Бег на месте

Джехен выпал из жизни почти на три недели: он два-три раза в неделю приезжал в тот бункер, много пил, ходил по барам и клубам, однако как раньше его не тянуло к другим мужчинам и юношам. Все это время он пытался вытравить мысли о Доене, воспоминания о нем из сознания, но совершенно ничего не получалось, его изнутри гложило ужасное чувство тоски по нему, и он даже не понимал, от чего больнее, - то, что Доен больше не с ним или же то, что в этом виноват сам Джехен. Это убивало и заставляло, кроме тоски, чувствовать тихую ярость и прежнюю ненависть ко всему миру - эти чувства сопровождали его все время до встречи с Доеном. И Джехен понял, какой это провал, будто он снова стал тем Джехеном, которого не волновало ничто. Доен был не идеалом, и Джехен прекрасно это знал: мужчина был загадочным, отчасти замкнутым, местами строптивым, и эта его странная предательская натура выбивала из груди Джехена весь воздух. Джехен знал, как Доен относится к этому Юте, как скучает по нему, как думает, что вспоминает. Доен не предавал его физически, не давал никому прикасаться к себе, но каждый раз, когда в разговоре мелькало это имя или же воспоминания о нем, его лицо приобретало это отвратительное грустно-ностальгическое выражение, а в глазах крылась легкая тоска. Джехен был жаден и ревностен до всего, что касалось Доена, он желал его настолько, что хотел, чтобы даже его мысли были заполнены лишь им, им одним, как сам Джехен, не переставая ни на секунду, думал о Доене. Но тот не был таким. Доен не допускал даже мысли о предательстве Джехена: стоило кому-то привлекательному промелькнуть мимо, он сразу оглядывался на него, чтобы убедиться, что взгляд Джехена по-прежнему направлен на него, только на него одного. Доен сам не признавал этого, но он ревновал ко всем этим потенциальным любовникам и к предыдущим его развлечениям. Отчасти Джехена это забавляло, его это утешало, грело душу, что страсть Доена к нему не утихает даже через такое количество времени. За эти три недели Джехен извел почти всех пленников - осталось в живых лишь двое, но и они были слишком слабы и через день-другой грозились отдать Богу душу. Джехен решил просто оставить их там умирать и вернуться через пару недель. Джонни надоедал ему своим присутствием все это время: он приезжал каждое утро и каждый вечер, стабильно принося ему завтраки и ужины, а затем внаглую проходился по квартире, критично осматривая ее на наличие бардака, вони, опасных предметов, веществ и алкоголя. Он, конечно, сразу все выбрасывал или выливал, глядя на Джехена с таким печальным укором, но тому было все равно о том, что думает Джонни. Джехен в отместку выбрасывал привезенную им еду в урну, а Джонни лишь шумно вздыхал и заказывал доставку прямо при нем. Отчасти Джехен чувствовал благодарность, потому что настойчивое, молчаливое присутствие Джонни делало его жизнь может и не лучше, но хотя бы приносило смысл. Джехен поначалу думал, что Джонни из себя почти ничего не представляет: когда они были молодыми и юными, то он был более улыбчивым, много и смешно шутил, но в его мыслях и действиях всегда мелькала это предприимчивая серьезность. Джехен заметил это только спустя несколько лет их плотного общения. Но что было совершенно самой важной и отличительной чертой Джонни от большинства людей, которым Джехен не доверял, - это его тихая и безусловная преданность. Он не кричал об этом своем качестве, не говорил громких слов, никогда ничего не обещал, даже самые простые вещи, но если Джехен о чем-то просил, то выполнял это молча и безукоризненно. Джехен сам не знал, почему Джонни вообще позволяет ему вот так с собой обращаться: мужчина знал, насколько тяжелый у него характер, - Джехен много язвил, постоянно ядовито усмехался, смотрел на людей свысока, презирал их, и Джонни не был исключением. Но Джехен даже его не презирал, хотя и относился к нему с некоторым пренебрежением. Однажды, года четыре назад, Доен как-то заставил его задуматься над тем, как Джехен относился все это время к Джонни. И Джехен понял, что все эти годы не говорил Джонни даже простого "спасибо", принимая все его услуги, верность и преданность, как нечто само собой разумеющееся. Джонни отчасти был зависим от Джехена в финансовом плане, но не настолько, чтобы тот мог как-то значительно повлиять на его дело, но все равно каждый раз молча соглашался с его угрозами. Джехен был невыносим, и Джонни мог бы легко от него избавиться, отомстить ему за все годы унижений, просто сдав его полиции. О, да, Джонни знал обо всем: и о том, что Джехен убил Чону, и о том, как он организовал все тридцать шесть подставных, фальшивых несчастных случаев, о том, что все эти годы Джехен удерживает всех этих людей в бункере, что делает с ними. Джонни не просто знал, он был причастен к этому: он нашел Джехену надежного киллера, который убил Чону поздно вечером на парковке, организовал небольшую группу людей, которые за нужную сумму помогли похитить всех бывших одноклассников и прикрыть это несчастными случаями, он даже спускался в бункер, когда тот был готов к принятию людей. Он знал, помогал и молчал, и Джехен понял, какой властью Джонни обладает, но верно молчит обо всем. Он мог бы с легкостью подставить Джехена и выйти сухим из воды, но продолжал незаметно его опекать. Джонни был настойчивым и очень, даже слишком терпеливым - он с завидным упорством заставлял Джехена есть нормальную еду, пить все, кроме алкоголя, вызывал клининговую службу раз в четыре дня, иногда прибирался сам, говорил о делах, о других людях, что у него произошло на работе, пока отмывал посуду или пол, выслушивал пьяные бредни Джехена и его многочисленные нападки. Честно, он привык к этому вечно язвительному тону и ядовитым словам, и они перестали его обижать, как раньше. Джонни сам не знал, почему все это делает, как позволил втянуть себя во все это, почему продолжает служить Джехену, который его ни во что не ставит, но точно знал, что тот ему дорог. Наверное, зачатки всего этого появились ровно в тот момент, когда Джонни увидел Джехена, только что поступившего в больницу: он был избит, истерзан и будто мертв. У него были ужасные раны, и пока тот спал, Джонни заинтересованно оглядывал его перебинтованное лицо и руки. Остальное скрывала больничная одежда, но Джонни знал, что под ней еще множество еще более ужасных ран. Ему было интересно, что же с ним случилось, и первое время думал, что тот попал в аварию или же его просто избили. Но когда неизвестный юноша проснулся на следующий день, а затем к нему пришли родители, все встало на свои места. Самому Джонни это было в некоторой степени чуждо: его родители погибли, когда он был еще маленьким, и поэтому все это время ему приходилось жить в приюте, но у Джехена они были, и то, что Джонни пришлось увидеть и услышать, полностью разбило все его представления о семье и родителях. Он всегда считал, что дети, что живут в семьях, - счастливчики, - у них есть родители, их любовь, забота, поддержка, безусловные родительские чувства к своему ребенку. Но родители Джехена были просто настоящими монстрами: Джехен - сломленный, искалеченный, разбитый и потерянный - лежал на кровати, пустыми глазами глядя на мать, что страшно кричала о том, какое Джехен отвратительное отродье, что он сам во всем виноват, что он ошибка всей ее жизни. Отец, что сдерживал ее от того, чтобы не напасть на Джехена, лишь молча глядел на все происходящее, и когда охране удалось вывести обезумевшую женщину из палаты, он лишь тяжело вздохнул, переводя дух, а затем, не глядя на Джехена, тихо произнес: - Она права. Ты сам во всем виноват. Если бы ты не позволял им так с собой обращаться, этого бы не произошло. Вся проблема заключается только в тебе, Юно. Ты отвратителен. До сих пор не могу поверить, что у меня родился такой, как ты. И с этими словами он покинул палату. Все это происходило прямо при Джонни, который тихо сидел в другом конце палаты и наблюдал за этим. Глядя на этого юношу, у него болезненно сжималось сердце, - его отверг весь мир, и теперь он был совершенно один. Джехен не плакал тогда и вообще никаких эмоций не проявлял. Он молча глядел в потолок, и Джонни понимал, что сейчас Джехен думает о том, правы ли родители, правы ли другие люди, которые так обращались с ним. Он понимал, что Джехену не нужна жалость, - ему нужно просто человеческое отношение и толчок, чтобы тот начал предпринимать попытки к жизни. И вскоре они сами не заметили, как связали жизни друг с другом. На третьей неделе забытия Джехена они подрались: Джехен просто взбесился из-за приходов Джонни, а тот просто вышел из себя. Джонни ударил первым: просто не сдержался, когда Джехен сказал о том, что он ничем не лучше тех людей, что издевались над ним, - такой же настойчивый, что хочет сначала втереться в доверие, а затем ударить в спину. Джонни это разозлило, потому что Джехен мог сомневаться в чем угодно, но только не в его исключительной преданности. Джонни бил от души, может быть, сказались прежде сдерживаемые чувства и эмоции, которые в нем вызывал Джехен, а еще его откровенно бесило, что тот раз за разом начинает себя жалеть, стоит Доену уйти или же они ссорятся. Джехен вообще вел себя так, будто ему все должны, и Джонни это раздражало, но он всегда молчал. Доен умел сдерживать эти качества Джехена, хотя и слушался его почти во всем, а Джонни не был Доеном. Он не умел сглаживать углы, смягчать его жестокую, тяжелую натуру, все, что он мог, - это молча выслушивать все это, но в этот раз все было не так. Джонни в душе гордился своей верностью - это было качество почти неприкосновенное, это было то, что определяло всю его сущность, и поэтому, когда Джехен сказал то, что сказал, он его взорвался. Джехен, несмотря на опьянение, тоже бил точно и больно, - они дрались практически методично, с тихой яростью и взрывным раздражением и злостью. Почти вся гостиная была разгромлена, и они даже смогли перевернуть тяжелый двухметровый диван. Все прекратилось так же резко, как и началось, - Джонни просто смог оседлать Джехена, и, схватив его за грудки, от души встряхнуть с криком: - Ты, ублюдок, я почти всю свою жизнь к твоим ногам положил, так что тебе еще надо?! Джехен даже протрезвел от этих слов, а затем тихо рассмеялся, хлопая его по бедру. Джонни не понимал, что в этом смешного, пока Джехен не произнес: - Наконец-то, я вижу настоящего тебя. Джонни понимает, что все это время прятался за маской отчужденности, и расслабляется, падая на пол рядом с Джехеном. Они долго лежали на полу среди осколков и перевернутых вещей и думали о том, как же ужасно относились друг к другу все это время. И Джехен тихо произносит: - Прости. Этого хватает, чтобы Джонни улыбнулся, осознавая, что Доен действительно изменил Джехена к лучшему, даже несмотря на то, что тот по выходным мучил людей в подземном бункере за городом.