***
Гермиона не помнила, как добралась до Министерства, но каким-то образом обнаружила, что сидит за своим рабочим столом, до сих пор сжимая в руках мантию-невидимку Гарри. Наконец придя в себя, ведь не подобает же работнику Министерства магии разгуливать со скомканной в руках мантией, Гермиона выдвинула нижний правый ящик, сложила туда ткань и трижды проверила, заперла ли его. А затем надела рабочую мантию и отправилась в лабораторию. Войдя в комнату, уже по зловонному запаху Гермиона поняла, что из Мексики прибыла последняя партия желчи чупакабры. — Привет, Мардж. Напарница Гермионы по лаборатории — старая ведьма, чей возраст варьировался между ста восемьюдесятью годами и смертью, — хмыкнула в знак приветствия. Непривычно. Обычно она никак не реагировала на её приход. «И почему мне приставили коллегу, которая по общительности схожа с Филчем?» — проворчала про себя Гермиона и приступила к обязанностям. Со вздохом она уселась на табуретку и отмерила небольшое количество отвратной желчи для пробы. Грейнджер помнила про многочисленные заказы всех аптекарей Британии, которые включали в себя этот ингредиент, однако она не пустит его в эксплуатацию, пока лично не удостоверится, соответствует ли он всем стандартам качества Министерства или нет. Гермиона со всей серьёзностью относилась к должности в Отделе стандарта и качества. Это неблагодарная, но жизненно важная работа. До создания отдела, а это было более трёхсот лет назад, ингредиенты поступали в страну с различной степенью действия и состояния. Бывали и такие случаи, когда на коробке писали не то, что лежало внутри. После одного происшествия, связанного с женой священника, её кошкой и зельем, предназначенным для устранения пищевого расстройства у животного (которое изготовили из некачественных ингредиентов), был основан Отдел стандарта и качества. С тех пор Отдел СиК, как его называли в Министерстве, следил за импортными ингредиентами для зелий, во избежание каких-либо катастрофических инцидентов. На фирменном бланке отдела до сих был изображён герб лопнувшей кошки — как напоминание сотрудникам о важности их дела.***
Когда вся партия безоаров из Греции была, наконец, проверена, Гермиона взглянула на настенные часы — на них горела надпись «пора домой». Наверняка время уже было позднее: у них с Мардж была привычка оставаться дольше положенного, в то время как остальные сотрудники Министерства покидали рабочее место вовремя. Гермиона скинула свою рабочую мантию и положила в корзину для стирки, приготовленную эльфами. Ей всегда было немного не по себе, когда она оставляла униформу, а не стирала её самостоятельно, но в этот вечер её мысли были далеко от этого. И вместо того, чтобы сосредоточиться на программе защиты домовых эльфов, которую продолжала разрабатывать после войны, Гермиона задумалась о мантии-невидимке, что сейчас лежала в нижнем ящике, и разговоре с Гарри. Сунув мантию под плащ, она вышла из кабинета и направилась к лифту. И даже когда Грейнджер зашла в кабинку, слова Гарри не прекращали крутиться в её голове. — Первый этаж? — спросил лифтёр. — Да, пожалуйста. Слово «пожалуйста» далось ей сейчас с трудом, но Гермиона решила, что должна быть безупречной в своих манерах. Магглорождённая ведьма полагала, что, если эти чистокровные фанатики когда-нибудь снова поднимутся в глазах общества или по должности в Министерстве, у них не будет причин обвинять её в неуважительном отношении к персоналу. Антонин Долохов закрыл дверь. Ехали они молча под гудёж лифта. — Хорошего вечера. В ответ Гермиона лишь кивнула, неуверенная, смирился ли этот человек с такой унизительной для него работой или же просто умел хорошо притворяться. Тем не менее она всегда держала свою палочку наготове, просто на всякий случай. В первый раз Грейнджер столкнулась с ним в Отделе тайн, и с тех самых пор мнение о Долохове у неё так и не поменялось. Проходя через главный вестибюль, она бросила взгляд на широкое полотно, полностью закрывавшее новый фонтан. Его должны открыть на следующей неделе, в четвёртую годовщину Дня Победы. Ответ на вопрос «какой будет новая скульптура?» держался в строжайшем секрете. Только несколько высокопоставленных чиновников Министерства, а также архитектор, который задумал и создал статую, знали, как выглядел фонтан. В Министерстве многие уже делали ставки. Большинство склонялось к композиции из магических животных — в основном драконов, единорогов и фениксов. Второе место досталось скульптуре Дамблдора в компании других выдающихся волшебников. Шансы тех, кто поставил на него, равнялись четырём к одному. И, наконец, сто к одному, статуя Гарри Поттера, побеждающего Волан-де-Морта. В нескольких интервью, которые он дал после финальной битвы, Гарри говорил, что не хочет, чтобы статуи, воздвигнутые по его образу, сделали из него ещё большего героя. Во время одной из своих немногих публичных речей он сказал, что люди должны искать героя внутри самих себя. Некоторые утверждали, что не особо поняли сказанные им слова, Гермиона же думала, что это были одни из самых красноречивых и в то же время скромных слов, когда-либо произнесённых на публику. Прежде чем выйти на улицу в прохладный летний вечер, она заметила Джагсона с метлой. Достав свою волшебную палочку, он принялся вытирать остатки паутины на высоких потолках атриума Министерства. Как осуждённый на исправительных работах, он мог владеть совсем не многими заклинаниями. Грейнджер инстинктивно крепче сжала свою палочку и держала её так, пока не оказалась достаточно далеко от парадного входа в Министерство.***
Лёжа в постели, Гермиона в тусклом свете комнаты рассматривала кучу квиддичных мантий Рона. «Если мне придётся ещё хоть раз убирать его одежду…» — Гермиона задумалась, как бы лучше закончить эту мысль. Она не знала, что делать: то ли накричать, то ли проклясть его, то ли закрыть на всё глаза. Вместо этого она просто тихо заплакала. Сейчас Гермиона была особенно сентиментальной. Семейные проблемы Джинни и Гарри, её не слишком перспективная работа, маленькая квартирка, возможности Рона. Где та жизнь, о которой она мечтала после победы над Волан-де-Мортом? «Может быть, жизнь у волшебников и ведьм такая же обыденная и скучная, как и у магглов?» Какой бы практичной ни была Гермиона, иногда ей казалось, что её жизнь сложится куда удачнее, когда она «вырастет». Работа у неё была не из простых и требовала максимальной концентрации, но бывали дни, когда Гермиона чувствовала, что её разум атрофируется под одним и тем же бессмысленным повторением тестирования одной коробки или банки ингредиентов за другой. Возможно, если бы платили больше, это хоть как-то компенсировало недостатки, но она прекрасно знала, что деньги не избавят её полностью от этого чувства неудовлетворённости. Понимание этого на неё обрушилось почти в один миг. Да ещё и проблема с Джинни и её возможным любовником… Гадая, не причина ли её сентиментального состояния в «скором приходе старой карги» (распространённая колдовская фраза для обозначения менструации), Гермиона услышала, как домой после вечерней смены в «Ценных мётлах» вернулся Рон. Она закрыла глаза и притворилась спящей. Разборки по поводу его домашних привычек могут подождать до утра. После того, как он разделся, Гермиона почувствовала его тело позади своего. И как только она позволила себе немного расслабиться, Рон прижался к ней своим уже вставшим членом. Рон снова пришёл домой в хорошем расположении духа, и Гермиона решила, что если притвориться возбуждённой, то он быстро покончит со своими делами. Она раздвинула ноги так, чтобы открыть ему доступ, и Рон, не теряя времени, проскользнул внутрь. Мысленно благодаря его за то, что он, по крайней мере, воспользовался смазкой, прежде чем проникнуть в неё, Гермиона сделала вид, что проснулась. Издав довольно убедительный стон наслаждения, она выгнула спину, чтобы позволить ему проникнуть ещё глубже. Он воспринял это как сигнал к тому, что можно идти дальше, и принялся вбиваться в неё всем своим телом. Точно так же, как Гермиона знала, что правильно сохранённый гной бубонтюбера приобретёт нужный оттенок зелёного, когда вскипит в течение двух минут, она могла предсказать оргазм Рона по нарастающему звуку его пронзительного хрюканья. Она застонала чуть громче, чтобы помочь ему кончить как можно скорее. Рон вздрогнул и наполнил её своей липкой спермой. Как только он отключился, Гермиона выскользнула из его потных объятий. Как Рон умудрялся так легко вспотеть, ей понять было не под силу. Она включила душ на самую горячую отметку, смыла остатки семени, а затем принялась ласкать себя. И хотя Рон казался ей вполне подходящим любовником, сравнивать его с кем-то ещё у неё возможности не было. Гермиона даже несколько раз жалела, что отказала Виктору тогда, в четырнадцать лет. Но сопоставить ласки Крама и своего мужа она всё-таки могла. Вспоминая, как Виктор одними лишь восхитительно запретными и грязными идеями, произнесёнными на ушко, заставлял Гермиону внутренне сходить с ума, она ощутила, как по телу прошлась сладкая истома. Этого оказалось достаточно, чтобы снять мучавшее сексуальное напряжение, которое долгое время не давало ей покоя. Возможно, если бы Гермиона тогда была чуть старше, то непременно приняла бы его предложение уединиться в одном из тёмных уголков замка. Но вместо этого она довольствовалась такими простыми и невинными действиями по сравнению с половым актом, как лёгкими ласками рук, скользивших вниз, к трусикам, или его губами на своей груди… Жалеть о несделанном смысла теперь никакого не было. Она была замужем, а Виктор стал настоящей звездой квиддича. Гермиона вздохнула, понимая, что в те года просто не была готова ни эмоционально, ни физически к подобному роду сексуальной деятельности. Да и она была не из тех девушек, кто постоянно винит себя за упущенные возможности. Она замужем, так что ей ничего не остаётся, кроме как извлекать из этого максимум выгоды. «Все эти чёртовы эротические романы, которые Джинни так любит читать, просто сущее дерьмо. Высокие страсти и сумасводящие оргазмы, в рот мне ноги», — с горечью подумала она. Гермиона прекрасно понимала, что сделала выбор в пользу обычной жизни, где правил самый что ни на есть примитивный секс. Вытеревшись полотенцем, она скользнула обратно в постель и посмотрела на Рона. «Ну хотя бы тело у него вполне приличное», — подумала она, радуясь такому незначительному подарку судьбы.