Одиссея

      Смысла возвращаться в каюту Лино не видел. Спать он может и тут, на камбузе. Стол и лавки, используемые матросами для приема пищи, вполне можно было и как спальные места использовать. Собственно, по назначению их использовали не так часто. Ведь характер у Лино не сахар, и команда его опасалась. А стол по большей части использовался для операций. Удобно. И вода чистая горячая всегда рядом, да и привык кок всем тут заниматься. Так что и переночевать сможет.       Привычные действия успокаивали, уносили тревоги, проясняли мысли. Лино ссыпал очередную мерку крупы в котёл. Перебирать крупу он мог почти с закрытыми глазами. В котле, уже вываренное от лишней соли, тушилось мясо с сушеными овощами. Пять мерок крупы на всю команду. Залить водой и накрыть крышкой. Дело не сложное. Главное — за огнём следить. Чтоб горел ровно. Тогда не пригорит.       А пока каша томится, можно не спеша разложить сухари по мешочкам. Сухпаек никто не отменял. Судя по порядку на камбузе, здесь заправлял боцман. Печь топить для каши он не решился, а вот пайки всем обеспечить — это он может. А сегодня он просто не успел. Бин спит дольше всех. Готовить какие-то изыски не было настроения. Не сегодня.       Грудь давило, возможно, обидой. Лино не знал. Он не любил оправдываться. И никогда не стремился выглядеть в глазах людей лучше, чем те о нём думали. Да, его характер никогда не был ангельским. Его шуточки полны яда. Но сейчас рука сама то и дело касалась щеки, пальцы скользили по рубцу. Ведь никто из команды ни разу не показал и вида, что этот шрам что-то изменил. Лино, как и Сынмо, был родом из хорошей семьи. Им пророчили блестящее будущее, жен-красавиц и все в этом роде. То, что жизнь так сложилась — это уже мелочи. И Лино отлично знает, что он жуть как обиделся бы и на Криса, и на Сынмо, если бы те уплыли без него. Лучшие и единственные друзья. И он, с его плебейской страстью к кухне, просто даже представить себе не может, как бы жил без них. А над тем, каким образом Сынмо затащил его на корабль, он до сих пор смеётся (только тссс, никто не должен знать). Он всегда с тоской смотрел на корабли, и на то, как друзья на них уходили в рейды, ещё там — на родине. И вот когда счастливый Крис сообщил о назначении, Лино забеспокоился, что они уйдут, а его оставят. Навсегда. Но Сынмо предложил гульнуть и отметить. Тогда-то он, в расстройстве от скорой разлуки, и напился в хлам. Очнулся уже тут, на корабле. Вот за этим столом. Напротив похрапывал Сынмо в обнимку с Феликсом, а на лавке рядом спал сам Кристофер. Лино даже не сразу понял, что шатает его не от выпитого, а от корабельной качки. Тогда здесь капитаном был другой человек. В путь на острова отправлялась целая эскадра. А Кристофер и Феликс были тут только пассажирами. Да, времени с тех пор прошло много. Он тогда был молод и горяч, как Айэн сейчас, наверное. А теперь? Лет семь прошло с тех пор. На острове они поняли, что это назначение по факту — ссылка. Без билета обратно. Без блестящего будущего, без красавиц жен и без всего того, что было далее по списку.       Для Лино, что был честолюбив, что гордился своей внешностью и манерами, что был окружен вниманием, это открытие было ударом, и сказалось на характере. В море не смотрели на манеры. В море важна отвага и удача. Особенно, когда ты оказываешься вне закона.       В море шрамы — не порок. В море шрамы — это просто память. Память о том, что смерть ходит рядом. В бою было не до себя, после боя тоже. И все знали откуда у кока такой шрам. Его уважали за это. Ведь он мог тогда сказаться не способным лечить других. Но нет. Он тогда зашил десяток матросов. И лишь потом вспомнил о себе. Его шил старый ещё боцман, что в то время лишь помогал ему проводить ампутации, если такое требовалось. Шил бы сам Лино, может шрам и не был бы столь ужасным. Он очень переживал за свою внешность. Его красивое лицо стало уродливым. Первое время он повязывал на лицо бандану, но вскоре понял, что пот под ней только ухудшает состояние шрама. А поняв, что друзья и команда просто не замечают этот шрам — успокоился. И даже иногда сам забывал о нём, если такое вообще возможно. Ощущение стянутой кожи постоянно напоминало ему, что он урод.       И вот сейчас ему об этом напомнили со стороны. Он чудовище, как в той самой сказке. Но нет шанса превратиться обратно в принца. Нет ни волшебного цветочка, ни… ничего нет. Может он действительно наказан за свой нарциссизм? Он ведь раньше так и говорил, что не встречал ещё девушки, что затмила бы его красоту. А теперь — любая отведёт взгляд, не в силах преодолеть брезгливость и жалость к нему.       Точно! Ему однажды Сынмо, видя как друг терзается, смастерил из кожи чудесную полумаску, что закрывала только щеку и висок. Но в ней не очень удобно. Лицо сильнее потеет, а мелкая пыль, попадая под нее, вызывает раздражение. Он ее иногда носил. По праздникам, и чтоб гостей не пугать, если такое случалось. Надо найти эту маску.       Мешочки для сухпайка закончились. Значит, и каша готова. И пора мысли дурные гнать из головы.       Взяв поварёшку, он тщательно перемешал содержимое котла. И, ощутив аромат в полной мере, понял, насколько голоден сам.       Разложил в привычные восемь мисок кашу и понёс их в кают-компанию, по дороге ударив пару раз в колокол, что висел ровно над входом на камбуз, оповещая всех, что еда готова. У матросов была своя очередь дежурств. Ответственные за поварёшку выбирались среди матросов самостоятельно. Люди с четким глазомером и ответственностью. Содержимое котла раскладывалось в миски равными порциями. И раздающий получал последнюю. Поскрёбыши. Чуть жирнее чем у остальных, не смотря на старание кока равномерно всё перемешать. При честном распределении каши хватало ровно всем.       Мыли котёл тоже по очереди. И халтурить не позволялось никому. Кок следил за этим строго. Котёл один. И должен быть между готовками идеально чистым. В грязном Лино не готовит.

***

Планы Хана о немедленном извинении отложились. По причине сна. Ранение всё же забрало много сил. И когда Лино, спрятав лицо под бандану, зашел за грязной миской, то обнаружил мальца спящим. Вот так с миской между ног и ложкой во рту Хан спал прислонившись к стене спиной. Лино улыбнулся.       Забрал посуду и аккуратно уложил подростка на подушку. В очередной раз ощущая под пальцами мягкое тело. Оно было совсем не мужским. Руки Лино даже спустя семь лет помнили ощущения от падающих в обморок девиц. Действительно падающих в обморок.       В своё время было много желающих лишиться чувств в его руках. Ну, чтоб благородный человек со всей ответственностью женился. Но… Лино мастерски избегал щекотливых ситуаций. И ловил исключительно тех, кто действительно падал в обморок. Уж он-то точно знал, как выглядит человек, теряющий сознание, и видел разницу. Ведь, кроме плебейской тяги к кухне, он действительно имел диплом бакалавра медицины, что получил в угоду родителям и совсем не стремился им пользоваться по прямому назначению. Но знания никуда не делись, а обстоятельства заставили вспомнить науку очень быстро. А сейчас он с огромным удовольствием старался переложить всё это на Айэна, тщательно обучая того, ведь мальчишка интересовался этим и кое-что знал.       Возвращаясь к обморочным и спящим.       Бежать к Кристоферу с новостями Лино не спешил. Раз Феликс и Айэн утверждали, что Белочка — пацан, то кто такой Лино, чтоб утверждать обратное? Но он два дня провёл в каюте с Белочкой, что валялась в беспамятстве. И обстоятельства вынудили убедиться в том, что руки его почувствовали ещё на марсе. Он отлично понимал, что то, как он изначально перевязал раны, по привычке рванув ворот, может аукнуться всем боком. Поэтому он, потакая своему природному страху, и вцепился в Белку, не позволив никому ни рассмотреть, ни взять на руки.       И он ждал, что Белка, очнувшись, устроит истерику на фоне страха разоблачения, но это создание просто испугалось шрама. Смешно. Именно поэтому он оставил перевязку на Айэна. К нему то Белка привык. Лино в мыслях продолжал звать Белку пацаном не задумываясь. Перевязка. Штука несложная. При условии, что Айэн с абсолютной точностью повторяет ту, что была ранее. Не задумываясь. А Лино в последний раз намотал так, что ничего лишнего не оголяется. Он ножницами обрезал одну из своих рубашек, убрав один рукав и освободив необходимую часть для перевязки. Он не будет давить. Он понимает, что Белка тот ещё трус, и вот так сразу на контакт не пойдёт. Он готов ждать. А его интерес (как у любого с кошачьими повадками) в любом случае будет удовлетворён. Рано или поздно — не имеет значения.

***

      В эту часть моря корабль никогда и не заходил. Поэтому матросы, что были на ногах, заняли места на марсах и пасли горизонт. Они, оказывается, уже почти забыли, что это. Привыкли полагаться на Белку, существо мифическое, но в хозяйстве корабельном очень полезное. Бин был единственным, кто немного знал эти воды. Поэтому и шли они с большой оглядкой. Суеверные матросы соблюдали все ритуалы ради чистого горизонта. Потрепали-то корабль в последней стычке не слабо. Нет, ничего критичного. Но теперь одни пасли горизонт, а другие, под руководством Бина, латали повреждения. А с Бином на «тяп-ляп» не прокатит. Вот и выбирай что проще: до рези в глазах всматриваться в горизонт, или восстанавливать поврежденные реи и снасти. Раненым никто не завидовал. Никогда.       Корабль шел заданным курсом. Айэн наконец-то ушёл в отсыпной.       Звёздная ночь. Капитан Кристофер стоит на капитанском мостике у румпеля. Пара дежурных матросов. Тихий плеск воды о борт. Сегодня, наконец-то, была каша. Правда вкус был немного странный, но капитан был голодный и не сильно смаковал. Точнее, он проглотил и не заметил, а вот сейчас ощущал во рту некое послевкусие, и не мог понять его происхождения. Но желудок вроде бы не бунтовал, и ладно.       Краем глаза он заметил тонкую кособокую фигурку в белой рубахе до колен, что от кают медленно прошла на камбуз. Нет, конечно, вот то «краем глаза» было в начале, и заставило вздрогнуть. А потом уж он всмотрелся, и понял, что, кроме как мифической Белочкой, это быть никем не может. Они ж говорили, что пацан мелкий. А тут еще, видимо из-за перевязки, кособок. Временно. Кристофер в этом уверен. Как только Белка оправится от раны — вновь оккупирует марс. Он улыбнулся, проводив фигурку взглядом до двери камбуза. И тут его живот скрутило. До звёздочек в глазах. Отдышавшись, он свистнул дежурившего матроса, чтобы тот подменил его. Аккуратно передвигая ногами, стараясь не тревожить взбунтовавшийся живот, двинулся вниз по ступенькам. И лишь скрывшись с глаз подчиненного — согнулся держась за стену. Два шага — мимо кают, три шага — обогнуть шкаф. Гальюн.       Он только успел распустить пояс на штанах, как его скрутило вновь, и он упал на колени. Желудок болезненно сжался, и распрощался со своим содержимым. Накатила слабость, и Кристофер превозмогая ее, кое как умостился на сидушке. Живот скручивало волнами. Хорошо, что желудок вроде бы успокоился. Сил не осталось вовсе. Кристофер сидел, потеряв счёт времени. Тело казалось чужим и даже пошевелить пальцем было невозможно. И сил хоть как-то мыслить тоже не было. Хотя нет, одна дурная мыслишка стучалась в черепушку. Подохнуть, мол, со спущенными портками на гальюне — не по-капитански вовсе. Но было даже на это все равно.

***

      Феликс распахнул глаза, но особой разницы не увидел. Точнее — он не увидел ничего. Темнота была абсолютная. Неуютно. Он провёл рукой рядом с собой — пусто. Резко сел, чиркнул огнивом, пытаясь поджечь фитиль фонаря на столе. И немного успокоился, заметив фигуру у двери. Фонарь разгорелся, и Феликс опустил стекло. — Джинни, ты куда? — хриплым со сна голосом спросил он.       Фигура вздрогнула и повернулась. -Там… Там Кристофер… — у оракула в руках был кувшин. — Быстрее!       Феликс вскочил, но не стал обгонять, а Джинни свернул не наружу, где по идее должен быть капитан, а в рубку. Там он поставил кувшин на стол и забрал фонарь у Феликса. — Вытаскивай его сюда! — Он махнул в сторону неприметной дверцы. Эмоций в голосе не было.       Ну да, Феликс привычный с некоторых пор таскать на себе бессознательные тушки.       В большие кормовые окна светил луна, добавляя освещения. Но и без того бледный капитан в таком освещении выглядел совсем белым. — Крис! Крис! — Феликс пытался растормошить брата — Напои его водой.       Хенджин стоял чуть в стороне и ощущал себя бесполезным. Дар лишь разбудил его и дал направление. А теперь молчал. И парень совсем не понимал, что ему делать. Он привык идти за своим даром. Но сейчас дар молчал. Кувшин он взял с собой по его велению, поэтому логично, что этой водой надо поить. Да разве сильно напоишь бессознательного? А дальше что? Он ощущал как время песком утекает сквозь пальцы. Но что делать, пока Феликс суетится вокруг брата, пытаясь того вернуть в сознание. — Джи, позови их!       Вот! Точно! Как он сам не додумался! Надо позвать этих лекарей! Но как?! Стоит выйти за пределы рубки, и он потеряется. И нет уверенности, что сможет позвать…. — Колокольчики! Джи, ну ты что как черепаха-то, а?       И Хенджин вспоминает, что он этот корабль знает от и до! Он знает о системе колокольчиков, что висят в каютах палубой ниже, и о кольцах, что висят на стене. Он хватает все сразу без разбора и дергает. Дёргает до тех пор, пока в рубку не влетают Айэн, Сынмо и Бин. Лино нет.       Айэн быстро ориентируется и оказывается рядом с Феликсом, проводит диагностику. — Отравление. Я не знаю, чем… — Где Лино? — спрашивает Феликс. — Наверное на камбузе.       Сынмо и Бин выскальзывают вместе и бегут за коком.

***

      В дверях камбуза они замирают. Бин взмахивает рукой, суеверно ограждая себя от духов.       Лино спит, вытянувшись на столе, а на лавке, склонившись над ним, колышется белый однорукий безголовый балахон. -Твою ж ммаать! — охает Бин.       Балахон вскрикивает и скрывается под столом. Сынмо подскакивает и отшвыривает лавку. Бин переводит дух, но присмотревшись, ругается сквозь зубы, и оттаскивает Сынмо в сторону. Падающая лавка всё же разбудила кока и тот, жмурясь по-кошачьи, уставился на пришедших. — Ммм? — говорить внятно сил не было, он планировал нормально выспаться эту ночь. — Лино, ОТ-КУ-ДА у тебя БА-БА? — рыкнул Бин. — Ммм? Где баба? — Лино пытался проснуться. — Под СТОЛОМ! — Бин указал пальцем направление.       Лино всё ещё был не в силах внятно говорить но степень удивления все росла. Он ошарашено глядя в глаза Бина, указал вниз. — ТАМ? — Там! — Подтвердили Сынмо и Бин. — Баба? — Баба!       Лино медленно перевесился через край стола и заглянул под него. Поднял голову, посмотрел на боцмана, на канонира. Повернулся, заглянул под стол с другой стороны. Встретился с огромными глазищами. Подмигнул. Поднялся и развернулся обратно к Бину и Сынмо. Почесал затылок. — А это не баба! — Ты мне мозги не пудри-то! Что я, по-твоему, слепой?! — Это наша Белочка! — Белочка?       Лино наслаждался лицами друзей. Неописуемый спектр эмоций. Хоть так должен же быть его звёздный час. Кок расплывался в довольной улыбке. — Да. Это Белочка. — Но Феликс же говорил, что пацан! — удивился Сынмо. — Стоп, Лино. Ты с ней два дня в своей комнате сидел? И? — сложное выражение лица Бина слегка озадачило кока. — Что «И»? — Что ты с ней делал? — Что и положено делать врачу с раненым членом команды. — вмиг посерьезнел Лино. -Ну-ну… — Без ну-ну, — рыкнул Лино и вновь склонился под стол. — Эй, малой, вылезай оттуда. — Лино, мы вообще то по делу пришли. А не с бабой в прятки играть. — Да, мелкая она ещё до бабы!!! — зашипел Лино — Дитё это!!! -Ладно, ладно! — вскинул руки Бин, — И мы действительно не просто так. — Линноринэ! Там Кристофер совсем плох. Йени сказал, что отравлен! — Какого беса!!! — он тут же взвился со стола.       Но все же нырнул под стол и выудил оттуда Белочку. Дошел с ней до кают — Бегом в каюту. И чтоб носа наружу не совала, пока не приду. Всё ясно? — Да.       А сам нырнул в соседнюю, по памяти хватая несколько бутылочек с полки.