***
Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы вернулись из Дарраума. Казалось бы, за это время жизнь должна бы была уже войти в привычную колею и течь размеренно и спокойно. Однако не всё так просто. Вроде бы тот же город, тот же дворец, тот же ангар и тот же «Феникс». Также веселы и беззаботны Твитч и Спайк. Кстати, Твитч как-то раз даже принес мне собственноручно сооруженный букет из гаек, так что у меня не оставалось никаких сомнений в серьезности намерений нашего общего друга. Эти слова Лина сопровождала развеселой улыбкой, ибо о проделках Твитча невозможно было вспоминать без смеха. Но дело не в букете из гаек. Дело в том, что все привычные вещи вдруг стали представляться мне в совсем ином свете. Я не могу сказать, что мир вокруг меня перевернулся с ног на голову, хотя с момента знакомства с селуритами и зилантами у нас действительно много чего переменилось. Я имею в виду, что что-то изменилось во мне самой. Я стала другой. Я очень… Лина запнулась и покраснела. Я очень часто вспоминала тот вечер… Тогда, перед осадой Ньюшира… Макс, помнишь? «Конечно, − энергично закивал Макс и тихо добавил, − Наш первый поцелуй». Да, наш первый поцелуй. Когда мы вернулись домой, то стали чаще видеться с Максом, чаще, чем раньше. Макс приходил ко мне в мастерскую, изо всех сил пытался вникать в мою работу и помогать, где это было нужно. Ему даже удавалось иногда вытащить меня на какое-нибудь гуляние или в парк, хотя я обычно отчаянно сопротивлялась, ведь мои изобретения не сконструируются сами собой. Как видите, внешне наше общение оставалось в более-менее привычных рамках. Но я чувствовала себя совсем иначе, когда рядом был Макс, и Макс, как я заметила, ощущал ту же странность и в своей душе. Ещё я заметила, что королева Шифа всё чаще смотрит на нас как-то странно. Иногда она подолгу говорила с Максом. Как потом пояснил мне Макс, королева расспрашивала его о государственных делах, со вниманием выслушивала его проекты и между делом небрежно вставляла в разговор замечания о королеве Фелине, которую очень хвалила. Макс рассеянно отвечал на её слова о тигрице, не будучи способным в силу своего простодушия раскрыть замысел матери. Ох, дальше… М-м-м… Не хочу сказать ничего плохого о королеве Шифе. Видит Бог, я её очень уважаю и люблю. И, будь я на её месте, я не даю гарантий, что вела бы себя как-то иначе. Более того, наиболее вероятно, что я предпринимала бы те же действия, исключительно из желания своему ребенку лучшей доли. В скором времени в Львиное королевство прибыли королева Фелина и кардинал Рыкьё. Не помню уже точно, по какой формальной причине они решили нанести нам визит. «Конфликт с государством минотавров, − заметил Рыкьё раздраженно и вздохнул. – Да, политик из тебя вряд ли выйдет, Лина». Я и не претендую на звание политика, Рыкьё. Я видела, с каким радушием королева Шифа принимает Фелину, и, вспомнив о её разговорах с Максом, быстро поняла, куда она клонит. На третий день после прибытия наших гостей давали грандиозный бал. Макс пригласил меня. Моей радости не было конца, и весь вечер перед днем бала я разбиралась с прической и платьем. Единственное, что меня печалило в моем положении, это то, что мне не удастся в срок закончить работу над новым двигателем для «Феникса». На следующий день утром я случайно слышала разговор Макса с королевой Шифой. Его мать была недовольна, что он пригласил меня, а не Фелину. Макс возражал ей. Вообще говоря, они говорили довольно мирно, хотя и не соглашались друг с другом. В конце концов королева махнула рукой и сказала «Делай, как знаешь», но тоном, дававшим понять, что действия сына ей не по нраву. Потом к ним присоединился Адиса и, узнав в чем дело, только руками развел. «Пригласил Лину, ну, и прекрасно! Такую умницу грех не пригласить», − заметил он. «А как же Фелина?» − возмутилась королева. «А что Фелина? Они же с кардиналом Рыкьё идет, ей другого кавалера и не надо», − простодушно улыбнулся Адиса. «С… кардиналом?!» – поразилась королева. «Да, − невозмутимо ответил Адиса. – Только не говори мне, что это тебя удивляет. Полдворца уже судачит о том, какими красноречивыми взглядами они обмениваются. А послезавтра, как я слышал, кардинал пойдет к Папе Рыкскому. Полагаю, что эти два события напрямую связаны». Королева Шифа слушала его, раскрыв рот. «Но… − оторопело пролепетала она. − Как же? А с другой стороны, зачем она обязательно должна быть королевских кровей?» «Кто − она?» − спросил Макс, хорошенько не понимавший, что происходит. «Твоя невеста», − коротко ответила королева. «Моя… кто?!» «Невеста». «Да я как-то пока об этом не думал… серьезно», − ответил Макс. «Не думал? А Лину кто на бал пригласил?» − удивилась королева. «Но это же ничего не зна…» − проговорил было Макс, но осекся, ясно увидев, что это значит очень много… Вот. Как-то так. Они ещё говорили, но я уже не слушала и пошла потихоньку на бал. Честно говоря, я не знала, что и думать. То мне казалось, что я самое счастливое существо на свете, то мне хотелось провалиться под землю. Что до бала, то… Нет, я не мастер описывать балы. Могу только сказать, что никогда мне ещё не было так радостно и весело, как тогда, когда мы кружились с Максом в танце, ловко скользя по паркету. А спустя два года после того вечера перед осадой Ньюшира Макс сделал мне предложение.***
На этой торжественной ноте Лина закончила свою часть повествования. Всё это время собравшиеся слушали её, затаив дыхание, и лишь в редких случаях позволяли себе вставить пару слов в виде комментария. Особенно внимательны были дети. Они сели на ковер возле кресла Лины и до самого конца истории не промолвили ни слова. Только их сверкающие глазенки жадно следили за каждым движением губ и каждым жестом рассказчицы. − Ну, я кончила. Рыкьё, теперь твоя очередь. − Да, верно. Простите мою заминку. Сейчас немного откашляюсь… Вот, кажется, горло прочистилось. Что же, слушайте.***
Хм, мне казалось, что наши с Фелиной взгляды, которые мы посылали друг другу исподтишка, не были никем замечены. И я бы не назвал их красноречивыми с такой непоколебимой уверенностью… Да, должен признать, что приключения в Даррауме изменили судьбу всех нас и заставили совсем по-другому взглянуть на наших ближних, с кем мы шли рука об руку уже столько лет и даже не подозревали, как в действительности ценим и любим их. «Ну, пошел проповедовать, бывший кардинал!» − добродушно засмеялась Фелина. Лина тоже улыбнулась, Макс же расхохотался во всё горло да так громко, что Кристен, которая уже начала дремать, резко встрепенулась. Не сбивайте меня. Я понимаю, что говорю несколько высокопарно, и речь моя звучит напыщенно и забавно для слуха обычных смертных, которые частенько не в состоянии грамотно и красиво оформить свою мысль так, чтобы она дошла до других в своем неизменном виде и воспламенила их сердца. Говоря это, Рыкьё бросил надменный взгляд в сторону Макса. Макс беспокойно заерзал на кресле и уставился в пол. Довольный произведенным эффектом и гордый, что поставил «парня из джунглей» на место, Рыкьё позволил себе холодно усмехнуться и продолжил. В своё время у меня тоже возникали проблемы с изложением своих дум другим, но система тривия и квадривия в церковной школе и обучение на богословском факультете сделали своё дело, превратив меня не только в доктора богословия, но и в хорошего оратора. Впоследствии моё красноречие очень пригодилось, когда… «Рыкьё, по-моему, ты немного отвлекся», − осторожно заметила Фелина. Но ведь речь идет о конфликтах с минотаврами! Это же очень интерес… «Мы же договорились, какую историю рассказываем. И она не о минотаврах, чтоб им пусто было», − настаивала Фелина, легонько поглаживая длинные пальцы правой руки бывшего кардинала, которой сей тигр, лишившийся сана, теребил плед. Да, да, знаю. Но о минотаврах я тоже обязательно расскажу когда-нибудь. Лина уже обмолвилась, что я прибыл в составе делегации нашей королевы, а также о запланированном посещении Папы Рыкского. Следует отметить прозорливость короля Адисы, отметившего возможность существования связи между «красноречивыми взглядами» и моим намерением лично повидаться с Леозо. Надо сказать, что последний изрядно удивился, увидев, как я вхожу в его кабинет. Он не ожидал моего появления и выразил желание узнать, что привело меня сюда, а также попросил дать некоторые пояснения относительно странных слухов о моем отношении к королеве Фелине, которое, если верить молве, начинало обретать черты сугубо личной глубокой привязанности. Леозо, конечно, надеялся, что я примусь опровергать сплетни, поползшие по столице и уже выбиравшиеся за её пределы. Однако каковы же были его негодование и изумление, когда мои слова ясно подтвердили обоснованность слухов. Когда же я с удрученным видом объявил, что не имею никакого морального права занимать пост кардинала, ибо с некоторых пор не способен неукоснительно соблюдать все данные мною обеты, и прошу лишить меня сего почетного сана, праведный гнев Папы Рыкского был столь велик, что он позволил себе презреть нормы языка и разразился грубой витиеватой бранью. Злоба сделала его весьма острым на язык и изобретательным в выражениях, и, не будь в нашей компании детей, я бы, пожалуй, привел вам парочку примеров его поразительного словотворчества. Дело чуть не дошло до членовредительства, ибо в порыве бешенства Леозо схватил кочергу и уже приблизился ко мне на довольно опасное расстояние. Однако нанести ущерб ему не удалось. Мне с прискорбием приходится признаться, что я был вынужден вступить в схватку и принять некоторые оборонительные меры, результатом которых стал полет Леозо через стол, завершившийся довольно неприятным падением на пол вместе с креслом. После этого знаменательного события Папа Рыкский минут пять лежал на полу, не предпринимая никаких попыток подняться. Я уже начал предполагать, что меры, предпринятые мною для обороны, оказались слишком жесткими, когда шорохи и кряхтение возвестили о том, что Леозо если и не здоров, то по крайней мере жив. Я поспешил к нему, желая помочь подняться. Однако Леозо отказался от моих услуг, памятуя о моих бойцовских навыках и опасаясь, как бы я вновь не преминул прибегнуть к ним. Во время дальнейшего разговора он проявил гораздо больше рассудительности и спокойствия, чему, скорее всего, способствовал вышеописанный полет через стол. К чести Папы Рыскского следует заметить, что он всеми силами старался найти способ вырвать меня из лап мирской жизни, которая ещё с давних пор казалась мне очень заманчивой и неумолимо затягивала меня всё больше и больше. Однако сие ему не удалось, и, поворчав, он согласился снять с меня обязанности кардинала, хотя и сетовал, что церковь теряет в моем лице довольно много. Но, несмотря на великую скорбь, причиненную моим уходом из церкви, Леозо довольно быстро нашел подходящую кандидатуру на должность кардинала Королевства Белых Тигров, и не успел я покинуть его резиденцию, как этот счастливчик, назначенный занять мое место, поспешил собирать чемоданы. Теперь я не был связан священными обетами и мог свободно прийти к Её Величеству с предложением снизойти до меня и составить мне счастье до конца дней моих своим обществом, войдя ко мне в дом хозяйкой и супругой. К этому я присовокупил уверение, что моё чувство сильно и проверено временем, так что опасаться возможных разладов не приходится. К тому же мы уже много лет трудились бок о бок на благо Королевства и знали друг друга очень хорошо, вплоть до мелочей. И…***
− Да, ты распинался передо мной добрых два часа, − прервала его Фелина, сопровождая свои слова теплой улыбкой. – И говорил точно таким же витиеватым слогом. − Судя по тому как ты улыбалась тогда и твои глаза светились от радости и удовольствия, моя речь тебе очень понравилась, хотя она и отличалась завидной длиной. − Конечно, понравилась. Знаешь, все эти признания любви из рыцарских романов не стоят и ломаного гроша по сравнению с твоим. Лина и Макс переглянулись. Да, их признание было куда менее многословным и вычурным. Максу снова стало как-то стыдно, что он не владеет красноречием на таком высоком уровне, на котором находится Рыкьё. Лина же, заметив смущение на лице короля, ободряюще улыбнулась ему, давая понять, что ей всё равно, умеет ли он «грамотно и красиво оформить свою мысль» или нет.***
Хозяева дома и их гости разошлись по своим комнатам лишь за полночь. Вскорости все они погрузились в глубокий безмятежный сон, сопровождавшийся приятными и светлыми сновидениями. Только в одной комнате кипела жизнь, и этой комнатой была детская спальня. − Итак, смотрите, у меня есть шесть жемчужин перемещений, − полушепотом объявил Алдо и выудил из-под подушки небольшой мешочек, довольно увесистый для своих скромных размеров. В это время Бенигнус проверял, насколько надежно задернуты тяжелые шторы и насколько плотно закрыта дверь. Затем он подошел к комоду и зажег свечу, стоявшую на нем. С этим-то светильником он и направился к кровати Алдо. Достигнув цели, тигренок опустил свечу на тумбочку и сел рядом с селуритом. − Когда ты успел их перепрятать? – удивился он. − Перед ужином, когда выходил во двор с Кристен. − Ясно. Кристен тем временем вылезла из-под одеяла и принялась протирать глаза, сладко позевывая. − А я думала, мы спим, − заметила она. − Пусть взрослые так думают, − с загадочным видом заметил Бенигнус. − А что мы делаем, если не спим? – спросила озадаченная Кристен. − Думаем. У нас всего шесть жемчужин, Кристен. Ты понимаешь, что это значит? – внушительно произнес Бенигнус. − Н-нет, − запнувшись, ответила Кристен. − Это значит, что каждый из нас сможет переместиться только два раза: туда и обратно, − с видом профессора пояснил Бенигнус, покровительственно глядя на маленькую львицу. − Так что права на ошибку у нас нет, − вставил молчаливый Алдо. − Вот именно, − грозно произнес Бенигнус и не менее грозно вытаращил глаза для пущего эффекта. − Ого… − протянула Кристен; в её душе в этот момент шла ожесточенная борьба слепого страха и бесконечной радости при мысли о встрече с неизведанным. – А всё-таки здорово, что вы рассказали мне про свой союз! − Да, Кристен, не забудь, − тем же покровительственным тоном продолжал Бенигнус. – завтра в пять утра. − Завтра в пять, − пролепетала она едва слышно, глядя, как жемчужины перемещений сверкают загадочным светом в руках Алдо.