога ведёт попросту в никуда. Куда он едет? Зачем? Не важно. Он просто едет, всё больше жмёт на газ, минуя все преграды, не зная пощады ни для себя, ни для тех, кто проезжает мимо. Он даже не сожалеет ни о чём, не смотрит назад — просто едет, куда глаза глядят. По крайней мере, ехать на своём BMW, даже по такой погоде, у него получается лучше всего. Это ещё одна вещь, в которой Джейкоб чувствует себя истинным виртуозом, кроме барменского дела. Ещё он виртуозно умеет ломать свою жизнь.       Дикий утробный крик вырывается из его уст, когда нажав со всей дури на газ, в последний момент он замечает впереди себя ограждение с кричащими знаками: «Дальше дороги нет!», «Осторожно! Опасно! Впереди обрыв!». Словно жирный знак «стоп» от судьбы, внутренний голос, как якорь, заставляет остановиться.              Обещание. Не так должно всё закончиться.       Джейкоб резко тормозит.       Визг шин и слишком крутой дрифт — резвый байк едва удержан.       Но Джейкоб не теряет управление.              Нога противно скользит по асфальту, пытаясь стать точкой опоры, вовсе не стабильной, как и его внутреннее состояние. Из-под колёс на асфальт летят брызги, когда, развернув байк, Джейкоб снова давит на чёртов газ и срывается в обратном направлении.       — Дерьмо! Чёрт! Чёрт!!!       Опять набирается скорость, а в шлем барабанит противный дождь. Видимость ни к чёрту. Но он летит, летит лишь в одном направлении. Нет, на сей раз не домой. Там его всё равно никто не ждёт, никто не волнуется, никто не встретит с объятиями. Там пусто. В душе пусто. И никакая чистота и уют не заменят ему то, ради чего он сейчас пытается не потерять столь шаткое управление, держа слишком крепко руль мотоцикла.       Зов направляет его совсем в другую сторону. Туда, где его всегда примут и где его ждут. К тому, который всегда нуждается в его поддержке, а он ему не может в этом отказать. К тому, с которым он всегда привык быть рядом, и обещал быть рядом. К тому, к которому душа так упрямо тянется, и кому нужно как можно скорее сказать «прости за всё». Единственному из всех живых, кто действительно достоин этого слова и той самой любви и преданности.

──── ℘ ────

♪ Always Never — Ghost in the Night       Хоть клуб сегодня закрыт на санитарный день, как всегда, раз в неделю, он сейчас пустует, но его двери остаются открытыми лишь для одного человека. Тейлор ждёт, думает — он вернётся. Должен.       В этом клубе стало сквозить тишиной лишь без одного человека — Джейкоба. Тот никогда не оставлял Тейлора вот так — просто, без предупреждения. Он никогда не оставлял его одного, хлопая так громко дверьми. Он мог злиться, шутливо ударить по плечу и обозвать его. Но уйти, да ещё вот так — никогда.       На часах уже почти два ночи, а Тейлора всё не отпускает выходка Джейкоба — если можно её так назвать. Тейлор не глупый и понимает — Джейкоб устал. Да только он также понимает, что вовсе не из-за работы. Он смотрит непрерывно на полотно с журавлями и не знает, как ему принять этот поворот. Это слишком резко. Столько лет, и он молчал. Эта забота, эта улыбка, эта преданность… Тейлор Янг действительно был слеп, хотя, ему хочется считать себя слепым, нежели человеком с холодным сердцем.       Тейлор лишь сейчас понимает, что все странные эмоции и действия Джейкоба, которые он замечал ранее — это не просто человеческая симпатия. Но Янг отталкивал от себя эти сомнения, считая эти мысли чем-то даже постыдным. Не хотелось подозревать Джейкоба в таком, да и не смахивал тот на человека с «не такой ориентацией». Глупо… Тейлор осознаёт, что всё это время мыслил глупо и стереотипно.       И теперь он всё пытается вновь и вновь дозвониться до друга, но тот вне зоны действия сети. Переживает. Где он? Что с ним? Но больше всего грызёт Тейлора другое, и лишь сейчас, оставшись один на один с этими стенами, он это осознает.       «Зачем ты его не остановил?»       Очередной голос оператора режет слух, а парень теряет всякое спокойствие. Что ему делать: ждать его здесь, в надежде, что вернётся?! Нет, нужно ехать к нему домой. Наверняка закрылся в своей маленькой квартирке и курит очередную сигарету у окна. Ох, лишь бы это было так, а не иначе… Тейлор боится даже подумать о другом, но мысли всё лезут и лезут, не дают покоя. И как ему их остановить?! Он Джейкоба не остановил, а теперь, кто знает, может, уже и поздно…       Расхаживая по кругу возле бара, Тейлор будто сходит с ума. Он за Наоми так не переживал никогда, как сейчас за своего товарища, если можно ещё называть его товарищем — он явно уже нечто более, чем просто друг. Тейлор к этому приходит, мелкими, неуверенными шагами. Тремор рук и поток хаотичных мыслей прерывает короткий звук оповещения — сообщение. Парень, чуть не запутавшись в собственных ногах, тянется быстро к телефону на столешнице и открывает сообщение, выдыхая облегченно: «Живой».       Д: «Тейлор… прости меня. Поговорим?»       Т: «Я подъеду к тебе через минут 15».       Д: «Не нужно. Встретимся у тебя. Жду…».       Т: «Не уходи никуда… Я скоро».       Тейлор надевает быстро куртку, серый шарф, и, сдав на охрану помещение, заводит автомобиль. Он должен поторопиться — его ждут. Его столько лет ждали.       По пути парень продумывает различные варианты начала их разговора, разные варианты выхода из этой ситуации. Ведь это откровение и вправду неожиданное, что для него, что для самого Джейкоба. Ох, не так Джейкоб представлял себе это признание. Не представлял он себе и то, что чуть не разобьётся на высокой скорости, так и не попрощавшись с Тейлором, не обняв и не попросив прощения за сказанное.       Доехав до дома, Тейлор видит перед подъездом байк Джейкоба… без него. Внутри что-то щемит, крутит. Поднявшись по лестнице на третий этаж, Тейлор никак не ожидал увидеть своего друга таким подавленным. Вечный заводила сейчас просто заглох — сидит на полу у двери, греет спиной холодную одинокую стену. Волосы потрёпанные, пряди непослушно лезут в усталые глаза. Пальцы рук непрерывно крутят зажигалку — это всегда его успокаивает, упорядочивает его мысли. Гравировка дракона на её золотистом корпусе так и шепчет: «Не смей сдавать назад».       — Давай, зайдём внутрь… — тихо и с привычной мягкостью в голосе предлагает Тейлор, протянув Джейкобу руку.       Раз щелчок, два — дверь открыта. Откроется ли сегодня сердце Тейлора — Джейкоб не знает. Впервые они оба заходят как-то неуверенно в эту, довольно знакомую им уже, квартиру. Тут они проводили много дней вместе, видели здесь и радость, и боль друг друга. Эти стены слышали и заразительный смех, и лёгкие ссоры, и коронное, в шутку сказанное «Сам ты придурок!». Но эти стены сейчас стоят в ожидании будто чего-то нового. Такого они ещё не слышали, такого они ещё не видели.       — Я сделаю нам кофе? — голос Тейлора из кухни выдаёт его волнение. Ему отвечают тихим «Да», пока снимаются берцы, а сырая куртка цепляется на крючок. — Зайди в комнату, я скоро подойду.       И всё же как-то неловко звучит это из уст Тейлора, непривычно, словно попытка уйти от разговора. Но он отчётливо понимает — его не избежать. Им нужно поговорить об этом сейчас же. ♪ Emre Aydin — I Don't Wanna Fall Down (BRB)       Джейкоб просто садится на знакомый ему диван в комнате и не находит себе места на нём. Ну и как начать ему этот разговор? Что и как он должен сказать в своё оправдание? А, может, не стоит даже и начинать его, и оставить всё так, как есть?       Но объясни это сердцу, которое ломит от безысходности, которое разрывает от молчания. Джейкоб смотрит куда-то в окно, и, лишь когда чувствует присутствие Тейлора рядом, он отводит взгляд от вида спящего города. Тейлор смотрит на него, стоя где-то посередине комнаты, и спускается взглядом на порванную пополам чёрную футболку. Но, не проронив ни слова, Тейлор подходит ближе, и садится рядом, всё ещё держа в руках белую, чистую футболку. Эта тишина — она так предательски озвучивает их сердцебиение. И Джейкоб её нарушает, встав с дивана и набравшись храбрости, говорит:       — Прости меня… — первое, что ему хочется сказать. — Забудь, что я тебе наговорил сегодня. Я… сорвался. Я не должен был. Знаю, мои чувства — это что-то ненормальное, и ты не обязан их вовсе принимать. Я… Я понимаю это и… если тебе тошно сейчас от меня, я пойму и больше не появлюсь в твоей жизни, обещаю. Ты только скажи, и я исчезну, но я не могу больше молчать о них, и отречься от них не могу, понимаешь? Я хочу чтобы ты знал…       — Ты много тараторишь сейчас. Остановись, Джей… — мягко, слишком мягко говорит Тейлор, встав также с дивана.       Теперь он предстаёт перед Джейкобом, готовый взглянуть ему прямо в глаза, попытаться принять его, быть рядом. Он с ним сейчас в одной лодке и наравне. Ведь так всегда поступал Джейкоб — слушал, поддерживал, понимал, принимал.       Но Джейкобу всё же нужно договорить начатое:       — Нет, ты, правда, прости меня, Тэй… Я идиот, каких мало. Эгоист, чёртов параноик, думаю только о своих чувствах и даже не заду…       — Ш-ш-ш… Ты можешь помолчать хоть одну минуту? — И правда, к чему этот весь разговор, когда его ладонь сжимает всё крепче и крепче чужую. — Ты уже всё сказал, Джей. Позволь мне теперь. Только не перебивай, ладно? Не перебивай, прошу.       И Тейлор говорит — своими действиями. Тейлор хочет рискнуть, понять, прочувствовать настоящее и отпустить прошлое. Он понимает — его любовь может всё же найти успокоение… и вовсе не в Наоми. Ему нужно отпустить её… Ему нужно попытаться.       Поэтому он стоит сейчас перед этим трепещущим в ожидании сердцем и делает шаг навстречу, пытается принять и отпустить, хоть и безумно боится впустить в себя такие ощущения, новые и ранее неизведанные. Неправильные. Безумные. Рискованные.       Пальцами свободной руки он поглаживает тыльную сторону чужих ладоней. Он и не мог подумать, что эти руки могут быть такими тёплыми…       «Слегка грубоватые, но ласковые»       ____/\___ Меня отпускает… 10%       Тейлор смотрит в глаза напротив, пытается взглянуть в них трепетно, терпеливо, по-другому, любуется их красивым контуром, радужкой цвета сырой земли. И до чего они красивые…       «Глубокие и столь печальные. Я не замечал этого в тебе, Джейк.»       ____/\___ …20%       Он поправляет взлохмаченные тёмные волосы, чувствуя, как каждая прядь, одна за другой, словно вода и время, неумолимо проскальзывают меж пальцев…       «Слегка непослушные, но мягкие»       ____/\___ …30%       Руки спускаются спокойно к талии, тянут низ порванной футболки наверх, оголяя сантиметр за сантиметром крепкое татуированное тело…       «Прекрасен, но полон ран…»       ___/\___40%       Ладони скользят плавно по плечам, очерчивая плавный изгиб крепких мышц и чёткую линию ключиц, а губы предательски сжимаются в неуверенности перед грядущим действием…       «Изящные, незаконные»       ___/\___50%       Пальцы, исследуя, касаются чёрных журавлей на тёплой груди — знак его преданности и любви к Тейлору. Те самые птицы, которые хотят найти покой, а найдут ли?       «Уютный, но такой одинокий.»       ___/\___60%       Джейкоб смотрит в глаза напротив, а его рука мягко обхватывает поглаживающую его ладонь, прижимает к сердцу, позже — преподносит её к губам. Целует невесомо, с благодарностью за сделанный шаг. Закрывает глаза, чтобы прочувствовать его…       «Прочувствуй меня, Тейлор. Я рядом. Всегда был рядом.»       ____/\_/\___ Мне легче70%       Пальцы рук сплетаются вместе в замок, притягивают осторожно к себе ещё ближе, сокращая расстояние сантиметр за сантиметром…              «Прошу, позволь мне, хотя бы раз… Не отталкивай»       ____/\_/\_/\_ Я боюсь80%       Губы еле дотрагиваются, манят теплотой, бархатностью. Дыхание вовсе неуверенное, сбивается ритм, земля из-под ног уходит к чёрту, к чёрту всё пусть и идёт! Лучше умереть сейчас же, чем стоять так близко и не поцеловать любимые, почти родные губы. Больше Джейкоб не позволит себе отступить назад. Пусть уж лучше Тейлор его после этого возненавидит — так будет легче, намного легче.       Джейкоб чувствует себя виноватым перед ним, очень виноватым: за свою неправильную любовь, за этот бред в его голове, за эту невесомость между ними, за его глупую и слепую одержимость, за его руки, что сейчас блуждают всё смелее и смелее по этому телу.       Он знает, что его любовь, возможно, никогда не сможет быть окутанной взаимностью, вероятнее всего она ему, Тейлору, и вовсе не нужна. Уж точно не такая. Возможно, то, что делает Тейлор сейчас, это всего лишь желание успокоить друга, уберечь от глупостей, кто знает.       Джейкоб уже ни в чём не уверен, он ничему и никому не верен: ни миру, ни людям, ни власти, ни Богу. Он предан только себе и своим чувствам, весьма глубоким чувствам, которые уже столько лет накрывают его волной, заставляют захлёбываться, не дают сделать вздох, сжимают воздух в маленькую свинцовую горошину, ставшую поперёк его горла. Это реально. Для него — это реальнее всех существующих истин.       «Я пикирую, Тейлор, пикирую… И не хочу утянуть тебя в эту бездну. Но я счастлив, что перед тем, как разбиться, могу ощутить тебя рядом. Ты можешь меня оттолкнуть потом, не идти больше со мной рука об руку, проклинать всю вечность, пусть! Я не боюсь этого. Ничего не боюсь, и мне нечего терять. Даже тебя не могу потерять, ибо тебя я даже не обрёл… Ты не мой.       Я люблю тебя, и это ещё одна вещь, что заставляет меня дышать по сей день. Ненавидь меня, злись на меня, бей до крови, прогони меня сразу же после этого. Но позволь мне хотя бы раз прикоснуться к тебе так, как того желает моё сердце. Прошу… здесь и сейчас, не отталкивай меня! Ведь город просыпается уже, а я не хочу засыпать. Я хочу видеть твоё лицо в переливах этого солнца. Ты так прекрасен, Тейлор, если бы ты знал, если бы ты видел себя моими глазами… Смотришь сейчас на меня, а я не знаю, как мне быть, как дышать. Я пропадаю. Ты со мной, и я готов поставить весь мир на паузу, отречься от него, от всего, что мне так дорого, только побудь сейчас со мной. Не оставляй меня наедине с моей тьмой, выбрав свет мира.       Прошу, мгновение, остановись, сжалься надо мной, хотя бы раз в моей жизни!       Я пикирую, Тейлор, прошу, спаси меня! А если не спасёшь, пообещай, что ты никогда не пожалеешь об этом поцелуе. Только не сожалей о нём, прошу… О чём угодно, только не об этом».       «Я твой, знай это…»       ____/\_/\_/\_/\_…90%       Руки блуждают медленно по коже, запоминают все изгибы и теплоту тела. Объятия равные, крепкие, никак не тиски, будто пытаются укрыть от этого жестокого мира и всей его несправедливости. И пусть для Тэйлора это что-то новое, необъяснимое, отчасти странное, но он пытается сделать шаг навстречу этим чувствам. Пусть и не на все 100%. Пусть и на это короткое время. Пусть и для вида.       — Дай мне время привыкнуть к этой новости… к тебе… — глубоко дыша и закрыв глаза, говорит Тейлор и прислоняет свой лоб ко лбу напротив. Пару секунд подождав и успокоив своё дыхание, он надевает заботливо на Джейкоба чистую, белую футболку, вместо его чёрной, рваной… Символично, словно исцеление. А может, это всего-навсего иллюзия и исцелиться больше не возможно?       «Мне нужно время, Джей…»       ____/\_/\__…95%       «У тебя есть целая вечность, Тейлор…»       __/\_____…105%
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.