Кураж

«Мне не нужен тот, кто видит во мне только хорошее, мне нужен тот, кто видит во мне и плохое, но при этом всё ещё хочет быть со мной».

Тэхён в ступоре. Он пялится на девушку, занимающую место прямо напротив него, пока за столиком стоит тишина. Официанты бегают по залу, звенит посуда, звучат голоса людей, которые он слышит словно через толщу воды. Когда Чонгук в их выходной предложил позавтракать не в номере, а в кафе неподалёку от отеля, Тэхён ожидал чего угодно: задушевных разговоров о семье, рассказов о прошлом, страшном, чём-то крайне неприятном. А сейчас молча смотрит на Юйлинь, которую мужчина представил ему как свою младшую сводную сестру, на которой когда-то хотел жениться, лет десять тому назад, и не знает, как на это реагировать. Что вообще говорить в такой ситуации? Нужно ли вообще что-то говорить? — Так значит, ты тот самый Ким Тэхён, из-за которого все мои планы пошли коту под хвост? — сказала та, стоило Чонгуку их друг другу представить. — Из-за него весь этот спектакль? — пожимала плечами Юйлинь. — Ну, симпатичный. В жизни лучше, чем по телевизору. Тэхён не рассчитывал на встречу с чужими родственниками, на то, что Чонгук в самом деле решит поделиться чем-то настолько важным. До конца не верил, что слова о влюблённости, сказанные не так давно, хоть что-то да значат. Было сложно принять, осознать саму суть фразы: «Пользуйся, сколько душе угодно». Тэхён не планировал, пытался держать в узде собственное любопытство, задавал вопросы под настроение: о родителях, которые, оказывается, оставили сына, считая, что не потянут воспитание ребёнка; о мадам Гу, которая приняла его в свою семью, пожалев мальчика, скитавшегося по провинции в поисках пропитания; обо всём том, чего Тэхён не пожелал бы никому. Он слушал Чонгука, время от времени давясь противным комом в горле, несмотря на то, что мужчина был абсолютно безразличен к собственным словам. Его не смущала та жизнь, которую он вёл до мадам Гу, не смущало то, что иногда ради того, чтобы прокормить уже бывшую семью, его ещё ребёнком выставляли за порог, чтобы шёл собирать монеты в фонтанах. Тэхён слушал и поражался чужому спокойствию, тому холоду и неинтересу, которые звучали в голосе, отстранённости, нежеланию чувствовать что-либо по отношению к людям, которые растили его в первые годы жизни. — Мальчик, ты чей? — передразнивал голос мадам Гу Чонгук, заваривая себе кофе, а после поднял холодный взгляд на Тэхёна, сжавшегося на диване. — Ничей. Я был никем, и вот где я сейчас. Неплохо, да? Тэхён был в откровенном ужасе. Ему всегда казалось, что Чонгук преувеличивает свои проблемы, больше пугает, ну или нравится ему быть таким загадочным перед остальными, поэтому особо не распространяется о своей жизни. — Я воровал – она била меня по рукам. Всегда только за дело, — говорил Чонгук, расслабленно сидя в кресле. — Думаешь, я пугающий, когда выхожу из себя? Ты просто не знаком с моей матерью. При этом он продолжал отзываться о ней, как о человеке, который подарил ему вторую жизнь, второе дыхание. Мадам Гу наказывала – Чонгук заранее знал за что. Мадам Гу направляла, обучала традициям и хорошему тону, была строга, в меру жестока, за каждый плохой поступок заставляла выучивать целые абзацы на китайском языке, обучала грамоте, привила любовь к животным. Она же, жена почившего владельца картеля, который однажды пустил пулю себе в лоб, возвела чуть ли не целую империю на окраине Китая. В маленьком городке на водопадах, где её уважают и вместе с тем боятся. Мадам Гу стала для Чонгука первым примером для подражания. Это был человек, который воспитал в нем стальной стержень, научил понимать слабости людей, выворачивать их наизнанку одним только словом без рукоприкладств. Она учила человека, который должен был занять её место, однажды жениться на её родной дочери и получить всё, что имеет сама. — Она решила, что я не подхожу, — усмехался Чонгук. — Слишком мягок. Тэхён давился воздухом от нервного смеха. — Она хотела использовать цирк для вывоза и ввоза контрабанды: наркотики, антиквариат, драгоценности. На границах реквизит даже не проверяют, мы всего лишь цирковые артисты, — мужчина говорил об этом с такой лёгкостью, как будто это привычное для него дело. — И почему не стала? — а Тэхён едва дышал, глядя на него во все глаза. Чонгук усмехался. Видимо, стала, но в какой момент это прекратилось и почему, Тэхён узнал далеко не сразу. Мадам Гу нужно было доверенное лицо, нужен был тот, кому она могла бы поручить опасное дело, а у Тэхёна голова шла кругом от свалившейся на него информации. Какие ещё наркотики и антиквариат? Он хотел узнать о прошлом, а не становиться участником заговора вселенского масштаба. — Юйлинь сделала мне одолжение, когда однажды нас чуть не поймали, уговорила мадам Гу перестать подставлять меня, — рассказывал Чонгук накануне вечером. — Теперь я у неё в долгу. Тэхён до последнего не знал, в чём подвох, пока уже при нём Юйлинь откровенно не заявила: — Жениться на мне – не такая уж большая проблема. Мужчина молчал всё это время, глядя на Тэхёна, мол, ты сам этого пожелал. Захотел – узнал. От этого теперь никуда не деться, не выкинуть из головы чужую жизнь, и, честно говоря, он лучше бы продолжал оставаться в неведении. Так было бы легче. Проще. Не знать, чему подвергался Чонгук, что сделало его таким человеком, почему он желает смерти собственным родителям и многом другом. Меньше знаешь – крепче спишь. Но Тэхён обещал сам себе, что не останется в стороне. Его личные проблемы не идут ни в какое сравнение, только сейчас он понимает смысл чужих слов: «Есть другой мир, помимо твоего. И есть вещи намного хуже тех, что тебе приходилось делать на манеже». — Почему вы так смотрите на меня? — Тэхён косится то на Чонгука, то на Юйлинь, которая говорит: — Он не делает этого из-за тебя, а я прошу всего лишь свадьбы. Какая-то одна жалкая подпись в бумажке, и ничего больше. Всего лишь свадьба, и правда, какая мелочь… — Зачем? — Моя мать нашла мне жениха, — девушка закатывает глаза. Они с Чонгуком словно небо и земля, абсолютно не похожи, хоть и росли под крылом одного человека. — Не хочу я замуж, понимаешь? Не нужен мне муж. Тем более тот, кого я не знаю, а она заставит меня это сделать, если я не обручусь. Юйлинь активная. Она много жестикулирует, абсолютно не скрывает своих эмоций, наслаждается своими вафлями с кремом, пока Тэхён сверлит Чонгука непонимающим взглядом. — Ты привёл меня, чтобы спросить разрешения? — в это сложно поверить, но мужчина пожимает плечами в ответ. — Я привёл тебя, потому что ты хотел знать. — Это какое-то сумасшествие, — хмурится Тэхён. — Так быть не должно. — Это моя жизнь. — Я не забираю твоего мужика, — Юйлинь говорит с набитым ртом. — Он мой брат, я лучше сдохну, чем буду спать с ним в одной постели, — откровенно признается та, Чонгука это ни капли не смущает. Он вообще выглядит так, как будто наконец-то сбросил груз с души, зато Тэхён откровенно устал от навалившихся на него подробностей, говорит честно: — Я не согласен. Юйлинь стонет на всё кафе, привлекая внимание некоторых клиентов. — Да что ты, блин, за человек? Хочешь денег? Машину? Поможешь мне уговорить его – проси чего хочешь, — убеждает та, тыча пальцем в Чонгука. — Я в десять раз богаче, чем вот он. Можешь хоть сам жениться на мне, имущество поделим, мне не жалко. — Спасибо, обойдусь, — бубнит Тэхён. — Терпеть не могу таких людей, как ты, — спокойно говорит Юйлинь. Наглая. Очень. — Всё-то у вас есть, и вечно вы счастливы с тем, что имеете. А обо мне ты подумал? Тэхён начинает выходить из себя. — Кто ты такая, чтобы я о тебе думал? — Не просто так он тебя сюда притащил. Тебе что, жалко? Вы всё равно не сможете пожениться, — она тоже начинает злиться. — Сколько продлится эта твоя любовь? Да до первого скандала. Как будто я не знаю, с каким человеком ты имеешь дело. Я жила с ним бок о бок половину своей жизни. Воспользуется и выбросит, а ты будешь плакаться у него под дверью, пока он… — Юйлинь, — холодно перебивает Чонгук, пока Тэхён изо всех сил сдерживается, чтобы не макнуть её лицом в крем. — Не тебе заикаться о моём характере. К тому же это ты у нас эксперт по прочности кроватей чуть ли не каждого из коллектива. — Шлюха то есть, — безразлично говорит та, пока Тэхён пытается понять, что он вообще здесь забыл. — И что? Ты сам трахаешь всё, что движется, а мне предъявляешь какие-то претензии. — Вовсе нет, — спокойно говорит Чонгук. — Вовсе да! Или ты что, — щурится девушка, — влюбился? Ну и каково это? Нравится? И страшно, да? А вдруг он уйдёт? Ты ведь наверняка думал об этом, — шепчет та. — Вдруг найдёт кого-то лучше тебя, кто не закатывает скандалы из-за каждой малейшей ошибки? Будет спать за твоей спиной с кем-то другим, любить другого, кого-нибудь, знаешь… нормального, пока сам ты будешь как верный щенок плясать под его дудку? Уже закрадываются сомнения или мне продолжить? Тэхён наблюдает за этим спором и понимает, что поторопился с выводами. Юйлинь и Чонгук – одного поля ягоды. Они как две сорвавшиеся с цепи собаки, которые скалятся и рычат друг на друга, и только когда Тэхён кладёт ладонь на бедро мужчины, успокаивая, тот обращает на него внимание, закрывая рот. Сложно представить, как они вообще работали вместе с такими-то характерами. Тэхён и себя не считал примером для подражания, но глядя на этих двоих, понимает, что всё, оказывается, не так уж и плохо, даже если они с Чонгуком тоже ссорятся как в последний раз. Спасибо и на том, что мужчина не воспринимает чужие слова всерьёз, прекрасно помнит высказывание Тэхёна о том, что другие не вызывают интереса. Может, пока что. Может, однажды он в самом деле влюбится снова, как бы тяжело это ни было представлять. Хотя бы сейчас он за себя отвечает, в эту самую секунду: Чонгук для него один, и другие не имеют значения. — Теперь ты понимаешь, с чем я имею дело? — интересуется Чонгук, абсолютно игнорируя сестру. В голосе слышится раздражение. — Почему нельзя найти кого-то другого? — обращается Тэхён к Юйлинь, а та смотрит на него как на дурака. — И как я объясню это матери? — Ты работала в их коллективе и многих знаешь, — стоит на своём Тэхён. Не хочет он отдавать Чонгука, хотя речь об этом и не идёт. Ему неприятна сама мысль, что тот может быть женат, даже если для вида, будучи в отношениях. Это отзывается бешеной ревностью по отношению к его сестре, которая не вызывает никаких глубоких чувств. Хотя стоит отдать ей должное: это первый человек на памяти Тэхёна, который не боится говорить с Чонгуком на равных. Даже он так не всегда может. Ему это и не нужно. — Я не могу вот так взять и появиться на пороге цирка, — Юйлинь как будто тут же остыла. Её настроение – американские горки. — Мы держим марку. Ты хоть знаешь, сколько людей хотят узнать о подробностях скандала? Кстати, если вдруг однажды Чонгук решит выгнать тебя, ну так, для вида, это тоже неплохо поднимет репутацию. Ты довольно известная личность. Чёрный пиар – тоже пиар. — Для вида? — Тэхён непонимающе смотрит на мужчину. — Юйлинь хотела уйти из цирка, — объясняет тот. — Я не могла сделать этого сама, — хмыкает та. — Пришлось импровизировать. — То есть ты её не выгонял? — Чонгук качает головой в ответ. — Тогда выбери кого-нибудь, кто свободен и не станет об этом болтать. Тебе всего лишь нужна красивая история, — говорит Тэхён Юйлинь. — Влюбилась, ушла, вернулась, потому что поняла, что не можешь жить без. Решила выйти замуж. В чём проблема? Юйлинь жуёт вафлю, задумчиво глядя на него. — Да я как-то не думала об этом, — безразлично говорит. — Ну а ты? — ворчит Тэхён, толкая Чонгука ногой под столом, тот вздыхает: — Не спрашивай. — Дело пяти минут. Не думаю, что кто-то лишний раз станет отказываться от денег. — Ты же отказался, — встревает Юйлинь, и Тэхён кидает на неё злобный взгляд. — Дело не в деньгах. — Я тебе не нравлюсь, я поняла. Найдёшь мне жениха и придумаешь красивую историю – я вас не потревожу. Если нет, Чонгук просто женится на мне. Он мне должен, — мило улыбается та. — Обойдёшься, — отрезает Тэхён. Юйлинь выпучивает глаза и искренне смеётся с его наглости. Хотя кто из них наглый, это под большим вопросом. Чонгуку же как будто абсолютно нет никакого дела до того, за кого она хочет выйти замуж, лишь бы было. Словно он отмучился, поделившись своим личным с Тэхёном, а теперь расслабленно, даже с какой-то гаденькой улыбкой, наблюдает за Юйлинь, попивая свой кофе. — Он наглый, — обращается девушка к брату, на что Чонгук довольно улыбается: — Я знаю. — Под стать тебе. — Ещё бы. — Bào jǐn tā, — она говорит серьёзно, без улыбки и ужимок, а Чонгук поднимает на неё взгляд. — Я пытаюсь. Тэхён понятия не имеет, о чем идёт речь, внимательно наблюдая за ними. — Я знаю тебя как свои пять пальцев, — говорит Юйлинь. — С тобой не справиться в одиночку. Он просто сумасшедший и пока не понял этого. Маме понравится. — Она не знает? — Догадывается. Так что будь готов. Чонгук тяжело вздыхает и поднимается с места, кивая Тэхёну следовать за ним, как Юйлинь кричит вслед: — За завтрак заплати! — Ты же богаче меня в десять раз, — кидает мужчина. — Сама заплатишь. — Джентльмен сраный, — ворчит та, запихивая в рот остатки крема. Тэхён так и не понял их диалога, поэтому интересуется, когда они выходят из кафе: — О чём догадывается твоя мать? — О моих отношениях. — Вы говорили обо мне? — удивляется он и тут же хмурится. — Она назвала меня сумасшедшим? А Чонгуку как будто легче дышится на улице, без Юйлинь и её острого языка. Надо же было устроить проблему из ничего, ситуация странная, абсолютно не похожа ни на одну, в которой довелось побывать, Тэхён до сих пор не понимает, зачем девушке вообще такие сложности, но не лезет в раздумья о её личной жизни. У него есть своя, над которой ещё работать и работать. — Ты ведь не станешь этого делать? — на всякий случай уточняет Тэхён, когда они возвращаются в отель. — Я о женитьбе. Мужчина хмурит лоб. — Не горю желанием. — Как долго это продолжается? И почему ты сразу не сказал ей «нет»? — Думаешь, не сказал? — усмехается Чонгук, нажимая кнопку лифта. — Если ты вдруг не заметил, она достаточно настойчива. И сегодня был первый раз, когда она не выносила мне мозг. — Это ты называешь «не выносила»? — в ужасе выдыхает Тэхён, следуя за ним по коридору к номеру. Даже не замечает, как за ним закрывается дверь, как Чонгук подходит и обнимает его за талию, зарываясь носом в волосы, как будто всё это время хотел покончить с разговорами и остаться наедине. Тэхён в шоке с этой семейки, один другого круче. Страшно думать, что из себя представляет их мать. — Она достала меня за эти десять минут, — продолжает не понимать он. — Как ты вообще терпишь её всю жизнь? — Меня же она как-то терпит, — Чонгук продолжает толкать его к дивану, не получая сопротивления. Тэхён вообще где-то в своих мыслях, поражается тому, что Чонгук в своём экземпляре не один, таких человека два, а то и три. Они ходят по Земле и, вероятно, сеют хаос по разным концам планеты. — Я надеюсь на твоё благоразумие, — он уже сидит у Чонгука между ног, откинувшись ему на грудь, и его игнорируют, пытаясь залезть ладонями под свитер. — Я серьёзно. Ты даже не слушаешь меня. — Я услышал всё ещё в кафе, к чему сейчас беспокойство? — мурчит он куда-то в шею, из-за чего Тэхён покрывается мурашками. — Это, конечно, не моё дело, и твоя жизнь… — Касается и тебя тоже. Теперь тебе от этого никуда не деться. Ты хотел – получил. — Я же не думал, что всё настолько серьёзно, — он поворачивает голову и заглядывает Чонгуку в глаза. — Откуда я мог знать, через что ты прошёл? — Я предупреждал. — Знаю, но… — Давай без всех этих «но». И не забивай голову ерундой. — Я слышу это чаще, чем «доброе утро», — хмурится Тэхён, а руки всё равно тянутся к чужим, которые обнимают его поперек живота. — Мне не нужно объяснять значение слова «нет», ласточка. Думаешь, тебе я предпочту свою сестру? Где твоя былая уверенность в своём превосходстве? — Я превосходен, — без тени смущения и юмора заявляет Тэхён, а Чонгук тихо смеётся над ним. — Но ты всегда делаешь то, что хочешь. — И я хочу тебя, — у Тэхёна от его слов пожар в груди. Каждый чёртов раз, как будто он к этому никогда не привыкнет. — Меня не возбуждают девочки вроде Юйлинь. Предпочитаю в меру строптивых, талантливых, заносчивых чемпионов мира. Никого не напоминает? — Ну меня, — недовольно хмурится Тэхён. — Ну, значит, я предпочитаю тебя. — Хочешь сказать, ты не станешь делать того, чего она хочет, только потому, что я не дал разрешения? — искренне не понимает, что ему пытаются донести. — Я бы и так не стал, потому что знал, что тебе не понравится, даже если бы ты до последнего продолжал делать вид, что всё нормально, — спокойно объясняет Чонгук. Его губы так и тянутся к щеке, говорят прямо в кожу: — Думаешь, мне хочется в очередной раз выяснять с тобой отношения из-за чьих-то личных проблем? — Может, ты мазохист. — Я выбрал влюбиться в тебя, так что вполне вероятно. Ты же хочешь от меня сбежать. — Не начинай, — морщится Тэхён, чувствуя, как его целуют. Чувствуя, как расслабляется против воли, как тело окутывает приятная дрожь от одной мысли, что их отношения, которые в самом деле есть, не были похоронены одним глупым поступком. Он всё ещё не простил высказывания в свой адрес, немного чурается ложиться в постель с Чонгуком ради секса, потому что помнит. Тэхён помнит всё, что тот говорил когда-то. И о его способностях, о его ненужности другим, о девственности в одной из ссор, о неприятном. И помнит о другом: о восхищении, взглядах во время выступлений, беспокойстве за него, ласке, желанных нежных поцелуях, прямо как сейчас. В нём смешиваются чувства, образуют ядерный коктейль, а душу так глупо греет мысль, что одного его «нет» оказалось достаточно, чтобы остановить человека-скалу. Он боялся, что Чонгук попытается его переубедить, решит помочь сестре, проигнорировав все его слова, а вместо этого тот как будто только облегченно выдохнул. Может, нашёл оправдание своему нежеланию, может, хотел убедиться в чём-то между ними. Тэхёну всё равно, он наслаждается превосходством над другими. Потому что получил то, чего не планировал – человека, который готов встать перед ним на колени. Скажи он это себе из прошлого, тот Тэхён бежал бы, куда глаза глядят, лишь бы подальше от такого позора, а сейчас это не кажется постыдным. Сейчас это почему-то восхищает и будоражит, заставляет терять голову, сходить с ума, жадно целовать того, кто уже долгие почти полгода вызывает в нём столько неоднозначных чувств. Они знают друг друга какие-то жалкие пять месяцев, а Тэхён пережил с этим человеком самого себя. Как будто проходит очередное испытание на прочность, которое всё никак не заканчивается. Благо Чонгук не питает глубоких чувств к своей сестре, Тэхён бы не выдержал: лопнул бы от ревности, из него полезло бы всё самое грязное и противное, что он так старается в себе похоронить, пытаясь перестать натыкаться на конфликты. Пускай те будут с кем угодно, где и как угодно, но лишь бы не с Чонгуком, чтобы не вставали бетонной стеной между ними. Не сейчас, когда он с таким трудом принимает факт их обоюдного желания быть вместе, ведя с собой внутреннюю войну, лишь бы перестать искать подвох. Того нет. Не было и нет. Чонгук дал пошариться в своей душе и жизни, честно рассказал о прошлом и настоящем, пускай не всё, но Тэхён и сам чувствует: пока что информации достаточно. Ему с головой хватило бы и этого, осталось только решить одну маленькую проблему в виде маленькой Юйлинь. Девушка миниатюрная, приятная на вид, малоприятная в общении, но Тэхён и не думал любезничать с ней, почувствовав в ней нечто от Чонгука. Он как будто говорил с ним в женском теле, если бы у того было больше эмоций и рот никогда не затыкался. Хотя иногда рядом с Тэхёном Чонгук и не затыкается: — Это были десять минут, которые не должны вгонять тебя в уныние. — Я не в унынии, — задумчиво звучит в ответ. — Просто для меня это всё дико. — Мы звери, — шепчет Чонгук. — Юйлинь сожрет тебя, не моргнув и глазом. Тэхён усмехается, заметив в чужом голосе явную издёвку. — Ты-то зверь? Хорёк домашний. — Как ты со мной разговариваешь? — неверяще смеётся Чонгук. — Ртом, — он указывает пальцем на свои губы. — Вот этим вот. У тебя тоже такой есть. Попробуй. — Какая же ты язва, — щурится мужчина. — Что имеем – не храним, потерявши – плачем. — Всё ещё лелеешь мечты довести меня до слёз? У меня это получится многим раньше, — обещает. Тэхён напрягается в его руках, даже взгляд меняется. Ему хватило слёз, это есть и остаётся позорными моментами, которые старается забыть. — Что ты так напрягся? — улыбается Чонгук, даже как-то зловеще. — Думаешь, я умею доводить до слёз только чем-то плохим? — Хорошего мы ещё не проходили, — признается он, глядя мужчине в глаза. Тому как будто тоже становится не до шуток, когда приходит понимание: между ними было не так уж много чего-то адекватного. Был секс, разговоры ни о чём, отдых на хуторе и прогулка на лошадях, и каждый раз это сопровождалось ссорами из-за всяких глупостей. Тэхён хотел бы, чтобы это прекратилось, чтобы ему было что вспомнить не только плохого, но и просто приятного. Что-то вроде тех моментов по утрам или перед сном, когда они либо только ложились в постель, либо просыпались и ничего не выясняли. Тэхён в такие моменты может долго валяться, Чонгук может подолгу сидеть рядом уже при параде, пытаясь убедить его хотя бы встать и пойти в душ. Они завтракают в уютной тишине, обедают, пока Марс скулит под столом, выпрашивая у занятого работой Чонгука еды. Не получив, принимается сверлить жалобным взглядом уже Тэхёна, который всегда сдаётся. В общем-то, жаловаться грех, но от такой удручающей картины настроения не прибавляется. — Пора исправлять, как считаешь? — спрашивает Чонгук. — А тебе пора бы перестать бояться косых взглядов в свою сторону. — Я стараюсь. Это сложно. — Не сложнее, чем стать четырёхкратным чемпионом. — Сложнее, — стоит на своём Тэхён. — Раз уж зашла тема… — ему неловко, но всё равно спрашивает: — Как мы будем… — Когда ты бросишь нас на произвол судьбы? — Как мы будем общаться? Видеться? — У тебя для этого есть рот и глаза, — возвращает ему Чонгук. — Ты же понимаешь, о чём я говорю, — загробно звучит в ответ. У него будет мало времени на встречи, вероятно, придётся пахать без выходных, если оно потребуется. А оно потребуется, и Тэхён не хочет думать о том, во что превратятся их отношения после его ухода. Это страшно, пугает до чёртиков, потому что он привык не только к Чонгуку, но и ко всем остальным. К работе, даже к Юнги и глупому псу. А отпустить мечту о пьедестале не может, как будто что-то по-прежнему тянет его туда, какое-то незавершенное дело. Может, это всего лишь привычка, но Тэхён хочет хотя бы попытаться. Он посвятил этому всю свою жизнь, во многие дни выступлений только мысль о возвращении подогревала в нём огонь, когда совсем не оставалось сил. Это мотивация, желание быть лучше, совершенствоваться. Так ли нужно это совершенство? — Я уже сказал: если захочешь – оставайся. Не стану тебя гнать, — Чонгук всё-таки забирается руками под свитер, пока Тэхён наблюдает за его ладонями. — Я могу заставить тебя остаться. Со мной. Ты даже не вспомнишь, что хотел уйти, — шепчет на ухо. — Тебе это нужно? Тэхён сперва мнётся, задумавшись, но уверенно отвечает: — Нет. Если он чего-то захотел, его не удержать, а манипуляции Чонгука породят только злость. Это совсем не выход. — А я попытаюсь. — Не надо, — бурчит Тэхён, чувствуя, как сбивается дыхание от нежного поцелуя в шею. — Я не хочу очередных проблем. — Кто сказал, что я стану создавать проблемы? Твоего желания уйти от этого не убавится, мы оба это понимаем, — его губы продолжают гулять по коже, ногти царапают живот, скользя к кромке брюк, расстёгивают ремень. — Мои приказы ты игнорируешь, считаешь, что можешь делать всё, что хочешь. А если я скажу, что знаю способ убедить тебя не с помощью силы и криков? Тэхёну даже страшно представить. Он не хочет отказываться от своей мечты. — Чонгук… — Есть такая вещь… — продолжает негромко, расстегивая молнию брюк. — Не секс, если вдруг ты об этом подумал. А ты наверняка подумал. Это страшнее. — Я не хочу упустить шанс, — он тяжело дышит, слушать Чонгука и правда страшно. Тэхён и так с каждым днём теряет былую уверенность в собственном желании. — Эта вещь называется: твои чувства, — игнорирует мужчина, касаясь его члена через ткань белья, и у Тэхёна спирает дыхание. — Они сидят в тебе. Они здесь, — его свободная рука касается виска, а после ложится на грудь. — И здесь. Это в тебе повсюду. Что ты будешь делать, если я стану с тобой таким, каким ещё никогда не был? Думаешь, я умею только строить и устраивать взбучки? Тэхён задыхается. Тело дрожит от предвкушения и возбуждения, желание тугим комом скручивается в животе, потому что это приятно, когда без требования взаимного удовольствия и спешки. Когда Чонгук ласкает его даже через тонкую ткань, расстилая по нежной коже шеи чувственные выдохи. — Ты ведь даже не знаешь, как я умею любить, — шепчет он. — Думаешь, переживал когда-то такое? — Ты же знаешь… — рвано выдыхает он, хватаясь за кисть мужчины, пока тот настойчиво заставляет терять голову. — Что ты ни с кем не был до меня. Помню, — голос у Чонгука непотревоженный, разве что возбужденный. — Значит, ты даже не представляешь, каково это, когда рядом есть кто-то, вроде меня. — Я и сам могу со всем справиться, — тяжело дышит Тэхён. Он не сдерживает тихого стона, откидывая голову Чонгуку на плечо. Рассыпается, получая удовольствие, лицо пылает, пока внутри него всё горит синим пламенем. — Кто сказал, что речь идёт о решении твоих маленьких проблем? — в голосе чувствуется улыбка, Тэхён ощущает её на горящей коже. — Я говорю о чём-то гораздо более масштабном. Что, если я вскружу тебе голову? Ты станешь разрываться между мной и желанием уйти, когда поймёшь, что можешь упустить, — Тэхён вот-вот кончит от одного только шёпота, крадущегося по коже прямо к скуле. Он сглатывает. — Моё восхищение или пренебрежение твоего бывшего тренера? Время со мной наедине или в окружении стервятников? Мои нежные руки, — которые убивают меня, проносится в голове Тэхёна, — или грубый тальк. Моя постель по утрам или манеж, на котором тебя выматывают и не думают пощадить? — Я сейчас… — Кончишь? — сладко целует в скулу Чонгук, а рука крепче сжимает эрекцию. — Я надеюсь. В конце концов, мои к тебе чувства или оценки судей на экранном табло? Выбор, как я вижу, будет невероятно сложным. Мне с таким не тягаться. Но чтобы ты знал: мне теперь отпускать тебя не легче. Тэхён заходится в мелкой дрожи, кончая прямо в бельё, дыхание сбилось, тяжелое, пока кожу продолжают покрывать поцелуями. Понимает, что всё это говорилось специально, что сам он был прав, когда осознал простую истину: уходить будет более чем просто сложно. Как будто Тэхён мечется меж двух огней, хочет всего и сразу, не может определиться с выбором. Если Чонгук покажет, как умеет любить, и все его слова не пустой звук, то что останется делать в такой ситуации? Тэхён понятия не имеет. Для него это сложно, сравнимо с выбором между любовью к родителям: отец или мать? Тренер, который пускай не самый радушный и добрый человек, но который воспитывал на протяжении стольких лет, или же Чонгук, который столько всего обещает? — Ты хочешь, чтобы я отказался от своей мечты в пользу твоих желаний, — тяжело говорит Тэхён, восстанавливая дыхание, пока чужие руки продолжают заботливо гулять под одеждой. Как будто успокаивают, привязывают к себе невидимыми канатами, которые однажды придётся безжалостно рвать. Сможет ли Тэхён вот так, чтобы безжалостно? Чтобы порвать связь, о которой грезил ночами? — При чём здесь мои желания, ласточка? Дело далеко не только в этом. — Тогда в чём? Чонгук молчит. Он пальцами поддевает подбородок Тэхёна, негласно просит посмотреть на себя, у него в глазах – уверенность. Страшное желание доказать, что уход в спорт – большая ошибка. — Они тебя не пожалеют, когда обо всём узнают. Тэхён прикрывает глаза. Морщится, вспоминая проблемы из прошлого, все скандалы, которые пришлось пережить, когда начали ходить слухи о его ориентации. Он не сможет так второй раз. — А ты возьмёшь и пожалеешь, — негромко говорит он. — Я сделал тебя таким. Можешь спорить со мной сколько угодно о том, какой ты независимый, самостоятельный и всего добиваешься сам, но именно я дал тебе крылья. Тебя привели ко мне в клетке, в которую ты когда-то залез добровольно, а теперь посмотри на себя, — Чонгук усмехается. — Я думал, что ты дикий зверь, прямо как Юйлинь. Что с тобой проблем не оберёшься. — Разве нет? — Не смеши меня. — Я зверь покруче тебя, — Тэхён скалится, а Чонгук в открытую смеётся над ним. — Спешу тебя разочаровать: ласточки – не хищники. — В мире спорта мне было не выжить, если бы я был другим. Я как минимум гимнаст со стальными нервами, даже если и не зверь. — Упрямый гимнаст, — щурится мужчина. — А ты знаешь, что гимнаст в древней Греции значило «голый»? — Бред. — Мужчины тренировались без одежды, оттуда и слово. Ты таким не промышляешь? — заискивающе интересуется Чонгук, а Тэхён, коротко поцеловав, говорит прямо в его губы: — Я похож на сумасшедшего? — Иногда напоминаешь. Я бы посмотрел. Чонгук толкает его, чтобы лёг на диван, закидывает одну ногу себе на плечо, как будто получает искреннее удовольствие от чужих способностей тела. Тэхён словно пластилин, мни и гни, как душе угодно, как будто в нём вовсе не существует костей, потому что те не предусмотрены. Он смотрит на мужчину беззастенчивым взглядом, хитро улыбается. — Хочешь, я тебя так согну? — Боюсь сломаться. — А песок не посыпется? Чонгук как будто и этим откровенно наслаждается, скалится с улыбкой, жадно кусая чужие губы. Как будто ему мало и хочется съесть, распробовать на вкус все оттенки собственной похоти, которой неустанно кормит Тэхёна. Тот давно не уступает в желании, понимает, что его осторожность и незамысловатые отказы от секса было сложно не заметить. Однако же на него почему-то не налегали, не обещали сделать приятно, Чонгук и словом не обмолвился, как будто его всё устраивает, и только сейчас Тэхён понимает: тот изголодался. Возможно, по его телу, по всему тому, чем они занимались раньше, до той самой ссоры. Видимо, и правда чувствовал свою вину, не лез и молчал в тряпочку о своих желаниях, а теперь, натыкаясь на открытое разрешение взять что угодно и как угодно, не может оторваться. — Я не только так могу, — тяжело говорит Тэхён, разрывая мокрый поцелуй. Чонгук дышит ему в самые губы, часто и рвано, пытаясь не срываться. — Меня не интересует гимнастическая камасутра. За этим приятнее наблюдать, пока ты тренируешься. — Предпочитаешь классику? И только её? — Согну я тебя хоть зигзагом, и что мне потом с тобой делать? Рука Тэхёна опускается на ширинку Чонгука, пока тот разглядывает его так, как будто видит впервые. — Берёшь это и… — он вскидывает брови, надеясь, что дальнейших объяснений не потребуется, но мужчина вгоняет его в ступор: — Ты кто такой? — Ким Тэхён, приятно познакомиться, — хмурится тот. — У тебя внезапная амнезия? — Где тот парень, который боялся слова на букву «с»? — Занят переосмыслением прошлого. Сказать в твоём присутствии слово «секс» не так уж и страшно. Чонгук ещё долго молча разглядывает его, пока Тэхён тяжело вздыхает. Рано или поздно это произошло бы. То, что ему не стыдно произносить нечто подобное вслух при человеке, который столькому его научил, но мужчина как будто сломался. Его лицо не выражает ничего, пока взгляд скользит от глаз до губ и обратно, пока разглядывает недоуменного и откровенно скучающего Тэхёна, который краснел и был готов провалиться сквозь землю после их первого поцелуя. Кого ему сейчас-то стесняться? Он делал с Чонгуком такое, о чём, разумеется, никогда в жизни не заикнётся при других вслух, но между ними это ведь не что-то новое. Это не первый поцелуй, не первый секс, не первый раз, когда Тэхёну чего-то хочется. Он только учится не молчать о своих желаниях или мыслях, некоторые вещи всё ещё тяжело озвучить вслух даже при Чонгуке, что-то вроде признаний в тех же чувствах. Если бы те были ненастоящими, было бы проще. Но чувства есть, они и правда сидят в нём: в голове, сердце, повсюду, – они растут, затмевают прочие, ставят некоторые чужие желания выше своих. Они греют ночами, пока Тэхён спит под одним одеялом с человеком, который отвечает ему взаимностью. Он ведь даже не думал о том, что всё может быть по-настоящему, был уверен, что останется ни с чем, если выдавит из себя признание первым, а сейчас… Сейчас не так уж и страшно. Совсем немного. — И какие ещё взрослые слова ты знаешь? — начинает издеваться Чонгук. Тэхён пыхтит против воли. — Тебе в алфавитном порядке перечислить? — ворчит он, на что мужчина заискивающе улыбается, удобнее устраиваясь между его ног. — Начнём с «а». — Анальное отверстие, — холодно отвечает Тэхён. Хочется Чонгуку над ним посмеяться – да пожалуйста. — Отверстие. Я в шоке. Это так ты называешь свои прекрасные формы? — До буквы «ж» мы не дошли. — Я, честно, поражён, — выдыхает ему в губы мужчина, коротко целуя. И снова, чтобы лениво скользнуть языком в рот. Он целует медленно и неторопливо, пока Тэхён пытается понять происходящее. Не знает, как так вышло, что они из режима «страсть» метнулись обратно в нежность. Поведение Чонгука необъяснимо, что происходит у него в голове – загадка для всего человечества. Но Тэхёна устраивает и так: с ладонями на чужих щеках, с глубоким поцелуем, с руками Чонгука на теле, которые гуляют по рёбрам, щекоча кожу. Тэхён чувствует, как его пальцев касается что-то мокрое и тёплое, распахивает глаза, непонимающе хмуря брови, чтобы оторваться от чужих губ. И смотрит на радостного пса, который лезет его облизывать, пока Тэхён отмахивается от его морды как от назойливой мухи. — Место, — строго говорит Чонгук, и пёс тут же садится, засунув язык и закрыв пасть. — Я сказал: место. Марс как будто нарочно делает вид, что не понимает, и хозяин тяжело вздыхает. — Твоя работа? — хмурится Чонгук на Тэхёна, поднимаясь с него. — Сам виноват. Я предлагал выгулять его утром перед выходом, ты не послушал, — ему на живот падают поводок и ошейник, и Тэхён хмыкает: — У меня сегодня выходной. Я хочу валяться и ничего не делать, так что давай как-нибудь сам. Чонгук внезапно склоняется над ним, упираясь руками в подлокотник. Взгляд у него многозначительный, но никаких слов почему-то не звучит, только тишина, пока он смотрит прямо Тэхёну в глаза, а затем наклоняется ближе. Скользит пальцами в волосы, дышит в щёку. — Давай, ласточка, — и говорит ласково, точно какой-то дьявол. — Нам надо немного прогуляться, чтобы до вечера нас никто не беспокоил. И целует горячую кожу, неторопливо и долго, из-за чего Тэхён вынужден сдаться. У него не хватает сил идти против такого Чонгука, и как в таком случае он собрался уходить? Какие внеземные силы смогут помочь ему перешагнуть порог цирка, если к нему продолжат относиться с таким трепетом в каждом прикосновении? — Мы догуливаем последние дни в Амстердаме, — говорит мужчина, поглаживая его щеку пальцем. — Может быть, ты видишь этот город в последний раз. — У меня бывают перерывы между соревнованиями. — Намекаешь на то, что согласишься куда-то поехать со мной? И если ты будешь готов помчаться на другой конец света по одной моей просьбе, — улыбается Чонгук, — то зачем тогда уходишь? Не проще ли мне попросить тебя об этом сейчас? — Чонгук… — Хорошо. Я сделаю это позже. — Ты не оставишь мне выбора, — тихо говорит Тэхён, в его глазах словно мольба не делать этого. — Выбор есть всегда. — Если так продолжится, то я не смогу… — Мне не нужно, чтобы ты не смог, — качает тот головой. — Мне нужно, чтобы ты не хотел. — Но я хочу. — Значит, мне нужно что-то изменить. — Чонгук, — устало вздыхает Тэхён. — Я… — Неужели тебя будет волновать то, что ты хотел уйти, если однажды вдруг ты решишь для себя, что всё-таки хочешь совсем не этого? Только скажи мне честно, — буднично говорит он. — Ты будешь спать и видеть кошмары? Станешь жалеть о том, что не попытался? Будешь винить меня в том, что я сделал тебя счастливым? Тэхён замирает. — А ты можешь? — интересуется, глядя Чонгуку в глаза. — С чего ты взял, что можешь заменить мне всех и всё в этой жизни и сделать меня счастливым? Он сперва жалеет о сказанном, но то уже прозвучало, обратного пути нет. Разве Чонгук сможет заменить собой его мечту? Заставить забыть о мыслях, которые посещают голову каждое утро, каждое выступление, каждый чертов день, пока Тэхён дышит. Он уже было готовится к ответной реакции, винит сам себя в назревающей ссоре, как в ответ мужчина пожимает плечами, говоря легко и непринужденно: — Ты же смог, — как будто это совсем ничего не значит. — Смог что? — хмурится Тэхён. А Чонгук наклоняется ближе, чтобы шепнуть на ухо: — Я не говорю о том, что стану плакаться, если вдруг ты нас покинешь. Не стану умолять тебя о чём-то на коленях, строчить любовные письма, взывая к состраданию или жалости. Я не стану встречать тебя после работы, бегать за тобой или трястись над телефоном в ожидании, когда же ты позвонишь. Но, — он заглядывает внимательно слушающему Тэхёну в глаза, в его собственных – ничего, что выражало бы хоть какие-то эмоции, кроме разве что бешеной уверенности. — Но если ты попросишь меня об этом. — Ты не способен на такое, — едва слышно выдыхает он, пока Чонгук говорит с лёгкой улыбкой: — Я – нет. Чон Чонгук, которого все знают, владелец второго самого престижного цирка в мире на такое не способен, ты прав. Но тот идиот, которого ты из меня делаешь… — усмехается мужчина. — Ты понятия не имеешь, на что способен он, если очень хорошо попросить. — Ты невозможен. — Приму за комплимент. Это он и был, молчит Тэхён, глядя мужчине вслед. Чонгук невозможен весь целиком. С ним сложно, тяжело, временами невыносимо, а в другой момент, прямо как сейчас, Тэхён не боится быть самим собой. Он словно цветёт, раскрывает свою натуру слой за слоем, учится признавать пороки и понимать собственные недостатки на контрасте их характеров. Учится быть отдающим, пытается изо всех сил понять необъяснимое желание Чонгука удержать его в цирке. Может быть, даже рядом с собой. А так разве бывает? Чтобы человек, ещё несколько дней назад предложивший собрать вещи и уйти, сейчас просит остаться. Для Тэхёна это всё ново, дико и неоднозначно. Он боится не того, что в один прекрасный день Чонгук передумает, а того, во что могут превратиться их отношения, которые начались с взаимной неприязни. С холодных взглядов, отторжения и злости, со всего того, чем эти самые отношения обычно и заканчиваются. И как-то это всё неправильно, а в то же время кажется чем-то важным, словно они движутся в обратном порядке к чему-то масштабному. К тому самому моменту, когда Тэхён наконец в полной мере осознает потребность быть рядом, отдавать больше, чем берёт, может быть, даже по-настоящему, искренне и глубоко любить. Мысль эта отзывается удушающим страхом. Если чувства уже топят, затмевают разум, управляют всем, что сидит внутри, то что же станет потом? Но Чонгук ведь тоже… Он столько всего рассказал и показал, пускай не целиком, но приоткрыл дверь в прошлое, поделился, потому что боится. От этого пробирает приятная дрожь. От его сумасшедшей уверенности, слов, сказанных не в порыве чувств, а осознанно и расчётливо. Чонгук знает, что делает и чего хочет. Тэхён знает, чего хочет, но не знает, что делать. И если его смогут направить, показать другой путь, намного более привлекательный, чем тот, что выстлан тальком, то как он сможет не пойти по нему? Он не сможет сказать «нет», развернуться и уйти в спорт, если ему протянут руку. А та уже почти протянута, дорога на арену вымощена красными бархатными коврами и скрипящими половицами, восхищенными взглядами, аплодисментами и оглушающими криками. Она выстлана змеями, кинжалами и светом прожекторов. Она витиевата, опасна, пугает, а оттого интригует, пока коридор до манежа Тэхён мог бы пройти и с закрытыми глазами. Он знает, что его там ждёт, какое отношение и какие люди – не его. Но желание доказать им всем, показать, что четыре золотые медали – это не предел, неумолимо растёт. Потому что Тэхён становится уверенным. Ему не страшно бродить с Чонгуком по парку и держать чужую руку, а на все косые взгляды он отвечает безразличным, может, высокомерным собственным – от этого уже не избавиться. Мысль, что он лучше остальных по-прежнему с ним день ото дня, не покидает, придаёт уверенность и кормит внутренних демонов, которые ночами шепчут о том, что чужое, неприступное сердце – его. Чонгук сам сказал: «Делай, что душе угодно». Душе Тэхёна угодно быть свободной от чужого мнения. Почему-то всегда казалось, что этот барьер непреодолим. Что Тэхён никогда в жизни не станет человеком, который сам мог бы принимать решения. Может, потому и рвётся в старую жизнь. Некоторые привычки неизлечимы, меняться всегда тяжело и больно. Это выматывает, ломает и кромсает, чтобы после собраться воедино чем-то новым. Чтобы после всего, что было в прошлом, ты мог спокойно вздохнуть и приступить к новому этапу. Так, может, цирк это не то дно, на которое Тэхён упал, а новая вершина, которую необходимо покорить? Все эти мысли кружат голову, должны выматывать, а дарят спокойствие. На арене уже как дома, выступления словно глоток свежего воздуха, тёплый взгляд Чонгука в тот момент, когда он будит Тэхёна рано утром для вылета в Берлин, не сравним ни с одним. — Поднимайся, ласточка, — всего пара слов в утренней тишине, а Тэхён уже готов расправить крылья и чистить перья. — Ты подозрительно счастливый для человека, который ненавидит вставать в такую рань, — усмехается Чонгук. А Тэхён просто-напросто рад оставить всё плохое в Амстердаме. Рад увидеть Берлин, который маячит крышами домов на горизонте спустя полтора часа перелёта. Он даже не слышит, по каким именно делам собрался Чонгук, когда разглядывает вид, открывающийся из окна их номера на пятнадцатом этаже. Здесь лучше, здесь почему-то легче дышится, люди больше суетятся, бегают муравьями по земле, пока Тэхён завороженно наблюдает за мостом, перекинутым через реку. Он впервые не мается от скуки, оставшись наедине с Марсом, а выходит посмотреть город. Необъяснимое желание заглянуть в номер к Чимину с Юнги было безжалостно отметено, даже если Тэхёну очень хотелось чьей-то компании. На входе в отель он встретил Кристину, которой оказалось достаточно: та без умолку болтала, рассказывая о достопримечательностях, даже показала один из местных ресторанов, где им в качестве презента дали десерт. Тэхёну сперва казалось, что это очень мило со стороны управляющего, пока не прочёл в меню строку о приятном бонусе, который предоставляется парам. Десерт был вкусный, Кристина только посмеялась, говорила без её привычного флирта, то есть была сама собой, такой, какой Тэхён видел её очень редко. Их общение сократилось после первого и последнего неудачного поцелуя, в основном царила неловкость, когда они оставались наедине, однако же стоило понять, что для неё это не больше, чем просто очередной неловкий жизненный момент, всё словно вернулось на круги своя: её бесконечные разговоры о том, как же ей нравится ореховое мороженое, которое та уплетала за обе щеки, пока они сидели на скамье в парке, и очень много шуток в стиле Жизель. — У тебя не бывает такого желания… — она задумчиво наблюдает за Марсом, который играется в куче листьев, пока Тэхён думает о том, что ему эту псину потом придётся мыть. — Ну, знаешь, бросить всё и уехать куда-нибудь, где тебя никто не знает? Туда, где можно начать всё с начала. — Нет? — Тэхён непонимающе косится на девушку. — Везёт. — Ты хочешь бросить работу? Кристина впервые, кажется, не улыбается и не искрится светом, только хмуро смотрит на Тэхёна, думая о чём-то своём. — Иногда – очень. Я тебе даже завидую. — Мне-то? Было бы чему. — Я смотрю твои выступления и думаю о том, что хотела бы тоже… Вот так. — Что тебе мешает начать заниматься? — хмурится Тэхён. — Попроси Жизель, она поможет. — Нет, — тихо смеётся та. — Я хотела бы… быть такой свободной. — Не хочу тебя разочаровывать, но… Тэхён даже не знает, что сказать. Ему всегда казалось, что он свободен от всего и ото всех, лишь недавно начал понимать, насколько зависим от мнения совершенно чужих ему людей. — И что тебе мешает? — интересуется Кристина. Ответ кажется очевидным только сейчас. — Я. — Тяжело, наверное, — тихо говорит она. — Когда от тебя ждут только самого лучшего, и поэтому ты обязан оправдать чужие ожидания. Я имею в виду… тебя же все знают. Все знают, что ты хорош, у тебя как будто всё так легко получается, хотя я вижу, сколько ты тренируешься. Но всё равно… Наверное, правда есть такие люди, которые рождены для этого. Ты можешь даже ничего не делать, а уже будешь в центре внимания, — смеётся та, но в её глазах проскальзывает грусть. — Хочешь внимания – закати Чонгуку скандал, — загробным голосом говорит Тэхён. Такие вещи точно не проходят мимо чужих ушей, кажется, что об их стычках всем давно известно. — Нет, спасибо, — уже искренне смеётся Кристина. — Не хочу, чтобы вышло как с Юйлинь. Я люблю своё место. — Поэтому хочешь сбежать? — Поэтому я продолжаю искать причины, чтобы этого не делать, — улыбается та. — И много у тебя причин? Мне бы они не помешали, — признается Тэхён. Сам не знает, зачем говорит с ней об этих вещах, но шанс, что они ещё куда-то выберутся вместе, крайне мал. Так что можно не беспокоиться о разговоре, о котором, вероятно, уже завтра будут знать все ее подружки. Потому Тэхён и не спешит проводить время в их компании, да и вообще в чьей-либо. Ему спокойно и так: с Чонгуком наедине, когда он точно знает, что их разговоры и все его страхи не будут озвучены на публику. Как странно – он доверяет. — Эти люди заменили мне семью, а Чонгук – брата, — пожимает она плечами. — В какой-то степени. — Про вас ходили слухи, — вспоминает Тэхён. — Я знаю. А про кого они не ходят? Ты хоть знаешь, что говорят о вас двоих? Тэхён отводит взгляд. Нет у него желания знать то, что говорят о них с Чонгуком, но любопытство побеждает: — И что о нас говорят? — Что он поставил тебе ультиматум: либо ты с ним, либо теряешь своё место. Тэхён морщится. — Что ещё? — Что ты стал его фаворитом, потому что спишь с ним. — Предсказуемо, — фыркает он. — А некоторые наоборот думают, что вы ссоритесь только на публику. Девочки завидуют. — Было бы чему завидовать. — Они завидуют тому, что ты выбрал его, — Кристина пытается подавить улыбку и пожимает плечами, когда Тэхён кидает на неё взгляд. — Ты для многих из нас пример для подражания. Видел бы ты свой номер со стороны, такое невозможно повторить. Между ними виснет задумчивая тишина, а потом Кристина говорит что-то об обеде, о том, что хочет прогуляться с Ниной и кем-то там ещё, даже предлагает присоединиться, на что Тэхён только качает головой. Не нужна ему такая большая компания, ему хватит и Марса, который лает вслед девушке, а потом подбегает к Тэхёну и трясёт шерстью, вываливая перед ним запутавшиеся листья и траву. Они в гордом одиночестве гуляют по городу, а мысли не прекращаются: о какой-то глупой зависти; о том, что их отношения, оказывается, видят такими. Странно, но Тэхёна это почему-то даже не удручает. Он понимает, что люди, оказывается, понятия не имеют, что происходит между ними. Какие межличностные войны они переживают, сколько слез было вылито перед Чонгуком в порыве злости, сколько гадостей и плохих слов. Не знают о том, что происходит между ними по утрам или когда они остаются наедине. Или тем же вечером, когда Чонгук внезапно звонит, не обнаружив Тэхёна в номере, и просит вернуться. — Я задержался, — говорит ему мужчина прямо с порога. — Думал, ты тут ждёшь, скучаешь и не находишь себе места в новом-то городе. — Уже напредставлял, как я кидаюсь тебе на шею? — весело смотрит на него Тэхён, скидывая обувь. — А вдруг. — Я был с Кристиной. Чонгук на секунду замирает, кинув взгляд в его сторону. Как будто думает, с какого вопроса стоит начать, пока Тэхён ясно осознает одну вещь: Чонгук подбирает слова. Возможно, решает в каком тоне стоит озвучить мысль: безразличном, словно его не интересует, какого черта он шатался полдня с той самой Кристиной, или же с явной претензией, чтобы та, не дай Бог, ускользнула мимо ушей Тэхёна. — Встретил её ещё утром, — первым говорит Тэхён, подходя к Чонгуку, пока мужчина внимательно наблюдает за ним исподлобья, расстегивая манжеты. — Мы прогулялись, а потом она ушла обедать с девочками. И как я только раньше не замечал? — Чего же? Тэхён гадко улыбается, глядя Чонгуку в глаза. — Того, насколько ты очевидный в своей ревности. Мужчина копирует его улыбку, как будто скалится, с прищуром глядя в ответ. — Я ревную? К той, с которой у тебя был первый поцелуй? К той, с которой тебе вдруг захотелось провести время? Не смеши. И озвучилось всё это наверняка нарочно, Тэхён считает это большим прогрессом. Даже не может сдержать крайне глупой улыбки, хоть и старательно пытается скрыть от Чонгука своё хорошее настроение. Дело далеко не в ревности. Дело в том, что Чонгук впервые признается в собственных эмоциях – это дорогого стоит. — Мы немного прогулялись, позавтракали, — пытается объяснить Тэхён. — На этом всё. И не так уж мне хотелось проводить с ней время. Ты был занят. — Значит, хотелось со мной. — Возможно. — Возможно, — наигранно понимающе кивает Чонгук. — Вероятно, — Тэхён собирает всю свою волю в кулак, краснеет щеками, потому что такого ещё точно никогда никому не говорил: — Вероятно, мне хотелось провести его с тобой. — Сильно хотелось? — Достаточно. — И в кого ты такой скромный? — усмехается тот. — Спешу обрадовать: у тебя ещё есть шанс. — Я думал… — не может озвучить мысль, которая ест его с самого утра. А хотелось бы сейчас одного, не прогулок по вечернему городу и не походов по кафе. Сказать не решается. — Думал, мы сегодня никуда не пойдём. Чонгук, который с откровенным удовольствием наблюдал за чужими метаниями, усмехается. Он понимает. Читает между строк то, что не было сказано, потому что Тэхён, должно быть, слишком очевиден в собственных желаниях. Чужие руки притягивают к себе, Чонгук зачем-то обращает внимание на время, ныряя тёплыми ладонями под свитер. Как будто прикосновения жизненно необходимы, словно ими можно сказать то, что не произносится вслух. Однако вслух может звучать другое: — Ты сам сказал, что нас не будут беспокоить, — напоминает Тэхён. Его буквально сжимают в руках, зарываясь носом в волосы. Он чувствует, как Чонгук дышит – шумно и тяжело, как скользит ладонями по спине, собирает одежду в складки, как тоже хочет. Тэхён только не понимает, почему они до сих пор здесь, а не под одеялом, и к чему вся эта медлительность и разговоры, как ему горячо шепчут на ухо: — Ты лучше перестань. Но в том и дело, что Тэхён не хочет. Его руки сами нагло протискиваются между ними, лезут расстегивать чужую рубашку, как хватаются за воротник, потому что Чонгук зажимает те между телами, нарочно не даёт пошевелиться и раздеть себя. — Почему нет? — тяжело выдыхает Тэхён ему куда-то в волосы. — Не могу сказать. Он чувствует, как Чонгук дышит его запахом, как ему тоже кружит голову, а почему не даёт довести дело до конца – непонятно. — Ты сам поймёшь, — говорит тот, дарит один жалкий, беглый поцелуй в губы и просит: — Переоденься. У нас есть одно дело. — А до завтра это не подождёт? Мужчина усмехается. — Таких людей невежливо заставлять ждать до завтра. — Надеюсь, речь не о твоей сестре, — хмурится Тэхён, когда Чонгук отстраняется и сам расстёгивает рубашку. — Пока ты развлекался, я решал её маленькие проблемы. — Ты нашёл кого-то? — Забудь о ней на сегодня. — Я не люблю сюрпризы, — серьёзно говорит Тэхён, Чонгук же абсолютно расслаблен: — Ты просто никогда не получал их от меня. И, честно говоря, это не то чтобы воодушевляет. Но Тэхён, последний раз одарив Чонгука непонимающим взглядом, идёт переодеваться. Куда они идут – не сказано. Всё, что стало известно, это будет обед в ресторане в приятной компании. Ну, думает Тэхён, у них с Чонгуком, вероятно, разное понимание приятной компании, но вслух об этом не заикается. Их отношения относительно стабильные, Тэхён ощущает нутром, что что-то изменилось. Появилась необъяснимая лёгкость, а страх сказать что-нибудь не то почти исчез, как будто рядом с Чонгуком становится… легче. Свободней. И не нужно ломать голову над каждым не в тему брошенным словом, потому что от конфликтов устали оба. Тэхён только поэтому молчаливо чего-то ждёт, сидя за столиком. Разглядывает Чонгука, сидящего напротив, тот почему-то постоянно смотрит на время. Следит за чем-то в телефоне, не замечая, как Тэхён его изучает, а когда Чонгук поднимает взгляд и губы того медленно растягиваются в какой-то зловещей улыбке, становится не по себе. — Она здесь. У Тэхёна от этого волосы дыбом. — Кто «она»? Неужели Чонгук в самом деле решил познакомить его с мадам Гу? Прямо сейчас, вот так просто? Тэхён в откровенном ужасе, и лучше бы он потратил этот вечер на более приятные вещи. Он напрягается всем телом, когда на его плечо ложится рука, после заботливо и нежно опускается на волосы, а когда Тэхён поднимает взгляд, то буквально не дышит. — Мама? — Ну привет. Губы Тэхёна непроизвольно растягиваются в улыбке, тело не слушается, ноги поднимают с места, а руки обнимают женщину, кажется, чуть ли не до хруста костей. Он чувствует себя пятилетним мальчиком, и те моменты, когда он возвращался домой после соревнований, застыли в голове. Они не виделись почти год. Тэхён долго не мог себя уговорить взглянуть ей в глаза, потому что отчего-то чувствовал вину. Сколько денег было вложено в его обучение, сколько слёз было вылито Наной, когда, как она думала, Тэхён этого не слышит с другого конца провода. — Как ты здесь оказалась? — он не верит тому, что видит. А женщина с улыбкой кивает в сторону Чонгука, который поднимается с места и отодвигает для неё стул. Нана смущается, прямо как Тэхён иногда, занимая своё место, но тот не верит, что Чонгук вот так просто взял и устроил это всё для него. «Ты с ума сошёл», – читается во взгляде, когда Тэхён смотрит на него. «Спасибо», – произносится беззвучно. — Я оставлю вас, — говорит Чонгук, на что Нана тут же возмущается: — Побудь с нами. Я же должна знать молодого человека моего сына. С ума сойти, — ярко улыбается она, пока Тэхён медленно переваривает информацию, и кровь отливает от лица. — Да, — тихо говорит он, с ужасом глядя на Чонгука. — С ума сойти. — Для меня это тоже было неожиданно, — говорит Нана, пока Тэхён сверлит мужчину взглядом. Как он мог? Просто взять и рассказать его матери о таких вещах. Он что, с ума сошёл? И если бы не Нана, которая светится от счастья как новогодняя ёлка, Тэхён бы давно поинтересовался, какого чёрта тот творит. Но вместо этого молчит, слушая рассказ о том, как ей позвонили и представились начальником Тэхёна. О том, как она подумала, что ей звонит какой-то аферист, что она такого никогда в жизни не вытворяла: не бросала все дела на работе и не мчалась на другой конец света. Тэхён бы назвал свою мать безрассудной, но у них это семейное. Половина информации ускользает от него, пока он думает о том, что ужасно по ней скучал. И винит себя, что ни разу за всё время гастролей ей не позвонил. — А потом он плавно перешёл к информации о ваших отношениях, — у Наны приятный, спокойный и размеренный голос, только вот то, что она говорит, вызывает в Тэхёне самые разные чувства. Чонгук же словно не видит его раздражения, не обращает внимания на непонимание и кучу вопросов во взгляде, которые Тэхён не может озвучить в силу своего уважения к маме. Почти не может. — Зачем? — не умеет он молчать. Нана тут же переводит на него взгляд, пока Тэхён в упор смотрит на мужчину. — Зачем ты сказал об этом? — А ты хотел скрывать это от меня до конца жизни? — встревает женщина. Нет, думает Тэхён, не до конца, но полжизни как минимум. Слишком сложно делиться подобными вещами. Это совсем не то, чего ждёшь от своего идеального сына. Это не то, чего ждут люди, когда знают тебя как мирового чемпиона, этим не гордятся и не хвастаются, быть таким – не достижение. И Тэхёну не даётся так же легко обо всем говорить, как это может делать Чонгук. Он не такой. — Тэхён, — зовёт Нана. Она протягивает руку через весь столик, во взгляде то тепло и понимание, которых Тэхён никогда не мог осознать. Ценил, уважал, но не мог понять, как можно любить кого-то за то, что он просто есть. За то, что человек существует, а Нана всегда умела. Она гордилась скромно, не хвасталась заслугами сына направо или налево, только спрашивала: «Ты счастлив?». Если ты счастлив, то счастлива и я. Тэхён всегда хотел быть самым лучшим и для неё тоже. Он протягивает ей руку, чувствуя мандраж, а Нана тепло улыбается: — Я всегда поддержу любой твой выбор, чего бы это ни касалось. Ты же знаешь. Ты же знаешь, что ты мой единственный и любимый сын. Ты же знаешь, что я всегда помогу, если тебе будет очень тяжело. Ты же знаешь, что ты всегда можешь прийти ко мне, когда станет невмоготу. Тэхён, ты же знаешь. Тэхён знает. Но всё равно всегда боялся. У его матери не было возможности находиться с ним рядом каждую минуту, они рано разъехались. Вернее, он рано сбежал из-под родительского крыла. И только возвращаясь домой, чувствовал себя в безопасности, но это время проходило, оно стремительно летело, каждый раз нужно было возвращаться во враждебную среду. Ему это было нужно. Иначе в жизни ничего не добиться – так Тэхён всегда считал и считает до сих пор. Разве что смотрит на наблюдающего за ним Чонгука менее агрессивно, может, со скользнувшей благодарностью во взгляде. Сам бы он не решился. Скорее всего никогда в жизни он бы не открыл при матери рот и не разочаровал ее таким поворотом событий, сколько бы не было слов о том, что та примет его любым. — У нас ещё будет возможность встретиться, — говорит ей Чонгук. — Мы остановились в одном отеле. — Убегаешь, — смеётся женщина. А Чонгук что-то шепчет ей, на что Нана понимающе кивает, и, кинув взгляд на Тэхёна, обходит стол. Тот сперва не понимает, а когда на щеке остаётся тёплый поцелуй, то готов провалиться сквозь землю, потому что счастливую Нану сейчас не затмит ни одно солнце. Щёки нещадно жжет, у Тэхёна даже голова кружится от стыда, а стоит Чонгуку уйти, прикрыв глаза, говорит: — Он сумасшедший. Не обращай внимания. — А я рада, — скромно улыбается та. — Нет, он правда немного чокнутый, но ты… — Тэхён, — перебивает Нана. Она качает головой, голос звучит буднично. — Я же вижу, что вы в отношениях не первый день. Чонгук обещал, что я увижу твоё выступление. Очень хочу посмотреть, — у неё горят глаза. — Я уже видела кое-что, он показывал мне видео, но вживую это ведь совсем другое. — Да, неплохо выглядит. — Уверена, оно лучшее. Не хочешь что-нибудь рассказать мне? — заискивающе улыбается та, а Тэхён шумно вздыхает. — Ты уже всё знаешь. — Ну а… — она делает вид, что подбирает слова, раскрывая меню. — Как у вас всё началось? Ужасно, молчит Тэхён. Всё началось ужасно. Это явно не то, что ей стоит знать. — Мам. — Я любопытная женщина, — возмущается Нана. — А это твои первые отношения на моей памяти. Или я чего-то не знаю? — Первые, — у Тэхёна на лице можно жарить яичницу. — Не стесняйся. Мы видимся раз в десять лет, удовлетвори моё материнское любопытство в кои-то веки. И Тэхён, набрав побольше воздуха, рассказывает обо всём. Почти. Упускает огромное множество ненужных и неприятных моментов, говорит о первом выступлении, о хуторе Ирландии, об Амстердаме и параде кораблей. И с вином легче думается, даже не стыдно рассказывать о том, как они начали делить номер на двоих, как ему было страшно, как боялся, что кто-то узнает, а Нана слушала его, мило нахмурив брови, а в уголках глаз залегали морщинки, когда она улыбалась. А улыбалась она много, потому что была рада видеть сына, потому что в Тэхёна смогли вдохнуть жизнь и вернуть ему жажду к покорению вершин. Изменился взгляд, изменилась манера общения, как будто ему стало легче выражать гложущие душу мысли. Он стал больше откровенничать, не боялся показаться перед ней слабым и честно делился мыслями о том, как было тяжело первые месяцы после ухода из спорта. Было тяжело привыкать к новым людям, было страшно, что его не примут и что ему никогда не стать своим. А он стал. — Ты думаешь, я в тебе сомневалась? — смеялась женщина. Она – нет, Тэхён – сомневался. И продолжает, и ощущение, что это не закончится никогда, но стоило ему провести вечер с матерью, накормить ее самым вкусным, по её словам, ужином, выпить с ней вина, то напряжение, которое даже не ощущалось, но сидело внутри камнем, растворилось. Он вспомнил, почему продолжал приезжать домой: там отпускало. Дом придавал сил двигаться дальше, Тэхён отдыхал душой, расслаблялся телом, каждой напряженной мышцей, а после мог продолжать работать. Как будто разговоры с близким человеком, который может выслушать и понять, есть его панацея. Только родители знали его больше остальных, только им мог открыть душу, зная, что ту не вывернут и не осквернят. Залатают поломанное, смажут мёдом и отправят в добрый путь с лучшими пожеланиями. Нана так же с ним и прощается на одном из этажей отеля, когда Тэхён провожает её до комнаты. Она целует его в лоб, из-за чего ему приходится согнуться, поправляет волосы, смотрит с такой нежностью и теплом, что Тэхён чувствует себя как после курорта. То, что столько сидело в нем невысказанными словами, нашло свой выход и принесло облегчение. Пускай не проблем, но стоило озвучить всё то хорошее, что произошло с ним за эти месяцы, оно словно стало настоящим. Наконец приобрело очертания, ощущается чем-то реальным, поглощающим его. И рядом с Чонгуком легче дышится. Как будто разговор с Наной был глотком свежего воздуха, который дал возможность взглянуть на ситуацию со стороны. Мужчина ещё не спал, когда Тэхён заявился на пороге спальни. Пошатываясь, но дошёл до кровати, вытащил из-под пояса брюк рубашку, чтобы не мешалась, и уселся со стороны Чонгука, глядя тому в глаза. За ним наблюдали так же: с интересом. Закатит скандал или же нет? Чонгук ясно понял, что Тэхёну его самовольность не понравилась, а тот и не злится как-то. Сейчас, даже если хотелось бы, не получается. — С чего начнём? — вздыхает Чонгук, откладывая мобильный в сторону. А Тэхён качает головой. Не хочется ему выяснять отношения, он от этого по-человечески устал всей душой. Ему бы немного тишины и спокойствия. — Надоело, да? Ссориться как в последний раз. Тэхён лениво кивает в ответ. Надоело. Это и правда всегда как в последний раз, потому что кажется, что однажды сказанного уже точно будет не вернуть. В тишине комнаты, в преддверии ночи, когда тихо шуршит простынь и когда Чонгук наблюдает за ним с легкой улыбкой, ему вообще ничего не хочется. Только чтобы стало легче, чтобы мысли о спорте отпустили, мысли о Чонгуке – тоже. — Иди сюда, — тихо звучит его голос. Мужчина тянет его за руку к себе, и Тэхён укладывается рядом, удобно устроившись у него на груди. Чувствует, как ровно бьется сердце под его рукой, как в растрепанных Наной волосах остаётся поцелуй и тёплое дыхание. — Я в тебя влюблён, — Тэхён словно очередной раз на грани слышимости озвучивает очевидное, но всё как будто иначе. Даёт себе волю прочувствовать сказанное, ощущает, как в нём цветут и раскрываются бутоны, затапливают сознание знакомым ароматом: тяжелым деревом и гранатом. Господи, почему ему хорошо с этим человеком? Почему именно с ним? — Представляешь, ласточка, у нас взаимно, — говорит ему в волосы Чонгук. — С ума сойти. — Кто бы мог подумать, да? — Уж точно не я, — бормочет Тэхён. — Как Нана? — Жива и, кажется, в восторге от тебя. Зачем ты это сделал? — Зачем рассказал ей? — руки Чонгука заботливо гуляют по телу, Тэхён вот-вот уснёт. — Зачем позвал её? Тишина затягивается, а потом мужчина отвечает: — Возможно, захотел порадовать тебя. — Это странно, — в ответ Чонгук тихо смеётся, а Тэхён также тихо говорит: — Спасибо. Его благодарность тонет в тишине. В ней утопает скомканное, беззвучное «пожалуйста», которое словно доставляет невыносимую боль. Чонгук никогда не любил, потому и страшно. Потому непривычно и хочется насладиться этим чувством. Потому он, заботливо убирая волосы с чужих глаз, наблюдает при свете ночника за расслабленным лицом и поражается сам себе. Ты ведь даже не знаешь, как я умею любить. Чонгук, откровенно говоря, и сам этого ещё не знает. Не знает предела, границ, всего лишь чувствует: отпускать не хочет. Удержать рядом с собой во что бы то ни стало – хочет очень.