Верхом на звезде

Дверь с шумом отворилась и, не успел Малиновский оторвать от монитора глаза, увидел Андрея, ввалившегося без стука в его кабинет. Жданов был прилично одет и чисто выбрит, волосы были пострижены и уложены в модную прическу. Если бы не осунувшиеся, заостренные черты лица, темные круги под глазами и изрядно исхудавшую фигуру, можно было бы подумать, что он вернулся в родные пенаты из очередного яркого загула, но зато бодрый и отдохнувший. — Привет, Ромка. Ты что тут, как? — молодой человек по-свойски устроился в кресле напротив и, виновато улыбаясь, экзаминовал взглядом старшего товарища, который не проронив ни слова, снова устремил свой взгляд в монитор и, как ни в чем не бывало, продолжил работу. — Ром, ну, ты извини меня, если я тогда слишком резко… — Браво! — зааплодировал Малиновский.— Возвращение блудного сына! Явление Христа народу! Покаяние заблудшей души! Жданов, ты ли это? — злобно отчеканил мужчина. — А ничего, что кредиторы меня ежедневно душат? Пока только звонками, но скоро начнут и руками. Мы зарплату два месяца не платим. Люди увольняются. Им жрать нечего! Пушкарева здесь ночует. Извела уже бумаги на антикризисный план столько, что пол тайги на нее, наверное, было вырублено! Девчонка за идею, между прочим, старается. Вот и тебя притащила в компанию. А ведь если бы не Катя, ты бы и не пришел! — Малиновский завершил свою гневную тираду и посмотрел на друга. Тот отвернулся в сторону, потупив печальный взгляд. — Что молчишь-то, Андрей Палыч? Как будто двойку получил, — хохотнул Роман, но тон сбавил, осознав, что немного перегнул. Всё-таки это был не банальный запой или тусовка. Парень потерял всю семью и еще неизвестно, как бы другой поступил, оказавшись на его месте. Хотя сам Малиновский своей семьи почти не знал. У него была только мать, от которой он съехал в шестнадцать, перебравшись из маленького городка в областной центр, а в девятнадцать уехал покорять Москву. Виделись они редко и родственную связь друг с другом давно утратили. — Ром, я скучал по вам, по компании, — выдавил из себя Андрей, с трудом пытаясь унять внутреннюю дрожь. — Андрюх, я тебя жалеть не хочу. Это, знаешь, ещё хуже, когда жалеют и говорят, что не заслужил, — Малина достал из тумбочки бутылку коньяка, бокалы и блюдце с нарезанным лимоном. — Я заслужил. В этом все дело. Я жил, как… ублюдок какой-то. Как чертов эгоист. Только и мнил себя центром вселенной. Знаешь, что мне мама сказала во время последней нашей встречи? Она сказала, что за всё в этой жизни нужно платить. Вот я и заплатил. До сих пор сдача прилетает, — Андрей горько рассмеялся и, приняв из рук Малиновского стакан, залпом опрокинул в себя крепкое содержимое. — Ну, ты себя особо не кори. Павел Олегович и без того болел. А Марго с Кирой — это несчастный случай. Это просто чудовищное стечение обстоятельств. Андрей протянул другу бокал, намекая на добавку. — Да, все обстоятельства вдруг стеклись к моему берегу. Фантастическое невезение или все-таки пинок от вселенной. — Что делать-то будешь теперь, Палыч? Жданов пожал плечами и молча пригубил коньяк. Не знал он, что делать дальше. Всю жизнь только и делал, что протестовал и боролся, а сейчас, когда никого вокруг, никаких назиданий, упрёков и вздохов разочарования, казалось бы, делай, что хочешь, но он не знал. Эта беспомощность раздражала. Он же не был тепличным мальчиком. В Штатах он жил не только на папины деньги. Он писал портреты на улицах, пел в баре, давал уроки гитары в универе. Там было проще. В России давила серость и русская ментальная скованность. Там, в Америке, ему было легко. Люди открыты тебе, и ты не боишься. Тебя принимают таким, какой ты есть. По крайней мере, так было в его кампусе. Там Андрей жил по зову сердца, которое билось свободно, а не под диктовку родителей и навязанной невесты.

***

Катя тяжело вздохнула и устало бросила в ведро очередной смятый лист. Ничего не выходило. Компания была в жутком кризисе, и выход из него был один — заявить об этом в открытую. Раньше в детстве, когда они с Колей играли в Монополию и другие настольные капитал-игры, казалось, можно было найти выход из любой ситуации, но в жизни было все гораздо сложнее. Правда, у Кати был последний вариант, который она оставила на самый крайний случай — попросить кредит в «Ллойд Моррис». Да, если они подадут заявку в обычной форме как юридическое лицо, им непременно откажут. Слухи о том, что творится в компании, уже разлетелись по всей Москве. За них должен был кто-то поручиться, и этот кто-то должен занимать в банке не последнюю должность. Сегодня утром Пушкарёва твёрдо решила, что если в течение дня дело с антикризисным планом не сдвинется с мёртвой точки, она поедет к бывшему начальнику. У нее был свой козырь в рукаве. Однажды Катя нашла в отчётности грубую ошибку, которая при проверке могла повлечь серьёзные штрафы, и карьера Вячеслава Семёновича в Ллойде оказалась бы под вопросом. Тогда она фактически спасла своего шефа от увольнения. Как известно, долг платежом красен. Нет, она не собиралась давить на бывшего начальника, а тем более его шантажировать. Просто решила для себя, что если он хороший человек, он обязательно ответит на добро добром. Поехали в «Ллойд Моррис» к концу дня. Катя знала примерное расписание бывшего шефа и то, что раньше четырёх его не удастся найти в кабинете. Андрей настоял на том, чтобы поехать с ней. Пушкарева не возражала. Это лучше, чем если бы он остался в офисе и продолжал свое немое самобичевание. Этот кредит был нужен им обоим. Катя не могла бросить Андрея, потому что чувствовала, что эта фирма — единственное, что удерживало его на плаву. Он любил Зималетто, хоть и на первый взгляд казалось, будто ему наплевать на семейный бизнес. Просто его никогда не допускали до компании, ему не позволяли ничего решать, а все идеи были благополучно раскритикованны строгим отцом. Переговоры с Вячеславом Семеновичем продолжались более полутора часов. Андрей ждал в машине. Катя убедила его не ходить с ней, потому как разговор предстоял очень деликатный и касался только их с директором. На Москву уже опустился снежный вечер, на небе заискрились первые звезды, а на улице зажглись янтарные фонари. На дворе стоял конец ноября. Андрей кутался в лёгкое пальто не по погоде. Ожидание уже вымотало все нервы. Неужели это конец, и им придётся объявить о банкротстве. Жданов изо всех сил гнал от себя эти дурные мысли. Почему-то верилось в то, что у Кати все получится. Никому в жизни он так не верил, как этой скромной, неприметной девушке. На выходе из банка показалась Катина хрупкая фигурка. Она хмурилась и искала глазами автомобиль Андрея, который он перепарковал в другое место, когда понял, что они здесь надолго. По ее лицу было ясно — ничего не вышло. Жданов шагнул ей навстречу и улыбнулся. Его взгляд говорил — спасибо тебе, и пусть ничего не получилось, я благодарен тебе в любом случае. И тут она рассмеялась и вскинула вверх маленькие кулачки. — Получилось! Нам дают кредит! Не помня себя, Андрей побежал ей навстречу. Катя совсем этого не ожидала и очень растерялась, когда он схватил ее на руки и закружил, крепко прижимая к себе. Впервые в жизни, после того ужасного случая в университете, ее не отталкивали и не пугали прикосновения мужчины. Было тепло и приятно, а внутри радостно ёкало сердце. — Катя… — прошептал Андрей, инстинктивно прижимая ее крепче. — Спасибо!

***

Время близилось к полуночи, когда Катерина, наконец, добралась до дома, приняла душ и упала в тёплую, мягкую постель, заботливо приготовленную мамой. Сегодняшний день был тяжёлым, но послевкусие оставил приятное. Появились надежды на выпуск новой коллекции и выход из кризиса, но то, что из ее головы не выходил Жданов, ее пугало. Однажды она дала себе слово, что не позволит ни одному мужчине притронуться к себе, но вот не прошло и трёх лет, как она плавится под прикосновениями человека, который несколько месяцев назад вызывал у нее лишь раздражение. Из тяжёлых мыслей ее вырвал звонок мобильного. — Зорькин, ты на часы смотрел? — чертыхнулась Катя. — Да ты же не спишь! Я чувствовал. Просто давно не виделись. Ты же постоянно в своей Зималетто пропадаешь, — промурлыкал Николай. На заднем фоне тихонько играла музыка и кипел чайник. — Коль, прости, я действительно совсем зашилась, но это временно. Скоро все наладится. «Ллойд Моррис» даёт нам крупный кредит. Только вот не знаю, на что его тратить: новую коллекцию выпускать или по задолженностям платить, — тяжело вздохнув, ответила Катя. — Пушкарёва, как хорошо, что у тебя есть я, и что я раздаю свои гениальные идеи бесплатно, — хохотнул Коля, — Не нужно ничего платить. Просто создайте подставную фирму и заложите ей Зималетто. Автоматически вы становитесь обязанными одной единственной компании, а остальные кредиторы просто должны ждать выхода из-под залога. А потом вы поправите свое положение и расплатитесь с остальными. Схема старая, но безотказно рабочая. — Коль, это, конечно, все верно, но незаконно, — настороженно проговорила Пушкарёва. — Да и денег нет для уставного капитала. Не на что нам фирму открывать. — Эх, Пушкарица, хорошо, что у тебя есть я, и я люблю тебя глубокой, безответной любовью. Не нужно ничего открывать. Все уже украдено до вас. У меня есть фирма. Только на бумагах, но все же. Она нужна мне для биржи. Деятельность: бизнес-консалтинг. Ни у кого не возникнет вопросов. Все пройдёт без сучка, без задоринки. — У тебя есть фирма? — удивлённо воскликнула Катя. — Да! И она называется «Никамода». — Никамода? То есть Ника — победа? — все еще до конца не веря словам Зорькина, спросила подруга. — Именно! Ника — победа. Мода — от латинского modus — образ действия. Я — победитель по жизни, что уж говорить, — заразительно расхохотался Николай. Взяв с Кати обещание подумать, Коля распрощался, но уснуть еще долго не мог. На листе бумаги он старательно выводил маркером две буквы Н и К. — Нет, Катенька, «Никамода» — это Николай и Катерина, — прошептал он, криво усмехнувшись. — Будет, как в детстве, в Монополии, поглощаешь фабрику и строишь новый бизнес. Вот мы и построим.