Нет в мире краше Родины нашей

К тому моменту, когда Маша, Варя, Дазай и Федор прибыли, до начала богослужения оставалось немного. Сзади слышались перешептывания местных бабушек. — Ты посмотри какая молодежь сейчас пошла! Девка, а в церкви без платка! — поворачиваются в сторону этого раздраженного высказывания. Бабка дергает другую, показывает на Чую. Если бы наши герои могли бы громко рассмеяться (особенно Дазай), они бы это точно сделали. Нет, Чуя определенно не из класса брутальных мужчин, но на милую красавицу он тоже не смахивает. Хорошо, что хоть не слышит этого, а то тут началось бы такое представление, что мама не горюй (а Романовых так вообще, поминай, как звали, ведь им все это разгребать). С другого боку слышат: — Присаживайтесь. — произносит немолодая женщина, обращаясь к Фукудзаве. — В вашем возрасте… — Я постою. — не то чтобы тот факт, что в 45 его приняли за деда, как-то задевает, но все-таки он вроде как еще в состоянии стоять со всеми. На свободное место приземляется Мори. Две пары глаз удивленно направлены на него. Элиза шустро догоняет Огая. — Мы ровесники. — внезапно, одна из брюнеток восклицает, гораздо громче чем положено в таком месте. — Рампо! — на нее шикают. — Ты чего уселся, совсем что ли?! — тянет за руку, чтобы тот встал с лавочки. Маша не из тех, кто думает о чести семьи и прочем в этом духе, но учитывая количество пожилых людей в помещении, так бесцеремонно сесть на лавку выглядело максимально некультурно. — Эти места для пожилых и детей, а ты тут у нас не калека! — Ну, Мэри-чан, я устал с дороги! Мы шли тааак долго! — девушка чувствует на себе взгляды посторонних, любопытно наблюдающих за разворачивающейся картиной. Не хватало им еще слухов по деревне, что молодой человек дочери Достоевких ноет, словно дитё малое. Нет, Романова не жалуется на такие выкрутасы (за них она его и полюбила, что ж тут говорить-то), но деревенский простой народ не оценит такое поведение для мужчины, особенно его возраста. — Будь потише, на нас уже люди смотрят. — спешно отходит, аккуратно уводя парня под руку. — Так, — Мария собрала всех вокруг себя, чтоб рассказать всю соль службы. Самое трудно испытание, что могло с ними произойти еще далеко не позади (хоть они пока об этом и не знают). — Сейчас начнется служба. Во время ее, особо не шарахаемся туда-сюда, делаем вид, что слушаем молитвы, когда молитва заканчивается, крестимся, как я вас учила. Напоминаю, вверх, вниз, вправо, влево. — все кивают. — А как понять, когда молитва закончилась? — робко спрашивает Ацуши. Действительно, очень дельный вопрос, однако. Но дело в том, что сама Маша ответа на него не знает также. — Ну, когда все крестятся, тогда и вы креститесь. Поняли? — очередной кивок. — Во время службы можно поставить свечку, за здравие на круглый стол или за упокой на квадратный, но это вам так, для общего развития. Кека может сесть к детям, хоть ты и старше семи лет, все равно за ребенка прокатишь. — девушка удаляется в сторону лавки с детьми. Ровестников и братьев по разуму у нее, к сожалению нет, но зато она единственная, кто присел с дороги (везучая). Все расходятся потихоньку по помещению в разные стороны, начинается чтение молитв.

***

Спустя пару часов Накахара осознал, что такое на самом деле стоять. Конечно, он не был в плохой физической форме, но все же на заданиях ему еще не приходилось с получасовой дороги пешком два часа смирно, ровно стоять, словно столб фонарный. Еще и надо было не забывать креститься время от времени, а это тоже требовало энергии (по большей части энергии мозгов, чтоб вспомнить весь порядок действий). Остальные держались хорошо, только вот Акутагава выглядел уже, как призрак, на что Гин решила, что надо бы отвести парня на воздух (а с ней вдогонку Хигучи побежала). Сначала Кека внимательно наблюдала за процессией, но вскоре до нее дошло, что это безумно скучно и она успешно засела в раздумьях. — Пройтись, может… — произносит она. Маленький мальчик лет пяти дергает ее за рукав, когда та собралась вставать. — Ты что, нельзя! — шепчет он ей. — Служба идет! Я один раз бегал, потом наругали. — девушка присаживается назад. Проводит глазами по внутреннему убранству здания, замечает вдалеке Дазая. Рядом с ним низкая симпатичная девушка. — Я поставлю свечку за ваше здравие. — берет одну из тех, что Варя дала подержать, пока они с Машей ставят за упокой родителей, и с лицом полной непоколебимости ставит свечу на квадратный стол. Он так и не понял удивление, а затем последующую обиду дамы, просто приняв для себя факт, что русские очень странные люди. В этот момент чтение молитв закончилось, всех к себе позвали Романовы. — Сейчас будет причастие. Вам нужно будет подойти, сложить руки крестом на груди, сказать имя и выпить немного вина с сухариком. Вам все дадут. — при слове «вино», в Чуе проснулись последние жизненные силы, и он решил для себя, что откинется чуть позже. Начала выстраиваться очередь к священнику. Не успела Варя и взгляда бросить, как ее молодой человек улетел в сторону скопления людей. Она не стала останавливать (а смысл, все равно все туда пойдут), стала ждать. — Меня зовут Чуя. — произносит парень. — Что же ты Чуя без платка-то в церкви. — его брови опускаются. Нет, даже тупой смог бы понять, что его приняли за девушку. Его?! За бабу?! — Я парень. — боковым зрением он видит, как на полу лежит Дазай, который утверждает, что ему плохо (не упоминая, конечно, что плохо ему от смеха). Даже толерантная во всех подобных вопросах Маша робко смеется, прикрывая рот рукой. Злой Чуя берет чан с вином, стоящий возле священника и делает глотков пять. Хватает с ложечки сухарик, съедает и уходит, оставив присутствующих в легком шоке (а может и не легком). — Прости, я все понимаю, но в такой ситуации мог оказаться только ты. — Варя смеется, но не громко, поскольку здесь все же не положено. Дазая повели на выход, так как он уже начинал потихоньку задыхаться от смеха, там они все равно с Акутагавой вместе посидят (к слову с ним все хорошо, только Осаму теперь шутит, что из него вышел демон). Тем временем очередь стала продвигаться дальше.

***

С того момента, как наши герои пришли в церковь прошло четыре часа. За это время Йосано могла бы отгладить все белье в доме, причем на высшем уровне. Дазай мог бы познакомиться со всеми девушками на селе, Акутагава перестирать все вещи, а Куникида перекосить все поля. Но нет, сейчас они изображают порядочных православных, которые на Пасху ходят в церковь и только рады ставить свечки и целовать иконы. Почему никто до сих пор не задался вопросом «Ради чего все это?»? Зато Федор был доволен. Несмотря на свою физическую форму, он, в отличие от остальных, ни капли не выдохся и простоял все это время на ногах (вот, что Бог с людьми делает!). Все дожидаются последнюю Йосано, съедающую сухарик. — Так, а сейчас мы все дружно едим просфору и запиваем её компотом. — Мария опять отводит всех в сторону. — Пойду пока и сообщу это нашим гуленам. — получив кивок присутствующих, удаляется в сторону выхода. К ее счастью, там Дазай не заигрывал с девушкой. Даже не издевался над Акутагавой и не творил что-то несуразное, а просто сидел на лавочке подле входа. Рядом с ним Рюноске, как всегда хмурый, но тем не менее живой, что нельзя было сказать про него тогда во время службы. Сейчас, вроде как оклемался. Маша прикасается к их плечам, отчего оба вздрагивают. Смотрит вдаль. — Никогда не замечала, что тут так красиво. — произносит она. И ведь действительно, территория возле монастыря не была как либо украшена, но вокруг не находилось домов, ни единого. Все это делало атмосферу очень свежей и подходящей для вероисповедания. Даже воздух, как будто другой, наполнен каплями испаряющейся росы, запахом ближних полей и полевых цветов. Конечно, в селе такого нет, что уж говорить про шумную и суетливую Йокагаму. — Пойдемте просфору жрать. Вошли, все уже уплетали булочку (если это можно таковым назвать), кто-то приступил к компоту. Когда Маша вошла, первое, что бросилось ей в глаза, это Рампо с двумя надкусанными просфорами. — Ты, откуда взял две?! — выхватывает одну из руки. — Я подумал, что может ты не будешь, она жесткая и безвкусная. — ага, а сам за обе щеки уплетает, вот паразит. Девушка не стала бранить его (все равно уже ничего обратно не вернуть), но без приема пищи сутра она осталась. Сейчас должен начаться крестный ход. Не знаю, знаете ли вы, мои читатели, что такое крестный ход, но если вкратце, то это, когда народ дружно выходит на улицу и наворачивает три круга вокруг храма, против часовой стрелки, неся при этом иконы. Сложность предстояла в том, что им надо пройти еще гребанных три круга, после четырех часов стояния на ногах! Делать нечего, тем более финальный бой всегда самый тяжкий. Романовы беззаботно оглядывали местность, стараясь не замечать адские боли в голенях, на втором круге решили проверить состояние присутствующих. — Где Чуя? — вопрос риторический, так как скорее всего никто не знает (вариант с Осаму решили отложить). Начиная в третий заход, от компании отвалились и Кека с Ацуши и Акутагавой. Стали закрадываться сомнения насчет того, что все дружно решили где-то зашкериться и откосить от хода, но тут, внезапно, Варя замечает шевеление в районе кустов и старой шины подле. Мысли подтвердились, это была наша хитрая четверка (только хитрости не хватило, чтоб совсем всех обмануть). Во рту рыжеволосого девушка замечает булку. — Откуда…? — Кека вынимает из-под подола платья еще несколько. — Хотите, Варя-сан? — эта девушка умнее всех идиотов здесь. Карманы, образовавшиеся после зашивания фартучка в сарафане, стали хорошим местом для хранения еды. Сейчас все четверо уплетали провиант только в путь. В тому моменту, послышались людские голоса, начал выходить уставший народ из монастыря. Значит, самое время идти поцеловать крест, а после домой. Никто не противился такому раскладу, поэтому в избе Достоевских уже через полчаса находилась изнеможённая коллегия.