Рассказала ли ты ему, что во тьме показал тебе я?

"The shadows always wait beneath But laughing loud we brave the role of black sheep." — Sneaker Pimps — Black Sheep

Помедлив перед дверью Багры пару минут и собираясь с духом, я постучала. Ответом на мой стук послужила тишина. Из печной трубы вылетали клубы дыма, сообщая о присутствии кого-то в лачуге. Я постучала опять и, не дожидаясь ответа, вошла в помещение. Комната встретила меня знакомой удушливой жарой. После утренней прохлады казалось, будто разом выкачали весь кислород. Спина и лоб моментально покрылись испариной, оставляя противную липкость на коже. — Я знала, что ты придешь, девчонка. Вы всегда приходите, когда вам что-то нужно. Багра в привычной ей манере расположилась около огня. Казалось, что и жар тысячи костров всего мира не способен ее согреть. Черные пустые глазницы казались еще более пугающими в свете огня. — Мне нужны ответы, Багра. — И ты непременно решила прийти ко мне в столь ранний час? — Она явна была недовольна моим утренним посещением. Голос отдавал старческим скрипом, всем своим видом она выражала недовольство. Еще короткое время назад один ее вид внушал мне ужас, сейчас же я видела перед собой брюзжащую старую каргу, добровольно запертую в душных стенах лачуги. Что сделало ее такой? Как давно она добровольно отказалась от своего дара? И как давно она не использовала свои силы, что стала такой немощной? — Ко мне приходил Александр. И поведал мне некоторые из воспоминаний. Мне нужно подтверждение. — Мой голос был спокоен, несмотря на то, что воздуха катастрофически не хватало. Даже в темноте Багра не могла скрыть свое удивление. — Он назвал тебе свое настоящее имя? — Это так удивляет? Багра не торопилась с ответом. Судя по всему, это семейное — порождать новые вопросы, не удостоив ответом старые. — Что ж, спрашивай раз пришла и уходи поскорее. На что смогу, на то отвечу. «Сможешь или захочешь?» — пронеслось у меня в голове. — Правда ли, что в детстве на него охотились из-за того, что он усилитель? Он показал мне свой первый разрез, там в лесу. — Правда. Лаконичность и быстрота ее ответа выбили меня из колеи. — Думаю, именно тогда он и изменился. Его взгляд на мир. На гришей. Помню, как сильно меня удивила его решительность в использовании разреза против себя. Его жажда жизни, смышленость. — Продолжила она. — Одно неверное движение и он был бы мертв. Впрочем, кто знает, возможно оно было бы и к лучшему. Меня поразила циничность ее слов. Либо она не любила своего сына, либо прекрасно скрывала свои эмоции. Навык, отточенный столетиями. — Это были давние времена, когда сама Равка была далека от принятия гришей, наших способностей. Мы были разобщены, отказники нас боялись и охотились. Гриши жили мелкими поселениями, вынужденные скитаться. Да и те сторонились меня и Александра. Нашей скверны. Его способностей. Страх и желание жить гнал нас с места на место, постоянный изматывающий бег. От чужих, от своих. От всего мира. Казалось, будто она переживает все события заново. Лицо исказилось, будто воспоминания причиняют ей боль. Рука, до этого мирно покоящаяся на набалдашнике крюки, судорожно подрагивала. Мне стало ее жаль. — Как долго это продолжалось? — Достаточно, чтобы наши сердца окаменели, а лица превратились в восковую маску, не способную на эмоции. Знаешь, мне ведь пришлось даже придумать ему скверну, чтобы никто не захотел к нему прикасаться. Одно прикосновение и его тайна раскрыта, и мы вынуждены бежать. Снова и снова, побег за побегом. — Мне очень жаль, Багра. Я не знала. Она криво усмехнулась, показывая всем видом, что не нуждается в моей жалости. Лицо приняло привычный скучающий вид. — Мне тоже. То, что мы имеем сейчас всецело заслуга Александра. Что ты стоишь тут передо мной, на территории дворца, почитаемая и уважаемая, а не разобрана где-то по косточкам еще в младенчестве. Но он стал опасен. Жажда власти обуяла его, застила разум, превратила в монстра. Никто не способен противостоять ему, совладать с его силой, даже ты. Надо было слушаться меня, девчонка, и бежать без оглядки, когда было время. — Я бежала, а вы лишились глаз. — Значит, ты плохо старалась! — Казалось, она с обидой выплюнула эти слова мне в лицо. — Вы боитесь его. — Осознание пришло ко мне не сразу. — Собственная мать, которая не понимает и боится своего сына. — Как ты смеешь, девчонка? Что ты знаешь о жизни? О нем? Ты глупа, не видишь ничего дальше собственного носа. — Она помахала клюкой рядом с моим лицом в угрожающей близости. — И как дурочка польстилась на его сладкие речи. Как множество других таких же дур. Грудь ее вздымалась, губы дрожали, выдавая возмущение. В какой-то степени это даже принесло мне удовлетворение после всех оскорблений и тычков, которыми она осыпала меня во время обучения. Наконец-то мы были равны, и ее обидные слова не могли меня пронять. — Я старалась дать ему все, в чем он нуждался. Защиту, укрытие, еду, какое-то подобие дома, насколько это было возможно. — В ее голосе послышались нотки оправдания, будто она винила себя в том, кем он стал. Одинокая гриш с маленьким ребенком на руках, не способная контролировать мир, но искренне желающая защитить частичку себя. — Пусть и так, но вы значительно ошибаетесь во мне. Как вы недооценили своего сына, так и недооцениваете меня. Впрочем, время все расставит по своим местам. — Я тихо подошла к ней, накрыв ее ладони своими. От этого жеста ее передернуло, не известно от неожиданности или от отвращения. — Я дам ему то, что не дал ни один человек до этого. Что не дала ему собственная мать. — В ответ она лишь покачала головой, поджав губы, то ли соглашаясь, то ли браня меня за наивность. Я совсем не пыталась ее задеть, эти брошенные слова не были попыткой обидеть или причинить боль. А скорее обещание ей и себе, что я постараюсь все изменить. Я стану для него убежищем, дам ему тепло, в котором он так нуждался. Которое не смогла подарить даже Багра. Я приму его, стану светом души. Но если план провалится, у меня будет возможность приблизиться к нему настолько близко, чтобы убить. Не дожидаясь ответа, я вышла на улицу, жадно и с упоением глотая свежий воздух. В груди было легко в первые за долгое время. Казалось, все двигается именно так, как и должно, в соответствии с каким-то невидимым планом, известным лишь Святым. Судя по всему, у Багры я задержалась достаточно долго, солнце было уже высоко, щедро заливая лес своим светом. Начало припекать. Мне захотелось окунуться в воду, остудить пыл от палящего солнца и смыть с себя духоту лачуги. Путь до озера был буквально пару минут, не раздумывая, я сняла камзол и бодрым шагом пошла в нужном направлении. У воды меня встретил знакомый силуэт. Сердце ухнуло в пятки от неминуемой встречи, от хорошего настроения не осталось и следа. Фигура повернулась по направлению ко мне, наши взгляды встретились. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — На удивление тон Мала был почти что дружелюбен. От утреннего гнева не осталось и следа. Если бы не два фингала под глазами, это бы был все тот же Мал из детства, мой Мал. — Что ж, даже высоким чинам ничто человеческое не чуждо. Захотелось искупаться в такую жару. — Я почувствовала облегчение при виде его хорошего расположения духа. Казалось, что пропасти между нами и не существовало. — Мне уйти? Такой просто вопрос, который будто выбил весь воздух из легких, не позволяя повернуть назад, забыв о разнице, между нами. — Это совсем не обязательно, ты же знаешь. — я тихо прошептала. — Конечно, я же твой личный охранник. — Нет, Мал, ты мой друг. Всегда им был и всегда будешь. — Я взглянула на его лицо, казалось, оно было зеркалом моих собственных эмоций. Смесь сожаления о том, кем мы были друг для друга и кем стали сейчас. Меня подмывало подойти к нему, обнять, но я не знала, утешит ли его это или сделает еще больнее. В нерешительности мы так и остались стоять на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Наши сердца же разделяла самая настоящая пропасть. Удивительно, как за такой короткий миг люди из самых близких и родных становятся совершенно чужими. — Ты волен уйти в любой момент, когда захочешь. — Он взглянул на меня, на лице отразилась гримаса боли. — Навсегда. Мое сердце разрывалось, к горлу подкатил болезненный ком, слова давались с огромным трудом. Все что я хотела, чтобы это поскорее закончилось. Я устала от переживаний за себя, за него, за наши отношения. Я поймала себя на мысли, что мне значительно легче, когда его нет рядом. И от этого становилось еще больнее. Он моя единственная связь с прошлым, которую необходимо обрубить ради будущего. Дарклинг был прав, Мал — моя слабость. А в настоящем времени, будучи накануне войны, быть слабой для меня — непозволительная роскошь. — Если этого хочет моя Сол Королева. — Он проделал неуклюжий поклон. — А что хочешь ты, Мал? Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он ответил. — Свободы, ветра в волосах, чувства погони за дичью, единения с природой. Вернуться в прошлое в Керамзин, к сказкам Аны Куи. Не плестись за тобой во вторых рядах, как тень. Не быть пустым местом, пешкой в партии, которую я не хочу разыгрывать. Быть как можно дальше от роскоши этого дворца, от прислуги, Короля и Королевы, от Николая и… — От меня. — Закончила я за него. Он тихо с облегчением вздохнул, будто эти слова давно просились наружу. Я могла его понять, потому что чувствовала то же самое. Разница была в том, что он был свободен, а я отныне связана обязательствами и силой. Это мое предназначение, к которому я шла всю жизнь. И я была рада обрести себя и свое место. — Если отъезд сделает тебя счастливым. — Я шумно сглотнула, выдавливая из себя слова. — Что ж, я все устрою. Можешь не переживать, твоя репутация будет обелена и выделен дом недалеко с лесом. Дальнейшую судьбу ты волен выбрать сам. Подавшись в перед, я заключила его в свои объятия. От неожиданности он замер, как статуя, все тело окаменело, но после мимолетного шока он обнял меня в ответ. Пламенно и крепко, будто мы были вдвоем во всем мире, как сиамские близнецы, которых насильно разлучают друг с другом. Я почувствовала его такой знакомый и родной запах, тепло его тела. Приятную тяжесть его объятий, стук сердца. Мои глаза наполнились слезами, грудь сдавило от удушающих беззвучных рыданий. Мы знали, что для нас это конец . Мы прощались навсегда. Мысль от того, что мы не будем вместе разрывала меня на части. Я знала, что расставаться с прошлым будет больно, но не ожидала, что настолько. Будто меня лишили рук, и я не знаю, как буду жить без них. Жить без Мала. Он разорвал объятия внезапно, без предупреждений. Резко крутанув на каблуках, без единого слова он ушел, оставив меня одну около озера, разбитую, со слезами на щеках и с пустой зияющей рваной раной вместо сердца.