«Даже преступники любят своих мам».
(из к/ф «Поезд на Юму»)
───── ℘ ─────
NBSPLV - Delight День восьмого января. Белое «Audi» Ребекки едет по 20-му шоссе, направляясь в сторону посёлка Хони-Крик, в округе Рокдейл, что в пригороде Атланты. Сегодня погода явно не на стороне ребят, поэтому Алекс и Джейкоб решили оставить свои мотоциклы в гаражах, выбрав, для более безопасной поездки втроём, машину Ребекки. Из приёмника звучит бит клубной музыки — то, что так любит девушка, сидящая за рулём. Да, сегодня дорожным парадом руководит Ребекка, не желая слушать ни один из протестов Алекса. Да где ж видано, чтобы ярый гонщик сидел на заднем сидении машины, а его девушка вела столь уверенно свою, — как она называет, — «белую ласточку»?! Алекс с самого утра возмущался этому решению, пытался убедить Ребекку всё же уступить ему место водителя на время, однако Бекки оставалась непоколебимой. «Ладно… Ладно! Но сидеть я, значит, буду на переднем пассажирском!» — не сдавался упрямый Алекс, собираясь открыть дверцу машины, да и тут была помеха: Джейкоб остановил его, выставив руки вперёд на манер игры «Камень. Ножницы. Бумага.», намекая, что так же не собирается сдаваться и отдавать просто так место рядом с Бекки. Приняв вызов и стукнув пару раз кулаком о свою ладонь, как велела игра, Алекс раскрыл свои «ножницы». Предвкушая заранее свою победу, он никак не ожидал, что фортуна окажется на стороне Джейкоба — тот выставил свой кулак. «Камень!». Не желая сдаваться, Алекс, чертыхнувшись, попросил ещё два раунда в надежде победить. И вот, как и НЕ ожидалось, Алекс едет на заднем пассажирском, недовольный и хмурый. — Ну, как тебе там сзади, Алекс? Не скучно, малыш? — решает подколоть Джейкоб и смеётся открыто, от чего его рёбра пронизывает остаточная боль после встречи с сержантом Лоу. Однако, вовремя спохватившись, он решает не показывать это на своём лице, перетерпев болевые ощущения. — Да пошёл ты, — кидает ответочку Алекс, отвлекаясь от телефона, а Джейкоб довольно улыбается — задел. Ехать им ещё как минимум час, а у Алекса уже скука в голове бьёт тарелки. Не хватает того, что музыка вообще отстой по его мнению, так ещё и запихнули его смирно на «заднее», словно сопливого сосунка. Ещё детского кресла не хватает для полной безопасности. Не долго думая, Алекс решает найти в своём положении хоть какие-то плюсы и, повернувшись вдоль сиденья, нагло кладёт ноги на него, вытягиваясь и выдыхая с облегчением: — Кайф! — звучит довольное позади Ребекки. — А тебе как там спереди, Джейкоб? Не тесновато? — ухмыляется Алекс, смотря на бармена, который разворачивается и оценивает положение Рида. Что ж, счёт 1:1. — Эй! Ну-ка живо упаковал свои ласты, Ал! Я только вчера помыла салон! — Бекки возмущается, увидев то, как Алекс уже успел своими ботинками испачкать дверцу и даже немного сидение. — Пупсик, не злись. Лучше поменяй музыку, а то уже голова болит от твоего электро, — Алекс прислоняется спиной к окну, поставив руки за голову. — Алекс Мэтью Рид! Смотри, чтобы я тебе сейчас траурную музыку не поставила! Живо ноги свои собрал в кучу! — Ребекка смотрит в зеркало заднего вида, испепеляя Алекса взглядом. Это что-то новенькое для неё. Решив, что лучше не стоит бесить эту белокурую бестию — кто знает, ещё обидится и выкинет из тачки вон, — Алекс всё же садится нормально, ровно посередине. Ну, точно семейная поездка: мамочка, папочка и послушный сын между ними в детском кресле. Что ж, быть паинькой не в стиле Алекса, поэтому, наслушавшись клубняка, он решает протиснуться между передними сидениями и тянет руки к приёмнику, включив «bluetooth». — Ну-ка, ребятки, зацените-ка лучше нормальную, вкусную музыку. Пролистав плейлист, Алекс включает излюбленный рок. Он, возможно , поставил бы что потяжелее, к примеру, тот же Rammstein или Limp Bizkit , но решает выключить в себе только что проснувшегося мстителя-садиста. — Кто знает слова — подпевает, — и он даёт чуть громче, когда одна из его любимых песен Lynyrd Skynyrd — «Free bird» начинает очаровывать своим вступлением. Lynyrd Skynyrd - Free Bird — Вот и скучные песни подъехали, — закатывает глаза Ребекка, явно не разделяя энтузиазма своего парня. — Это легенды рока, Бекки! Ле-ген-ды! — Алекс откидывается на спинку, вслушиваясь в звук гитары. — Ох, ну не хочу я слушать твой рок, Алекс! — Девушка тянется к приёмнику, желая вырубить музыку. На это Алекс вскакивает и шутливо шлёпает её по рукам: — Но-но-но, детка, руки прочь! Возле приёмника разворачивается мини баталия, а Джейкоб рядом ржёт с них, прося Бекки оставить проигрыватель в покое и не отвлекаться от дороги. Алекс же, поняв, что бармен на сей раз на его стороне, даёт ему победное «пять», а Бекки принимает своё поражение. — «Если завтра я уеду», — Алекс между ними начинает громко петь, обращаясь именно к Ребекке, немного дурачась: — «Ты будешь помнить обо мне?» — теперь его голова качается с права налево в такт медленной песни: — «Снова выпала дорога, колесить по всей стране» — и Алекс расслабленно откидывается назад на сиденье и закрывает глаза, набирая смелые децибелы. Как бы ни возмущалась Ребекка, всё же неспешный ритм и чарующая гитара заставляет и её расслабиться и даже улыбнуться, увидев в зеркале заднего вида то, с каким удовольствием Алекс подпевает Джонни — солисту группы. Алекс, подхватив ритм, руками бьёт по вымышленным барабанам, кайфуя. Это так воодушевляет, что даже до сих пор спокойно сидящий Джейкоб несмело открывает рот, тихо подпевая, правда, смущаясь немного, смотря в окно, чтобы не заметили его поющего. Но сзади его всё же замечают, и с довольной улыбкой до ушей Алекс хлопает Джейкоба по плечу, призывая прибавить громкости и уверенности в голосе. И Джейкоб решает оставить на время всю свою боль, страхи и обиды позади. На время. Пусть они останутся на этой дороге, впитаются в асфальт, потеряются в каплях моросящего дождя. На время. Возможно, когда-нибудь он пожалеет обо всём и его час расплаты непременно придёт… но не сегодня. «Не сегодня, брат! Сейчас отдохни и найди свою тихую гавань» — именно это читается в глазах Алекса, который одобряюще кивает Джейкобу в ответ на его уже более уверенное пение. — О, да, брат! Пой! — Алекс во второй раз называет Джейкоба братом, и от этого у бармена колет в сердце. — «Ведь я волен, словно птица, и птицу ту не изменить, птицу ту не изменить!» — поёт Алекс и решает поцеловать Ребекку не то в ухо, не то в висок — до губ, увы, ему не достать, а хотелось бы, прямо сейчас и только так. — «Птицу ту не изменить, да, меня не изменить!» — подпевает Джейкоб и резко замолкает, смотря вдаль через окно. Его действительно уже ничто не изменит…───── ℘ ─────
Lynyrd Skynyrd - I Need You С того самого момента, как сердце «белой ласточки» замолчало, дав понять, что ребята доехали до нужного им дома, сердце самого Джейкоба замерло в ожидании неизведанного. Чем может закончиться эта встреча — неизвестно. Он ещё не знает, какие риски преподнесёт ему этот вечер, столь долгожданный для Алекса и Ребекки, и столь неожиданный, рискованный и, отныне, важный для самого Флориста. Но отказ от приглашения на семейный праздник Ридов означало бы, что Джейкоб дал заднюю и струсил. И всё же он не знает, как примет его этот дом — чужака среди своих, и какая из двух его личностей будет сегодня править бал. Что ощущает сейчас Джейкоб Вуд — парень, который так давно не знал своего собственного, родного дома, — когда он, выходя из машины, осматривает фасад домика, у которого они остановились? Но ноги ведут его, и его сердце тянется к тому, чего оно лишилось раз и навсегда, в далёком прошлом, в обычный мартовский день, когда ещё лилии не цвели. — С днём рождения, мама, — Алекс первым крепко обнимает Линду, которая поспешила встретить их сразу же, как услышала звук заезжающей во двор машины. — Соскучилась по своему «бумбончику», да? — последнее слово вызывает у Ребекки с Джейкобом неловкий смешок, заставляя их обоих переглянуться. Сложно назвать «бумбончиком» крепыша Алекса, от которого веет чистым адреналином и самоуверенностью. Но Алекс знает: для наших матерей, ребёнок ростом метр семьдесят восемь тот же ребёнок, только без подгузника, чепчика и побрякушки в руках, и их в этом не переубедить. Материнское сердце всегда очень чувствительно… — Сынок, ты приехал! — Чистая улыбка Линды от встречи с сыном доказывает, что Алексу действительно рады в этом доме. Его здесь ждут, его любят, его принимают таким, каков он есть. — Да ещё с таким подарком, — смотрит в сторону гостей, что позади Алекса ждут своей очереди. — Как я мог не приехать, да ещё по такому поводу?! — Алекс поворачивается к друзьям и улыбчиво продолжает: — Хороший сын обещает, хороший сын делает. Мам, это Ребекка, моя девушка. Научишь её готовить твою фирменную индейку, а то я в городе голодаю без неё, — Алекс не будет Алексом, если не подколет с самого порога. Ребекка делает вид, что не слышала этого, но взглядом обещает засунуть ему ту самую индейку туда, где ей априори не положено быть. — Здравствуйте, миссис Рид. С днём рождения Вас. Рада знакомству, — Бекки вручает Линде подарок — небольшой чайный сервиз с ручной росписью. Девушка будто чувствовала, что Линда будет рада такому подарку. — А это мой друг, уже, можно сказать, брат — Джейкоб. С ним, конечно, лучше не связываться — напоит так, что уйдёшь на четвереньках. Джейкоб, предупреждаю: у моей мамы слабое сердце, а я ревнивый сын, — Алекс добавляет, смеясь, с намёком, что Джейкоб сто пудов понравится его маме, словно родной. Тем временем, услышав знакомый голос, к Алексу прибегает, цокая когтями по деревянному полу, чёрная норвежская лайка и нетерпеливо просит к себе внимания. — Зевс! Ах, ты ж маленький проказник, — Алекс чешет пса за ухом, а тот, замечая Ребекку, начинает принюхиваться к ней и, пару секунд спустя, гавкает и активно машет своим хвостом. — Это моя девочка, Зевс! Смотри мне, не обижай её. А то мяча тебе не видать, — на это Зевс делает «поклон», вытягивая вперёд свои лапы, и смотрит послушно на своего хозяина. — С днём рождения, миссис Рид. Будьте счастливы… — теперь Джейкоб обращается спокойным голосом к Линде, плавно протягивая женщине горшочек с цветами и подарок в неброской обёртке. — Эм, мне Алекс говорил, что Вы любите книги. Извините, если это покажется слишком скромным подарком от меня. — То, что подарено с душой — самый лучший подарок. Рада знакомству, Джейкоб. Что ощущает сейчас Джейкоб Вуд, — ребёнок, который уже двадцать лет как не чувствовал объятия своей родной матери, — когда чужая мать обнимает его на пороге этого самого дома в знак приветствия? Его руки инстинктивно обнимают в ответ Линду, а сам, словно дикий зверь, отвыкший от материнской ласки и так отчаянно ищущий её, чувствует, как его сердце срывается на бешеный ритм. Хочется убежать от непривычного тепла, словно от наваждения, и одновременно… так дико хочется остаться. Здесь, в этих самых объятиях Матери, пусть и чужой. И его останавливают, дав понять, что ему здесь рады, и заставляют успокоиться… — Чувствуй себя как дома, сынок, — улыбается Линда Джейкобу, указывая ему в сторону гостиной. — Проходи. Внутри, дом их встречает необычайным уютом, запахом домашней еды и чистотой. Пусть он и небольшой, однако, деревянная отделка стен, мягкие тона, классическая мебель и кантри-рок 70-х, звучащий где-то из кухни, располагает к отдыху и полному ощущению, что ты действительно дома. Линда суетится на кухне с Алексом, выкладывая кусками на большую тарелку только что приготовленную индейку, пока Джейкоб и Ребекка располагаются в гостиной на удобном диванчике, застеленном клетчатым красно-белым пледом. К ним подходит Зевс и смотрит то на Ребекку, то на Джейкоба. Пару раз гавкает и фыркает, будто возмущается чему-то. — Что, Зевс, чужаки завладели твоим троном? — Алекс входит в гостиную с четырьмя бутылками пива, а Линда позади него вносит тарелку с мясом и другую с нарезкой. Всё это аккуратно присоединяется к другим блюдам на невысоком столике, который явно не предназначен для полноценного семейного ужина. — Зато твой трон всегда ждёт тебя и никак не развалится, — Линда указывает на кресло-качалку в углу комнаты. — О, да! Это моё место, — Алекс передвигает кресло-качалку ближе к столу и плюхается в него, от чего оно издаёт лёгкий скрип. — Зевс, прыгай ко мне! — На это черныш лишь коротко скулит с ноткой обиды и, сев на попу, ставит свою голову на колено Джейкоба. Свой трон Зевс ни на какие кресла-качалки не променяет. Линда также решает присесть рядом с Ребеккой, замечая, что девушка, да и сам Джейкоб немного зажаты, что странно для них самих. Она также замечает, что они немного непонимающе смотрят на маленький стол с закусками и бутылки пива, по одной на каждого. Видимо, не таким они себе представляли типичный семейный ужин… — Вы уж извините меня, ребята, но я не примерная хозяйка. Что имею, тем и угощаю. Да и сказать по правде, не очень-то я люблю эти светские посиделки за столом, с дотошным этикетом… — Линда пожимает плечами. — У мамы пунктик всегда на свой день рождения: никакого пиршества и суеты. Максимально расслабленно и по-молодёжному, — добавляет Алекс. — Да, это всё из-за твоего отца! Как вспомню: мы были молодыми, шли в какую-то бургерную, покупали всякие вредности, небольшой ящичек с пивом и приходили домой. Здесь могли сидеть вдвоём или же с нашими друзьями — Феликсом и Кристен, и танцевать под старые песни допоздна. И даже твоё рождение, Алекс, нам не мешало отрываться по-полной — традиции есть традиции! Да и родители, что, не люди?.. Эх, были времена… — Линда на секунду загрустила, но тут же спохватилась: — А сейчас, я старею и без Мэтью мне приходится как-то самой с молодёжью водиться, — улыбается и смотрит на ребят. — Я, правда, рада, что вы согласились прийти. А то я этого «бумбона» редко вижу, — она с любовью смотрит на сына, — да и хотелось бы узнать, с кем он дружит там, в городе. — А с кем я могу дружить, мам?! Говорил же, что с такими же отшибленными, как и я, — смеется Алекс. — Этой палец в рот не суй, — указывает на Бекки, — этот тот ещё пиротехник! — указывает на Джейкоба. — Компашка что надо! — Ребята, расслабьтесь. Я хоть и гожусь вам в матери, но душа у меня застряла навсегда в моих бурных восемнадцати, — Линда приобнимает Ребекку и другой рукой даёт «кулачок» Джейкобу, на что тот улыбается одобрительно. — Не знаю, как вы, а я уж точно тряхну сегодня стариной. Жаль, только Мэтью нет рядом… — Так, всё, только без нюней, — Алекс на корню закрывает эту тему, не желая придавать вечер меланхолии и грусти, встав с кресла и засуетившись у холодильника. — Он рядом, — и несколько секунд спустя, ставит на стол ещё одну бутылку пива. — Для него! На это Линда лишь понимающе улыбается, и по инициативе Алекса все четверо поднимают своё пиво и чокаются горлышками за знакомство. Хоть Алекс и ушёл резко со свидания тогда, в тюрьме, он соврёт, если, как и его мама, не скучает по отцу и не жалеет о сказанном. Но жизнь идёт своим чередом. Жить надо дальше, и сейчас есть лишь этот миг, который, как и все остальные приятные мгновения, останется в памяти на долгие годы. И надо сохранить его светлым. Незачем его омрачать тяжёлыми мыслями и переживаниями. Хотя бы не сейчас. Вечер проходит непринуждённо, спокойно. Хорошая беседа и смешные истории раскрепощают их души, и они на время забывают и о холоде за окном, и о холоде в сердце. Индейка уплетается в два счёта, на подходе уже второй пивной круг, с уст Джейкоба исходит нескончаемый поток барменских шуточек и историй, а румянец на щеках Бекки и Линды говорит о том, что жизнь всё же прекрасна. Смотря на дорогих ему людей, Алекс гладит Зевса у своих ног, который приняв поражение с «троном» и набив пузо вкусным мясцом, прилёг рядом, так же наблюдая глазами-пуговками за остальными. Lynyrd Skynyrd - Gimme Three Steps — Так, секундочку, — Линда слышит знакомый музыкальный мотив, исходящий из кассетного приёмника, и просит жестом Алекса сделать громче. Сама же она встаёт, успев вкусить кусочек закуски, и тянет за собой Ребекку, которая не понимает, что за движение тут намечается. — Сними тапочки и носки, — просит Линда Бекки, дожёвывая закуску, и сама тоже снимает носки и швыряет их куда-то небрежно в сторону. — Ты должна почувствовать свободу под ногами, и мой дивный ковёр, — от души смеётся хозяйка от своих же слов. — А теперь, потанцуем маленько… Бекки изначально не понимает, как можно танцевать под такую песню, как «Gimme Three Steps», однако, шаг за шагом Линда очаровывает её и втягивает в полный каламбур. И хорошо, что они сняли носки и тапочки, иначе к середине песни они бы точно валялись на полу с покалеченными лодыжками. Девушка отмечает, что мама Алекса очень жизнерадостная женщина, без комплексов и действительно молода душой: вот как отжигает, двигается с неким шармом, в то же время, подпевая в полный голос о какой-то Линде Лу, баре и о каких-то трёх шагах. Алекс, что до сих пор стоял у проигрывателя, решает присесть рядом с Джейкобом, который наблюдает за этим безумным танцем на ковре и улыбается, когда видит, как Ребекка чуть не спотыкается, не успевая за Линдой — и откуда у этой женщины столько энергии?! — Вот дают девчонки, да?! — плюхнувшись на диван, Алекс по привычке свободно раскидывает свои ноги. — Кажется, твоя мама может уделать в дэнс-батле любого молодняка в нашем клубе, — Джейкоб отпивает глоток пива. — Да и Бекки, вижу, хороша. — Хороша, чертовка! — Ал буквально в наглую любуется своей девушкой, отмечая то, как красиво играет на её теле белая хлопковая рубашка оверсайз в тонкую клетку. Её светлые волосы слегка потрёпанные, на щеках румянец, а в движениях чистый соблазн. Алекс жалеет, что сейчас они не одни, так что, в попытках отвлечься от нахлынувшего желания, он обращается к Джейкобу: — Пойдём, покурим на веранде. А то жарковато стало… — Алекс командует «место» Зевсу, вставшему резко на четыре лапы, явно желая последовать за ними. Джейкоб сразу же направляется следом за Ридом, оставляя за своей спиной чистый смех Линды и Бекки. Olafur Arnalds - I Could Have Stopped It На веранде, что выходит на задний двор дома, весьма прохладно и слегка темно — ребята, судя по всему даже не заметили, как за активной беседой и танцами перевалило за пять вечера, а зимнее солнце уже сменилось холодными сумерками. Алекс ищет рукой выключатель, чтобы осветить веранду, но, включив, понимает: — Вот, зараза — выгорела. В каждый раз, когда приезжаю, лампочка на веранде не горит, как по заказу… — Да ладно тебе, постоим и так, без света. Да и внутри дома, вон, горит лампа — думаю, этого хватит, чтобы не засунуть случайно сигарету себе в глаз, вместо рта, — смеётся Джейкоб, взяв из протянутой Алексом пачки одну без фильтра. Услышав в ответ одно лишь «Угу» и чиркающую зажигалку, Джейкоб коротко осматривается вокруг и сквозь плохое освещение видит силуэты нескольких кустарников и одинокой ели, а также ведущей к ней небольшую тропинку. Память сразу же привязывается к дереву напротив его родительского дома — место, куда он убегал от вечных ссор и криков его родителей. Не вовремя ему подкидывает память эти самые флэшбэки, да и вообще, весь вечер Джейкоб не мог не думать о том, что впервые за столько лет он на миг почувствовал себя дома, с семьёй. Если Алексу стало жарко от вида Бекки, то Джейкобу стало душно от боли и груза всего недосказанного. — Ирония… Точно такую же зажигалку я кинул через забор тюремного двора, когда последний раз навещал отца… — отмечает Алекс, передав зажигалку бармену, а сам одной рукой обнимает себя за плечо, пока другая немного судорожно стряхивает ещё не накопившийся пепел с сигареты. — Таких зажигалок тысячи, их можно найти в любом магазине за пару долларов. Дешёвые, стандартные, ничем не примечательные, быстро ломаются, как и обычные люди… И выкинуть за забор таких не жалко, — в голосе уже не слышен тот самый задор, что был пару минут назад. — Мне не стоило срываться на отца. Я знаю, ему было тяжело слышать эти слова от меня… как и матери. — Об этом ты хотел со мной поговорить тогда? — Джейкоб понимает Алекса. — Да, Джейк. Я просто не знаю, с кем мне поговорить по душам, чтобы не наткнуться на очередные обвинения и непонимание. Хватило этого в детстве от местной шпаны… — опять следует затяжка и глубокий выдох. — И почему-то, мне кажется, что ты мог бы меня понять, выслушать. Я не знаю, откуда у меня есть эта уверенность в тебе, хотя я тебя знаю не так давно… Но что-то мне подсказывает, что фраза «рыбак рыбака видит издалека» подходит нам обоим, — он смотрит на Джейкоба, лицо которого еле-еле освещено красным огоньком его сигареты. — То же самое я ощущаю и по отношению к тебе, Алекс. И мне тоже есть, что сказать, только такое вряд ли стоит говорить хоть кому-то... — теперь и на лице Джейкоба читается некое замешательство, вкупе со страхом и неуверенностью: стоит ли ему делать следующий шаг или он сможет и дальше потянуть всё это сам в одиночку? Навряд ли… — Джейк, ты можешь рассчитывать на моё понимание, в чём бы ты мне ни признался. Поверь, когда жизнь тебе кидает то ещё дерьмо, ты учишься иначе относиться к людям и ко всем событиям. Некоторые пускают в себя злобу, ненавидят весь мир, осуждают. Но я думаю, что всё можно понять, кроме предательства. И почему-то мне кажется, что ты на такое не способен, Джейк. — Лучше не говори так. Ты меня не знаешь, Ал… — звучит с нотой горечи и раскаянием. — Разве человек, способный на предательство, скажет об этом в лоб? Или станет намекать? Джейк, я всё понимаю, говорю же, и не такое дерьмо жизнь подсовывает. Но как бы то ни было, остаться человеком — вот что важно! — Знаю… — с тяжестью оседают в воздухе эти слова. — «Но я уже не Человек, Алекс, я потерял право называть себя им. И другие не оставались Людьми в своё время…» — остаётся не озвученным. — Разве, если я не видел бы в тебе Человека, доверился бы тебе тогда в клубе после пары встреч? Пригласил и пустил бы я тебя в свой дом сегодня, подозревая, что ты «нечист»? — эти слова из уст Алекса звучат в голове Джейкоба как колокольный звон изгоняющий бесов: Джейкоб ощущает себя предателем. Вспоминается Тейлор. Не так ему хотелось поступать с ним. Если бы с самого начала Джейкоб не влюблялся в него, возможно, сейчас он не ощущал бы себя так мерзко — он слишком привязался к этому человеку, оттого его действия выглядят куда страшнее и непростительнее. Знай бы, что этим всё обернётся, Джейкоб не проходил бы нарочно курсы бармена и не пришёл обустраиваться на работу именно в этот клуб. Знай бы сам Тейлор, что Джейкоб, прознав о тайном долгосрочном договоре Тейлора и Маркуса насчёт деятельности клуба, будет использовать его, чтобы быть ближе ко второму и его приближённым, — взял бы он того на работу к себе? Вряд ли. Эти мысли, что Джейкоб использовал Тейлора для своих целей — душат его. Легче было, если бы не полюбил он этого человека. Проще было бы в разы. Но уже ничего не изменить — неправильные и нежданные чувства прочно засели в его и без того измученное сердце. Джейкоб решил стать Флористом, не ожидая таких поворотов. Он думал, что его сердце со смертью матери стало бесповоротно чёрствым и не способным больше на любовь. Однако кого оно спрашивает… — «Рыбак рыбака…» помнишь?! Поговори со мной, — Алекс смотрит в лицо Джейкоба, ища зрительный контакт, которого тот избегает: ему стыдно. Слова Алекса всё звенят и звенят в его голове, словно молитва экзорциста, тянет наружу всю гниль и черноту. — Что ты хочешь услышать от меня, Алекс?! — сам того не понимая, Джейкоб слишком резко поворачивается и громко выпаливает сей вопрос, заставляя Алекса оцепенеть. Тот понимает — сейчас Джейкоб другой. Странная гримаса боли и отчаяния раскрылась на его лице — дамба даёт трещину. — Просто скажи, что тебя беспокоит… брат, — и ладонь ложится на плечо Джейкоба, но тот отходит в сторону, убирая руку, словно: — Я не достоин быть твоим братом… Не называй меня так… Прошу… — дамба даёт ещё одну трещину. — Да чёрт бы тебя побрал, Джейкоб! Я тебе тут шутки шучу, по-твоему? Я всё детство жрал дерьмо от каких-то сопляков, как я! Я рос без отца, мою мать гнобили всю последующую её жизнь! Я в жизни не познал ни единого дружеского плеча и совета, и за меня никто, блять, не заступался! И, по-твоему, если я называю тебя братом, это всё шутки ради?! По-твоему, такими словами кидаются налево и направо?! Да ты мне за эту пару месяцев стал ближе, чем все «друзья», которые у меня были до сих пор! — Алекс берёт в свои ладони лицо Джейкоба. — Посмотри на меня, мать твою, и скажи уже один раз, что мучает тебя… «Мам, я не могу больше. Не заставляй меня держать всё это в себе. Я не вывожу уже». — Ты можешь открыться мне, правда. Не все люди гнилые, Джейк. Я же вижу, что сейчас ты не тот самый Gunny из «E.G.O.», я тебя таким не видел ни разу. Что мучает тебя, Джейк? «Мама, прости. Я должен ему сказать, должен кому-то довериться. Если он не поймёт меня, и меня вскоре повяжут, что вероятнее всего, то пусть так и будет. Я уже устал мерить все «за» и «против». Дамба даёт ещё трещину. — Несправедливость… — слишком тихо говорит Джейкоб, понимая, что Алекс его не расслышал. — Несправедливость. По отношению к тебе, к миссис Рид, ко мне и… к моей покойной матери. — Прости, я не знал о твоей матери… — следует неловкая пауза. — Спасибо, — и Алекс пожимает руку другу, притягивая его к себе для крепкого объятия. — Спасибо, за доверие. — Джейкобу же словно тиски эти объятия, обжигающие душу языки адского пламени, капли святой воды для внутреннего спящего демона. — За это не благодарят, Алекс! — рычит Джейкоб, срываясь с цепи. — Не благодарят за доверие! Не благодарят за наивность! Нет никакой веры и преданности! Этого остерегаться нужно, как огня! — Джейк вырывается из рук Алекса, и отчаянно раскидывает руки, цепляясь за свои волосы. — Да ты хоть знаешь, кого ты впустил в свой дом, Алекс?! — Брата, Джейкоб, брата… — настаивает на своём Алекс, но его быстро перебивают: — Убийцу… — голоса Ребекки и Линды за закрытой дверью веранды уже не слышны. Слышно лишь тяжёлое дыхание Джейкоба, словно пробежал марафон — ему с трудом даётся это признание. — Что? Ты о чём? — Алекс в ступоре и пытается сложить дважды два, но не получается. Джейкоб не может быть им — хладнокровным убийцей. — Ты впустил в свой дом Флориста, Алекс! — и поняв, что это наверняка поражение, Джейкоб собирается ступить в сторону выхода. Он хочет надеть куртку и ботинки и уйти прочь из этого дома. Словить попутку, и… подумать, с чем встретить завтра полицию у себя дома. Или же сейчас, если он застрянет здесь… Это поражение. И о чём он только думал?! Глупость всегда идёт за руку с усталостью — физической, моральной, духовной. Мы делаем глупости, воистину большие глупости, когда мы не в ладах с собой. Когда мы устаём нести это бремя: заботы, мысли, эмоции, боль, маски… У Алекса не получается собрать мысли в кучу. Мысль о Ребекке и его матери, что находятся в доме одни, когда он здесь, с убийцей, которого ищет полиция уже больше полугода, заставляет Алекса сказать единственное, что велит ему инстинкт самосохранения, когда видит направляющегося в его сторону Джейкоба: — Стой, где стоишь! — а мысленно он ищет варианты спасения. Что, если Флорист решит напасть на него, и он не сможет заступиться за тех, кто в доме? Является ли один из них его целью?! Алекс не знает, и оттого паника берёт верх: — Джейкоб, ни шага больше! — но Флорист не отступает. — Стой говорю, сукин ты сын! — шаг за шагом Джейкоб доходит до Алекса и берёт его за грудки. Алекс не знает, стоит ли крикнуть или же это подставит под угрозу Бекку и маму?! Где-то внутри дома слышно, как Зевс залаял. — Что, я уже не твой брат, Алекс? А как же доверие? Где оно? Или мне стоит поторопиться и рассказать тебе всё, прежде чем ты сдашь меня полиции?! А? — Джейкоб смотрит в глаза Алекса, в которых явно борется страх с чистым гневом: он купился на мнимое дружелюбие Джейкоба. — Я вижу презрение в твоих глазах. Неужели разочаровался во мне? Я другого и не ожидал… — и Джейкоб отпускает Алекса и делает три шага назад, расставляя руки в стороны, как на распятии. — Я открылся, вот он я. Давай, реши, что со мной сделаешь. Посмотрим на то, как бы твой отец гордился бы тобой и твоим чувством справедливости. Ведь ты, как не кто другой знаешь, что такое справедливость, так? Джейкоб за всё это время то ли несёт полный бред, то ли проверяет на прочность того, кому решил довериться, то ли просто оттягивает неизбежное. Он буквально играет сейчас в русскую рулетку, подставляя себя опасности. Он всю жизнь в неё играл. Но на сей раз выстрел может не оказаться осечкой. — У каждого есть выбор, Алекс, и я свой сделал, — указывает на себя, пожимая плечами, словно говоря: «Я — убийца. И это мой добровольный выбор». — Что-то ты своим жертвам его не давал, чёртов ты ублюдок! — и с этими словами Алекс ударяет Джейкоба в челюсть — постоянные драки в юности сказываются на его точность и технику. От удара бармен падает на пол. И опять борьба. С каждым разом внутренняя борьба переходит для Джейкоба во внешнюю. Но в отличии от борьбы с Дэвидом Лоу, сейчас Джейкоб принимает удар за ударом почти не сопротивляясь, с какой-то маниакальной улыбкой. Это не остаётся незамеченным Алексом, что навис над ним и борется с желанием задушить друга — всего-навсего инстинкт самообороны перед опасностью. — Это ты представляешь себе, когда хочешь размазать Маркуса за то, что он сотворил с твоим отцом?! Так выглядит твоя боль, да? — Джейкоб сквозь боль буквально ржёт, понимая, что он не ошибся в Алексе. — Сделай свой выбор, Алекс. Покончи с этим, запятнай свои руки сейчас, если хочешь, добровольно, и ты так и не узнаешь, почему Флорист мстит Маркусу Россу и в чём смысл жёлтой лилии… — кашляет, — а твой отец так и не получит помилование, с которым я могу тебе помочь. Джейкоб не успевает договорить, как на веранду входят обеспокоенные Линда и Ребекка: Зевс начал вести себя очень странно, метался и гавкал, указывая в сторону веранды. И благо, что в веранду просачивается мало света из комнаты, так как им не видно лиц ребят, что минуту ранее буквально дрались насмерть. — Что вы тут вытворяете, Алекс?! — Линда выглядывает из-за двери. — Вы что, дерётесь? — спрашивает вдогонку Ребекка. Проходит пара секунд, как Джейкоб смело выпаливает: — Да так, Алекс доказывает, что такое доверие на практике. Паре приёмчиков меня тут научил, говорит, в детстве много дрался. Что ж, как видите, я ему верю, — указывает на своё лежачее положение, а своими словами завуалированно даёт Алексу понять — тот должен решить сейчас и быстро: доверять Джейкобу, бороться дальше с ним или сдать. — Так ведь, братишка? Времени позарез, тянуть нельзя — это вызовет явное подозрение, что что-то неладное. Сколько нужно для того, чтобы войти в доверие, заслужить его, потерять и вновь его обрести? Никто не знает, но явно не секунда-две. Все люди разные, каждый способен на доверие в разной степени. И для каждого доверие — разное понятие. Для Алекса поверить сейчас Джейкобу — значит рискнуть, а может, получить ещё один шанс с делом отца. Да только риск весьма велик… — Да, чувак, так! — Алекс натягивает улыбку на своё лицо, как ни в чём не бывало, и, принимая правила игры Джейкоба, даёт тому руку, чтобы помочь встать. — Ну и разукрасил я тебя… — а рука держит крепко, словно давая понять, что расслабляться он не собирается: Алекс всё ещё начеку — в его доме всё ещё присутствует убийца, не важно, как бы это он оправдывал позже. — Ничего… заслужил. Потерял бдительность, вот и влетело от тебя… — и хлопает Алекса по спине, и стряхивает со своих штанов остатки битвы. — Мальчики, напомните мне, сколько вам лет? — Ребекка решает подколоть парней, будучи явно в шоке, что они вытворяли минутой ранее.───── ℘ ─────
Остаток вечера проходит весьма тихо, а для двоих из присутствующих весьма напряжённо. Две пары глаз не спускают друг с друга взгляда: одни предупреждают, что они всё видят, другие — что не стоит так волноваться: Флорист не собирается причинять боль тем, кто не заслуживает этого. Линда и Ребекка, в ровной степени как и сам Алекс, являются теми, кому Флорист, напротив, может помочь. Линда, смотрящая на танцующую пару Алекса и Ребекки под «I need you», вспоминает свою молодость, как почти тридцать лет назад они с Мэтью познакомились совершенно банальным, по её мнению, образом: в магазине у кассы. Линда тогда училась в «AMSC» на педагога, а Мэтью — в Техническом Колледже Атланты, на инженерном факультете: оба на то время стремились с надеждой в большое будущее. В первое их знакомство, у кассы местного супермаркета, Линде не хватило буквально три доллара для небольшой сетки с апельсинами. Набрав всего нужного, она не рассчитывала, что может не вписаться в сумму. Каково было её удивление, когда следующий клиент за ней — молодой парень, среднего телосложения, в синей куртке-бомбер с вышивкой тигра на груди и с пышной шевелюрой чёрных волнистых волос, — решит оплатить ту саму сетку апельсинов за Линду. «Мир не без добрых людей» — первое, что скажет Мэтью в ответ на тихое «Спасибо» от Линды. Эти отсутствующие три доллара в кармане Линды стали началом долгих встреч и воистину прекрасной любви, что до сих пор, даже спустя столько лет разлуки, ещё теплится в душе, не давая сломаться. Не даёт сдаться и этот дом — родной дом семьи Рид, доставшийся Мэтью от своих родителей. До заключения Мэтта, они с Линдой и маленьким малышом Алексом жили в самом городе — работа в «ProImobil Corp.» обещала Мэтью успешный карьерный рост рядом с таким надёжным, как казалось на первый раз, человеком, как Маркус Росс. Однако, после переломного события, Линда продала их квартиру в Атланте, а сама переехала с сыном в этот дом, подальше от мегаполиса, не желая больше ничего общего иметь с городом, отнявшим у неё мужа и душевный покой. Все эти воспоминания заставляют сейчас Линду встать и направиться в сторону кухни, взяв с собой грязную посуду со стола. Пусть молодёжь побудет наедине. Пусть Алекс полностью запомнит это мгновение с Ребеккой, когда они, обнимая друг друга, танцуют медленно, растворяясь в моменте. Кто знает, может быть, спустя года они так же будут вспоминать этот танец, как и Линда вспоминает по сей день самые счастливые мгновения, проведённые рядом с мужем. Пусть Джейкоб спокойно порадуется компании Зевса, что так уютно расположился возле него и рад очередному почёсыванию за ухом. Но Джейкоб, заметив действия Линды, отстраняется от Зевса и спешит ей помочь: молча, без всяких комментариев, следует за ней по пятам, с тарелкой в одной руке и двумя пустыми бутылками в другой. Увидев это, Алекс сжимает настороженно губы и, вовсе остановившись от танца, смотрит вслед Джейкобу. — Что с тобой, Алекс? — Ребекка не может не заметить резкую смену его настроения, учуяв тревожность. — Я сейчас… Извини, — и Алекс, отойдя от девушки, направляется следом за Джейкобом. Догнав Джейкоба, он хватает медленно, но крепко того за локоть, отчего бутылки в руках бармена издают еле слышный звон, касаясь друг друга. — Лучше не надо… — предупредительным тоном и решительным взглядом Алекс останавливает Джейкоба, заставляя того повернуться вполоборота к нему и взглянуть ему в глаза: — Всё в порядке, Ал… Я всего-навсего помогаю твоей матери… С посудой... — тихо отвечает Джейкоб, а его взгляд так же чётко убеждают Алекса, что он не навредит. Алекс, поборов сомнение, всё же отпускает локоть бармена, и Джейк, развернувшись, направляется спокойно к Линде на кухню. Что ж, Алексу понадобится чуточку больше времени, чтобы вновь начать доверять Джейкобу, однако, первые шаги уже сделаны. Алекс ещё не разобрался с истинными побуждениями Джейкоба, и он намерен это сделать в ближайшее время, не забывая держать дистанцию. И Алексу это кажется вполне резонным на данный момент… Слова Джейкоба о его отце, о его матери и о том, что жёлтая лилия имеет некий скрытый смысл: всё это заставило Алекса Мэтью Рида на мгновение ухватиться за призрачную надежду. И он лишь надеется, что его решение не сдавать Джейкоба полиции сейчас же не окажется роковым для него самого и его семьи. Вернувшись к Ребекке, Алекс продолжает ей уделять внимание, занимая удобное место в гостиной, откуда можно спокойно наблюдать за происходящем на кухне. — Миссис Рид, куда мне поставить эту тарелку? — Джейкоб обращается к Линде, что собирается мыть посуду. Женщина, не ожидая увидеть Джейкоба на кухне, немного теряется: голос её будто просел, а рука шустро вытирает выступившие слёзы. — Эм… Давай её сюда, сынок, — протягивает руку, чтобы взять тарелку. — Давайте, я помогу… — парень просит хозяйку уступить ему место у раковины и помыть самому посуду. — Мне не сложно… — Нет, что ты… Не стоит… — а сама будто обессиленная, всё же сдаётся, уступая ему место. — Благодарю. На фоне звуков мытья посуды, Линда рассказывает Джейкобу о том, как она себе представляла друзей Алекса, удивившись тому, что ему попались, на удивление, очень вежливые и воспитанные ребята. Её это не может не радовать, после того, как с самого раннего детства до сих пор с Алексом мало кто дружил. Спустя время Джейкоб заканчивает мытьё посуды и, вытерев свои руки полотенцем, замечает, как Линда, видимо, с самого начала их разговора, стоит у полки со специями. Чуть выше от неё, на другой полке стоит небольшое фото в рамочке. Линда всё смотрит и смотрит на фото и будто пропадает из реальности… — Как вы здесь… без него? — Джейкоб, подойдя к ней, так же смотрит на фото, на котором ещё не ощущается нынешнее отсутствие главы семейства. Тот обнимает единственную и любимую женщину в его жизни — Линду, у которой на руках новорожденный Алекс в конверте, а их лица ещё не знают печали. — Тяжело… — совсем тихо, но открыто, без увиливания отвечает Линда, всё не отрываясь от разглядывания фото, будто растворяясь в моменте, запечатлённом на нём, но одумавшись, продолжает: — Нет… Пожалуй, это хуже смерти, — эти слова заставляют Джейкоба взглянуть на женщину и внимательно вслушаться: — Знаешь, Джейкоб… Когда ты узнаёшь, что человек уже мёртв, ты понимаешь, что он не вернётся обратно, как бы ты ни старался. Да, в начале отрицаешь это. Потом будет больно определённое время, пока оно же не залечит всё, не затянет раны, не заставит забыть, и ты не свыкнешься с необратимым отсутствием человека в твоей жизни… — она решает сделать паузу. — Но то, о чём ты спросил — хуже смерти. Потому что ты знаешь, что он — жив, ты ждёшь его обратно домой, ты надеешься на скорое воссоединение семьи… И эта надежда мучает тебя больше всяких болезней и предсмертной агонии. Джейкоб ничего не отвечает. Лишь смотрит на лицо Линды, такое уставшее от времени, хоть и в свои пятьдесят один она вовсе не выглядит на свои годы. Он смотрит на то, как несдержанная слеза предательски вытесняет наружу её боль и отчаяние. Он смотрит на хрупкие руки, пальцы, что слегка дрожат, пока крутят обручальное кольцо на другой руке. Так выглядит усталость… И так выглядит преданность. «Линда, перестань ждать меня. Я даю тебе свободу, слышишь? Не мучай себя. Найди себе какого-то мужчину, народи братьев и сестёр Алексу. Я буду счастлив знать, что вы с Алексом счастливы.» — Слова Мэтью на четвёртом их свидании в тюрьме, когда он понял, что ему не выйти уже на свободу, до сих пор причиняют Линде боль. Нет, не потому, что Мэтью позволил себе представить Линду с другим мужчиной, отнюдь. Просто потому, что это, правда, могло бы стать куда лучшим выходом для Алекса, да и для неё тоже. Алекс бы не познал издевательств ребят по соседству, а Линда не знала бы осуждения, оставаясь для всех остальных женой тюремщика, защищающую его запятнанную честь. Людям не дано видеть всё, а у стен есть только уши, и никак не глаза, разум или душа. Осудить может каждый. Понять — лишь единицы. Так же, как и единицы смогли бы понять то, что Линда, навсегда и не смотря ни на что, не разлюбит своего единственного мужчину — Мэтью Томаса Рида — осуждённого по неправде. Она сделала свой добровольный выбор. Она ни за что не оставит его, ни за что не сможет увидеть Алекса рядом с другим мужчиной, а себя — чужой женщиной. «Нет, Мэтти… Ты — мой муж. Ты — отец нашего сына. Ты — хозяин нашего дома. И я скорее умру, чем оставлю тебя здесь одного и стану чужой женой,» — прозвучали когда-то слова, после которых Мэтью Рид больше никогда не заговорит о разводе. — Не прекращайте верить и надеяться, миссис Рид, — сейчас звучат слова Джейкоба, пока тот берёт маленькую женскую руку и накрывает её своей. — Порой, это единственное, что нас спасает… — и Джейкоб обнимает Линду, словно свою родную мать, сам еле сдерживая слёзы. — Всё будет хорошо. Вот увидите… Увидев это, Алекс дёрнулся, но Ребекка, задремавшая на его плече, ничего не почувствовала. Он не понимает, что ощущает. Алекс не слышит, о чём говорит его матери Джейкоб; он также не знает, что ожидать, когда их объятия разомкнутся. Но Алекс облегчённо выдыхает, когда видит, как заплаканные, но с лёгкой улыбкой те возвращаются в гостиную. Увидев спящую Ребекку, вошедшая Линда жестом указывает Алексу на второй этаж. Спальни давно готовы, и всем было бы неплохо отдохнуть. Время позднее, а завтра ребят ждёт долгая дорога. Сегодня ночью все, кроме Ребекки, не смогут насладиться крепким и спокойным сном. Линда пересмотрит все фотоальбомы в одиночку, а открыв подарок Джейкоба — книгу Германа Гессе «Демиан», — решит, что глубокая ночь не помеха чтению. Джейкоб будет наблюдать за флуоресцентными звёздами в бывшей детской Алекса, пока думает, как он может сделать так, чтобы этот дом вновь вспомнил голос своего хозяина. А Алекс, будто с самого утра зная об этом, лёг в гостиной. Но, не потому, что Ребекка его выгнала сердито из спальни, мстя за грязную дверцу машины. Та наоборот просила остаться с ним и разделить вместе тёплую постель. Но Алекс, под предлогом того, что скоро присоединится к ней, решил не возвращаться больше в комнату, а Ребекка слишком утомилась, чтобы дожидаться его ласк и уснула крепко, словно младенец. Сегодня Алекс спит в гостиной. Он должен услышать любой шорох, если что случится. А завтра... Пусть оно для начала наступит.