Когда медицина бессильна

      Когда большую часть больничного персонала сковывает страх за собственную жизнь, остается лишь одно — следовать их примеру.       Хонда довольно часто шел на поводу мнения большинства, а вдобавок ко всему был человеком, который хорошо понимает чувства окружающих. Вот и сейчас, когда уже несколько дней нету никаких официальных новостей ни от Евросоюза, ни от ООН, Кику был изрядно подавлен и по-настоящему напуган. Что, собственно, не ускользнуло от пары таких же измученных, но дорогих сердцу изумрудных глаз.       — С тобой что-то не так… — робко сказал блондин, наблюдая за нервозными движениями врача. Робкий тон и немного ленивое поведение сразу дали понять, кто из «английской четверки» сейчас главенствовал. Дилан Керкленд* — самый тихий и уравновешенный из всех четырех. Японии нравилось с ним общаться, он никогда не препирался при приеме лекарств, да и вообще, в свободное от обязанностей время они общались на тему роботов и машин.       — Просто устал. Ерунда, — спокойно ответил японец и протянул пациенту стакан с водой и парочку цветных таблеток. Дилан послушно все выпил, но к таким объяснениям отнесся с присущим ему скептицизмом.       — Если бы меня сюда не привезли, то у тебя было бы меньше работы… — с сожалением буркнул парень, потупив взгляд в койку. Хонда глубоко вздохнул, сильно прикусив губу. Даже если бы Артура сюда не привезли, даже если бы Хонда тут не работал, проблем было бы куда больше.       — Почему ты так решил? — скрывая разочарованность в словах пациента, поинтересовался японец.       — Это очевидно. Я же знаю, что у тебя других пациентов нет, ты только со мной возишься. И устаешь при этом, больно я проблемный…       — Ты противоречишь сам себе. Если бы пациентов у меня было больше, то и уставал бы я куда больше. Помимо этого, я иногда подрабатываю. Так что не забивай себе голову чушью, отдыхай.       Керкленд замученно вздохнул, но кивнул. Хонда снисходительно улыбнулся и вышел из палаты.       Солнце уже близилось к закату, небо стало багряно-розовым, а на землю падал рыхлый и абсолютно белый первый снежок. Сегодня еще должно было быть собрание, но до него оставался внушительный промежуток времени, потому можно немного передохнуть, подумать спокойно.       На лестнице на третий этаж он случайно столкнулся с Оксеншерной. Он явно был очень взволнован, но, как и всегда, этого не было видно. Бервальд стремительно спустился вниз по лестнице, не давая Хонде вставить и слова.       В кабинете было чисто и прохладно. Пахло какими-то благовониями, но этот кабинет считался самым чистым и ухоженным, впору своему хозяину. Он был довольно просторным — одну стену полностью закрывали стеллажи с книгами и разнообразными папками, в которых хранились какие-то карточки, договора и прочая бумажная волокита, рядом стоял ухоженный рабочий стол и шкаф. Окна выходили во двор, оттуда хорошо было видно рассвет. Японец задумчиво прошелся мимо стеллажей с книгами. Заниматься действительно важными делами не было сил, а со словами Керкленда его накрыла непонятная усталость.       «Сколько уже месяцев я борюсь с его проблемой, но все почти без толку. Впрочем, у таких как мы такие «особенности» вполне в порядке вещей. Если он считает себя воплощением Великобритании, то наличие четырех разных личностей вполне оправдано. Но не заявишь же, что его надо выписать, потому что он «нормальный». Так не происходит. <i>За годы нахождения на дне учишься продумывать все возможные последствия своих слов и действий, — размышлял Хонда. — Но как же мучительно думать об этом! Его держат здесь, как невиданную зверушку, при том, что такие, как он, могут быть свободны. Порой, смотришь на него, и глаза наполняются влагой, а сердце стучит быстро-быстро, то ли от жалости к нему, то ли еще от чего.»       Монолог души был прерван резким стуком в дверь, отчего Кику нервно передернуло.       — Войдите.       В маленькую щель просунулась пепельная голова старшего Байльдшмидта. Он мельком осмотрел кабинет и остановил свой взгляд на Хонде.       — Собрание началось. Бер просил вас позвать.       Японец задумчиво взглянул на циферблат часов.       — Хорошо, уже иду, — не отворачиваясь от часов, ответил Кику.       Позорно было опоздать на две минуты, однако, в времена тяжких раздумий трудно не забыть о времени.

***

      В зале собраний было довольно людно. Царила атмосфера угнетенности, страха и напряжения. Были собраны все члены их подпольного общества, за исключением Матиаса. «Бедный юноша, — с сожалением подумал Хонда, присаживаясь на свой стул. — На него столько взвалили в одночасье.»       — Пришлось сегодня собрать всех вас для того чтобы сообщить не самые приятные новости, — теребя краешек бумаги, начал говорить Оксеншерна.       Облако напряжения стало почти осязаемым, его разбавлял лишь пофигизм Гилберта. Какие бы новости не были, хорошие или плохие, ему было плевать. В сущности, у него уже нет ни территории, ни народа. Он полностью зависим от своего брата, но тем не менее, страной уже почти не является.       Где-то сбоку нервно чихнул Феликс.       — Не томи, а! И без того тотально паршиво!       Бер глубоко вздохнул и поднес к глазам бумагу.       — В ЕС и ООН заинтересовались обращением фонда. Но, к сожалению, в негативном ключе. Утекла информация о том, что будет проведено расследование по поводу того, кто и с какой целью отправил это обращение. Эта новость ставит наше положение под угрозу, поэтому стоит быть готовыми к самому плохому.       Негативная атмосфера сдавливала всех присутствующих. Все молчали, говорить что-то было бессмысленно. Только в крайнем углу то и дело всхлипывала малышка Лихтенштейн — нервишки у девчонки сдали, оно и понятно. Да и у всех остальных нервы были накалены до предела. Так долго выстраивать свою жизнь, чтобы все в один миг рухнуло? Неожиданно тишину прервал Феликс:       — Мне, типа, письмо от друга пришло. Я еще не открывал, но, может это будет, типа, полезно.       Он потеребил в руках конвертик с литовской маркой и отдал его финну. Незамысловатым движением раскладного ножа Тино раскрыл конверт и достал чуть потрепанный лист бумаги. Задумчиво прошелся глазами по тексту и слегка скривился. Видно, новости не самые лучшие. Без лишних слов он передал письмо далее по кругу. Быстро очередь дошла и до Хонды. «Без лишних вступлений хочу обозначить, что письмо с не приятными, а ужасно паршивыми новостями. Сейчас у нас началась суета, работа фонда трещит по швам, а все его члены и клиенты ищут способ спастись. Недавно к нам приезжала небольшая делегация из Франции. Благо, мы узнали об этом вовремя, смогли состроить из себя фонд помощи бездомным. Иван говорит, что если будет реальная угроза, то он будет настаивать на переговорах тет-а-тет. А пока, говорит, еще можно жить. Второпях распихали половину фонда по подставным рабочим местам. Все плохо, это факт, но обходные пути мы всегда найдем. Предупреди своих. Искренне твой, Торис Лоринайтис»       Японец глубоко вздохнул и передал письмо дальше. Спустя еще пару минут мучительного молчания снова заговорил Оксеншерна:       — Вообще-то, это были все новости. Вы можете возвращаться к своим обязанностям.       Все угрюмо закивали и стали понемногу выходить из помещения.       Хонда вернулся в свой кабинет и стал собирать вещи. Время было уже позднее, а от таких новостей оставаться тут более не хотелось. Набросив на себя пальто, японец закрыл кабинет на ключ и спустился в палату Керкленда. Так уж было заведено, что каждый вечер и утро он заходил проведывать своего пациента в неофициальной обстановке.       После вкрадчивого стука в дверь и ленивого «Входите», Кику зашел.       В палате царил полумрак, солнце было уже с противоположной части здания. Зажжена была лишь лампа, чей свет едва ли освещал пространство дальше своей тени. Керкленд лежал на кровати и с интересом читал что-то, вроде бы это был сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Да, это точно он. Эту книжицу ему подарил сам Хонда.       — Глаза испортишь, — аккуратным движением включая свет, посетовал Кику. Англичанин поморщился и взглянул на врача.       — Уж кто бы говорил.       — Интересно?       — Когда читаешь в третий раз — не очень. А в общем и целом довольно неплохо.       — Ну хорошо, если неплохо. Принести завтра что-нибудь?       Дилан задумчиво прикрыл глаза, придумывая, что бы хотел почитать, а Кику сел рядом с его кроватью.       — «Маленький принц», — неожиданно выпалил блондин. — Принесешь?       — Необычная просьба. Но постараюсь достать.       — Спасибо, Кику, спасибо! — парень чуть приподнялся и обхватил руками шею врача и прижал к себе. Стеснение Хонды сразу парализовало его, а краска залила щеки. Редко он так проявлял благодарность. Если точнее — никогда. Когда наконец Дилан выпустил его из объятий, японец все же поинтересовался:       — Почему именно «Маленький принц»?       Блондин загадочно улыбнулся и посмотрел на почти черное небо, на котором едва виднелись огоньки звезд.       — Я вспоминал его. Мне вдруг показалось, что я и есть тот маленький принц, который ищет себя. А ты — мой авиатор. У тебя свои проблемы, но ты мне помогаешь, — он глубоко вздохнул. — Иди, ты выглядишь уставшим.