ID работы: 10506386

К чему снятся треугольники?

Джен
PG-13
В процессе
175
Размер:
планируется Макси, написано 809 страниц, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
175 Нравится 201 Отзывы 63 В сборник Скачать

Червяки, ковбои и дятлы

Настройки текста
      Река Колумбия со всеми своими притоками когда-то была особенно богата на поселения коренных американцев вдоль своего русла.       Историки, коих в Гравити Фолз аж двое, до сих пор спорят, откуда именно пошло племя, когда-то жившее у водопадов самого дохленького из притоков Колумбии, и почему оно вообще забралось в такую глухую глубинку.       Долго ведя пылкие дискуссии на эту тему, историки, рукопашными боями в байкерском клубе «Перелом черепа», дружно решили, что коренное племя когда-то откололось от племён побольше, по типу Васко-Вишрам и всех таких прочих.       Ни до тех, ни до тех этим историкам, по правде говоря, не было никакого дела.       Теперь-то они все лаконично известны как «Конфедерированные племена Уорм-Спрингс», так зачем запоминать эти никому не нужные индейские названия? Они изучают историю, а не архаизмы, как-никак.       Честно говоря, историки в Гравити Фолз так себе… Честно говоря, все люди в Гравити Фолз так себе.       Теория, которая бы приоткрывала так и нераскрытую историками тайну, если бы существовала в принципе, могла рассматривать возможность того, что индейцы долины пришли с юга.       Когда-то там, на юге, они вместе с остальными ребятами ошивались в районе Межгорного Плато.       Кламаты и Модоки вполне подошли бы на роль их предков, учитывая тот факт, что единственную известную личность долины будущего Гравити Фолз, чьё имя дошло до наших дней, намекающе звали Модок Мудрый.       Странный был парень, этот шаман Модок. Несмотря на то, что туземцы нарекли его «Мудрым», у него не хватило этой самой хвалёной мудрости, чтобы не связываться с чем-то потусторонним, чьё поведение и вид ну никак не клеились с его верой.       Посудите сами: весь свой шаманский стаж слыхаешь как песни волк поёт луне, пытаешься язык зверей понять, умеешь волшебные картинки на лету цветами ветра рисовать, тыры-пыры, как вдруг в один прекрасный день приходит какая-то плоская золотая пластина треугольной формы и начинает своим бухтением про непонятные проходы между мирами мешать охоте на лосося.       Ну правда, где анимизм и где этот непонятный чересчур болтливый чудик? Может в их анимизме и не было супер-пупер сложных мифов и ритуалов, но критерии отбора в касту духов и богов всё-таки имелись… А ещё были интересные конкурсы.       Главным событием в жизни каждого уважающего себя прыщавого тинейджера в племени было традиционное одиночное стояние на посте несколько бессонных ночек, чтобы потом на досуге галлюцинировать от недосыпа своим тотемным животным, чтобы потом-потом этот галлюно-опекун снился тебе на протяжении всей твоей жизни.       Духу-покровителю можно ныть, с ним можно советоваться и даже церемониально ему танцевать. Вот вам идейка, чем можно занять народ на детском Дне Рождения, если ваша вечеринка скатилась в унылое избивание пиньяты.       Что отличало анимизм именно в долине Парящих Скал, так это специфический образ одного из сильнейших тотемных животных, к которому относились, скорее, как к божеству, почитая его чуть ли не выше сов.       Нигде более на северо-западе не встречался дух земноводного с телом тритона, тремя парами рожек и хвостом головастика.       Если бы ацтеки, их более южные коллеги, жившие на территории современной Мексики, узнали о якобы божественности этого существа, почесали бы головы ритуальными кинжалами и заявили, что у них, в общем-то, такие великие боги купаются в лужах. К тому же, аксолотли очень приятны на вкус.       В любом случае, в какой-то момент люди племени долины, не без помощи плоской золотой пластины треугольной формы, умозаключили, что от их места жительства идёт какой-то неприятный вайб. Негативный.       Взяв ноги в руки, туземцы таинственно эвакуировались куда подальше от проклятого места, оставив после себя целый кладезь культурного наследия северо-западного коренного населения Соединённых Штатов, весомую часть которого наследники этих земель перетащили в Исторический Музей.       Одним из немногого, что не могли прибрать к рукам пожаловавшие в 19-м веке первопроходцы, являлись системы пещер, по большей мере, вырытые этим самым коренным населением.       Около века назад, во время Золотой Лихорадки, прибывшие в Гравити Фолз шахтёры и искатели приключений своей практичностью касательно пещер и тамошнего золота свели на нет постоянство похороненных в горах катакомб.       Древние горные пути исчезли из голов горожан, когда и они объявили это место проклятым и забросили шахты, мечтая забыть об увиденной там жути.       По крохотному городу с деревянными хижинами всё чаще стали слоняться пьяницы, забросившие кирки и впавшие в забытье неприятным для печени способом.       Даже не смотря на то, что древний коренной народ, вероятно, использовал пещеры в качестве укрытия от внешней опасности, чудовища просочились и туда.       Для чего, или, корректнее будет спросить, от чего местное племя готовило горно-подземное укрытие, раскапывая пещеры всё дальше в гору, вряд ли кто-то уже узнает точно.       У автора дневников появилась гипотеза, что эти туннели подразумевались, как своеобразный подарок потомкам, которым предстояло застать Странногедон.       «Официальный» вход в систему пещер находился прямо за Водопадом Трэмбли, чьё название долгое время оставалось единственным напоминанием о существовании восьмого с половиной президента США.       Между тем, если постараться, как это сделал Стэнфорд, можно было найти ещё несколько проходов, ведущих в катакомбы. Ходы соединяли большинство пещер в округе, если вообще не каждую.       К примеру, почти любая дыра в горе могла, технически, легко вывести тебя к Мульти-медведю, мужикотаврам или на Ручную Гору к Ручной Ведьме.       Третий клон Диппера Пайнса, Трэйси, в пол уха слушая рассказы автора дневников обо всём этом, напрягся ещё больше. Ему категорически расхотелось находиться на пути, который, технически, мог легко вывести на Ручную Гору к Ручной Ведьме.       Сырым катакомбам не было конца. Впервые мальчику пришло в голову, что увидеть свет в конце туннеля было бы не так уж и плохо.       Трэйси мог поклясться, что слышит эхо священного хора, проносящееся по коридорам, маня зайти вглубь и докопаться до неведомой истинны…       Увиденные кости в забытой ржавой вагонетке и пара черепушек в шахтёрских касках точно не рекламировали эту истину.       Темнота, сдерживаемая одиноким фонарём, была пропитана звуками, которые, по мнению Трэйси, пещерам несвойственны.       К этому выводу он пришёл, базируясь не только на воспоминаниях классического Диппера, полученных из детских журналах о пещерах, динозаврах и остальных стереотипно «мальчуковых» темах, но и на собственном опыте, полученном за год отдельной независимой жизни.       Классический Диппер шёл впереди, легко и непринуждённо болтая с самим автором дневника, словно тот приходился ему дядей.       Погодите-ка, так и было.       Трэйси, узнавший о личности автора около получаса назад, всё ещё не мог поверить, что всё то время разгадка была настолько близка, и сокрыта прямо в семейном древе, хоть уже давно не был по-настоящему заинтересован в этой теме.       Последнее время, его интересовали только вопросы выживания.       Зима клонов прошла туго. Снежный, свойственный Орегону, зимний сезон щадить творений копирки не стал.       Большую часть холодного времени года они безвылазно провели на Ручной горе в пещере Ручной Ведьмы, что так мило согласилась их приютить.       Оба клона бы честно признались, что жить третьим и четвёртым колесом со сладкой парочкой и сотней бестелесных рук — невыносимо.       Особенно, когда разница между голубками ощутимо в несколько сотен лет, а в пещерах, как бы красиво они не были задекорированы сестрой классического Диппера в прошлом году, зачастую нет стен, за которыми можно было бы спрятаться, чтобы случайно не повидать лишнего.       Бессонные зимние ночи с храпящим Кваттро и неудобной подушкой из рук каких-то бедняг, когда-то пытавшихся навариться на старой бабуське, продав ей рваные наволочки под видом новых, Трэйси проводил за иллюзорной ширмой в виде сталагмита, выслушивая неудачные заигрывания, слизанные из книги по пикапу.       Книги по пикапу, подаренной сестрой классического.       Трэйси наделся, что этой свахе на Рождество икалось.       Как-то этим летом, воюя с Невидимым Магом за миску с хлопьями «Лаки Нямс», клон краем уха услышал от неё, что Ручная Ведьма и путешественник Джонни — один из лучших её свахо-проектов.       Забредший к старой ведьме путешественник благодаря подаренному мануалу по пикапу нашёл свою любовь, с тех пор наслаждаясь отшельнической жизнью в горах со своей возлюбленной…       От одного только воспоминания о той долгой, страстной зиме Джонни и Ручной Ведьмы, Трэйси передёрнуло ещё пуще, чем от покалывающей на его коже влажной зябкости катакомб, и необъяснимой тревоги, подаренной этим местом.       — Будь осторожней с кристаллами, Диппер. Конкретно здесь их не так уж много, но, к сведению, кристаллические бабочки откладывают в них свои яйца.       Холодные ходы со всех сторон омывали разнообразные узоры и рисунки, оставленные тут первыми людьми на этой земле.       Наскальная живопись покрывала все бугристые стены, ложась на камень так ровно и гладко, как татуировки на коже. Казалось, что вот-вот рисунки и писания предков оживут и, обретя объём, отслоятся от плоскости, настолько живо они смотрелись даже спустя тысячи лет погребения.       Многие из них изображали монстров в разы страннее и ужаснее тех, что живут в Гравити Фолз сейчас. Судя по ветхим калякам, вполне возможно, что раньше местные чудовища были, как минимум, опаснее для человеческого рода.       Рисунки плыли вслед за искателями приключений, сопровождая их по хронике незапамятной истории, пока внимание тех не остановилось на изображении хищной птицы.       — Дядя, смотри! Там сова! Помнишь, я рассказывал тебе о совах? Помнишь?       Диппер-классик занялся фотографированием занятной наскальной живописи на свой фотоаппарат, забивая плёнку видом огромных желтых глаз на стене. Увлечённый мальчик ходил туда-сюда, выбирая подходящий ракурс, чтобы захватить всю картину, пока автор дневников с гордой улыбкой подсвечивал окрестности находки фонарём.       Стэнфорд когда-то и сам делал записи о совах во втором дневнике, но уже и не помнил, что конкретно его в них смущало. С тех пор утекла куча времени.       Совы давно перестали представлять для него какой-либо интерес. Очередная загадка загадочного города, коих тут очень много. Пора привыкнуть и двигаться дальше, оставив этот материал для «свежей крови».       Возлагать такое тяжёлое бремя нужно на кого-то смышлёного, умеющего экстраординарно мыслить… Кого-то отважного, кто не боится бросать вызов…       Диппер. Это точно должен быть Диппер.       Трэйси посреди фотосъёмки почувствовал себя лишним. Любой бы стал чувствовать себя лишним около этой неразлучной парочки исследователей.       Хорошо, когда в семье родственные души находят друг друга. Однако жаль, что ученик и учитель в компании друг друга не нуждались в стороннем общении.       Третий клон собрал всю свою наигранную уверенность в кулак, дабы не позориться перед автором и, скрестив руки на груди, завалился на стену напротив.       Так резко облокачиваться на неё не стоило. Пробив собой тонкое ограждение, что представляло из себя кладку из мелких камешков, некрепко державшихся друг на друге, клон скатился по крутому спуску.       Как пыльная дымка рассеялась, и упавший в никуда откашлялся, вдалеке над ним замаячил свет и две неясные фигуры.       — Мы к тебе спустимся, слышишь? Оставайся на месте, мы найдём к тебе другой выход! — донеслось сверху.       Свет над ним постепенно гас, следуя за фигурами, удаляющимся всё дальше от образовавшейся щели в стене.       Трэйси остался один в тёмном месте.       После полёта и такой немягкой посадки, ему было уже не страшно. Да и особой боли он не чувствовал, состоя по большей части из спрессованной «живой» бумаги. Вряд-ли, картонке будет больно, урони ты её в пропасть.       Устроившись поудобней в ожидании спасения, Трэйси откинул голову, оперившись затылком на что-то мягкое. Пощупав рукой предмет под своей рукой, он убедился, что это что-то на ощупь очень похоже на подушку. Пёрышки кололи руку через наволочку одним концом и щекотали другим.       Уставше-упавший клон так остался лежать, не имея альтернативы. Зус, по воспоминаниям классического Диппера, часто советовал оставаться на месте, если ты потерялся. Совет дельный.       В левом ухе что-то очень неприятно защёлкало, и Трэйси попытался убрать эти звуки, вытерев голову об плечо. После пары неудачных попыток он наконец понял, что противное щёлканье раздаётся вовсе не в его ухе.       Перевернувшись на бок, в тёмном пространстве перед собой клон наткнулся на блестящий просвет. Трэйси приподнялся на локтях и проморгался привыкшими к темноте глазами. Просвет превратился из мерцающей точки впереди в два различимых луча, светящих в стену, еле заметно двигаясь, как бы изучая вертикальную поверхность.       Движения лучей света были слегка похожи на фонари в маяках и напоминали мальчику о своём скором спасении Диппером и автором.       Его надежда на то, что он увидел фонарь, умерла, когда лучи света развернулись к нему, ослепив своей яркостью.       С такого ракурса лучи больше смахивали на глаза, что вместе с щелчками начали помаленьку приближаться.       Небольшой кусок жеоды на глаз размером с футбольный мяч, шустро передвигал своими хрустальными ножками, пощёлкивая ими всю дорогу. Подбежав к клону он прикусил ногу того кристаллами у себя во рту, выполняющими роль зубов. Почему-то было очевидно, что для ожившего горного образования это было, скорее, способом показать своё раздражение, нежели признаком агрессии.       Трэйси помнил этих существ со страниц третьего дневника, хоть и до времени своего клонирования Диппер только начал изучать таинственную книгу.       Жеодиты в основном дружелюбные создания, любят верещать и петь песенки... Если на Вас напал жеодит, то Вы либо его очень сильно напугали, либо Вы ему попросту мешаете.       Отодвинувшись, третий клон понял, что в его случае, кусок камня с драгоценным ископаемым внутри присвоил себе ту самую перьевую подушку и делиться ей не собирался.       Своей упорностью убрав препятствие, ходячая жеода взвизгнула и бросилась к себе на подушку, хрустнув хрустальными ножками.       Смотря на существо, нежащееся на своей подушке с вышитой на ней буквой «Н», в голову к Трэйси пришла одна идея, которую он тут же воплотил в жизнь, несильно ударив подземную тварь кулачком по каменной макушке, вдавив ту в подушку.       Свет, до сих пор излучаемый только глазами жеоды вспыхнул во всех кристаллических отростках твёрдого шарообразного тельца, превратив его в своеобразное подобие диско-шара.       Благодаря этому удару по макушке, темень пространства вокруг отступила, дав осмотреть местность чуть лучше.       Он упал в небольшое углубление, превращённое во что-то вроде зала, обжитое вещами первой необходимости. Кроме пары раскладных кроватей, превратившихся по большей мере в кучу металлолома, он нашёл там закрытый сундук, аптечку, старый радиоприёмник, ящики с консервами, две огромные бобины с плёнкой и кинопроектор, стоящий здесь не первое десятилетие.       Не надо было быть подлинным Диппером, чтобы по огрызкам яблок, уже заканчивающим нелёгкий процесс гниения, и пустым бутылкам от ароматного напитка, получаемого из различных видов зерна с использованием процессов соложения, брожения, перегонки и длительного выдерживания в дубовых бочках, дедуктивным методом определить, что кто-то тут недавно подживал.       «Здесь был Кретин» — гласила выцарапанная надпись на пыльном сундуке в углу пещерной залы. По жирно наведенным царапинам было очевидно, что кто-то очень остроумный исправил надпись с имени на обзывательство.       Трэйси мог бы припомнить, что подобная надпись появлялась и в библиотеке пару дней назад, но он уже год как не был Диппером Пайнсом и в библиотеку не ходил.       Так как помощь упавшему приходить пока не собиралась, а темный путь, сквозящий в конце каменного зала не внушал доверия, Трэйси запустил проектор, направленный на белую простынь, которой когда-то завесили одну из стен.       На бобине моталась киноплёнка, показывая зернистое чёрно-белое кино, с частыми обрывами.       Вслед за молчаливыми титрами на простыни вырос ядерный гриб. Погремел взрыв, заставив клона вздрогнуть от неожиданности, что кино не немое.       Ещё одним тому доказательством стал серьёзный поставленный голос диктора, начавший вести повествование:       «Ядерные взрывы, вызванные водородными или атомными бомбами, подобны обычным взрывам, только во много раз мощнее. Они вызывают взрывную волну, а так же облако смертельной пыли, медленно оседающей на поверхностях. Это явление называется выпадением радиоактивных осадков», — повествовала запись, — Взрывная волна может уничтожать здания в радиусе пяти миль от взрыва. Радиоактивные осадки — это пыль, высосанная из-под земли взрывом. Смертельно опасна. Она распространяется в воздухе и может быть разнесена ветром на тысячи километров от эпицентра. В дальнейшем мы покажем, как вы можете защитить себя и свою семью, в публичной образовательной программе...»       «Защити и выживи» — высветилась мигающая надпись над мультяшной семьёй, махающей зрителям под топорную, монотонную музыку, которую легко можно было спутать с самой сиреной.       Под эту чудесную мелодию стали танцевать не только мурашки на коже, но и жеодит, присоединившийся к просмотру. Скрипя зубо-кристаллами, он носился туда-сюда, не забывая при этом крутиться вокруг своей оси.       Дикие танцы жеодита привели к тому, что тот запутался в пологе простыни и сорвал её со стены, намотав всю на себя.       Трэйси помог беспомощному существу выпутаться из простыни перед тем, как заметил, что она всё это время скрывала за собой на стене.       Сквозь титры образовательной программы, тускло белеющей на камне, пробивался протянутый наскальный рисунок животного внушительных размеров.       Священный ящер с шестью рогами, состоявший из ломанных узоров, загребущей лапой придавливал треугольник с ручками и ножками к ближайшему выступающему из стены пику.       Рисунок был настолько завораживающим, что Трэйси не мог оторвать от него глаз. При лёгком свечении фильма и драгоценных камней живой жеоды, ящер пульсировал розовым цветом.       Рассматривая наскальную живопись, с каждой секундой становившейся всё более гипнотической, Трэйси совсем не замечал, как со сталактита над его головой медленно стекала увесистая капля воды.       Клон обратил внимание на жидкую угрозу, подняв голову, когда капля уже оторвалась от кончика пещерного формирования, целясь мальчику из копирки прямо в глаз.       Кваттро снаружи давно очнулся и наслаждался первым солнечным утречком за долгое время. Он рисовал палкой на песке у входа в пещеру, когда из глубины подземелий донёсся разнесённый эхом крик.       Утро было добрым не для всех, но для некоторых.       Первые солнечные лучи, подсвечивая витающую в комнате пыль, упали на измятую постель и спящую в ней девочку. Лучи щекотали её лицо своим теплом, из-за чего она забавно морщила нос во сне.       Пустующая кровать под парусами корабля на картине до сих пор оставалась в тени, ожидая, когда солнце дойдёт и до неё.       Пускай ночка у Мэйбл и была достаточно занятой, она сделала всё возможное, чтобы заснуть в своей уютной кроватке, а не в выкройках на полу глубокой ночью. Для этого она даже заключила сделку с дьяволом, позволив ему привести некоторую её работу «в порядок».       Грех было не пожать ему руку после того, как он мило за ней поухаживал...       Правда, зная его, ему просто нравилось смотреть, как она мучается от боли, пока он льёт перекись на её разбитые колени.       Несмотря на ссадины, что до сих пор болезненно сосуществовали с синяками на нежной коже, девочке спалось спокойно, без всяких сновидений. Для неё существовала только подушка и тёплый розовый плед.       Козёл со свиньёй, выбравшие краюшек её кровати своим супружеским ложе, возглавляли её плюшево-зверюшную свиту, оберегавшую её покой.       Мэйбл была очень близка к тому, чтобы проспать свои дела юного гения, но, благо, она позаботилась о будильнике ещё вчера.       Дверь на чердак скрипнула и в комнату проскользнула высокая тень. Она, преодолев все препятствия, разбросанные по спальне близняшек, склонилась над спящей девочкой.       Пайнс сладко посапывала, сложив пальцы замочком на груди. Раскинутые по всей подушке кудрявые локоны спутанными прядками спадали девочке на щёки, согревая их от утренней прохлады.       На её лице царствовал штиль, какому корабли в Тихом океане могли только позавидовать. Она выглядела спящей красавицей, ожидающей своего принца, что подарит ей поцелуй истинной любви.       Тень наклонялась всё ближе и ближе к ней, пока наконец не распалась на трое.       К уху ничего неподозревающей спящей красавицы приблизилась подрагивающая дудочка.       Ни один человек не заслуживает такого жестокого пробуждения. Свист ударил в ухо так, что барабанная перепонка выдулась в другую сторону.       Пайнс подскочила на месте, стукнувшись головой об скошенную стену мансарды, и даже это оказалось приятней свистом в ухо.       С первой барабанной дробью, три гнома полностью расформировали живую башню, с помощью которой смогли достать до дверной ручки и проникнуть внутрь спальни.       Брезжа невпопад музыкальными инструментами, они запрыгали на кровати и заулюлюкали, сами не понимая, что улюлюкают:       — Янки Дудл прибыл к нам       Верхом на своём пони!       Вставил в шляпу он перо,       И прозвал то макарони!       Получив указ будить девчонку до тех пор, пока она не скажет заранее обговоренные слова для «отключения будильника», гномы топтались маленькими ножками по одеялу, добравшись уже и до козла со свиньёй.       Козлу понадобилось один раз боднуть гнома-дудочника ветеринарным конусом, с которым ходил по миру уже как недели две, чтобы озорные будильники больше не приставали к молодожёнам.       — Янки Дудл, так держать, Янки Дудл — денди... — сонно пропела девочка, пожелавшая быть ранней пташкой, почёсывая ушибленное место.       Своё правое ухо она даже боялась трогать, на случай если из него вовсю хлещет кровяка.       Услышав пароль, гномы мгновенно успокоились и один за одним поспрыгивали с её постели.        Мэйбл, просыпаясь из образа спящей красавицы, потянулась и крякнула, едва закончив.       Она вдохнула свежий воздух из треугольного окна, чтобы убедиться, что Орегон всё ещё пахнет Орегоном, и мир не перевернулся, пока она спала.       Не-а, не перевернулся. До сих пор пахнет землёй величественных гор великого Северо-Запада.       Другими словами, пахнет бобрами и сосной. Не только той, что хвоя, но и Сосной, живущей с Падающей Звездой по соседству.       Мало того, что Сосна — потный мальчик и главный противник стирки в доме, так он ещё и любит читать старые книжки, пропахшие пылью, и закрываться в тёмной ванной с фенидоном и метрами сладковато пахнущей плёнки.       Не стоит так же забывать запах дешёвой журнальной бумаги, навсегда пропитавший чердак.       В защиту Сосны, журналы читали оба обитателя комнатки под крышей: кто о лжемистике жадных к деньгам шоуменов и детективных бестселлерах, кто о сто одном совете по охмурению любого мальчика и новой книге саги «Кровь Вампира: И давно тебе семнадцать?»       Бодро соскочив с кровати, Мэйбл начала активные сборы. Была бы её жизнь фильмом — сборы бы сопровождались инструменталом «Янки Дудла», мелодию которого она пыталась насвистывать.       Свистеть она не умела. Получался какой-то ветерок, но она не унывала, воображая примерку свитеров у зеркала достаточно эстетичной и без должного музыкального сопровождения.       Свитер цвета корицы с белоголовым орланом, держащим тринадцать стрел в одной лапе, а оливковую ветку с тринадцатью листьями и тринадцатью оливками — в другой, даст понять Нортвесту, какие тёрпкие Пайнсы на вкус...       Плюс, тринадцать — её любимое число!       Выбрав наряд на сегодня, она в предвкушении прекрасного денёчка упорхнула в ванную комнату, хлопнув дверью чердака так, что с неё посыпались рекламки.       Флаеры и вырезки из газет с программой сегодняшнего дня были прибиты к двери на чердак шпилькой для волос с милой маленькой божьей коровкой.       День должен был начаться с зачитки правил, так называемых, «Дятловых Дебат» для глупеньких туристов и объявления первого их этапа открытым. Первый этап как раз и заключался в выборе оппонента представителю управления города на День Независимости.       Мэйбл на открытие решила не идти: слушать, как читают нотации не хотелось, особенно когда уже выучил все нюансы торжества вдоль и поперёк.       Зато после открытия начиналось самое интересное: вписываешь себя в список и собираешь червей от народа, а потом приходишь на награждение на огромном пне и бум! Выигрываешь право быть оппонентом!       Она также где-то слышала, что Дятел Свободы Слова, который и выберет победителя, всегда различит червей, которых просто нарыли или купили, от червей, подаренных от всего американского сердца.       Стоило Мэйбл выспаться, как утро снова начало казаться волшебным. Складывалось впечатление, что прямо сейчас в ванную влетят ранние птички и помогут расчесать её непослушные локоны, а ворвавшиеся в дом оленята подадут туфли...       Но единственным животным, что помогало ей одеваться сегодня, была шестиногая плотоядная корова Октавия. Без должного наблюдения на ферме она прицокала ловить дичь во двор Хижины Чудес, как только её выпустили пастись.       Один из глазных лазерных лучей бурёнки немного промазал, оставив дымящую дыру в окне ванной, дав повод быстрей напяливать своё шмотьё и валить качать права бедных мутировавших зверюшек, вроде неё.       Собираясь выходить из ванной, Мэйбл задержалась у зеркала, завязав над воротником свитера белую ленточку, украшенную фразой «Novus ordo seclorum».       Каждая буковка из тонкого фетра была пришита к ленточке вручную… И именно поэтому буква «N» скоропостижно отвалилась, исказив смысл.       «Яичный порядок веков» — теперь гласил её самодельный шарфик, совсем этого не стыдясь.       — Мэйбл Пайнс, — со строгостью в голосе прошептала оптимистка своему отражению в зеркале, отняв руки от шеи, — Ты позитивная, ты стройная и твоя кожа такая нежная, словно ты убила младенца и украла его кожу.       Обняв себя за плечи, она зажмурилась, проговаривая про себя свои уставы позитива, которым должна была неуклонно подчиняться.       — Твоя кожа мягкая, как у мёртвого младенца… — наконец повторила она и, погладив себя, что есть силы потрясла головой.       Из ванной Мэйбл Пайнс вышла, как обычно счастливой, подбрасывающей блёстки над головой каждого встреченного в хижине ранним утром.       Мэлоди доедала свою яичницу уже пёстрой, а прадядю Стэна ждёт очень неприятный сюрприз, когда он проснётся, и вся горсть глиттера на его лице попадёт ему в глаза. Стоит ли говорить, что вода в стакане с его вставной челюстью тоже блестела?       По дому за ней шагал гномий оркестр, торжественно отбивая барабанами её шаги, словно маршировали с ней в бой.       Притормозив у аквариума, девочка улыбнулась своему аксолотлю.       — Этим летом тебе, наверное, круто. Не жарко и постоянно сыро, — обратилась она к нему, приложив ладонь к стеклу.       Плавающий у стенки аквариума Джордж Вашингтон Розовый-Пуся-Младший медленно приложил лапку к одному из её пальцев.       — Не помню, когда в последний раз солнышко светило так ярко с самого-самого утра. Ни облачка на небе, вот так погодка! — щебетала Пайнс, представляя, что её новый питомец всё-всё понимает.       Как только каждый из гномов по очереди покрутил пальцем у виска, оркестровая процессия пошла дальше по коридору.       Завидев обещанную кухню в их распоряжении, гномы отбились от парада, пытаясь драться за кусочек колбасы под столом с барабанами на приплюснутых шеях.       На кухонном столе лежали инструменты и упаковка от каких-то навороченных бирюзовых штор, под которой виднелась недописанная записка Баду Глифулу. Мэйбл прочла в ней извинения за утопленную в озере машину.       Племянница не сдавшего на права учёного делала хлопья Невидимому Магу, ожидая свою горячую мини-пиццу в микроволновке, и думала, почему ни Стэнфорд, ни Диппер так со вечера и не вернулись.       Парочка зануд обычно говорила, когда собиралась на место крушения «Омеги» или в любое другое долгое и особо опасное исследование, но мало ли, что твориться в головах этих умников...       Складывая огромную двухлитровую банку в свой рюкзачок, она пообещала себе об этом не думать. Вообще не стоит ставить под вопрос занятия брата и прадяди.       Это только напоминает, что они главные герои и все самые интересные приключения именно у них, а ей остаётся жить своей менее интересной жизнью более фонового персонажа.       Не комик релиф и на том спасибо.       Что ей остаётся? Если приключения не хотят находить её, то она сама найдёт! Найдёт или сделает искусственно. Неважно.       Может, по этой причине она и принимает весьма сомнительные решения, как, например, решение шантажировать Нортвеста.       С другой стороны, если она правильно помнит, в третьем дневнике тоже были записаны некоторые сведения о неприятных делишках этой богатой семейки. Да и во втором дневнике у неё под подушкой, что она иногда почитывает, есть парочка заметок о Нортвестах.       Значит, собирая компромат на Престона, она идёт по стопам Стэнфорда, правда? Это же значит, что она такая же умная, да? Точно же неглупая, правда?       После быстрого завтрака пиццей с конфетами, девочка вышла на крыльцо и рутинно поставила миску с хлопьями на его край.       Лес лучился зеленью после дождей, смахивая по цвету на ярко-зелёное одеяло Зуса, которое тот зовёт хромакеем, снимая «Ремонт с Зусом» на его фоне.       Помолившись Аошиме о том, чтобы её не убила гуляющая вокруг хижины Октавия, девочка спрыгнула с крыльца, начав очередной день без каких-либо супер-пупер мистических приключений.       Просто она идёт шантажировать отца своей подруги, а потом будет собирать с мира по червяку, чтобы Дятел Свободы Слова сделал ей предложение и дал честь представлять народ на дебатах.       Всего-то.       Шифры, цифры, исследования и эксперименты выпали из будней, как и Диппер, что их привносил. Когда находилась минутка, чтобы поизучать что-то месте, близняшка всё чаще предпочитала её просто пробалтывать какими-то безумными идеями, вроде репродукции Мона Лизы с лицом дяди Стэна или платья Одри Хепбёрн из штор с подобным узором.       Подрастающий парень всегда улыбался, в шутку говоря, что это не самая бредовая из её идей, что она сдаёт позиции.       Надеясь, что, эту выходку он посчитает достойной, Пайнс гордо прошагала в ратушу Гравити Фолз, неся жёлтую папку так бережно, как несла бы святой грааль.       Пару пролетающих мимо летучих глазышей спустя, в ратушу гордо прошагал и Нортвест, взявший в привычку одеваться, как главный герой вестернов при полном наборе.       Достаточно богатый герой вестернов, явно забывший, что находится в сеттинге кактусовых прерий, где ослепительным охровым костюмчикам просто не место.       Дойдя до двери своего офиса, Престон выбрал из связки нужный ключ и вставил его в замочную скважину. Попытавшись провернуть ключ, он понял, что дверь уже открыта.       Толкнув сосновую дверь он подумал, что просто забыл закрыть её в пятницу, уходя с работы.       Сейчас ему нужно было только забрать с рабочего стола степлер и поплестись помогать меру Тайлеру степлерить нарисованные полосатые знамёна к коктейльным трубочкам, чтобы после открытия сегодняшнего мероприятия к этому не возвращаться.       Да, вся городская администрация считала, что это правда хорошая бюджетная альтернатива мини-флагам для втюхивания туристам. Не каждый день в «Погребе» можно оптом закупиться коктейльными трубочками по такой приятной цене.       Нет, городскую администрацию не волновало, что они спонсируют локальный волшебный чёрный рынок.       Городскую администрацию много чего не волновало.       Пусть вас не обманывает записка на доске объявлений в приёмочной с просьбой писать все предложения и замечания на их электронную почту. Улыбающийся бобёр на записке скрывает страшную тайну...       У них нет электронной почты.       Кабинет Нортвеста, как и вся ратуша, был достаточно компактным. Всё внутри здания было из одного и того же типа сосны, делая комнатки помимо главного зала трудно различимыми.       К этому привыкаешь, ко всему привыкаешь, но беспросветно сидеть в этом месте с маленькими тусклыми окошками было вредно для психики. Тем не менее, Нортвест проводил там всю рабочую неделю.       Оказывается, у обычного работающего человека и вправду есть работа, которую надо выполнять. Кто бы мог подумать?       Говоря откровенно, Нортвест не был обычным работающим человеком, и дело было даже не в его прошлом или методе получения этой работы.       Второе исходило из настоящей причины, почему его нельзя было назвать обычным трудоустроенным. Мэр взял его на работу, после нескольких месяцев попыток втереться в доверие всевозможными подарками и финансовой помощью.       В итоге, правда, Престон попал на эту должность просто потому, что был достаточно высок, чтобы доставать Тайлеру Кьютбайкеру книги с верхних полок... Не суть.       Суть в том, что у несчастного главы семьи бедного-пребедного обедневшего семейства был один секрет. Секрет хранился на его банковских счетах, коих у него было достаточно, чтобы до сих пор считаться богачом.       Другое дело, что неудачно вложивший своё состояние в одну сумасшедшую демоническую пирамиду Престон начал трястись над каждым центом.       Как водится, в Гравити Фолз нормальных людей нет. Все слегка того, не считая Тэда Стрэнжа. Конкретно Мистеру Нортвесту пару разочков стирали память и меняли отверстия на лице местами, что не могло повлиять на него не пагубно.       Может, он остался слегка травмирован, но точно не был избавлен от хитрости своей фамилии.       У него получилось начать новую жизнь со старыми деньгами, о нынешнем существовании которых не знал никто, кроме него.       Счета ещё и пополнялись, ведь фабрику предприимчивый Престон продал самому себе, о чём тоже никто не знал. До сих пор.       Денег всё ещё много. Не как раньше, но уж точно побольше, чем у большинства.       Тратить их — упаси Господь.       Пасифика прекрасно знала с каким зубным скрежетом отец сохраняет её оставшуюся пони на ходу и свою любимую яхту наплаву, позволяя карликовой лошади и шикарной лодке быть последним крупным напоминанием о прошлой богатой жизни.       Обнародованным напоминанием, которому он позволил быть таковым.       Итак, клан Нортвест всё так же богат. Если Вы озадачите себя вопросом, зачем тогда его наследнику-богачу скрывать, что он всё ещё богач, вернитесь к пункту о том, что в Гравити Фолз нет нормальных людей. С поправкой на Тэда Стрэнжа.       Каждый имеет шанс на нормальную жизнь. Даже драконы, спящие на своих горах золота.       Один из таких драконов осмотрел свой затемнённый полупрозрачной шторой кабинет, где под определёнными половицами были припрятаны чеки на неплохие суммы.       Крутящееся кресло у стола, было отвёрнуто к окну, что показалось ему странным, но он не придал этому особого значения.       Кабинет заполнило позвякивание шпор на сапогах.       Престон зашёл внутрь, не забыв хлопнуть чучело медведя над дверьми по носу. Он всегда так делал, когда был один, вспоминая молодость и команду старшей школы Гравити Фолз по баскетболу, за которою когда-то играл.       Подойдя к письменному столу, он поискал у пресс-папье степлер и очень скоро его нашёл, протянув к нему руку.       — Не это ли Вы ищете? — как гром среди ясного неба донёсся голос из-за кресла.       Кресло эффектно развернулось, и перед ошарашенным владельцем кабинета предстала Мэйбл Пайнс. Девочка сидела, закинув ногу на ногу и, коварно улыбаясь, держала в руке наполовину законченную упаковку таблеток, найденных ею на столе.       Престон никогда не мог себе представить, что увидит девчонку Пайнс у себя в кабинете, ещё и с его таблетками от головной боли.       Увидев, что Нортвест забрал со стола степлер и совсем не искал свои таблетки, Мэйбл села в менее уверенную позу и, постепенно опуская руку, положила таблетки на место.       Если бювар для входящих бумаг можно назвать местом для таблеток.       Уставившись на друг друга, Нортвест и Пайнс играли в молчаливые гляделки. Три раунда, апелляции не принимаются.       В третьем раунде моргнул Нортвест, проиграв Мэйбл со счётом 1:2, дав ей полное право начать его линчевать.       — Присаживайтесь, Мистер Нортвест.       Нортвест долго не садился, как было предложено.       Во-первых, с какой стати ему повиноваться вломившейся в его кабинет мерзавке?       А во-вторых!       Во-вторых, он прошёлся от машины к кабинету и ему стало дурно. Он бы с удовольствием сейчас куда-нибудь плюхнулся и отдышался, промакнув носовым платком выступившую на лбу испарину.       Он уже давно сильно отличался от того прыткого парнишки, с ружьём гоняющего белок от заката до зари.       Поколебавшись, немолодеющий не спеша занял стул напротив, гадая о цели такого неожиданного визита.       Существует одна городская мудрость, слывшая по долине с незапамятных времён, берущих начало в семидесятых: появление Пайнса никогда не сулит ничего хорошего.       Эта семейка — магнит сумасшествия как минимум в третьем поколении. Для Гравити Фолз это началось с появлением Стэнфорда, но кто знает, как долго от этой шайки страдал Нью-Джерси?       — Что же, Мистер Нортвест. Мы оба прекрасно видим слона в этой комнате, которого просто невозможно игнорировать, — невинно начала Мэйбл, уложив подбородок на ладони, — Вы плохой человек, Мистер Нортвест. Но мой аукцион поможет Вам стать лучше.       — Аукци...       — Аукцион объявляется открытым! — объявила она несуществующим посетителям аукциона, достав роковую папку из-за спины, — Итак, первый лот — эта чудесная папка!       При появлении папки с названием «Дело Престона Нортвеста» в голове у него заиграло нечто зловещее и напрягающее, проходясь тревожным смычком по его косточкам.       Главный герой содержания папки уже догадался, о чём пойдёт речь. Вот и Мэйбл решила не разжёвывать ему скучные определения.       — В этой чудесной папке всё рассортировано максимально интуитивно и доступно, даже закладочки есть, — расхваливала она лот так, словно в кабинете, кроме одного несчастного Нортвеста, кругом толпились люди, — Первые разделы посвящены его семье: от Натаниэля Нортвеста до Великого Потопа 1863-го! К сожалению, как бы много не было известно про «основателя города», доказательства самой крупной лжи в истории Гравити Фолз были утеряны навсегда. В прошлом году документы, свидетельствующие о фальсификации основания, оказались в руках Престона Нортвеста, который, я не сомневаюсь, их уничтожил.       Нортвест и вправду сжёг в камине документы, из-за которых близняшек Пайнс чуть не отправили в Вашингтон в прошлом году. Кинул в горящие угли сразу, как Пасифика передала их ему в руки.       А что ему ещё было делать? Оставить на отопительный сезон в качестве розжига?       Другое дело, что до появления этих документов, он, как и вся его семья, свято верил в то, что является наследником основателя города, а не уборщика навоза.       — Итак, давайте быстренько пробежимся по биографии самого Престона… Начало семидесятых. Престон Нортвест родился в… Хотя, счастливое детство можно опустить. В свои десять он ещё не занимался ничем криминальней расстрела грызунов из отцовского ружья. Подробности об его отце Олдмэне на закладке с динозавриком, мы до неё ещё обязательно дойдём. Пропустим парочку страниц…       Престон внимательно глядел, как Мэйбл переворачивает страницу за страницей, якобы выискивая, что можно было бы озвучить.       На самом деле, было заранее продумано, что, на какой странице и когда открывать.       — О, юность! Юность у наследника миллионов своей фамилии была замечательной, — покачала головой девочка, найдя то, что искала, — Вандализм, превышение скорости и первый арест за вождение без прав… Во Флориде! Дома уже не сиделось! Там же, во Флориде, он встречает победительницу конкурса «Мисс Брызговик '85» и выигрывает её в яхтовых гонках в качестве приза. Кстати, яхта тогда налогами не облагалась.       В тёмном кабинете, свет в который еле-еле пробивался, стало душно. Смуглое лицо заместителя мэра хоть оставалось спокойным, но помаленьку багровело. Его волнение также выдавала нога, ходившая ходуном под столом, приглушённо отбивая каблуком по половой дощечке.       Под этой дощечкой был чек на две тысячи баксов.       — 1990-тый, — продолжила Пайнс, помедлив самую малость для лучшего усвоения материала, — Шикарная свадьба в Лас-Вегасе заканчивается подделкой чека на два миллиона долларов. 1991-1996-той. Спекуляции валютой, первые коммерческие грабежи. К грешкам девяностых можно так же отнести незаконную покупку и владение огнестрельным оружием.       Хлопок.       Рука Нортвеста приземлилась туда, где только что лежала папка, которую успели схватить со стола, предвидев такую реакцию.       Девочка, с презрением наблюдая, как виновник шантажа убирает руку, сжала покрепче свой компрометирующий труд, больше не рискуя класть его на стол.       — Торг продолжается! 2000-тый. У семейной фабрики брызговиков новый официальный владелец, у нового официального владельца — первенец. С 2000-го по наши дни Пасифика нечестными путями выигрывает все детские конкурсы красоты, получив титул «Маленькой Мисс» почти в каждом штате Америки, ибо на Аляске оказалось слишком холодно для издевательства над детьми подобного рода. В то же время, производство «Брызговики Нортвест» ищет всё более дешёвые способы обеспечивания работы фабрики, закупая токсичные материалы и сливая их переработанные отходы в городские водоёмы, нанося непоправимый ущерб экосистеме Гравити Фолз. Озеро никогда ещё никогда так не цвело, а количество мутирующих животных растёт с огромной скоростью! Нортвест заявляет, что эта токсичная фабрика была продана и куплена сразу, после потери состояния, хотя работала беспрерывно.       Глаза мужчины, который до этого сидел, выражая некую апатию, не считая горькой попытки отобрать папку, расширились. Его реакция однозначно дала понять, что эта информация нашла у него в душе, если она у него есть, живой отклик.       Никто не должен был знать о фабрике. О чём угодно вышеперечисленном, но не о фабрике.       По голову каждого дракона, спящего на своих горах золота, обязательно приходит отважный рыцарь.       Тяжёлое бремя рыцаря взяла на себя Мэйбл, обзаведясь девизом: «Мэйбл прикончит крылатую заразу и замуж выйдет за десять принцев сразу!»       Естественно, Пайнс не знала ситуацию так глубоко, как мог бы подумать Престон, но вполне могла узнать её получше, докопавшись до её начал. Всего-то нужно пройти по следу работающей фабрики по изготовлению брызговиков и обнаружить скрытые от всех деньги.       Он с самого начала знал, что всё идет именно к этому, к фабрике, и очень боялся того, что может последовать за ней.       — И это была только крохотная часть содержания папки, дорогие гости нашего аукциона! Теперь, после небольшого ознакомления, ООО «МБПМ» готово к вашим ставкам! Стартовая цена — полная остановка работы «Брызговиков Нортвест» и опциональные пять долларов чаевых аукционисту.       Нортвест смог впервые по-человечески выдохнуть за этот разговор.       Девочка не знает, что следует за фабрикой.       — Или?       — Или я обнародую всё содержание этой прекрасной хронологии проступков на ближайших дебатах. Вам уже не хватит средств откупиться от всех, правда? И не беспокойтесь: если мне понадобиться, чтобы Вашей семье в Гравити Фолз стали официально не рады, я найду новые, другие доказательства тому, что Натаниэль был уборщиком навоза, а Вы всё это время пользовались своей привилегированностью необоснованно.       Нортвест умолк, с прищуром смотря куда-то в пустоту за спиной у Мэйбл, чья работа на этом этапе была окончена.       — У Вас есть время закрыть фабрику до четвёртого июля, — важно поднялась она с кресла. Держа путь к выходу, девочка осмотрительно держалась от Нортвеста на расстоянии, прижав к себе чёрное досье, — А до тех пор, папка останется у меня.       — И каким образом ты собираешься попасть на дебаты, Пайнс? — наконец сухо спросил Престон, словно и был той мертвой засушенной мухой на подоконнике, на которую смотрел.       — У меня есть друзья по ту сторону, — заявила Пайнс ему через плечо, перед тем, как выйти, плотно прикрыв за собой сосновые двери.       Престон обернулся ей в след, покручивая обручальное кольцо на пальце.       Исподлобья бросив взгляд на чучело медвежьей головы, ему показалось, что мелкие чёрные глаза чучела блеснули жёлтым.       Медленно пройдя к середине коридора ратуши, Мэйбл оглянулась, чтобы убедиться, что Нортвест не последовал за ней с ружьём наготове, и ринулась с места, пробежав оставшееся расстояние до парадного входа.       Остановившись только на ступеньках снаружи, представляющих из себя порубленные надвое сосновые брёвна, девочка вытащила из кармана юбки карточки, исписанные идеальным почерком.       Балансируя многострадальную папку на колене, рискуя рассыпать всё её содержимое, она перечитывала текст составленных коллегой по «МБПМ» заметок, сверяя их с тем, что только что наговорила Нортвесту.       Мало что из написанного совпадало со сказанным в итоге, но главное, что она держалась достаточно твёрдо.       Несмотря на то, что большую часть работы над этим проектом по защите окружающей среды Пайнс проделала сама, она понятия не имела, откуда взялись те или иные страницы и даже целые разделы этой увесистой папки.       Все трое представителей ООО «Мэй-Билл Против Мира», официально основанного на закате двадцать пятого июня 2013-го года у озера Гравити Фолз, приложили свою руку к этому делу… А ещё трость и копытце.       Билл был против принятия Пухли в их скромный коллектив, но свинина взяла своё на референдуме: все мягкие игрушки Звёздочки были за.       Работа общества над компроматом шла по чёткому графику, чаще всего, по ночам. Кто-то спит — кто-то работает, кто-то не спит — кто-то мешает работать анекдотами про долгожителей британской королевской семьи.       Как бы то ни было, первый этап дела был пройден. Мэйбл, попрятав все свои шпаргалки, встала в гордую стойку, ожидая похвалы от высших сил.       Очень даже заслуженная похвала от высших сил объявляться не собиралась.       — Ух-ты, Мэйбл! — обратилась она тогда к самой себе, метнувшись вправо, — Ты сделала это! Ты такая молодец!       — Да! Всё благодаря ананасу с мини-пиццы, которую я съела на завтрак! — переметнулась девочка влево, ответив самой себе, — В ананасе сила!       — Погодь, тебе что, нравится пицца с ананасами?       — Да, и что? Нельзя осуждать людей за их вкусы!       — Иу-у, ты мерзкая.       — Я не мерзкая и вообще это ты мерзкая!       — Я не могу мерзкой, я это ты.       — Быть не может! Я бы не стала никого осуждать за их вкусы!       Мэйбл справа скорчила кожицу, насупив нос и надув щёки, доказав их единство.       — Хе-хе, ладно, — посмеялась Мэйбл слева, — Ты и вправду я.       Закончив дискуссию со своим нетолерантным эго, она спустилась со ступенек и шустро направилась в сторону дома Гейба Бэнсона, в надежде выцепить там треугольника во плоти и выбить похвалу ментора вживую.       В нормальных условиях, она бы поехала на своём велосипеде, но тот был пожертвован всё тому же паразиту Гейба Бэнсона.       Идя по улице походкой победительницы по жизни, представляя себя в клипе 80-тых, гроза богачей старалась не спрашивать себя, правильно ли она поступила, показав свой грациозный шантаж.       Чтобы Мэйбл не рассказывала Дипперу или Пухле, репетируя на них выступление для Нортвеста, глубоко в душе она сомневалась в этом деле.       Но голос в голове, преследующий её с первых июньских ночей, убеждал в успехе этой идеи, в правильности этой идеи.       Голос в голове принадлежал её другу, который, она не сомневалась, владел огромным опытом в подобных грязных делах.       — Да ладно тебе, повязки на глазах сейчас в тренде…       А далёкий голос в реальной жизни, который она не могла ни с чем спутать, принадлежал её брату. Стало немного спокойней, что они с дядей вернулись, но сказанная им фраза казалась не очень обнадёживающей.       Обернувшись, Мэйбл заметила своего брата в компании его двух клонов и прадяди Форда, вышедших на перекрёсток за ней.       Преобладающе дипперная компания двигалась в сторону летоуинского магазина.       Магазин Летоуина, посвящённый исключительно летоуинской тематике, работал круглый год. В своём привычном жутком графике, он профитировал два раза в год.       Знакомая Венди, единственная работница летоуинского магазина, рассказывала, что её главная работа — не пускать Пайнсов внутрь.       Тем не менее, Диппер предложил попробовать туда прорваться, ради своего третьего клона. Трэйси, поддерживаемый Кваттро, прикрывал левый глаз ладонью, боясь, что оттуда что-то вытечет, хотя всё что могло оттуда вытечь — уже оттуда вытекло.       — Мэйбл!       Несложными вычислениями выяснив, что ей пора драть когти, Падающая Звезда дёрнулась в противоположную от внезапно встреченных знакомых строну, но была поймана за руку не менее шустрым автором, оставившим группу Дипперов позади.       Развернув её к себе, Стэнфорд сунул ей под нос её же записку.       «Я позавтракала замороженной мини-пиццей и ухожу шантажировать Нортвеста. Чмоки-чмоки, не скучайте!»       — Что это, — спросил он, явно имея в виду не то, что ему нужно объяснить, что это её записка, которую она оставила на холодильнике утром.       — Это моя записка, которую я оставила на холодильнике утром, — бесхитростно объяснила она, — Чтобы вы знали, что меня нет дома потому, что я иду показывать Нортвесту папку с его компроматом. Компромата на него насобирала на целое личное дело!       Племянница помахала папкой перед носом дяди, ожидая услышать хоть что-то отдалённо похожее на слова гордости.       — Я запрещаю тебе это делать, — пошёл он наперекор её ожиданиям.       — Я уже это сделала, прадядя Форд.       — Мэйбл.       — Да ладно тебе, прадядя Форд! Сейчас ты ведёшь себя токсично, пытаясь запретить мне самовыражаться через шантаж «старых денег», — убеждённо покивала племянница, спрятав папку за спиной, чтобы не повторить сценарий с покушением на неё, — А единственная токсичность, которую я выношу — это песня Спирси Бритс!       Стэнфорд застыл с открытым ртом. Наблюдая за тем, как очки медленно сползают с его носа, оптимистка решила, что лучше поскорее перевести тему, пока у прадяди не закипели мозги от общения с молодёжью.       — У тебя была куча времени, чтобы меня остановить. Если бы ты хоть немного интересовался моей жизнью — обломал бы меня давным-давно.       — Я интересовался твоей жизнью! Буквально позавчера!       — Ты про тот странный диалог про мальчиков? Спасибо, но проблем с парнями у меня нет. Потому что парней нет…       Мэйбл на пару секунд ушла в себя, пытаясь понять, почему это у неё нет оравы парней эти летом, что так-то обидно.       — А сейчас прошу меня извинить, — отвисла она и вальяжно продолжила путь по тротуару, — Мне к закату нужно собрать двухлитровую банку червяков.       — О Господи… Только не говори, что…       — Да, я участвую в конкурсе выбора оппонента. Ты мне запрещаешь?       Падающая Звезда набрала шаг, и Шестопал последовал её примеру.       — На дебатах детям не место, какими талантливыми бы они не были.       — Ты убиваешь во мне оратора, и что ты за дядя после этого?       — Ораторы не шепелявят.       Мэйбл остановилась, как вкопанная, чуть не позволив Стэнфорду в себя врезаться.       Она очень не любила, когда кто-то так прямо указывал на дефект, проскальзывающий в её речи.       Обида шла с детства и в этот раз показала себя влажными следами слёз на краюшках глаз, которые девочка поспешила стереть рукавом свитера, прежде чем обернуться.       — Если я в твоих глазах такой маленький шепелявый пупс, то почему ты мне тогда не покупаешь вкусное детское питание из отдела для несмышленышей?       — Оно дорогое, мне дешевле самому перемалывать еду по баночкам!       — Поздравляю, теперь ты знаешь, что я хочу на ужин.       Махнув копной волос и задрав голову к чистому небу, оптимистка двинулась дальше, мечтая поскорее слинять на край света от зануды Форда.       — Чтобы ты к этому ужину была дома или… Останешься без здорового ужина! — крикнул он ей вдогонку, получив незамедлительный ответ.       — Me vale mierda!       На испанской ноте они и разошлись, оставшись каждый при своём. Стэнфорд не знал испанского, но мог поклясться, что ему ответили очень нетактично.       — Всё в порядке, прадядя Форд? — осмелился подойти ближе Диппер, ведя за собой понурых клонов.       Смотря вслед своей сестре, он пожалел, что сейчас не идёт с ней рука об руку собирать червей и попутно беситься.       Мало вероятно, что прадядя оценит его поддержку сестры в её политических начинаниях, зато точно не оценит его в них участие.       Стэнфорд обратился к своему подмастерью с немым вопросом, холодно скрестив руки на груди.       В точности, как это когда-то делал его отец.       Диппер стушевался и несмело покивал головой, доложив прадяде, что знал о её планах.       Странно было бы не знать: они брат и сестра, самые близкие друг другу люди, да ещё и живут в одной комнате на протяжении всей жизни, всю жизнь исключая этим любую приватность.       Приватность Диппера, стоит заметить, была намного уязвимей. Он, в отличие от сестрёнки, не прыгает по чужим кроватям, пока не скинет их естественных обитателей, сопровождая на пути к полу цитатами отцов-основателей.       — Отбери у нас свободу слова, — кричала она позапрошлой ночью, снова поднимаясь в воздух над кроватью близнеца, — И нас можно вести немыми и тихими, как овец на убой!       — Мэйбл, перестань, — возмущался уже скинутый с кровати мальчик, на всякий случай прикрываясь от прыгающей новым детективом про братьев-близнецов.       Прикрывался он не зря: в конечном итоге Мэйбл ойкнула и слетела с кровати следом за ним, влетев лицом в обложку «Братья-близнецы в деле о пропаже левого носка».       Они давно так не смеялись вместе, как той пятничной ночью.

***

      Анти-Мэйбл никогда не досматривала свои кошмары. Пускай сны с каждой ночью становились всё длинней, спасение рано или поздно приходило.       В очередной раз, она проснулась с криком, чувствуя себя искупанной в собственном холодном поту, что, по ощущениям, заполнял спальный гроб до краёв.       В ушах вместо гула и жуткого смеха потрескивало раскалённое дерево. Сквозь тёплые, успокаивающие звуки камина, она расслышала фразу, звучащую при каждом пробуждении:       «Не забывай верить в себя…»       Утренний туман давно рассеялся. В цветные стёкла битых витражных окон давно просачивался свет.       Проблемы из сна улетучились до напоминания, что нужно обязательно закрасить глаза ещё паре берёз, и уступили место более насущным проблемам.       Например, посеянной пушке, утреннему голоду или соратникам, отбившимся от рук.       Ну разве это дело, когда они постоянно сидят без дела?       Теперь у них даже есть где сидеть без дела, ибо два скооперировавшихся лентяя с лёгкостью притащили в заброшенную церковь роскошный диван. Он был приятного молочного цвета с замысловатой позолоченной спинкой и имел все шансы быть выброшенным диваном из поместья, купленного практичным человеком, коему не было никакого дела до подобного хлама.       Но лучшим приобретением для заброшенной церкви безоговорочно считался винтажный плакат с Дядей Сэмом, хмуро тычущего в смотрящего, с подписью, что он хочет его в армию США.       Если Эмо-Мэйбл ещё как-то брезговала и выбирала только что-то более-менее по-хозяйски нужное, то Шейп-Шифтер грёб в дом всё, что видел.       Особенным своим трофеем он считал мягкую шапку на застежках с двумя специальными углублениями для хранения всяких мелких вещей. В функциональной и мягкой шапке он теперь хранил крышки от бутылок и разного вида болтики.       «Мягкая шапка» оказалась обычным кружевным бюстгальтером.       Девочки не стали его разочаровывать и рассказывать о реальном предназначении этого предмета.       Шейп-Шифтер, несмотря на свой возраст в три десятка, вёл себя подобно ребёнку, изучая новый странный мир наружи.       Он почти никогда не зацикливался на одном облике, меняя их каждые несколько минут, от интереса к интересу.       К примеру, Эмо-Мэйбл, не отлипала от своей маленькой коробочки с экранчиком, смотря на какие-то бегающие картинки, что не могли не заинтересовать.       Буквально пару часов назад, неразговорчивая натура, снова чувствующая себя в своей субкультуре, вжималась в диван и не хотела делиться с ним бегающими картинками.       Она всё ещё его опасалась, несмотря на то, что свой истинный облик монстр принимал не часто.       Поверх телефона на неё смотрела она же, только более недоумевающая.       Шейп-Шифтер зачастил принимать её форму, когда чего-то от неё хотел. А хотел от неё от много чего, так как она негласно стала его нянькой.       Например, несмотря на прежний горько-сладкий опыт, он выклянчивал у неё свои какао-бобы.       Вчера ночью мэйбл-шифтовская компания выбралась на «закупки» в супермаркет «От заката до рассвета», въехав на новом подержанном кабриолете в витрину заброшенного магазина.       Внимательно вычитав состав каждой из шоколадок, покрывшихся белым налётом от времени, Анти-Мэйбл выбрала плитку с наименьшим количеством губительного сахара, велев выдавать ему по кусочку. Прямо как лакомство собачке за правильно выполненные команды.       Монстр ещё нужен был ей здоровым для злых-презлых планов, которые она ещё не до конца придумала. Для начала, нужно найти Слезу Аксолотля, а потом пополнять свою свиту дальше, пока не соберётся целая армия, готовая уничтожать миры…       Эх, мечты.       Поручение по кормёжке оборотня соблюдать было сложно, так как иногда шоколад для Эмо-Мэйбл был единственным шансом не контактировать с ним на прямую.       Надёжный план: отвлекаешь его угощением, бросаешь угощение в кусты и надеешься, что он никогда не вернётся.       С тех пор, как они подписали с ним контракт, она пару раз пыталась заставить его потеряться.       Шейп-Шифтер всегда возвращался, всегда в новой форме, продолжая трогать и превращаться в её вещи, а так же вполне успешно мешать ей жить, как, например, с телефоном.       Его взгляд, прикованный к ней, не давал насладиться новой серией найденного в этой вселенной сериала. Времени на наслаждение чем-то подобным было отведено не много: пока большая шишка ноет и ворочается с очередным кошмаром в гробу и ещё не раздаёт ценные указания.       Терпение эмо иссякло, сравняв счёт между её опасением и негодованием.       Она уселась поближе к своему подражателю, выдернув наушники из разъёма и развернув телефон так, чтобы подражателю тоже было видно. Шифтик принял это как приглашение и подполз к ней вплотную, явно не сняв этим её напряжение.       Так и начался их марафон мелодрамы для подростков «Подозрительный остров».       Смотреть с монстром сериал оказалось… Не так уж и плохо.       Монстр не задаёт вопросов, не отвлекается от просмотра, не спойлерит, и его реакции на происходящую в сюжете бессмыслицу весьма забавные.       Эмо-Мэйбл для себя отметила, что он не такой уж и страшный.       Вообще не страшный, если не гонится за тобой по катакомбам. Если бы ещё слюна в его настоящей форме выглядела менее противно, вообще цены бы ему не было…       А пока есть. Она отдаст его всего за альбом любимой группы. Платиновый подойдёт. Становитесь в очередь.       С другой стороны, зачем его продавать, если он может быть весьма полезным в будущем?       Он мог бы писать за неё экзамены, ходить на первые свидания и выполнять любую отвратную работу, где ей нужно светить своей эмо-моськой. К тому же, на нём можно примерять новые причёски и одежду…       Платиновый альбом ещё в силе, но теперь предложение ограниченно по времени.       Восстав из спящих, Анти-Мэйбл потянулась и крякнула, едва закончив. Покидая спальный гроб, она натянула на себя свежевыстиранный розовый свитер с оторванной вышивкой падающей звезды и кашлянула, привлекая внимание сидящих на диване.       Те, не слыша настойчивого покашливания позади, продолжали заворожённо пялиться в телефон. Они проигнорировали даже то, что она надела на себя своё пальто, намекавшее о нешуточных намереньях.       «Подозрительный остров», — пафосно произнёс закадровый голос в конце сезона их сериала, — «Не останешься подозрительным — не останешься в живых».       К несчастью смотрящих, их диван поднялся в голубой дымке и бесцеремонно стряхнул с себя лентяев на ближайшие церковные скамейки.       Настоящая Эмо-Мэйбл спрятала телефон и покорно уселась на месте, зная, что детское время кончилось. Шейп-Шифтер последовал её примеру, не до конца понимая, что происходит.       Амулет в руке Анти-Мэйбл потух вместе с её глазами, в одно мгновение принявших привычный карий оттенок, и она прицепила его к лацкану своего бежевого пальто.       — Итак, рекруты…       — Запрашиваю повышение, — подняла руку Эмо-Мэйбл, ни на что особо не надеясь.       — Запрос отклонён.       Эмо-Мэйбл флегматично опустила руку.       — Надеюсь, все мы здесь прекрасно понимаем наши цели, — вышагивала туда-сюда перед подручными начальница, выдавая речь так, словно обращается к целой армии приспешников, а не к двум неквалифицированным тунеядцам, — Все, кроме новобранца.       Девочка резко остановилась перед новеньким в их скудной компании, скептически рассматривая добросовестно скопированную Эмо-Мэйбл, чью фальсификацию выдавало по странному неотёсанное выражение лица.       — Наша главная задача в этой вселенной — найти Слезу Аксолотля.       — Слезу, — обыденно повторил для себя Шейп-Шифтер и не надеясь, что ему объяснят точный смысл этого слова.       Впоследствии он будет думать, что слезами называют подвиды камня, никак не сопоставляя это слово с водой, которая лилась из глаз злой личинки позавчера.       Представлять камни вместо всего неясного было гораздо привычней, ведь камни там, под землёй, где он провёл всю свою жизнь, являются обычным и понятным делом.       — Могущественный артефакт, — торжественно возвестила Анти-милость, проигнорировав его бессмысленный комментарий.       Для создания должной атмосферы в своей злодейской речи, по злодейским канонам объясняющей мотивы её злодейских планов, она вскинула руки к дырявому потолку.       — Слеза Аксолотля — это дар самого создателя, что скрывает в себе абсолютную мощь! Дар, способный порождать и уничтожать целые миры, туманить неокрепшие умы, решать судьбы живых, мёртвых и…       Заметив у рекрутов полную отстранённость от её драмы, злодейка устало вздохнула, потерев переносицу.       — Это небольшой синий камешек, — доступно пояснила она, — Нам нужно найти небольшой синий камешек.       — Так как в Гравити Фолз действует природный магнетизм, притягивающий аномалии, можно предположить, что этот камешек, где бы он ни был раньше, на данный момент находится здесь, в городе, — добавила эмо, — Круг поисков значительно сужается.       — Заткнись, Мэйбл.       — Извини, Мэйбл…       — План таков, — начальница достала карту, показав соратникам.       На карте были зачёркнуты некоторые места, включая свалку, церковь на главной площади, гномий лес, местный молл, мексиканский ресторан, чёрный рынок «Погреб» и даже бункер автора, что говорило о том, что и без Шейп-Шифтера в городе уже проводились локальные поиски.       Хижина Чудес была перечёркнута очень тонким, слегка видным крестиком, словно чёркающий был в чём-то не уверен.       — Я проверяю клуб и пару кафешек, — распорядилась главная, имея за собой полное право не вдаваться в подробности, — Чернышка, на тебе старшая школа и кладбище.       — Балдёж, — безэмоционально откликнулась эмо, снова уткнувшись в свой телефон.       — А тебе выберем что-то попроще, для первого раза, — поводив пальцем по карте, Анти-Мэйбл остановилась на углу одной из улиц в центре городка и коварно улыбнулась, — «Перелом черепа».       Услышав это название, говорящее само за себя, Шифтик сделал вполне логичный вывод, что «Перелом черепа» достаточно опасненькое местечко, и принял свой родной облик. Перевоплощаясь, он задел стоящую рядом телефонозависимую Мэйбл, подцепив её клешнёй за шиворот.       Смотря на своего барахтающегося в воздухе эмо-клона, и оборотня, готового буквально лезть на стену от её визга, Анти-Мэйбл задумалась, а оправдывает ли её эфемерная злодейская цель средства.       — Нет, так не пойдёт, — скрестив руки, покачала головой начальница, теряя всякую терпимость к приближённым, — Ты — козырь, монстяра. А козыри должны быть скрыты до конца игры.       Визги закончились падением Эмо-Мэйбл на пол, как только монстр принял облик стоящей напротив командующей, с явной ноткой протеста скопировав даже её позу.       Во всём виде существа отражалась позиция, что он не собирается быть чьим-либо козырем, особенно, козырем наглых личинок, рыдающим от потери своей огнестрельной игрушки.       Когда-то давно автор и Ф. играли при нём в карты. Маленькому чудовищу в колбе никогда не нравилось, как легко автор с помощником скидывали карты с самыми красивыми рисунками в сброс рубашкой вниз.       Командующая напротив же не собиралась никого ни в чём переубеждать. На её хитрой моське можно было легко прочесть: «Давай, броди один по поверхности, упуская шанс получить гораздо больше».       Шейп-Шифтер не умел читать, но интуитивно понял каждое слово.       Одержав победу в невербальной конфронтации, Анти-Мэйбл подошла угрожающе близко к своему новому дублёру, чтобы убедиться, что каждое её слово будет услышано и принято к сведению.       — Искать Слезу в городе будешь в моём облике.

***

      Перелезая через забор, чтобы сократить себе путь, Мэйбл предвкушала, как хорошенько пожалуется своему другу на дядю.       Тот недавно очень однозначно дал понять, что испытывает личную неприязнь к учёному, а значит, им точно найдётся о чём поговорить.       Осталось только этого своего друга найти, что у неё вышло, на удивление, достаточно быстро.       Она проходила мимо детской площадки, решая какую песню из репертуара группы «BABBA» спеть под дверью Точно-точно-Гейба, чтобы выманить его из закрытой комнаты.       На небольшой детской площадке, фаворитке Гидеона и остальной менее элегантной детворы, маленьких людей было как обычно достаточно. И как обычно, их родителям было не до них.       Мамочки у горки устроили родительское собрание, чтобы пообсуждать своих мужей, один из которых громко храпел в усы на лавочке.       Не устояв перед манящими детскими забавами, Пайнс запрыгнула на карусель по пути, по старой привычке разогнавшись до головокружения.       Раньше они с Диппером часто так делали: занимали карусель на всю школьную перемену и по очереди друг друга раскручивали, пока искры из глаз не посыплются.        Эта маленькая традиция, берущая корни из беззаботного детства с дедушкой Шерманом, как и многие другие традиции, за минувший учебный год успела зарасти паутиной.       О каруселях уже и не вспоминаешь, когда бежишь на важное занятие на другом краю школы, попутно вминая в себя свой ланч, надеясь, что завтра твоё учебное заведение сгорит к чертям.       Карусель замедлила ход, а мир перед глазами плыть не перестал.       Добившись желаемого эффекта, который находила прикольным, Мэйбл сползла с местечковой станции подготовки астронавтов к полёту в космос и пошаталась в сторону первого попавшегося на глаза устойчивого места.       Она двигалась к горке впереди, как споткнулась об стенку песочницы, шмякнувшись в чью-то пасочку.       В бесконечные небеса над страной свободы ей посмотреть не дали. Перед её глазами начали щёлкать пальцами, облачёнными в жёлтую резину.       И вот он. Она его нашла. Не там, где планировала, не там, куда шла.       Большинство старших детей не играло в песочнице, называя это занятием для малышей. Так то оно и было, в песочнице безусловно зависают киндеры до пяти лет, но Билл плевал бы на возрастные стереотипы мешков с костями с высокой галактики, если треугольные сгустки чистой энергии имели бы слюни.       Не первый раз Билл посещает эту детскую площадку. В своё прошлое посещение он тут обменял баночку химически чистого бензола на переводную картинку со чёрным пуделем. Клёвая такая картинка была.       И что, что ему миллиарды лет? Хотите сказать, что он старый?       Кто скажет, что он старый, первым отправится в странно-гулаг с началом нового конца света, если сперва не сляжет мячиком для пин-чело-понга.       Славненькое будет время, если оно будет, а его не будет потому, что если оно будет, Большой Фрилли а.к.а «Джордж Вашингтон Розовый-Пуся-Младший» будет возражать, что будет неприятненько.       Очень сложная система, да, но не переживайте. Вы её тоже в скором времени поймёте, когда сойдёте с ума, как он.       Вынудив Падающую Звезду привстать, демон прытко схватил пробегающую по бортику песочницы белку, которой не повезло оказаться у него под рукой. Он протёр ею несуществующие слезинки под тёмными очками, сдавив грызуна так, что его чёрные глазки-бусинки, повылезали из орбит.       — Как же ты выросла! Ох, вот и моя маленькая девочка шантажирует мелких лоббистов, — от переполняющей его менторской гордости он с чувством высморкался в белку и наигранно всхлипнул, — Мы с папой так гордимся тобой...       Брыкающееся животное успело расцарапать ему лицо и порвать горлышко водолазки, перед тем как сбежать, на что он совершенно никак не отреагировал.       Мэйбл достала из рюкзака салфетки, стерев кровавую росу, оставленную белкой, и грязный песок с его щеки...       Звучит романтично, хотя на самом деле подобную сцену каждый желающий может понаблюдать у стен любого детского сада: мамочка пытается вытереть лицо своему вредному дитятку, что безбожно этому сопротивляется, морщась и упираясь. Вот так быстро они поменялись ролями.       — И тебе доброе утро, злодей-немец из фильмов…       — Что-что? Я понимаю только вокзал, — уведомил девочку злодей-немец из фильмов и выпихнул её за пределы песочницы вместе с её дурацкими салфетками.       В осквернённом демоном песочнике зелёной детской лопаткой проводились существенные раскопки. Существенными их можно было назвать хотя бы потому, что всё одержимое тело парня было в песке.       Подобного результата можно было добиться, разве что, извалявшись на пляже. Пляже, что был недоступен жителям Гравити Фолз в полной мере из-за вредящей окружающей среде политики Нортвеста.       Здесь можно было остановиться и пошутить, что теперь демон разума может смело называть себя Песочным Человеком, если бы Билл не стёр Песочного Человека в порошок помельче пару веков назад.       Незавидная судьба фольклорного персонажа... Скажем так, никогда не пересыпайте дорогу таким конкурентам, как Билл Сайфер.       — Поедим богатых, когда я закончу копаться в сыпучих крупинках кварца, ладненько? Иди гуляй.       — Поедим богатых?       — Это непереводимое устойчивое выражение в английском.       — Но я... Я говорю по-английски...       Гейб приостановил работу, с насмешкой подняв голову на Звезду.       — О, и прямо сейчас тоже?       Звезда, легко поддающаяся чужому влиянию, почувствовала, что уже не уверенна даже в том, что прямо сейчас думает на английском, и нервно затормошила рукав свитера.       Покуда Билл наслаждался плодами своего газлайтинга, его улыбка становилась всё шире и снисходительней.       Оставив лингвистическую тему Мэйбл в качестве пищи для размышлений, демон разума продолжил возиться в песке.       Надув щёки, поставленная в режим ожидания Звёздочка стала изучать окрестности в поисках чего-то, к чему можно было бы придраться.       Её взору очень вовремя попался маленький мальчик, с душераздирающе тоскливым видом стоявший поодаль. Он не спускал глаз с зелёной пластиковой лопатки в руках Билла.       Сложив два плюс два, защитница прав всех, кто об этом не просил, встала на бортик песочника, то и дело теряя равновесие, махая руками. Найдя устойчивую позицию, девочка упёрла руки в боки, и твёрдо попросила:       — Верни мальчику лопатку. Спорю на обещание больше никогда не спорить, что ты взял её без спроса.       — Не взял, а отобрал, — поправил её Сайфер, засунув руку в вырытую яму по самое предплечье.       — Тем хуже!       — Он проиграл её в честном бою, ничего не могу поделать.       Мэйбл представила, сколько же пунктов Женевской конвенции Билл мог нарушить в битве за лопатку. Надо бы поставить себе в телефоне напоминалку сдать друга под трибунал в Гаагу, когда она станет королевой Марса или, на крайняк, президенткой Земли.       А пока Гаага была недоступна, будущая президентка Земли искала актуальные методы мирного решения конфликта.       — А у меня День Рождения через два месяца...       — А у меня цилиндр зачесался сегодня, настолько он стал неотъемлемой моей частью, прикинь?       На неприступную пирамиду обычные манипуляции не действуют.       Лопатка вернулась к законному владельцу по ненадобности, когда Билл наконец-то достал со дна выкопанной ямы то, ради чего, собственно, её так усердно рыл.       Уповая на удачу, он крутил в руках небольшую вырытую детальку. Деталька, насколько из-за песка на ней Мэйбл могла судить, была отдалённо похожа на каретку от велосипеда.       Из-за солнцезащитных очков, ограничивающих львиную долю его харизмы в человеческом теле, определять, какие процессы происходят в гениальных мыслях и считывать его настроение стало ещё трудней...       Но не в этом случае.       В этом случае Падающая Звезда по дрожащим рукам могла смело предположить, что истерика долго не заставит себя ждать.       Билл разочарованно выбросил неподходящий вырытый клад себе за спину, попав им в лоб одного из братьев Венди, пробегающего мимо.       Упав на землю, Кевин больше не двигался.       Закрыв лицо руками Сайфер засмеялся, натянутыми обрывистыми смешками давая понять, что искал что-то совершенно другое. В какой-то момент он даже взвизгнул, но девочка не сразу поняла, что этот высокочастотный звук издал именно он.       — Это всё не то, не то, не то! Мне нужны его чертежи, детали, руки!       Мэйбл часто не знала, как утешить тех или иных людей… А демонов, очумевших от своей беспомощности, так подавно.       Обычно она говорила что-то вроде: «нужно мыслить позитивно» или напоминала, что кому-то может быть намного хуже сейчас.       Именно так она и успокаивала плачущих по парням девочек в школьном туалете: напоминала им о том, что они не голодающие дети в Африке и не беженцы из Сирии, как их симпотный школьный учитель немецкого.       А потом удивлялась, почему никто не хочет с ней обедать в кафетерии.       Вряд ли Биллу бы понравилось, сравни она его с африканскими детишками или симпотными сирийскими учителями, а оправиться отдыхать к Кевину ей не хотелось.       — Смотри, что я нарисовала вчера за ужином! — попыталась отвлечь его от нытья Звезда.       К уже вымытой роже парня поднесли листик с парочкой заломов, хранившийся всё это время за пазухой свитера.       Не дождавшись какой-либо инициативы, детский рисунок попросту всучили ему в руки, оторвав их от прекрасного лица Гейба.       — Это девочка по имени Яблоко. Она танцует, даже несмотря на то, что её ноги превратились в сосиски, видишь?       Обойдя Гейба, окончательно и бесповоротно вторгнувшись в его песочное пространство, она заглянула ему за плечо и с неподдельной гордостью восхитилась своим творением:       — Моя лучшая работа… Сколько эмоций в одной картинке…       Точно-точно-Гейб оглянулся на неё теперь с таким ничего не выражающим выражением лица, будто бы весь его былой энтузиазм вытек из него вместе со слезами менторской гордости.       Даже не видя глаз Билла за тёмными линзами очков, провозглашённый им гений столетия для себя решил, что её очередной шедевр демона не впечатлил.       — У меня на ужин вчера была пересоленая сосиска и яблоко, которым я попыталась заесть солевую шахту у меня во рту, спонсированную готовкой дяди Форда, — несмотря на незаинтересованный вид своей музы пояснила Падающая Звезда, — А танцует девочка потому, что я люблю танцевать.       Мэйбл покрутилась вокруг своей оси, станцевав какой-то свой по-детски несуразный танец, и принюхалась вместо поклона.       — Я чую одеколон Пасифики, — объявила она и ринулась на запах, в сторону главной площади, прихватив заветную папку, — Ну и пахучая дрянь со спиртом!       Билл ещё какое-то время любовался рисунком девочки по имени Яблоко с сосисками вместо ног. Аккуратно сложив рисунок, он в очередной раз прикинул, что в его империи хаоса Звёздочка прижилась бы на ура.       Последовав за девочкой, Точно-Точно-Гейб выбросил сложенный листок в первую попавшуюся лужу.       Старая-добрая площадь с каменным Натаниэлем Нортвестом кишмя кишела людьми, под чутким руководством городской администрации устроивших что-то вроде небольшого блошиного рынка с нотками фестивальности. Всё ещё на американскую тематику, но без особого фанатизма Дня Первопроходца.       Если День Первопроходца праздновался в дань уважения прошлому, то вся неделя до четвёртого июля делала акцент на настоящее. День Независимости не будет Днём Независимости без группы республиканских пап, которые обязательно надерут зад группе миллениалов-демократов под залпы фейерверков.       К четвёртому июля наступала патриотическая идиллия: семьи собирались на барбекю, бабушки ставили портрет Рональда Рейгана на комод между фигуркой ангелочка и святым распятием, а из каждого дома пахло американским яблочным пирогом.       К национальному празднику в Гравити Фолз никогда особо не готовились, что не мешало каждый год праздновать его на славу.       Шарики там, шарики тут, приклеим на скотч флаг к чьему-то бамперу и на этом всем спасибо. Скудные декорации заканчивались здесь, открывая горожанам целый полигон для полёта воображения.       Например, исходя из факта, что до этого города только-только дошли повестки дня прошлого века, люди любили собираться и обсуждать, как же плох был коммунизм, социализм и прочие синонимы красного флага. Разницы между этими понятиями, по их мнению, всё равно не было.       Марти Роббинс на таких тематических вечеринках никогда не затыкался, безустанно продолжая и продолжая спрашивать: «Разве я не прав?»       И всё же, День Независимости был больше о национальной гордости, семейной пикниковой обжираловке и салютах до трёх ночи. А вот на многовековые традиции жители города всё чаще махали рукой. Дятловыми Дебатами, как и фактически отсутствующей политикой города, интересовались три калеки и Тэд Стрэнж.       Конкурс выбора оппонента с начала века не выходил за масштабы одного-двух кандидатов, не выходя и за приделы рыбацких лодок.       Насобирали снасти, отдали её Стиву, потому что он хорошо цитировал Бенджамина Франклина. Дятел сделал Стиву предложение крыла и сердца, Стив женился на дятле. На дебатах на пне Стив с нулевой аудиторией мило поболтал с мэром Бифаффтлфамптером о том, что как-то не рыбачится в этом году и меру стоит что-то предпринять по этому поводу, ну там, переговорить с рыбой или что-то вроде того. Через пару дней после дебатов и свадьбы, Стив развёлся с дятлом, ибо дятел оказался самцом, а в то время не одобряли гомосексуальные браки. В разделе червякового имущества дятел выклевал Стиву все мозги и больше они не перестукивались.       Примерно так проходил День Независимости с начала нулевых, превратившись из некогда важного политического события, основанного первыми поселенцами, в локальный рыбацкий клуб дятло-женатиков.       Ажиотаж вокруг этой темы варьировался от года к году, но уже не сильно кого-либо интересовал...       До сих пор.       Узнав о конкурсе от Тейта МакГакета, в день, когда он доставал их с Венди и козлом из воды, Мэйбл подумала, что выиграть оппонентство для неё — раз плюнуть. Вливаешься в коллектив рыбаков, патриотически умничаешь и надеешься, что выбравший тебя дятел на самом деле зачарованный принц.       Мэйбл не повезло решиться в этом поучаствовать в тот самый год, когда организацией занимался не кто иной, как Престон Нортвест, заметивший в дурацкой традиции из своей юности коммерческий потенциал, после шумихи прошлогодних выборов мэра.       Именно поэтому на площади вовсю устанавливались ларьки с сувенирами и червяками на развес для туристов, и именно поэтому дядя Стэн будет грызть локти. Дядя Стэн и Нортвест знали, что туристов разбегаются глаза и открываются кошельки при виде местечкового колорита, какого им в Индиане не видать.       Протиснувшись между двумя разнорабочими, Мэйбл нашла зачинщиков пышности приближающегося федерального праздника, позирующими для репортёров.       В качестве чудесного фона для фотосессии городской администрации служили горы.       Не только орегонские заснеженные пики, окружающие город, но и горы из ящиков с пиротехникой, две недели назад «конфискованные» у пироманьяка, чуть не испортившего Летоуин своими разрушительными планами.       Благо, его эмо-двойник разрушил эти планы до того, как они разрушили город.       — Все говорим «Салют на четвёртое июля»! — пропищал Мэр Кьютбайкер, состроив милую мордашку для совместного фото.       — Салют на четвёртое июля! — повторили за ним все присутствующие в кадре, улыбнувшись Тоби Решительному, снимающего материал для «Сплетника Гравити Фолз».       Улыбки исчезли с лиц Нортвеста и его дочери, как только закончилась съёмка, а всё такой же жизнерадостный Тайлер завёл с остальными членами управления пустую беседу по типу: «Даёшь найдём пироманьяка! Даёшь заберём у него ещё пиротехники!»       — У меня мозги вспотели, — вполголоса прошипел Престон, вставая с лавки и наклоняясь к Пасифике, — Сними с меня это.       Пасифика беспрекословно сняла с него енотовую шапку, покорно встав рядом. Скучающе осматривая толпу, она обнаружила в ней Пайнс, дав лицу выразиться неловкостью и возмущением одновременно.       — Хорошая-я-я фотография, — протянул Тоби Решительный, рассматривая сделанное фото, — Украсит первую поло…       Тоби был отпихнут бедром своей любимой Шандры Хименес, берущей интервью у Престона Нортвеста, и послушно улетел в ящики с фейерверками.       — Не верится, что микрофонщик заболел прямо перед Днём Неазвисимости, — жаловалась Шандра бесплатно заменяющей микрофонщика Тэмбри, ибо родственникам платить не принято, — А самое страшное, что я и сама начинаю заболевать, а мы отсняли меньше половины запланированного!       Репортёрша гулко чихнула, прикрыв рот рукой, ясно давая понять, что сляжет к четвергу.       — Я, наверное, заразила и моего коллегу… А репортёров в Гравити Фолз только двое! — ныла дальше Шандра своей племяннице, еле удерживающей тяжёлый съёмочный микрофон над собой, — Вот если бы Присцилла Нортвест не уехала…       Престон громко кашлянул, и Мисс Хименес подарила ему искренне сожалеющий взгляд.       — Я и тебя заразила, Престон?       — Ближе к делу, Шандра.       Шандра посерьёзнела и, как своего рода актриса, в одно мгновение включила «режим работы». Выдохнув в микрофон, она подала знак оператору, что готова.       — Мистер Нортвест, что по вашему мнению предстоит желающим собрать наибольшее количество червяков в этот день и принять участие в скорых дебатах?       — Посоревноваться с Пасификой. Ах, юный дух соперничества!       Только опомнившись от сказанного Нортвестом, оптимистка заметила, что он всё-это время прижимал к себе пока что пустую двухлитровую банку. В точности такую же, какую Мэйбл держала у себя в рюкзаке.       — Пасифика, — обратился он к дочери, ласково пригладив её волосы свободной рукой, — Ты, случайно, не помнишь, как начинался припев песни о Джоне Поле Джонсе?       Сама не до конца понимающая план отца Пасифика отстранённо покосилась на стоящую напротив Пайнс, сортируя строчки песни детства по своим местам.       — Боролся в дождь, боролся в зной, боролся при свете луны… — неуверенно напела она, привлекая внимание народа вокруг.       — Боролся ножом, боролся ружьём, боролся, что есть сил, — громче подхватил Престон.       — Джон Пол Джонс воякой был, был воякой он, — запели они вместе, притягивая к себе умилённые взгляды, — Он на севере был и весь юг оплыл…       Мэйбл с завистью насупилась, смотря на пару червячков, тут же на месте подкинутых в банку Престона.       Ну, как пару… Ленивая Сьюзан, к примеру, высыпала всю бесхребетную живность, собранную ей в вышедшую из обихода сахарницу.       Все очень надеялись, что эта сахарница вышла из обихода.       — И Америку осво-бо-дил! — торжественно закончили Нортвесты и рассмеялись.       Рассмеялись так натурально, что могло показаться, что они обычная семья, а не холодные обедневшие дворяне со склонностью к эмоциональному насилию.       Закончив смеяться, отец передал дочери банку с первым вкладом в абсолютную победу их семьи на дебатах. Заметив, как скривилось её лицо от вида червяков, он, продолжая улыбаться публике вокруг, уже менее радостно прошептал ей на ухо:       — Держи банку крепко, Пасифика. Ты же не хочешь разочаровать меня и маму?       Пасифика неповоротливо кивнула, сжав синеющее стекло под пальцами, пока зеленеющая от такой подставы Мэйбл наконец вспомнила о существовании Точно-точно-Гейба.       Тот тоже без неё не скучал, выцепив из толпы какого-то невезунчика, и страстно рассказывая ему о том, как во время Холодной Войны советская разведка подсунула пассивное подслушивающее устройство внутрь большой печати США, подаренной американскому послу советскими пионерами.       Его рассказу пришёл конец, когда между ним и сконфуженным собеседником выросла Падающая Звезда, спугнув жертву демонического ликбеза.       — Билл, ты же многое умеешь и многое знаешь, все дела…       — Никогда за собой не замечал!       — Можешь помочь мне привлечь народ? — прямо высказала свою просьбу Звезда, сложив губы бантиком.       Точно-точно-Гейб молча поднял бровь.       — Пожалуйста! Мне нужны червяки, если я хочу выиграть, а я обязана выиграть, иначе что я за гиперактивная гроза взрослых после этого? Ты можешь рассказать им какую-то занимательную американскую историю ужасов или спеть какую-то бла-бла-кантри песню, как это сделал Нортвест! Да, твой голос вряд ли можно назвать певчим... Иногда ты звучишь, как подросток с ломающимся голосом и переизбытком железа в организме, но ты же не на камеру петь будешь, правда? Твой голос точно не для телевиденья…       Метнув взгляд Мэйбл за спину, где стояла чихающая Шандра Хименес, выслушивая лживые обещания заместителя мэра, Точно-точно-Гейб поднял и вторую бровь.       — Пожа-а-а-алуйста, — разразилась мольбой девочка, потихоньку сползая на землю, трепля сначала водолазку оккупированного парня, а потом и его штанину, — Пожалуйста-пожалуйста-пожа…       — А что взамен? — спросил он, вопрошающе-игриво склонив голову на бок.       — Э-э-э… Ну, — Мэйбл задумалась, отлипнув от ноги Гейба, — Хорошую компанию ути-пути Звёздочки?       — Мне нужно удобрение для фикусов, кусок сыра с дырками и твой физический сосуд в понедельник ночью.       Всё вокруг побледнело, и паразит полез вон из головы Гейба, наглядно показав, что значит избавляться от своих демонов.       — Нет-нет-нет, — замахала руками Пайнс, взвинтившись на ноги, — Ты должен остаться Гейбом!       Люди вокруг снова стали цветными, и паразит вернулся на место в Гейба с видом полного недовольства.       — Побудь Гейбом сегодня, пожалуйста, — уже не так уверенно попросила Мэйбл, заёрзав на месте и опустив взгляд, — Так мы оба сможем телесно провести время вместе…       Прямиком после безучастного глазения на девочку поверх спущенных на нос очков, Точно-точно-Гейб закатил глаза к небу, театрально приложив тыльную сторону ладони ко лбу.       — Ах-ах, атмосферный столб на меня давит в этом теле! Давит! — воскликнул он и в жесточайшем припадке свалился на Мэйбл, почти сбив ту с ног.       — Ах-ах, я умираю, Звёздочка! Мне срочно нужно другое тело! Другое!       — Не давит, — в сопротивлении прокряхтела Мэйбл, кое-как удерживая на себе тело молодого парня, что есть мочи пытаясь снова поставить его на ноги.       — Давит, — встретившись с несогласием, оживился Сайфер, не переставая не хуже любого атмосферного столба давить на девочку украденным телом, — В прошлую среду было точно так же.       Не выдержав, Мэйбл под весом Гейба упала на землю, прихватив и его с собой.       — Звёздочка это правильно придумала, что мне нужно прилечь, — промурлыкал треугольник, устраиваясь на Звёздочке под собой поудобней, как на подушке, пахнущей дешёвыми китайскими блёстками, — Звёздочке там удобно?       Отняв голову от асфальта, подушка несносного демона сразу скосила глаза на выбившуюся прядь волос и поспешила сдуть её со лба.       Как только глаза перестали фокусироваться на раздражителе, взгляд упал на начищенные до блеска чёрные сапоги в двух шагах от её носа и их прекрасную хозяйку, до сих пор расхаживающей с енотовой шапкой в руках.       Они с Пасификой остались наедине, как только встретились взглядами, изолировавшись от остальной площади. Зеваки то и дело появлялись в поле зрения и быстро пропадали, сменяя друг друга.       Народ бесновался с зачастую небольшими консервными баночками для снасти, сегодня фактически игравшей роль валюты.       Как бы много ни было людей вокруг, Мэйбл и Пасифика не замечали никого, кроме друг друга.       Придя в себя после ролевой игры, бывшая богачка в полной мере осознала, что к инциденту с клонами Диппера на гаражной распродаже пару недель назад был причастен ещё кто-то.       Кто-то, вроде Мэйбл.       В воздухе повисла неловкая пауза. Девочки молча смотрели друг другу в глаза, не находя подходящих слов.       Нортвест то и дело нервно поправляла свой фиолетовый редингот.       Мысли бывшей богачки витали где-то между волнением за её пони, оставленного на попечение Шерифа и его помощника на время церемонии открытия, и дурындой Пайнс. Она всё никак не могла решить, стоит ли злиться на эту дурынду, которую уже во второй раз уличает во лжи и недоговорках.       Окупают ли сейчас промахи Мэйбл прошлогоднюю стерву Пасифику Нортвест?       Отныне позволить Пайнс разнести отца на публике казалась неважной идеей. Может, не надо было вообще давать согласие на шантаж папы этой папкой.       — Пасифика, я… Мне очень жаль, я не хотела, чтобы ты тогда расстроилась из-за отсутствия Диппера на вашей встрече и разочаровалась во мне, — окончательно выдала себя Мэйбл. На её лице обосновалась виноватая тень, не собираясь его покидать.       — А я-то думала, что мы прошли тему с разочарованием ещё на той вечеринке в честь твоих дядь, — наконец собравшись с мыслями, фыркнула Пасифика, задрав нос.       — Извини, я…       — Забудь. Просто постарайся больше не лезть в чужие дела, — взгляд её холодных голубых глаз скользнул по заветной папке, у подруги под рукой, — Никогда не лезть.       Она подкинула Пайнс енотовую шапку, что метко приземлилась ей на макушку.       Освободив руки, девушка сняла шлем для конной езды, развеяв светлые пряди по плечам и спине, и развернулась, собираясь на поиски шерифа, выгуливающего пони.       Но рука с золотым обручальным кольцом вернула её на место, одним движением снова повернув лицом к Мэйбл.       Встретив Нортвеста вновь, Пайнс мгновенно оказалась на ногах, скинув с себя воришку тел, чья жертва захвата внезапно полегчала на пару килограмм.       — Подержи, — буркнула Мэйбл, кинув злосчастную папку треугольнику с такой силой, что та впечаталась Гейбу в лицо.       — А этого было делать необязательно, — глухо подметил треугольник из-под веса компромата.       — Мисс Пайнс, какая приятная встреча, — с оскалом вместо улыбки поприветствовал её Престон, не отрывая взгляда от папки, вполне вероятно сломавшей Гейбу нос, — Как вижу, вы с Пасификой начали ладить. Как мило.       Надувшись, Мэйбл хотела ему ответить, но не успела: из-за Престона высунулся Тайлер Кьютбайкер и, невиновно хлопая длинными ресницами, замахал шариковой ручкой и планшеткой с кучей листов.       — Мэйбл! Я так рад тебя видеть! — пискнул он от радости своим тоненьким голосочком.       — Я тебя тоже, Тайлер! — пискнула Мэйбл в ответ, не глядя записав своё имя списке участвующих в конкурсе у него в руках, — Как тебе работа мэра спустя год? Не сложно?       Не ожидавшие такого панибратства Нортвесты одновременно и одинаково скривились.       — С тех пор, как у меня появился Престон, мне стало намного легче! — счастливый Тайлер без задней мысли похлопал своего заместителя по предплечью, достав высокому коллеге только туда, — Единственные весомые проблемки — это нехватка бюджета и людей! Приходится искать волонтёров, чтобы отпраздновать четвёртое июля более утончённо в этом году!       — С радостью помогу вам с организацией, как только по праву выиграю право быть оппонентом на дебатах!       — Ай-яй. Твоё применение тавтологии — как бритвой по барабанной перепонке блондинчика, — подал голос демон, прохлаждаясь на асфальте, — Фордси был прав. Оратор из тебя никудышный.       Мэйбл, не меняя ангельского выражения лица, завела ногу назад и въехала носком туфли Гейбу в колено.       — Это было грубо, — доложили ей снизу.       — Ты тоже участвуешь в сегодняшнем конкурсе? Я, как мэр, безумно рад вовлечённости молодёжи!       Девочка утвердительно кивнула, позлив владельца «Брызговиков Нортвест».       — Знаешь, Тайлер, мне всегда была близка американская демократия.       Владелец «Брызговиков Нортвест» еле сдерживал себя, чтобы одним ударом не отправить дрянную девчонку предавать привет американскому флагу на луне.       Удивительно, как ненависть с лёгкостью размывает возрастную разницу между поколениями.       — Сомневаюсь, что маленькая девочка может быть образована в американской демократии, едва закончив изучать таблицу умножения, — вмешался в разговор бывший богач, отодвинув в сторону Пасифику и недоумевающего Тайлера, как единственную преграду между собой и Пайнс, — Я уверен, ты и десяти штатов назвать не сможешь.       — Орегон. Калифорния. Нью-Джерси. Вашингтон. Нью-Йорк. Мэриленд. Канзас. Монтана. Огайо. Техас.       Мужчина хохотнул в кулак и саркастично похлопал в ладоши, продолжая привлекать к себе внимание, как типичный популист.       — Снимай, снимай же, — восклицала Шандра, сотрясая своего оператора.       — Неплохо. Базовый багаж знаний и в правду усвоен. Что же. Не буду же я издеваться над ребёнком и просить назвать эти же штаты в порядке присоединения? Я же не садист, в конце концов.       — Я могу. Все пятьдесят, — самоуверенно заверила его Мэйбл, сжав кулачки до побелевших костяшек.       — Почему бы тебе не продемонстрировать? — взял её на слабо Нортвест и указал на собравшихся на площади зевак, — Смотри. Все только этого и ждут.       В ответ Мэйбл осталось только набрать воздуха в лёгкие, покраснеть, как помидор, и затараторить со скоростью, какая многим рэперам не снилась даже после самой тугой самокрутки:       — Делавэр, Пенсильвания, Нью-Джерси, Джорджия, Коннектикут, Массачусетс, Мэриленд, Южная Каролина, Нью-Гэмпшир, Вирджиния, Нью-Йорк, Северная Каролина, Род-Айленд, Вермонт, Кентукки, Теннесси, Огайо, Луизиана, Индиана, Миссисипи, Иллинойс, Алабама, Мэн, Миссури, Арканзас, Флорида.       Вся площадь затаила дыхание, наблюдая за тем, как у Мэйбл кончается воздух.       Злорадство покинуло лицо Престона, не ожидавшего такой самоотдачи, и тот отпрянул от девочки, поравнявшись с Пасификой, что в своё время была готова провалиться под землю от испанского стыда целых два раза: и за отца и за подругу.       — Техас, Айова, Висконсин, Калифорния, Миннесота, Орегон, Канзас, Западная Вирджиния, Невада, Небраска, Колорадо, Северная Дакота, Южная Дакота, Монтана, Вашингтон, Айдахо, Вайоминг, Юта, Оклахома, Нью-Мексико, Аризона, Аляска… Гава-а-а-й-и-и!       Название пятидесятого штата разнеслось эхом по площади, прочистив уши статуи Натаниэля от голубиного помёта.       Люди вокруг онемели, переводя взгляд с перекошенного лица Престона на запыхавшуюся патриотку.       Гробовое молчание нарушила Тэмбри, в конце концов уронившая тяжеленный съёмочный микрофон Тоби Решительному на ногу, от чего тот взвыл пуще бешеного койота.       Последовав стадному чувству, горожане приняли его вой за первый глас.       Праздная улица разорвалась ликованием, сопровождённым взрывами хлопушек, которые по-хорошему предназначались ко Дню Независимости, и плачем Тоби, которого и без того затолкали локтями.       Закрутившаяся настоящим американским торнадо оптимистка исчезла из поля зрения Престона быстрее, чем он успел отплеваться от конфетти, запутавшегося у него в усах.       Ему стало и не до конфетти, когда ему на нос приземлился дождевой червяк, взятый толпой в обиход сразу после хлопушек.       В воздух подкидывалась даже снасть, продающаяся на каждом углу в этот день.       И только Тэд Стрэнж ничего не подбрасывал и хлопушек не взрывал, ибо мусорить на улицах — не хорошо.       — I lai la, ua i la, no mala hini ohana! Признай, Нортвест, ты про-и-грал, аloha e komo mai! — напевала Мэйбл, ускоренно танцуя хулу вокруг бывшего богача под звуки бушующей толпы, разливая смешавшийся с сахаром адреналин по крови.       — Хе-хе, пицца с ананасами творит чудеса с гуманоидами! — донёсся голос Билла откуда-то снизу, что свидетельствовало о том, что Точно-точно-Гейб до сих пор валялся у народа под ногами.       Под конец победного танца Мэйбл всплеснула руками, и на ней, как по волшебству, появился белый гавайский венок.       Пасифика с дёргающимся глазом наблюдала за тем, как она с широкой улыбкой отвешивала низкие поклоны, вертясь по всем фронтам своей публики так, что леи на шее всё никак не могли приземлиться ей на плечи.       — Пайнс, чёрт возьми, откуда взялся венок? — возмутилась Нортвест, оказавшись у неё за спиной.       — Сила алохи, — ответила ей Пайнс, пытаясь отдышаться, и максимально беспалевно поправила рукав свитера с остальным напиханным туда реквизитом.       Казалось, под свитером у неё мог скрыться целый Солт-Лейк-Сити.       — Это лучшее, что я когда-либо видел, — прослезился Тайлер, вытирая глаза своей лентой мэра.       Он в прыжке снял с Нортвеста ковбойскую шляпу, в чьё углубление уже забились подброшенные народом черви, положил их в банку Мэйбл, выглядывающую из намеренно приоткрытого рюкзака.       Сью, работница исторического музея, целенаправленно пробегала мимо воскресной червячной сумятицы, явно её не интересующей. Сью с библиотечной книжкой подмышкой бежала на работу.       Кто бежит на работу с библиотечной книжкой подмышкой в воскресенье? Наверное, тот, у кого есть скелет в шкафу.       В её случае, скелет был не в шкафу, а в историческом музее. И был это не скелет вовсе, а самый настоящий президент Соединённых Штатов Америки.       Вряд ли какой-то там музей в самой глухомани Орегона удостоился бы чести посещения Барака Обамы...       То был совершенно другой президент: забытый, никому не нужный, восьмой с половиной президент США. Он целый год жил одиноким волком, хоть и был на самом деле демократическим ослом, что не постеснялся покинуть основанный собой городишко в поисках политической поддержки. Свою правду он год проповедовал в близлежащих штатах, до которых только сумел доехать на лошади задом наперёд.       На Хеллоуин президент пугал детей в Портленде американской мечтой, на День Всех Влюблённых срывал свои штаны и помолвки в общественных местах Бойсе, а на Пасху он терроризировал Сакраменто, заявляя, что это ужасный папистский праздник.       В целом, он вёл себя по-американски маргинально, вследствие чего им заинтересовались правоохранительные органы.       Не потому, что он плохо себя вёл, а потому, что он являлся секретным материалом на равных правах с пришельцами Розуэлльского инцидента, закодированными данными Вайоминского инцидента, обломками корабля Филадельфийского инцидента…       За прошлое столетие в Северной Америке произошло слишком много инцидентов.       Не поверите, гоняясь за Квентином Трэмбли по горам, лесам и дурдомам, ЦРУ всё же президента поймало и упекло прямиком в Нью-Мексико, в отдел зоны 51 для особо буйных. За хорошее поведение, его могли очень скоро отправить посылкой в Вашингтон Ди-Си, но он умудрился сбежать.       Сбежать, прорыв ложкой тоннель в Южную Америку, откуда по его просьбе был депортирован обратно на северо-запад южно-американским диктатором некой банановой республики.       По крайней мере, именно так он описывал Сью своё пре-летнее приключение, заканчивающееся для него попуткой из штата Вашингтон обратно в Орегон, в компании жуткого водителя и угрюмых девочек с одинаковыми лицами.       И это если опускать его умопомрачительную историю о встреченном в аргентинском бункере старикашки с седой чёлкой и квадратными усами, точно имевшего что-то против евреев.       Сью ещё в середине прошлого лета слышала, как люди шушукаются о придурке, провозгласившим себя каким-то там с половиной президентом и раздающим на улице купюры в двенадцать долларов, пока не видит полиция.       Полиция в городе была настолько некомпетентной, что его не смогли поймать даже после появившегося в газете заявления о том, что «основатель Гравити Фолз» т.е. «истинный мэр» объявляет охоту на лоялистов.       Бедному Квентину забыли доложить, что он уже сто семьдесят лет как не основатель, не мэр, а бедному Тоби Решительному пришлось объясняться перед полицией и городской администрацией, как он допустил Трэмбли к средству массовой информации.       Ну и что, что газеты почти никто не читает? Те, кто их читает и являются целевой аудиторией охоты на лоялистов — вот что страшно. Земля чаем с молоком тем туристам из Великобритании.       А потом лоялисто-ненавистник уехал приключаться по штатам, и пришло затишье.       Никто больше не слышал бреда Квентина Трэмбли, пока в один прекрасный июньский вечер понедельника Сью совершенно случайно не поймала его в ловушку для лилигольферов-шахтёров, зачастивших наведываться в музей за новыми декорациями к своей лунке.       В тот момент, закрыв рехнувшегося демократа из девятнадцатого века в пыльной музейной подсобке, ей вряд ли очень хотелось с ним возиться. Особенно, когда проблемой понасущней была пропажа собственной сестры.       К тому времени, Шмэйбл не объявлялась около суток, но в полиции всё равно настаивали на том, что поиски они могут начать только через семьдесят два часа с момента пропажи.       Раз в этом городе детей могут сажать в тюрьму для взрослых и давать им такие полномочия, как возможность участия в дебатах, то и период ожидания перед официальным объявлением о пропаже без вести должно соответствовать взрослому.       Благодаря политике Юстаса Бифаффтлфамптера, ставшим мэром Гравити Фолз в два года и продержавшегося на этой позиции около века, детей в городе во многом тетешкали, как взрослых.       Сью хотела сдать закрытого в подсобке Трэмбли, но вовремя скинула набранный номер полицейского участка, найдя в конфискованных у него вещах дряхлую книгу, написанную более полутора веков назад.       Сью испытывала к книгам некую слабость, так что решила дать шанс и этой.       Большая её часть была составлена из нелепого набора букв, расшифровать который она не смогла. Остальные же заметки на страницах были оформлены под протоколы заседаний и отчасти личный дневник безымянного участника культа ночной хищной птицы.       Тогда ей вспомнились слова Шмиппера, точной крохо-копии Диппера, о том, что его как раз пыталась украсть хищная птица, из-за чего он отказался колядовать с сестрой-близняшкой на Летоуин.       Оставшись в музее допоздна, при тусклом свете свечей Сью углублялась в жизнь очередного тайного общества Гравити Фолз из ветхого дневника. Сугубо по вине своей любопытности.       Кроме того, что ведущий дневник сильно потел при его написании, оставляя пятна на страницах, девушка узнала, что совы якобы помогают поддерживать баланс аномалий у Парящих Скал. По сказаниям, уходящим в самую древность, после конца света баланс будет нарушен двумя девочками, похожими, как две капли воды.       Всё бы ничего, но описание этих самых девочек, которых стоит принести в жертву до того, как они «присутствием сломают сломанное», донельзя чётко совпадало с тем, как можно было бы описать Шмэйбл...       Протоколирующий культовую жизнь на две страницы извинялся за то, что плохо перерисовывает в протокол картинки из старинных писаний. Буквы его дрожали так, словно при жизни он был нервным заикой.       Трэмбли отказывался комментировать эту книжку, обещая устроить работнице музея голодную забастовку. Рассказал только, что нашёл мемуары культа в пещерном тайнике, где раньше подживал, и смолкал, деловито снимая своё пенсне, чтобы больше никого не видеть.       Как только она начала пшикать в него водичкой из пульверизатора, он стал намного послушней, но внятного разговора об этом у них не вышло.       Зато вышло много других разговоров. Весьма, кстати, приятных.       Историку-практикантке было интересно послушать его довольно исторически-правдоподобные небылицы. За те пять дней, что он сидел в подсобке с ненужными, неактуальными экспонатами и швабрами, Сью пару раз заходила к нему поболтать, принося Господину Президенту газеты с кроссвордами.       Да уж. Протоколы совиного культа? Звучит как типичный местный бред, который этот сумасшедший старикашка, возомнивший себя прямым наследником отцов-основателей, вполне мог бы выдумать и сам.       Как говориться, соврал однажды — соврёт и дважды.       Да вот только он не врал.       Квентин Трэмбли и вправду оказался восьмым с половиной президентом США, судя по сведениям, записанных кем-то с идеальным почерком на полях библиотечной книжки «Президенты Соединённых Штатов Америки. Актуальное переиздание актуального переиздания».       Этот идеальный почерк на полях даже на бумаге выражался очень фривольно и не стеснялся отмачивать такие панчи, что никаких книжных полей не хватило бы для полного познания его гения. При всём этом, восхитительный почерк не был схож ни на почерк протоколирующего, ни на почерк самого Квентина, коим он исписал все стены своей музейной каталажки, тренируя свою уникальную президентскую подпись.       Сью, чтобы его занять, намекнула, что если всё ещё надеется вернуть себе пост президента, то ему стоит придумать такую подпись, чтобы ни один злобный неофедералист её не подделал.       Если он правда был президентом, даже если каким-то с половиной, значит он не совсем выжил из ума…       Каблучки туфлей постукивали по каменным ступенькам, в то время, как она пробегала между статуй двух сов на античноподобных пьедесталах, украшающих путь к парадному входу бледного здания музея.       Множество вопросов вертелось в голове у простой работницы музея, в спешке сворачивающей с протяжного красного ковра за угол музейного коридора, следуя к подсобке под лестницей шахтёрской экспозиции.       Книга о президентах упала на пол, знаменуя своё падение грохотом, разнесённым эхом по пустым выставочным залам.       Сью столкнулась лицом к лицу с приоткрытой дверью, что была заперта на ключ, когда она её видела в последний раз. Распахнув дверь пошире, работница музея не нашла за ней абсолютно ничего, кроме разбросанных кругом фантиков от конфет, росписей на стенах и старого инвентаря музея.       Что если Квентин Трэмбли и вправду сбегал из зоны 51? В таком случае, ему не составило труда выбраться и отсюда.       В отчаянии подняв с пола одну из старых газет с неправильно решёнными кроссвордами, Сью нашла свою последнюю надежду в одном из заголовков:       «Диппер Пайнс утверждает о существовании вампиров... Снова».

***

      Что-то очень тяжелое свалилось на голову, вдавив её объёмом знаний в клавиатуру.       Проснувшись от упавшей на неё с соседней полки книги, Мэйбл подняла голову с клавиатуры, которая успела отпечататься у неё на щеках.       Библиотечный компьютер перед ней был включён. На старом сером мониторе сквозь красно-зелёно-синие волны и битые пиксели проглядывался очень подозрительный сайт, где всё просто мигало вирусами.       Вот чем занимался в её теле треугольник. Вместо сбора червяков он флудил в интернете, сидя в очень удобном зелёном кресле.       Мэйбл потянулась рукой к мыши на длиннющем проводе, чтобы к чертям повыключать эти мигающие сайты, пока у неё не появилась предрасположенность к эпилепсии, но её рука прошла сквозь мышку.       Её вновь отобранное тело уже улепётывало.       Девочке успел присниться очень правдоподобный сон, как она вместе со своим лучшим другом и говорящим блинчиком насобирала червяков, выиграла конкурс и отправляла публике воздушные поцелуи под звуки оваций, пока Томас Джефферсон чуть не подрался с Теодором Рузвельтом. Пайнс часто думала о том, что гора Рашмор по определению мала для них обоих...       Весь этот правдоподобный сон, который она бы ни за что не отличила от реальной жизни, был отвлекаловом от треугольной лени? Сложно было вот так просто смириться с тем, что всё это время, что она выгрызала победу во сне, Билл распространял опасные гиперссылки.       — Эй! — сердито окликнула бестелесная Пайнс своё тело.       Она откровенно мешалась под ногами, витая вокруг Мэйбилла со своими претензиями о его безделии.       — Ты мне помочь обещал!       — О, Сюзанна! Прошу помоги, — наиграл Билл, прибрав к рукам банджо, валявшееся на подходе к детской секции, — Звёздочка свирепствует, от неё убереги!       Уж было приготовившись закатывать глаза до точки не возврата, душа девочки смекнула, что они только что нашли банджо.       Они определённо срубят куш, если треугольник возьмётся за помощь и с банджо пойдёт слыть песней по городу.       Ей так же впервые за день в голову не пришла мысль, что этот конкурс она пытается выиграть чужими руками.       Вернее, своими руками, но они как бы сейчас не её, но всё ещё её, но подвластны только треугольнику, который почему-то отдувается за неё перед публикой.       От нарастающего чувства совести её отвлекла дурная навязчивая мысль о том, что банджо, а особенно банджо с кожаными дорогими ремнями, просто так на дороге не валяются.       В библиотеке тоже.       Присмотревшись, Звёздочка смогла прочесть слегка заметную подпись хозяина инструмента на мембране:       «Фиддлфорд».       — Это банджо Старика МакГакета! — указала Мэйбл на подпись.       — Годы идут, а Старик Дэн Такер не меняется.       — Что может быть более американским, чем банджо? Ты только представь, сколько внимания оно привлечёт!       — Мы украдём банджо.       — Нет, мы вежливо попросим его одолжить.       По совершенно пустой библиотеке, где сегодня ни души не читало, прошёлся сквозняк.       Просить было не у кого.       — Ладно, может мы и можем взять банджо без спроса... — неуверенно рассуждала не читающая душа, — Но что мы скажем МакГакету, если он вернётся и не найдёт его на месте...       — О, не парься по этому поводу, — отмахнулся от неё Сайфер, повесив найденный инструмент себе на шею, — У меня всегда найдётся подходящая песенка на этот случай!       У места, где Билл нашёл банджо, на нижней полке книжного шкафа пылился песенник, из которого выглядывали ноты.       Мэйбл не понимала все эти музыкальные закорючки, но слова песни разобрала.       Песня про Северную Вирджинию, дом и кантри-дороги была ей не близка.       До покидающей библиотеку сквозь стену девочки так и не дошло, что по воскресеньям городская библиотека закрыта и Билл залез к интернету через окно, которое, к тому же, забыл закрыть.       Как хорошо, что книжки никто не крадёт... Наверное.       Девочка из нацистской Германии могла бы с этим поспорить, если бы не была выдумкой одного австралийца.       С банджо и запасом песен Сайфера, дела пошли в гору.       Сольные концерты девочки оценили везде, кроме отеля, где остановились туристы из Великобритании, которым не очень понравились уморительные истории о тупости британцев в войне за независимость США.       Регулирующая процесс Мэйбл пыталась продвинуть и что-то своё, но треугольник отнекивался от сочинённого ею рэпа об Аврааме Линкольне.       Люди дарили червей понемножку. Выходило по одному-двум бесхребетным с человека, делая игру ещё интригующей.       В молле тонкие американские натуры были тронуты до глубины души, повысив ставки, даже не смотря на то, что молл летом — очень опасное место.       Подростки выходят в торговые центры на охоту за чувством собственного превосходства.       Не смотря на то, что друзья Венди часто занимались не самыми безобидными вещами, они всё же не были лучшими из худших прыщавого народа.       Какие бы пакости они не делали, на их пакость всегда бы нашлась пакость покруче. Компания Венди изначально сошлась только потому, что в средней школе странные и отвергнутые должны держаться вместе.       Сегодня компания была не в полном составе: Тэмбри помогала тётке репортировать, а Робби заявил, что у него тяжёлая депрессия, и именно поэтому он сегодня не чистил зубы.       У него на это просто не было ментальных сил... Зато они нашлись, чтобы об этом всем рассказать.       За круглым столиком на маленьком фудкорте сидели невыспавшийся Ли, зачастивший собирать русые патлы в пучок, его лучший друг Нэйт со сломанной рукой, после одной взрывной ночной смены в мексиканском ресторане, Венди, с улыбкой залипающая в телефон и Гидеон, которого сдали Венди на попечение, хотя он считал, что в плен.       Бад и Миссис Глифул после курса психотерапии стали всё чаще вспоминать про своё счастье и забывать про счастье сына...       Он так думал, не беря в расчёт, что автосалон, где Бад и пропадал целыми днями, терпел серьёзные убытки. Хозяину магазина подержанных тачек требовалось время, чтобы вырулить из сплошной чёрной полосы.       Сначала литры слитого бензина, потом от взрыв на парковке, потом кража кабриолета, потом утопленная в озере машина...       Интересная закономерность. Всё это было делом рук Анти-Мэйбл, за исключением утопленной машины. Форд тоже внес свою лепту в горе Бада, чему Стэн был очень рад, ибо никто никому ничего не прощал.       Группа подростков на фудкорте никак не отреагировала на мэйбилльное: «Привет, земляне!» и только Гидеон загадочно сёрбнул свой милкшейк с клубникой.       В церкви из-за девочки с банджо люди поплыли от умиления настолько, что забыли о существовании пастора и воскресной службы.       Правда, именно в церкви Мэйбиллу немного поплохело. Не то, чтобы Мэйбл всегда себя хорошо чувствовала в душных помещениях, но на этот раз ей, то есть, им, казалось, было жарче обычного... Что очень странно, ведь в церкви появилась очень действенная, а главное, экологичная система вентиляции!       И имя ей — огромная обугленная дыра в крыше.       К приезду католического хора и наступления зимы её лучше бы чем-то прикрыть, но в остальном это очень полезное приобретение местной протестантской общины.       Вернее сказать, очень полезное убывание. Кусок крыши из пепла не вернуть.       Стоя у алтаря, бездействующий пастор смотрел через потолочную дыру в бесконечную синь над своей лысой головой и внимательно слушал, как народ на лавках с ума сходит от повторяющихся «Кумбая, Господь, кумбая».       Никто правда не злился на пироманьяка в церкви, нет. С этой дыркой от пожара стало... Легче дышать! Легче чувствовать присутствие Бога и... Ладан наконец-то выветрился!       Помимо того, надо любить ближнего, даже если дорога в ад ему заасфальтирована. Так что даже Анти-Мэйбл может прийти в церковь Гравити Фолз и покаяться в своих грехах в любой момент.       Ей бы это очень польстило, но в церковь она бы вернулась только для того, чтобы её дожечь до конца.       Путь менестреля привёл гения и её музу к ещё одному месту сбора потенциальных патриотов — байкерскому клубу.       Мэйбл не была уверена в целесообразности этой идеи, но демон разума не был бы демоном разума, если бы дал ей очковать.       Заговорив зубы знакомому всему городу вышибале Тэтсу на входе, Мэйбилл очутился в прекрасном местечке под названием «Перелом Черепа».       Ах, серо-синие потрескавшиеся стены со следами от кулаков, люди на полу со следами кулаков, дымок какой-то в воздухе… Это место не меняется.       Когда-то давным-давно сюда ходил даже Шестопал, хотя байк имел только в каких-то своих юных сокровенных мечтах о себе, мотоцикле и красотке, обнимающей его сзади. В своё время Стэнфорд тут по доброте душевной вычислил для одного отморозка идеальный угол удара, и получил от него же под идеальным углом в глаз.       Какой-то утомлённый жарой дядька, обмахивающийся рукой с кастетом на ней, включил вентилятор, сдув бестелесную Мэйбл за стенку.       Последним, что Мэйбл увидела в зале, было Мэйбиллом, подходящим к бару.       Мэйбилл, пропустив этап со стулом, умостился сразу на барной стойке, прежде чем повернуться лицом к своему недружелюбному соседу.       Байкер в красной бандане, отбрасывающий на тело девочки угрожающе огромную тень, косо зыркнул на демона, сжав свой стакан с весьма недетской янтарной жижей.       Считывая, но не принимая на свой счёт враждебные сигналы завсегдатая бара, Билл сделал самое сосредоточенное лицо, которое только мог выжать из нелепо-беззаботной рожи Звезды.       — Привет, я Гол Судман, — убеждённо уверил он байкера идеально поставленным голосом, — Знаешь ли ты, что у тебя есть права? Конституция говорит тебе об этом…       Байкер проморгался, когда у его носа вырисовалось маленькое серьёзное личико.       — И я тоже, — прошептал Билл, рискованно близко приблизившись к недоброжелательной горе мышц.       Тем временем настоящая Мэйбл, чьему телу сейчас угрожала прямая опасность получить в рожу, кувыркалась сквозь стены. Пролетая комнату за комнатой, Мэйбл успела побывать даже в мужском туалете, где хоть и сквозь пальцы, коими она закрывала себе глаза, подтвердила свои догадки о том, что в женских уборных намного чище.       В конце концов, Пайнс сумела притормозить у одной из слегка заплесневелых стен, по инерции наполовину в ней застряв. Головой оказавшись в следующем помещении, она отдышалась, приходя в себя.       Полёт сквозь полчище стен, в проёмах между которыми мыши грызли монтажную пену, не самое приятное, что она испытывала в жизни. Может когда-нибудь она привыкнет и не будет в подобных полётах жмуриться при виде каждого торчащего гвоздя, опасливо прикрывая голову.       Первым, что она увидела в комнате, были бумаги, папки и стаканы, разбитые на ровные узорчатые треугольнички. Все содержимое шкафов и комодов давно валялось на полу, кутаясь в облаках пыли.       В место, куда был устремлён взгляд бестелесной девочки, прилетела пустая квадратная бутылка из толстого стекла, дав девочке понять, что её голова в комнате не одна.       Медленно поднимающей глаза открывалось всё больше подробностей разгрома небольшого кабинета, принадлежавшего, видимо, владельцу заведения. Окна уже давно были зашторены от происходящего внутри.       Где бы ни был управляющий бара, бардак устроенный Анти-Мэйбл в его кабинете ему вряд ли бы понравился. Маленькая злодейка крушила всё подряд, забыв, что она прислана сюда для поисков, а не разрушения.       Оптимистка в стене ахнула, сама не зная, от новой ли встречи со злой версией себя или от её причёски.       Даже спустя недели после Летоуина друзья Венди жаловались на Анти-Мэйбл, боясь близко подходить к каруселям. А Нэйту после той ночной смены в ресторане «Братья Эрманос» вообще было не смешно.       Они, конечно, все в красках описывали степень смены образа злого двойника Пайнс, но…       Почему с такой короткой стрижкой она так похожа на Диппера…? А это только её касается или любая Мэйбл, подстригись она коротко, в него превращается?       А что делать, если сильно влюбишься в мальчика, а он тебя кинет? Предлагаете не стричься в слезах перед зеркалом после болезненного расставания, чтобы потом не бродить по городу в образе брата-зубрилы? В чём тогда смысл вообще заводить отношения?       «Классическая» Мэйбл Пайнс была очень самокритична, когда дело касалось её альтернатив. В анти-альтернативе ей не нравилось буквально всё, за исключением, может быть, розового свитера.       И то, падающая звёздочка со свитера была сорвана, а поверх свитера было надето не что иное, как бежевое пальто.       Пальто поверх свитера? Мы что, играем в прадядюшку Форда? Или в мультивселенной это последний писк моды?       Выкидывая ящики из массивного письменного стола Анти-милость замерла, выдвинув последний. По очереди моргнув глазами, девочка вытащила из него один из тех самых журналов для старых одиноких мужчин, коим не стоит попадаться в невинные руки.       Вынув только интересующую себя макулатуру с женщинами в золоте и достаточно откровенных нарядах, она пролистала её, отметив для себя много чего нового.       Например, новые формы, каждую из которых нужно было примерить.       Девочка свернулась в узелок, как поделка из пластилина, и предстала миру в другом облике, на котором тоже не собиралась задерживаться. Облики сменяли друг друга так быстро, что двигательные центры мозга любого, заставшего это нечто, были бы готовы и сами двинуть коней.       Части тел увиденных женщин смешивались между собой, а сознание не успевало осмысливать увиденное, создавая женщинам в золоте новые конечности, генерируя ужасное и противоестественное.       Невидимая Мэйбл с ужасом наблюдала над жутким изменением формы своей альтернативной версии, прикрыв рот ладошкой, словно её астральный писк услышит кто-то, кроме собак и гномов с исключительным слухом.       Вернувшись к формату Анти-милости и отодвинув от себя журнал на расстояние вытянутых рук, Шейп-Шифтер скорчил брезгливую рожу, точь в точь списанную с Эмо-Мэйбл.       — Млекопитающие, — с отвращением фыркнул он и продолжил копаться в ящике, отправив всю стопку непотребных журналов к остальным вещам на пол.       Вскоре он нашёл пульт от выпуклого мини-телевизора, висящего в углу кабинета. Долго тыкая на все кнопки на пульте, монстр всё же нашёл нужную красную кнопку и включил телевизор.       От неожиданно появившихся звуков и картинок на устройстве, похожего на подземные вычислительные машины автора, Шейп-Шифтер принял свою исходную форму, перевернув письменный стол со всем его содержимым на бок.       Притаившись за преградой, Шейп-Шифтер медленно доходил до мысли, что эти звуки и картинки в сущности то же самое, что показывала коробочка с экранчиком у эмо-личинки.       Мэйбл, боявшаяся упустить хоть одно маленькое движение чудовища, с неохотой перевела взгляд на телевизор, начав просмотр «Ковбоя-старика» с вырвавшимся на свободу экспериментом своего дяди.       Ковбой-старик, за пару эпизодов постарев ещё на лет двадцать, прихромал на площадь и, откинув свою трость, повёл костлявыми пальцами у большой пушки на бедре. Его пистолет хоть и был так же стар, как и он сам, но никогда ещё не подводил его за все годы, проведённые в скитаниях.       Преступник явился на площадь без пяти двенадцать, как и было обусловлено в записке, прибитой кинжалом к дверям банка. Записку показали мигающим флэшбеком, чтобы даже самый тупой зритель вспомнил, что это было важно в прошлой серии.       Сорок футов разделяли опасного преступника и деда в пончо.       — Ну что, старик, когда в крематорий? — крикнул эпизодический антагонист, покрутив в руке свой револьвер.       Какая дерзость спрашивать что-то подобное у того, кто уже забронировал место в колумбарии.       Может, дед в пончо и усох со времён своей былой славы на Диком Западе, но порох в пороховнице ещё остался...       Не в том смысле, что он сейчас рассыплется в порошок от старости, но что-то вроде.       Взгляды противников встретились и оба напряглись в готовности к перестрелке. Дуэль проводилась без правил, что было не типично для исторически достоверного Дикого Запада, на что режиссёрам было глубоко плевать.       Солнце стояло в зените. Над головами стрелков уже кружили падальщики, чувствуя, что скоро на песчаной площади кто-то сляжет. Люди опасливо выглядывали из окон своих ярких картонных домиков, боясь попасться под руку и пасть невинной жертвой.       И только красивая певичка в стереотипном и, опять же, исторически недостоверном наряде бесстрашно стояла у входа в салун, крутя на шее свои бусы из чёрного жемчуга.       Мэйбл очень хотелось надеяться, что сценаристы не сделают её любовным интересом для деда, а то ещё дадут прадяде Стэну надежду, если он наткнётся на эту серию по телеку.       Между стариком и преступником прокатилось перекати-поле. Старому ковбою с катарактой стало сложнее сфокусировать взгляд на противнике, что стало призывом стрелять.       Либо сейчас — либо он надорвёт себе спину.       Мэйбл, у которой у самой дома был двоюродный дедушка с катарактой, очень не понравилось, какой дурной пример это шоу подаёт старикам. Эй, это же чьи-то дедушки смотрят!       Гулкий выстрел прогремел из телевизора. Шейп-Шифтер затаил хриплое дыхание, и даже слюна с его жвал перестала капать на бумаги со стола.       Пуля на экране, драматично показанная со всех ракурсов, рассекла воздух и на всех парах помчалась к преступнику, как тот самый поезд с бедными сиротками, что он ограбил.       Грабитель поездов с бедными сиротками, поражённый резвостью деда, только успел направить свой пистолет в нужную сторону, как пуля волшебным образом попала именно в его огнестрел, по законам голливудского фэмили-фрэндли кино не задев его самого.       Грабитель упал на землю и зажмурился от страха, чувствуя приближение смерти, что придёт и за ним и за проворным стариком, чтобы два раза не ходить.       Однако ковбой, подняв свою трость, похромал мимо лежачего, медленно, но верно направляясь к вороному коню побеждённого.       — Отныне твоя лошадь будет верой и правдой служить закону, — прокряхтел старик и, скрипя дряхлыми костями, оседлал свой трофей.       Уже из седла наблюдая, как мужчина с позолоченной звездой на жилетке вяжет неудавшегося уголовника, он с глубоким уважением кивнул шерифу.       Саундтрек играет, люди пляшут, певичка поёт, а бедные сиротки прыгают от счастья, смотря, как новый конь их спасителя машет хвостом, гарцуя в закат. Пафосно рассматривая бесконечные просторы запада со скалы, дед в пончо поправил свою шляпу и произнёс культовую фразу бесконечного сериала:       — Что-то я подустал...       «Ковбой-ста-а-арик» — заиграла заставка шоу перед титрами.       За ними началась реклама нового, две тысячи сто тридцать седьмого эпизода теле-шоу «Обчиханные домохозяйки».       — Не говори так. Не говори так! — кричала обчиханная женщина в трейлере, — Я не твоя мать!       — Ну и дурня постная… — шепнула себе поднос Мэйбл.       Она вспомнила, что ей стоило не спускать глаз с загулявшего по поверхности оборотня, только когда услышала звук бьющегося стекла. На этот раз, не бутылочного.       Шейп-Шифтер ретировался из окна, получив доходчивую инструкцию, как себя вести на протяжении ближайших двадцати четырёх часов.       Какая же ты глупая, Мэйбл, — упрекнула себя в невнимательности девочка, не найдя сбежавшего в ближайших окрестностях у окна.       Тот, кто знает всё на свете и даже больше, точно знал, куда направился сбежавший из бункера эксперимент. Она поспешила вернуться в основной зал «Перелома Черепа», на бешеной скорости летя через все стены уже преднамеренно.       Ужасное изменчивое чудовище, способное легко затеряться в городе — прямая дорога к паранойе. Подумать только, теперь в Гравити Фолз никому нельзя верить.       На пути к цели до неё донёсся шум. Если бы в нематериальном состоянии у неё было сердце, оно бы забилось пуще прежнего от нарастающего волнения.       Не хватало ещё проблем с озлобленными на языкатого треугольника в её теле байкерами. Нет-нет-нет, только не это...       Шум приближался, становился разборчивей, и Мэйбл уже могла разобрать конкретные слова.       Пайнс проскользнула в зал бара, высунув нос из груди манекена для армрестлинга с автомата-силомера. Она долго не решалась открыть глаза, боясь увидеть, как накаченные мужики отпевают её обескровленное тело.       Не выдержав и подсмотрев ситуацию, девочка ненароком провалилась в подвал заведения и вновь вылезла из манекена.       Посетителей в баре было как никогда много. Гурьба самых суровых парней города столпилась у одного из столиков, обнимая друг друга и весело покачиваясь в такт песни.       Один из таких отбился от группы товарищей и крутился туда-сюда рядом с духом Мэйбл, разливая содержимое своей кружки сквозь неё.       Байкеры дружно голосили басом, давно забыв, что вообще изначально им предложили отпраздновать. Они подпевали сидящей на столе девочке в енотовой шапке, вкладываясь в это дело по полной.       Заметив Падающую Звёздочку, во время пожаловавшую на концерт экспромт-хора, девочка в енотовой шапке убрала руки со струн банджо.       Среди галдежа и мелькающих мимо людей, широкая нагловатая улыбка Мэйбилл и его кошачьи глаза затмевали всех и вся.       Дав синеющей толпе немного отдышаться, он нарочито кашлянул и показательно нерасторопно начал припев заново, прихватив инструмент поудобней:       — На спине лежит рюкзак...       — На плече винтовка! — не сговариваясь, спохватился народ, заорав, как в последний раз, — Я марширую к линии огня,       Убивать янки-солдата…       Я убью янки-солдата!       Примарширую к линии огня-я-я-я!       Поющие тянули последний слог настолько долго, насколько у них хватило на это воздуха, перекрикивая притихшее банджо.       — Убивать янки-солдата! — завершили они припев, сразу захохотав и зашумев пуще прежнего.       В любимом хаосе бьющихся кружек и летающих под люстрой салаг, Билл сполз со стола и шустренько уюлил к барной стойке, беззаботно осматриваясь, как турист на экскурсии.       Хозяйка тела нашла его сидящим на том самом месте, где он недавно пояснял за права и конституцию. Он наблюдал за всеобщим возбуждением, что сотворил, одновременно лукаво и лениво, как искушённый посетитель зоопарка наблюдает за зверушками.       — Прикол, Звезда, в том, — не дождавшись вопроса и даже не взглянув в её сторону начал пояснять демон, — Что они и есть янки! Просто пока не мобилизованные, въезжаешь?       — Я думала, что тела мне моего живьём уже не видать, — буркнула Звезда, выныривая из-за стойки бармена, — Чтобы ты тут не творил без меня, это могло закончиться намного хуже, чем в кафешке Ленивой Сьюзен.       — До меня всё никак не дойдёт, почему Фордси тебя не любит, — свёл разговор Сайфер в циничное русло, вызвав у Мэйбл непоколебимое желание пинком под трость выбить его из своего тела, — Душнишь не хуже братца!       До того, как она неумело сморозила бы что-то язвительное, треугольник, опасаясь напрячь себя любимого лишними усилиями, совсем легонько кивнул в сторону её банки, стоящей на неубранной барной стойке неподалёку от него.       К её приятному удивлению, банка была уже больше, чем наполовину заполнена извивающейся червяковой смесью.       — Харли Дэвидсон уже не тот, — Билл цапнул чей-то стакан и принялся смотреть в него по сторонам, как в подзорную трубу, — Теперь он раздаёт червей, а не тумаки.       Оптимистке его добровольная помощь в её деле очень польстила, но она была не готова признать, что зря с ним препиралась.       — У нас появилась проблема, — перевела она тему, вспомнив про проблемы понасущней вредного характера друга, — Большая стрёмная проблема со способностью превращаться в кого угодно!       — Раз, два, три, четыре, пять, вышел Шейп-Шифтер погулять...       — Мне нужно что-то предпринять, — разглагольствовала девочка, напрасно отвернувшись от собеседника, — Мы должны его найти и проследить за ним, а может даже и поймать. Если я его поймаю, прадядя Форд... М-м-м, нет, не то, чтобы мне было важно, что подумает прадядя Форд, но он же... Но я же...       Она осеклась, услышав стук донышка стеклянного стакана, звонко ударившегося об барного стойку.       Мэйбилл за её спиной причмокивал, вытирая рот рукавом свитера. Причмокивал с таким лицом, словно залпом выпил стакан чего-то очень горького.       — Что, — оторопела Пайнс, переводя взгляд с опустошённого стакана на демона, — Что это было.       — Тоник. Это был тоник.       На её недоверчивый писк, он достал из-под стула бутылку с этим самым тоником для коктейлей и они даже поменялись местами, чтобы удостовериться, что всё точно фэмили-фрэндли, как в «Ковбое-старике».       Кстати о ковбоях. Один такой выпрыгнул из окна недавно.       Сериал о деде в пончо произвёл на бункерный ум такое сильное впечатление, что по центру площади стал прогуливаться Ковбой-старик.       Прогуливаться по людной площади в таком виде было немного утомляюще. Треск старых суставов ему не нравился.       «Искать Слезу в городе будешь в моём облике, облике, облике, облике…» — эхом пронеслись в голове слова горькой личинки.       Шейп-Шифтер не придумал ничего лучше компоновки Анти-Мэйбл со всеми деталями образа бесстрашного рейнджера Дикого Запада.       Горожане расступались перед ковбоем, рассекающим по улице, медленно смотря по сторонам.       Он был молчалив, ни с кем не говорил. Ему нечего было им сказать.       Слушки тогда доносились из каждых уст: он кого-нибудь убил, раз так уверено шагает с пушкой на бедре. С пушкой на бедре…       Шифтик не смог полностью воспроизвести огнестрельное оружие из просмотренного вестерна, добавив недостающие детальки от плазменной пушки Анти-Мэйбл.       Получился наглядный пример того, что бы вышло, если у стимпанка и киберпанка родился бы ребёнок.       — Ещё раз, — приготовился записывать шериф Блабс, щёлкнув ручкой из кармана рубашки, — Вы утверждаете, что за пятничный угон кабриолета из автосалона Глифулов и летние поджоги отвечает один и тот же человек, правильно?       — Именно так! Первый раз я увидел её в церкви, поджигающей ящик ладана, а второй — как раз в кабриолете на парковке автосалона Глифулов, — поделился Тэд Стрэндж со стражем порядка, поступая как ответственный гражданин.       — Её, — хмыкнул Блабс, — Может Диппера Пайнса и не зря от этого отмазали... Ну и, как же она выглядела?       — Невысокая девочка, без двух месяцев четырнадцать лет. Кудрявые короткие волосы, карие глаза...       — Угу-угу, — делал заметки Блабс, — С фотороботом сходится.       — Ходит в чёрном по средам... — припомнил Тэд и обвёл глазами улицу в поисках ещё чего-то, что поможет освежить память.       Мимо беседующих прошёл замаскированный Шейп-Шифтер и, завидев звезду шерифа у Блабса на рубашке, уважительно кивнул полицейскому, как это сделал Ковбой-старик после ареста грабителя бедных сироток.       Шериф Блабс приподнял свою шляпу в ответ и вернулся к разговору с самым нормальным человеком, перечитывая свои записи.       — Ну что ж, спасибо за сотрудничество, Мистер Стр...       — И выглядит, в точности, как этот пришелец! — указал Тэд на только что прошедшего мимо Шейп-Шифтера, закончив дачу показаний.       Шериф охнул на всю улицу и помчался к своей машине. Раздвигая людей кругом, он, запыхавшись, добежал до точки назначения.       — Дурланд! Звони Стиву! — Блабс открыл дверцу и принялся выпихивать ничего не подозревавшего мужа из машины, толкая его в сторону телефонной будки, — Я нашёл пироманьяка, может выбьем тебе повышение, давай!       — Но я не хочу звонить так, — заныл Дурланд, упираясь всеми конечностями, — Эта телефонная будка меня обижает...       Притязания мужей-копов точно бы позабавили Пасифику, если бы их было видно из окна кафе. Однако в окне она видела только своего пони, привязанного к фонарному столбу с вывеской «Жри».       А ещё своё отражение. Только блёклое, померкшее отражение.       Девушка проверила изящные серебряные часы на запястье.       В это время она должна была сидеть на розовом диване в цветочек Бабулиты Рамирез или на коврике корейско-ориентированной гостиной Кэнди или в родном помпезном кресле её проданного фамильного поместья, смотреть аниме с остальными и заедаться неполезной едой.       Увы, сегодняшнее собрание аниме клуба пришлось пропустить в пользу идеи отца провести время вместе. Пасифика радовалась этой идее, пока на главной площади не поняла, что их семейное времяпровождение снова сводится к его корысти.       Ему внезапно понадобилось, чтобы она стала дебатирующей на Дне Независимости, чтобы обезопасить себя от Пайнс. С самого утра он из кожи вон лез, лишь бы насобирать дочери червей, снова используя её, как инструмент для манипуляции публикой.       Ав-в, отец с дочерью поют песенки про великих американцев, конкурируя со шныряющей тут и там девочкой с банджо и енотовой шапкой. Ну как тут устоять?       И лучше уж петь что-то подобное и не пререкаться, а не слушать папины шутейки, позаимствованные у какого-то политического деятеля его молодости, в очередном кафе за сегодня жуя бургер «за счёт заведения».       Анекдотами про Советский Союз она была сыта по горло.       — Вы знаете, в Советском Союзе была десятилетняя задержка с поставкой автомобилей, и только каждая седьмая семья могла себе позволить этот автомобиль, — рассказывал Нортвест, сидя в кругу рьяных приверженцев капитализма, — Представьте: Вы прошли довольно сложный процесс ожидания, готовы купить, вкладываете деньги вперед... Это и случилось с одним парнем. Тогда человек, собственно, продающий автомобили, говорит этому парню: «Хорошо, возвращайтесь через десять лет и забирайте свою машину». А парень ему отвечает: «Утром или днём?»       Пасифике, слышавшей эту шутку не в первый раз и, более того, не первый год, очень захотелось натянуть шлем для верховой езды себе на лицо, дабы никто не увидел, как она краснеет.       — Ответственный спрашивает: «Ну, какая Вам разница, если это произойдёт через десять лет?» А парень тогда: «Ну, водопроводчик же придет утром»!       Под раскаты смеха покидая задрипанное кафе «Обед Жирнушки», Нортвест была готова оседлать своего пони и на нём же уехать к маме в Портленд.       — Ну, как я их? — прикрыв за собой дверь кафе, спросил Престон у дочери, что была явно не в настроении.       — Почему нельзя было просто заплатить кому-то, чтобы он накопал для нас червей, — с ноткой укора спросила Пасифика, смотря на червячную банку в руках отца и теряя всякий интерес к недоеденному бургеру в своих.       Не то бы этот интерес был раньше: воспитанный на высокой кухне желудок болезненно переносил переход на плебейскую пищу.       — У Дятла чуйка на нечестную игру. Иначе бы я этим не занимался.       — Зачем вообще надо было выносить глупую рыбацкую традицию на городской уровень...       — Когда я был в твоём возрасте, эта глупая рыбацкая традиция и была на городском уровне.       Выйдя к крохотной парковке кафе, где их ждал припаркованный пони Пасифики, семья присела на край тротуара.       Они никогда бы не позволили себе просто сидеть на тротуарном бордюре, но с новой «свояцкой» политикой Престона по отношению к жизни, они притворялись, что им комфортно и они не сидят с идеальной осанкой как на иголках, думая о том, как встречу с бордюром переживают их дорогущие штаны.       Сложно было не думать о том, как грязный бордюр пачкает и заражает бедностью костюм с Родео-драйв и сшитые на заказ штаны для верховой езды, правда сложно...       — Мы подготовили медаль для победителя конкурса. Шоколадную, — доложил отец Пасифике, с ужасом в глазах рассматривавшей жучка на асфальте, — Мама будет гордиться тобой, когда ты её выиграешь.       Пасифика ненароком подметила, как резко упали ожидания от неё с потерей большей части имущества семьи. Теперь, когда они знают о своей непричастности к основанию города, фамилия «Нортвест» звучит менее впечатляюще. Особенно если учитывать, что за ней, как казалось, не осталось ни гроша.       — Если она вернётся, — ответила она, на всякий случай подобрав под себя ноги, подальше от шестиногой твари на белой разметке.       — Ох, перестань, дорогая. Дай женщине, всю жизнь сидевшей на моей шее, немного поработать.       — Ты уверен, что она сейчас работает в Портленде, а не играет в Монте-Карло?       Престон непроизвольно задумался, крутя обручальное кольцо на пальце, перед тем, как дать ответ.       — Уверен.       — Мэйбл хочет, чтобы ты продал фабрику, да?       — Если я её продам, то мы останемся ни с чем. Я больше не смогу обслуживать яхту, — небрежно ответил владелец фабрики, совсем забыв, что по-хорошему дочери этого знать неположено.       — Яхту надо было продавать в первую очередь, а не поместье.       Нортвест машинально потянулся к внутреннему карману костюма, но колокольчика там не нашёл.       На глаза ему попался её пони, щипающий пропитанные выхлопными газами сорняки на своём парковочном месте. Он уже хотел предъявить дочери, что, по-хорошему, в первую очередь ему надо было продать всех её пони, но его отвлекла фигура на другом конце парковки.       Солнце стояло в зените.       Шейп-Шифтер, натянув на личико Анти-Мэйбл ковбойский платок, притопал на парковку и повёл пальцами у большой пушки на бедре. Его пистолет хоть и был в прямом смысле его частью, но людей, встретившихся на пути сюда, пугал неплохо.       Шифтик, коему с момента освобождения из криокамеры промывали мозги на счёт того, что теперь он живёт среди «плохих ребят» и ему стоит соответствовать, решил сегодня побыть в роли преступника.       Итак, преступник явился на парковку без пяти час, что не было нигде обусловлено. Он просто учуял вонь парфюма и ещё неизведанный запах, гарантирующий форму нового вида.       Одна машина разделяла Нортвеста и девочку в пончо.       Выйдя из-за лесополосы за церковью монстр обнаружил на парковке кафе новый вид, привязанный к фонарному столбу с вывеской «Жри».       Ло-шадь. Он учуял лошадь. Мини-лошадь. Точь в точь как у Ковбоя-старика, только приплюснутую!       Каждому уважающему себя ковбою нужна лошадь, в его случае приплюснутая, даже если её придётся отобрать у того мужика на бордюре.       Престон разглядел пистолет на кобуре стоящей напротив костюмированной Анти-милости и понял, что совсем не может его идентифицировать. Это бы задело его натуру коллекционера раритетного и не очень огнестрельного оружия, если ему не стало не по себе.       Пасифика, у которой глаз не был заточен на пистолеты да ружья, переводила взгляд с папы на стрелка, немножко не догоняя, в какой опасности её пони.       Над головами уже кружили вороны, накаркивая скорые слёзы. Один из посетителей кафе в фланелевой рубашке наблюдал за накаляющейся обстановкой из засиженного мухами окна кафе, спокойно попивая свою десятую чашку кофе.       За ближайшим деревом позади Шейп-Шифтера так же спокойно стоял Мэйбилл. Он улыбался, крутя на шее звёдочкин шарфик и делал вид, что, как и все, слышит только шелест листьев, и никакого астрального бубнёжа под ухом у него нет.       Между Престоном и преступником прокатились двое совсем одичавших дерущихся мемберов группы «Пару Раз», не брезгуя лупасить друг друга даже на капоте чьей-то машины. Изменчивому ковбою стало сложнее фокусировать взгляд и на противнике и мини-лошади, что стало призывом к действию.       Либо сейчас — либо мужик на бордюре просечёт, что пистолет на кобуре всего-лишь декоративная часть его тела.       Никаких эпичных выстрелов. Шейп-Шифтер, затаив хриплое дыхание, вытащил копию огнестрела Анти-Мэйбл и медленно направился к ничего не подозревающей пони, кругом обходя Престона с дочерью.       Когда грабитель полу богатых заместителей мэра и их дочерей достиг цели, как по законам голливудского фэмили-фрэндли так ни в кого и не выстрелив, он угнал свой трофей.       Смотря на то, как Шифтик скачет восвояси, сунув только одну ногу в стремя, Пасифика была на грани великого распада.       Это был её последний пони.       Последний.       Не проданный.       Пони.       Нортвест дала волю комку в горле и подступающим слезам. Она, как настоящая леди, нежно высморкалась в белый носовой платочек, покрывшийся чёрными пятнами от её туши, и громко заорала, как никогда ещё не орала.       Даже если бы Престон не продал золотой колокольчик и вовсю им сейчас трезвонил, её бы это ни капельки не успокоило.       Пока счастливый отец не мог определиться, седлать ли ему свою дорогущую тачку и отправляться на поиски вора или успокаивать рыдающую дочурку, Билл, как мастер скрадывания олимпийского класса, наведался к оставленной ими на бордюре без должного присмотра баночке с червями.       Отсыпав себе немножко под поучения бестелесной подруги о плохом деле воровстве, он так же незаметно скрылся за зданием кафешки.       — Воровать плохо, даже у Нортвеста, — всю дорогу к следующему червяковому месту бухтела Мэйбл, вернув себе своё тело, — Особенно, когда у нас есть дела по важнее, вроде сбежавшего Шейп-Шифтера...       Планировалось заглянуть на смотровую площадку, где обычно водятся ещё не выжившие из хиппи-стадии молодые люди, которые до сих пор не поняли, что митинговать из-за поставок оружия Соединёнными Штатами бесполезно. Так же стоит заглянуть в казино-клуб на краю обрыва, чей архитектор точно был фанатом карточных игр, и гномью часть леса. У гномов-то точно червей пруд пруди, другое дело, что их неудавшейся королеве-консорту придётся за них торговаться, как и за любую другую их услугу.       Там везде ей придётся выкручиваться уже самой, ибо треугольник сдулся, закрутив шарманку, что он уже не тот популист, как в свои зелёные годы, а общение со скоплениями слабоумного плебса вводит его в беспросветное уныние.       И вообще он посоветовал ей закругляться, а то у него в планах рефлексия за бокальчиком спинномозговой жидкости.       — А Звезда хотела, чтобы я устроил погоню? На её-то коротких ножках?       Звезда мысленно показала весело летящему за ней треугольнику язык. Может, это была плохая идея начинать с ним дружить, раз он такой вредный?       Хотя, ей подумалось, что если это была плохая идея, то кто-то из будущего обязательно пришел бы ей об этом сказать.       — Это была худшая идея в твоей жизни, — послышался ответ на её размышления.       Ближайшие кусты у лесной тропы задрожали, и из них поспешно вышла близняшка Пайнс.       Она была вся в грязи: от подёртых шорт, до заправленной в них отцовской растянутой футболки. Её кожа, побелевшая из-за долгого пребывания под землёй, была покрыта запёкшимися ссадинами и желтеющими синяками. В завязанных в хвост волосах застряли палки и листочки. Они служили свидетельством тому, что Пайнс бродит по лесу, по крайней мере, не первый час.       По ней было видно, что плохо чувствует она себя достаточно давно и причина этому не одна и не две. Она выглядела, как прадядя Стэн в свои худшие голодные годы…       Ну, или просто как прадядя Стэн.       Рваный рюкзак покоился на её плече, еле сдерживая себя, чтобы не порваться окончательно.       Она придерживала рукой место под ребром, где на её ночной рубашке, чей первозданный цвет определить было уже невозможно, виднелись засохшие бурые пятна.       Делала она это очень осторожно, боясь сделать себе ещё больней. Тем не менее, кровь на губе была достаточно свежей, чтобы предположить, что она не заживает из-за того, что её намеренно часто закусывают.       — Ва, вот странь! Ты — это я из будущего? — восхитилась собой Мэйбл, нисколько не смутившись такому временному повороту и своему будущему виду, — Что с тобой? Выглядишь адски.       Грех чему-то удивляться в Гравити Фолз.       — О, правда? — утомлённо, но в тоже же время язвительно проворковала будущая Мэйбл, пойдя ближе, — Я только что оттуда.       Смотря на своё замешательство из прошлого, она протянула руки к лицу своей растерянной версии из прошлого, небрежно погладив себя по щеке.       Само это действие для обоих Мэйбл ощущалось настолько непривычным, что, казалось, должно было произойти что-то особенно ужасное, чтобы дать этому случиться.       — Мэйбл, любовь моя, — устало выдохнула побитая будущей жизнью, — В этом городе новый шериф.       С этими словами, Мэйбл-из-будущего наградила Мэйбл-из-прошлого поцелуем в щёку, стянув с себя пышную красную резинку для волос и вложив её в ладонь прошлой Мэйбл.       Оторвавшись от щеки, оставив на ней грязь своей любовью, девочка сдула со лба прядь из копны густых волос, освободившихся из плена резинки, и без комментариев похромала дальше.       Билл, который при её появлении и не вздумал прятаться, заинтересованно провожал будущее взглядом.       — Как наши делишки? — успел спросить он, пока будущее ещё не скрылось за деревьями, вернувшись в свой обитель.       — Завались, жалкий несчастный сгусток чистой энергии, — огрызнулась та, не оборачиваясь, — Мне нужно успеть закончить наше дело, пока это место не треснет в щепки.       — Как грубо. Полное отсутствие этикета наблюдается невооружённым глазом.

***

      Пройдя по кладбищу в сумерках в этот день, можно было бы подумать, что среди могил бродит беспокойных дух буйного чистюли, что разбрасывает по округе моющие средства и стёртые грязью щетки.       К превеликому сожалению всех охотников за приведениями и простых любителей мистики, уборку на кладбище затеяло не какое-то там приведение, а самая обычная маленькая девочка. Если, конечно, маленьких девочек затевающих уборку в сумерках на кладбище можно назвать обычными.       Разбросав моющие средства вокруг себя, Мэйбл уничтожала очередную щетку, натирая ей до блеска одну из заражённых лишайником могил. Сделав ещё одну эпитафию читабельной, она вытерла рукой вспотевший нос и многозначительно вздохнула, намекая, что не прочь немного отвлечься и поболтать.       Треугольник, сидящий на могильной плите, пропустил её многозначительный вздох мимо граней. Скучающе плетя веночек из нарциссов, коих на кладбище росла целая уйма, он с сильным южным акцентом подвывал себе под бабочку очередную расистскую песенку, смысл которой могли понять только жители забытых богом деревень с деревянными церквями в какой-нибудь Южной Каролине или Луизиане, если их ещё не съели аллигаторы.       Южный акцент, а конкретно его режущие слух бессмысленные сокращения, действовал Мэйбл на нервы, как и всё кантри-направление в музыке. И если патриотическое кантри она хоть как-то выносила в дань уважения своей стране, то безвкусные кантри-баллады ни о чём она терпеть не могла.       Билл прекрасно об этом знал, о чём она тоже прекрасно знала, поэтому напевал именно их — безвкусные кантри-баллады ни о чём.       Прочитав её мысли о том, что патриотическое кантри ей больше по душе, треугольник сделал ей одолжение, сменив пластинку.       Сменив пластинку на граммофоне, который стоял рядышком и тихонько проигрывал ему минусовку всё это время.       — Я ненавижу янки-нацию, что творит фигню. Я ненавижу и независимости их декларацию! Ненавижу союз их славный, истекающий кровью. Ненавижу и флаг их полосатый, против которого борюсь... На-на-на-на-на...       Смотря, как брови девочки, подсвеченные летающим туда-сюда светлячком, съезжаются к переносице, Сайфер порадовался, что хорошенько достал её за сегодня.       — О, я старый добрый бунтарь, Вот такой, какой вот есть, — с гордостью закончил он балладу и разразился хохотом, задрыгав ножками.       Пайнс сокрушённо хлопнула себя ладонью по лбу, прибив светлячка, без которого сумерки стали ещё гуще. Именно в тот момент она поняла, в какой темени чистит могилы, не имея при себе ни одного источника света, не считая светлячков и демона разума.       Светлячки особо не помогали в силу своего размера, а вот Сайфер специально подсвечивал одновременно всё и ничего, если под словом «всё» подразумевать его персону и веночек из нарциссов.       — Я добуду нам свет, — твёрдо сказала Падающая Звёздочка, сняв резиновые перчатки и поднявшись на ноги.       Билл и цилиндром не повёл, когда она ушла, перепрыгивая через ряды захоронений к статуе ангела, вырисовывающейся вдалеке высоким тёмным пятном на фоне ярко-фиолетового неба.       Девчонки не было около десяти минут. Демон уже подумывал сдриснуть в тихие захолустья её мозгов, где она его не потревожит, так как пользуется ими достаточно редко, и даже начал собираться, убрав иголку с пластинки на граммофоне.       Он мог бы просто заставить проигрыватель исчезнуть, ему не надо было быть настолько правдоподобным, являясь плодом воображения Звезды. Биллу просто нравилось делать вид, что имеет хоть какую-то силу в мире, на который не может влиять. Приятно иногда представлять, что пластинка на граммофоне правда существует, сделана из чьего-то обугленного праха, и он может крутить её столько, сколько ему вздумается без помощи людишек, чьи мозги это проектируют.       Падающая Звёздочка, поводившая хороводы вокруг прохода в секретный правительственный тайник, где когда-то хранились документы о подлинном лице Натаниэля Нортвеста и настоящий чувак-основатель в арахисовом щербете, бежала обратно к другу уже с зажжённым факелом.       Вернувшись, она почесала репу, думая, куда бы теперь этот добытый свет примостить. Не найдя решения лучше, она попрыгала на насыпи у надгробия, которое чистила, и её щиколотку тут же обвили гнилые пальцы из под земли. Невозмутимо высвободив ногу, Мэйбл подала пробудившемуся зомби руку помощи, вытащив его конечность по локоть из насыпи и вручив ему факел.       — Уютненько, — оценила она своё убийственное дизайнерское решение, упав рядом с не успевшим сдриснуть демоном. Сев в позу лотоса, она снова экипировала себя перчатками, моющим средством и щёткой и принялась чистить плиту, на которой он прохлаждался.       — Знаешь, если мы выиграем конкурс, то обо мне может напишут в газетах! — начала девочка, круговыми движениями обводя Сайфера щёткой, — В прошлый раз Пасифика обломала мой дебют. Сорвала час славы моды для белок своим «v» вырезом, но теперь-то точно пришло моё время сиять!       Мэйбл не на шутку разговорилась о своей вполне реализуемой славе. Болтая, работник клининг-сервиса для отошедших в мир иной норовила протереть в могиле дырку.       — Только представь, — не унималась она, — Мэйбл Пайнс на первой полосе! Мэйбл Пайнс, Мэйбл Пайнс, Мэйбл Пайнс... Хм, я никогда не задумывалась над тем, какое моё имя странное...       Мэйбл Пайнс озадаченно потупилась в треугольник, но опомнилась очень быстро, решив для себя, что бывают имена и странней.       — Но твоё имя — непременно бьёт все рекорды странности! Это комплимент если что, — добавила она шёпотом, — Твоя мама знала, что делает, когда называла тебя Бил...       — Это кличка.       — А?       — Это кличка, которую я придумал, чтобы не усложнять жизнь недоразвитым биокомпьютерам вроде тебя. Как приятный бонус, я не порочу своё настоящее имя тем, чем я, к примеру, занимаюсь сейчас.       — Брось! Чем таким ты сейчас занимаешься, что могло бы порочить твоё настоящее имя?       — Сегодня я помогал маленькой девочке заниматься бессмысленной дурнёй в масштабах мироздания, так как в данный момент это единственное, чем отдалённо интересным я могу заниматься в этой сломанной мною же дыре, помимо мечт о размазывании авторских кишок по обломкам портала, чтобы не страдать в агонии, работая над неисполнимыми в мерзкой реальности чертежами, просиживая в кукловодском смазливом теле из генетически модифицированного мяса, из-за его отсутствия гормонов и остальной биоактивной дребедени плоти, по вине смертельно скучного и отвратного розового земноводного, задумавшего кое-что, что мне очень не нравится, так что мне остаётся забиваться в самые тёмные углы сознания Падающей Звезды, читать Лавкрафта, и платить ей за аренду разума участием в её безумии, которое начинает меня забавлять, что делает ситуацию ещё обречённей, ибо никогда ещё профессиональный комик не находил шутки подвального стендапера со справкой про прививку от кори из детского сада смешными!       Через проступающие смешки, вывалив лишь капельку своих проблем на Падающую Звёздочку, что прямо вжалась в землю под их весом, посмеивающийся треугольник надел на себя свой законченный веночек, что плавно лёг на поля цилиндра пушистой белой каёмкой.       — Кстати! Если когда-то у Звезды появится желание почитать Лавкрафта, то пусть начинает с подмышки! Я начал с ушей, ибо думал, что они интересные, раз такие оттопыренные, и остался разочарован!       Ощутив проблемы с перевариванием всего вышесказанного, Пайнс медленно открыла рот с таким перепуганным выражением лица, словно вот-вот скажет, что ей теперь до-жути неуютно и подсвечник из руки зомби тут абсолютно не причём, но в итоге заговорила таким задорным тоном, какой совсем не клеился с её видком:       — О, я придумала штуку! Можно придумать тебе новую кличку, которая будет ещё не опорочена тем, э-э-э... Тем потоком слов, э-э-э, из которого я поняла только что-то про гмо, Джорджа Розового-Пуся-Младшего и прививку от кори!       Мэйбл, пыхтя подползла на поближе к треугольнику, вплотную над ним свесившись.       — Как насчёт Вельзе-е-е... — растянула слово оптимистка и угрожающе прицелилась пальцем в геометрическую фигуру на ножках.       С самым дурным видом из возможных, она ткнула треугольника в галстук-бабочку.       — Буп! Вельзебуп!       Рассмеявшись, девочка прикрыла рот ладошкой, дабы своим хохотом, нарушающим гробовую тишину, не разбудить отдыхающих на вечном курорте в ближайших захоронениях.       — Это, типа, не самая смешная могила на этом кладбище, чтобы так с неё обхохатываться, Пайнс.       Поднявшись и обернувшись, девочка наткнулась взглядом на зашитое сердце на чёрном худи.       За её спиной стоял Робби, закатывающий глаза каждые пять секунд. Он пересыпал из новенькой погребальной урны в своих руках огромную порцию червяков в банку Мэйбл, стоявшую у её рюкзака с папкой. Банка наполнилась так, что червяки посыпались через край.       — Мама просила тебе передать, — буркнул он, поправив чёрную челку, — Она очень тебе благодарна за помощь с уборкой.       Не ожидавшая такого «улова» Мэйбл подсчитала, что явится на церемонию дятло-выбора с полной банкой червей, если поторопится, и засветилась от радости так, что факел померк на её фоне.       — Откуда у вас так много червей?       — Это трупные черви, Пайнс. У нас их навалом...       Готы — весьма неприветливые создания и на глупые вопросы отвечают соответственно.       Почесав прыщавый подбородок, Робби заглянул девочке за спину и осмотрел могилу, над которой она так весело смеялась.       — А, Месс. Тут лежит девушка, чья семья стала чертовски богатой, изобретя жест «дай пять». Она была найдена мёртвой под дубом, а все её украшения пропали или что-то типа того.       — Просто для справки, — мотнула головой Мэйбл, — Ты помнишь каждого похороненного на этом кладбище?       — В детстве мама любила читать мне некрологи на ночь, — пожал плечами парень, — Это не худшее, что предки делали со мной.       — А что тогда худшее?       Робби достал из заднего кармана узких джинсов свой бумажник с черепами и развернул его для Мэйбл. В кармашке бумажника с прозрачным окошком, лежало криво обрезанное фото прыщавого мальчика в бейсбольной форме со своими вечно счастливыми родителями.       — Ты играл в бейсбол!?       — Это был софтбол, — фыркнул в ответ подросток, понизив голос, — Играл в команде средней школы... Пока мы не похоронили тренера.       — Я всегда мечтала попробовать себя в подобном спорте! — восхитилась Пайнс, неосознанно состроив щенячьи глазки, — Мой дедушка всегда болел за Калифорнийскую лигу бейсбола!       Посомневавшись в уместности милосердия для гота, Робби сдался.       — Могу отдать тебе мою старую форму, — отвёл глаза он, стесняясь своей щедрости, — Она тебе будет по размеру, я думаю...       Внезапно парня покачнуло, и тот уже пытался выпутаться из объятий типа-иногда-иждивенки Венди.       — Спасибо, спасибо, спасибо! Клянусь, я не опозорю фамилию, написанную на этой форме! Пайнсы всегда держат слово!       — Мне всё равно, я спортом для придурков не интересуюсь, — освободившись, Валентино отодвинул её на приемлемое для «крутых парней» расстояние и принялся оглядываться вокруг, не увидел ли кто его в окружении тактильной малявки.       Кладбище не могло похвастаться наплывом посетителей последнее время.       На пару рядов впереди, присев у надгробия какого-то Бенджамина Блэндина, Эмо-Мэйбл привносила в свою жизнь эстетику, надеясь, что недавно проходивший мимо Робби её заметит.       Она одиноко слушала музыку на кладбище…       Первые минут семь ей это казалось жутко романтичным, пока не стало скучно смотреть на одни и те же могильные камни под одинаково монотонный поп-панк.       — Привет, Амабель! — помахала ей факелом улыбчивая местная Мэйбл, пробегая мимо звякая стеклянной баночкой со своим сокровищем в рюкзаке.       Амабель хоть и польстило, что её назвали именно так, но она только безжизненно подняла руку, даже не помахав ею в ответ.       Уже где-то вдали послышался крик и глухой бум, означавший, что девочка с факелом где-то брякнулась в свежевырытую могилу, не заметив её в темноте.       Местная Мэйбл Пайнс совсем не похожа ни на Анти-милость, ни на саму Амабель, представляясь миру полной противоположностью обеих.       И она имела на это полное право. Она в своей вселенной. Местная Мэйбл в самом прямом смысле из прямых создана для этой вселенной. Она дома и всегда будет для него оригиналом.       Эмо-Мэйбл могла только позавидовать. Эмо-Мэйбл была уверена, что местная Мэйбл вписалась бы в аниме клуб намного лучше неё, даже если бы всю жизнь провела в танке и понятия не имела о существовании японской анимации и девочек в школьных формах с короткими юбками.       И даже сэндвичи, которыми её угостили на собрании клуба, не сглаживали ситуацию, валяясь у неё на коленях в обёрточной бумаге. Есть не хотелось, даже зная, что вечно где-то пропадающая Анти-милость ещё не скоро заберёт её с кладбища и накормит завтраками о первоклассном ужине в кафешке.       По той же причине она выключила музыку и собралась коротать время более увлекательно. Вот Эмо-Мэйбл скачала новый сезон «Подозрительного Острова», вот она устроилась поудобней, и вот-вот она нажмёт «плэй», но что-то внезапно остановило её.       Может ли она начинать новый сезон без Шейп-Шифтера?       Её раздумья над моралью по отношению к чувствам чудовищ прервал чей-то резкий выдох у её уха.       Эмо йойкнула и отскочила в сторону от неизвестной дыхалки.       В ухо ей дышал конь. Очень маленький конь, подходящий по размеру только маленьким девочкам вроде той, что пыталась с него спешиться.       Приземлившись плашмя на спину у могилы, досконально скопированная Анти-милость в наряде ковбоя, нащупала возле себя слетевшую с неё шляпу и вернула её на законное место.       — Я украл маленькую лошадь, — хриплым грубым голосом промычала самозванка в ковбойский платок, натянутый на лицо, — Что-то я... Подустал...       Эмо скорчила брезгливую гримасу, обведя краденого пони и подуставшего Шейп-Шифтера взглядом.       — Клёво, — выдавила она из себя, отодвинувшись подальше.       Шейп-Шифтер полежал немножко, рассматривая бледную третью четверть диска в небе, распластавшись на могиле, как свежий мертвец. Вспомнив что-то, он перевернулся и тщательно отхаркался, стянув с лица ненужный аксессуар. После долгой и противной прочистки горла, он выплюнул на землю скомканную рекламку аниме клуба.       Эту рекламку, когда-то ещё не размоченную в слюне монстра, Амабель прятала у себя под гробом, чтобы её случайно не нашёл злой двойник.       В итоге, её нашёл Шейп-Шифтер и походу дела сожрал.       — Вторая личинка об этом знает? — кивнул он на пёструю листовку, стянув с обличия Анти-Мэйбл ковбойский шарф.       — Нет, не знает. И не узнает, если я не принесу в нашу заброшку сэндвичи оттуда.       Эмо сложила телефон, поправила перчатки без пальцев и с отвращением отвернулась от оборотня. В мыслях она поругала себя за то, что так безрассудно отвернулась от подземного монстра, совсем недавно гонявшегося за ней по бункеру...       Ведь, как писали другие крутые эмари у себя в статусах: «Удар в спину невозможно встретить лицом к лицу…»       Ауф. Неподалёку завыл койот.       — Можешь съесть мои сэндвичи. Я не голодная.       — Уже, — прошуршал обёрточной бумагой во рту Шифтик, — В следующий раз забери побольше.       — Я туда больше не пойду, — буркнула девочка, — Я туда не вписываюсь.       — Двадцать четвёртая серия. Вивек и Чад пошли в пещеру во второй раз, чтобы добыть пищи, хотя знали, что в той пещере водятся плотоядные пауки, — напомнил ей сюжет последней просмотренной ими серии монстр и, не жуя, поглотил и второй сэндвич.       — Вивек и Чад — вымышленные персонажи...       Подумав немного, Эмо-Мэйбл с надеждой в глазах взглянула на Шейп-Шифтера, неуверенно спросив:       — Думаешь, у меня получится быть такой же бесстрашной, как Чад? Мне стоит попробовать сходить в аниме клуб ещё раз?       — Не знаю. Личинка добудет мне ещё пищи, и тогда я скажу наверняка, похожа ли она на Вивека.       — Иу, я не хочу быть похожей на Вивека. Он подозрительный! Я уверенна, он в заговоре с вождём пауков!       — Тогда почему пауки забрали именно Вивека, а не Чада, — прошипел оборотень, неестественно вывернув тело так, чтобы быть на уровне глаз преданной фанатки Чада.       — Это точно какой-то подвох. Вивек — тот ещё скользкий тип, — фыркнула эмо, смотря на то, как Анти-Мэйбл перед ней потихоньку превращается в белёсое слизкое чудовище, — Поэтому он тебе и нравится!       Прищурив розовые глаза вертикальными щелками вместо век, Шейп-Шифтер инфракрасным зрением наблюдал, как всё тепло скапливается у личинки на щеках, покрасневших от раздражения.       — Чад подозрительный, — отрезал он.       Эмо-Мэйбл вытащила телефон из кармана-кенгуру свитера.       — Спорим, что нет? Давай так: если в новом сезоне Вивек окажется ни при чём — я ещё раз схожу в клуб и достану тебе столько сэндвичей, сколько пожелаешь.       — Если Чад будет предателем, ты научишь меня читать.       — Что? — растеряв весь вызов в голосе, в недоумении переспросила девочка, — Научить тебя... Читать?       — Спорим, личинка?       Она, решив не думать об условиях дурацкого спора так долго, протянула ему руку, и он её пожал, поборов внутреннее желание её откусить.       Пока эмо и монстр смотрели новый сезон «Подозрительного острова», ожидая, пока за ними заедет бежевый кабриолет с большой шишкой за рулём, в Хижине Чудес Дипперы смотрели телевизор, засев в гостиной.       Дипперо-окупация телевизора нервировала Форда за работой не только шумом их хоррор-фильма, крикам в котором не было конца. Вследствие потери своего кресло-трона перед теликом, Стэнли стал валандаться вокруг брата, давая непрошенные советы, как правильно вешать раздвижные шторы на кухне.       — Криво повесил, — поделился своим авторитетным мнением Стэн, как работа была сделана.       — Спасибо, я старался, — крякнул умный близнец, слезая со стола, — Диппер Три, Диппер Четыре! Кто-нибудь из вас, подойдите на кухню!       — Хочешь сделать краш-тест на клоне? — неодобряюще спросил Мистер Загадка, почесав живот через майку, — Им итак сегодня досталось из-за тебя.       — Копирка, из которой они вылезли, примерно для этого и задумывалась, — шикнул на близнеца Стэнфорд и тут же подобрел, с улыбкой встретив клона, появившегося в проходе.       Оба Пайнса надеялись, что на кухню подойдёт Кваттро, отделавшийся только обмороком у внешних стен пещеры, но проводить краш-тест пришёл Трэйси.       До сих пор слегка перепуганный, он переводил взгляд со Стэна на Стэна, рассматривая их одним оставшимся карим глазом. Дыру, на месте второго глаза от капли воды, упавшей со сталактита, было решено прикрыть маскарадной повязкой от летоуинского костюма пирата.       — Я повесил шторы, — промямлил Форд, указав на окно, — Сами раздвигаются...       Краш-тест прошёл удачно. Даже слишком.       Трэйси самозабвенно тянул за петельку справа, двигая шторы, что без единого звука закрывались и открывались.       — Просто послушайте, — наконец ахнул он, обернувшись на близнецов, ранее не думавших, что кто-то может быть так рад занавеске.       Клон с широкой улыбкой снова пару раз потянул петельку, в неловкой тишине зашторив и распахнув шторы.       — Совершенно бесшумно, — с восторженной дрожью в голосе прокомментировал он.       — Браво, Форд! — похлопал Стэн учёному, как только довольный клон с улыбкой до повязки убежал обратно в гостиную, — Наконец-то лесные твари не будут по ночам пялиться на нашу кухню. Через штору они увидят только дулю с маком!       По рассказам Зуса, на День Благодарения он забыл положить остатки индейки в холодильник и вышедшую похрустеть чем-то ночью Мэлоди встретили десятки глаз разных форм и размеров, гипнотизирующих праздничные объедки.       От стекла ещё долго не оттирались разводы от шершавых языков фантастических тварей, пока из кругосветного путешествия не вернулся Стэнли и не пристыдил каждого виновного.       В музее Хижины Чудес появились редкие фотографии коллективной работы паранормальных существ с тряпками в лапах и бытовой химией в зубах. У кого не было ни того, ни того, подверглись долгой и мучительной воспитательной беседе.       Пол леса ходит у Стэнли Пайнса по струнке.       — У нас на кухне появилась нормальная еда, вот они и лезут.       — Ты про свою стряпню, которую ест только наша интеллигенция? Диппер, Зус и Мэлоди, которые боятся тебя обидеть?       — Да ладно тебе, Стэнли, — махнул на ворюгу Стэнфорд, взявшись за грязную посуду, стоящую в раковине с обеда, — Я пытаюсь быть хорошим семьянином, заботиться о рутинных вещах, всё-такое… Кто-нибудь вообще заметил, что в доме стало чище?       Стэнли заметил, но промолчал, сделав вопрос риторическим.       — Что ж, — Этим летом у нас три Мэйбл в городе и три Диппера дома, — облокотился он на столешницу рядом с Фордом, который всё разглядывал бутылку средства для мытья посуды, не понимая, куда делась добрая его половина.       Правильнее было бы спросить, кто выдул добрую его половину.       — Прям как в том культовом фильме для ботаников, который ты заставил меня посмотреть, а?       — «Звёздный курс: Новое поколение киборгов в битве клонов»? В чём-то схожесть и вправду есть, — мягко рассмеялся исследователь, — Только вряд ли двое Дипперов собираются задерживаться в хижине. Судя по их рассказам, им по душе их полудикая жизнь...       — Интересно, а где пристроились эти Мэйбл?       При упоминании имени племянницы, Стэнфорд немного помрачнел, хоть и старался не подавать виду.       — О нет, — устало вздохнул Стэнли, — только не говори, что вы с ней опять не поладили.       — О чём ты? Мы с ней прекрасно ладим! Мне просто нужно время, чтобы найти к ней правильный подход.       Мистер Загадка поднял одну бровь, дав понять, что, во-первых, ему не верит, а во-вторых, что он дурак.       — Правильный подход можно найти к фигли-мигли волшебным тварям и к туристам, но никак ни к детям.       Мудрый старик, налил себе воды из только что помытой чашки, которую Стенфорд так усердно отмывал от эктоплазмы, над которой Венди, Зус и Диппер ставили опыты, грея её в микроволновке. Сёрбнув, он поморщился и вернул чашку обратно в раковину к пыхтящему от недовольства близнецу.       Эктоплазма на вкус такая горькая, что никакая горечь утраты усопшего с ней не сравниться.       — Ну и? Что она натворила на этот раз? Приклеила опоссуму накладные ресницы? Отравилась кислыми конфетами из мусорного бака? Опять рисовала твоей пенкой для бритья на стенах в ванной?       — Мэйбл невесть откуда взяла целую папку компромата на Престона, и собирается шантажировать его ею на дебатах.       Стэнли поперхнулся новой водой, сплюнув её в сторону уже чистой стопки тарелок.       — Вся в тебя, умник! — обрадовался он, — Я б на твоём месте радовался!       — Я просто не хочу, чтобы она расстроилась, когда дурацкий Нортвест разобьёт её розовые мечты, — потряс головой учёный, закрутив дырявый кран с такой силой, что он перестал протекать, — А ещё я не хочу, чтобы ей было скучно во время моих вылазок. Не хочу, чтобы она покалечилась из-за меня. Поэтому я и перестал её брать. Я даже с клоном Диппера не справился, так как я могу быть уверен, что я достаточно компетентен для активной маленькой девочки? Я в принципе не компетентен в качестве наставника, я совершил слишком много критических ошибок в своей жизни...       Пригладив волосы, мужчина выдохнул и успокоился. По крайней мере, попытался.       — Я вижу в Диппере себя. Меня это пугает, Стэнли. Поэтому я и делюсь с ним своим опытом — чтобы он его не повторил. Иногда мне кажется, что это единственная причина, почему я ещё не закрылся в лаборатории окончательно.       — Остынь. Ты Дипперу и Мэйбл не отец и даже не дедушка. Ты двоюродный дедушка. Твоя задача — следить, чтобы дети не сильно убились, и поддерживать любое их детское безумие. Попробуй стать для них другом, а не ответственным взрослым. Поверь, таких у них в жизни уже хватает.       Поделившись очередной многозначительной мудростью, Мистер Загадка выскользнул с кухни, пока ему не отвесили братский подзатыльник.       — Если ты думаешь, что этим тупым советом решил все мои проблемы, то ты ошибаешься, Стэнли! — крикнул ответственный взрослый ему в след, выглянув в коридор.       — Ла-ла-ла-ла, я ничего не слышу! Уже снял свой слуховой аппарат!       Они с Диппером встретились на улице и поспешили к пикапу Зуса, избегая окон кухни.       Грозно побурчав себе под нос о том, что на его шее сидит аж трое детей, одному из которых за шестьдесят, Стэнфорд сел за стол и нахохлился, не зная, чем теперь себя занять.       Руки на нервной почве так и чесались что-то покрутить или потрогать, и он поддался этому порыву, начав подёргивать петельку справа от окна, как это делал Трэйси.       Шторы разъезжаются, открывая вид на двор и мусорные баки.       Шторы съезжаются, закрывая вид на двор.       Шторы разъезжаются, открывая вид на двор и мусорные баки.       Шторы съезжаются, закрывая вид на двор.       Шторы разъезжаются, открывая вид на двор и мусорные баки и аксолотля Мэйбл на раме окна снаружи.       Шторы съезжаются, закрывая вид на двор...       Осмыслив, только что увиденное, Стенфорд протёр глаза и ещё раз дёрнул петельку, да так резко, что чуть не сорвал с шурупов всю систему.       Шторы разъезжаются, открывая вид на двор и мусорные баки.

***

      — И всё-таки, если Билл Сайфер — это кличка, то как тебя зовут по-настоящему?       Мэйбл не могла делать что-либо молча, когда вокруг неё витали потенциальные собеседники. Даже во время бега с препятствиями.       Деревья с наступлением вечера укорачивали свои тени, по которым она любила прыгать.       — Моё настоящее имя настолько чудовищно, что одно его упоминание вывернет Падающую Звезду наизнанку. И будет у тебя душа нараспашку! Мясцом ближе к миру!       — Тогда я его просто угадаю, — девочка обхватила одной рукой последний уличный фонарь, попавшийся у черты города, и разок вокруг него крутанулась, — Тебя зовут... Алекс.       — Поистине чудовищное имечко.       — Мэтт.       — Я не люблю земноводных.       — Стивен.       — Не похоже, чтобы у меня были мамаши-самоцветы.       — Джон.       — И американского папаши у меня тоже нет.       — Роб Рензетти.       — Я не фанат Бобби Рензобби. «Ручные штаны» вышли из моды ещё прошлым летом.       — Аарон? Джо? Сунил?       — Режиссёры кончились.       По дороге придумывая демону разума его настоящие имёна, Падающая Звезда добралась до места в околице леса, где, по информации из рекламных флаеров, должно было проводиться награждение.       На пути у неё встал вышибала Тэтс, с которым ей уже довелось встречаться сегодня. Он пропустил её к остальным участникам конкурса, только убедившись в её наличии в списках и предъявлении банки с достаточным объёмом червяков. Видимо, глазомер на бесхребетных у тех, кто ломает хребты в тёмных переулках, как раз что надо.       Взобравшись по шаткой лестничке на громадном корне «за кулисы» пня исполинских размеров Мэйбл скинула с себя лишние вещи, взяв с собой только банку с червяками и папку.       Выглянув из-за занавеса, разделяющего «сцену» и «кулисы», она поняла, что пришла очень вовремя. Нортвест, чью спину она наблюдала перед собой, как раз боролся со шнуром от микрофона, пока Тайлер водил вокруг него хороводы, безустанно предлагая свою помощь.       Как только она вышла к незанятому месту с краю, выложив свою банку на один из свободных столов, притащенных сюда из старшей школы, мандраж дал о себе знать.       На пенёчной сцене Пайнс наконец увидела своих конкурентов в лицо.       В одном ряду с ней стояли такие известные личности как: молодой патриот по прозвищу «Парень Америка», набравший червей в коробку из Китая, Тэд Стрэндж с полным дипломатом снасти, некий турист в панамке, солнцезащитных очках и медицинской маске, фотографирующий всё и вся прямо с пня и Пасифика Нортвест, чьим несчастным заплаканным лицом можно было украшать рекламу помощи малоимущим.       Все остальные личности в ряду были не столь известны.       Не унывая, Мэйбл сделала глубокий размеренный вдох, выпрямила спину и уверенно улыбнулась.       Именно в этот момент над ней перегорела лампочка установки с освещением над занавесом.       Выдохнув, оказавшаяся в тени девочка пообещала себе, если что не расстраиваться.       К вечеру толпа зрителей рассосалась, оставив только самую примечательную публику и прессу. Другими словами, всех, у кого не было дел поважнее прилюдной помолвки с дятлом.       После борьбы века, которую зрители могли наблюдать уже как минут десять, микрофон у Нортвеста всё же был отобран. В прыжке.       Отобрав микрофон, мэр Тайлер, как самый милый и открытый из своих немногочисленных предшественников, начал писклявое словоизвержение о том, как всё в Гравити Фолз так душевно, по-домашнему.       Мэйбл чувствовала своё отупевание от каждого его «даёшь». Глаза косились в разные стороны, а тело ныло от уборки на кладбище, да и от прошедшей насыщенной недели ещё не очухалось.       Девочка уже была не в состоянии вцепляться в папку с компроматом, как битый цуцик в косточку. Хватка ослабевала, а руки с папкой и папка с руками опускались всё ниже и ниже.       Перед глазами уже замаячили кубики пресса мужика из рекламы нижнего белья, когда кто-то легонько похлопал её по правому плечу.       Оглянувшись, она слишком поздно осознала, что она крайняя справа и по правое плечо у неё только мухоморы на опушке.       Папка выскользнула из расслабленных рук так быстро, легко и изящно, словно перед этим она вымыла их в подсолнечном масле.       И как же она сразу не раскусила этот дешёвый трюк с похлопыванием по плечу, живя с дядей Стэном, таким образом ворующим у неё чипсокрекеры?       — Ювелирная работа, — листая дело, хмыкнул Нортвест, отвлекающим манёвром слямзивший у неё папку.       Пролистав всю свою жизнь, изложенную в нарушениях закона, он приблизился к насупившейся Мэйбл, хмыкнув уже ей в лицо:       — Я возьму почитать, если Мисс Пайнс не против.       Не сводя взгляда с Нортвеста над собой, она взялась за свою папку с его компроматом, уже даже не боясь её помять, и потянула её на себя.       — Мисс Пайнс против.       Эта парочка невербально сошлась на том, что теперь они заклятые враги.       Перетягивание папки в вишнёвой тени от занавеса со стороны смотрелось комичным мельтешением на фоне пылающего своей речью Тайлера, что как раз затронул тему любви к ближнему, мира во всём мире, терпимости и умения прощать.       Нортвест и Пайнс долго боролись друг с другом, позабыв обо всём на свете, кроме заветной папки. Оба оказывали одинаковое сопротивление, не смотря на разницу в возрасте и силёнках. Мэйбл старалась представлять мордашки грустных зверюшек с расквашенными от токсичных отходов мордашками, чтобы мотивировать себя бороться дальше, когда Престону и стараться не надо было, чтобы представить себя без статуса и денег.       Изначально, из всех присутствующих на церемонии только Пасифика заметила, что справа, на краю без прожектора разворачиваются боевые действия, от чего её тушь потекла по щекам ещё обильней. Но когда все, включая болтливого Тайлера Кьютбайкера, смолкли в созерцании крылатого чуда, потасовка за папку стала вырисовываться всё чётче.       Мэйбл, начиная сдавать позиции, вспомнила все напутствия вороватого дяди и решила немного поторопить ход событий. Она наступила противнику на ногу, испачкав его раритетные ковбойские сапоги отпечатком своей подошвы. Вот что называется настоящим грязным приёмом.       Их выяснение отношений закончилось тем, что схватившемуся за ногу Нортвесту стало настолько больно за его необыкновенные, а самое главное необыкновенно дорогие сапоги, что стало не до компроматов.       Вырвав папку, растрёпанная Мэйбл первым делом поправила свой шарфик и переодела развёрнутую задом наперёд енотовую шапку, впервые с начала боя увидев что-то, помимо пушистого хвоста перед глазами.       Встав в солдатскую стойку, девочка стала покорно ожидать вердикта мероприятия.       Люди вокруг, за исключением Нортвеста с его личной обувной драмой, вердикта уже дождались, уставившись на девочку с правого края круглыми, как два цента, глазами. Когда и она поняла, почему все на неё так смотрят, тоже округлила глаза до центов.       На её банке с червями сидела небольшая птица с пёстрым красным хохолком, крепко вцепившись когтистыми лапками в его горлышко. В клюве у неё блестело тонкое обручальное кольцо, склёванное из ближайшего ювелирного магазина.       Наконец заполучив внимание своей избранницы, птица изящно раскрыла оперенье, подняв крылья чёрно-белым веером. Дятел Свободы Слова оповестил всех о своём появлении, озарив весь дебатный пень и все близлежащие территории духом настоящей американской свободы.       Парень Америка разрыдался вместе с Пасификой.       Мэйбл, после хорошей встряски потеряв даже те малые способности соображать на заводских настройках, просто победно подняла руки с отвоёванной папкой вверх.       Её моська не выражала ничего, кроме... Её моська уже просто ничего не выражала.       Слезшую со сцены победительницу тут же окружили люди. Со всех сторон доносились вопросы о дятле на её плече и обручальном кольце, что было ей настолько велико, что не спадало только с большого пальца.       Щурясь и прикрываясь рукой от вспышки фотоаппарата эры динозавров, снимающего материал для первой полосы, оптимистка заметила знакомые лица вне толпища. Впервые со времени своей победы она улыбнулась, показав блестящие от вспышки брекеты.       Запыхавшиеся Стэнли, Зус и Диппер предстали перед ней с горами упаковок с мармеладными червячками, из-за которых еле-еле выглядывали их довольные красные лица. Даже видя ценники на упаковках и то, как часто оглядывается Диппер, Мэйбл имела надежду, что всё это червеобразное сахарное добро было куплено, а не украдено.       Рассчитывали ли они, что мармеладные червячки станут утешительным призом, было для неё совершенно неважно. Они здесь, чтобы разделить с ней важное для неё событие. Это главное.       Потревожив дятла, она засунула роковую папку себе за шиворот в качестве бронежилета и помчалась таранить толпу.       День подошёл к концу крепкими семейными объятьями, разрывающейся магнитолой старенького пикапа Зуса и набитыми животами.       Тонкие стволы елей тянулись к почерневшему небу, погружая занавес пенёчной сцены и одиноких Нортвестов за ним во мглу последней июньской ночи.       Когда Нортвесты остались наедине, Пасифика приготовилась к самому худшему, если не считать кражу её пони апогеем. Зажмурившись, она была готова выслушать от точно разочарованного отца в свой адрес всё.       Девушка открыла глаза, почувствовав лёгкие прикосновения.       — Пойдём домой, Пасифика, — похлопал её по голове Престон, проходя мимо.       Остановившись на краю пня перед лестницей, Нортвест сжал руки в кулаки и приложил титанические усилия, чтобы переосилить снобистский характер ради четырёх слов.       — Закажем... На ужин... Пиццу, — с заминками проскрежетал зубами он, и с перекошенным от отвращения лицом спустился вниз.       Выдохнув от облегчения, Пасифика поплелась за ним, ступая по пню чёрными сапожками для верховой езды, что с сегодняшнего дня стали совершенно ненужными.       В кармане завибрировал её розовенький телефон-раскладушка, и она достала его, чтобы посмотреть входящие сообщения.       Открыв конвертик на экране, она нашла в нём фото сегодняшнего собрания аниме клуба с кучей смайликов, которыми пользуются только очень древние люди.       Вот они — ценители японской анимации, слева направо: Зус, Кэнди, Гренда, Старик МакГаккет и угрюмая новопожаловавшая Эмо-Мэйбл, о которой по городу шли слушки.       Пасифика отметила, что, как для альтернативной версии Мэйбл, эмочка неплохо красится.       Под подошвой раздался треск, заставив её захлопнуть забренчавший брелоками телефон и остановиться.       Сосредоточенно прищурившись она подняла то, на что наступила. Повертев в руке треснувший наушник, какой ей доводилось видеть разве что в фильмах про шпионов и служащих в государственных органах, Нортвест подняла голову и огляделась.       Продолжая вглядываться в лесные пейзажи, она напряжённо попятилась к краю пня.       Где-то совсем близко хрустнула веточка.       Девочка вскрикнула и, выкинув найденный наушник в ближайшие кусты, помчалась вдогонку за отцом.       За окном пикапа Зуса пролетали деревья и их еле различимые в темноте зелёные кроны. Мягким местом чувствовался каждый камешек, на который только налетала машина на пыльной дороге.       В приоткрытое окно дяди на первом пассажирском задувал свежий вечерний ветер, навевающий только хорошие воспоминания.       Не прошло и пяти минут поездки, как под истёртыми сидениями уже шуршали пустые упаковки, а языки болели от пощипывания кислой посыпки мармеладок.       — Мэйпл, мне осен жаль, сто я не пыл с топой всё это время, — с тоской признался сестре Диппер, высунув щемящий от кислот язык.       Сестра подала ему полупустую бутылку воды, найденную в ворохе упаковок, и тот сделал пару глотков, перед тем, как продолжить.       — Мы могли бы насобирать в два раза больше червей сегодня и... Ну, знаешь... Провести время вместе. Как в старые добрые времена.       — Брось, Дип-Доп! Наши старые добрые времена ещё не закончились! К тому же, мне сегодня и так неплохо помогли, — рассмеялась Мэйбл, что, не повторяя ошибок брата, хлебнула воды до того, как открыть рот.       Её улыбка стала шире, но фальшивей от сладкой лжи, которую она собиралась сказать брату, чтобы тот не расстраивался.       — Всё в порядке, я очень рада, что ты проводишь время с Фордом, правда, — сорвала она, ободряюще пнув локтем Диппера в бок, — Поверить только, в это же время прошлым летом ты о приключениях с самим автором и мечтать не мог!       Похихикав, близняшки подвинулись к друг другу настолько, насколько давали им ремни безопасности.       — Неловкие обнимашки? — неловко раскинул руки Диппер.       — Неловкие обнимашки, — устало кивнула Мэйбл, с удовольствием приняв приглашение обняться.       Из-за ремней безопасности им было не особо удобно. Они ворочались, задевая друг друга и ойкая, но для них не было проблемой потерпеть минутку неудобства ради близости.       Перед тем, как отстраниться, мистические близняшки не забыли отдать дань традиции и похлопать друг друга по спине.       — Заворачивай направо, Зус, — скомандовал Стэнли, приглушив орущее диско-хитами радио.       — Как скажете, Мистер Пайнс.       — Заедем в какой-нибудь ресторанишко с едой из туалетной бумаги с ароматизаторами, купим нормальной жирной еды, пока Форд не дал дуба от своего правильного питания.       — Но прадядя Форд целый день сегодня перемалывал неподходящую для перемалывания еду нам на ужин... — неуверенно возразил Диппер, выглянув из-за водительского сидения.       Щёчки Мэйбл покраснели. Теперь из-за неё у всей семьи пюре из безглютеновых спагетти на ужин. Благо, Стэн с этим мириться не собирался:       — Нетушки! Вы видели, какой Форд стройный? Ни живота ни второго подбородка! Да я ни за какие коврижки не дам ему выглядеть лучше меня! Раз мы близнецы, то близнецы во всём! С этого дня я берусь его откармливать!       Посидев немного, следя, как их пикап потихоньку приближается к огням города, Мистер Загадка обернулся к маленьким пассажирам.       — Эй, мелкотня! — окликнул он детей и показал им украденную собой вещь, — Я спёр у Тоби Решительного фотик! Кто хочет сфотографироваться на память, а?       — Я! Я! Я! — как дикое, переевшее сахара животное, заверещала Мэйбл, отобрав у дяди камеру.       Протиснувшись между передними сидениями и закрыв Зусу обзор переднего зеркала, она, хихикая, направила камеру на салон и всех в нём сидящих.       — Все говорим: «Червяки-и-и»!       — Червяки-и-и! — повторила вся семья, и Мэйбл сделала фото с ослепляющей вспышкой.       Настолько ослепляющей, что её нельзя было совмещать ни с человеком за рулём, ни с Зусом, ни особенно с Зусом за рулём.       Пикап вылетел с дороги, что означало, что на ужин у них всё-таки будет пюре из безглютеновых спагетти.       На дороге осталась валяться потрёпанная енотовая шапка, засыпанная грязью, что подняли колёса.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.