ID работы: 10506386

К чему снятся треугольники?

Джен
PG-13
В процессе
175
Размер:
планируется Макси, написано 809 страниц, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
175 Нравится 201 Отзывы 63 В сборник Скачать

Косте-дженга, прачечная и серое небо

Настройки текста
      Напряжение между двумя коротышками наростало.       Под руку всё реже попадались цельные, недроблёные кости.       И маленькой девочке нередко приходилось бороться за них.       В полутьме покрытой зеленью пещеры она еле различала силуэт своего противника, но отчётливо видела его остроконечную шляпу, поникшую от сырости.       На гнома, сидевшего напротив неё, со сталактитов капала вода, заставляя его морщиться от неприятных ощущений.       Гном и девочка играли в дженгу в гигантском гнезде. Гнездо из крупных длинных веток было настолько гигантским, что они даже и не подозревали, что сидят не посередине, а у его края.       Как долго они сидели в той пещере, играя в дженгу? Кто знает.       В башенке осталась лишь одна лучевая кость, которую можно было вытащить без последствий.       Гном схватил её первым, но маленькая девочка с проигрышем мириться не собиралась.       Перетягивая кость, оба поднялись на ноги и начали тянуть друг друга в разные стороны, упираясь носками в скользкую землю.       Кость решила соблюдать нейтралитет и выскользнула из маленьких рук, разрушив всю их башенку.       Девочка и гном в одно мгновение успокоились, плюхнувшись обратно на места.       Они сидели в тишине, рассматривая друг друга. Гном время от времени шмыгал носом, и девочке показалось, что он плачет.       В темноте нельзя было понять точно, но разрушенная дженга считалась ей достаточно траурным событием, чтобы плакать.       Немного подумав, она с усилием оторвала кусочек ткани от своего летоуинского костюма принцессы и привязала его к самой тонкой кости из кучи беспорядочных останков, в которую превратилась их башенка.       Девочка протянула получившийся флажок поникшему гному. Прежде чем взять подарок в свои цепкие руки, он его недоверчиво обнюхал, не найдя признаков злого умысла.       Гном испытывающе помахивал флажком, разгоняя прохладный горный воздух, пока к коротышкам оборачивалась голова с ярко-оранжевыми глазами и круглым чёрным зрачком, размером с два колеса от грузовика.       Глаза приблизились настолько близко, что обомлевшие гости в гнезде смотрели в чёрные зрачки как в огромные зеркала перед собой.       Гнома и маленькую девочку разделил крючковатый серый клюв, запачканный, по мнению маленькой девочки, в малиновом джеме.       Существо паранормальных размеров словно сканировало их, промывая взглядом каждый нерв и каждую косточку, что-то для себя решая.       В их ситуации стоило бы сидеть тихо, не подавая признаков жизни, чтобы не быть съеденным заживо, но у жителей потерянного в Орегоне городка, не важно, мифических или нет, напрочь отшиблены остатки мозгов.       — Шмэбьюлок! — вскрикнул гном и, подпрыгнув на месте, затанцевал зумбу, прыгая и пылко покачивая бёдрами у существа под клювом.       Недавно в гномьем лесу был обнаружен диск с танцевальными фитнес-тренировками, и теперь каждый из красных шапок мог отжигать сальсу.       Существу явно не понравилась латина, по крайней мере, в исполнении гнома.       Оно отвергло обоих своих гостей, не просто неподходящих, но и довольно раздражающих.       Оба вылетели из пещеры, пища, махая ручками и рассекая воздух своими маленькими телами.       Кувыркаясь по скалам и горам, Шмэйбл и Шмэбьюлок катились всё вниз и вниз, пробивая путь к лесу сквозь ветки и кусты.       Расцарапанные и грязные, они рухнули в усыпанную сосновыми иголками траву.       — Дядя без штанов обещал, что мне не будет больно, когда меня съедят, — заныла девочка, с болью переворачиваясь со спины на живот, — А меня не съели, вот и ау.       — Шмэбьюлок... — заныл в ответ туповатый гном, последовав её примеру.       Взгляд побитой жизнью пузатой мелочи одновременно упал на пачку мясных снеков, лежащих без дела впереди.       Их животы бурчали от голода так громко, что заглушали рациональные мысли.       Ползя наперегонки к еде, они мало волновались о подстеленном под едой мешке, который схлопнулся вместе с ними, стоило им достигнуть цели.       И даже когда их несли в мешке в неизвестном направлении, их больше волновало, кому всё-таки достанется снек.       Кое-как разделив его напополам, сгрызя мясные палочки вместе с упаковкой, маленькие обжоры даже задремали.       На месте вытрусить их не удалось, и мужикотавр просто кинул мешок на землю, тем самым разбудив внутриспящих.       — Я словил нам ужин, мужики!       — Ужин, ужин, ужин! — восторжествовала Шмэйбл, показав нос из мешка и сонно потирая глазки кулачками, — А где ужин?       Вокруг мешка столпились человекоподобные монстры с бычьей головой и вылупились на летоуинскую принцессу, ибо они впервые в жизни увидели...       — Маленькую женщину! Ты принёс в наше логово маленькую женщину! — указал на девочку пальцем один из мужского племени.       — Упаси меня тестостерон, я думал, что поймал двух гномов! — в своё оправдание сказал Агрормен, отойдя подальше от принесенного им ужина.       — Если Вождерор увидит здесь маленькую женщину, повырывает все волосы на груди, как тому изгнанному, который тайком полировал себе копыта!       — Тогда у нас нет выбора...       Забрав и посадив гнома в приготовленный чугунный котёл, несколько мужикотавров подняли ребёнка вместе с мешком, опасаясь прикоснуться к эстрогену.       Её принесли на горную площадку, усадив у небольшой дыры в скале, по поверьям, уходящей в землю в самые глубины ада.       Племя собралось вокруг «Отверстия Боли» полукругом, соблюдая безопасную дистанцию.       — Не бей копытом, маленькая женщина, суй руку внутрь! — проинструктировал Пубертавр, толкнув другого зрителя по соседству в бок так, что тот отлетел на три метра.       — Женщина не выдержит такой боли! Боль — мужское дело! — закричал Тестостерор, разбив об свою голову огромную каменную глыбу.       Девочка, доковырявшись в носу, заприметила дырку в земле и, как самый нормальный ребёнок, для начала туда плюнула.       Смотря, как слюна неторопливо стекает с её языка вниз, пузырясь на конце, все мужикотавры разом испуганно втянули в себя воздух.       Сорвавшись, слюна бесследно исчезла в тёмном пространстве внутри отверстия, не издав ни малейшего звука.       Из котла, который держал один из мужиков, высунулся гном и жестом показал девочке, что ей нужно просунуть туда руку.       Шмыгнув носом, девочка аккуратно опустила руку в дыру, как и было задумано.       По крайней мере трое из полубыков упали в обморок, не выдержав такого стресса, а всё остальное большинство зажмурилось или отвернулось, позадевав рогами близстоящих товарищей.       — Хи-хи, щекотно! — засмеялась Шмэйбл, не почувствовав ни капли дискомфорта.       Даже гном, далёкий от традиций горных монстров, пришёл в замешательство, почесав красношапочную репу.       От шока у некоторых мужикотавров из носа повыпадали септумы, перманентные татуировки стёрлись, а упавшие в обморок собратья очнулись без нашатыря.       В небо над изумлённой толпой поднялись два столба огня, ознаменовавшие прибытие вождя.       Огромный мужикотавр с горящими красными глазами очистил себе путь к девочке, одним дуновением раскидав своё мужественное племя, как кегли шаром для боулинга.       Земля содрогнулась.       Вождерор наклонил свою тяжёлую голову к девочке, всё ещё держащей руку в дыре, и выпустил в неё дым из своих бычьих ноздрей, поминутно испускавших фонтаны огня.       Девочка закашлялась, и каждый мужикотавр задумался, а не распространяет ли она вторую «Х» хромосому воздушно-капельным путём.       — Невероятно... — прогремел вождь мягче обычного и мотнул головой, задев сломанным рогом ближайшую скалу, — Только один раз я видел подобную божественную силу...

***

      Кричать и вести машину может показаться затруднительно, но Анти-Мэйбл с этим справлялась на ура.       Крик, казалось, скоро выйдет за пределы исчисления силы звука и побьёт хрустальные бокалы по всей Америке.       Её приближённые летали по салону, не зная, хвататься ли за уши, чтобы уберечь их от визга, или хвататься за все поверхности, чтобы не вылететь через несуществующую крышу бежевого кабриолета в вольное воздухоплаванье.       Особенно контузило Шейп-Шифтера, принимавшего все запомненные им формы в попытках найти самую удобную для подобной неприятной ситуации.       Эмо-Мэйбл искала выход более человеческо-практичный, пытаясь пристегнуться, и молилась, чтобы её единственный шанс получить настоящую яичницу, по-настоящему поджаренную на настоящем огне не убился в багажнике от такой встряски.       В мультивселенной очень плохо кормят. Гастротур там устраиваешь не ты, а тобой.       Началось всё с того, что монстра и эмо-кида насильно затолкали в машину и повезли по кочкам в логово антагонистов.       Анти-Мэйбл не переставала кричать, ни садясь в машину, ни ведя машину, ни врезаясь в уцелевшую стену заброшенной в лесу церкви, ни выходя из машины, ни громя своё собственное пристанище.       — Автоматический прицел! Съёмные насадки! Его рукоять светилась в темноте! — наконец финально взвыла она, выбросив спинку деревянной скамейки в разбитое окно, — Это был мой любимый огнестрел!       — У тебя есть второй точно тако...       — Заткнись, Мэйбл.       — Извини, Мэйбл... Может ты будешь хотя бы затыкать меня именем Амабе...       — Тот украденный был для правой руки, он был моим любимым!       Анти-милость начала успокаиваться, делая глубокие вдохи и нежно поглаживая оставшуюся левую пушку, нашёптывая ей, как она прекрасна:       — Не обижайся, ты тоже очень даже ничего...       Стэнфорд Пайнс был прав, когда про себя предположил, что девочка, терявшаяся в мультивселенной, скорее всего, крепко двинулась мозгами.       Помедитировав, она подняла обломки лавки и кинула их к остальной кучке мусора, ожидавшего выноса.       Они успели прибраться в заброшке и даже кое-как её облагородить. Единственное, чего им не хватало, так это мебели и средства отопления.       Завтраки же они теперь будут готовить на добытой из офиса Тэйта МакГакета портативной газовой плите. Походную находку для них выкрал Шейп-Шифтер, отойдя от сахарной комы, после того, как его пару раз окунули в цветущую водичку.       Тэйтс был так занят подкармливанием приболевшего живогрыза мёртвыми опоссумами, усердно игнорируя тонущий автомобиль обок, что не заметил, как его точная копия средь бела дня вынесла из офиса портативную плиту и весь шоколад из пляжной лавки.       Ни жизнь, ни шоколадная кома монстров ничему не учит.       Первую короткую ночь после поджога ресторана и его принятия в тайный Мэйбл-злобный ордер, Шейп-Шифтер проспал в сломанном пианино.       Спал он тревожно, пока не поднялось солнце, чьи лучи просачивались сквозь огромные дыры в скошенной крыше церкви. Это был тот свет, который он никогда в жизни не видел, а если и видел, то не помнил.       Выжигающий глаза диск в небе его устрашал. В настоящей форме, подземное существо, не привыкшее к свету, переживало невиданный ранее стресс.       Возможно, его зрение спасли изменение формы на поверхности, способность к регенерации и свет от фонарика, которым ранее часто на него светили, изучая и зарисовывая.       Оглядываясь назад, автор дневников уже не казался изуродованной поверхностью версией матери, как это было в те времена, когда Шифтик был личинкой.       Автору было всё равно, когда посаженная в огромную колбу личинка извивалась, пытаясь прикрыть глаза короткими лапками.       — Зато мы теперь в одной лодке, — попыталась ободрить начальницу эмо, — У тебя теперь только один любимый огнестрел, у меня — один побитый-битый-перебитый амулет и мы противостоим невзгодам этого тленного мира...       — Повторяю в который раз, Мэйбл. Мы не можем быть в одной лодке. Я а — альфа. А ты б — бестолковая.       Рывком отвернувшись и скрестив руки, альфа добавила через плечо:       — И одень что-то потеплее. К утру может похолодать. Не хватало мне ещё возиться с твоими соплями.       Разговор был окончен, и умный человек сейчас бы больше девочку не трогал, пока не устаканится её настроение...       Но Эмо-Мэйбл была умнее.       — Надень.       Всё в мире замерло в животрепещущем ужасе на пару секунд.       Тень от медленно разворачивающейся к подруге девочки падала на Шейп-Шифтера, чавкающего шоколадками, забившись в углу.       Эмо-Мэйбл со свистом вылетела из церкви, проехавшись лицом по тропе, размазав все свои фиолетовые тени. Вслед за ней в неё полетела одежда разъяренной девочки, требующая стирки.       — Если мои вещи не будут сухими и чистыми к утру, я тебя урою в твоём же спальном месте!       Анти-Мэйбл хотела хлопнуть дверьми, но смогла только громко прихлопнуть проход одной из её частей.       Нужно срочно поставить дверь на петли, а то угрозы кажутся неэстетичными.       Выкинутая из церкви, лёжа у порога в куче пропахших дымом вещей, замерла, боясь пошевелиться.       Интуиция подсказывала, что это ещё не конец, и она её не подвела.       Вскоре прихлопнутую дверь и вовсе выбили с ноги, и та с треском рухнула на бедную подчинённую.       К счастью, дверь была не такой уж и тяжёлой...       Может она и была тяжёлой, но жизнь у Эмо-Мэйбл была гораздо тяжелей. Было с чем сравнить.       Уткнувшись в траву, девочка услышала, как о деревянную дверь, чем-то напоминавшую крышку её гроба, звонко ударилась целая горстка пренебрежительно выкинутых монет.       Хотя бы не придётся на вечер глядя просить подаяние…       Наверное.       Вяло плетясь по тёмному лесу с вещами в руках и мечтая о корзине для белья, Эмо-Мэйбл не нашла лучшего собеседника, чем её амулет.       — Она даже не поинтересовалась, как я себя чувствую, когда я ушибла мизинчик, убегая из М-измерения, представляешь?       Амулет, прикреплённый к вороту свитера, заморгал и по телу ущемленной разлилось тепло, как будто он правда был живым и понимал её.       Пока она шла, жалуясь на всё на свете, в воздух из кучи вещей в руках вылетели розовый свитер с оторванной от него звездой и бежевое пальто. Мерцающий голубым свитер залетел под такое же пальто, создав впечатление присутствия начальницы.       — Бе-бе-бе... Я — альфа, а ты бестолковая, — кривляла её отосланная, бессознательно управляя левитирующими вещами за спиной, — Заткнись, Мэйбл... Умойся, Мэйбл.... Этот цвет тебе не идёт, Мэйбл... Понянькайся с монстром, Мэйбл... Сходи туда, сделай это...       Наступало время совсем сумрачное, без малейшего намёка на привычную ночную синеву, властвующую обычно в этих краях.       Небо было затянуто тучами, чей серебристый цвет особенно контрастировал с окружающим мраком.       Дойдя до нужной улицы и поняв, что всё это время можно было отдать амулету понести её вещи, она выругалась.       Поздним вечером прачечная была единственным светлым пятном на тёмной улице, где кое-кто выкрутил лампочку из одинокого фонаря.       Внутри этого блёклого, неброского помещения пахло стиральным порошком, выбивающий воздух из-под носа.       Из-за едкого запаха она чихнула, чихом выключив амулет и левитацию вещей, требующих стирки.       Грязная задымленная одежда упала к её ногам, дав ей осознать, что вещи нужно не только постирать, но и высушить.       Разогнув кулачок и взглянув на свой бюджет в два доллара и пятьдесят центов, она поняла, что денег на сушку ей не хватит. Судя по тучам на тёмном ночном небе и её завившимся на концах волосах, за ночь одежда не высохнет.       Девочка нервно сглотнула, представив, что с ней сделают, если она принесёт домой влажные вещи.       Нужно было срочно найти ещё монет.       Подняв глаза на помещение прачечной, она нашла потенциального благодетеля.       В прачечной был всего один посетитель.       На лавке, напротив одной из стирающих машин, стояли чёрные туфельки с белыми носочками. Их владелица сидела рядом, болтая босыми ногами, с головой погрузившись в бьюти-статьи журнала, найденного ею ранее на лавке, не замечая ничего вокруг.       «Заткнись! Считай калории!» — гласил заголовок на красочной обложке.       Читательница журналов время от времени отрывалась от токсичного чтива поверх страниц и заглядывала в зеркало, висящее неподалёку.       В этот раз заглянув в зеркало с мечтами об идеальном лице и фигуре, она увидела в нём себя.       Уставшую себя, с уныло-брезгливым выражением лица, словно её кто-то заставлял сквозь слёзы жевать целый лимон.       Это бы объяснило, почему у неё потекла тушь, оставив тёмные подтёки под глазами, похожие на огромную тень от длинных ресниц.       Стоит отметить, что увидела она не себя, но себя, но другую себя... Долгая история.       У Эмо-Мэйбл ещё с летоуинского провала сложилось впечатление, что местная Мэйбл умственно неполноценная, и за неделю это впечатление никуда не делось.       С Летоуина прошла неделя, а кажется, что целая вечность.       В ближайшую к выходу стиральную машину закинули грязную одежду, дрожащими руками закинув монетки в щелку для оплаты стирки.       Звон монеток, падающих внутрь, эхом разносился по прачечной, перебивая звуки другой, работающей в глубине зала, стиралке.       Из дряхлых динамиков под потолком играла джазовая музыка, какая обычно играет в лифтах.       Все версии Мэйбл, кроме Скучной-Мэйбл, недолюбливали подобные проявления банальной приземлённой жизни.       Присев на край лавочки, Эмо-Мэйбл поняла, что ближайшие тридцать минут ей абсолютно нечего делать.       Хотя... Можно выйти на улицу и...       За пыльным окном блеснула молния, после которой с минимальной задержкой грянул гром.       Выход на крыльцо привёл только к мокрому от первых капель дождя носу.       Сенсор на раздвижных дверях сходил с ума, чувствуя её присутствие, и предупреждающе пиликал при очередном открытии.       На пустой улице, чьих границ не было видно во мраке, пахло непогодой.       Зачастивший тёплый летний дождь снова зашумел, смачивая листья деревьев и иглы сосен, но увидеть этого было не дано.       Невольно всматриваешься в темень, но не можешь уловить в ней ничего, кроме пустоты.       Раньше они с Диппером любили смотреть на дождь, сидя на подоконнике наблюдая за стекающими по стеклу каплями под грустную, эмоциональную музыку.       Эмо-близняшки всегда хотели погулять под дождём, чтобы скрыть слезы, льющиеся по их бледным щекам...       Но дождь бы испортил их крутой прикид, смыв весь тон на три оттенка бледнее их кожи и размочив весь лак на волосах.       Если вы эмо, будьте осторожны...       Вода может превращать вас в обычных здоровых людей! Ну и жуть.       Такие мелочи, вроде дождя и испорченной причёски волновали эмо-кида всё меньше. Она бы простояла под дождём недели и годы, если бы это вернуло её домой.       Эмо-Диппер и дядя стали мечтой. Её родная вселенная стала мечтой.       Раньше она не ценила того, что имела. Ей ничего не нравилось, на что она часто сетовала на тематических эмо-форумах, где отказывался работать даже адблок.       Единственная не прокрашенная прядь в чёлке, напитавшись влагой, упала ей на глаза, завернувшись колечком на концах.       Пожалуй, натуральный каштановый цвет волос не такой уж и отстойный...       У Диппера такой же.       Идиллии позднего вечера, плавно перетекающей в ночь, помешал свет фар и их отражателей, что подсвечивал капли дождя.       Через своё колечко из мокрых волос, ностальгирующая девочка рассмотрела подъехавший автомобиль, оставляющий после себя разводы на тонкой глади воды на асфальте.       Это была машина шерифа, имевшего привычку в спокойные времена выключать мигалки к вечеру, что для воришек вроде неё было едва ли удобно.       В машине включили свет, показывая тонкий и широкий силуэты на переднем сидении и еле заметный на заднем.       Покопошившись, последний пропал, сопроводив своё исчезновение щелчком двери автомобиля.       Только выйдя из машины шерифа, Стэнфорд заметил, какое большое мокрое пятно оставил после себя на сидении, но говорить об этом что-то было слишком неловко.       — Спасибо, что подвезли.       — Без проблем, — откликнулся Блабс, опустив окно, — Но я порекомендовал бы больше не переворачивать машины в воду. Особенно в пятницу, когда у меня по графику одно сплошное поедание пончиков.       Кивнув, Стэнфорд быстрым шагом направился выше по улице, нервно отдёргивая от тела просвечивающую мокрую рубашку.       Капли стекали с его носа, теряясь в слегка неопрятной щетине и, наконец добираясь до подбородка, падали, ударяясь об загнутый воротник.       Он выглядел очень усталым и определённо был чем-то обеспокоен.       На секунду он опомнился от своей задумчивости и остановился, поправив залитые водой очки.       Ему послышалось, что кто-то назвал его горячим.       Оглядевшись, мужчина не нашёл наглого комментатора, посчитав, что странный голос не мог принадлежать ни полицейским, ни хрупкой тени в юбочке перед входом в круглосуточную прачечную.       Стэнфорд уже не был уверен, что этот, так сказать, комплимент, прозвучал в реальной жизни, а не в голове.       Трудный день. Просто показалось.       Убрав мокрые волосы с лица, Пайнс пошёл дальше, ускорившись и на всякий случай застегнув рубашку на все верхние пуговицы.       — Ну, вот мы и одни в пятницу вечером, — обратился к придурковатому напарнику шериф, приопустив солнцезащитные очки, — А это значит...       — У Стива выходной, и нас никто не оштрафует за поцелуи за рулём!       Парочка слилась в поцелуе и их авто рвануло с места, виляя бампером по дороге.       Интересно, кричащая в ярости Анти-Мэйбл ведёт машину ровнее потому, что всё же менее занята, чем эти двое, или потому что она в общем рулит лучше?       — Теперь понятно, почему они выключают мигалки, — фыркнула девочка, заходя обратно в прачечную.       — Дождливое лето, правда?       Бессмысленный вопрос для завязки разговора успешно проигнорировали, вновь гордо присев на лавочку, задрав нос.       Жизнь итак похожа на психушку с социопаткой, не хватало ещё умалишённых, в один прекрасный Летоуин сваливающихся тебе на голову.       Время шло, стиралка стирала, музыка играла.       С другого конца лавочки доносился шорох журнала и неразборчивое бормотание.       Смотреть на бесконечные обороты одежды в барабане утомляло, начало клонить в сон.       А одежда всё крутится, пены всё больше и больше. Пена выглядит так мягко, а розовый свитер крутится и крутится, словно телефон с розовым чехлом, без которого её выпихнули в поход до прачечной.       Её сердце и само, как маленькая стиральная машина. Насыпь в клапан стирального порошка, выбери температуру и по жилкам пройдёт вода, стирать грязную обувь, которой обычно об неё вытирают ноги.       Транс, переходивший в дрёму, прервал гудок телефона, заменивший шорох журнала.       Трубку взяли не скоро, прогнав весь сон.       — Алло, подружа-а-аня! Ты не спишь?       В такое время спать хотят разве что дети или те самые «другие девочки», коей эмо-кид ни в коем случае не являлась.       — Я хотела спросить насчёт пьесы... Ты ещё не распределила роли?       Ну конечно, все «другие девочки» ходят в драмкружок, чтобы подцепить себе там мальчика. Естественно, по старой привычке «другие девочки» затевают свои собственные пьесы.       — Кормилица? Ха-ха, какая... Какая хорошая роль, о которой я совершенно точно только что узнала. А можно... — говорящая по телефону замялась, подбирая правильные слова, — Можно мне взять ещё одну? Просто я подумала, что...       Гудок. Звонок прервался.       С очередной вспышкой за окном свет в помещении заморгал.       — Кажется, связь пропала, — прошептала «другая девочка» задрав голову к потолку.       Две девочки встретились взглядом и смотрели друг на друга, пока одна из них не отвернулась, закатив глаза.       — Знаешь, моя подруга пригласила меня в пьесу и мне досталась самая отстойная роль...       — Грустнее истории не слышала.       — Нет грустнее истории на свете, чем история о Ромео и Джульетте!       Эмо в основном созданы из космической пыли, слёз и краски для волос с запахом аммиака, у них нет чувства юмора.       Представительница субкультуры в недоумении подняла бровь.       — Ха-ха... Ещё моя подруга пригласила в пьесу человека, который мне не очень приятен, о чём она знает и...       — Поверь, в твоей вселенной Гидеон не такой ужасный, как в моей. Радуйся.       — Откуда ты...       — Как секретарь измерения Мэйб-3Л в отставке, могу заявить, что у каждой Мэйбл есть человек, который ей неприятен и это Гидеон.       — А как насчёт... М-м-м, Пасифики?       — Не у всех Мэйбл она заноза. Кому-то повезло, как, например...       Бывшая секретарша измерения Мэйб-3Л запнулась, отказываясь говорить дальше. Разбалтывать личную информацию начальницы — такая себе идея.       Они притихли, уступая тишину музыке, стиральным машинам и шуму дождя, пока оптимистка не нашла в себе силы заговорить снова.       — Мне нравится твой свитер, — сделала комплимент она, натягивая белые носочки и подвигаясь ближе, — Он что-то символизирует?       — Беспросветность моей жизни и её черно-белую бессмысленность.       — Ох, Мэйбл! Жизнь не бессмысленна! Мы все созданы для чего-то прекрасного!       — Наша жизнь скоротечна и бренна. Мы живём ради того, чтобы умереть в конце, осознав свою никчёмность. И меня зовут Амабель.       — Это плохой настрой. Нужно мыслить позитивно! Надо быть как радио, настроенное на солнечную волну!       — Чтобы сгореть до тла. Как глубоко...       — Да нет, чтобы зарядиться позитивом! Как говорит моя мама, когда на тебя напала грустинка, надо вспомнить, что вселенная — лучший друг женщины. Нужно посылать ей правильные сигналы, и она исполнит все твои желания!       — Вселенная — это смесь времени, материи и космоса, она не живая и никакие желания не исполняет. К тому же астрономия...       — Да кому нужна эта дурацкая астрономия, если можно просто радоваться жизни без этих заумных определений?       — Для тебя мир — это только радуги и бабочки? Ты из этих Мэйбл?       Мэйбл надула щеки и опустила глаза, начиная краснеть от распирающих её эмоций.       Совсем не позитивных эмоций.       — Скажу то, что говорила всем другим Мэйбл в Мэйб-3Л. Прими, что в мире есть вещи, которые позитив решить не может, — черноволосая тряхнула головой, закрыв чёлкой один глаз, и приблизилась к своей местной версии лицом к лицу, — Например, смерть.       В помещении внезапно стало слишком жарко, для одной из Мэйбл особенно.       — Я...       — Да, ты умрёшь. Я умру. Мы все умрём, как и все наши родственники, — она с грустью улыбнулась, смотря позитивной себе прямо в глаза, — Кто-то уже умер.       Обе прекрасно знали, о ком идёт речь.       Местная Мэйбл обомлела, и оставалось лишь гадать, какой диссонанс происходил у неё внутри.       — И тогда я тоже искала плюсы во всём, — заикнулась она, пытаясь не подавать дрожи в голосе.       По ней было видно, что её задели за живое. Живое, которое из раза в раз старались подавлять.       Единственная негативная эмоция, санкционированная ею, являлась плачем в библиотеке. Больше этого повторяться не должно. Лимит на лето исчерпан, и уже десять раз как превышен.       — Врёшь.       — Я и плакала под одеялом и говорила со стенами, когда никого не было рядом... Мне даже купили кошку, чтобы мне стало лучше.       — Это уже больше похоже на прав...       — Но сейчас-то всё хорошо, — местная Мэйбл резко вскочила на лавке, расшатав её, — Я в порядке благодаря позитивному мышлению! А тебе, унылая подростковая задница, пора взять себя в руки!       Оптимистка схватила своего неудовлетворенного жизнью двойника за ворот черно-белого свитера, подтянув к себе. Тот жалобно пискнул, на минуту забыв, что перед ним не та Мэйбл, что может убить за пролитый кофе.       — Жизнь не станет лучше, вселенная не станет лучше, если ты будешь только ныть о том, как всё бессмысленно, бренно и скоротечно, вместо того, чтобы попытаться что-то изменить!       Закончив, Мэйбл жадно вдыхала воздух, с каждым выдохом, всё больше и больше понимая смысл сказанных ею слов.       Отпустив двойника и опустившись на колени, она прикрыла рот рукой.       Гнев — тоже негативная эмоция, которую ей нельзя было испытывать.       Нет-нет-нет, это поведение не той Мэйбл, какой она хочет быть. Она не может быть злой, раздражительной, завистливой или грустной в таких объемах.       Куда делась прошлогодняя Мэйбл Пайнс?       — Мне очень жаль. Я не хотела кричать, — извинилась она, отняв руки от лица и виновато приобняв себя за плечи.       — Одолжишь десять долларов, и мы сделаем вид, будто ничего не было, — равнодушно ответила эмо, протянув руку в ожидании налички.       Две стирки, сушка, чипсо-крекеры из вендингового автомата и по домам.       Автоматические двери прачечной выпустили вторую Мэйбл вслед за первой. Стоя под навесом, она натянула рюкзак и открыла зонт.       Эмо-Мэйбл стояла поодаль, морщась, смотря на грозовое небо.       Поколебавшись, Падающая Звёздочка протянула зонт ей.       — Дождь, кажется, не собирается прекращаться. Хочешь пойти вместе, Амабель?       В ответ на бессмысленное проявление милосердия, Амабель пальцем постучала по своему амулету, и сухая одежда из её рук взмыла в воздух в голубом слиянии, сложившись в аккуратную стопочку. Над головой появился мерцающий купол, укрывающий её и её вещи от дождя.       Закинув чёрные волосы за спину, эмо грациозно удалилась, пару раз споткнувшись по дороге.       Скрывшись за ближайшим деревом, она позволила себе радостно взвизгнуть, запрыгав на месте.       Её наконец-то назвали по имени. Её настоящему имени.       Подождав, пока она уйдёт, местная Мэйбл пожала плечами и развернулась в строну центра.       Сегодня ей предстоит непростая ночка за кройкой, шитьём и сочинением рэпа, но для начала нужно присоединиться к остальным полуночникам.       Главная площадь была пуста, но процесс подготовки к празднику уже был начат. Для будущих дебатов у подножия памятника возводился помост, а дома были украшены изящными сине-бело-красными лентами в цвет американского флага.       Сразу видно, что организацией Дня Независимости в этот раз занялся не кто иной, как обедневший заместитель мэра.       Пока что заместитель мэра.       Если Престон завтра утром не признает свои ошибки, неравнодушная Пайнс сделает всё, чтобы ветер перемен подул ему в лицо под грохот красочных салютов четвёртого июля.       Везде по улице стояли те самые ящики с пиротехникой, сначала украденные Анти-Мэйбл, а потом отобранные у Анти-Мэйбл без её же присутствия.       Мэйбл проходила мимо заготовок для садовых павильонов, еле-еле различимых за стеной небесной воды, закинув малиновый зонт себе на плечо, для удобства.       Прокручиванием зонтика в руках она рассекала капли усиливающегося дождя, превращая их в совсем мелкие брызги, от которых даже самая водобоязливая кошка и ухом бы не повела.       По земле у треснувшего тротуара полз дождевой червь, медленно, но верно приближаясь к своей цели — островку травы одуванчика, проросшего сквозь асфальт.       Заметившая червяка девочка присела на корточки и сняла рюкзак, балансируя зонт на плече.       Из рюкзака она достала небольшую консервную банку из-под тушёнки, вскрытую ещё в нулевых. Дядя Стэн обычно хранил в таких снасти для рыбалки, что и переняла его племянница.       Она подняла червяка к уровню глаз, наблюдая, как он извивается у неё в руках.       О чем думает червяк? Умеет ли он вообще думать, чувствовать?       Нет. Это просто червяк. Червяк, по чьему подобию какой-то непризнанный гений придумал мармеладных червячков и спас человечество от всемирного эмоционального голода.       Пуся-аксолотль был взят на попечительство Мэйбл только вчера, но уже успел «пожевать» пару настоящих червячков, вырытых на заднем дворе Хижины Чудес.       Со вчера, каждую свободную секунду Мэйбл бежала туристам на потеху разорять почву.       Копая подкоп под хижину пластиковой лопаткой, и совершенно не придавая значения разорванной нити из волос единорога у фундамента дома, ей открывался обширный выбор блюд для своей амфибии.       Червяки находились розовые длинные, белые и крупные, белые и мелкие, до сих пор обгладывающие кости добитых до конца зомби.       Выбрать червя питомцу в обед было сложно. Вдруг ему такие не нравятся?       Пайнс надеялась, что ему нравятся тонкие и розовые, представителя которых она нашла в этот раз.       Опуская бесхребетного в консервную банку, девочка задумалась о вкусовых предпочтениях своего розового Джорджа Вашингтона, даже не заметив, как зонт свалился с её плеча.       Дождевая вода в тот же момент затекла ей за шиворот свитера, не прикрытого дождевиком, разнося по телу приятную дрожь.       Как романтично сидеть под дождем без зонта.       Пока ты не бежишь домой со школы в ливень, держа в руках вывернутый ветром зонт, ведя сломанный велосипед и роняя свою портативную приставку в лужу… У Диппера был опыт.       Сидя на корточках посреди пустой площади с консервной банкой в руках, Мэйбл решила провести эксперимент, спросив у себя в голове:       «Как думаешь, какие червяки нравятся Пусе?»       — Ядовитые.       Она вздрогнула, не ожидав ответа так быстро.       Обернувшись через плечо, Падающая Звезда обнаружила, что её упавший зонтик подхватили тонкие чёрные ручки треугольника, стоявшего позади.       Мэйбл подметила, что он снова стоит на своих собственных ногах, а не летает, пытаясь быть выше неё.       Он с осуждающим видом топал ножкой и даже попадал бы в ритм дождя, барабанящего по асфальту, если бы дождь всё ещё шёл.       Капли зависли в воздухе. Повсюду распространилась серость и одна яркая жёлтая фигура в ней.       — Привет, опять. Как дела? Туристическая поездка в фэнтези-ролевуху понравилась?       — Смол-токи оставь для своей семейки и Большого Фрилли, он их просто обожает. Кстати о старине Фрилли, может хватит так старательно всовывать в него пищу?       — А ты хочешь, чтобы тебе больше досталось?       — Нет, дурья башка, — треугольник вытянул руку и постучал своего гения по лбу, — Твои червяки для него — бесполезный кусок биомусора. Он и так сыт по горло.       — Тобой?       — Бинго, Звёздочка!       — Послушай, я понятия не имею, что там между вами случилось, но он мой питомец и я обязана его кормить.       — Он не твой питомец, он космический божок.       — И?       Её «и» вызвало у треугольника особо бурную истерику. У него задёргался глаз и он с размаху выкинул её зонтик в ближайшие кусты.       — «И»? Глупый, глупый ребёнок! Эта исполинская амфибия просто хочет от тебя что-то и примазывается к твоей бестолковой эмпатии, чтобы использовать в ближайшем будущем, когда от твоих действий будет зависеть моя драгоценная жизнь!       — Неплохой план, — пожала плечами девочка, — Но пока он хочет только кушать.       Треугольник хлопнул себя туда, где в теории должен был бы находится лоб, и серость с поверхностей смылась возобновившимся дождём.       Дождь только усилился, окатив девочку, как из ведра.       Мэйбл очнулась от псевдодрёмы и первым делом принялась убирать с глаз слипшиеся под ливнем кучери.       Червь в банке, на секунду оставленной на земле, уже учился плавать в своём новом жестяном бассейне.       Пока Мэйбл отплёвывалась от своих волос, к ней подошёл взявшийся из ниоткуда прохожий, пытавшийся удержать и бумажную карту и зонтик одновременно.       Выходило у него скверно. На карте уже появлялись тёмные пятна от капель, а нашивка Калифорнийской лиги бейсбола на дублёнке потускнела.       — Этого города нет ни на одной карте. Чёрт тебя побери, Стэнфорд, — буркнул он, перед тем, как обратиться к первой встречной за помощью, даже не убрав огромную карту Орегона от лица, — Извините, не подскажите, как добраться к Хижине Чудес?       — Гофер Роуд 618, за статуей Нортвеста будет просёлочная дорога возле церкви, ведущая на основную, — затараторила выученное наизусть напутствие Мэйбл, — С основной дороги направо до развилки и налево до упора и...       Племянница уголовника осеклась и с подозрением вгляделась в человека со скрывающей лицо картой, пытаясь определить, не коп ли это под прикрытием.       — А можно поинтересоваться, — решила уточнить она, — Вы просто посетитель?       — Кто ж ещё? Мать Тереза?       Пройдя легаво-контроль, он получил от девочки промокшую визитку, которую она всегда на всякий случай хранила в белом носке.       — Ага, благодарю, — прохожий взял картонное месиво, в которое превратилась эта визитка, и пошёл дальше, вглядываясь в свою карту так, будто кроме неё ничего в мире не существовало.       — Странный чел, — поделилась несовершеннолетняя около-работница Хижины Чудес впечатлением от прохожего, — Ходит летом в дублёнке...       «Сказала девочка в шерстяном свитере» — пронеслось в голове.       Капли дождя вновь застучали по ткани, а не по её макушке.       Над её головой появился зонт, и Пайнс наконец смогла справиться со своей мокрой чёлкой, как самой плотной шторой закрывающей ей обзор.       Зонт над ней держал странно одетый мальчишка. Разные носки, забавная ночная рубашка...       Своего укрытия от непогоды у него не было: он давно промок до нитки, и по-видимому, ничего не собирался с этим делать.       Одной рукой он нервно теребил нарисованного на рубашке лягушонка с банджо, другой — держал найденный в кустах зонт, укрывая им свой предмет воздыхания.       За год разлуки с этим городом, сознание Мэйбл успело исказить некоторые детали в людях, встреченных тут. К примеру, ещё в мае она помнила Гидеона намного более низким и противным внешне.       Оказалось, что когда он не строит зловещие планы, не грубит и не разбрасывается заклинаниями в ролевой игре, он выглядит вполне…       Мило?       При его виде в голове сама запускалась механическая музыкальная шкатулка. Тихим звоном она проигрывала колыбельную, напоминая, что всем маленьким мальчикам давно пора быть в кровати.       На белых, чуть ли не меловых, прядях волос больше не было и намёка на лак или укладку, и она могла поспорить, что дело было не в дожде.       Большие голубые глаза смотрели на неё сверху вниз, не отвлекаясь на банку из-под тушёнки, червяка, зонт… Он смотрел только на неё, излучая сострадание и огромную любовь одновременно.       Без своего костюма с подплечниками или какой-то растянутой кофты с собакой для скейтбординга, младший Глифул выглядел достаточно неплохо для десятилетки. Занятия спортом и строгая диета в тюрьме пошли ему на пользу.       И как бы он не был вынослив после времяпровождения в тюряге и ежедневных походов в зал за компанию с остальными зэками, было заметно, что ноги его уже не держат, и он в любой момент готов провалиться в сон.       — Я нашёл твой зонт, — невозмутимо произнёс мальчишка, не обращая внимания на стекающий с него водопад, — А ещё я хотел извиниться за игру…       — Всё в порядке, — ободрила его Мэйбл, встав на ноги и выхватив у него свой зонтик, — В игре мне тоже хотелось размазать тебя по стенке, что я в итоге и сделала.       Гидеон нахохлился и потёр расплывшиеся красные буквы, гласящие «лузер» на лбу.       — А как же…       — Да-да-да, мне пора, — тем временем прощебетала Мэйбл, подняв консервный бассейн червя, не желая больше вести удручающие разговоры.       На сегодня хватит.       К тому же, Гидеон был ей откровенно очень неприятен, и она поспешила от него сбежать.       — Оказывается, Диппер не соврал, что рассказал тебе о том, что я сделал. Игра подтвердила.       Собиравшаяся уходить замерла.       — Ты правда ничего не помнишь?       Стоя к нему спиной, Падающая Звезда напрягаясь, лихорадочно пытаясь вспомнить то, чего не помнит.       По очевидным причинам, это оказалось так же невозможно, как и звучало.       — Понятия не имею, о чём ты.       Мэйбл сдвинулась с места, помотав головой.       Это же Гидеон. Он врёт, это просто часть его плана, чтобы забрать хижину снова или отомстить дяде или...       Он же до сих пор всего этого хочет, правда? Не смотря на то, что по нему уже и не скажешь, правда?       — Надеюсь, твоя рука уже не болит, — сказали ей напоследок, прежде чем она быстрым шагом удалилась с площади.       Она уверено шагала по знакомым дорогам, смотря под ноги. Они сами вели её, куда надо, останавливаясь, где надо.       Притормозив у детской площадки, ей причудились двое детей на пустой карусели, счастливо крутившихся под присмотром взрослого, присматривающего за ними, то и дело отвлекаясь на наручные часы, чтобы не пропустить очередной иннинг по телевизору.       Один из детей падает, больно ушибаясь, и взрослый утешает его со словами, что любую неприятность нужно встречать с улыбкой, ведь кому-то гораздо хуже, чем тебе.       Она бежала от своих визуализированных воспоминаний, пока не врезалась в капот красного припаркованного автомобиля.       Только столкнувшись с машиной дяди, девочка поняла, что дождь давно стих, а она всё ещё ходит под зонтом, как последняя дура.       Диппер с удручающим видом заканчивал своё домашнее задание от Форда, держа фонарик во рту. Прислонив тетрадь к протертой от влаги дверце машины, он что-то чертил и чёркал.       — Да откупуда мне нать, какими буут отпрынски у голоха с гладкмм семенпами и горохма с морщинстными, — совсем неразборчиво пыхтел он с фонариком в зубах.       Его желание погрызть ручку и избавиться от стресса было велико, как никогда, и неисполнимо, как никогда.       — Смотря, у кого доминантный признак, — заглянула в тетрадь Мэйбл, — Один дедок рассказывал мне о скрещивании гороха в очереди в туалет на заправке возле Йосемити. Я тогда ещё опоздала на школьный автобус и пришлось играть в карты с уборщицей на кусок сэндвича с джемом.       — Агп, я помн. Я за тбя перенживал.       Земля под ногами задрожала, и из-за ближайшего дерева показалась огромная башка гремоблина. Монстр выпрыгнул к машине и заревел.       Мэйбл опёрлась на закрытый зонт как на трость и, зевая, принялась рассматривать грязь от мокрой почвы на своих туфлях, а Диппер, у которого при появлении опасности не дрогнул ни один лицевой нерв, замямлил ещё громче, продолжая агрессивно двигать ручкой по бумаге в клетку.       — Уди, блинб! Я немангу соредончиттся!       Гремоблин открыл зубастую пасть и поднял лапы, показывая, что он не собирается нарываться и вообще проблем с подрастающим поколением не хочет, и грузно заковылял дальше.       Взгляд гремоблина показывал самые потаённые страхи, но мало кто знал, что потаённым страхом самого гремоблина, как вида, были подростки.       А вот для Стэна Пайнса ни подростки, ни дети, ни взрослые не были помехой для нелегальных промышлений.       Он прибежал к машине с большим чемоданом, гремящим увесистым содержимым, растолкал детей, став виновником тоненького крика Диппера, уронившего фонарь себе на ногу, и запихнул награбленное в багажник.       — Ху-х, не думал, что ограбить тайную часть музея так трудно… Зачем вообще его охранять? В музеи всё равно никто не ходит!       Вдалеке послышался лай собак, и взбалмошный Стэнли засуетился пуще прежнего.       — Дети, по коням, если не хотим в обезьянник!

***

      Из дырок в крыше церкви стремительным потоком лилась вода, но капли на стекле фоторамки были совсем не дождевые.       Сидя в своём спальном гробу, готовая ко сну, Анти-Мэйбл смотрела на небольшую фотографию своих двух плазменных пушек под обожженной бумажкой в кадре, с подписью:       «С Днём Рождения меня!»       На глаза напрашивалась новая порция слёз, и парочка уже как раз упала на фотографию.       Молодой автор, стоя на пороге, заложив руки за спину, разглядывал своё отражение в луже. Он не хотел в своё спальное пианино.       Шейп-Шифтер впервые увидел дождь, почувствовал его приятный запах, отрывки которого иногда чуял под землёй. Такое состояние загадочной площади над поверхностью его устраивало намного больше того огромного светящегося диска.       Когда на поверхности, как он заметил во второй раз, становится темно, как под землёй, на той площади может появиться еще один диск, поменьше и поприятней.       Он был там вчера, но когда Шейп-Шифтер остановился на пути домой из горящего мексиканского ресторана, и спросил про этот приятно-тусклый диск, его куда-то послали странными словами.       Странные слова не сгубили его тягу к знаниям и пробудившуюся любовь к вопросам.       Поэтому, уловив неприятные звуки, похожие на хлюпанье, со стороны оставшейся в церкви личинки, он посчитал своим долгом узнать побольше.       Отложив фотографирую, она подъедала какие-то остатки наворованной еды, запакованной в фольгу, запрокинув голову, чтобы слёзы втекли обратно.       — Почему у тебя из глаз льётся вода, личинка? — поинтересовался оборотень новым увиденным на Анти-Мэйбл явлением, поражённый её поведением.       За разбитыми витражными окнами блеснула молния, на мгновение осветив лицо девочки, застывшее в суровой растерянности, получше.       С раскатом грома девочка уже стояла на ногах. Она покраснела, и её трясло, то ли от злости, то ли от грусти. Какая бы не была причина, ничего хорошего она не предзнаменовала.       От неё веяло враждебностью. Даже складки на её помятой майке, если присмотреться, складывались в чёткое: «беги, пока не поздно».       Но Шейп-Шифтер не умел читать.       — Я не плачу! Я не плачу, я воин! — рьяно рявкнула она и указала на свой строгий чёрный френч, брошенный валяться на полу у гроба, — Видишь эту форму? Я воин, а воины никогда не…       Хнык.       — Я не…       Хнык-хнык.       — Я воин…       Хнык-хнык-хнык.       — Господи, — протяжно всхлипнула она, закрыв лицо руками и упав обратно в свой расстеленный гроб, — Начинается… Только не снова…       Анти-Мэйбл выбросила скомканный кусок фольги молодому автору в лицо и укуталась с головой во все свои одеяла, коих у неё было побольше, чем у остальных, причитая:       — Я не хнычу, я не плачу, не рыдаю, нет…       Перебрав знакомые формы, Шифтик остановился на родной, самой страшной, и подобрался поближе к кокону из одеял, сотрясающемуся от всхлипов.       Может личинки человеков тоже умеют переходить в стадию куколки?       Рядом с гробом лежала рамка с фотографией её оружий, с которой всё и началось.       Монстр поднял фотографию своей мертвенно-бледной клешнёй, но её тут же отобрала рука, вырвавшаяся из кокона. Следом за рукой показалась и кудрявая голова.       — Эй! Не смей заляпывать рамку своими липкими клешня…       Заплаканная осеклась, позволив рекам слёз продолжить путь по старым руслам на щеках.       — Ты такой же липкий, — проурчала она и шумно набрала недостающего воздуха в легкие, перед тем, как продолжить, — Как и рукоять моего огнестрела, когда у меня потели руки…       Личинка была занята пусканием воды из глаз и совершенно не пугалась его настоящей формы.       Её правда не волновали ни его жвалы, что с легкостью перегрызли бы ей горло, ни его клыки, которыми он жевал жертв и покрупнее…       Но эту личинку он бы не сожрал. Больно горькой она выглядела.       — Я подарила их себе на День Рождения, — сказала горькая личинка, смотря на фото и срываясь на рыдания, — Они дороги для меня…       Шейп-Шифтер прерывисто дышал ей в лицо, осваивая привычки и поведения человеческого вида. Его тепловизор в пустых розовых глазах снова, как в детстве, подметил, какие люди тёплые.       — Что такое «День Рождения»?       Девочка вытерла сопливый нос рукой, дав своё определение этому празднику:       — Праздник скорби.

***

      Сегодня труженице дали поспать без снов и даже побольше обычного.       Прохладный деревянный пол, на котором она свернулась калачиком, остужал все волнения, а ворох выкроек и тканей делал её сон чуть удобнее.       Приглушённый рассеянный свет из окна походил на утренний даже после обеда. Из-за тумана, облаков и тишины субботнего полудня казалось, что на улице увековечилось утро.       Диппер сидел у себя в кровати, увлечённо заполняя свой новенький личный дневник синей обложкой, стараясь не шуметь.       Пока что, первые страницы были исписаны описанием растений. Он бросил записывать факты на ромашках очень скоро, после начала заполнения дневника, решив делать свои сумбурные заметки только об очень интересных находках.       Туманным днём он выводил на бумаге лепестки цветков магнолии на изогнутой ветке, которые обычно отцветают в середине мая. Недавно он нашёл целое цветущее дерево магнолии в саду чьего-то дома у всё ещё работающей фабрики, которого никогда раньше там не видел.       Ароматные молочно-белые цветы по неизвестной причине напоминали ему о Пасифике…       Наверное потому, что дым из труб фабрики, как оказалось, всё ещё принадлежащей её отцу, имел специфический запоминающийся запах.       Ассоциации никто не отменял.       Но никто не поспорит, что цветы этого дерева такие же утонченные, нежные и красивые, как Пасифика.       А ещё как Агнета, солистка его любимой исландской группы. Она ему довольно часто снится и задаёт неудобные вопросы.       Им с прадядей всё чаще стали попадаться цветы не цветущие в это время года, а иногда появлялись те, что вымерли миллионы лет назад или же наоборот, ещё неизведанные наукой.       Да, ботанические исследования звучат не так уж круто, но юный подмастерье учёного полностью доверял опыту своего наставника, без притязаний выполняя полученную от него работу.       Когда близнец закончил записи, он тихо прикрыл дневник, уложив его под подушку, возле кларнета.       Слезая с белых простыней в пятнах от чая, мальчик забрал со стола тетрадь. Он стянул со своей постели одеяло и на выходе из комнаты укрыл им свою сестру, стараясь не разбудить её своим шастаньем.       Она работала чуть ли не всю ночь, складывая чистое бельё каждому члену семьи в аккуратные стопки, финально сортируя дело Нортвеста, сочиняя рифмы и прострачивая ткани.       Качество кукольных пьес дебютанток вышло на новый уровень. Теперь большую часть каста составляли куклы не из чьих-то дырявых носков, что не помешало им использовать и прошлогодних старичков, переживших носочную оперу Мэйбл.       До первых утренних птиц на чердаке играло местное радио с его скучными полуночными рубриками, вроде советов на злобу дня для автомобилистов, сбивших единорога.       «У нас новый звонок в студию», — говорил диктор, борясь с помехами, — «Здравствуйте, мы в эфире! Не могли бы Вы поделиться своим опытом по теме?»       «Если сбили единорога — брутально добейте его, переедьте ещё раз!» — кричала в трубку Гренда, чтобы каждый неспящий в городишке услышал её жажду радужной крови.       Белый шум и гудение из радио, теряющего сигнал, действовали лучше любого кофеина.       Порой, отрываясь от своих занятий, близняшка приглушала передачу и, подтягивая белые шорты, отправлялась к окну подышать свежим воздухом.       От переутомления она без капли опасения расхаживала босиком у подушечек с иголками, в виде пушистых барашков.       За окном ночью было сложно что-то различить, кроме деревьев, гор, всё ещё покрытых снегом, и смога, плывущего со стороны «Брызговиков Нортвест».       А где-то там, за смогом, темнотой и деревьями, скрывался сам город. Вереницы маленьких коробок в ряд. Семьи осели в них, как та домашняя пыль, что покрывает скошенные стены чердака, прикреплённые к ним плакаты и висящие над кроватями календарики.       Календарики серьёзные и отрывные, детские со зверятами в сомбреро, изрисованные сердечками и забытые на нечётной дате, идеально описывали своих владельцев.       Лифт, как всегда проехал мимо помещения между основными этажами и подземным исследовательским ипподромом с порталом, спустившись в самый низ.       В прихожей лаборатории Стэнфорд сортировал свои научные штучки и мультивселенские сувениры по полочкам шкафчика.       Насвистывая любимую песню, он бережно положил синий камень, применения которому так и не нашёл, в одну из ячеек и закрыл её на ключ.       Хромированный синий камень, по его мнению, был просто милой безделушкой, показывающей человеческие желания.       Как было выяснено экспериментальным методом, каждый видит в нём что-то своё.       Кто-то чек на миллиард долларов, кто-то себя: выпускником лучшего университета США, а кто-то врёт, что видит в нём котят.       Сам учёный видел в нём чашку крепкого кофе.       Чтобы мечтать по-крупному, для начала нужно выспаться.       Дипперу показалось, что он услышал нотки «Девчонки-диско», повествующей о семнадцатилетней девчонке в поисках пары на танец, но он списал это на совпадение.       — Диппер? — заметил его прадядя, улыбнувшись, — Заходи-заходи.       — Я выполнил задачи, прадядя Форд, — ученик учёного поднёс ему тетрадь, открыв её на нужной странице, — У меня возникли трудности с дигибридным скрещиванием.       Стэнфорд покопался в карманах всё ещё жжёного пальто, висящего на спинке стула, и нашёл шариковую ручку в одном из них.       — Ты повторял законы Менделя?       — Конечно.       — С некоторыми уточнениями, ты проделал безупречную работу, — проверив задания, заключил старший Пайнс, — Единственное, тебе следует писать разборчивей. Это очень важный навык, если, конечно, приватность записей не твоя основная цель.       — Что нового, прадядя Форд?       — Что же, я не сдал на права и утопил прокатную машину. Теперь скорее всего буду должен Баду Глифулу целое состояние, — ответил он, рисуя Дипперу улыбчивую мордашку в рабочей тетради.       — Поговори со Стэном, прошлым летом мы из таких ситуаций выкручивались чуть ли не ежедневно, — порекомендовал Диппер, прежде чем забрать тетрадь.       — Ещё я видел двойников Мэйбл, и это действительно так занимательно, как ты и говорил.       — Двойников? Двух? И Анти-Мэйбл тоже?       Учёный кивнул.       — Мэйбл мне рассказывала про неё! И судя по её рассказам, вряд ли она пришла оздоравливаться горным воздухом... Ей здесь что-то нужно.       — Всё что я успел услышать из их разговора, так это о мужчине без штанов, который ехал с ними из Вашингтона сюда автостопом... И что-то про щербет.       — Из Вашингтона? Ди-Си?       — Мне кажется, речь шла о штате.       — Хм, мужчина без штанов...       Какая-то мысль крутилась у Сосны в голове, но он никак не мог её поймать.       — Забавно, что потом речь зашла о Стэнли.       — Кто-нибудь видел мои штаны? — сверху донесся ор Стэнли и шарканье тапочек.       В эту субботу музей был закрыт, отсутствие туристов благословляло тишину. Посетителей в открытой сувенирной лавке не было, давая Венди очередной повод задумываться, о существенности своего пребывания на работе.       По старой-доброй стэновской примете, посетители обязательно появятся, если натянуть парадные штаны и самому выйти на смену, привлекать денежки в карман.       Стэновская примета имела место быть. Посетитель и в правду нашёлся, как только дядя нашёл свои свежепостиранные брюки, но пришёл он совсем не ради избитых временем поддельных экспонатов.       Сопение Мэйбл, укутанной в одеяло брата, заполняло всё пространство под крышей. Её рука всё ещё тянулась к швейной машинке, за которой она уснула.       Её сон мог потревожить только бесчувственный монстр, который как раз за этим и пришёл.       Громкий, непрекращающийся стук заставил девочку разлепить глаза.       Она отняла голову от старого ковра, кусок ткани с которого прилип к её щеке.       Окончательно не проснувшись и плохо соображая, откуда доносится стук, собирая беспорядочные пазлы мыслей воедино.       В комнате началась шумная возня. Девочка искала в куче собственного мусора, во что бы ей одеться, не спеша открывать настойчивому посетителю.       Мучая застёжку голубой юбки и задом наперёд натягивая на себя серый свитер с вышитой на нём катушкой для ниток, Мэйбл добралась и до двери, дёрнув за ручку.       От увиденного за ней, она хрипло простонала со всей обречённостью в голосе, уперевшись растрёпанной головой в дверное окно.       Как и в прошлые разы, Билл в теле красавчика Гейба портил всю его красоту, начиная со странных неестественных телодвижений заканчивая красными пятнами, обсыпавших лицо. Половина из них была расчесанными до крови комариными укусами.       — Шаббат шалом.       — Повторяю. Последний. Раз. Верни Гейбу те...       — Мне нужна твоя помощь, — перебил её Билл, резко перейдя на шёпот, оглядываясь по сторонам, — Есть дело, очень важное дело. От этого дела зависит судьба всего человечества, смекаешь?       — Не очень.       — Это очень, очень серьёзно, Звезда, — он положил руку ей на плечо, своей серьезностью убедив её в своей, как ни странно, серьёзности, — Ты должна понимать всю ответственность.       От прикосновения её странного предмета симпатии воля уступила.       — Что за дело?       Билл вынул из-за спины баночку арахисовой пасты и немедля вручил ей. На её крышке были отчётливо видны признаки побоев с участием чего-то острого.       — Открой.       Немного с ней повозившись, Мэйбл открыла эту чёртову банку с туго закрученной крышкой, которая, судя по всему, забрала у неё пару часов хорошего сна, и посмотрела на друга с раздраженным непониманием.       — Я для тебя её ослабил, — обесценил её старания мозговой паразит и, забрав баночку, прошёл мимо неё в комнату, как к себе домой, предвкушая, что потрогает всё на чердаке.       Осязание очень забавное.       — Ах, физика! — он дошёл до стола и нашёл на нём книгу с собранием физических законов, променяв на неё банку с арахисовой пастой, — Я не голосовал за законы физики! Никакой демократии в мультивселенной!       Собрания физических законов полетели в окно, прежде, чем Мэйбл успела что-либо сделать. Собрание упало на голову Стэнли, которому не повезло прибивать таблички во дворе.       — А! Сила притяжения меня достала! — послышалось из приоткрытого окна.       — Упс! Ньютон бы гордился, — рассмеялся посетитель, рассматривая чердак в поисках чего-то, поистине достойного его времени.       Из-под кровати Сосны выглядывал жёлтый корешок книги, привлекая к себе особое внимание.       Подняв книгу, Билл повертел её в руках Гейба, разглядывая затёртую мягкую обложку.       Книгу открыли с ленцой где-то посередине, ни на что особо не надеясь, но стоило ему увидеть её содержимое на деле, как его жёлтые глаза алчно заблестели.       — Святые порталы, — присвистнул он и погрузился в рассматривание треугольников разных форм и видов, забыв о какой-то там Падающей Звезде, надоедать которой и припёрся.       Перелистывалась страница за страницей. Звук шороха страниц напомнил Мэйбл о недавнем меланхоличном листании розового альбома, полного провальных летних романов.       Протирая закисшие глаза и смотря на то, как один из таких хихикает, спрятавшись за учебником по геометрии для седьмых классов, хозяйка чердака ошибочно подумала, что скорее всего не потянет выходки гиперактивного оболтуса, пока не хлебнёт чего-нибудь крепкого…       Например, Мэйбл-джуса, которого в наличии пока нет.       Пока он восторженно занимался геометрией, она нашла на ковре розовый маркер, залезла к себе на расстеленную кровать и закрасила двадцать девятое июня на календаре, обведя тридцатое число в кружок.       — Знаешь, какой завтра день?       — Завтра День Рождения у около двадцати миллионов человек, самый жалкий из которых тратит свою жизнь на графоманство о мультяшках, — ответил Сайфер, вертя золотистой макушкой поверх учебника, — А ещё в этот день в Лондоне открыли Тауэрский мостик.       — Не угадал! Завтра день политики! Я досконально изучила традиции выбора кандидата в оппоненты на дебаты и знаю, что делать! Я поражу народ, и мне подарят столько червяков, что к закату ко мне слетятся все дятлы в округе!       Учавствовать в конкурсе выбора оппонента для дебатов четвёртого июля — это, в теории, собрать с горожанина по червяку и ожидать предложения от дятла, которое сделает тебя послом народа к городской администрации.       Традиции в этом городе отличные. И конкурсы интересные!       Захватывающие дух аксиомы геометрии закрыл собой блокнотик Звезды, замаячивший рифмованными строками.       — Я сочинила рэп про всеамериканского любимчика, Авраама Линкольна! Это только набросок, но мне кажется, что для дебюта уже выглядит неплохо!       — Вряд-ли искушённой публике будет достаточно пары четверостиший, чтобы накидать тебе бесхребетных первичноротых, — отмахнулся от её блокнота Сайфер, уже догадываясь, к чему приведут его слова.       — Тогда я…       Над девочкой зажглась эфемерная лампочка отличной идеи, и она расцвела прежним позитивом, несмотря на недостаток сна и преследующие плохие мысли.       — Я могу станцевать им хулу!       Вытянув из чемодана у кровати искусственные леи из магазина «Всё за девяносто девять центов», она сделала пару знакомых танцевальных движений, разученных для школьного мероприятия.       Мэйбл повеселела от факта, что пока она танцует гавайскую хулу, над ней покровительствует богиня Лака. А если Лака ещё не переломала ей все ноги, то значит сердце юной оптимистки несмотря ни на что всё ещё чисто и полно алохи.       — He Inoa No Kalani Kalākaua Kulele! — закончила показательное выступление Пайнс, закинув венковые бусы из искусственных цветов паранормальному другу на шею, — Гавайи ведь тоже американа, я права?       — Звезда собирается эксплуатировать культурное наследие незаконно оккупированных островов на потеху янки, чтобы они взяли её поиграть в их скромную сельскую политику. Как же это на неё похоже.       — О! Знаешь, о чём я мечтаю? — пропустила она его слова мимо ушей.       — О кислотных недомузыкатах, — всезнающий на секунду запнулся, расшифровывая поток её сумбурных мыслей, — И о котёнке в акваланге.       — Я мечтаю побывать на Мауна Кеа! Самая высокая гора штата Гавайи и США!       В ответ на её патриотические мечты Билл убрал учебник семиклассника от лица. Он завис, и его кошачьи зрачки начали разъезжаться в разные стороны, пока он не стал похож на кота, перебравшего валерьянки.       Очень скоро он отошёл, вернув зрачки и учебник на место, уже менее охотно продолжив чтение.       — Там нечего делать.       — Знаешь, на проектной ярмарке по географии в школе я представляла острова США, — не затыкалась Падающая Звезда, подтягивая Гейба к себе и заставляя сидящего в нём треугольника скучать по тем временам, когда она была сонной, — Изучать культуру Полинезии оказалось очень увлекательно! Могу показать фотографии!       Пока она, сидя на коленях, рылась под своим матрасом в поисках памятного альбома, демон разума, продолжая пробегаться зрачками по соблазняющим описаниям прямых углов, присел на её постель и не глядя достал второй дневник из-под подушки.       Благо, Звезда так громко болтала сама с собой, что даже и не расслышала того, как решительно была вырвана одна неугодная ему страничка. Он скомкал своё посредственное досье в руке и закинул в коробки с мусором, забытые в отчасти заброшенной половине комнаты, вбирающие сор ещё с годов молоденького Шестопала.       Достав и прошуршав повидавший многое розовый альбомчик, оптимистка развернула его к другу, указывая на страничку с фотографиями, вдоль и поперёк расклеенную стикерами.       Демон невольно умилился тем, как, судя по фото, сумбурно был подан её проект, начиная с самодельного вулкана, извергающего пудинг и заканчивая ватманом с лицом Элвиса Прэсли и пририсованной к нему юбкой из соломы.       — А это девочки учат меня играть на стаканчиках! — Пайнс указала на фото ниже, — Было жуть, как весело!       — Вижу по их воодушевлённым лицам.       Найти оптимистку на фотографии было проще простого: она была единственной, кто улыбался, показывая миру блестящие серебристые брекеты.       Падающая Звезда отдала Точно-Точно-Гейбу альбом, предварительно выбив у него из рук учебник по геометрии. Избавившись от вещи, она схватила пластиковый стаканчик с тумбы и залпом допила его содержимое.       Пустой стакан в её руках превратился в музыкальный инструмент, стоило только применить пару отточенных с одноклассницами приёмов, хлопая в ладоши и отбивая стаканом по половицам.       Билл наблюдал за её странными действиями, скептически прищурившись. Музыкальная пауза дала Биллу повод прикинуть, что в физической оболочке, он бы не смог воспроизвести что-то подобное в таком же темпе, и разочаровался в себе ещё больше. Хотя, после позорного поражения и актуальной ситуации с огромным розовым божком и его «воспитательной программы», куда уж больше.       — Похоже, работа превратилась в пытку, — напела Падающая Звезда, легко, но шустро отбивая ритм стаканчиком, — Нужен отпуск, отправлю открытку...       Если хватит фантазии, можно услышать прибой, галдящие пляжи и шум гавайского ветра даже из захолустного Орегона, где главным развлечением хмурого народа навсегда останется охота на бобров.       — Из Гонолулу, привет с счастливых Гавайев, — закончил за неё последнюю строчку Билл, — О, я прекрасно помню эту провальную песню и как меня ею пытали!       — И кто же тебя так настойчиво пытал песнями группы «BABBA»?       — Один недоумок с магнитолой. Лучше расскажи мне, дорогая Звёздочка, как обстроят дела с вашей пьесой?       Перевести тему в более контролируемое русло было хорошей идеей. Он сразу почувствовал, как в собеседнице поубавилось энтузиазма.       Дорогая Звёздочка надула щеки и ускорила игру на стакане, обрёв некую резкость в движениях.       — Я решила, что попрошу у Кэнди ещё одну роль, вот так. Я могу быть Кормилицей и, например, Меркуцио одновременно.       — Потому что все знают, что у Меркуцио было что-то к Ромео? — осведомился Билл и без приглашения прилёг в постели близняшки.       — Потому что все знают, что у Меркуцио было что-то к Ромео.       — А кто у нас Ромео, не напомнишь?       — Гейб у нас Ромео.       — Звезда, ты крыса.       — Да, я крыса.       Вздохнув поглубже, Кормилица финально ударила стаканом по полу и выдала всю свою давно созревшую скомканную мысль разом:       — Да, мне всё-таки нравится Гейб! Просто потому что он симпотный, когда тебя нет, и любит бискотти! Кэнди первая это всё начала! Когда сказала мне о Гейбе в последнюю очередь, когда не дала мне выбрать роль! Я знаю, что я поступаю плохо, но если всё пройдёт естественно, то...       Она притихла, варясь в собственном стыде за подобные слова. Последнее время у неё что-то совсем не клеится с самоконтролем.       Демон разума, возлежа, как шальная императрица, театрально потёр переносицу.       — Как же ты меня утомляешь, Звёздочка. Предавать лучшую подругу, чтобы просто побыть рядом со мной — не достаточно мерзкий поступок для того, чтобы я тебя похвалил.       — Кто сказал, что я делаю это ради те...       — Я не красивый мужик из твоих мечт, окей? — сладко протянул демон, лениво сползая по пледу на пол, — Я просто харизматичный чудила со слабостью к маргарите.       — К пицце или коктейлю?       — Если их смешать, получится одна большая маргарита. Вот она мне и нравится.       — Я в любом случае делаю это не ради тебя. Ты безнадёжен, а у нас с Гейбом есть второй шанс.       — Оу-вау, Звёздочка думает, что придумала безупречный план, — уже вместе с пледом валяясь на полу, Точно-точно-Гейб перевернулся на бок, подперев щёку рукой так, что его речь стала слегка невнятной, — Ты говоришь, что делаешь это ради кукловода, чтобы я назло брал его тело почаще и якобы мешал вашему общему досугу, чтобы ты в итоге проводила больше времени со мной. Я прав?       Звёздочка смотрела на него исподлобья, и в её глазах читалось, что он угадал.       Вместо очередного ехидного комментария, который обязательно должен был идти следом, порабощенный демоном парень широко раскрыл глаза и рывком принял вертикальное положение.       Схватившись за живот, похититель тел чувствовал, как волна неизвестного раздражения заколола внутри.       Он в неподдельном ужасе осознал, что попал в западню неизведанных нюансов физической оболочки.       Это воспаление лёгких? Отравление? Неминуемое прекращение работы мозга?       — Из меня сейчас что-то вырвется.       — Тебе дать ведёрко?       Билл чихнул так мощно, что отделился от тела, сделав сальто в воздухе и пролетев сквозь стену.       Воцарившаяся серость прошла с падением бездыханного Гейба на пол.       — Хорошо, хорошо, я буду вытирать пыль почаще, — сквозь смех пообещала Падающая Звезда, смотря, как рассержен был треугольный друг, возвращаясь из стены её реально реальной галлюцинацией.       Не до смеха стало и ей, когда снизу заскрипела лестница на мансарду, предупреждая о чьём-то приближении.       Скрипучая лестница всегда помогала близняшкам быстро скооперироваться и притвориться спящими, когда счёт уже шёл на секунды.       Сейчас у Мэйбл была аналогичная ситуация, только вместо того, чтобы запрыгнуть в кровать и выключить свет, ей нужно было куда-то спрятать лежащего у них с братом в комнате пятнадцатилетнего парня без сознания.       Как сильная и независимая женщина, она справилась с этой нелёгкой задачей...       Очень нелёгкой задачей.       Тяжёлой задачей.       Запихав Гейба в маленькую узкую гардеробную у выхода, довольная собой девочка стёрла пот со лба.       Она впервые спрятала человека в шкафу и была очень горда своим важным достижением.       Тяжёлым достижением.       За скрипом лестницы последовал топот, по которому она узнала своего близнеца.       Дверь распахнулась и в неё влетел Диппер, как ураган снося всё на своём пути. Он собирал вещи, запихивая, что упало на глаза в рюкзак. Под руку попала и банка арахисовой пасты, оставленная на столе.       — Привет, бро-бро, — как ни в чём не бывало поприветствовала Мэйбл брата, стараясь лишний раз не смотреть в сторону гардеробной и не вызывать подозрения, — У вас с прадядей Фордом намечается очередное приключение? Что на этот раз? Изучение плотоядного аконита? Побег от древесного великана? Постройка ещё одного космического шатла? О, может, почините нам стиральную машину?       Закрыв зависть на замок, она хотела просто поддержать брата чистым интересом, зная, что деятельность подмастерья ему даётся не просто.       Чрезмерно нервный мальчик ставил крест на своём научном будущем каждый раз, когда не мог решить данное ему задание.       Каждый раз Мэйбл его успокоила словами, что всегда можно взять пример с прадедушки и пойти в армию.       А что? Говорят, в столовке ВМС США неплохо кормят.       Вчера, вернувшись из прачечной, близняшки сразу коллективным умом начали разбираться с задачами на дигибридное скрещивание.       Работая на кухне, пока чуток помогающий им прадядя Стэн не доел свой сверхурочный полуночный ужин и не погнал их наверх, Мэйбл видела, как расстроен брат, тем, что не может решить тупую задачку в одиночку.       Он частенько отрывался от тетради и, грызя ручку, принимался лазить по ящичкам в поисках Питт Колы, думая найти в ней успокоение.       Колы не было, семья на авторской диете.       Раньше мальчику казалось, что он достаточно смышлёный и подкован во многом, но с появлением Форда, появились и новые стандарты.       Решения задачек из учебников на класс выше, сложных головоломок и развитой дедукции оказалось недостаточно.       Стэнфорд стал иконой, на которую нужно ровняться, чьи ожидания страшно не оправдать.       Диппер знал, что в его годы Форд уже был гением, в то время как он во многих аспектах просто пытается казаться умнее для окружающих, всё ещё понятия не имея, как пользоваться дискриминантом.       Стэнфорд никогда не говорил своему ученику, что кроме гениальности и одарённости в его годы у него был Стэнли, с которым он приключался гораздо чаще и охотней щелканья задач на дискриминант...       Но честно говоря, в тринадцать лет он давным-давно пользовался теоремой Виета.       — Мы с прадядей Фордом собираемся на вылазку, он хочет мне кое-что показать, — ответил сестре Диппер, вешая свой плёночный фотоаппарат на шею.       — Как всегда сюрприз?       Не услышав её, погруженный в свои мысли, младший Пайнс приостановил сбор вещей.       Он повернул голову в её сторону и спросил у близняшки то, о чём она мечтала весь прошедший месяц:       — Хочешь пойти с нами?       Её глаза загорелись, и она подпрыгнула на месте от счастья, сложив пальцы в замочек.       — Конечно я...       Под ногами зашуршали скомканные бумаги с версиями возможных рифм, и Мэйбл вспомнила, что кроме них на полу лежат ещё и ткани и вырезанные издержки из различных источников, очерняющих имя Престона Нортвеста.       Носочные куклы и их костюмы на скорую репетицию не дошиты, завтрашний перфоманс для Нортвеста не отрепетирован, а перфоманс для народа не готов вообще.       Радость сошла с её лица так же быстро, как и появилась.       — Я не могу... У меня много дел.       — Как хочешь, — выдохнул Пайнс, потянувшись к ручке двери в гардероб, — На улице прохладно, я наверное надену...       — Нет, стой! — успела окликнуть его Мэйбл, перед тем, как он приоткрыл дверь.       Мельком увидев её скелета в шкафу, Диппер захлопнул дверь обратно, в ужасе прижавшись к ней спиной.       Не надо было быть гадалкой, чтобы по его лицу предсказать, что он близок к инфаркту.       Некоторое время, с испугом смотря ей прямо в глаза, он открывал и закрывал рот, не находя нужных слов.       — Кто у нас в шкафу, — наконец жалобно выдавил из себя мальчик, медленно сползая по двери.       Это был не вопрос а, скорее, просьба о помощи.       — Это Гейб...       — Гейб Бэнсон? Я его не узнал!       — Пубертат меняет людей! Конкретно ему он отшиб мозги.       — Что он делает у нас в шкафу? Без сознания.       — Мы...       Мэйбл, сама теряясь в поисках ответа, обернулась к своей кровати, на которой всё это время прохлаждалась её реально реальная галлюцинация.       Билл внимательно читал лежащий там учебник по геометрии, оставленный открытым на самой интересной странице, дёргано вертя свой галстук-бабочку.       — Хе-хе, нежно кхем-кхем меня бензопилой, — хихикал он, игнорируя её немую просьбу помочь ей выкрутиться, — Человеки правда учат этому своих детей!       Билл бы с удовольствием ей помог, но абонент был временно недоступен.       — Мы сидели на кровати, — бросив попытки заставить треугольника отдуваться, указала она на постель, на ходу придумав ложную версию самой, — А потом в окно залетела сова, стукнула Гейба по голове маракасом, и он потерял сознание.       Билл, не поднимая глаза, ей похлопал, подняв табличку с оценкой «10/10».       При упоминании совы Диппер мгновенно переключился с тела в гардеробной на свои тайны, загадки и всё такое прочее занудное, даже не спросив, зачем тогда сестра засунула Гейба без сознания в гардеробную.       С умным лицом почесывая подбородок, он был в точь в точь похож на Стэнфорда, ждавшего его внизу.       — Диппер! — окликнул младшего близнеца тот, — Нам бы успеть вернуться до заката, чтобы не повторять опыт с «Омегой»!       — Иду, прадядя Форд!       Сначала Диппер хотел попробовать эффектно выпрыгнуть в окно на задний двор, как это иногда делал учёный, но в итоге, представив себя мёртвой тушкой на земле, только кинул на него тревожный взгляд.       — Я побежал.       Мальчик подошёл к сестре и приобнял её на прощанье, прежде чем шустро удалиться из комнаты.       Его сестра ещё долго стояла и смотрела в дверной проход, терзая рукав своего свитера, потихоньку сливающегося с выцветающим окружением.       — Как думаешь, — спросила она, не отрывая взгляд от места, где только что пробегал близнец, — Я ему вообще нужна?       — Конечно нужна, кто ж ещё кроме тебя занесёт его нижнее белье в прачечную.       В треугольника полетела чёрная туфелька, благополучно пройдя сквозь него.       — Хороший выбор оружия, но ты же не мексиканская мамаша! Спроси у Знака Вопроса, какого это!       — Бабулита очень милая старая леди, она бы не смогла сделать никому больно.       — Скажи это почившему дедушке жирдяя.       Подобрав свою туфлю, девочка свалилась на свою кровать рядом с продолжившим чтение треугольником, обуваясь.       Закончив, она попыталась заглянуть в учебник, но он осмотрительно прикрыл книжку и невинно посмотрел на неё, как на маленького ребёнка, пришедшего к занятому папочке показывать свои поделки из детсада.       — А? Звёздочке захотелось заняться учёбой?       — Мне просто интересно, что ты там такого нашёл. Моя алгебра так тебя не интересовала.       — Не твоего ума дело, Звёздочка.       Скорчив кислую мину, она отобрала у него учебник, положив его на тумбу, подальше от читателя.       — Знаешь, Звёздочка, это только на вид ты белый и пушистый ребёнок, — нахмурившись, Билл щелчком натянул ворот серого свитера на её пытливый нос, вечно лезущий в чужие дела, — Внутри у тебя весьма запущенная ситуация.       — От черта в цилиндре слышу, — хитро ответила ему Мэйбл, в отместку натянув его маленький цилиндр ему на глаз.       Сайфер, возвращая цилиндр на место, ворчал и спрашивал себя, какого хаоса он позволят так над собой издеваться.       Посмеиваясь, Пайнс перевела взгляд на половину комнаты напротив, заприметив у кровати Диппера его сумку, забытую им от шока и спешки.       — Ой, Диппер забыл рюкзак, — Мэйбл подошла к кровати брата, на котором лежал его полусобранный рюкзак, и застегнула на нём молнию, — Нужно его догнать...       Треугольник, сидя на её кровати, протягивал ручки к тумбе с учебником по геометрии, требовательно сжимая и разжимая пальцы. Он мог бы достать учебник сам, но в этом потерялась бы вся суть владения маленьким мясным миньоном.       — Не бесись тут без меня, ладно? — спросила она и вернулась к своей постели, очень нехотя подав ему такой желанный учебник.       Перед уходом, девочка сначала наклонилась к сидящему на кровати демону, но сразу быстро опомнилась, выпрямившись и просто погладив его по галстуку.       — Я скоро! — крикнула она напоследок, надевая рюкзак брата и выходя с чердачного помещения.       Не прошло и пары секунд, как эта же дверь приоткрылась, и из-за неё снова показались её нечёсаные кудри.       — И не забудь забрать Гейба из гардероба!       Дверь захлопнулась.       По комнате ещё долго разносились мерзкие смешки, дополняемые нескромными комментариями о теореме Пифагора, пока дверь опять не открылась.       На этот раз выбиванию двери с ноги можно было найти оправдание: у старика были заняты руки.       — Тыковка, я тут нашёл в лабораторном мусоре какие-то ткани, — задорно прокряхтел он, внося на чердак огромный ком пыльных штор, — Я не уверен, что ткани, побывавшие в лапах Форда, волшебным образом не превратят тебя в лабораторную крысу или ещё чего похуже, но зато бесплатно!       Выглянув из-за кома, Стэн не нашёл на чердаке ни души.       Зная каждую дощечку, раму и дверцу в этой хижине, прадядя понёс ткани к вечно пустующему гардеробу, не нашедшего у близнецов другого применения, кроме как хламовника.       Нередко приходилось подставлять к его двери стулья, чтобы хлам оттуда волной не повалил наружу.       И пускай близнецы и обещали в нём прибраться и даже своё обещание выполнили, Стэнли по старой привычке открыл дверь так, чтобы оказаться ровно за ней, а не в эпицентре хламо-цунами.       С задержкой, сопровождённой скрипом не смазанных петель, из гардероба вместо декораций для пьесы или химических растворов для проявления фотографий, вывалился Гейб, встретившись с полом прекрасным лицом.       Несмотря на то, что настоящий Гейб не пропал и просто кувыркался где-то по астралу, его грохнувшееся тело выглядело...       Слегка мёртвым.       Выражение лица прадяди, который случайно нашёл в комнате племянников тело блондина, застыло в озадаченности.       Не в ужасе, не в смятении. Именно в озадаченности.       Ткани составили компанию Гейбу на полу, а брови старшего Мистера Загадки полезли на лоб. Взгляд его потупился, и он уставился в одну точку.       Немного поперекатываясь с пятки на носок, судорожно думая, мужчина всё же сорвался с места.       Он замедлился только когда спустился с мансарды в гостиную и подошёл к круглому столу у выхода из жилой зоны.       Неспешно подняв трубку жёлтого стационарного телефона на нём, он набрал нужный номер.       Он ожидал ответа, нервно оттягивая галстук, не предаваясь панике.       Трубку подняли где-то на границе с Канадой.       — Cadáver. Necesito coche tintado de negro, Santiago, — чётко произнёс Стэнли точно в трубку, настороженно пробегаясь глазами по комнате, — Repito. Tengo cadáver. ¡Apurо!       Мэйбл выбежала из дома, чуть не сбив с ног Венди, что-то читающей в телефоне с улыбкой на лице.       Пайнс промочила ноги сразу на старте, спрыгнув с крыльца лавки в высокую траву.       — Пора косить газон! — прокомментировала она на пути к лесу и скрылась за тотемом.       На крыльцо выглянули Зус и Венди, давно привыкшие к тому, что близняшки постоянно куда-то торопятся.       — Мэйбл права, чувиха, — прокомментировал Рамирез, — Поляна и вправду заросла.       — Новый способ заработка, — пожала плечами Венди, нажимая кнопки на стареньком телефоне, — В некошеной траве туристам труднее найти вывалившиеся из кармана центы. Мистер Пайнс каждый день проходится по двору с металлоискателем.       Они постояли в неловком молчании, хотя неловким оно было только для Зуса, так как Кордрой отлично себя чувствовала за перепиской с новой знакомой.       Последний раз он видел её такой воодушевлённой, когда качал рыжий хвостик на качели из покрышки при случайной встрече в детстве, когда было абсолютно неважно, с кем играешь и встретитесь ли вы когда-нибудь ещё.       Сквозь года, они видели друг друга в этом маленьком городе, где все друг друга знают, наблюдали за взрослением друг друга. Венди было стыдно, что такое долгое время он был для неё просто очередным неуклюжим подобием Томпсона.       Отправив очередное сообщение, она краем глаза заметила, как Рамирез беспокойно прокручивает среднюю пуговицу на своём пиджаке, который раньше так хотел заполучить.       А теперь он жмёт.       — Всё в порядке?       Крутя и крутя пуговицу, он наконец её оторвал, разочарованно охнув.       — У тебя нет ощущения, что ты находишься в чьём-то фанфике, в фендоме которого у тебя нет особой фан-базы, и ты превращаешься из второстепенного персонажа в трёхстепенного, получая всё меньше и меньше внимания, пока занимаешься своей работой?       — Мы не в фанфике, Зус, — успокоила его девушка, погладив старого друга по плечу, — Если бы мы были в фанфике, кто-нибудь бы уже давно женился, родил детей и четыре раза умер.       Мимо по крыльцу процокали Пухля и хромающий Гомперс, снова связанные Мэйбл крепкими узами ленточек и брака, а над головой пролетела стайка птеродактилей, состоявшая из мамы и её прожорливых деток, жующих крыши горожан.       Оба работника Хижины Чудес подняли головы к облачному небу, наблюдая, как новорождённый птеродактиль отхаркивает съеденную черепицу и что-то маленькое и визжащее.       — Ну, — цокнула Венди, под вопль выплюнутого, — Зато никто не умер.       Что-то маленькое и визжащее упало в лес, и через какое-то время выползло к сувенирной лавке, подёртое и обслюнявленное.       — Я подъедал из мусорки у королевского мини-гольфа, — простонал гном, — Меня пнули клюшкой, я улетел и умер. Потом меня съели и я умер. Выплюнули, я падал и умирал...       Доползя к людским ногам он, обтекая слюной и потом, отдышался, сдувая и надувая грудную клетку, как шарик.       Наконец он, собрав в кулак все последние силы, задрал голову и проверещал:       — Меня расстреляли на северной границе!       Не успели люди как-то на это отреагировать, как их ослепил мигающий красно-синий свет.       — Виу-виу-виу, — имитировал гном-коп полицейскую сирену, скача на своём полицейском олене.       Олень с мигалками на голове подъехал к цели захвата и поймал убитого гнома за шиворот, пожёвывая его комбинезон.       — По статье я не умею считать уголовного кодекса леса, ты превысил лимит смертей за сегодня и отправляешься за решётку в канализационный слив.       Гном-коп слез с полицейского оленя и, достав из-под фуражки деревянный планшет с изрисованной туалетной бумагой, скрепленной тонкими веточками вместо скрепок, пролистал рапорт.       — Так же ты не платишь алименты своей бывшей супруге!       — Эта стервозная белка не получит мои жёлуди! Она никогда меня не любила, — взвизгнул виновный и отбился от оленя, забежав в открытую дверь лавки.       — Выйди оттуда, разбойник! — облаял его гном-полицейский, побежав за ним, махая дубинкой.       — Ладно. Может ты и прав, — признала Венди, схватившись за голову, — Мы живём в дешёвом фанфике.       — Мы... — начал Зус фразу, которую тут же подхватила Кордрой, произнеся её одновременно с ним, — Мы и есть дешёвый фанфик!       От жестокой правды жизни они погрузились в себя в поисках ответов на вечные вопросы о смысле бытия.       — Чего у вас такие морды недовольные?       Подчинённые обернулись на своего босса, второпях натягивающего на себя чёрные перчатки из плотного материала.       — У нас ЧП, — объявил Мистер Пайнс, — Кажется, Диппер и правда убил кого-то своим занудством.       Выглянув из-за их голов и не обнаружив свидетелей, Пайнс потёр руки в готовности приступать к плану.       — Ты, — указал он на Венди, — Беги в магазин и скупай все моющие средства не дороже десяти баксов. Работка будет грязная.       — Ты, — указал он на Зуса, — Закрой лавку для посетителей и отвлекай всех, кто подойдёт слишком близко. На случай, если прибудут легавые, кодовая фраза — «Я лосось поющий, на пляжу ляжущий».       Из лавки на крыльцо выбежал виновный гном и гном-коп на олене с мигалками, продолжив погоню на улице.       — Я лосось поющий, на пляжу ляжущий!       — Гномы не в счёт, Зус.       Прочистив горло, Стэнли обернулся к последнему соучастнику.       — Ты, — указал он на Гейба, — Ты идёшь наверх и...       Уголовник запнулся, сорвал с себя очки, протёр их об рубашку и надел обратно, не веря своим глазам.       Вполне живой Гейб нахально улыбался ему, наслаждаясь реакцией на внезапное воскрешение.       — Полагаю, я могу проваливать?       Феска не ответил, сердито уперев руки в боки.       Он успел порядком испугаться, что дружка племянницы придётся отпевать белыми нарциссами и надеяться, что ему неплохо под сиянием Шхины в Мире Грядущем.       Днём в субботу его вообще должны были волновать исключительно чёрно-белые изысканные сопли в древних сериалах для бабуль, а не какие-то дружки Мэйбл!       — Чудно, — хмыкнул Гейб и спрыгнул в траву, потопав себе к лесу.       На ходу он, не оборачиваясь, помахал им на прощание.       — Поки-и-и, попуски!       — Ну, я поехала на обед, — сразу после его ухода выпалила Венди и, наклонившись к уху Зуса, прошептала, — Прикроешь, если я немного опоздаю?       — Опоздаешь на сколько?       — На часа два, — Венди заговорила громче, когда Стэнли ушёл обратно в лавку, кому-то названивая и ругаясь на испанском, — У меня встреча с моей интернет-подругой в библиотеке через пятнадцать минут. Она супер милая. Я познакомилась с ней вчера.       Девушка спустилась с крыльца к своему велосипеду, припаркованного под окном, собираясь уезжать.       — Чёт не знаю, интернет друзья — не совсем безопасная тема…       — Не очкуй, маньяки по библиотекам не ходят, — отшутилась она, надев шлем, — Мне нужно поспешить, она просила быть вовремя.       — Но мы же хотели сегодня зарегистрировать Мистера Пайнса на сайте знакомств, помнишь?       — В другой раз. Как насчёт понедельника? — девушка подмигнула, забравшись на седло, — Всё же, Мистеру Пайнсу спешить уже некуда, а мне шестнадцать. До скорого!       Педали закрутились, и Венди уехала, оставляя за собой извилистую тропу у леса, где раньше пробегала Мэйбл, зовя брата.       Потеряться было невозможно. Дорога была знакома, и никто не собирался заходить далеко.       Лес проносится перед ней пятнами, бирюзовой пеной лишайников на ветках сосен и окообразными вырезами на берёзах, часто закрашенных чёрной краской.       Ноги путались среди камней и корневищ, скользя по опавшим хвойным иголкам и замедляя и без того обессиленную девочку.       Дышать становилось всё сложнее от непрерывного бега, тёмный лес начал плыть перед глазами, теряя в мутной пелене единственный ориентир…       Ориентира не было, лес был не тёмный, но дежавю было настолько сильным, что она снова проживала для себя ту самую погоню за человеком-мотыльком первого дня лета, всплывавшую в сознании оборванными заплатками.       Один выступающий корень вылез на её пути совершенно внезапно, дав об себя споткнуться, упав к каменистому оврагу.       Вся кровь, по ощущениям, хлынула в колени, вытекая наружу, мешаясь с грязью.       Мэйбл перевернулась на спину, глубоко дыша.       Над ней и поляной возвышалось только небо. Небо не ясное, с медленно плывущими по нему облаками.       Ей оно напомнило ту тарелку перловки, которую она ежедневно получала на завтрак от мамы в Калифорнии: выглядит таким же вязким и безвкусным.       Есть в нём что-то и от клея ПВА, засыхающим тонким слоем на поверхностях, который так приятно соскребать в маленькие серые катышки.       Счастье в мелочах. Даже обычная перловка, клей и угрюмое бесконечное небо являются его неотъемлемой частью.       И как она раньше не видела прежде такого неба?       И как она была счастлива наконец узнать его, такое тихое и спокойное, совсем внеземное для человеческой карусели вечной спешки.       Уже и не важно, что Диппер с Фордом могли бы притормозить, подождать её, идти не так быстро, на случай, если она передумает или захочет принести забытый рюкзак.       Глупые, детские обвинения. Ей было просто невыносимо осознавать, что дяде и брату больше никто, кроме их самих, не нужен.       Она не нужна.       Правда, вся жизнь вокруг — пустое.       Всё обман, кроме этого тихого спокойного неба. Не существует больше ничего, кроме него, тишины глуши и непривычного умиротворения.       Она продолжала бы лежать там, в росе травы, и улыбаться, как она это обычно делает, пока синее небо не вымоет грозовые тучи далеко-далеко, если бы созерцание неба не прервал свесившийся над ней Гейб Бэнсон.       — Болконский, подъём.

***

      На заросли папоротника падали кислотные слезы, разъедая его узорчатые листья.       Трэйси и Кваттро, одетые в дождевики и рыбацкие резиновые сапоги по колено, ухаживали за сбитой лесовозом Кордроев траурной единорожицей, преследуя свои корыстные цели.       Двойники из копирки «наслышались» от бестелесных рук Ручной Ведьмы, которых она частенько отпускала на прогулки, как бы те мечтали лизнуть шею единорога, которая на вкус, как твой любимый вкус.       Трэйси и Кваттро пришлось откопать в Погребе словарь языка жестов, чтобы убедиться в том, что они правильно поняли бестелесные руки, ещё раз убедившись в полезности паранормального чёрного рынка.       Какой бы бессмыслицей не казались жесты рук, двойники загорелись идеей попробовать лизнуть шею единорога, которая на вкус, как твой любимый вкус, и были готовы как угодно выслуживаться, ради этого.       — Так... Когда ты говорила дашь нам лизнуть свою шею? — поинтересовался Трэйси, обмахивая единорожицу самодельный опахалом из листа лопуха.       — Мы не ели ничего сладкого целую вечность... — поддакнул Кваттро, наматывая метры промытого в спирте бинта на раненное копыто.       Он уже спрашивал, зачем вымачивать в спирте бинт, если ты просто делаешь из него импровизированную шину при переломе, но Селеста быстро его заткнула.       — Меньше болтай и мотай бинт, парниша из копирки! Потуже! Нет, не так туго! Нет, слишком слабо, моё копыто должно быть зафиксировано!       Вдали чуткое ухо разноцветной лошади уловило смех.       Мнимая больная, до этого валявшаяся в припадке, рассказывая, что не может встать, тут же поднялась на три рабочие копыта, вполне неплохо на них балансируя.       — И ты правда так ему и сказал, прадядя Форд?       — В молодости однозначно легче говорить гадости.       Из-за кустов, ведущих на крохотную опушку у подножья скалы, вышел знакомый с детства единорожице учёный и его маленький подмастерье, видимо, настоящий брат этой противной, жестокой Мэйбл.       Настоящий близнец увидел единорога и встал, как вкопанный, любуясь красотой грациозного существа с отталкивающей лицемерной натурой.       В прошлом году он потратил целую неделю, пытаясь сфотографировать единорога, но плёнка на фотоаппарате всегда заканчивалась в самый неподходящий момент.       — Я ещё никогда не видел единорога настолько близко...       Вполне вероятно, что, на самом деле, он уже видел единорога настолько близко, но в тот момент его вряд ли интересовало что-то, кроме потерянной в лесу сестры. Уж тем более не кони с радужной гривой.       Диппер медленно потянулся за рюкзаком, чтобы не спугнуть будущую жертву его изучения. К сожалению, рюкзак и всё его содержимое было успешно забыто дома.       — Какой же я несобранный последнее время... Я снова забыл рюкзак, — разочарованно вздохнул он и сделал с единорогом селфи на камеру, висящую на шее, пользуясь шансом.       От вспышки камеры, у ослеплённой Селесты вокруг рога закружились маленькие звёздочки.       — Класс, отправлю маме, — показал Диппер дяде вышедшее фото.       — Ты ничего не потерял. О единорогах и писать нечего, — успокоил забывчивого племянника Стэнфорд, погладив его по голове.       Осматривая Селестабелль-а-беттабелль с рога до копыт, учёный поправил очки и язвительно уточнил:       — Если не пишешь список самых неприятных существ, конечно.       — Прошу прощения?!       — Здравствуй, Селеста. Давно не виделись! Помню тебя ещё новорождённым жеребёнком, укусившим меня за нос.       — Ибо нечего совать его не в свои дела, Стэнфорд Пайнс!       Она закинула гриву на серебристую спину и поковыляла с опушки на своих трёх, драматично ноя своим не то чтобы феминным тоненьким голосочком:       — Ах, мне даже сканировать твоё сердце не нужно! По тебе и так видно, что ты не чист с тех пор, как полюбовно связался з той одноглазой тварью! Пойдёмте, мальчики!       Кобыла с рогом процокала в густой кустарник, виляя крупом, в полной уверенности, что третий и четвёртый клоны беспрекословно последуют за ней.       — И тебе хорошего вечера, радужная кляча, — попрощался Стэнфорд и, заметив, как Трэйси и Кваттро и вправду послушно следуют за лошадью, наигранно покашлял в кулак.       — Кхм, единорожья шея на вкус, как лошадиная шея, кхм, — прокряхтел он, одной фразой разбив мечты Трэйси и Кваттро в пух и прах.       Мальчики остановились, осмыслили то, что их развели, и немедля выкинули бинты и опахала.       — Дядя, знакомься: это Кваттро и Трэйси, — представил двойников Диппер, — Они — порождения копировальной машины Хижины Чудес и моей одержимости супер продуманными планами.       — Да, эта копирка оказалась моим не самым удачным эксперементом... Особенно после того, как попала в руки моему брату.       — Парни, а это и есть автор дневника! — следом обратился мальчик к своим копиям, указывая на Форда, и те одновременно схватились за сердце, — И он наш двоюродный дедушка!       Три Диппера запрыгали на месте, восторженно визжа, как маленькие девочки на концерте любимой группы, засмущав автора.       От радостного потрясения Кваттро побелел и, не выдержав шока, немедленно свалился в обморок.       Пайнсы столпились полукругом над своим собратом, пускай и не настоящим, проверяя, не начал ли он размокать, упав в мокрую траву.       Дождевик оказался надёжным.       — Это нормально, — успокоившись, прокомментировал Трэйси, смотря на брата у себя под ногами, — С ним такое бывает. Просто классический Диппер, когда копировал его, случайно представил Венди в...       Классический Диппер поспешил закрыть третьему клону рот.       — Ха-ха, похоже, все мои клоны разделили моё неподражаемое чувство юмора! — оправдался он, не собираясь падать в глазах наставника, — Так что ты хотел показать мне, прадядя Форд?       — Точно. Спасибо, что напомнил, — похвалил его мужчина, очнувшись от расчётов новой гипотетической копировальной машины и достав из кармана перчатки, — Мы уже на месте.       Подготовив керосиновый фонарь из своего снаряжения, он отдал его Дипперу и подошёл подножью скалы, обильно обросшей плющом и молодыми деревьями.       Запустив руки в зелень, он отодвинул гущу веток, обнажив скрытую над ними пустоту.       Скала таила спуск в недра пещеры, ведущей к системе подземелий под долиной.       Из открывшегося глазу прохода доносились гул и завывания, которые Диппер позволил себе списать на обычное пещерное эхо.       — Тридцать лет назад я нашёл эту лазейку в тайные ходы индейских племён, обитавших здесь, — серьёзно произнёс автор, — Визжал точно так же, как вы только что.       Выдержав загадочную паузу, он обернулся к одинаковым мальчикам с самым вдохновлённым настроем, который только может быть у бункерного деда.       — Ну, кто хочет пойти первым? Ты с нами?       Приглашённый Трэйси сделал неуверенный шаг назад, чуть не наступив на бессознательного Кваттро.       На вопрос от автора дневников нельзя было ответить отрицательно, даже не смотря на дрожь в коленках и пересохшее горло. Клон кивнул, решив, что ничего плохого случится не должно.       Оттащив четвёртого в более удобное место, третий клон двенадцатилетнего мальчика зашёл в пещеры вместе с исследователями.       — Фонарь у нас один. Держимся вместе.

***

      Отклеив лишнюю бумагу с пластыря, Билл прицелился, старательно высунув язык.       — Бум! — хлопнул он её по кровоточащей щеке пластырем, — Я обеспечил тебе ещё больше угревых высыпаний на лице!       Девочка поникло кивнула, продолжая ковырять пальцем серый ковёр, пропахший пылью. У неё болели сбитые колени, особенно после перекиси, что пенилась и шипела на ранах.       Тогда Билл снял с руки Гейба одну из жёлтых резиновых перчаток, получив внимание любопытной Звезды сию же секунду.       Вся тыльная часть ладони была покрыта мелкими ранками, зажившими и свежими, визуально похожими на то, как обычно расписывают ручку.       Не дав никаких комментариев, демон разума в теле мальчика, одним ударом наклеил на раны три пластыря разом и повертел рукой у подруги перед носом.       — Смотри-ка, Звёздочка, — хихикнул тот, забраковав негодование Мэйбл ещё до того, как она успела открыть рот, — Теперь мы друзяшки по болячкам!       Вместо ругани она устало вздохнула, не найдя в себе сил злиться на такого безнадёжно дурного злыдня.       Достаточно очаровательного, но всё-таки злыдня.       Нет, правда. Он без угрызения совести убивал лягушек, не давал ей посмотреть архивные сцены из Утка-Тива, ополчал на неё город, заливал тюльпаны бабушки Гейба и смеялся на похоронах.       Ну... У каждого свои недостатки, правда?       Не хотелось думать об этом, особенно сейчас, когда треугольник одолжил удобное для физического контакта тело.       Водолазка Гейба всегда выглядела такой мягкой. У всех людей в дождливые дни при её виде возникали мысли о том, как тепло было бы к ней прижаться и какая приятная она на ощупь...       У всех же, правда ведь?       Звёздочка, утомлённая недостатком сна, всегда теряла все краски, особенно наигранные, и приобретала новые, более естественные и привольные, дающие добро на распускание рук.       Звёздочку всегда было интересно изучать, особенно в таких редких состояниях. Сон всё же был для неё в приоритете, в отличие от её брата.       Она ёрзает на месте, потирая обведенные фиолетовыми полукругами глаза и думает, думает, думает.       Её поток мыслей не прекращался никогда. В этот раз удалось разобрать что-то там про тёплую и мягкую одёжку, его не сильно волновала конкретика.       Какая же жизнь прикольная штука, не так ли?       Никогда в жизни, сидя на троне из иллюзий и крутя на пальце кольцо зодиака, а-ля кольцо от связки ключей, он не выделял из него символ падающей звезды.       Насвистывая себе под бабочку задолго до первой охоты австралопитеков, он мог задержаться взглядом на шестопалой руке или млекопитающем из земного семейства верблюжьих, но тонкий зрачок всегда проскальзывал мимо кометы, меньше чем за мгновение идентифицируя её скучной.       Звезда горит, сгорает и падает. Давно избитый сюжет — Икар приблизился слишком близко к солнцу.       Комета, как и все её собратья на зодиаке, долгое время оставалась безликой. Бесформенная сфера смешанных черт и побуждений, ведущих к пророчеству.       У вероятной кометы было миллион вариаций, и ни одна из них не представляла интереса.       В основном он теорезировал насчёт итоговой версии шестопалой руки или сосны, называя их теми, кто будет вставлять палки в колёса.       В звезде же он угрозы не чувствовал.       Когда время судного дня приблизилось достаточно близко, и расплывчатые фигуры его участников стали чётче, отношения с Падающей Звездой не сильно поменялись.       Падающая Звёздочка — сайд-кик Сосны, ничего более.       Он обратил на неё внимание только когда в её руках оказался разлом.       Её пальцы обхватывают залитый алым закатом стеклянный купол, ограждающий конец света от мира, в её горле ком, а на румяных щеках следы от недавних слёз. Она с тревогой всматривается в пустоту очков Блэндина, тонко чувствуя за ними подвох.       Демон разума видел людей насквозь, часто игнорируя физическую оболочку. Он видел и знал, что Падающая Звезда, будь она хоть брутальным байкером, хоть тревожной маленькой девочкой, — доверчива и эгоистична.       Может он её и недооценивал. Может в этом и таилась причина его поражения.       Звезда сумела выбраться из идеального мира, который он создал для неё, выполняя свою часть сделки с Гидеоном.       Страногедон канул в лету вместе с хозяином.       Теперь победитель сидит напротив проигравшего, никогда не воспринимавшего его всерьёз. Победитель понятия не имеет о своём прошлогоднем триумфе над мерзким треугольником, своими страхами и соблазнами.       И понятия победителю будет не хватать до тех пор, пока проигравший не откроет свою дверь и не постелит перед ней придверный коврик для гостей.       Как говорится, стучите. Вам откроют.       А пока дверь с красным треугольником и пространство за ней останутся сокровенным местом силы.       Голова Гейба неконтролируемо наклонялась в бок, пока паразит в ней был занят анализом. Был бы он сейчас сам свой — сменял бы на своём теле иллюстрации к своей демагогии.       Он бы так и свернул блондину шею, если бы Мэйбл не закрыла глаза и не упала на него, прижав к себе в объятьях.       В нос девочки ударил запах ржавого метала и острого маринада.       Холодом повеяло мгновенно, как будто она обнимала чей-то труп не первой свежести.       Не-а. Его водолазка совсем не тёплая, пропитавшаяся холодком от наполовину мёртвого тела, но разве это имеет значение? Гораздо важнее, что в этот раз треугольник не сопротивляется...       Это в Гейбе злыдень тактильней или треугольникам просто неприятно, когда на их грани натыкаются вредные детишки?       Уложив щёку на его плечо, девочка подумала, что, кажется, и не против, чтобы Билл время от времени брал человеческие тела напрокат, но никогда в этом ему не признается.       И себе тоже.       Пускай он и не тёплый по погоде, пахнет не сахарно-лимонными дольками и не спешит отвечать на объятья, на его плече было достаточно удобно, чтобы продолжать тыкаться в него носом.       — Удушья? Мне нравится твой стиль, дитя, — незаинтересованно прокомментировал демон, вместо ответа на объятья тайком завязывая тонкие пряди её и без того непослушных волос в узелки.       Её близкое дыхание напрягало человеческий орган слуха, вынуждая вслушиваться в малейшие изменения вдохов.       Ему приносило эстетическое удовольствие слышать, как её дыхание утяжелялось из-за болящих коленок, но в мысли то и дело лезло странное желание заклеить каждую ссадину на них.       — Спасибо, что заботишься обо мне, — серьёзно сказала Падающая Звезда, убрав волосы со спины и отобрав у друга единственное достойное, по его мнению, занятие.       Их сближению это не помогло.       — О-хо, я могу позаботиться о тебе ещё больше! — ответил Сайфер, оттолкнув её от себя настолько резко, что она одним кувырком оказалась в коробке с книгами под столом чердака.       От заботливого мозгового паразита осталась только треугольная тень, плывущая по коридору мансарды за дверью.       — Тебе чай с сахаром или с моими слюнями?
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.