Десять Шагов Вперед

После заката синеву лазурного неба закрывают сумеречные тяжелые тучи. Они приносят за собой снег: редкий и ледяной, он кружится в своем бесконечном танце и мгновенно тает на горячих влажных щеках Зимнего Солдата маленькими капельками слез. Сухая метель тоскливо завывает в лестничных проходах и переулках, холодным огнем обжигает голые ладони. Белая безжизненная пелена накрывает весь город своим морозным покрывалом, скрывая от посторонних глаз грязные следы тяжелых ботинок, беспечно брошенный прохожими мусор, черные ссохшиеся листья деревьев; прячет под собой серость и уродство пейзажей мегаполиса, обезображенного своими же создателями. Внутри Баки Барнса будто только что произошел взрыв атомной бомбы: все полностью разрушено, все в радиоактивном всепоглощающем огне, а он, потеряв голову от боли и отчаяния, в грудах каменных обломков и мертвых тел ищет хоть кого-то живого, хоть что-то, что даст ему понять, что он не одинок, что есть еще выжившие, кто разделит с ним эту ужасную долю. Но как бы он ни пытался. Как бы ни хотел что-то изменить. Все мертвы. Час назад он, бездушная оболочка, спокойно сидел и думал о своем задании. Вспомнил фотографию цели из папки, которую ему показали в лаборатории, и представил, как будет убивать Говарда Старка. Наверное, даже обрадует этим своего начальника. Лицо Золы с кривыми зубами и ехидной ухмылкой станет светиться еще ярче, а Зимний Солдат не испытает ничего. Зачем он убивает? Может, когда-нибудь это заставит его хоть что-то почувствовать? Идеальный слух, натренированный замечать даже самые тихие и незначительные звуки, сконцентрировался на женском голосе из колонок машины: «Стив Роджерс, знакомый нам как Капитан Америка, героически погиб ради…» В этот момент кто-то будто достал Баки из-под толщи ледяной воды, и он сделал первый колючий вдох. Прежняя жизнь отрывками пролетела перед его глазами: Поезд. Горы. Барнс сражается, чтобы защищать его, однако в какой-то момент случайно оступается и почти падает вниз. Он пытается помочь, тянется спасти, но все тщетно. — Баки! Нет! Он флиртует с какой-то красивой брюнеткой. Это раздражает больше, чем хотелось бы. — Чего такой кислый, Бак? — так и хочется вмазать по его счастливому ничего не подозревающему лицу. Он рисует портрет Баки в небольшом краденном из магазина альбоме, забавно прикусывая нижнюю губу. — Почему я у тебя постоянная модель для рисования с натуры? — Просто у тебя черты правильные… Так учитель говорил, — он смущается. Это очень мило. — Я хочу на войну! — заявляет он с таким желанием и упорством, что Баки даже чувствует злость. «Ты не создан для войны, Стиви, точно не создан. Незачем тебе знать, каково это». Стив… В голову вернулась примерная последовательность событий. Он вспомнил двух советских солдат, что нашли его практически бездыханное тело в снегу после падения с огромной высоты. Их лица были размыты, но форма Красной Армии вспоминалась отчетливо. Заново ощутил, как не мог произнести ни слова от шока и разрывающей боли где-то в районе затылка, но внутри его все равно грел огонек надежды, что еще не все потеряно. Вот он спасен, сейчас ему обязательно помогут: как же иначе? Если бы они хотели его смерти — оставили бы умирать или убили бы на месте. Потом он еще не раз жалел, что не попался немцам, которые просто и быстро прострелили бы его череп, если бы увидели, что он еще жив. Никому не нужный полутруп среди альпийских льдов. Только сейчас Баки с отвращением услышал, что именно солдаты говорили друг другу в тот день: »… дотащим его до базы…» «… их эксперимент удался… он выжил…» «… я сразу узнал его…» «… только руку потерял. Хоть бы не умер от потери крови, пока мы несем его…» Он не помнил, как они дошли до базы. Какой-то невысокий мужчина в круглых очках ввел в его руку лекарство через шприц. Он широко улыбнулся: «Какое чудо, что Вы живы, сержант Барнс! У нас с Вами столько планов впереди!» Он вспомнил, как впервые ощутил свою механическую руку: непривычно большая, непривычно сильная, непривычно холодная. Зачем они приделали ее своему врагу? Грязная тюремная камера, тусклый белый свет. Джеймс Барнс разговаривал (или пытался разговаривать) со своим надзирателем: — Скоро по ваши души придет сама смерть. Стив никогда не оставляет дело незавершенным. Он найдет вас. — Закрой свой рот, щенок. Скоро из тебя сделают человека. — Можете пытать меня сколько влезет. Я ничего не скажу. — Ха-ха-ха… никто не будет тебя пытать, сержант. Мы и так знаем все, что хотим. Комната с грязно-зелеными стенами и ржавыми лампами. Он был прикован к огромной машине, что подключена к его голове с помощью металлического обруча и кучи разноцветных проводов. — Разряд, — командовал Арним Зола. Режущая и жгучая боль прошла по всему его телу, концентрируясь где-то внутри черепа. Ощущение, словно кто-то взорвал его мозг изнутри. — Сильнее. Так проходят недели. Он уже едва помнил свое имя. Или сегодняшнюю дату. Или место, где находился. Забыл даже тех нескольких людей, которые приносили ему еду и сторожили его камеру изо дня в день. Однако в бесконечном круговороте боли у Баки был якорь, помогавший ему сохранить связь с реальностью. Стив. Стив. Стив. До слез хотелось верить, что он в безопасности. Он не пропадет. Этот человек с небесно-голубыми глазами должен жить, даже если Баки придется умереть. Баки боялся забыть его сильнее, чем боялся собственной смерти. Однако в один день он не смог вспомнить заветное имя. Лицо человека с голубыми глазами стало тусклой картинкой, словно опаленной по краям. Барнс без устали перебирал кучу вариантов в голове, отчаянно копался в воспоминаниях и мыслях, пытаясь в кромешном бардаке отыскать это имя. Он знал, что, забыв его, у него больше нет шансов. Он проиграл. Так и произошло. Зимний Солдат не знал имени Стива Роджерса. Зола решил, что обнуление проведено успешно, строго запретив работавшим с Барнсом агентам упоминать хоть что-то, связанное с его прошлым. Откуда он мог знать, что новость о смерти Капитана Америки способна нивелировать результат от десятков часов пыток… Проводник, час назад крепко связанный и полностью безоружный, сидит на холодном бетонном блоке. Барнс стоит напротив него, бессильно опираясь спиной на кирпичную обшарпанную стену, и пусто смотрит куда-то в сторону. — Как тебя зовут? — мертво задает вопрос Солдат, все еще не глядя на собеседника. Его правая рука греется в кармане брюк, левая лениво держит тлеющую сигарету. Затягивается: как-то даже непривычно держать что-то столь маленькое и хрупкое в своей металлической руке. — Стэн, — гидровец спокойно пожимает плечами и даже натягивает что-то вроде приветственной ухмылки. — А ты — Баки Барнс. Стальной взгляд пронзает воздух, будто лезвие: резко и жестоко. Он оглядывает проводника с ног до головы с напускной надменностью и безразличием, как на пойманную в мышеловке жалкую крысу. Внешне Зимний Солдат выглядит таким же холодным, как и всегда, однако Стэн сразу же замечает разницу в выражении его глаз: там очень много боли. Такой немыслимой и пугающей, что у проводника даже идут мурашки по коже. «Мне не должно быть его жалко! Баки Барнс был нашим врагом. Я сам радовался, что мы создали из него прекрасное живое оружие, созданное для службы ГИДРЕ. Мы пускали заряд тока по его мозгам и молились, чтобы никогда не настал тот день, когда он отомстит нам за все наши злодеяния… И вот он стоит передо мной. Он мог убить меня в любую секунду и уехать отсюда к чертовой матери. У него был шанс сбежать, он же знает, что ГИДРА бросит все силы на его поимку, как только почует неладное! Они ни за что не упустят свой единственный удачный эксперимент…» — Сколько у меня еще времени? — Сбежать не успеешь. Около дома Старка мы должны были встретиться с еще одним агентом. Когда не явимся в назначенное время, они сразу пойдут на поиски по всему городу. Нас тут много. Да и в твоей руке наверняка есть какой-то датчик. Зимнему Солдату пока что не так сильно доверяют. — Расскажи, как умер Стив. Ты-то наверняка это знаешь. Баки не верится, что он действительно сейчас сказал эти самые слова. Собственный голос ему кажется неестественным, ненастоящим: он остро ощущает, что никогда в жизни не должен был это произнести, это никогда не должно было стать правдой. Кровь больно пульсирует в голове, когда в памяти словно из ниоткуда всплывают миллионы воспоминаний. Стив… Сознание Баки начинается с этого имени и заканчивается им же. Снег падает на его взъерошенные темные волосы, слипает между собой густые темные ресницы. На щетинистых щеках — предательские мокрые дорожки. Он впервые чувствует, как сильно отрасли его волосы. — Ты бы мог найти эту информацию где угодно. Об этом рассказывают по радио, пишут в газетах! Зачем тратить время, за которое можно уже было сбежать куда подальше от Нью-Йорка, на грустный рассказ о твоем друге? Проводник не понимает, что Баки изначально даже не собирался никуда убегать. Солдат размеренно достает вторую сигарету из пачки Стэна, поджигает и глубоко вдыхает согревающий изнутри дым. Он не курил уже так давно… — Почему ты так хочешь, чтобы я сбежал? Ты же сам служишь им, — последнее слово он буквально выплевывает. — Я уже давно задумываюсь над тем, правильно ли то, что мы делаем… Убиваем непокорных без единого сожаления, — проводник отводит взгляд от Барнса и смотрит в темное зимнее небо. Он чувствует себя почти таким же потерянным, как и этот разбитый человек рядом с ним. — Заставляем их страдать. Я убил столько человек, никогда не задумываясь, почему. Отдал этому жизнь. Жена с ребенком от меня ушли, узнав, что я служу ГИДРЕ. А они, мать их, хотят, чтобы я радовался тому, что мы свели человека с ума ежедневными пытками. Как иронично: сделали из лучшего друга Капитана Америки гидровского суперсолдата! — он насмешливо пародирует какого-то начальника. — Какой же веский повод для гордости. Но я перестал думать об этом до этого дня. Ты даешь мне надежду, что что-то можно изменить. Между мужчинами на пару минут воцаряется полная тишина. Оба думают о своем: Стэн — о разочаровывающих итогах своей жизни, Баки — о действительно мерзкой шутке судьбы, которая приключилась с ним. Он стал антагонистом в своей истории, злой противоположностью Стива, безмозглым убийцей. Он убил несколько невинных людей, потому что ему так сказали. Разве это не перечеркивало теперь всю жизнь, что у него была до ГИДРЫ? Все, чем он был, теперь измазано кровью. — Если говорить кратко, — после небольшой паузы опять начинает мужчина, тяжело вздыхая, — Стив Роджерс ушел ко дну вместе с неисправным самолетом ГИДРЫ, который невозможно было посадить нигде, кроме как во льдах в океане. Спас ценой своей жизни Нью-Йорк от колоссальных жертв и разрушений. Испортил некоторые наши планы. — Вот как… — это все, что Баки может сказать. Отросшая челка закрывает его полные слез глаза. Даже не верится, что они со Стивом больше никогда не увидятся: смерть есть смерть, но как же это, черт возьми, несправедливо… — Наверное, ему не было больно. Еще одна сигарета заканчивается. Он уже даже не чувствует мерзкого вкуса табака. — Беги отсюда, Барнс. Бери машину и сваливай, пока не поздно. У тебя есть шанс снова начать нормальную жизнь: ты потерял лишь чуть больше года. Возьми себя в руки и уходи. Ради своего друга. Джеймс Барнс немногословен. Он не любит показывать слабость, даже когда весь его мир полетел к чертям. Молча берет левой рукой пистолет из нагрудного кармана жилетки и перезаряжает его. Проводник, к своему ужасу, замечает в глазах напротив какие-то оттенки безумства и ненависти. Зачем ему пистолет? — Идти мне уже некуда, Стэн. Зимний Солдат подходит к нему почти что в упор и без единого колебания стреляет проводнику в колено. Тот истошно вопит на всю округу, бесполезно извиваясь в веревочном плену, и не понимает, почему Барнс внезапно рассвирепел. Он ведь пытался помочь, посочувствовал ему! Но лицо Баки совершенно бесстрастно, и только блестящие на искусственном свету фонаря слезы, что все никак не могут остановиться, отражают ту непрекращающуюся печаль, что уже разорвала его душу на мелкие кусочки. Значит, он пожертвовал собой ради всех остальных. Придурок… Как же это в его стиле. — Думаешь, мне нужно твое сожаление? Или твоя помощь? — равнодушно шепчет Зимний Солдат. Стэн мучительно стонет от боли, когда Барнс надавливает на его простреленное колено дулом пистолета. Кровь черной струей стекает по грязной штанине и медленно капает на землю. — Сначала ты пытал меня вместе со своими напарниками, а теперь задумываешься о справедливости? О добре и зле, сукин ты сын? Баки стреляет во второе колено. Еще один жуткий крик разрывает вечернюю тишину. Барнс довольно задирает подбородок. — Из-за вас, выродков, погиб Стив, — он снова безжалостно давит пистолетом на рану. — И, если ты думал, что я сейчас уйду восвояси мирно чтить его память, ты ошибся. Я найду и убью каждого из вас. Его накрывает всепоглощающая волна злости и обиды. Он уже не думает о светло-голубых глазах, способных дать ему надежду даже в самые темные дни. Не вспоминает улыбку, что освещала его грязную тюремную камеру. Он представляет, как бездыханное тело Стива плавает где-то в холодном океане, пока весь мир поет ему восхваляющие песни о его героизме. ГИДРА уже наверняка успела отпраздновать эту новость как следует. Все его столь верные обожатели и фанаты уже любезно похоронили его в бездонных водах. Подумаешь, умер. Все герои умирают ради страны, ради нас, людей! И никто не думает, что Стив пожертвовал собой, спас их, но сейчас, никому не нужный, гниет в океане. Эгоистичные твари. — А чем тогда, — проводник запинается: дикая боль мешает ему говорить, — ты, Баки Барнс, сейчас лучше Зимнего Солдата? Или вы с ним уже стали одним целым? Баки не успевает ответить: задетый этой фразой, он отвлекается на пару секунд, пока агенты ГИДРЫ, наконец их отыскавшие, резко и сильно хватают его руки и быстро через шприц вводят в шею суперсолдата какую-то жидкость. В глазах все плывет, ноги становятся ватными. Он понимает, что его не убили: сейчас его просто схватят. Схватят, вернут на базу и обнулят. И в этот раз они явно будут стараться получше. — Справились, парни. Молодец, что затянул время, Стэн, — говорит чей-то низкий голос очень рядом с ухом Баки. — Потерять Зимнего было бы очень большой потерей. Зола бы уничтожил нас. — Ублюдок! — это последнее, что слышит Барнс перед тем, как отключиться. Стэн — единственный человек, что когда-либо сочувствовал ему, орет на него с ненавистью. — Может, тебе и суждено быть бездушным оружием! Он отключается. Слезы текут по щекам. Прости меня, Стив.