Как быстро чужие семена растут на юге, а?
Его пухлые детские щеки заалели. Уж не его ли этот вождь Вольных назвал семечком?И крепчают на севере, сир Тормунд.
Далеким эхом голос Королевы пронесся новой дрожью по маленькому тельцу, и Дейви прикрыл ладонью рот, скрывая визг восторженной маленькой девчонки, не способной устоять перед отважным и прекрасным рыцарем. Ведь везде ему в этом мрачном, опепеленном мертвецами из сказок месте чудились огни: и темные, как беззвездное небо в Речных землях, и светлые, как тонкие, ломкие и сухие косы его матери, и совершенно нагие, гладкие и зеркальные — чище их забытых люстр в ненадобном и злом доме. Но улыбчивый Дейви потупился и скромно посчитал, что самым редким и сильным был и есть рыжий огонек: редкий и чуждый среди невзрачного снега и слизкой грязи на почти южанских сапогах, но самый яркий и теплый — ведь все к нему тянуться и греются, запасаясь добрыми словами и улыбками. Даже Джанна, с тоскою впервые прощаясь с каждой растаявшей снежинкой, тянулась за чем-то чуждым. И ведь совсем не боялась обжечься: хваталась тонкими, чистыми пальцами за догорающие угольки и пряталась за нежной улыбкой. Тянула и ему, а потом тянула и его.Когда-нибудь мы обязательно возведем свой костер, милый брат.
И Дейви верил, не отпуская ее ладони. Говорил за столом, скромно накрытом по велению матери. Хватался еще детскими зубами за большой кусок самого вкусного дикого мяса и морщился откусывая. Пыхтел под громкий хохот Убийцы Великанов и алел, как маленький южный цветок, от отважных долгих застольных слов. Даже поздно ночью, укрывшись чудовищно теплым одеялом Дейви верил, молчаливо всматриваясь в голову сестры. Мы впервые вместе в одной комнате. Но с разными изголовьями и великаньими перинами, бесконечно мягкими — и ведь поверить можно, что утонешь — пропадешь средь белых, не морозных волн — и схожими. — Эй, Дейви. Тихий голос старший сестры вырвал из долгих и затуманенными усталостью раздумий, и он что-то тихо выстонал, доставая мокрую от горячих ванн голову. Совсем немного — чуть-чуть — и сон пришел бы и позволил дождаться нового, славного дня. — Я рада, что мы здесь. Его глаза предательски слипаются, как тесто поварихи на столе, но Дейви отчаянно смотрит на далеко-близкое лицо своей сестры и борется с отвратительно бьющимся о грудную клетку сердцем, когда понимает, что тоже рад. Ведь рядом с ним Джанна. Его сестра, с которой он провел целый день среди шепотов несчитанных его всего лишь десятью пальцами людей и зверей, и самый кровный и желанный друг, которого выбрали ему праведные Семеро. И он пообещал себе, что не подведет их всех. — Я рад, что ты рада, сестра. Теплое одеяло грело детские тела, сплетенные в родственных объятьях; грело плечи и шеи, худые и хрупкие, как льдинки, свисающие с крыш; грело руки и пальцы, сцепленные в спутанный комок детских желаний и сновидений. И, удрученно останавливаясь на опасливо схожих подбородках, не дотягивалось до губ и глаз, давая им волю на сладкие улыбки и теплые взгляды. Они порочно для всех совсем рядом, прижимаясь бледными телами друг другу. Дрожат от ветров, разносящих эхо и шум других комнат и бесконечного коридора.Завтра.
Его добрая мать разгневается, и они сбросят от стыда кожу под взором Королевы, отвращенной их невинной шалостью. И даже не спрячутся от громкого Убийцы и его грубых, неправдивых слов. Но, хвала Семерым, все это сделает их несчастными завтра. А сейчас им совсем все равно.