Живые.

Всё пошло по пизде… говорил же, предупреждал, бля. Джонни сходил с ума в дрожащем от боли теле, которое надо вывести в безопасное место…всё, как часто бывает в его жизни, превратилось в грёбаный Ад. Сначала всё достаточно бодро шло — мальчишка, танцуя, скакал по крышам, а он с удовольствием наблюдал за перемещениями Ви. Как бы он его ни материл, но в глубине души Джонни понимал, что Ви хорош — иначе просто не дожил бы до своих 25 лет. В своём деле он профессионал — не хватает ещё сноровки, изящности чтоль, немного неуклюж и предпочитает переть напролом там, где можно сыграть тоньше, но всё равно хорош. Минус один снайпер — с лёгкостью, как покурить вышел. Пробег, балкон, выстрел — минус два. На подходе к третьему он услышал переговоры — услышал его. Адам-ёбаный-во-все-щели-Смэшер, этот уёбок жив. Ярость хлестнула по венам — все долгие дни, слившиеся в годы в Микоши, он мечтал о его смерти. Он хотел медленно топить его в кислоте, резать на куски тупой пилой, отомстить за чёртову клетку, за Альт, за себя и даже за Ви — по вине этого ублюдка он заперт в его теле. Третий снайпер. Они за пеленой ярости чуть не сорвались — он вовремя подхватил управление телом, вывернувшись, повис на руках, прыгнул на балкон… тихо, не дышать, подойти… как же бесят иногда габариты пацана — боец, а не разведчик, кабан, бля, здоровый… Тихо, тише… теперь стреляй… Всё, попал. Молодца, двигай дальше. Ёбаный ад, девка нетраннер… отключить, да и хуй с ней. Твою мать..... ещё один самурай!!! Припизднутый Ода… Такэмура, мудак!!! Возьму на себя!!! Видали таких, корпоратская тварь… Выстрел, уворот… беги наверх, гранату кидай, давай в шею… клинки богомола, неприятная дрянь… Стимпак, ещё один. Стреляй, ёб твою мать, в голову, а не туда, куда ты попал, давай, Ви. Всё, почти… да. Добивай мудака! Бля, ты серьезно оставишь его в живых?! Охуел? Он бы тебя добил, тупой ты еблан, кодекс чести к таким, как он, неприменим! Такэмура просил… тебе напомнить, что Такэмура обешал сделать? А именно — взять мудака на себя, но, видимо, ручки пачкать не захотел, корпоратская мразь. Давай, подключайся — посмотрим, ради чего этот цирк. Ви подсоединился к камерам, быстро найдя нужные. Изящная японка разговаривала по телефону с Ёринобу — Ви с безразличием рассматривал Ханако. Джонни про себя отметил, что вкусы у него с пацаном похожи. Ему тоже никогда не нравились такие фарфоровые куклы, которых хочется разве что поставить дома на полку, как сувенир из далёкой страны — красивый, но чуждый. Так, вот и ронин… Чё за хуйня? Он решил похитить Ханако Арасаку? Ёбнутый псих, он совсем сжёг мозги. Говорил же, подставит тебя эта корпоратская мразь… *** Стук-стук-стук-стук. Какая-то дыра. Этот гений конспирации попристойней помойку найти не мог? Тут даже крысы в мои времена не стали бы жить. Сейчас то их нет — всех сожрали, кроме той, что за дверью. — Здравствуй, Ви. Я предложил Ханако-сама чай, но она отказалась. Да ебать, он круче меня. Псих — похитить дочь главы корпорации, чтобы предложить ей чай… — Ты должен с ней поговорить, Ви. Ханако-сама, вот человек, про которого я вам говорил. — Не верь ей, Ви, ни грамма не верь. Что за нах… арасакский спецназ за дверью…  — Отходим, Ви, твою мать! Темнота. — Ви, вставай, надо валить, пока тебя не обнулили! Джонни психовал боялсяща их обшую жизнь но не мог перехватить контроль над телом без сознания по крайней мере на данный момент биомон его оттторгал — Такэмура… надо помочь… Бля, ожил на мою голову. Только глаза продрал — уже спасать бежит… — Уходи, его не спасти! Да куда ты полез?! Бляя, нахуя тебе этот опездол… мы ляжем вместе с ним… Вывел. Ебанутый герой — везде успеть, всем помочь. Кроме себя… *** Сбой в работе биочипа. Больно, голова… — Больно, Джонни… — отчаянный хрип. Оргвнизм сходит с ума надо успеть ну же пусти я отведу в безопастное место. — Не бойся, ты не умираешь. Пока. Перехватить контроль, довести до машины… Да мать твою… Давай, Ви, вот так… Тело как херовый костюм — неудобно, кажется тесным или наоборот, слишком большим, слишком не так всё… но ладно, мне нужно дотерпеть до места. Всё, почти приехали. Ты хотел привести его сюда — радуйся, привёл. Хотелось бы верить, что не зря. Вроде приходит в себя. — Так пахнет морской бриз. Пошатываясь, Ви встал, опираясь на балкон. — Где мы? Там, где тебя никто не будет искать. — «Отель Пистис София приветствует вас.» Сейчас мы единственные гости. — Ты привёл меня сюда? Видимо, пацана всё же конкретно приложило головой — тупит даже сильнее, чем обычно. — Нет, Санта-Клаус привёз. Видишь здесь ещё кого-нибудь? — Спасибо. Мы в Пасифике? Нет, на Майями-бич… конечно Пасифика, разве её можно с чем-то спутать? — А где ещё? Иди за мной. — Зачем? — Сейчас узнаешь. Направо, поворот — вот она, пришли. Мой личный грёбаный лимб, моё проклятье… Шум вентилятора на потолке. Свет полицейских сирен, как и солнечный свет, почти не проникал сквозь опущенные жалюзи. День или ночь — какая разница, жив или мёртв — не имеет значения. Мудак, какой же я был идиот… но в тот момент мне казалось, что всё кончено, время остановилось. Только засраный номер отеля, только вентилятор гудит, разрезая на ломти тёмный, почти осязаемый прокуренный воздух. Встать, прикурить, снова лечь. Всё напрасно, всё ложь. Они умерли зря. Жетоны в руках… Взрыв, кровь заливает глаза, запах палёного мяса, кровь, везде кровь и кишки, запах дерьма и крови, крови и дерьма. Он был ещё жив, с развороченным животом. Он протянул мне жетоны и сказал, что я должен жить — за него, за тех, кто ушёл… Тех, кто сошёл с ума, застрелился в облёванном сортире, бросился под огонь, не выдержав картин войны, каждодневных смертей… У него осталась сестра и мать, которых он хотел вытащить из грёбаной нищеты. Корпорации обещали хорошо заплатить, когда вернемся домой… «Это лёгкая победа, мы правы, мы победим» — ложь, которой нас кормили на завтрак, обед и ужин, а чаще — вместо них. За что он погиб? За что умерли все они? Ради того, чтобы корпоратские выблядки и их отродья пихали в жопы шлюхам хуи в кокаине? Ради того, чтобы счета верхушки Арасаки разрывало от нулей? За это он отдал свою жизнь… За это ты лишился руки. Выкинули, как пса — вот тебе новый протез, даже лучше, родной. Подлечись и снова в бой, солдат, смирись или сдохни. Нет… не хочу, не могу с этим жить, выдрать бы из груди сердце… Мою душу уже не отмыть от смрада бессмысленной бойни, не хочу жить с вами в одном мире, бляди. Бутылка летит в стену. Он не пьян — алкоголь и наркота не берёт, невозможно забыться, закрыть глаза и не видеть кошмаров… Пистолет — это выход. Щелк — взвод курка, приставить к виску, чтоб наверняка… Хочешь всё проебать? Ты хочешь проебать его дар — то, что он отдал за тебя, мудака, свою жизнь? Соберись, говно, ты можешь открыть всем глаза на то, что происходит за чистеньким фасадом маленькой победоносной войны, на всю эту грязь, на этот насквозь прогнивший мир. Вставай, самурай, твоё время пришло… — Представь, что сейчас война. Ты закроешь меня от пули? Да, знаю, что несу хуйню, в Найт-Сити каждый сам за себя. Просто, твою мать, скажи… просто скажи мне, как ты считаешь сам. — Закрою, Джонни. Я сделаю это для тебя. Перехватывает горло, тяжело дышать — искренность в словах Ви чувствуется каждой клеткой тела. Мелкий, где же ты раньше был? Не родился ещё. Когда ты был живым, он ещё не родился — да и не надо было тебе, мудиле, этого раньше. Признайся — тебе до Микоши честность вообще была не важна и на правду было насрать. Помнишь, что ты нёс Керу? Победа любой ценой. Ты нёс свою месть, как знамя и похуй, кто умрёт ради тебя, похуй, кто закроет собой… Бля, Ви… Так, сейчас тему меняй, пока не натворил хуйни. — Видишь решётку? Руку просунь. Так, тяни… Это твоё. Это жетоны человека, который пожертвовал жизнью ради меня в Мексике… — А?.. — Смотрит непонимающе. Бля, почему ты просто взять их не можешь? Без этого всего, чтобы мне не приходилось объяснять вещи, которые я сам до конца не понимаю. — Теперь они твои. Это обещание, Ви. Я на твоей стороне. Когда придёт время, я отдам за тебя жизнь — исчезну, вернусь вместе с Альт за Заслон, а ты будешь жить дальше. Жетоны напомнят мне об этом. И ещё одно — обещай мне. Адам Смэшер — я хочу знать, что он мертв, что он умер в мучениях, захлёбываясь кровью или что там у него вместо нее. Я хочу, чтобы он подыхал долго… обещай. Наемник смотрел глаза в глаза и, слегка помедлив, ответил: — Хорошо, Джонни, я обещаю тебе. Отлично. Это больше того, что я мог ожидать. А теперь нам… — Надо поговорить с Бестией — я хочу, чтобы она пошла вместе с тобой. — То есть, мне рассказать Бестии всё, как есть? На лице соло выражения «ты что, сдурел?» и «кто же поверит в эту хуйню?». — Не парься, говорить буду я. Да, тебе придется одолжить мне тело — ты не знаешь, что сказать и на что надавить, а я знаю, как ей управлять. Прими таблетки и доверься мне. А пока нам желательно пожрать и поспать, вечер должен быть интересным. Вставай, пошли на выход, живее. *** Темно. Ви прижимается к чужому телу, его медленно ласкают сильные руки — странные ощущения. Он спит? Конечно сон, ибо наёмник понял, кто рядом с ним. Контраст живой и металлической рук был невыносим, жар кожи и холод протеза — он не знал, куда себя деть, теряясь, подставляясь под дразнящие прикосновения. Укус в шею, после — нежный поцелуй, возбуждение нарастает. Сквозь рёв крови в ушах он слышит собственный хриплый стон. Смешок в ухо, лёгкий укус, губы Джонни дразнят, прикусывая, мочку, на лицо падают чужие отросшие пряди — он пытается схватить их губами, снова смешок. Живая рука Джонни медленно скользит по поджавшемуся животу, очерчивая мышцы пресса, к стоящему колом члену, кончиками пальцев задевает головку — от этих прикосновений вышибает дух, круговыми движениями дразнит, ласкает уздечку. Пальцы металлической руки тем временем терзают сосок — он и не знал, что это его эрогенная зона. Возбуждение сводит с ума, одежда мешает — к чёрту одежду. Его прошибает дрожь, когда Джонни с усмешкой обхватывает оба члена рукой и начинает дрочить — сначала медленными, уверенными движениями, постепенно набирая темп, срываясь в чувственное безумие. Ви кажется, что с него содрали кожу, оставив оголённый нерв. Губы сводит от поцелуев, невозможно оторваться, чтобы вдохнуть. Страсть жаркой волной туманит сознание, удовольствие шкалит за любой известный Ви предел. Они так близко — Ви слышит чужие мысли, гитарный перебор у него в голове явно принадлежит Джонни вместе со спутанным клубком желаний: выебать, сожрать, присвоить — и в то же время спасти, защитить… и отдать. Тела сплетаются в страстном танце, сбитое дыхание. тихие стоны. Впиться ногтями в рельефную спину, царапая, гладя, кайфуя от того, что можно… сейчас можно всё. Он понимает, что Джонни так же рвёт крышу — мышцы под руками напрягаются и на гладкой оливковой коже выступают капельки пота. Он слизывает их, дурея от вкуса соли на языке, кончиками пальцев гладит старые шрамы. Джонни хрипло, сквозь зубы стонет, дыхание сбивается, поток желаний захлёстывает девятым валом — хочется больше, ещё, сильнее. Ласки наоборот становятся почти невесомыми, но от каждого прикосновения хочется кричать, срывая голос, тело как натянутая струна — его бьёт мелкая дрожь, и он, кажется, сейчас начинает понимать, как это — когда пальцы от желания сводит… Ви распахивает глаза. На лице Джонни над ним какая-то первобытная страсть, тёмное пламя горит в глазах, губы искусаны в кровь, волосы в беспорядке падают на плечи. Он поднимает руку и касается щеки — Сильверхенд со стоном подаётся вперёд, подставляясь под ласку. Джонни сглатывает, притягивая его к себе. Ну вот — обещал же, что только почувствовать один раз, вспомнить, как быть живым, но… разве попробовав, можно себе отказать? Блядь, Ви… Какой же ты… бля… Наёмник извивался в его руках, ощущение их общего возбуждения плавило мозг, врубало инстинкты. Джонни удерживал контроль из последних сил, он не хотел причинить действительно сильную боль, но Ви под ним отшибал мозги. Хотелось вломиться в это тело, вцепиться в шею, почувствовать вкус чужой крови во рту, трахать так, чтобы не мог ног свести. Кусать губы, вплавиться, вжаться… до синяков сжимать… залезть под кожу, быть с ним — в нём, отдаваться и снова брать, позволить себе всё, что не мог, отпустить себя, быть живым… и свободным. Довести до края, до смывающего всё наслаждения, раствориться, слиться в одно целое и вместе рухнуть за грань… Блять, наваждение… сумрачный бред, действительно сны. Мои сны в Микоши — хотел бы я, чтобы они были о тебе… Жажда сменилась желанием защитить — от себя, от других, от судьбы… Бля, Ви… Что ты делаешь со мной, маленький уёбок… — Скажи, что хочешь меня. Сейчас, говори… — Хочу, Джонни… Мать твою, продолжай...... Джонни усмехается, тянет к себе за бритый затылок металлической рукой, живой проходясь по поджавшейся мошонке, снова переводит руку на член, обхватив поудобней, и срывается в бешеный ритм. Тело мечется, выгибается дугой. Ви чувствует все эмоции Джонни, как свои, не понимает, его ласкают или он. Оптика идёт помехами — Джонни со всей силой впивается в ключицу зубами, боль мешается с удовольствием. Вкус крови во рту, оргазм накрывает безумным цунами — кто-то из них стонет или кричит, глаза слезятся и сквозь марево помех он видит, как Сильверхенд запрокидывает голову. Волосы волной падают на плечи, губы в крови, и это зрелище выносит за грань второй раз — оптика вырубается, он чувствует, как Джонни прижимается к нему, дрожа всем телом, он сам выжат досуха… дикий, нереальный двойной оргазм выпил все силы. — Бля… хочу курить. Джонни скатился на бок и выудил из воздуха сигарету. Дым струящимися узорами уплывал в потолок… только их сбитое дыхание и тишина. Здесь и сейчас только они, ничего нет — больше нет… Ви выдернуло из сна — ебучий будильник, встроенный в биомон. Прикуривает сигарету — привычки этого мудака прилипают, и не только привычки. Докатился, бля. Охуительный секс — и тот только во сне. Но настолько реальные сны он раньше не видел. Сраный биочип, это всё он… Так, выбросить все мысли из головы. Здесь и сейчас надо принять душ, выбрать одежду… *** Надраться, забыть, больше никогда не думать. Не имею права, я мертв, а он жив. Не имею права на него — я всего лишь голос у него в голове.  — Пацан, может тебе на Чпок-стрит зайти? Расслабиться, брейнданс посмотреть? А то дёрганый какой-то. Угу, особенно когда ты так вдохновлённо пиздишь. Только вот себе или ему?  — Джонни, ебло завали. Не хочу я трахаться, пока в моей голове ты… бля, вернее, в компании с тобой… да ёб, короче, ты понял меня. Естественно не хочешь — а я не хочу на это смотреть, но, сука, надо. Иначе я вряд ли смогу тебя отпустить.  — А что — тройничок, ты, я, шлюха с Чпок-стрит…  — Ты мерзкий, старик. Колеса щас жрать? Ну хоть надраться сегодня будет можно, а там до «потрахаться и забыть» недалеко… Ты серьёзно решил, что это поможет? Всегда помогало, а сейчас хуйли нет?  — До входа доставь — там скинешь контроль. Всё, дельтуем — Бестия ждёт.