Одиссея

      Кок вцепился в пацана почти мертвой хваткой. И отпускать не планировал. Сквозь зубы прошипел, чтоб снимали сразу двоих. Сынмо и Бин прятали смешки, ведь Лино было реально не до смеха. Когда он осознал, куда забрался, руки сами притянули к себе мальчишку. Умом он понимал всё, знал, что никакой опасности нет. А тело… Тело позорно сжималось от ужаса, от одного ощущения высоты. Его словно парализовало. Он бы сам смеялся, да все силы исчезли. Лишь крепче прижимал пацана, будто это его спасение.       Бин осмотрел конструкцию из двух тел и почесал затылок. Прикинул расстояние до рея, что был выше марса. Загрузка корабля давно уже не была ручной. Такелажные блоки помогали с лёгкостью перемещать грузы в специальных сетях. Но вот живой груз обычно перемещался своими ногами. Впрочем, принципиальной разницы-то нет. Пока Айэн пакует и спускает мешки с марса, Бин подгоняет одну из сетей, плотно стягивая ее вокруг кока с белкой. Уж что-что, а вязать узлы он умеет. Несколько раз проверяет верёвку, на которой будут спускать вниз, и, на всякий случай, дублирует второй. Тот же Айен лезет на верхний рей и пропускает веревку через блок. Внизу конец ловит Сынмо. Пропускает так же через блоки вдоль борта. Теперь вес груза снижен до четверти. Поднять немного, перевалить через бортик марса и тихонько, без раскачки, очень плавно, спустить. Сделать вид, что только так можно транспортировать раненого. И всё это исключительно из-за него, а не из-за патологического страха Лино перед высотой. Поддерживая кока, отвести в каюту. И дать время прийти в себя.       За это время матросы успели исполнить все указания Бина по оприходованию добычи. Жаль корабль, но его надо пустить на дно. Со всеми (почти) пушками. Управлять такой громадиной слишком хлопотно. Да и они привыкли к своему. Забрали что могли. И хватит. Не в их правилах жалеть о чём-то. Добыча хорошая. Им хватит.       Кок не понес мальчишку в лазарет. Нет, он понёс его к себе. Никому не давая даже допустить мысли забрать у него бельчонка. Он лишь спросил у Айэна, как остальные и всем ли тот оказал помощь. Удовлетворенно муркнул себе под нос, довольный, что у него достойный помощник, и он может спокойно заняться мальчишкой. Самообладание возвращалось к коку быстро, стоило только ногам коснуться привычных досок палубы. ****       Кувшин с водой и таз всегда были у Феликса в каюте. Поэтому он аккуратно опустил оракула на пол и стал снимать с него грязные вещи, чтобы потом смыть с него чужую кровь. А уже относительно чистого можно и в кровать переложить. Он скинул рубашку и с себя, в очередной раз понимая, насколько правы матросы, что идут в бой в одних портках. Меньше стирки и целее одежда.       Интересно, сколько в этот раз придётся сидеть с оракулом, пока тот очнётся.       Ну вот. Теперь можно и лечь вытягиваясь в полный рост. Хенджин не спешил приходить в себя, но, видимо, уже просто спал, привычно устраиваясь на плече старпома и закидывая на него свои конечности. Феликс уже без мук совести и чести клал ладонь на шею парню, второй поглаживал бархатную кожу плеча. Тепло. Оно растекалось мягкими волнами. Он любил стоять на палубе, смотреть вдаль, ловить ветер. Он любил солёные брызги шторма. Он любил море в любом его виде. И сейчас, запертый в каюте, он ощущал себя бухтой. Тихой бухтой, в которой мягко шуршит море, нашедшее тихое место, где можно отдохнуть. Нет, он никому не скажет о своих мыслях. Его никто не поймёт. Но он точно знает, что Хенджин, Безумный Джи, оракул, да как его ни назови, это не просто человек. Точнее, Феликс сомневается, что спящий в его объятиях парень — человек. От человека в нём лишь оболочка. Но в его глазах можно увидеть вечность. А можно и вечную юность. И если он может дать этому существу отдых, то он готов. ****       Хан пытался прийти в себя, его бросало то в жар то в холод, он куда-то бежал, пытаясь вырваться из тумана. Он слышал мягкий шепот и мурлыканье. Шепот просил открыть глаза, уговаривал, обещал сухарей и не только. Но любая попытка пошевелиться отдавала ужасной болью в плече, которая раз за разом откидывала мальчишку в туман забвения.       Наконец-то он смог открыть глаза. Тусклый свет еле пробивался в маленькое окошко и освещал лицо. Красивое, с тонкими чертами. Хан осмотрелся. Каюта. Он лежит на кровати, а вот обладатель острого носа и длиннющих ресниц просто заснул, сидя на полу и опустив голову на край кровати. Человек аккуратно держит его за запястье. Плечо ноет приглушенно, будто онемев. Горло пересохло и першит. А Хан продолжает завороженно смотреть на длинные пушистые ресницы. Он таких никогда в жизни у людей не видел. Тонкая бледная кожа, четкий абрис губ, мелкие морщинки в уголке глаза.       Хан даже не пытается понять, кто это и где он — сил нет. Просто глаза зацепились за то, что можно рассматривать. Остальное погружено в сумрак. Затекшее тело требует движения. Потянуться. Разогнать кровь, встряхнуть застоявшиеся мышцы. Только аккуратно, не напрягая плечо. Ресницы мелко дрожат, глаз медленно открывается. Звездное ночное небо в окружении мягких ресниц. Хан распахивает в удивлении глаза. А человек наконец-то просыпается и поднимает голову. — Малыш, ты очнулся? — он мягко улыбается       А Хан видит лицо полностью. Замирает. Через всю правую щеку тянется широкий рваный шрам. В слабом освещении он чернеет жутким провалом. Лино видит реакцию. Испуг. Мальчишка его боится. Он буквально застыл, и не сводит глаз со шрама. Лино горько усмехается. Совсем забыл о шраме. Об этом отвратительном шраме. Он прикрывает его ладонью, вскакивает на ноги, и чуть качнувшись на затекших ногах, выскакивает из каюты. Стучит в соседнюю. — Йен! Присмотри за мальцом! — тихо, с горечью, просит, и уходит на камбуз.       Давно пора заняться полезным делом. Команда вторые сутки на сухарях. А это не хорошо.       Айэн — он на самом деле не милый. Да и учителя у него тут на корабле хорошие. А Хану деваться сейчас некуда. Дальше корабля не сбежать. Выше палубы не взобраться. Айэн упорный. Он видел, как Феликс приручал дикаря — медленно и упорно. И он так же медленно и упорно приручал. Частично помня себя, частично — от скуки и избытка свободного времени.       А сейчас он был не выспавшимся. И оттого немного злым. Он вошел в каюту поджимая губы. — Ну и чем ты обидел своего спасителя? — хриплым со сна голосом спросил он. — Это такая благодарность? — Я… Я не… — Хан был в шоке, он не понимал, почему всегда хитро улыбающийся Айэн сейчас такой. — Ну конечно, — продолжал свой практически монолог парень. — Подумаешь, залезть на марс, остановить кровь, на руках спустить с высоты и два дня не спать над раненым. Велико дело.       Он ворчал, но налил воды в кружку и поднёс к губам мальчишки, помогая сделать несколько глотков. — Я не специально… — отпив, оправдывался Хан. — Наш кок Лино до потери сознания боится высоты. Но он как-то умудрился залезть к тебе. И возился всё это время он только с тобой. Хорошо, что остальные не сильно пострадали. Но их всех пришлось латать мне одному. Как ты думаешь, с утра до ночи делать перевязки — это легко? А ведь с обеда мне снова надо будет это делать. А ещё вчера я смену у румпеля стоял, сразу, как только с ранеными закончил. Феликс со своим оракулом нянчится. Ему не до вахт. А Лино с тобой сидит. И все грызут сухари.       Айэн зажёг лампу, аккуратно посадил мальчишку на край кровати и принялся снимать повязку. Проверить состояние и обработать. — Если ты его всё ещё боишься, то у меня есть свободная койка. На марс тебе в ближайшее время дорога закрыта. А я только на ночь спать прихожу. Дел куча. — Прости… — За что? — Айэн усмехнулся. — Я не специально. — Вот у него и проси прощения. Я-то тут ни при чём. — Это… Это было просто неожиданно, — Хан машинально коснулся своей щеки. — Что? Ты испугался не его самого, а какого-то шрама? Молодец! Браво!!! — Он пару раз хлопнул в ладоши. — Так отменно потоптаться по его слабым местам… Лино к тебе со всей душой, а ты…       Айэн закончил с перевязкой и распахнул дверь. — Ну что, мелочь, перебираешься ко мне, раз наш кок такой ужасный? Только учти, капитан у меня частый гость, — он улыбнулся, хитро и искушающе. — Нет! — Хан замотал головой, двигаясь глубже к стене. — Я тут останусь.       Он сжал плотно губы, выражая свою уверенность в решении. — Как хочешь. Моё дело предложить. И я дважды не предлагаю.       Мальчишка остался один. Ему было до ужаса стыдно. И Айэн правильно его отчитал. Вот только тот, вечно орущий под марсом человек с ножом, вблизи оказался совсем не таким ужасным. А наоборот, такой мягкий. Его голос тих. Кисти рук совсем не большие. И ночное небо в глазах, окруженных длиннющими ресницами, каких он не видывал раньше. Ведь такой человек не может быть злым. Ведь так? Не может быть человек плохим, если он два дня с ним возился. Незаметно для себя, Хан заснул.       А проснулся от запаха еды. В каюте было пусто. Лишь миска на столе, над которой вился парок. Может ли быть человек плохим, если в условиях качки и долгих рейдов он умудряется вкусно готовить?       А Хан… Он умеет быть благодарным. И он обязательно всё исправит. Да, именно так и будет. А сейчас он, зажав миску между колен, активно черпал ложкой кашу левой рукой. Он всё исправит. Сейчас поест и пойдёт исправлять. Он не будет больше бояться. Он же не маленький. Он вполне уже большой.