Сказание о Лютой

      Мир за пределами видимых и невидимых стен был… другим. Все вели себя раскрепощенно: пели песни, распивали алкоголь, крепко обнимались и приветственно целовались.       Юлианне это было чуждо, но она впитывала в себя все новое. В Академии, конечно, действовали жесткие правила — никаких развлечений — но как только преподаватели исчезали из виду, веселье начиналось. Здесь вообще учились довольно разношерстные люди: молодые и зрелые, отпрыски разной важности. Те, на кого возлагались большие надежды, и те, кого сослали за неимением особых талантов.       Сначала Юлианна держалась стороной — ей уже пятнадцать, она все еще благородная дама и будущая невеста. Возможно. В этом она не была уверена.       Сначала она лишь изредка наблюдала за другими, погрузившись в учебу с головой. Многое ей было незнакомо, неизвестно. Даже сама манера преподавания отличалась от привычной. Повсюду чувствовалось тепло и радушие. Она не знала, что с этим делать. Стужу ее дома никогда не согревала огромная печь.       Сначала она подолгу засиживалась в библиотеках — у нее были трудности. В ее голове существовала только строгость и четкость слов, но в поэзии и в музыке были важны чувства, эмоции, переживания. Она училась мыслить по-другому. Как будущая поэтесса, менестрель и бард.       В библиотеке было много песен о великих подвигах, еще больше — о любви. Юлианна ими зачитывалась в попытке за что-нибудь зацепиться, отыскать свое.       Дни сменялись ночами, цветущая трава покрывалась снегом, а многочисленные ночные прогулки студентов перешли в уютные беседы внутри здания. Понемногу она точно выходила из скорлупы. Та брешь, появившаяся еще в усадьбе, когда она впервые нашла сборник стихов, постепенно увеличивалась. Стены вокруг нее ломались и крушились. Скоро вокруг кукушки не останется скорлупы.       Вернувшись на праздники в родную усадьбу, она отчетливо поняла, какой клеткой был ее дом, какими цепями была ее семья. Юлианна быстро вошла в роль, но уже притворялась, глядя на все открытым взглядом и подмечая несовершенства. Нет, если ей и суждено было выпуститься, то она ни за что сюда не вернется. Птицам — вольно летать, а бардам — путешествовать. Благо, пробыла она там недолго, ведь скоро должен был начаться новый учебный год.       Приехав обратно, Юлианна с твердой уверенностью отправилась знакомиться со студентами. Она повидает весь мир. Она не останется в этом богом забытом доме. Кукушка внутри нее вспорхнула крыльями, отбрасывая остатки скорлупы в ожидании обещанного дня. Освободившись от одного препятствия, она осознала, что по-прежнему заточена, но уже в золоченой клетке, которую с детства завесили плотной темной тканью, но сейчас она словно понемногу поднималась. И постепенно у Юлианны открывался взор на новый, невиданный ранее мир.       Тогда она впервые встретила Стефана — молодого парня, учившегося на художника и скульптора. Она тихо сидела на каком-то совместном сборище, проводившейся втайне от преподавателей и ректората. И тут к ней подошел он, держа в руках бокал с вином. На незнакомом лице красовалась мягкая улыбка. Бронзовая кожа и черные глаза лишь сильнее подчеркивали его невероятную красоту и харизму. Он представился и спросил разрешения посидеть вместе. Он вел себя дружелюбно и выглядел ненамного старше ее.       Юлианна чувствовала рядом с ним приятную расслабленность. Лишь за несколько минут общения она поняла, что Стефан был душой компании, приковывал взгляды и мужчин, и женщин, но при этом казался скромным, не тщеславным.       — Из всех скамей вы выбрали мою, почему?       Стефан улыбнулся, развернувшись к ней, от чего их колени слегка соприкоснулись, но тут же вежливо извинился.       — Впервые вы попались мне на глаза пару недель назад. Вы всегда сидели одна, никогда не ходили на подобные вечера и праздники, иначе я бы вас запомнил…       Он указал рукой с бокалом на пары, танцевавшие в центре большого помещения, а потом перевел на нее взгляд и улыбнулся.       — Но вот и вы. Я посчитал своим долгом познакомить вас с новой стороной Академии, когда учения заканчиваются, окна завешивают плотной тканью и начинается новая жизнь.       Юлианна не знала, что сказать. Она не чувствовала лжи в его словах, но, опять же, она никогда ни с кем не общалась на темы, отличные от учебы. Неожиданно музыка словно стала громче, сердце глухо забилось в ушах, а в глазах все поплыло.       Стефан, точно почувствовав ее головокружение, слегка нахмурился, аккуратно отложил бокал на рядом стоящий стол и беспокойно спросил:       — Ах, вы здесь впервые, наверное, не привыкли к подобной атмосфере, оттого и устали. Позволите отвести вас к вашей комнате? — И протянул руку.       Хотя женские и мужские спальни находились в разных башнях, куда приводить представителей другого пола технически запрещалось, а на дворе стояла ночь и пел холодный февраль, Юлианна решила довериться и принять предложенную руку.       Она тогда была совсем наивной, нельзя было соглашаться и идти куда-то с первым встречным… Юлианна еще не знала, что могло случиться. Но в тот раз ей невероятно повезло.       Стефан был лучшим, что произошло с Юлианной за время обучения в Академии.       Он довел ее до комнаты, удостоверился, что с ней все было в порядке и, откланявшись, попрощался. На следующий день во время обеда он отыскал ее, чтобы поинтересоваться самочувствием. Это стало расцветом новой дружбы и зарождением любви.       Только дружили они недолго, скорее, одновременно почувствовали к друг другу что-то большее. С Юлианной все было понятно: она впервые познала то, что так долго искала — принятия, тепла и радушия.       Стефан был лучами для раскрывающихся бутонов, дождем для засухи, костром посреди вьюги. Он никогда не стеснялся в самовыражении, никогда не зазнавался, показывая ей новое, и никогда не раздражался, видя ее нерешительность. Он вел Юлианну, а та согласилась быть ведомой.       Постепенно его острый клюв помог снять с ее клетки плотную ткань, открывая новый мир, вызваший у Юлианны невероятный восторг. Она впервые увидела ясное небо, почувствовала запах проснувшейся поутру зелени.       Стефан показал ей, что значит летать, пытался научить и ее, но она еще находилась в клетке из обязанностей и ожиданий. И хотя мысли о побеге давно кружили в голове, внутри часто возникало: «Но я же обещана другому, ах, не могу же я с ним так поступить!»       Их первая ссора. Громкая и тяжелая. Он хотел, чтобы Юлианна открылась, сбросила с себя старые невидимые оковы, пустилась в полет. Птицам, да и творцам такие клетки не нужны, их дом — небо над головой, земля под ногами. Она желала вернуться к привычному. Неизвестность пугала до мурашек, хотелось знакомого, даже если оно было плохим.       Но в конце концов она прислушалась к его словам, решила поверить, вновь принять протянутую руку и совершить прыжок веры.       И вот ястреб принялся ломать замок на дверце ее клетки. Упорно и неустанно, клювом и лапами.       Он научил ее силе языков любви, движений и тела, эмоций и поэзии, музыки и танцев. Воспоминания о совместной юности стерлись, оставив после себя лишь обрывки распавшейся от старости книги. Но, несмотря на внезапное расставание, Юлианна помнила угольки мирно тлеющих чувств и эмоций прошлого, значимые фразы и великую благодарность.       Юлианна помнила их первую ночь, когда он научил ее любить собственное тело, исследуя его руками, касаясь каждого участка, подмечая все «да» и «нет» и что-то между ними. Он крепко целовал ее, задевая пальцами уши, поглаживал шею и скулы. Вел по груди, спускаясь ниже к пояснице и вызывая волны удовольствия. Трогал ее бедра и ноги. Изучал ее и помогал ей изучать себя.       Ее тело сначала было напряженным, как струна на лютне, но Стефан действовал мелодично и молчал, лишь когда целовал и вбирал губами ее нежную кожу.       Он научил ее удовольствию, наслаждению и терпению. С этого дня он любил ее не только словами и глазами, но еще руками и губами. Прежде чем припасть к ее лону, он любовно раздвинул ее ноги и благоговейно посмотрел ей в глаза.       (Она до сих пор помнит этот взгляд, даже спустя почти четверть века).       Он любил ее страстно и страстно ее любил.       Пока он не предложил совместную ночь, она и не задумывалась о подобном. Конечно, она знала, что такое страсть или пылкая любовь — стоило только войти в обширную библиотеку Академии и открыть первую попавшуюся книгу.       Но она никогда не противилась близости со Стефаном, рядом с ним она точно парила над небесами, касалась облаков. Она видела радость в его глазах, улыбке и была счастлива. Она безоговорочно ему доверяла и даже не помышляла об отказе.       А потом, после ночей любви, наступало время для самых сокровенных разговоров в его постели.       Их она запомнила лучше всего.       «Душа моя, не бойся открываться, только рискнув, ты поймешь, стоило ли это того», — когда она впервые почувствовала, что сможет покинуть родительское гнездо-клетку.       «Люди не умеют любить, Лиана, вся знать играет в дочки-матери, а у крестьян зачастую нет времени на романтику и вежливость. Вот поэтому мы не вписываемся в строгие одежды или вечную работу в полях», — когда Юлианна впервые поверила в себя и свой выбор. После долгих часов в библиотеке она, наконец, могла признать, что поэзия — это ее призвание.       «Знаешь, душа моя, ты смотришь на людей одинаково, будь то мужчины или женщины, замечала? Мне интересны лишь дамы. Но ты, в твоих глазах горит одинаковый огонь для тех и для других», — когда Юлианна впервые поняла, что у нее не было особых предпочтений. Она могла находить красоту в каждом и любоваться этим.       «Ты невероятно отзывчивая, то, как ты таешь при любых прикосновениях… распаляет в моей душе пожар», — когда Юлианна впервые поняла, насколько любила объятия, поцелуи, да даже обычные прикосновения. Как благоговела с обыкновенного массажа, когда Стефан подходил ближе и водил кистями по ее рукам, плечам, шее… Она любила это даже сильнее страстных ночей.       «Не бойся неудач и отказов, если сердце зовет, значит, это — правильный выбор», — когда она вновь пугалась неизвестности.       «Люблю тебя, Лиана».       Стефан научил Юлианну настоящей жизни, любви к поэзии, музыке и близости. Они провстречались чуть больше двух лет, но к концу обучения он исчез. И больше никогда не появлялся в Академии. Улетел, точно ястреб поутру, оставив прощальное письмо.       Юлианна заподозрила неладное еще неделю назад, когда он стал избегать ее взгляда и близости. Даже обычных прикосновений. Но началось это постепенно. И когда она решила-таки проявить инициативу и спросить, то… опоздала.       На столе лежало длинное письмо, в котором читалась между строк невероятная любовь, тоска и печаль. Он говорил, что любит, но попросил расстаться. Написал, что жалеет, но все равно покинул ее. Обещал, что не забудет, но просил забыть его.       Клетка Юлианны так и осталась не сломанной. Замок почти расковыряли, но что-то все еще удерживало его на месте. Она прикрыла руками лицо, будто прячась под крыльями от дивного мира, имитируя скорлупу.       Юлианна порывалась вернуться домой, но, прознав о неверности, ее изгнали из семьи, лишив статуса.       Письмо было утрачено, но она помнила последнюю строчку: «Люблю, Юлианна, тебя искренне крепко».       Люблю, Юлианна, тебя… Люблю, Юлианна… Лютик. Да, Лютик. Отныне и впредь ее зовут Лютик. Нет смысла держаться за прошлое, за имя, от которого отказались родители, от которого ушел он.       Сдав экзамены под бурные овации, она заставила себя открыть глаза, отбросить прошлое и научиться летать. Дедушка ей ярко улыбался, как и всегда, безмолвно поддерживая и переживая, но она не чувствовала его теплых прикосновений.       В восемнадцать Юлианна пела во всевозможных харчевнях, тавернах и корчмах. Прощупывала почву, рассматривала огромный пласт людей, с которыми раньше никогда не общалась. К ним нужно было притереться, понять их мотивы и желания. В восемнадцать она своими силами доламала клетку с ее невозможно сложным замком и, отворив дверь, замерла.       Вот оно.       Лютик увидела ее. Незнакомку, угрюмо сидевшую в одиночестве, прячущую белоснежные пряди и совиные глаза. В ней что-то щелкнуло. Она вспомнила Стефана и то, как он спас ее.       Впервые увидев Геру — именитую Белую Волчицу — в богами забытой и пропитанной сыростью корчме, Юлианне, нет, черт возьми, Лютику кажется, что она нашла ту самую. Ту, которая поведет ее к приключениям, покажет настоящий мир, что скрывается в глубоких лесах и протоптанных тропах.       Кто, как не единственная на слуху Волчица среди ведьмаков, отгородит Лютика от опасностей, удержит в узде жажду странствий и направит ее в нужное направление.       Вот он — прыжок веры. Она пересекла таверну за два шага и села напротив.       «Не бойся неудач и отказов, если сердце зовет, значит, это — правильный выбор».