Сказание о Лютой

      После ночи откровений между ними появились новые пути близости. Гера ластилась, будто изголодавшийся зверь, а Лютик не сдерживала себя и с удовольствием дарила желанную ласку. Их отношения оставались прежними, только ранее неозвученные чувства всплыли на поверхность. В их новой близости чувствовалось какое-то волшебство, которым Лютик никак не могла насытиться.       Спустя долгие недели пеших странствий по лесным глубинам и простирающимся полям, они, наконец, выбрались к людям. Лютик тут же приметила суетливость занятых горожан, никому не было дела до ведьмачки и ее барда. Пройдя через центральную площадь в сторону трактира, Лютик заметила огромный строящийся костер, и ее осенило: сегодня празднуют Беллетэйн, день Цветения!       Действительно, на дворе стоял жаркий май, а на небе ни облачка — идеальная погода для праздника. Гера изначально задерживаться в городе не собиралась: контрактов не было, да и людям явно было не до этого. Лютик взглянула на нее, поджав губы, и слезно попросила остаться, отпраздновать вместе.       Гера сдалась слишком скоро, возможно, ей тоже хотелось отдохнуть, провожая весну и встречая лето. Во время Беллетэйна все вокруг превращались в большую дружную семью, откидывались в сторону предрассудки и статусы, ссоры и разногласия.       В городе их тепло приняли, с улыбкой предоставили комнату. Садясь за стол в трактире, Лютик радостно отметила, что кровать им досталась почти задаром.       — Это все из-за твоих губ, — лукаво проговорила Гера и принялась за еду. Лютик замерла и нахмурилась, не понимая, причем тут были ее губы. — Ты их так обиженно надула, у паренька не было шансов.       Гера с полуулыбкой вздернула бровь и указала головой на молодого трактирщика, который смущенно поглядывал в их сторону. Лютик радостно удивилась: она даже не пыталась с ним заигрывать, видимо, сказалось ее врожденное обаяние.       — Приятно знать, что их хоть кто-нибудь ценит, — в той же игривой манере ответила Лютик и демонстративно поставила локти на стол, прижимая руки к подбородку.       — Ты просто не успела открыть рот и заговорить его до смерти, магия тогда бы сразу исчезла.       — Ой, тихо ты, — шикнула Лютик, умалчивая, что мгновениями ранее воспользовалась тем же приемом на Гере, упросив ее остаться в городе на праздник.       Гера в ответ лишь хмыкнула и спрятала лицо в кружке с вином. Установилась приятная тишина, изредка нарушаемая стуком кружек о деревянный стол и лязгом приборов.       Из-за начавшегося праздника людям не было дела до поимки чудищ и уничтожения монстров. Вместо поиска работы Лютик повела Геру на центральную улицу, направляясь в самую гущу толпы.       Короля и Королеву Цветения выбирали по прохождению различных конкурсов. Каждому выдавался венок, а победителями считались те, у кого ленточек — побед — было больше всего.       Лютик радостно примкнула к ближайшей толпе. Она была поэтессой и тем еще романтиком, поэтому провести день вместе с Герой было лучше самого праздника.       — Давай как следует развлечемся, любовь моя! — радостно воскликнула Лютик, оборачиваясь, чтобы заглянуть в родные глаза.       Гера казалась расслабленной, возможно, даже счастливой, на лице у нее виднелись мягкие, обнаженные эмоции, словно спустя столько времени она наконец-то позволила себе полностью расслабиться.       Рядом с конкурсами на площади находились стойки со сладостями, крытые палатки с безделушками и украшениями. Изредка попадались торговцы расписной тканью, дубленой кожей, книгами, маслом и роскошными мехами.       Гера уселась за стол, чтобы сыграть в гвинт, а Лютик тем временем отвлеклась на товары: она присмотрела себе новые перья для писательства, приобрела несколько склянок для умывания и наткнулась на добротно сшитую кожаную сумку под стать Гере. Немного подумав, Лютик приобрела ее, сторговавшись на полцены, и попросила мальчишку-посыльного доставить подарок в трактир.       Она успела вернуться к победе Геры. Конечно, выиграть везде было попросту невозможно, но ее любимая прекрасно справлялась с испытаниями, связанными с силой, ловкостью, книжными знаниями и трактирными играми. Лютик, в свою очередь, чувствовала себя как рыба в воде там, где главную роль играли музыка, пение, ее природное очарование и хитрость. Лютик и Гера сами не заметили, как прошел весь день.       Когда зашло солнце и загорелись свечи, на сцену вышли судьи для объявления Короля и Королевы Беллетэйна. После упорных подсчетов мужчина громко прокричал имя:       — И Цветочной Королевой становится Юлианна Альфреда Панкрац — Лютик! Попрошу выйти на сцену.       Лютик ахнула и повернулась к Гере, не выпуская из хватки чужую руку. Гера в ответ по этикету поднесла ладонь к лицу и поцеловала ее костяшки.       Лютик тут же залилась румянцем. Она поспешно поднялась на сцену и, оглядев веселую толпу, выкрикнула:       — Будучи Королевой, я в праве самостоятельно выбрать себе пару! Простите меня, Король Беллетэйна, прошу, выберите себе кого-нибудь подходящего! — она вздохнула, поклонилась стоявшему рядом мужчине и продолжила: — Я выбираю Геру — ведьмачку из Ривии.       В любое другое время на Геру все еще могли недовольно покоситься, но сегодня был праздник единства и любви — вся толпа взревела громкими овациями и повернулась в сторону стоящей женщины, которая отчетливо выделялась среди простого народа черной броней и высоким ростом.       По традиции Король и Королева праздника обязаны провести совместную ночь, но, к счастью, тонкости этого обычая менялись от города к городу и от деревни к деревне. Лютик сразу же выкрикнула свое желание, надеясь, что Король Беллетэйна, кем бы он ни был, выберет себе кого-нибудь по душе.       Король Цветения запоздало улыбнулся, но перечить не стал. Он также громко назвал имя своей пары, указав пальцем на стоявшую рядом со сценой девушку. В ответ она радостно засияла, зарделась и направилась к сцене.       Толпа тут же загудела, желая зрелищ. Гера поднялась на сцену и под бушующие овации согласилась быть парой Королевы. Все закончилось двойным поцелуем под громкие крики и возгласы собравшейся толпы. Как только их губы соприкоснулись, посторонние звуки затихли, отойдя на второй план. Не обращая ни на кого внимания, Лютик обвила одной рукой шею Геры, а другой прикоснулась к ее ключицам. Они простояли так недолго, но омут из ярких эмоций, охвативший тело Лютика, не иссякал.       Медленно отстранившись, она судорожно выдохнула, но Гера, не желая заканчивать поцелуй, сразу же потянулась ближе, сокращая крохотное расстояние между ними и кусая Лютика за нижнюю губу.       Лютик с трепетом зажмурилась, замерев на месте и сжимая руками плотную робу. Сердце стучало как бешеное, билось птицей о грудную клетку, наслаждение обволакивало тело, а голову кружило. Казалось, еще немного, и она попросту не выдержит. Очнувшись, когда венок Геры съехал, грозясь упасть на лицо Лютика, они попрощались с народом и спустились с самодельной деревянной сцены.       Потянув ведьмачку за руку, Лютик повела ее в трактир. Остановившись на полпути, она обернулась и с замиранием сердца спросила:       — Ты же была не против? Я знаю, ты не любишь лишнее внимание, но я…       — Я сама подошла, — утвердительно ответила Гера.       Действительно, Гера не будет в подобных ситуациях принуждать себя к чему-то. Лютик слабо улыбнулась и произнесла тихое: «хорошо».       Они дошли до трактира, Гера поднялась в комнату, а Лютик тем временем забрала у хозяина принесенный мальчишкой подарок. Сердечно его поблагодарив, она направилась в их спальню.       Тихо постучав в дверь, Лютик аккуратно зашла внутрь. Устроившись на кровати, Гера медленно расстегивала ремни легкой брони; сапоги, перчатки и венок лежали в стороне. Полюбовавшись секунду, Лютик присела рядом.       — Это тебе, — ответила она, второпях вручая кожаную сумку.       — Мне? — замерев, удивленно спросила Гера, которая за долгое время знакомства так и не привыкла к ее подаркам.       — Да, пока ты играла в гвинт, я… — Лютик закатила глаза, указывая на очевидное, и подняла указательный палец в воздух. — Увидела и тут же вспомнила о тебе, тем более, твоя сумка скоро и вовсе раскрошится на куски.       — М-м… — протянула Гера, принимая подарок и тут же проводя по нему рукой. Очевидно, качество пошива ей понравилось, и она хмыкнула.       Лютик заворожено наблюдала за огрубевшими твердыми пальцами, рисующими отчетливые узоры по сумке. Гера неожиданно отвернулась, послышался шорох одежды и скрип дубленой кожи. Через мгновение она вытянула сжатую в кулак руку, вынуждая Лютика вздрогнуть.       Хватка ослабла, и в ее ладони появилась небольшая шкатулка.       У Лютика перехватило дыхание.       — Твой, — послышался низкий голос.       Лютик уставилась на шкатулку, подозрительно напоминавшей те, в которых хранили кольца, броши и прочие мелкие украшения. Лютик посмотрела на Геру, будто ожидая одобрения, и, заметив легкий кивок, нервными пальцами подняла крышечку.       Внутри находилось кольцо.       Лютик замерла.       Она знала, что самый очевидный ответ — предложение, свадьба, помолвка — был неправильным. И все же ее сердце трепетно забилось от увиденного.       Нет, стоп, она смотрела на кольцо своими глазами. Лютику стоило начать думать как Гера, чтобы понять смысл подарка. Но Лютик невольно возвращалась к очевидному, да и Гера точно должна была понимать, как все выглядело со стороны?       С другой стороны, Гера — странствующая одиночка, которая не задерживалась дольше пары дней в деревнях и городах, общение с жителями давалось ей с трудом, праздники и пиры ее напрягали, большую часть этикета высших слоев она откровенно не знала или не понимала… Но мы же говорим о кольце, она должна была понимать, что из себя представлял подобный подарок.       Но кольцо не выглядело помолвочным.       Она сделала глубокий вдох и спокойно выдохнула. В коробочке лежало увесистое золотое кольцо-печатка, исчерченное вдоль и поперек, и в каждой четверти находились знаки, значения которых Лютик пока не знала.       Это кольцо — обещание, клятва и обязательство. Проявление негласного желания и намерения.       Знак внимания.       Лютик вздрогнула, достала кольцо и тут же посмотрела на Геру, как бы вопрошая: «это мне?». Они давно покупали друг другу вещи и дарили подарки, но те всегда были практичными: сумки и ремни, робы и сапоги, оружие и броня. Гера никогда не дарила ей… безделушки. Украшения. Она никогда не пыталась говорить на языке Лютика, на языке бардов и творцов. Мастериц и музыканток.       Лютик улыбнулась, примерила кольцо — на указательном оно сидело лучше всего — и искренне улыбнулась.       — Чудесный подарок, — тихо выдохнула она под пронзительным взглядом. — Спасибо, Гера.       — Согласна? — спросила Гера.       «Примешь ли ты мои ухаживания?» — Вот он, истинный смысл этого кольца.       — Да, — ответила она и потянулась признательно обнять Геру.       И хотя их разговор напоминал клятву, которой обменивались пары во время бракосочетания, для Лютика и Геры подобный жест означал другое.       Символ доверия и преданности.       Позволь защитить тебя и уберечь, влюбиться и любить, внимать и благоговеть.       В порыве чувств Лютик взяла ее за руку, крепко сжимая. Она приняла подарок Геры, ее мотивы и чувственную подоплеку.       Лютик первой потянулась, чтобы благодарно чмокнуть ее в губы, Гера в ответ задумчиво прогудела, отвечая на поцелуй. Внутри Лютика расплескалось море любви и признательности, грозившееся в любой момент излиться наружу.       Она тут же вспомнила признание в лесу: скользящие вниз по шее горячие губы, вычерчивающие влажную дорожку к ключицам. Поцелуи, правда, в этот раз не прекращались. Руки Геры неуклюже расстегивали пуговицы ее наряда, пока Лютик, в свою очередь, аккуратно забирала назад ее выбившиеся седые волосы. Лютик почувствовала, что готова к большему. Да и время было подходящим.       Возможно, между ними все происходило слишком быстро. С другой стороны, Лютик была знакома с Герой двадцать лет, и они только сейчас дошли до этого момента. И хотя Лютик не до конца насытилась их многолетней прелюдией, все еще желала, чтобы все оставалось как есть, больше ждать, как ей казалось, уже некуда.       Быть может, Лютик торопилась, но и Гера была явно не против подобного, наоборот, она явно ожидала продолжения еще тогда, в лесу.       Отогнав мысли, Лютик отпрянула и любовно посмотрела на Геру. Страсть маячила на задворках сознания, Лютик ступила голыми ногами на влажный песок в ожидании прилива.       «Ведьмаки не краснеют — вот что настоящее преступление».       Гера смотрела на нее с таким благоговением и молчаливой любовью, что, казалось, ее чувства вот-вот выплеснутся и утопят ее. Лютик сделала шаг в сторону моря, затем другой. Еще немного, и она окунется в Геру с головой. Ее сердце замерло от предвкушения.       Казалось, еще чуть-чуть, и Лютик не выдержит такого сгущения эмоций.       — Пресвятая Мелитэле, Гера, какая же ты роскошная, ты пьянишь меня одним лишь взглядом, — выдыхая, заворожено произнесла она.       В полумраке комнаты Лютик, всматриваясь в родное лицо, впервые за двадцать лет знакомства осознала, что совиные глаза Геры были цвета лютиков. Ее цвета. Ее цветка. Ее «Люблю, Юлианна, тебя искренне крепко». Она тихо ахнула.       Гера закрыла рот и сглотнула. Лютик тут же заметила, как на ее скулах заиграли желваки.       — Ох, о, Гера, ты моя невероятная прекрасная совушка. — Она схватилась ладонями за любимые-родные щеки, чтобы не упустить ни одну эмоцию. Она увидит всю Геру. Почувствует ее. Всю. Целиком и полностью. — Чудесная, сильная, волшебная. Настоящее произведение искусства.       — Лютик… — Гера трепетно прикрыла глаза.       — Ну же, посмотри на меня. Не отворачивайся, — ответила она, не убирая рук. — Я могу петь оды твоей харизме. Стойкости, благородству. Твоим крепким рукам и сильному телу. Ну же, сними одежду, я хочу посмотреть на тебя.       Лютик привычно взяла инициативу в свои руки. Она всегда любила больше принимать прикосновения, ласку и любовь, чем отдавать ее, но со временем пришло четкое осознание того, что большинство встреченных ею в постели людей были такими же, как она: желающими утонуть в объятиях, расслабиться и плыть по течению. Отдаться кому-то целиком и полностью. И Гера, по всей видимости, не была исключением. Ничего страшного, Лютик хотела помочь ей расслабиться.       Устав дожидаться прилива, той самой точки невозврата, Лютик села на песок, наслаждаясь легкими солеными волнами, доходящими в лучшем случае до живота.       Было в самой ситуации какое-то странное удовольствие. Нечто радостное и гордое. Одна лишь мысль о том, что Гера рядом с ней могла расслабиться до такой степени… Что она была готова отдать Лютику столь необходимый и важный контроль… Подобные мысли дурманили и будоражили ее сознание.       В груди забурлило море волнений — что-то лихорадочное и граничащее с возбуждением. Словно эта сторона Геры была ранее чем-то недосягаемым и недостающим. Волны уже доходили до груди, но никогда не накрывали с головой.       Гера сняла рубаху, и Лютик сразу же прильнула губами к ключицам, шее, опустила руку на грудь, надавливая, заставляя любимую опуститься в сторону подушки и изголовья кровати.       — Дорогая моя, расслабься, — шепотом протянула Лютик, заглядывая в глаза любимой. — Позволь помочь тебе, позволь мне проявить заботу, окружить тебя долгожданным вниманием. Ты этого заслуживаешь. — С каждым словом Гера поддавалась все сильнее, практически ложась на кровать.       Лютик вела руками по открытой коже, очерчивая линии вен и многочисленных шрамов, целовала в висок, подбородок и губы, наслаждаясь невиданной ранее податливостью. Она растягивала прелюдию, топила Геру в поцелуях, прикосновениях и словах. В ответ Гера охотно целовала ее, касаясь руками затылка и шеи.       Лютику не хотелось останавливаться. Подобные действия лишь сильнее распаляли, их тела напоминали раскаленный в печи металл. Гера покорно слушалась и, забывшись в чувствах, не торопила.       Когда Лютик случайно уткнулась коленом меж чужих бедер, вынуждая Геру закатить глаза и откинуться на подушку, то поняла, что стоит перейти к более решительным действиям.       — Погоди, дорогая, — ответила она отдаляясь. — Мне нужно кое-что принести. Сними пока штаны.       Проигнорировав тихий стон от Геры, она поднялась и потянулась к своей сумке: внутри находилась купленная склянка с маслом. Лютик планировала воспользоваться ей в купальне, растереть усталые мышцы, но сейчас она была куда важнее.       Слегка подрагивающими от волнения руками она открыла бутыль и разлила содержимое на свою ладонь, попадая немного на живот Гере.       — Держи его, дорогая. Будь хорошей девочкой, смотри, не пролей, — с улыбкой попросила Лютик, вручив ей в руки склянку с маслом.       Своеобразная команда Гере, чтобы дать ей цель. Отдаться целиком и полностью в руки Лютика. Она пересекла линию, прощупала почву, чтобы понять, насколько глубоко готова была зайти Гера. Ее дорогая волчица безмолвно и преданно схватилась за склянку, желая угодить. Лютик довольно улыбнулась.       Она мазнула рукой по груди Геры, зажала сосок и начала им играться. Лютик пошла дальше: потянулась ближе и крепко ее поцеловала, кусая за нижнюю губу. Гера едва заметно вздрогнула, вдыхая носом воздух, и охотно принялась целовать в ответ.       Лютик шире улыбнулась и произнесла характерное: «м-м-м-м», наблюдая за желанной реакцией. Действительно, на свете не было ничего прекраснее.       — Вот так, да, дорогая. Какая ты прекрасная, великолепная, чудесная… Только посмотри на себя, — она не замолкала, без остановки одаривая Геру похвалой.       Желая увидеть больше ярких эмоций, Лютик потянулась смазанными пальцами к чужому лону, пачкая маслом нежную кожу внутренней стороны бедер, намеренно задевая большим пальцем выступающий бугорок.       Она аккуратно просунула один палец вглубь, внутри Геры было невероятно горячо и влажно. Лютик не могла остановиться: из губ продолжали вылетать комплименты, любезности и другие ласковые слова и фразы, руки продолжали рисовать карту любви, прощупывая каждый дюйм тела.       Лютик называла ее совушкой, волчицей, любовью, дорогой, душой — всем, чем только приходило в голову.       К первому пальцу вскоре присоединился второй, на третьем Гера сама активно начала насаживаться на руку, подражая установленному неспешному темпу. Фалангой большого пальца Лютик игралась снаружи лона, массируя возбужденное до предела тело.       Лютик действовала медленно и уверенно, всем нутром впитывая происходящее. Гера шумно выдохнула, закатила глаза, ее кожа заблестела от пота, на виске появилась испарина, послышался тихий стон сквозь закушенную губу.       Они находились так близко, что, казалось, между ними больше ничего не существовало.       Всякий раз, когда Гера почти доходила до пика, Лютик резко останавливалась и осторожно вынимала пальцы. В ответ слышались эмоциональные стоны, чужое тело извивалось, дрожало и ощутимо тряслось.       Лютик каждый раз отвечала чувственным: «ш-ш-ш-ш, потерпи, дорогая» и «еще чуть-чуть, да, вот так», наблюдая за исступленным выражением лица Геры, расширенными до предела зрачками и покусанными губами, а затем продолжала пытку.       Вскоре Гера не выдержала, послышалось возбужденное и хриплое:       — Лютик, ну, пожалуйста… ха…       И она поддалась. Лютик забрала из рук бутыль с маслом, за которую Гера так яростно держалась, пригладила ладонью горящую от возбуждения щеку и, встретившись с ней взглядом, ответила:       — Можешь прикоснуться ко мне. Ну же, давай, дорогая.       Лютик вновь принялась работать пальцами, энергично двигая ими вперед-назад. Она ни на секунду не отрывала взгляда от Геры, которая, ощутив свободу, тянулась к Лютику руками, губами, словами, желая прикоснуться ко всему, почувствовать другое тело, вобрать новые эмоции и ощущения.       И вот Гера вновь напряглась, натянулась, как струна, бедра поднялись вверх, ладони схватились за ее руки, а глаза зажмурились. Изо рта послышался низкий стон, секунда-две тишины, после чего ее тело обмякло, опускаясь на кровать.       Лютик не могла налюбоваться. Гера, ее прекрасная, чудесная Гера… Не находилось точных слов, чтобы описать все те чувства, которые она ощущала, глядя на нее.       Гера глубоко выдохнула, и Лютик выдохнула вместе с ней остатки наваждения. Тело перестало зудеть, а под кожей больше не вибрировало желание. Уровень моря вновь опустился, доходя где-то до щиколоток.       Она могла бы вечно любоваться Герой, дайте ей только шанс.       После долгого молчания Гера внезапно пришла в себя и резко потянулась целовать Лютика. Поцелуи выходили смазанными, горячими и поспешными, руки трогали шею, ключицу, грудь, опускались на поясницу — ее волчица точно с цепи сорвалась.       Гера благодарно ластилась, показывала заботу, хотела воздать удовольствием за удовольствие, любовью за любовь, страстью за страсть.       Лютик была только рада, она благодарно отдала инициативу в чужие руки и губы, наслаждаясь бездонной любовью. Она не успела заметить, когда на ней осталась одна нижняя сорочка.       Все было прекрасно, пока Гера не опустила руку, жадно потянувшись рукой вниз.       — Боже, какая же ты мокрая, — любовно ответила Гера куда-то в губы, а затем уткнулась в шею.       Лютик вздрогнула, наверное, впервые за ночь ощущая собственное возбуждение. Отстраненно она осознала, что да, она действительно промокла насквозь, запачкав при этом бедра. И само чувство возбуждения казалось таким отдаленным и даже отчасти неудобным, словно ее душа и тело играли по разным правилам.       Ей хотелось сказать, чтобы Гера не утруждала себя, что она получила все, что хотела. Или хотя бы попросить приступить сразу к делу, быстрее закончить начатое, дать телу желаемое, чтобы оно вновь смогло гармонировать в такт с душой.       Пальцы Геры полезли под сорочку, коснулись ее лона, и Лютик в ответ зашипела, точно от боли. Внутри скопилась невероятная концентрация чувств, а снаружи ее тело окружило бесчисленное количество всевозможных стимулов.       Лютику резко стало слишком много всего: чувств, прикосновений, ощущений. Ее коротало прямо как тех несчастных врагов, попавших под удар молний Йеннифер, когда они во второй раз в жизни встретились с ведьмой.       — Не… — начала Лютик.       «Тебе необязательно меня трогать».       «Тебе необязательно возвращать мне услугу».       «Тебе необязательно играть в прелюдию» , — молчала она.       — Не… так, — в итоге слетело с ее губ.       Возможно, Гера поняла ее, возможно, нет.       Гера кивнула, уложила ее на кровать, а сама в это время устроилась меж ее ног. И у Лютика сперло дыхание. Предвкушая и ожидая, она поджала пальцы на ногах. Громкие мысли о переизбытке ощущений медленно размылись, в голове крутилось лишь одно:       «О, пресвятая Мелитэле, о боже, она не собирается…»       И было что-то такое в этом жесте, в этом яром желании отдать что-нибудь взамен, поделиться полученным счастьем, что с болью и силой, громко и отчетливо отзывалось в груди Лютика, отчего хотелось забыть нежеланные ранее слова.       Ее не волновало собственное возбуждение, значение имели лишь действия Геры, то, как она желала воздать с избытком полученные ощущения.       Лютик пристально и благоговейно наблюдала за Герой, подбадривала, когда она припала губами к ее лону, провела языком по нежной коже. Лютик предпочитала уверенные пальцы мягкому влажному языку, но этот момент казался ей почти что идеальным.       Собственно возбуждение пришло также незаметно, как появилось. В одну секунду Лютик ласково лепетала глупости, в другую — запоздало заметила собственные подрагивающие бедра и тихий жалобный вздох.       На душе полегчало. Лютик откинулась головой на подушку и глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок.       С глаз постепенно сошла пелена, и к ней пришло осознание.       Она четко поняла, что страсть, волшебство и желание, возникновение которых она жадно ждала все это время, не появились.       Потому что волны страсти доходили до груди, но никогда не накрывали ее с головой.       Она четко осознала, что в ее теле и разуме ничего не изменилось с тех пор, как они начали встречаться.       Потому что волны страсти никогда не накрывали ее с головой.       Она четко поняла, как бежала от этих мыслей, не хотела думать об отсутствии желания и о его низкой концентрации в сердце.       Потому что страсть никогда не накрывала ее с головой.       Она четко осознала, что даже со Стефаном далекие двадцать лет назад она всегда плыла по течению, не отказывала чужому желанию и не инициировала собственное.       Потому что, как оказалось, внутри нечего было инициировать.       Страсть не была чем-то плохим или хорошим. Страсть просто существовала независимо от Лютика и иногда касалась ее тела, но не задерживалась в разуме.       С тех пор ничего не изменилось.       Глядя в деревянный потолок, Лютик четко осознала одно: страсть никогда не будет будоражить ее душу в той же степени, что любовь. В ее голове это два разных понятия, пересекающихся между собой в маленькой точке.       Лютик была уверена, что не сможет полюбить кого-то сильнее, чем Геру.       И даже Гера, женщина, которую она любит до Луны и обратно, не сможет помочь Лютику преодолеть это препятствие.       И даже Гера, самый дорогой человек на всем свете, не исцелит ее посредственное желание.       Пора посмотреть правде в глаза, высунуть голову из песка. Лютик навсегда останется бесстрастной к чужой страсти. И к своей собственной. Навсегда останется не до конца искренней.       Все с самого начала указывало на это, Лютик просто не хотела в этом себе признаваться, надеясь, что в отношениях все встанет на круги своя.       Дышать постепенно становилось все тяжелее, в груди формировался неподъемный груз, а глаза щипало от слез.       Лютик тихо поблагодарила Геру, поцеловала ее в висок, поднялась, бессознательно собрала одежду и сказала, что пойдет приготовить горячую ванну.       Она стойко дошла до умывальни, но, закрыв дверь, спустилась по стенке и разрыдалась. Ее охватила жгучая обида и невероятная тоска.       Если Гера не сможет ей с этим помочь, то никто не сможет.

***

      Несколькими месяцами позже, во время ссоры на вершинах Драконьих гор Гера разбила ей сердце и вырвала крылья.