Сказание о Лютой

      Перерыв от совместных путешествий растянулся на два года. Распрощавшись с Герой в ближайшем городе, она отправилась в Академию. Лютик сама не ожидала, что пройдет так много времени, однако Гера никак не появлялась в округе, а искать подругу в одиночку было, мягко скажем, бесполезно. Иголку в стоге сена найти было и то легче.       Пригнездившись в Академии, Лютик полностью окунулась в преподавание. Студенты от мала до велика любили ее за непредвзятость и радушие. Она никогда не пыталась казаться выше или лучше других. Нет, Лютик, конечно, знала себе цену (и еще какую), но никогда не пыталась принизить учащихся. На ее уроках поэзии и литературы чувствовалась свобода и толика философской взрослости, которой обычно не учат преподаватели старшего поколения.       Налетавшись вдоволь на свободе, ее кукушка решила ненадолго осесть и поразмышлять о чувствах к одной совушке. В Академии дела обстояли привычно, дни лениво перетекали из одного в другой, и Лютик сама не заметила, как ее затянуло в эту неспешную жизнь.       Обида и горечь ярко вспыхнули и перегорели спустя долгие месяцы, переселяясь в тексты и нотные станы. К песням о чудесных подвигах волчицы прибавились стихи тоски и грусти. «Ее сладкий поцелуй» приобрел невероятную популярность среди обычных сельчан.       Юлианна выплеснула из себя все чувства, а Лютик пером и чернилами превратила их в мелодию. Только так она умела справляться с сильными эмоциями. Боль стерлась, а спрятанные за образом барда старые раны болезненно обнажились. Вдали от Геры она восстановила крылья и приготовилась к полету.       Без Геры не было одиноко, скорее безмятежно, правда, некоторыми вечерами, свободными от праздников и занятий, когда поэзия и мелодии уходили на второй план, Лютик могла признаться, что скучает.       Здесь у нее не было таких близких друзей, как ее дорогая Гера, но это не мешало наслаждаться непринужденной полюбовной аурой зданий. Тем не менее, Лютик прекрасно понимала, что Академия — не что иное, как очередной перевал на длинном жизненном пути.       Оставаясь в одном месте, отказавшись от недельных пеших прогулок и активных песнопений до глубокой ночи, Лютик с горечью отметила, что начала чаще ощущать внутри себя неприятный зуд.       Конечно, после данного Гере обещания Лютик продолжала «ограничивать» себя в страсти, но, по правде говоря, здесь ей это никак не мешало. В Академии учились и работали невероятно сердечные и свободные от предрассудков люди, поэтому проблем с дружеской близостью у нее не было.       Лютик давно научилась внимать зовам своего тела, и она отчетливо понимала причину появившегося раздражения. Она чувствовала себя как на иголках или на раскаленных углях; тело нуждалось в той ласке, в которой ее душа редко видела смысл.       И хотя Лютика это состояние несказанно раздражало, в такие дни, отмокая в горячих ваннах или устроившись на кровати, она зачастую медленно скользила рукой между бедер и поглаживала себя пальцами до исступления. Часто, но не всегда. Иногда она доводила начатое до конца и глубоко выдыхала, сгоняя с тела остатки напряжения, иногда уставала и останавливалась. Удовольствия от процесса как такового почти не ощущалось, по телу лишь волнами распространялось приятное послевкусие и тихая расслабленность. Лютика часто утомляло такое состояние, утомляли и попытки привести себя в порядок.       Даже спустя столько времени это ощущение не исчезало, а будто бы накапливалось.       Лютик воспринимала свое тело как лютню, за которой стоило ухаживать: бережно хранить, чистить, менять детали и подтягивать струны.       Подобные мысли не казались ей странными. Страсть никогда не маячила рядом, а лишь мелькала где-то вдалеке. Лютик наивно полагала, что в отношениях с Герой ситуация резко изменится. Так было со Стефаном, значит, будет и с Герой. Как только она предастся страстным объятиям и прильнет к пылким губам, все вернется на круги своя. А как же иначе?       И вот спустя два года их пути пересеклись на важном празднестве: чародей Ротбарт, временно взявший в свои руки узды правления Бремервоордом, решил жениться на прекрасной принцессе из лесов Аделатте. Сам князь последние месяцы не поднимался с кровати, по слухам, он совсем захворал и не просыпался.       В поисках менестреля на свадьбу они посетили Оксенфуртскую Академию. В одном из садов Лютик встретила поющую девушку, невольно они разговорились. Девушка представилась Одой, рассказала, что ожидает своего будущего жениха. На руках она носила браслеты и кольца, а на шее горел красный рубин. В ее манерах читалась изящная грациозность, а в речах и мимике — ребячество, которое придавало девушке освежающий вид.       Самого чародея Лютик не видела, но, по словам Оды, он казался как минимум приятным. Семейный долг — популярная причина для свадеб у людей голубых кровей, а любовь с первого взгляда среди знати редко встречалась. Правда, Лютику не хотелось совать нос в чужие дела. Особенно когда принцы и принцессы играли свадьбы с куда ужасными монстрами, чем тот же чародей Ротбарт. Вот только Лютик привязалась к девушке, а потому хотела удостовериться.       Возможно, она тоже приглянулась Оде, так как через неделю в Академию птице пришло приглашение на свадьбу в качестве менестреля. У Лютика появился шанс, чтобы убедиться в безопасности новой подруги.       После прощания они начали вести переписку, общаясь обо всем на свете: Лютик присылала ей свои незаконченные стихи и песни, Ода рассказывала о красотах и просторах ее замка, родного дома и озера, в котором она любила плавать. Еще она рассказывала о необъяснимом чувстве пустоты: она словно о чем-то позабыла, но о чем именно — сама не знала.       Со временем Лютик осознала, что они стали близкими подругами.       Она поехала на праздник, вовсю готовая применить свои таланты в деле. Свадьба проходила в большом зале Бремервоорда. За столами сидело множество дворян, некоторые из них узнали Лютика по песням, покуда другие… по более щекотливым слухам.       Ода не выглядела влюбленной, но и не казалась печальной. Девушка продолжала нервно сжимать рубиновый амулет, словно пытаясь унять волнение. Чародей Ротбарт выглядел куда старше невесты, заостренные черты лица и едва заметная седина по бокам прибавляли возраста, а взгляд холодных глаз — авторитета и мудрости. У Лютика заколотилось сердце от странного предчувствия, словно произойдет что-то плохое. Ее беспокоил не возраст или внешний вид жениха, а его магические способности.       От чародеев и чародеек всегда стоило ждать беды. Вот чему ее научила встреча с Йеннифер.       Началась церемония и обмен клятвами. Пара встала друг напротив друга, прозвучали слова Ротбарда, а когда очередь дошла до Оды, вдалеке послышался громкий звук, вынудивший всех отвлечься и повернуться в сторону шума. Со скрипом отворился главный вход, и оттуда вышла ее дорогая Гера. Непроизнесенные слова клятвы так и застыли на губах Оды.       Гера совсем не изменилась, только роба казалась поношенной, а кожаные ремни — растянутыми временем и трудными походами.       В зале установилась тишина, у Лютика сперло дыхание. Она не ожидала встретить Геру, да и как она могла? После Цинтры ее невозможно было вытянуть даже на обычные народные праздники, не говоря уже о торжественных пирах.       В тишине отчетливо раздавался стук уверенных шагов, а низкий голос эхом прокатился по залу, отражаясь от стен и колонн. Гера вытащила меч из ножен, предупреждая любого, кто осмелится на нее напасть:       — Я против этой свадьбы, — громко отчеканила Гера.       Казалось, что в зале стало еще тише. Чародей грозно повернулся, рукой тормозя подбежавшую охрану.       — Как смеешь ты прерывать это судьбоносное событие? — Еще немного и мужчина вскипел бы на месте.       Идиллия разрушилась.       Отчего-то умиротворение, которое почувствовала Лютик, зайдя внутрь замка, испарилось. По-видимому, подобное ощущала не только она, все гости точно очнулись ото сна и взволновались, словно морские волны.       Лютик порывалась приблизиться к Гере, расспросить о происходящем, но, будто прочитав ее мысли, ведьмачка отрицательно дернула головой. И было что-то такое в ее взгляде, просившее повременить с воссоединением. Гера стояла в центре зала, а чуть поодаль, напротив нее, возвышаясь, стоял Ротбардт.       — Я — Гера из Ривии — пришла сюда от имени принца Зигфрида. Он требует освобождения девы, — ровным тоном ответила Гера. Вокруг послышались ахи и охи, но и они затихли под разъяренным взглядом и взмахом руки чародея. — Если ты не отпустишь эту деву добровольно, то пускай все решится поединком. Как и заведено традициями.       Гера подняла вверх большую брошь, на которой красовался, должно быть, герб королевства принца.       — Да как ты смеешь, неужели ты не видишь, что… — он повернулся в сторону принцессы, которая сжимала рубиновый кулон и в ужасе смотрела на происходящее. По видимому, она тоже очнулась ото сна.       — Зигфрид. Зигфрид… — то и дело повторяла она, пятясь назад.       — Стой! — крикнул чародей, воспользовавшись магией. Мир вокруг словно замедлился. Не теряя времени, Гера оттолкнула мужчину аардом и направилась вглубь зала, сокращая дистанцию между ними. Не растерявшись, но забыв об Оде, чародей Ротбардт разъяренно махнул руками и воскликнул: — Ничтожная тварь, да как ты смеешь! Стража, в атаку!       Начался хаос. Давки, крики и возгласы. Лютик тут же отскочила к стене, замечая, как в суматохе Оду отбросило на пол. Она ринулась на помощь, чтобы оттащить подругу, пока та сильнее не пострадала.       Придерживаясь стены, Лютик добежала до Оды и принялась ее успокаивать. Что-то явно случилось, из-за чародея или принца — неизвестно.       Она приобняла Оду за плечи и беспокойно попыталась ее приподнять. В попытке привести ее в чувства Лютик случайно зацепилась расшитым золотыми нитями рукавом о чужое ожерелье. Из-за резких движений тонкая цепочка лопнула и рубин, треснув и потемнев, упал на каменный пол.       Ода резко шумно вздохнула и снова повалилась на пол. Вцепившись руками в девушку, Лютик еле ее удержала. Ей стало совершенно наплевать на сражение, Геру, шум и лязг металла, в голове крутилась лишь одна мысль — помочь подруге.       Через несколько мгновений Оду словно резко отпустило, она перестала трястись и держаться за голову. Схватив Лютика за руку, девушка поднялась и повела ее вглубь замка, подальше от боя.       Лютик не противилась и охотно последовала за Одой. Еще с переписок внутри нее зародилось доверие и привязанность. Ей лишь хотелось знать, куда они направляются. Лютик не желала пресекать на корню чужие желания, скорее увидеть, в чем была проблема и как можно было помочь. Вдруг Ода поступит опрометчиво? Не случись чего непоправимого…       Отдаляясь от главного зала, Лютик напоследок обернулась, глазами выискивая Геру. Та смело сражалась в одиночку и, к удивлению, пыталась вырубить охрану, а не выпотрошить ее. Чародей умело стрелял заклятиями, каждым ударом разрушая отделку, стены и пол замка. К счастью, большинство гостей успело выбежать, раненых не было видно. Выдохнув, она уверенно зашагала вслед за Одой. В способностях Геры она не сомневалась — ведьмачка сможет сразить любого.       По лестницам, коридорам и комнатам они направлялись к вершине одной из башен. Играя роль несчастного испуганного барда, Лютик посылала охранников вниз, прекрасно понимая, что этим усложняла жизнь Гере, просто ей не хотелось, чтобы их остановили или, еще хуже, взяли под стражу.       Ода забежала в комнату-чердак с широким окном. Она выглядела какой-то другой, растрепанной и побледневшей. Только остановившись у открытой двери, Лютик опустила взгляд на руку девушки и, наконец, заметила, что из рукава торчали белые перья. Она резко ослабила хватку и ахнула.       — Что… Ода, душенька, что творится с твоими руками? — задыхаясь, спросила она, оперевшись рукой о дверной проем, чтобы не упасть.       Девушка обернулась и закатала рукав: на ранее белесой коже медленно вырастали перья.       — Зигфрид! Я… — Дыхание сорвалось. — Вспомнила.       Лютик медленно, чтобы не спугнуть, приблизилась к Оде и схватила ее за ладонь.       — Вспомнила, что? — спросила она, желая разобраться в произошедшем. — Глубоко вдохни и выдохни, моя хорошая.       Ода послушалась, нервно встрепенулась, будто птица, и на мгновение посмотрела вниз, где раньше висело ожерелье.       — У женщины… Геры? — Она задумчиво склонила голову, из-под воротника вылезли маленькие перышки. — В руках была эмблема белоснежного лебедя. А как только я услышала его имя, то сразу вспомнила… Что не та, кем кажусь. Я вспомнила, и чары разрушились, а рубин погас.       — И кто же ты на самом деле? — тихо спросила Лютик.       Ода повела ее за руку к окну, присела на подоконник и устремила взгляд в небо. Немного погодя, она ответила:       — Обычная лебедка, наблюдавшая на озере за одиноким скучающим принцем.       — Но… как? — Лютик села напротив, сердце ее болезненно сжалось. Она схватилась двумя руками за чужие ладони.       Ода повернула голову и с печальной улыбкой произнесла, сжимая пальцы:       — Я забыла… Себя. Помню только, принц перестал появляться, а мне и моим сестрам хотелось его увидеть, а потом темнота и… — Она выдохнула, сжимая кулаки. — И я проснулась Одой. Услышали ли мою просьбу матушка природа или чародей Ротбарт, не знаю. Помню только его сладкие речи после, а затем как пелена перед глазами. — Она махнула рукой-крылом и горестно продолжила: — Мне кажется, из всех сестер обратилась и выжила только я.       Лютик не знала, что делать. Почему Ротбарту понадобилось обращать лебедя в человека? И жениться на ней? Как столь сильное заклинание забвения разрушилось взмахом руки и одним именем?       Опять же, в Цинтре проклятие было снято силой настоящей любви, так что в нынешней ситуации не было ничего необычного.       — Что ты собираешься делать? — Как вообще поступать в подобной ситуации? Лютик не нашлась, что сказать. Ей казалось, словно она вот-вот потеряет подругу.       Дуновение ветра развеяло волосы Оды. Девушка меланхолично смотрела куда-то вдаль.       — Я превращусь в ту, кем была всю жизнь, и улечу к моему дорогому принцу. Я желаю увидеть его улыбку, желаю, чтобы его грустные глаза вновь загорелись радостью. Мечтаю быть с ним до конца времен, пока нас не разъединит вечный покой.       И сердце Лютика сжалось от услышанного. Конечно, она мало знала Оду, но за их мимолетную встречу и долгие письма она ей невероятно приглянулась. Не хотелось, чтобы из ее жизни исчез этот невероятный человек.       Лютику казалось, что в будущем, возможно, они могли бы стать лучшими подругами. Не как с Герой, конечно, но… Гера, она всегда относилась к особой категории.       Лютику не хотелось отпускать Оду.       — Постой! А как же… Неужели ты все отбросишь? Ты могла бы вернуться, не превращаясь в птицу! — Лютик отпустила руки, взмахнув ими. «Не оставляй меня», — промолчала она.       Ода разорвала рукава, дав свободу растущим крыльям. Постепенно из кожи вырастали перья, сначала маленькие пуховые, а затем длинные и отчетливые. Ее шея медленно удлинялась, а тело едва заметно уменьшалось. Она провела крылом по плечу Лютика и с улыбкой поделилась:       — Скучает ли рыба по суше, а птица по морским глубинам? Как я могу отринуть то, чем была всегда?       Лютик аккуратно коснулась ее крыла, в горле застрял ком, а на душе стало неспокойно и горестно. Опустив взгляд на крыло, она тихо проговорила:       — Я… понимаю.       Ложь. Нет, скорее, она понимала передаваемые чувства, но не могла смириться с ее решением.       Ситуация была странной, но вместе с этим ожидаемой — Лютик успела привязаться, а близкий ей человек вновь порывался уйти, исчезая как песок сквозь пальцы. Ода встала, подошла вплотную и крепко ее обняла. Уткнувшись в чужую шею, она проговорила:       — Мой дорогой принц ждет меня, а я мечтаю лишь о воссоединении. Прощай, дорогая пташка. — В глазах Оды застыли слезы.       Опять кто-то в конечном счете выбирал не Лютика. Она спрятала ненужные эмоции, отделила их и спрятала в Юлианну, где их никто больше не увидит.       Ода принялась расстегивать с себя праздничный наряд, снимать украшения и обувь. Через какое-то время ее тело охватил свет, окончательно превращая в лебедя. Ода взмахнула крыльями, расправляя их, и вылетела через окно.       Лютик заворожено наблюдала за улетающей птицей, потеряв счет времени, пока не почувствовала приобнимающую за плечо руку. Она вздрогнула и обернулась, взгляд зацепился за Геру, уставшую и чумазую от грязи, пота и крови.       — Чародей? — отчего-то шепотом спросила Лютик.       — Мертв, — так же тихо выдохнула Гера.       В голове роилось множество вопросов, но она задала лишь один:       — Почему ты… взялась за это дело? — Гера никогда не бралась за такие неоднозначные задания. Она любила четкость и конкретность: стая волков в лесу, чудище в пещере, кикимора в болоте. В ее контракты никогда не попадала защита чести несчастного принца или спасение принцессы от рук человека-монстра.       Гера стойко промолчала, опустила взгляд на медальон, а затем перевела его на подругу.       — Принц болен, но пожелал не мести, а справедливости. Отдал награду сразу, доверился. Сказал подарить его птицам свободу. Поведал мне, кто их похитил.       Гера сжала ее за плечо, смотря куда-то вдаль. Лютик последовала примеру, обращая взгляд на пестрое вечернее небо.       — А когда я узнала, что птица — девушка, то подумала, что чародей поймал гарпию, а затем приворожил ее. У них это частая практика. И хотя гарпии и им подобные опасны, лучше их не мучить. Поэтому и пришла.       Лютик глубоко вздохнула. Гера-Гера, ее любимая благородная Гера… Рыцарь, спасающий монстров от людей. Сердце наполнилось трепетом и нежностью.       — Но Ода оказалась не гарпией, — ответила Лютик, опустив голову ей на плечо.       — Медальон не загорелся, — подтвердила Гера.       От переизбытка чувств Лютик резко повернулась и крепко обняла ведьмачку, утыкаясь лицом в широкую грудь. Прижимаясь ближе, она тихо прошептала:       — Как же я соскучилась по тебе, дорогая.       Гера вернула объятие, опустив подбородок на чужую макушку. Они простояли так, пока их не обнаружила прислуга замка.       Плохие чувства прошлых лет исчезли без следа. Лютик была рада их встрече, старые эмоции сейчас казались детскими и глупыми, но и они, разбавленные временем, постепенно размылись, отходя на второй план.       После смерти Ротбарта очнулся князь Бремервоорда. Похоже, причиной его недуга была магия одержимого властью чародея. Лютик морально приготовилась последующие десять лет очищать репутацию Геры после произошедшего побоища, но в силу благосклонности князя все, к счастью, обернулось запретом Геры на въезд в их края. Сыграло на руку и то, что она не устроила кровавое побоище посреди замка и, по словам знати, соблюдала традиции. Сердечно всех поблагодарив, Лютик вместе с Герой покинули город.       Смогла ли Ода вернуться? Повстречала ли она снова принца? Или же так и осталась кружить по лесу в поисках дома? Действительно ли принц любил своих лебедей так же, как они любили его? Была ли Ода просто лебедем?       По пути на север Лютик меланхолично перебирала струны, придумывая новую мелодию о принцессе-лебеде, то и дело вспоминая последние слова подруги.       «Как я могу отринуть то, чем была всегда?»       Она рисует руками ноты встречи принца и лебедя возле озера.       А в голове только одна мысль: «Это ли не любовь?»

***

      Случившееся с Одой никак не выходило из головы даже спустя месяцы и годы размышлений. Лютик скорбела по человеку, которого больше не существовало, которого она больше никогда не увидит, не в привычном обличье. Она прокручивала в голове ее последние фразы, впитывала из слов все трепетные чувства любви, тоски и преданности.       Руки и голос не слушались, в такие тоскливые дни Лютик фальшивила и ни на чем не могла сосредоточиться, отпечаток дружбы и прощания никак не хотел стираться из памяти. В такие моменты Гера то и дело поглядывала на нее, но всегда молчала.       Было что-то такое в трепетной любви лебедки, мечтавшей до конца дней наблюдать за дорогим принцем, заставляющее сердце Лютика с болью отзываться.       Она видела в птице себя. Хотелось, наконец, признаться Гере в чувствах, но отчего-то было страшно.       Лютик так и не определилась, что думала о Йеннифер. Они натыкались на ведьму в самых разных местах континента. Подобные встречи были случайными, иногда они не виделись по нескольку месяцев или лет. Единственное, что всегда оставалось одинаковым — это Гера, которая по волшебству забывала обо всем на свете, стоило Йеннифер замаячить рядом.       Когда она уходила, исчезая в портале, прячась за дверью или теряясь в толпе, Гера возвращалась в свое обычное состояние. Лютик не знала, были ли это чары, влечение или судьба, но связь между ними была какой-то… неправильной. Разрушительной. Они ранили друг друга, не желая показывать взаимную слабость. Они сражались за господство, не желая поддаваться.       Лютик отчетливо понимала: из этого не выйдет ничего хорошего. Такая любовь была разорительной и обжигающей, как угли на февральском морозе.       Их встречи не всегда заканчивались страстью и поцелуями, иногда колкостями и ссорами или продолжительными взглядами и неспешными прощаниями.       Они не встречались, не в привычном понятии это слова: Гера время от времени продолжала посещать в бордели, а Йеннифер — появляться в паре с разными мужчинами, изредка женщинами.       Они любили друг друга одним днем, одним моментом.       И не желали большего. Возможно, боялись. Возможно, отвыкли любить по-другому, слишком долго они были поодиночке.       В конце концов, Лютик устала гадать и решила признаться. Она не могла ждать вечно, пока Гера определится со своими чувствами к Йеннифер. Для них, возможно, десятки лет — ничто, но для Лютика… это лишнее время, проведенное в нерешенном ожидании.       И хотя Лютик часто принимала решения, которые глубоко влияли на ее судьбу, в личной жизни она ценила покой и неспешность. Ей не нравилось строить отношения. По иронии ей полюбилась Гера, женщина, которая оказалась еще в этом плане нерешительнее ее.       Они направлялись в сторону Драконьих гор, путь лежал через Реданию, Ковир и Повисс, дорога предстояла долгая и неспешная. Смеркалось. Они решили устроить привал на ночь. Лютик подкидывала хворост в костер, Гера устроилась рядом, сев спиной к стволу дерева. Лютик решила действовать: о Йеннифер не было слышно полтора года, а Гера все это время не пыталась ее искать.       Лютик и так уже достаточно выжидала.       Недолго думая, она отложила лютню, одинокая мелодия любви затихла на струнах инструмента. Она подошла к Гере, которая молча открыла глаза и уставилась на нее. Лютик присела сбоку, сделала глубокий вздох и…       — Гера, я тебя люблю.       Будь что будет.       Обхватив руками ее лицо, Лютик нарочито медленно поднялась на коленях и потянулась ближе, чтобы поцеловать Геру.       К черту романтику и бессонные ночи, проведенные в мысленных попытках правильно озвучить свои чувства. Столько лет знакомства, откровенного флирта, заигрываний и намеков впустую ради того, чтобы осознать простую истину: Гера во все это не верила. Она принимала исключительно язык жестов и поступков, слова вечно пролетали мимо.       Вокруг все будто бы затихло, даже костер потрескивал как-то приглушенно.       Если Гера будет против их близости — оттолкнет.       Их губы соприкоснулись, Лютик невольно задержала дыхание и, замирая, прикрыла глаза. Вот оно, момент истины. Выждав несколько секунд, она отстранилась и, легко проведя руками по чужим плечам, опустилась на землю, сев напротив.       Гера ее не оттолкнула.       Она выглядела по-особенному растерянно-нежно, но неприязни во взгляде не ощущалось. Лютик облегченно выдохнула.       — Если ты захочешь остаться друзьями, я все пойму, — не давая времени на размышления, тут же выдала Лютик, потупив на секунду взгляд. — Я хочу провести с тобой остаток своих дней в качестве подруги или любовницы, мне неважно. Главное — с тобой.       Воцарилась тишина. У Лютика скрутило живот, защекотало горло и начали подрагивать пальцы. Она сильнее сжала ладонями одежду Геры. На душе полегчало и тут же потяжелело. Она была рада, что наконец-то открылась и рассказала обо всем, но от ожидания хотелось лезть на стенку.       Гера молчала, обдумывая, что сказать. Знакомым и почти что привычным движением она прикоснулась к волосам Лютика, ласково провела рукой по голове, останавливаясь на затылке.       — Ты… меня? — удивленно выдохнула она.       И в глазах Геры читалось такое неподдельное удивление, словно она не могла даже представить, что ее могли полюбить. Были готовы полюбить. Искренне и без подвоха. Не прося ничего взамен.       Лютик улыбнулась, ластясь под руку:       — Да, любовь моя, уже очень давно.       Гера всегда была простым зверем, который быстро и искренне привязывался и влюблялся. Лютик только надеялась, что это относилось и к ней тоже.       — Почему же молчала? — выдохнула Гера и слегка наклонилась. В совиных глазах отражалось мерцание костра, передавая полноту ее чувств.       — Глупая была, юная. После вендиго мне хотелось… покоя, а когда пришло время, — Лютик, сама того не замечая, прикоснулась к бледному, едва заметному шраму на шее. — Поспешила и сгоряча наговорила тебе глупостей. Знала, что не время. — Она вздохнула и подняла на Геру взгляд. — А потом сама знаешь, что случилось.       — Нет, — Гера схватила ее за руку. — Лютик, с джинном вина только моя.       И в любое другое время Лютик бы обрадовалась сказанному. Бог знает, Гера нечасто принимала вину, еще реже извинялась, тем более перед ней. Но сейчас им было не до этого.       — Пускай так. — Лютик удержала взгляд, принимая высказывание. — Но это уже в прошлом. Скажи мне, моя дорогая, могу ли я на что-то надеяться или?..       — Я… — В золотых глазах Геры заблестело понимание, возможно, осознание всех моментов их близости помноженное на время их длительного знакомства. — Да, — выдохнула она тихо, но уверенно.       — Да? — тут же переспросила Лютик. Она не ожидала быстрого ответа, что уж говорить, она не ожидала согласия. Лютика никто никогда не выбирал. Никто с ней не оставался, кроме Геры. Неужели между ними сможет расцвести обоюдная любовь?       — Хм… — Гера наклонилась сильнее, прижалась губами к чужим губам и, не прекращая поцелуя, потянула ее ближе.       Лютик почти что на нее легла, упираясь коленями о землю. Раздвинув ноги, она поспешно перебралась к Гере на бедра, продолжая отвечать на поцелуй, который перешел в пылкую игру. Их рты искали друг друга, игрались точно языки пламени. Между ними разгорелся новый пожар, куда сильнее и жарче разведенного на перевале. Гера чуть отпрянула и принялась целовать ее шею.       Лютик чуть слышно ахнула, сжимая в руках чужую робу. Когда рука Геры плавным уверенным движением скользнула вниз, Лютик очнулась. Аккуратно остановив запястье и посмотрев на вопрошающую Геру, она тихо выдохнула:       — Прости меня, любовь моя, но только не говори, что мы собрались заняться этим прямо в лесу? — Лютик считала себя в делах постельных чересчур дотошной и чистоплотной, никаких прогулочных приключений, только ванная или кровать. Поэтому и фраза прозвучала совершенно естественно: конечно же у нее не было желания делить с кем-то ложе вне самого ложе.       Гера приподняла голову, чтобы встретиться взглядом с Лютиком, крепче сжав ее талию. Она ухмыльнулась и лукаво спросила:       — Серьезно? Ты?       В ее горящих глазах ясно читалось: «Это ты-то упустишь такую возможность? Это ты мне говоришь?»       — Как часто ты видела, чтобы я тешилась с кем-то вне комнат и спален? — Получив в ответ молчаливое согласие, Лютик нахохлилась и надменно продолжила: — То-то же. Ты, наверное, из тех, кто и в конюшне не побрезгует заняться подобным?       Гера в ответ цокнула языком, но перечить не стала. У Лютика полезли глаза на лоб. Она же только шутила…       — В конюшне, Гера? Серьезно? Я даже не хочу спрашивать про сено, грязь и вонь… А, может, все-таки стоит?       — Нет, — спокойно отрезала Гера.       — Тоже так думаю, любовь моя. Знаешь, не все придерживаются подобной м-м-м… — Она подбирала правильно слово. — Неприхотливости, назовем это так. Да и поясница меня убьет, старею уже.       — Хм… Неужели? — она вздернула бровь.       — Только не начинай! Мне уже за тридцать, старость дает о себе знать.       — Хорошо.       Лютик потянулась, чтобы поцеловать Геру, но вовремя остановилась. Бушующее блаженство постепенно сошло на нет, в голову поползли колючие вопросы, а в душе заклокотала неуверенность. Она нежно прикоснулась ладонями к щекам ее любимой волчицы и, заглянув в теплые как топленое молоко глаза, с тревожным трепетом спросила:       — Только, прошу, скажи мне, что все взаправду. Мое сердце не выдержит, если… ты с ним решишь поиграться. Я не смогу делить тебя с кем-то еще, поэтому ответь мне сразу, если предпочитаешь ходить в постель к… другим. — На губах застыло заветное имя ведьмы, но Лютик его проглотила, не сумев произнести.       Она понимала, какой жалкой была ее просьба. Гера — женщина серьезная и основательная, было бы глупостью считать, что она ею воспользуется, поиграется и бросит. Но Лютик нуждалась в доказательстве, в словесном подтверждении.       — Поцелуя было недостаточно? — удивленно спросила Гера.       На языке любви Геры подобный жест означал «я буду только твоей, а ты — моей». Ее изумление было понятно.       — Милая моя, я бард, для нас слова — смысл жизни. Он наш хлеб и наша муза. Каждое слово имеет свое значение. — Лютик улыбнулась.       — Что насчет тебя?       — Меня? — настала очередь удивляться Лютику.       — Ты со всеми заигрываешь, как мне понять, что со мной все серьезно? — чуть помедлив, ответила Гера. Не было понятно, верила ли она в подлинность любви Лютика или же нет. Скорее, она была готова отдавать себя, пока кто-то был готов ее принять. Словно это она боялась, что ею поиграются и бросят.       Иногда они были такими похожими. У Лютика перехватило дыхание, а в груди забурлил гнев. Кто посмел так поступить с Герой? Кто все эти ничтожные люди?       — Любовь моя, Гера, благодаря моему очарованию нам хватает денег, чтобы взять комнату, поесть и обновить гардероб. Ты, знаешь ли, не самая общительная, когда дело не касается контрактов.       — Хм… — пораженно протянула она. Гера, наверное, никогда не задумывалась в причинах поведения своей подруги. До настоящего момента. Как говорится, Лютик всегда была практичной в подобных делах.       — Еще вопросы?       Лютик ожидала окончания, но Гера задумчиво вздернула голову, не убирая рук с талии. Через какое-то время послышались тихие слова:       — Как сюда вписывается ложь о моих подвигах? Особенно про эльфов.       Лютик хотела раздраженно вскинуть руки, для нее ответ был очевидней некуда. Но они пытались достучаться друг друга, а это дело неспешное и терпеливое. Они разговаривали на разных языках, Лютику приходилось превращать слова в поступки, проводить аналогии, которые будут понятны Гере.       — Думаешь, я из чувства гордости написала великолепную песню, достойную гимнов, сразу после того, как тебе… — Гера прищурилась. — Ах, хорошо, как нам практически надрали задницу черт и парочка эльфов? Или за твои красивые глазки? Нет, они у тебя чудесные, спору нет. — Лютик поцеловала ее в висок. — Из-за любви, конечно.       «Или ты думаешь, что я пою так о каждом первом встречном?» — повисли в воздухе неозвученные слова.       Гера шумно выдохнула и прижала ее ближе, утыкаясь лицом в шею барда. Они наконец-то открылись друг другу и достигли понимания.       — Потешь мое скромное эго, скажи мне вслух, — прошептала Лютик, поглаживая Геру по затылку.       — Обещаю. Покуда мы вместе, для меня не будет никого важнее, — честно ответила она.       И Лютик ахнула от переизбытка чувств. Гера, ее чудесная Гера… Она не верила своим ушам. Лютик принялась целовать ее: в бровь, нос, лоб, верхнюю губу, а затем крепко обняла и тихо поблагодарила.       Она уснула в теплых объятиях Геры. Струны ее души играли теплую нежную мелодию любви.