storm

— Да, рейс пришлось перенести, — Минги рассеянно потянул узел галстука, наконец избавляясь от ненавистного аксессуара. Трубка что-то быстро ответила, заставляя шатена раздражённо поморщиться. — Я помню, что ты предупреждал… Хва, сам ведь в курсе, что мне нужен был этот контракт. И кому как не тебе знать, что нам иногда приходится играть по правилам этих престарелых маразматиков. Чего так взъелся? Ты — не моя мама, чтобы отчитывать за то, что я долго не был дома и совсем всё забросил. В ответ вновь прозвучала длинная фраза, за время которой Сон успел пройтись вглубь квартиры, скидывая на кресло всё же помявшийся из-за долгого перелёта серый пиджак и расстёгивая несколько верхних пуговиц рубашки. — Нет, я не звонил Ёсану. Уже почти полночь — он, наверное, отдыхает. Я написал сообщение, как только мы в аэропорту сели, когда проснётся — прочитает. Не хочу его будить, — вновь короткие причитания в трубке. — Очень остроумно, Пак Сонхва. Но я действительно забочусь о своей паре. Последние несколько дней у него такой усталый голос был, словно ты его там на работе заставляешь выполнять годовой план за неделю. Ты у себя диктатуру в компании ввёл, или как? … То есть я ещё извиняться за свои слова буду? Сонхва коротко что-то отчеканил и повесил трубку. — И почему мне кажется, что он что-то недоговаривает? — Минги положил телефон на стеклянную стойку, которая отделяла кухонную зону от гостиной и вышел на балкон. Последние закатные лучи давно уже скрылись и сейчас город был подсвечен лишь собственной иллюминацией, которая бесконечным множеством радужных огней витрин, экранов и вывесок раскинулась чуть ли не до самого горизонта, от чего даже нависший на столицей мрак, казалось, светился звёздной пылью, напоминая густое марево. Но стоило тучам немного разойтись в сторону, как стало заметно насколько земные светила блеклы в сравнении с небесными. Сегодняшнее полнолуние казалось удивительно ярким. Обрывки облаков, которые попали в серебристый ореол холодного света, были ещё прозрачнее и невесомее, а их ход — словно быстрее. Минги запустил руки в карманы чёрных брюк, опираясь о дверной проём и смотря будто сквозь раскинувшийся перед ним вид. От свежего ночного воздуха было немного прохладно, но это успокаивало раздражённое после нескольких напряжённых дней сознание, словно охлаждало воспалённые мысли. Но, увы, вечерний воздух не мог помочь избавиться от переживаний о собственной паре. Деловая поездка, которая должна была занять от силы пять дней, затянулась почти на две недели. Не то, чтобы для альфы подобное было чем-то из ряда вон, скорее это уже давно стало обыденностью, просто теперь у него был человек, к которому хотелось возвращаться. Они с Ёсаном списывались или созванивались всё время, пока Минги был за границей, но в последние дни омега ссылался на усталость и все их разговоры свелись к переписке или голосовым сообщениям. Если бы инвесторы попытались гнуть свою линию и дальше — Минги бы плюнул и на то, что это старые знакомые отца, и на то, сколько времени он уже потратил. Найти новых для него не составило бы сложности, а вот настолько длительное расставание с парой было впервые. Будь у альфы такая возможность, он утащил бы Ёсана с собой в эту поездку, но тот, увы, его подчинённым не был — это раз, во-вторых — в таком случае Минги навряд ли смог бы сосредоточиться на работе. Он уже как-то пытался поговорить с Каном по поводу того, чтобы тот перевёлся к нему в компанию, но омега уже прикипел к своему рабочему месту , да и Сонхва явно не планировал терять такого хорошего сотрудника. Сон помнит тот странный разговор на эту тему: « — Ёсан должен работать у меня, — альфа зашёл под предлогом «кофе вам принёс, давайте немного побеседуем». В кабинете Сонхва как раз и Ёсан был. — Да сейчас же. Не для того я обучал его столько времени, чтобы отдать такого ценного сотрудника в твои загребущие ручонки, — Хва с непоколебимым выражением лица уплетал принесённое Каном печенье, время от времени потягивая горячий напиток.  — Окей, — Минги решил пойти другим путём. На войне, как говорится… — Тогда я расскажу Хонджуну о том разговоре. — Кан Ёсан, — Сонхва всё с тем же каменным ликом обернулся к своему помощнику, — вы уволены по причине того, что ваш альфа — редкостный мудак. — Что?! — Ёсан, изначально непонимающе наблюдавший за этим странным разговором, теперь и вовсе запутался. — Шутка, — старший омега вновь повернулся к другу. — Хрен тебе, а не мой помощник! И Хонджун с самого начала всё знает! — он победоносно сжевал ещё одно печенье. — Ты блефуешь, — альфа постарался, чтобы его голос звучал уверенно, но судя по взгляду собеседника — всё именно так, как тот говорит. — Проверим? — тонкая бровь весело приподнялась, но затем на изящном лице появилось неподдельное разочарование. — А? Печенье закончилось?» Не то, чтобы подобная мелочь могла остановить Минги, но он не хотел идти против желания пары. К Ёсану он вообще испытывал незнакомую ранее слабость, которая была ему совершенно не присуща. Эти отношения не были для него первыми, но никогда ранее партнёр не вызывал настолько сильного порыва быть рядом столько, сколько возможно, потакать всем капризам и защищать от всего на свете. Возможно, всё дело в том, что это его истинная пара, но находясь рядом с Ёсаном, альфа понимал, что нет, дело вовсе не в инстинктах или запахе. Да, это помогло ему заметить пару, но Сон всегда знал для себя, что если истинный не будет ему подходить как человек — из этих отношений ничего хорошего не получится, какой бы сильной не была связь. Но Ёсан, казалось, был прекрасен во всём. Его сильные стороны, недостатки или слабости — Минги казалось, что он готов принять от этого человека что угодно, пойти ради него на всё. Встречаться с этим омегой было странно и непривычно, но Сон был готов поклясться, что последние несколько месяцев — самое счастливое время в его жизни. Так много всего произошло, так много изменилось, и всё это — заслуга одного единственного человека. Конечно хотелось, чтобы Минги по возвращении домой встречали уютное тепло и мягкие ото сна губы, полупрозрачный запах хлопка и неразборчивое ворчание о том, что прилетел так поздно. Но увы, Ёсан съезжаться пока не решался, а альфа благоразумно на него не давил, понимая, что всему своё время. С того сумбурного «двойного свидания», о котором сам Минги был ни сном, ни духом (проказы зловредного Сонхва, который как всегда преследовал исключительно эгоистичные цели), прошло чуть больше двух месяцев. Кан уже не смотрел волком, стоило подойти чуть ближе расстояния вытянутой руки и даже соглашался на свидания, на которые, к «большой радости» Минги, время от времени шла комплектом парочка из начальника Ёсана и парня начальника Ёсана. Но всё же со временем омега немного успокоился и начал привыкать находиться один на один, а Минги активно упражнялся в том, чтобы такое придумать для комфорта пары — для самого альфы место было не столь важно, как сама по себе возможность быть рядом. Было с первого взгляда заметно, что Ёсан к свиданиям не привык, а уж к отношениям в целом — и подавно. Сначала Минги подозревал, что омега просто слишком ярый трудоголик, чтобы тратить время на подробное, но немного позже всё начало становиться на свои места. Эти отношения были первыми для омеги. Мысль об этом стала в один момент настолько простой и очевидной, что для альфы всё разом стало понятно: странная скованность омеги, стоит проявить к нему интерес; его испуг на реакцию собственного тела, стоило тому почувствовать истинную пару; неуверенные поцелуи — робкие и словно копирующие его, Минги, движения. Всё это гремучей смесью плавило выдержку альфы, но вместе с тем вызывало странный восторг. Нетронутый омега. Его пара. Истинный, предназначенный только для него. Однажды Минги серьёзно рассматривал перспективу того, что стоит всё же начать оправдывать имидж вселенского зла и таки прикупить себе мигалку (пробка в летнюю жару может вас спровоцировать и не на такое, уж будьте уверены; и пускай кондиционер в джипе, само-собой, работал исправно — альфа терпеть не мог ждать). И вот, решив по телефону добрую половину положенных дел — ехать на работу уже в принципе и не нужно было, Минги заметил яркую вывеску, которую лениво натягивала на ближайшем стенде явно сонная компания. На следующей неделе открывалась какая-то арт-инсталляция, долженствующая представить последние новинки современных лазерных систем и мощных проекционных установок. Как быстро Минги удалось договориться, чтобы в один из дней эта самая выставка закрылась раньше положенного? Определённо быстрее, чем пыхтящая на все лады тойота, что стояла перед ним, наконец сдвинулась с места. Все посетители, кроме Ёсана, который и билеты в руки не получил (хоть и упрямо заплатил за свой), знали, что организаторы «по техническим причинам вынуждены сократить длительность выставки сегодня». Но омега едва ли обратил внимание на то, что в определённый момент народу вокруг сначала просто стало меньше, а затем они и вовсе остались одни в огромном комплексе. Инсталляции были действительно красивыми. Вся выставка была посвящена космической тематике и определённо взяла лучшие технологии, напоминая Минги его детские поездки в парижский или пражский планетарии. Он помнит насколько любил когда-то наблюдать за красочными проекциями, когда кажется, что можешь провести ладонью по кольцам Сатурна или быть задетым пролетающим мимо астероидом. Почему-то очень хотелось поделиться с Ёсаном этими воспоминаниями, сделать его их частью. В самом последнем зале было что-то вроде мини-планетария с удобными диванчиками, на которых можно спокойно провести время, любуясь виртуальным путешествием по самым разнообразным уголкам галактики. Минги прекрасно знал, что на самом деле и само помещение, и заполняющая его мебель были абсолютно белыми или серыми. Но сейчас всё это было совершенно иным. Изображение проецировалось не только на потолок, как это обычно бывает, оно полностью занимало площадь комнаты, поэтому диван, на котором они разместились, то тонул в глубокой тьме, испещрённой яркими точками созвездий, то расцветал невообразимыми красками планетарных туманностей. Ёсан сидел совсем близко, немного привалившись к его плечу и с интересом слушал ровную речь, которая звучала переминаясь с ненавязчивым звуковым сопровождением откуда-то из-под потолка. Сейчас он больше всего напоминал Минги маленького котёнка, что неотрывно следит за плавающей в аквариуме золотой рыбкой — такой забавный и уютный. В мягкой вельветовой рубашке молочного цвета из-под расстёгнутого ворота которой выглядывает часть принта футболки с каким-то комиксом, в потёртых джинсах и совершенно глупых носках с какими-то человечками на щиколотке (кроссовки омега снял ещё в самом начале, удобно устроившись на диванчике прямо с ногами). Такой непривычный. Без извечных рабочих костюмов и тонкой строгой оправы очков. С растрёпанными прядями, которые обычно убирал назад, чтобы те не мешали работать. Минги вскоре и вовсе утратил интерес к сменяющими друг друга космическим пейзажам — всё внимание было сосредоточено на сидящем рядом человеке. На том, как отражается Млечный Путь в коньячных глазах, как порой странно играют тени длинных ресниц, то и дело расцветая на полупрозрачной коже причудливыми калейдоскопами галактик. Звёздная пыль на полуоткрытых губах. Неужели этот человек и вправду его пара? Такой замечательный и до невозможности красивый, интересный и удивительный. И сейчас он наконец-то так близко, что можно почувствовать тепло его близости, беспрепятственно вдыхать нежный запах, слышать рассеянные комментарии, отвечая невпопад и всё пытаясь осознать одну простую истину — его пара действительно рядом. Минги наконец-то встретил его после стольких лет поисков. Встретил тогда, когда уже почти поверил в то, что это невозможно. — Ты меня совершенно не слушаешь, — в зале больше никого не было, и Ёсан не стесняясь говорил в полный голос, не боясь кому-то помешать. — Что? — неуверенно протянул Минги, пытаясь быстро сообразить, что именно он пропустил, пока ушёл в свои мысли. — Я только что спросил бывал ли ты на Марсе, и ты согласно кивнул, — смеясь пояснил омега, видя растерянность на чужом лице. — Поделишься впечатлениями? Сон понял, что его явно раскрыли и пытаться оправдываться совершенно бесполезно. Омега, кажется, совершенно не обиделся на него, лишь продолжал смотреть с весёлой улыбкой, а Минги вновь заворожённо тонул в ярких искорках, что играют в чужих глазах — вовсе не искусственных отблесках проекции, а самых настоящих и живых. Сейчас совершенно не хотелось сопротивляться собственному порыву — Ёсан совсем рядом, такой красивый и уютный, словно созданный специально для него, для того, чтобы мягко перебирать отросшие чернильные пряди и целовать. Целовать мягко и осторожно, всё ещё не решаясь проявить слишком много напора, боясь спугнуть. Кажется, за те несколько месяцев, что они вместе, омега уже привык к подобному проявлению чувств. Он не вздрагивает, пытаясь отстраниться — лишь прикрывает глаза, всё не убирая с губ лёгкую улыбку, и отвечает на поцелуй. Его движения неуверенные и осторожные, но в них столько доверия и чувственности, что невозможно не хотеть большего. Показать этому человеку, как сильно любишь и что можешь подарить ещё большее наслаждение. Но вместе с возбуждением альфа питает к этому человеку всепоглощающую нежность и тепло. Хочется оберегать, спрятать от всего мира и убедиться в том, что Ёсан действительно принадлежит только ему. Минги понимал, что не может заходить слишком далеко, поэтому всё, что он позволил себе в тот день — лишь поцелуи. Сладкие, нежные касания после которых омеге понадобилось немало времени, чтобы прийти в чувства и всё же унять дрожащие ноги. Тогда он привёз Ёсана к его дому совершенно раскрасневшегося и зацелованного, с припухшими губами и совершенно очаровательным смущением в карих глазах. Сейчас же, стоя на собственном балконе и наблюдая за ночным небом, Минги вспоминает то свидание. Вспоминает уютное тепло совсем близко. Млечный путь на бледной коже. Как бы сильно хотелось, чтобы Ёсан оказался рядом. Снова целовать его, снова мягко переплетать свои пальцы с чужими — тонкими, но удивительно сильными. Вдыхать сладкий запах хлопка. Слушать бесчисленные рассказы и тонуть в этом человеке без остатка. Растворяться в сияющих мириадах звёзд, что каждую секунду зажигаются в коньячных глазах — куда более ярких, чем эти тусклые фонарики, что сейчас мерцают в небе. Из собственных размышлений альфу вырвал звук входящего сообщения. «Сонхва не успел что-то высказать?» — крутится в голове отстранённая мысль, пока Сон возвращается в комнату и закрывает за собой дверь балкона. Телефон ярким пятном светится в полутёмной гостиной — свет альфа оставил включённым только в прихожей. Мужчина нажимает на выключатель и настраивает приглушённое освещение — просторная комната тут же заполняется мягким янтарным светом. Минги поднимает со стойки гаджет, собираясь усесться на высокий стул: обычно Пак любит писать длинные петиции, которые на сообщение тянули слабо, скорее на расширенное эссе. Но быстро взглянув на неожиданно короткий текст, альфа с приглушённым ругательством покидает комнату, на ходу обуваясь, и чуть ли не бегом выходит из квартиры. Телефон остаётся лежать на прозрачной поверхности стойки, демонстрируя открытое окно переписки. Отправитель: Ёсан «Я на парковке. Забери меня». 00:17 Казалось, что лифт полз со скоростью сонной улитки, и Минги нервно барабанил пальцами по металлическим поручням, которые размещались на трёх из четырёх стенок просторной кабинки. Медленно. Как же чертовски медленно. Собственное обеспокоенное отражение растерянно смотрело из зеркальных дверей. Почему он приехал так поздно? Что за странное сообщение? Всё ли в порядке? Воздух на подземной парковке показался Минги ещё холоднее, чем, когда он стоял на балконе, но альфа не придал этому значения, быстро ища глазами знакомое авто. Белая ауди коротко мигнула фарами, стоило мужчине повернуть голову в её сторону, а когда он сделал первые шаги навстречу — дверца со стороны водителя распахнулась, но никто так и не вышел из салона. — Что-то случилось? — мужчина задал один из вопросов, которые раздражающей мошкарой роились в голове, ещё не подойдя близко к машине и огибая открытую дверцу. — Уже так поздно. Почему ты… Голосовые связки предательски занемели, упрямо игнорируя сигналы мозга воспроизводить слова. Минги непонимающе застыл напротив распахнутого салона. Запах хлопка. Яркий. Сбивающий с ног. Еще более сильный и густой, чем казалось в их первую встречу. Расфокусированный взгляд. Искусанные до саднящей красноты губы. Невпопад застёгнутые пуговицы на мятой белой рубашке. Волосы спутанные, немного слипшиеся от выступившей на лбу испарины. Прозрачный румянец на заострившихся скулах. — Какого чёрта ты сидел в этом Бангкоке так долго? Голос Ёсана кажется ещё более низким, чем обычно. С нотками раздражения и нетерпения. Завораживающий. Не терпящий отрицаний или оправданий. «Как ты умудрился сесть за руль в таком состоянии и не разбиться по дороге сюда?» «Почему не написал или не позвонил раньше? Наплевать на контракт. На спонсоров… Я бы всё равно приехал.» «Как ты…» — Как ты пахнешь… Минги не понял сначала, что это не его собственные мысли вслух, а слова, сказанные Ёсаном. Омега лениво выходит из машины, захлопывая дверцу и опираясь спиной о бликующий корпус. Взгляд всё ещё сосредоточен на замершем всего в одном шаге от него альфе. Сон чувствует, что не может сдвинуться с места под этими внимательными глазами, хоть альфа внутри просто сходит с ума от желанного запаха, от одного вида такого манящего тела, от осознания того, что ЕГО пара сама пришла к нему в период течки. Внутренняя сущность просто рычит о том, чтобы сию же секунду сделать омегу своим. Присвоить. «Но ведь он и так уже мой?» Голос рассудка всё ещё держит свои позиции. Минги не мог себе позволить отдаться на милость инстинктов. Не с Ёсаном. Не с этим хрупким созданием, что так долго пыталось принять их связь. Не с Ёсаном, который извинялся за собственное поведение после своего срыва в тот вечер, когда они сидели в машине у его дома. Не с Ёсаном, который всё ещё привыкает к его присутствию рядом и краснеет от каждого поцелуя. Не с Ёсаном, который столько лет отрицал эту часть себя. Мужчина понимал, что теперь, когда парень начал уступать своей природе — он больше не мог переживать течки как раньше. И это его, Минги, ответственность. Но они, чёрт возьми, не какие-то звери, чтобы слепо спариваться, игнорируя чувства и эмоции. Что ищет омега в своей истинной паре? Просто идеального партнёра для секса, с которым выше всего вероятность получить потомство? Нет. Это всё пережитки средневековья. Омега ищет поддержку и надёжность. Желание находиться рядом со своим альфой во время течки — естественный порыв получить, нет, вовсе не разрядку — защиту в то время, когда собственный организм наиболее уязвимый и беззащитный. А пара в такие моменты кажется показателем наибольшей безопасности. Этот человек не даст причинить вред, не обидит или не сделает больно. Защитит от всего и поможет справиться с собственным непослушным телом. Не даст сойти с ума. Именно для этого природа создала запахи и влечение к ним. Феромоны усиливаются, чтобы альфа ощущал своего омегу, чтобы чувствовал его состояние и понимал, что должен защищать. Вот только Минги знал уже наверняка — окажись Ёсан даже бетой, они бы всё равно были вместе. И теперь, заворожённо наблюдая, как парень делает неловкий шаг навстречу, всё же отталкиваясь от опоры, мужчина наконец отмирает. Кан чуть ли не падает в его руки, тут же обвивая талию альфы и зарываясь лицом в расстёгнутый ворот рубашки. — Я так устал, — тихо бормочет младший, опаляя горячим дыханием открытые участки кожи. — Никогда так плохо не было. Думал, что сдохну дома: таблетки ни черта не помогают уже. А ты приехал только в последний день, — в этой фразе столько обиды, что Минги не находит у себя слов, чтобы вымолить прощение. Лишь целует воспалённый висок, прижимая партнёра ближе. — Забери меня отсюда. Не просьба — почти приказ, которому альфа не хочет противиться, лишь подхватывать удобнее лёгкое тело, заставляя омегу обвить ногами его талию, и Ёсан быстро оплетает руками шею мужчины, уже на ходу покрывая нетерпеливыми поцелуями всё, до чего может дотянуться. Минги старается держать себя в руках. Но когда дверь лифта с привычным звуком снова сходится, ограждая их от внешнего мира, мужчина понимает, что настоящее испытание ещё впереди. Запах течного омеги в закрытом небольшом помещении настолько плотный, что можно просто утонуть в нём, а вес податливого тела в собственных руках сейчас кажется самым правильным, что только можно представить. — Ты задержался на целую неделю, — расстроенный шёпот волной мурашек скользит вдоль линии подбородка, опускаясь на шею. — Я думал, что вернёшься к пятнице. Ждал. — Прости, — Минги и сам пугается тому, насколько низко звучит собственный голос. Почти рык. — Если бы я только знал… Почему ты не позвонил в первый же день? Ёсан — словно ласковый кот — ведёт носом по открытой шее, а затем, будто осознавая собственную усталость, прикрывает глаза, устраивая голову на широком плече, смотря на альфу из-под густых ресниц. — Но ведь этот контракт был так важен для тебя. Я не хотел отвлекать своей… своими глупостями. — О чём ты? — Сон удобнее перехватывает лёгкое тело, мягко прижимаясь щекой к спутанным прядям. — Как может что-то, связанное с тобой, быть глупостью? Одно бы твоё слово… — Уже не важно. Главное, что теперь ты рядом, — Кан оставляет невесомый поцелуй на щеке партнёра. — Я и не думал, что течка, когда находишь свою пару, становится такой невыносимой. Дважды почти сорвался, чтобы набрать тебя, а потом просто попросил Хва забрать телефон у меня. — Он знал? — удивлённый возглас Минги заставляет парня в его руках, беспокойно зашевелиться. — Да, знал. Мне пришлось попросить его побыть рядом некоторое время. Мама сейчас в гости уехала, а я не мог самостоятельно даже до ванной доползти. — Зачем же ты за руль сел в таком состоянии? Взял бы такси или мне позвонил, в конце концов, — беспокойно нахмурился альфа. — Сегодня последний день и мне уже немного лучше. Хва уехал вчера вечером. — Тогда какого… Тоже мне друг, называется. — Эй, — ещё один лёгкий поцелуй, на этот раз в кончик носа, — он и мой друг тоже. Я его попросил не говорить, хотя он и протестовал. — И правильно делал. Жаль, что ты его не послушал. — Я думал, что справлюсь с этим один. Не маленький же… — Больше ты не должен справляться со всем в одиночестве. И я не только о течке, — приглушённый звук под потолком известил о том, что лифт прибыл на нужный этаж. Сейчас альфа как никогда радовался тому, что в этом доме квартиры занимали по целому этажу, а потому и не требовалось петлять коридорами, сражаясь с неудобными замками, как это часто бывает. Двери распахнулись, выпуская мужчину с его ношей прямо в прихожую апартаментов альфы. Осторожно усадив омегу в кресло у стены, Сон не глядя стянул собственную обувь, чтобы затем присесть и начать расшнуровывать ботинки на ногах парня. Тот, кажется, смутился, но ничего не сказал, лишь молча наблюдал за действиями пары. Когда с обувью было покончено, Минги вновь встал и поднял парня на руки, удобно подхватив под коленками и заставляя того неловко сомкнуть руки на своих плечах. — Я мог бы и сам… — в голосе Ёсана вновь скользила неуверенность, и Сон вспомнил слова о том, что течка у парня почти закончилась, а значит и гормоны уже немного успокоились. Не то чтобы самому мужчине было легче от этого — запах у омег не терял свою интенсивность на протяжении всего периода течки, но Минги старательно продолжал контролировать собственную природу. Не хотелось напугать пару своим срывом, пускай и желание сразу унести парня прямиком в спальню казалось сейчас самым правильным и необходимым. Но Ёсан нуждался совершенно в другом. «Я устал… Никогда так плохо не было». «Не думал, что течка, когда находишь свою пару, становится такой невыносимой». «Забери меня отсюда…» Всё это только лишний раз доказывало, что Кан действительно принял его как свою пару. В момент наибольшей уязвимости он не был согласен лечь под любого другого альфу, а ждал одного конкретного человека, нуждался лишь в одном единственном запахе. И стоило Минги было только сообщить, что он вернулся домой, то парень сразу же собрался и приехал. Пускай от осознания собственного порыва Ёсан, кажется, и чувствовал себя всё ещё неловко, но он доверчиво прижимался к несущему его мужчине. Из-за того, что течка шла на спад, омега уже не был так зависим от собственных желаний, но всё ещё нуждался в близости со своей парой, всё ещё чувствовал необходимость в нахождении рядом с ним. — В-ванна? Я думал… В голосе Кана отчётливо было слышно удивление, когда Минги толкнул ногой одну из дверей на втором этаже. Мужчина осторожно поставил парня на тёплый пол и прошёлся в глубь комнаты, что-то настраивая в переключателе режимов, после чего в просторном помещении раздался звук льющейся воды. Закончив, Минги обернулся и вновь подошёл к замершему на месте парню. — Мне жаль, что я не был рядом, когда тебе было так сложно, — он осторожно притянул омегу к себе, мягко обнимая его за талию одной рукой, а пальцами другой нежно заправляя за покрасневшее ушко спутанные пряди. — Клянусь, что больше такого не повторится. Давай сейчас ты просто расслабишься и постараешься не забивать себе голову разной ерундой. Ладно? — невесомый поцелуй в самый кончик носа, ещё один — в едва заметное родимое пятнышко возле левого глаза. Ёсан смотрит внимательно и будто бы немного настороженно, но, кажется, верит. Касания Минги осторожны, будто он вновь просит прощения за то, что случилось, и Ёсан просто не находит в себе силы сопротивляться этому человеку. Чувствуя мягкое поглаживание на всё ещё немного ноющей пояснице и то, как сильные пальцы осторожно поднимаются вдоль позвоночника, словно пересчитывают острые позвонки. Отвечая на тягучий поцелуй, Кан и сам не замечает, как тают и отступают собственные страхи. Последние несколько дней действительно казались самым настоящим адом на земле. У него и раньше течки проходили не очень легко, но теперь, когда тело уже знало наверняка, что где-то есть полноценный партнёр, оно будто сошло с ума. Никогда прежде омега не чувствовал такой сильной необходимости в альфе рядом. Было ощущение, словно каждая кость и мышца просто плавились от подскочившей температуры, а необходимость вновь почувствовать знакомый металлический привкус на губах была почти жизненно важной. Если бы Сонхва не находился рядом всё это время, Ёсан точно уверен, что сорвался бы и при первой же возможности связался с Минги. Но позволить себе быть настолько эгоистичным он просто не мог. Кан собирался предупредить альфу о том, что скоро течка, ведь понимал, что в этот раз придётся куда тяжелее, чем раньше. Но он просто не нашёл в себе смелость признаться в этом, надеясь, что пара успеет вернуться до того, как всё начнётся. Но судьба, видно, решила наказать Ёсана за его легкомыслие. А потому Минги задержался в Бангкоке почти на неделю, а Кану лишь и оставалось, что проклинать собственную нерешительность и чувствовать, как беснуется сорвавшееся со всех предохранителей тело. Сейчас всё это немного улеглось, хоть прежнее состояние до сих пор накатывало, словно воды прилива. Запах Сона казался ещё горше, чем обычно, но Ёсану казалось, что ничего правильнее и нужнее этого нет во всём белом свете. От поцелуев с привкусом металла на языке Кан чувствовал, как вновь кружится сознание, но не мог противиться этому чувству. Всю дорогу к дому альфы то и дело накатывала необъяснимая паника, страх перед неизвестным. И лишь сейчас, млея от ощущения того, как длинные пальцы путаются в собственных волосах, вдыхая один разгорячённый воздух на двоих, Ёсан понимал, что это и есть то, в чём он так нуждался всё это время. Чувство покоя, комфорта и безопасности. Понимание того, что Минги не причинит вреда, не воспользуется и не оставит. Не позволит никому причинить боль. Это человек, которому можно доверить собственную слабость. И Кан, наконец, позволил этому чувству поглотить себя полностью. Рухнул в это доверие с головой, не боясь, что его могут не поймать за секунду до падения. Всё в Минги не давало даже задуматься о том, что этот человек может навредить. Если раньше Кан не мог подпустить к себе других альф в течку, потому что боялся, что те просто причинят боль, а он не сможет при необходимости дать отпор, то с Минги не было даже мысли о подобном. Все действия мужчины, казалось, были направлены на то, чтобы приносить удовольствие. Поцелуи осторожные и успокаивающие. Они словно усмиряли беснующуюся внутри сущность, не давая сойти с ума, но одновременно лишая последних крупиц сдержанности. Чувственные прикосновения. Когда не замечаешь, что происходит вокруг, а просто растворяешься в человеке рядом, в ласковых поцелуях на собственной шее, в том, как широкие ладони осторожно оглаживают низ живота — Ёсан не заметил, когда была расстёгнута и приспущена рубашка, так и оставшаяся держаться на полусогнутых локтях. Минги оставляет ещё одно созвездие поцелуев на медовой коже обнажённого плеча, понимая, что совсем немного — и пара в его объятиях просто рухнет на пол из-за подкосившихся ног. Он вновь в который раз за этот вечер осторожно подхватывает омегу под бёдра, усаживая на широкую столешницу рядом с раковиной, сделанной под чёрный мрамор. От светлых стен отбивался звонкий плеск воды, бегущей в ванную, то и дело перемежаясь с негромкими стонами. Ёсан уже едва ли находит в себе силы отвечать на глубокие поцелуи, скорее позволяя проникать в свой рот горячему языку альфы, чем полноценно ласкать в ответ. И, кажется, уже нет никаких мыслей в голове. Лишь ощущения. Горячее тело совсем рядом, и парень сам не отдаёт себе отчёта, когда успел скрестить щиколотки на сильных ногах старшего, заставляя прижаться ещё ближе, пускай и кажется, что это уже почти невозможно. Ёсан каким-то образом умудрился расстегнуть непослушными пальцами ряд пуговиц на чёрной рубашке пары и, кажется, даже успел уже несколько раз оставить свои следы на линии смуглых ключиц, от чего омега внутри довольно и сладко урчала. А Минги всё продолжал вылизывать его рот, вызывая своими действиями всё новые и новые стоны. Брюки на младшем давно расстёгнуты, и правая рука альфы плавно движется вверх-вниз по горячей плоти, пока пальцы левой беззастенчиво проникают в тугое колечко мышц, пачкаясь в естественной смазке. Приятно. До мутной пелены перед глазами. До поджатых пальцев на онемевших ногах. Кан хочет попросить ещё. Умолять, если понадобится, чтобы альфа не останавливался. Чтобы проникал глубже, больше, быстрее. Чтобы целовал ещё грубее — пускай металлический привкус на губах не будет просто капризом сознания. Он готов это позволить. Готов стать полностью его. Но нет сил на то, чтобы внятно сказать хоть что-то. С губ срываются уже даже не стоны — обрывистое дыхание вперемешку с лоскутами слов, которые напоминают лишь невнятные звуки и всхлипы, пока сознание просто не срывается в пустоту, заполненную только запахом стали и знакомым голосом, который беспокойно зовёт, прося прийти в себя. Зачем и куда ему возвращаться? Так хорошо в этой пустоте. Рядом с этим человеком. Сознание вновь обретает чёткие формы, когда чужие ладони уже осторожно проходятся влажной губкой по его груди, а за спиной чувствуется ровное сердцебиение. — Ты меня напугал, — голос Минги пускай и сквозит смешком, но беспокойство в нём настоящее. — Прости. Ёсан чувствует, как напряжённые за много дней его личного ада мышцы наконец расслабляются. Вода горячая и чуть пахнет какими-то маслами, неуловимо и немного терпко. А прикосновения альфы заставляют тонуть в этой неге всё сильнее, давая измученному телу наконец-то отдохнуть. Парень и сам не замечает, как вновь погружается в сладкую дрёму, удобно устроившись в надёжных объятиях, зная наверняка, что человек рядом сможет о нём позаботиться. *** Минги просыпается медленно, нехотя выныривая из вязкой патоки сна. Кажется, что открой он глаза — и просто окажется на хлопковом поле: невесомый пудровый запах словно пропитал всю комнату, но альфа проснулся вовсе не из-за этого. Поцелуи. Лёгкие. Невесомые. Словно пугливые бабочки, порхающие над самой кожей. Вниз по линии шеи, над чувствительной кожей ключиц, ещё немного саднят оставленные Ёсаном отметины, и снова вверх. Замирающее дыхание у самого уха, но не такое загнанное как вчера — размеренное, умиротворённое. Задумчивое. Минги чувствует, что течка у Ёсана закончилась: запах, хоть и всё ещё до умопомрачения сладкий и притягательный, но уже не такой подчиняющий, как вчера. Спокойный. Полупрозрачный. Но неумолимо завораживающий — наверное Сон никогда не сможет к этому привыкнуть. — Что ты делаешь? — собственный голос, кажущийся слишком низким ото сна, к середине фразы и вовсе опускается в хрип. Минги, наконец, открывает глаза, непроизвольно жмурясь от ярких солнечных лучей, которые беспрепятственно проникают сквозь незашторенные окна. Вся комната тонет в этом ярком свете, и обычно холодные белые стены теперь кажутся слепящими полотнами на фоне мебели чёрного дерева. Но взгляд быстро привыкает к освещению и сознание хаотично фиксирует детали. Спутанные пряди цвета горького шоколада, в которых золотыми бликами заблудилось утреннее солнце. Медовая кожа с россыпью созвездий-родинок, сосчитать которые хочется до дрожи в пальцах, запечатлеть поцелуем каждую из них. Обнажённая фигура среди чёрных простыней — как странно, Минги отчётливо помнил, что когда выносил уснувшего омегу из ванной, закутал его в собственные вещи, в которых тот чуть не утонул. Задумчивый взгляд из-под ресниц. Альфа всё пытается понять, что за чувства плещутся в медовых пропастях этих глаз, но мысль то и дело сбивается, путается, тонет в чёрных провалах зрачков. И снова поцелуи. Уже более настойчивое прикосновение на линии подбородка, и вскоре острые зубы проворно ловят нижнюю губу, не давая произнести готовый сорваться вопрос. А Минги всё не может разорвать зрительный контакт и тонет, тонет в этом человеке без остатка, сам не замечая, как собственные руки медленно ведут вверх по чужим предплечьям, млея от бархата и жара нежной кожи. Ёсан сам углубляет поцелуй, так и не дав возможности сказать хоть что-то. Он перекидывает одну ногу через всё ещё лежащего на спине альфу и прижимается ближе, обжигая своим теплом. Невесомая ткань одеяла легко струится вниз по обнажённой спине, и Минги невольно повторяет этот путь, ведя линию прикосновений вдоль позвоночника и хмелея от ощущения того, как податливо прогибается тонкое тело, как руки омеги тянут на себя, заставляя, наконец, оторвать голову от подушки и принять сидячее положение. В поцелуе всё больше страсти, нетерпения и всё меньше контроля. Ёсан прерывается медленно, будто нехотя, напоследок вновь кусая губы альфы и опаляя их своим дыханием. — Что же ты творишь? — повторяет свой вопрос мужчина, непроизвольно подаваясь вперёд, следуя за сладким обещанием продолжить поцелуй, но омега отстраняется, даже не пытаясь скрыть дразнящую улыбку. — Ёсан… Младший, всё так же молча, осторожно поддевает края чужой футболки, одним лишь взглядом прося поднять руки и помочь стянуть её. И Минги просто не может, не хочет сопротивляться. Ни чужому желанию, ни самому себе. Взгляд омеги — цепкий, внимательный, и даже несмотря на то, что карамельно-карий цвет словно подёрнут мутной поволокой, он неумолимо-подчиняющий. Требующий. — Вчера ты не захотел спать со мной, потому что подумал, что я приехал лишь из-за течки, — Минги пытается ответить, но Кан вновь мягко целует, не давая перебить себя, и тихо продолжает, внимательно вглядываясь в глаза мужчины. — Спасибо, — ещё один нежный поцелуй, — я понимаю, почему ты так поступил. И знаю, как тяжело тебе было со мной всё это время. Минги хотел сказать многое. Возразить. Заверить, что со дня их знакомства он не пожалел ни об одном прожитом дне. Что время, проведённое вместе с ним, с мыслями о нём — самое важное, самое лучшее. Эти полгода несут больше смысла, чем вся его прежняя жизнь, вместе взятая. Но альфа понимал, что Ёсан хочет выговориться. Понимал, что должен выслушать. — Мне было непросто принять мысль о том, что у меня есть пара, — продолжал Кан. — Для меня непросто даже просто с кем-то сблизиться, не то, что заводить отношения. Страшно даже просто думать было, что это на всю жизнь. Что ты — на всю жизнь… Но знаешь, — мягкая улыбка вновь заиграла на пухлых губах. — Со временем я понял, что это не так страшно. С тобой так спокойно. Кажется, омега смутился от собственных слов и, наконец, спрятал вспыхнувшие щеки где-то в районе шеи Минги. Альфа не знал, что сказать на это, пряча счастливую улыбку в спутанных ото сна волосах. — Ты ведь понимаешь, что я чувствую к тебе всё то же самое? — наконец заговорил Сон, осторожно отстраняя омегу и мягко очерчивая пальцами мягкую линию скул. — Только я принял это немного раньше, чем ты. И поверь, Ёсан… Я бы ждал столько, сколько бы тебе понадобилось. Теперь, когда точно знаю, что ты также ощущаешь эту связь — нам некуда спешить. И сейчас… — Нет, — омега податливо прижался к ласкающей кожу ладони, прикрывая глаза и смотря на своего альфу из-под полуопущенных ресниц, — ты говорил, что я не должен отказывать себе в чём-то, когда ты рядом. Минги хотел вновь возразить, но вспомнил, когда и при каких обстоятельствах сказал это Кану. Тот вечер в машине. Видя понимание в чужих глазах, Кан продолжил: — И сейчас я хочу не потому, что это течка и инстинкты. Не потому, что потерял голову от влияния связи между истинными. Просто… Хочу быть ближе к тебе. Хочу тебя. Давно… Минги знает наверняка, что каждое слово — правда. Знает, ведь чувствует то же самое. Новый поцелуй вновь начинает Ёсан. Минги кажется, что в движениях омеги всё ещё скользит неуверенность, или же это неопытность? От этой мысли альфа внутри довольно урчит, словно сытый хищник, но вместе с этим совершенно отчётливо укрепляется осознание того, что спешить нельзя. Первый раз его пары должен быть самым лучшим, самым нежным, самым сладким. Запоминающимся. Но Ёсан будто читает эти мысли, нарочно провоцируя на обратное. Заставляя сильнее сжимать ладони на мягкой коже, отвечая на глубокий поцелуй и сходить с ума от звука сбившегося дыхания. Изящное тело всё ещё прижато непозволительно близко, и чужой вес приятной тяжестью ощущается на собственных бёдрах. Специально или нет, но омега то и дело задевал возбуждение партнёра своим, от чего желание просто опрокинуть мальчишку на простыни и трахать до звёздочек перед глазами с каждой секундой становилось просто невыносимым. — Стой… Минги едва находит в себе силы отстраниться от беззащитно открытой шеи, хмелея от ощущения того, как тонкие пальцы запутались в его волосах, пытаясь притянуть обратно. — Что ещё? — голос Ёсана почти капризный, взгляд расфокусированный. — Поднимись на колени. Да, вот так. Умница, — альфа сам немного отодвигается назад, медленно ведя прикосновение по обнажённой коже ягодиц, легко заставляя партнёра слушаться своих указаний. — Обопрись руками о изголовье. Хорошо. Ёсан послушно выполнял всё, что говорил мужчина. Мягкая обивка широкой спинки кровати приятно холодит разгоряченную кожу. А от уверенных прикосновений, которые рисовали причудливые узоры на бёдрах, хотелось просто растаять. Омега догадывался, что хотел сделать Сон, и возбуждение казалось почти болезненным, стоило даже просто представить эту картину. Когда же горячее дыхание невесомой тенью мазнуло сначала по обнаженной коже груди и язык влажным касанием прошёлся по чувствительным соскам, затем ещё ниже над тазовыми косточками, он не нашёл в себе силы даже произнести готовое сорваться ругательство, лишь широко распахнул глаза, неверяще наблюдая за тем, как Минги увлечённо спускался цепочкой поцелуев по плавной линии мышц. Ещё и ещё, пока пухлые губы не смыкаются на возбужденном члене омеги. Ёсан не успевает остановить себя вовремя, а пальцы одной руки до белых костяшек сжимают чёрное полотно обивки, пока другая непроизвольно опустилась на широкое плечо альфы, несильно впиваясь ногтями. Стон получается громким, неприлично громким, и омега подаётся вперёд, чувствуя, что руки и колени предательски дрожат, грозя в любой момент подвести своего хозяина. Ещё немного, и он просто осядет безвольной массой, расплавившись под этими ласками. Но хватка Минги на бёдрах словно не даёт этого сделать. Прикосновения альфы властные и уверенные, словно человек перед ним — до последней детали знакомый инструмент, на котором он увлечённо играет, виртуозно получая плавное легато стонов, смешанное со сбитым стаккато дыхания. Он медленно выпускает изо рта влажный член, скользя языком по нежной плоти вниз до основания, ладонью обхватывая чувствительную головку и несильно оглаживая её большим пальцем, вырывая у Ёсана ещё один несдержанный стон. Тем временем другой рукой Минги мягко удерживает омегу на месте, не давая сползти на непослушных ногах вниз. Когда же Кан занимает более-менее устойчивое положение — альфа заводит пальцы чуть дальше, оглаживая вздрогнувшие от прикосновения ягодицы и ненавязчиво проводя по уже влажной ложбинке между ними. Очередной ни то всхлип, ни то просьба — и мужчина вводит указательный палец на одну фалангу — податливые после недавней течки стенки легко принимают в себя ещё и средний палец, охотно расступаясь даже перед лёгким напором, свободно давая растягивать влажное колечко мышц. Минги тонет в этом ощущении, продолжая двигать пальцами внутри омеги, полностью принимая в себя ёсанов член и стараясь принести партнёру как можно меньше дискомфорта. Собственное возбуждение опасной пеленой застилает глаза, но желание доставить удовольствие паре кажется в сто раз сильнее. Зацеловать, заласкать до невменяемого состояния. Чтобы с искусанных губ лились лишь несдержанные стоны, а мысли всецело принадлежали только ему, как и сам Ёсан. — Н-нет… Я сейчас…хаах, остановись, — тонкие пальцы больно впиваются в плечо, и Минги чувствует, как пульсирует на языке горячая плоть, но настойчиво игнорирует чужое предупреждение, разводя пальцы внутри омеги и заглатывая ещё глубже, заставляя дрожащее тело прогнуться чуть ли не до хруста. Ещё несколько движений — и младший кончает, сильнее насаживаясь на проникающие в него пальцы и заполняя семенем рот альфы, пачкая белёсыми каплями раскрасневшиеся губы. Ёсан чувствует, что тело, словно расплавленная карамель, медленно оседает, и единственное, что не даёт просто рухнуть — сильные руки, которые придерживают, помогая откинуться на спину тяжело дыша и стараясь привести мысли в порядок. Минги с нежной улыбкой нависает над своей парой, желая рассмотреть все оттенки наслаждения, которые отражаются на раскрасневшемся лице. Ярко-алый — искусанные влажные губы, с которых срывается всё ещё не успокоившееся дыхание. Глубокий чёрный — спутанные пряди на блестящем от пота лице. Тёмно-медовый — горящая радужка глаз, практически незаметная за расширенными пропастями зрачков. Бархатно-молочный — беззащитно откинутая шея, на которой отчётливо виден сумасшедший ритм сердцебиения. Ёсан казался сейчас таким невероятно ярким и красивым, что навсегда хотелось запечатлеть в памяти этот образ, чтобы в будущем добавлять к нему всё новые и новые детали. Впрочем, он может начать делать это прямо сейчас. Дразнящий укус чуть выше тёмной бусинки соска, от которого тело податливо отзывается новой дрожью, а только начавшее выравниваться дыхание снова начинает сбоить. Минги чувствует нежное прикосновение к щеке и вопросительно поднимает взгляд, тут же встречаясь с чужим — всё таким же тёмным и туманным, словно умеющим подчинять без слов и силы. Альфа легко сдаётся этому приказу, смиренно следуя за тянущей вверх рукой, пока его губы вновь не накрывают чужие. В этот раз поцелуй тягучий, словно вдумчивый. Мужчина чувствует, как длинные ноги вновь оплетают поясницу, заставляя прижаться собственным возбуждением к горячему телу, от чего контроль рябит опасными сигналами. — Хочу тебя в себе. Шёпот негромкий, и кажется словно грохот собственного сердцебиения вот-вот перекроет его. Но Минги слышит отчётливо каждое слово. Каждый звук безвозвратно срывает последние предохранители, не давая больше и шанса задуматься о том, чтобы сказать что-то против. Мгновение — и Сон уже коротко целует изящную щиколотку, закинутую на собственное плечо. Ещё одно — и Ёсан неразборчиво сминает в пальцах чёрный хлопок простыни, чувствуя, как тягуче-медленно проникает член альфы. Кажется, что проходит несколько вечностей, прежде чем Минги начинает двигаться — размеренные, глубокие толчки, от которых хочется кричать вслух, но Кан лишь и может, что бессмысленно глотать воздух, чувствуя каждое движение внутри себя. И кажется, чужие руки, что фиксируют его талию — единственный из оставшихся якорей, что ещё держат его в этом мире, не давая сорваться в зовущую пустоту. Но хотелось ещё глубже, ещё сильнее, чтобы заполнил до остатка и рухнул вместе с ним в это удовольствие, которое дразняще щекотало оголённые нервы, обещая что-то доселе незнакомое, сладкое до хмели в голове. Вот только Минги казалось, что он пьян уже давно. От сбивчивых просьб двигаться сильнее. От вида открытых губ с капелькой слюны, текущей с припухшего уголка. От ощущения того, как подаётся навстречу любимый человек, кажется, уже не отдавая себе отчёта в собственных действиях. Воздух словно горел в лёгких, заставляя дыхание учащаться с каждой секундой, но жажда внутри словно и не хотела успокоиться — от чего ритм становится почти бешенным. Быстрые толчки, от которых, нет, вовсе не звёзды перед глазами — Ёсан видит пару перед собой совершенно отчётливо. Видит, как напряжено смуглое тело, чувствует его каждой клеточкой своего. В себе. И сил уже, кажется, нет, чтобы просто дышать — лишь двигаться в заданном ритме, стараясь не терять чужой взгляд, держаться за те осколки реальности, которые ещё дарили широкие ладони на собственной коже. Это всё, что ещё может воспринимать Ёсан, уже чувствуя, как близко край. И нет больше сил ходить над этой пропастью, зная наверняка, как сладко будет падение. Несколько толчков, которые выбивают последний воздух из лёгких. Десяток секунд, за мгновение после которых — вновь мягкие поцелуи куда-то в шею. Голос Минги. Спокойный, словно урчание большой кошки — довольный, почти мурлычущий. Ёсану бы сказать что-то в ответ, но голос пока просто не хочет подчиняться своему хозяину. Поэтому омега лишь притягивает пару ближе, целуя так долго, на сколько хватает дыхания в лёгких. И запах стали в комнате всё сильнее мешается с хлопком, создавая странную, ни на что не похожую композицию. Так не пахнут любимые всеми сладости. Так не пахнут самые дорогие флаконы духов или косметики. Такого запаха больше не существует. Лишь здесь и сейчас он неуловимо оседает на коже, сладко горчит на искусанных губах. Так пахнет их любовь.